Спортсмены

Александр Высоцкий
ФЕНОМЕН ИЗ КЛИНА (Александр Долгушин)

«День парного весла» разыгрывается Московским городским советом спортивного общества «Буревестник» ежегодно 19 июля, в день рождения Александра Максимовича Долгушина, выдающегося советского спортсмена, заслуженного мастера спорта СССР, павшего смертью храбрых на полях Великой Отечественной войны. Только тридцать лет отпустила Долгушину скупая судьба, но, не скупясь, наделила его жизнь трудностями и препятствиями, словно все это время испытывала на прочность его характер. И паренек из подмосковной деревушки Клин, родившийся в 1912 году, преодолев на своем пути все препятствия, в возрасте двадцати лет «сделал» свой первый золотой дубль. И надо сказать, добиться этого было непросто: в гребных клубах тогда царила строгая иерархия, от разряда к разряду гребцы продвигались медленно. «Выскочек» здесь не любили, так что рассчитывать на быстрый успех не приходилось.

К первенству столицы тридцать третьего года Долгушин готовился в качестве загребного в восьмерке. Гонки восьмерок, этих линкоров академической гребли, никого и никогда не оставляют равнодушными. Темп этого великолепного зрелища регулирует загребной — спортсмен, сидящий на корме лодки, но являющийся центральной фигурой, ведущим команды, под работу которого подстраиваются остальные гребцы.

Все это отлично понимал Долгушин. Он знал, что загребной, помимо большой силы и выносливости — качеств столь необходимых для гребцов, сидящих третьими, четвертыми, пятыми и шестыми номерами в восьмерке и именуемых на профессиональном языке — машиной, должен еще хорошо «чувствовать» лодку, «катить» ее, соразмеряя силу гребка и скорость подъезда, то есть подготовку к гребку. Это обостренное чувство лодки и заставило Александра мечтать о выступлении в одиночке. Он отдавал себе отчет в том, что гребец-одиночник должен обладать особым талантом: тут требовались совсем иная тактика, другой расклад сил, нежели от загребного восьмерки. Именно поэтому Александр так внимательно и жадно наблюдал за посадкой и техникой маститых гребцов-одиночников.

— Гляди, Саша, — грозил ему пальцем его наставник Петр Сергеевич Сергеев, — знаешь пословицу «за двумя зайцами…»?

— Знаю, — отвечал Долгушин, — и все же…

«Мили делают чемпионов» — запомнились прочитанные слова. И поздно вечером после каждой тренировки на восьмерке он садился в одиночку и «накатывал» километры.

За неделю до соревнований на первенство Москвы 1933 года Долгушин объявил Сергееву:

— Хотел бы, Петр Сергеевич, попробовать свои силы и в гонке одиночек.

— На таких соревнованиях не пробуют, — ответил тот. — Слишком ответственная гонка. Но, коли есть охота, можешь продолжать тренироваться и в одиночке. Если пойдет, когда-нибудь и попробуешь…

И вот настал знаменательный день.

Великолепным финишем завершила гонку восьмерка с загребным Долгушиным. Поздравив гребцов, Сергеев спросил:

— Как самочувствие, Александр? Поди, весь выложился?

— Нет, — улыбнулся Долгушин. — Еще бы одну гонку выдержал.

— Ну гляди, — неопределенно сказал тренер.

Счастливый победитель собрался было переодеваться, но Сергеев остановил его:

— Послушай!

В это время диктор объявлял состав участников заезда одиночников, и Александр услышал свою фамилию. Теперь он понял, почему тренер интересовался его самочувствием. Позднее Долгушин узнал, что один из участников заезда на одиночках заболел, и фаворит остался без спарринг-партнера. Сергееву удалось убедить судейскую коллегию разрешить выступить Александру. Ведь фавориту будет интереснее бороться с соперником, чем идти одному, а для Долгушина это проба сил, убеждал тренер главного судью.

И судьи разрешили.

— Ты что, Саша, и в одиночке гоняешься? — обступили его товарищи по восьмерке.

