Матч начинался в полдень. Джон подъехал к бару пораньше, чтобы посидеть в машине, ожидая окончания смены Кевина, понаблюдать за ним и подумать. Он не хочет отношений потому, что Кевин кажется ему подозрительным? Или Кевин кажется ему подозрительным лишь потому, что за последние полтора года он только и делает, что ломает голову над очередным преступлением Призрака?
Джон чуть не застонал, вспомнив о работе.
Кличку «Призрак» придумал какой-то умник из «Хроника Сан-Франциско4». Сам же преступник никаким призраком не был. Типичный маньяк, убивающий приличных граждан Сан-Франциско. Из зависти, как долгое время считал и говорил всем сам Джон. Вплоть до шестого убийства – это был не бизнесмен, не управляющий, не директор компании. Студент. Обычный, мать его, студент, прибывший в город, чтобы повидать тётушку. Джон тогда даже обрадовался. Ну, как же? Нетипичное убийство, выходящее за рамки мании – это неизменно должна была быть ошибка. Именно на таких проколах и ловят маньяков. Родственные связи утопленного в ванной студента были раскручены до пятого колена. Все его однокурсники проверены на три раза – и ничего! НИ-ЧЕ-ГО! Даже соцсети, куда незадачливый паренёк регулярно выкладывал видео, ничего не дали. Пусто! Тишина! И никого, кого можно было бы найти, допросить и привлечь!
С тех пор Призрак начал убивать практически без разбора. Женщины, как из высшего общества, так и обыкновенные проститутки. Мужчины всех уровней заработка, социального статуса и возраста. Не было больше зацепок. Не было догадок. И начальник Джона запросил помощи у федералов. А когда те приехали, оказалось, что его маньяк не такой уж и его (Джон занимался делом Призрака с первого убийства в родном городе, и по праву считал его дело «своим»!). Серии убийств происходили в Сан-Диего, Лос-Анжелесе и Сан-Хосе. И всегда по одному и тому же сценарию. Рядом с жертвой никто никого не видел. Странного поведения ни за кем из убитых не замечали. Просто находили их мёртвыми и всё. Ни свидетелей, ни улик, ни следов. Хотя нет. Один след маньяк всё же оставлял: вырезал на телах своих жертв одну из букв: «G», «U» или «W». Никакой последовательности или схемы не было. Просто одна из указанных букв. Аббревиатура имени? Какое-то слово? Сокращение? Кличка любимой собаки? Джон уже не один день провёл в догадках, но ответа пока не было.
В итоге федералы оставили ему двух агентов, на помощь которых рассчитывать не приходилось. Ну, не мешали – и на том спасибо!
Джон достал из кармана сигарету и закурил. А через пару минут, взглянув на окурок, грязно выругался и выбросил его в окно. Призрак забрал у него даже удовольствие покурить.
В начале года Джон ликовал: на месте преступления нашли окурок! Жертва не курила, а окурок лежал себе рядом с телом, как будто не при делах. Джон тогда провёл все исследования, что только возможно. Ел, спал и практически жил в лаборатории. И оставил уставших от него лаборантов только когда они выдали ему первую зацепку: «Мужчина, возраст около 45 лет». Марка сигарет оказалась слишком распространённой, но вот пол и возраст – это уже было что-то! Тем более, что за предыдущий год ничего ни разу не удавалось найти.
Джон почти две недели ходил довольный, словно поймал маньяка, а не выкуренный бычок нашёл. Начальник ворчал, но открыто ругать не смел. Газеты затихли.
А на следующем месте преступления нашёлся другой окурок. Совершенно другой, и Джон сразу понял, что это значит. В тот момент, когда эксперт тихо шептал ему на ухо его же подозрения, он медленно погружался в своё прежнее состояние. Призрак водил его за нос. Второй найденный окурок был со следами помады и лежал в девственно чистой пепельнице. Джон запросил данные экспертизы, и его догадка подтвердилась – окурку было две недели. Всё моментально стало хуже! Журналисты, как-то прознавшие про подкинутые маньяком «левые» улики разразились морем статей о его некомпетентности. Лейтенант орал, по полной используя мощь своих немаленьких лёгких. А Джон начинал ненавидеть Призрака всей душой!
Следующее место преступления «подарило» ему пять разных окурков от пяти разных людей. Они были разложены в полной пепельнице по кругу. Но, ещё до получения результатов из лаборатории, Джон уже знал – они все не имеют к убитому никакого отношения. Ни, к сожалению, к его убийце.