— Выиграть надеешься? — улыбнулся первый номер.

— Выиграть, не выиграть — не знаю. Но и проигрывать не собираюсь, — упрямо сказал Долгушин. Он понимал, что на стороне соперника серьезные преимущества: отличная техника и опыт.

Обе лодки одновременно приняли старт. Сразу же завязалась острая борьба. Противник Долгушина взял очень высокий темп. Он был уверен, что новичок его долго не выдержит и безнадежно отстанет или бросит грести. Жаль, снизит эффект победы. Но Долгушин принял темп. Это означало, что новичок намерен сопротивляться. Соперник Долгушина был доволен. Сопротивление новичка и будет тем фоном, на котором утвердится триумф техники и мастерства. Он укоротил гребок и еще резче увеличил темп. Теперь новичок должен был быстро отстать. Пройдена первая половина дистанции, но Долгушин не отстает.

«Хитришь, милок», — думает он. Александру кажется, что соперник не гребет еще в полную силу и вот-вот начнет бурный финиш. Но этого не происходит.

«Пора», — решает Долгушин, и весла рвут воду. На глазах удивленных зрителей Долгушин выдвигается вперед. Соперник отчаянно пытается его достать. Но просвет увеличивается. Долгушин приходит первым.

— Золотой дубль! — истошно орет первый номер.

— Ведь техника слаба, а выиграл, — недоумевали знатоки. — Почему он выигрывает? Ведь только силой и выдержкой берет. — Они были недалеки от истины.

Высокий, кряжистый, с прекрасно развитой мускулатурой, Долгушин не знал, что значит нервничать. Он был рожден с характером бойца… «Я должен быть и буду первым», — говорил он себе, и губы его плотно смыкались.

Выдержке и упорству Александра с детства учила жизнь. Его отец, крестьянин-бедняк, Максим Долгушин, часто мыкался на заработках. Дети росли без него, и, вероятно, поэтому Александр так нежно любил мать Варвару Захаровну. С тринадцати лет Александр начинает помогать отцу, теперь сторожу гребной станции. После школы он бежит на реку: старательно вычерпывает из лодок воду, вытаскивает их на берег в ненастную погоду, перевозит пассажиров… Работает Александр много и охотно. Учится, надо сказать, с меньшим рвением, позже он скажет своей жене: «Понимаешь, Люся, стеснялся, что был старше своих товарищей и выше их ростом…» Окончив пять классов, он поступил чернорабочим на завод. После смены, как бывало раньше после школьных занятий, он шел на Москву-реку и перевозил пассажиров на другой берег.

В лодке, на воде, Александр чувствовал себя словно в родной стихии. Через три года он так овладел ремеслом перевозчика, что ни один лодочник не мог обогнать его на реке. Теперь для него ничего не стоило в лодке, полной пассажиров, пройти от Бабьегорской плотины до Воробьевых гор и обратно, проделать путь в 20 километров. Он играючи греб, по три часа не бросая весел. Полюбив могучую ширь реки, крутые и отлогие местами берега, Саша научился понимать ее тихий или буйный при ветре нрав. Так же усердно Александр работает на заводе, и старательного паренька-чернорабочего направляют в фабзавуч.

Во время учебы Александр по вечерам в свободное время продолжал перевозить пассажиров. Вместе с другими перевозчиками он участвует в азартных гонках — кто первым пересечет Москву-реку. Испуганные, облитые холодной водой, пассажиры тщетно просят разыгравшихся перевозчиков прекратить рискованные соревнования. После двухлетней учебы Александр возвращается на Первый завод Осоавиахима. Идет 1929 год. Он оставляет лодку: рабочая честь не позволяет ему заниматься перевозом. Теперь он рабочий-слесарь, кормилец, как и отец.

Но река по-прежнему влечет Александра. Он часто вечером приходит на берег и сидит, задумчиво глядя на воду… В судьбе его немалую роль сыграл Петр Сергеевич Сергеев. Вот как об этом рассказывал сам Долгушин:

«Петр Сергеевич не был ни тренером, ни выдающимся спортсменом, но обладал редким чутьем на гребцов. Однажды он сказал мне: «У тебя, парень, спина хорошая, мощная. Почему ты греблей не займешься?» Я ответил, что греб, но вот уже три года как бросил.

Сергеев пристыдил меня и предложил составить учебную двойку. Я согласился и, в свою очередь, соблазнил своего товарища Жверблиса. Тренировались по вечерам, после работы. Мы со Жверблисом гребли, а Петр Сергеевич сидел на руле. Готовились всего 20 дней и неожиданно выиграли в тридцать втором году первенство Москвы в третьем разряде».

Это была первая победа Александра Долгушина.

Готовясь к своему второму гребному сезону, 1933 года, Долгушин всю зиму усиленно занимался бегом и лыжами. Особенно он полюбил лыжи и этой своей любви остался верен до конца. Победам Долгушина на первенстве Москвы 1933 года по третьему разряду в двух лодках — одиночке и восьмерке — удивлялась вся спортивная Москва. Меньше всех удивлялся сам Долгушин. Он продолжал настойчиво тренироваться и вскоре признался: «Хочу побить рекорд Федора Рогачева».

12 июля 1934 года четыре водные станции выставили свои команды на соревнования по академической гребле, проходившие в районе Дорогомилова. Но вместо обычных двух километров шли на полтора. На этих соревнованиях в заезде мужских одиночек первого и второго разрядов выступал и Долгушин. Многочисленные зрители предвкушали интересную борьбу. Так оно и оказалось, однако исход гонки был совершенно неожиданным…

На старт вышли второразрядники Маврин, Веселов, Долгушин и чемпион Москвы перворазрядник Смирнов. Гонку возглавил Смирнов. Но Долгушин буквально «сидит» у него на корме. Метров за 200 до фишина Смирнов не выдерживает напряжения и сходит с дистанции. Победил Долгушин.

— Я гребу изо всех сил, а он, чувствую, вроде без напряжения нагоняет меня, — рассказывал Смирнов после гонки.

Через несколько дней Долгушин устанавливает свой первый всесоюзный рекорд на двухкилометровой дистанции в заезде одиночек-скифов. Характерно, что из-за несовпадения условий в различных реках и озерах (скорость течения, кривизна дистанции и т. д.) рекорды по академической гребле не фиксируются — ни мировые, ни всесоюзные. Отмечаются лишь рекорды данного водоема. В СССР в то время регистрировали всесоюзные рекорды для московской и ленинградской воды.

С этим заездом у Долгугпина связана любопытная история. Дело в том, что рекорд на два километра, принадлежащий москвичу Федору Рогачеву (7 минут 51,2 секунды), был установлен им еще в 1927 году. В течение семи лет к этому времени никто не сумел даже приблизиться. И вот Долгушин, который совсем недавно начал выступать в крупных соревнованиях, идя в темпе 34–36 гребков, сразу улучшает рекорд на 3,1 секунды. Это казалось невероятным, и судьи не решились засчитать время Долгушина: главный судья мягко объяснил недоумевающему победителю, что, очевидно, «секундомеры подвели». Впрочем, уже через пять дней на первенстве ВЦСПС Долгушин доказал, что секундомеры были в полном порядке. На этот раз рекорд был засчитан.

Долгушина включили в московскую команду, поехавшую в Ленинград на первенство СССР 1934 года. Слет лучших гребцов Советского Союза открылся 4 сентября парадом участников. В тот же день состоялся финальный заезд одиночников, в котором участвовали два москвича — Долгушин и выступающий в личном первенстве Смирнов и два ленинградца — чемпион СССР 1932 года на одиночке Чувахин и экс-чемпион СССР Жуков.

Два фальстарта. Наконец гребцам удалось преодолеть волнение. Соперники гребут ровно. Жуков и Чувахин делают по 40 ударов. Долгушин и Смирнов — по 36. На первых ста метрах еще никто не добился преимущества. Идет борьба нервов. Затем постепенно выдвигается вперед Долгушин.