А последнее место, где окурки были найдены, и то, как именно они были найдены, ставило точку в его догадках. В красивом белоснежном особняке, на чёрном деревянном столике в спальной, где лежал задушенный владелец всей этой красоты, окурками было выложено: «FUCK YOU». И никто теперь не сомневался, кому именно было адресовано это послание. Призрак же не поленился, взял телефон убитого, сделал снимок и отправил фотографию сей инсталляции в газету. Да-да! В ту самую «Хронику Сан-Франциско». Журналист, а Джон долго будет помнить и его имя – Дэвид Датчер, и его гадкую улыбочку, когда тот пришёл в участок для допроса, так и сказал, что «детектив верно угадал, именно Призрак присылает им новости для первой полосы». А уходя, добавил: «Если детектив допёр до такого очевидного факта всего лишь за год, то их сотрудничество с Призраком, пожалуй, затянется на несколько лет. Потому что такие бездарности, как он (это он сказал (зря) про Джона), явно не в состоянии будут найти такого осторожного и умного преступника, как Призрак». Обойдись мистер Датчер без последней фразы, в особенности, без того тона, которым она была произнесена, его нос остался бы цел, карьера Джона не подверглась бы угрозе, а сам он не был бы отстранён от службы на две недели с обязательным посещением мозгоправа. Но, что случилось, то случилось.
После того случая Джон и сам превратился в маньяка. Он уже не хотел спасти чьи-то жизни, не хотел распутать дело. Он хотел только одного: добраться до Призрака! Остановить его любой ценой. Убить, если иначе нельзя, но прекратить это издевательство. Однако, лето подходило к концу, а зацепок в деле маньяка Сан-Франциско как не было, так и не появилось. Зато появились круги под глазами, извечный недосып и ненависть ко всему окружающему миру.
Может, именно поэтому он принял приглашение и сейчас сидел в машине около бара «Red Jack».
Джон выглянул из окна как раз в тот момент, когда Кевин вышел из двери и направился в его сторону.
– Привет! – поприветствовал его Кевин.
Он плюхнулся на пассажирское сиденье и огляделся. Старенький синий "Форд" Джона он видел не раз, а вот в салоне не был. Взгляд Кевина прогулялся по внутренностям автомобиля, а затем он бескомпромиссно выдал:
– А изнутри она выглядит не так убого, как снаружи.
– Не нравится, можешь и пешочком пройтись, – ответил Джон.
Он завёл мотор и выехал на дорогу. До стадиона было минут пятнадцать, если без пробок. Но куда уж без пробок, если сегодня день матча?! Большую часть пути они проехали быстро. Двуполостная набережная Эмбаркадеро, огибающая восточный Сан-Франциско, была почти свободна. Но ближе к стадиону улицы становились уже, а машин больше. Они потратили почти десять минут на преодоление последнего перекрёстка. Наконец, светофор остался позади, Джон припарковал автомобиль и повернулся к Кевину.
– Давай-ка сразу договоримся – это ни разу не свидание! Ты мне не нравишься! И твои намёки тоже! Понял?
– Понял-понял, детектив! – Кевин поднял руки, словно сдаваясь. – Это не свидание, и я тебе даже не нравлюсь! Договорились!
Они вышли из машины и зашагали к входу на стадион. Оказавшись в толпе желающих попасть на матч, Кевин заговорил:
– Я ведь вижу, что ты мне врёшь. Не нервничай, не собираюсь я сцену закатывать, – поспешил он успокоить Джона, заметив, как тот нервно вздрогнул от его слов. – Я ведь нравлюсь тебе. И намёки мои ты не пресекаешь на корню. И если всё дело не во мне, то я согласен подождать.
Они оказались в толпе, и Кевин взял его за плечо, чтобы не потеряться. Он шёл сразу за Джоном и тот слышал его негромкий голос.
– Ты мне очень нравишься, Джон. И я понимаю, что ты из-за своей работы совсем дёрганным стал. Не надо делать мне никаких одолжений. Если ты не хочешь сейчас отношений, так и скажи. Я и сам ещё толком не понимаю, чего хочу.
Они остановились. Джон продолжал прислушиваться, но Кевин молчал. Стоял за спиной так близко, что его дыхание опаляло шею. В голове всколыхнулись фантазии: о горячих ладонях, о поцелуе, – и Джон не стал себя сдерживать. Он одной рукой придержал Кевина, не давая тому отступить назад, прильнул к нему спиной, повернулся и, ткнувшись носом в щёку, поцеловал.
– Всё хорошо, – шепнул он.
Джон развернулся обратно, успев разглядеть в «странном» взгляде новые нотки: растерянность и какую-то странную радость, как будто бы опечаленную. Может, опечаленную его постоянными отказами и потому такую неявную.
Джон выбросил эти мысли из головы. Он сделал первый шаг. Он согласился на эти отношения. Хотя он и понимал, что не успокоится, пока не узнает о Кевине всё. Пока не разгадает секрет его оговорок, странных взглядов и не слишком откровенных жестов.
Эти мысли ушли ещё легче, их прогнало всего одно прикосновение – лёгкое, почти невесомое прикосновение губ к его волосам, и одно слово, сказанное шёпотом:
– Спасибо.