Но Смирнов делает «навал», наехав на лодку Чувахина. Главный судья останавливает гонку и снимает Смирнова. Судьи на катере решают дать новый старт с места остановки заезда (остается примерно тысяча сто метров). Со старта вперед вырывается Чувахин, но Долгушин настигает его и длинным спуртом уходит вперед на корпус лодки. На повороте просвет увеличивается. Бурным финишем Александр доводит разрыв до трех с половиной корпусов лодки. Чемпион Союза 1932 года проиграл ему на тысяче ста метрах 15 секунд!

Нельзя, пожалуй, вспомнить первенства или соревнования, в котором Долгушин выступал бы только в одном классе судов. Первенство СССР 1934 года не было исключением. В этот раз Долгушин выступал и в заезде скифовых восьмерок.

Основное соперничество разгорелось между командами двух городов: Ленинграда с загребным Савримовичем и Москвы, где загребал Пахомов, Долгушин на сей раз сидел седьмым номером. Его задачей было передать темп и работу загребного всей команде.

Со старта начинают ровно по 32 удара. Из-под моста команда Москвы выходит немного вперед. Москвичи нажимают и выигрывают пол-лодки на отметке 1100 метров, Ленинградцы увеличивают темп до 34 гребков, но москвичи все еще впереди и упорно ведут гонку. Темп падает, соперники делают по 32 гребка. К повороту подходят рядом. На повороте рулевой Ленинграда, пользуясь лучшим знанием трассы, резко бросает свою лодку влево, и она оказывается впереди. На последней прямой стремительный финиш: обе лодки идут вместе, их весла почти касаются друг друга. Напряженный спурт, и лишь на самом финише ленинградцы выигрывают гонку.

В отчете, посвященном закончившемуся чемпионату, корреспондент писал: «…из гребцов, заслуживающих быть отмеченными, следует выделить в первую очередь нового одиночника Долгушина, добившегося за короткий срок звания чемпиона и рекордсмена СССР и в настоящее время почти не имеющего конкурентов, несмотря на далеко еще не совершенный стиль».

В 1934 году Долгушин выступает за команду Промкооперации, представители которой не раз составляли серьезную конкуренцию спортсменам из обществ с романтическими названиями «Спартак» и «Динамо». Однажды Лидия Даниловна Чупшева, которую, впрочем, за улыбчивость и молодость все называли просто Лида, хотя она и занимала пост председателя общества Промкооперации, собрала спортивный актив. Долгушин смущенно сидел в стороне, не зная, куда девать свои длинные руки: он увидел здесь сразу столько знаменитостей, что у него захватило дух. Лида Чупшева, окинув собравшихся веселым взглядом, спросила: «Кто из вас читал «Песню о Буревестнике»?»

Кто-то поднял руку. Еще один, два, три… Лида нахмурилась. Она отошла к окну, поправила красную косынку и, заложив руки за спину, продекламировала: «Над седой равниной моря ветер тучи собирает. Между тучами и морем гордо реет Буревестник, черной молнии подобный».

Впервые в жизни Саша слышал такие слова и такое чтение. Он отчетливо, зримо представил себе седые гребни волн, и черные тучи, и эту смелую птицу…

«То крылом волны касаясь, то стрелой взмывая к тучам, он кричит, и — тучи слышат радость в смелом крике птицы».

Стихи произвели на Долгушина огромное впечатление. Он сидит притихший и зачарованный.

— На днях я прочитала речь Максима Горького на съезде писателей, — говорит Чупшева, — и подумала, а что, если назвать наше общество «Буревестником»?

— Здорово! — поддержал кто-то.

Эта мысль всем понравилась. Молчал только Саша.

— А ты что же, Саша, — против? — спросила Лида.

— Очень даже за. Но разрешит ли нам Горький, может, он не согласится.

— Разрешит, — убежденно произнесла Лида. — Не может не согласиться. Я его видела. Глаза у него такие задумчивые и добрые. Очень добрые. Сами увидите.

Тут же решили, кто будет в составе делегации. Долгушина избрали единогласно. Саша вышел от Лиды Чупшевой с аккуратно сложенным листком, на котором старательно записал книги Максима Горького.

Через несколько дней Саша с волнением всматривался в усатое морщинистое лицо, которое напоминало лицо его отца. И усы Горький разглаживал так же старательно, как и Максим Долгушин. А глаза — Лида была права — были очень добрыми. Горький внимательно слушал, потом поинтересовался, много ли спортсменов в обществе, какие имеются спортивные достижения. Лида, волнуясь, рассказывала чуть сбивчиво, перечисляя рекорды, загибая пальцы. Писатель улыбнулся в усы и, сильно окая, сказал:

— Вам нужно запасаться верою в себя, в свои силы, и эта вера достигается преодолением препятствий, воспитанием воли, тренировкой ее… Вы знаете, что, тренируя свое тело, человек становится здоровым, выносливым, ловким, — так же следует тренировать свой разум, свою волю.

Лида ответила за всех!

— Мы понимаем это.

Саша Долгушин, смущаясь, спросил:

— А как с названием?

Горький, прищурившись, разгладил усы:

— Согласен, если не подведете.

Так родилось еще одно романтическое название спортивного общества — «Буревестник». В этом же году Александра Долгушина призвали в армию.

Окончив курс молодого солдата, он с головой уходит в изучение боевой машины. Прошло только полгода, как он надел военную форму, а его уже отмечают как одного из лучших водителей бронетанкового батальона.

Однажды Долгушина вызвали в штаб. Приехавший комбриг с любопытством смотрел на высокого светлоглазого красноармейца.

— Как служит? — спросил он у комбата.

— Красноармеец Долгушин — отличник боевой и политической подготовки, — отчеканил комбат.

— А учиться хотите? — спросил комбриг у Долгушина.

— Хочу, товарищ комбриг.

— Есть распоряжение, — объявил комбриг, — вас досрочно демобилизовать и направить на учебу в институт физкультуры. Что, — сказал он комбату, — жаль расставаться с хорошим бойцом? Ничего не поделаешь, приказ командующего округом. А вас, товарищ красноармеец, поздравляю. Желаю успеха.

Так Александр Долгушин стал студентом. Понимая, что для него сделано исключение, Александр взялся за учебу. А спортивная жизнь шла своим чередом. Уже 5 августа Долгушин принял участие во II Спартакиаде профсоюзов. Александр выступил загребным в четверке с рулевым. В лодке сидели: Патрин, Барановский, Родионов и на руле Рогачев.

В финальном заезде, кроме москвичей, выступали и ленинградцы с загребным Чистяковым — эта команда была чемпионом СССР 1934 года.

Но москвичи, ведомые Долгушиным, значительно опередили именитых соперников, выиграв у них 7,8 секунды и улучшив рекорд 1927 года, установленный ленинградцами с загребным Савримовичем. Выступление Александра Долгушина в качестве загребного четверки с рулевым явило еще одну грань его спортивного дарования. А через две недели на водной станции Дорогомилово начались соревнования 1935 года на первенство ВЦСПС. Они особенно запомнились Александру еще и тем, что в них участвовали 132 команды гребцов-академистов. Цифра небывалая для тех лет. Кстати, Долгушин принимал участие в подготовке для радио информации, посвященной состязаниям.

В первый же день соревнований Александр Долгушип на одиночке улучшил почти на 13 секунд свой же рекорд 1934 года для московской воды. Он прошел двухкилометровую дистанцию за 7.34,6, показав время европейского класса.

— Европейское, говоришь, милок, — улыбнулся Долгушин одному из поздравлявших его болельщиков. — Не спорю, время хорошее, а насчет европейского ничего не скажу, не знаю. Встречаться с зарубежными спортсменами мне пока не довелось.

— Гребля — единственный вид спорта, в котором советские мастера еще ни разу не встречались с иностранными, — вставил кто-то.

— Встретимся, — заверил Александр, — и не подкачаем…

На этих же соревнованиях Александр, как обычно, выступает еще и в восьмерке. Загребает в ней Пахомов, Долгушин сидит на седьмом. Основным конкурентом москвичей была восьмерка Ленинграда с загребным Савримовичем. Это был сильный противник, но Долгушин с товарищами и здесь добились успеха. Они противопоставили резкой спуртовой манере ленинградцев спокойную, размеренную греблю. Борьба была на редкость упорной. Почти до самого финиша лодки шли нос в нос. И лишь почти на самом створе москвичи, «передернув»[6] несколько гребков, выиграли гонку.

В конце августа Долгушин вновь завоевал звание чемпиона столицы в заезде скифовых одиночек. Чемпионат страны в 1935 году не разыгрывался. Так закончился еще один гребной сезон.

Из-за участия во II Спартакиаде профсоюзов Александр сильно отстал от своих институтских товарищей. Хотя к Долгушину и были прикреплены отличники-студенты и преподаватели, сам он на каждом шагу мучительно ощущал пробелы в своем образовании. Пять классов были явно недостаточным подспорьем для усвоения программы вуза. Долгушин видел то, чего не хотели замечать друзья-студенты: что-то одно — институт или греблю следует оставить.

Долгушин жадно тянулся к знаниям, но и спорт не был развлечением. Глубоко в душу запали слова Максима Горького: «Нужно, чтобы рабочий класс окреп физически…» Значит, занятия спортом были важней. Так пришло окончательное решение. Обманывать себя и товарищей он не хотел и не мог.

— Я лучше повременю, — сказал он в деканате и выложил студенческий билет и зачетную книжку. — Не хочу занимать место, пусть учится другой. Поступлю на рабфак, поработаю, подучусь, тогда и? приду…

Пригодилась освоенная в армии профессия. Долгушин устроился работать шофером. Шел 1936 год.

Пожалуй, первенство СССР этого года, проходившее с 22 по 24 августа на Малой Невке в Ленинграде, можно смело назвать одним из самых блестящих достижений в спортивной биографии Долгушина, который выступил в трех классах судов. На одиночке он выиграл у москвича Смирнова и ленинградца Шевенко. Но на этот раз отрыв от соперников был равен 4–5 секундам, чем многочисленные зрители были явно разочарованы, ведь обычно отрыв достигал 15–20 секунд. На двойке парной вместе с Родионовым Долгушин тоже был первым. И в этом заезде разница была минимальной, всего лишь 0,6 секунды. Наблюдавшие за соревнованиями недоумевали, почему Долгушин, обычно намного опережавший соперников, сейчас выигрывает так мало?

А Долгушин просто берег силы. Ему предстояла еще гонка в восьмерке. Гонка, в которой команда Ленинграда, ведомая Савримовичем, значительно усилившая свой состав после поражения на первенстве ВЦСПС, надеялась на реванш, тем более что у москвичей вместо опытного Пахомова теперь загребал Долгушин.

Гонка, заключающая первенство, по праву была признана наиболее интересной и драматичной. Три четверти дистанции лидировали москвичи, но на последних 500 метрах вперед выходят ленинградцы, правда, выигрывают они всего 0,5 секунды.

Долгушин остро переживал проигрыш.

— Ничего, милок, — говорил он первому номеру, — мы еще погоняемся…

Командам-соперницам предстояло встретиться в этом году еще раз, но уже на другой, более длинной дистанции — такой, на которой проводились состязания английских гребцов. В Англии в те годы большой популярностью пользовались соревнования между высшими учебными заведениями Оксфорда и Кембриджа. Журнал «Физкультура и спорт» выступил инициатором нового состязания — «советского Оксфорда и Кембриджа».

На эти соревнования были допущены команды вузов двух городов: экипаж Ленинградского института физической культуры имени Лесгафта, команда — чемпион СССР 1936 года с загребным Савримовичем, и восьмерка Московского института физической культуры имени Сталина. Оба экипажа, готовясь к этому состязанию, максимально усилили свой состав. Команда москвичей включала чемпионов СССР — Долгушина, Родионова, Смирнова и чемпионов Москвы — Барановского, Панина, Патрина, Солдаткина, Троицкого. На руле шел опытный Рогачев.

Гонка проводилась на шестикилометровой трассе. Врачи опасались чрезмерных нагрузок, но их опасения не подтвердились, хорошо тренированные команды легко преодолевали новую для них дистанцию.

В день соревнований была солнечная погода. Яркие блики играли на воде. Катера с судьями сопровождали соревнующиеся экипажи. С трибун и гранитных ступеней набережной Центрального парка культуры и отдыха имени Горького за ними, волнуясь, внимательно следили болельщики.

Команды заняли стартовые места. На стороне ленинградцев преимущество. Долгушин при жеребьевке вытащил невыгодную воду.

Около двух третей дистанции пролегало по крутой излучине Москвы-реки, команде Долгушина досталась внешняя дорожка, поэтому путь, который должна была совершить их лодка, был длиннее. Со старта лодки рванулись почти одновременно. Первые десятки метров они идут нос в нос, но вот москвичам удается выйти вперед. Теперь главное — удержать преимущество. Александр укорачивает гребок и за счет этого повышает темп. Ленинградцы работают заметно реже, и их гребок длиннее.

На финишную прямую команды выходят одновременно. В работе москвичей что-то разладилось. Хотя так же дружно раздаются всплески захвата, но гребок «тает» на глазах. Александр пытается вывести команду вперед.

Тренер Рогачев, сидевший на руле, поддерживает загребного. «Держать гребок! Не скисать!» — командует он в рупор.

Но гребок ослабевает. Вот пройден последний бакен. Москвичи чуть-чуть впереди. Рулевой ленинградцев что-то кричит своим.

Ленинградцы спуртуют.

Ответный спурт москвичей. Уже из последних сил. Лодка ленинградцев настигает москвичей, и сейчас они идут рядом. «Уходят, — мелькает мысль, — уходят!» Долгушин увеличивает темп. «Принимай загребного, — снова кричит Рогачев. — Принимай!» Шестнадцать весел рвут воду. Судейский гонг и отмашка фиксируют победу ленинградцев.

— Не падай духом, Саша, — сказал тренер. — Умей и проигрывать. Помни пословицу «быть гребцом — значит быть борцом».

— Помню, — хмуро откликнулся Долгушин. — Только почему мы на протяжении сезона дважды проиграли гонку? Ведь в нашей восьмерке цвет московских гребцов?

— Сам по себе этот фактор еще ничего не решает, — ответил Рогачев. — Если бы мы посадили в лодку восьмерых чемпионов-одиночников, мы все равно бы проиграли. Решает, Саша, не умение каждого гребца, а гармоничное сочетание качеств всех восьмерых. Его-то нам и не удалось достичь. Моя ошибка. Знал ведь, что все номера в восьмерке — это сильные гребцы, но разные по характеру, склонностям, надеялся, что успеют прикататься, сработаются. Но но сработались. Команды не получилось. Потому и проиграли…

Придя домой, Долгушин принялся разбирать почту. Он ожидал письма из Баку. В спортивной жизни этого города сложилась парадоксальная картина. В Баку, стоящем на берегу моря и имевшем все возможности для развития гребного спорта, именно этот вид спорта почти не культивировался. Долгушин написал об этом в партийные органы печати города Баку. И вот перед ним вырезка из газеты. «Вышка» забила во все колокола, повела широкую пропаганду гребного спорта под рубрикой: «В шлюпки, за весла».

«Ай да ребята, ай да молодцы, — улыбается довольный Александр. — Теперь дело пойдет. Надо мне ответить им». И 21 апреля 1937 года Долгушин обратился через газету «Вышка» к бакинским спортсменам.

«Товарищи бакинцы, — писал он, — с большим интересом я узнал о готовящихся у вас соревнованиях по гребле на шлюпах, организуемых газетой «Вышка»…»

Это письмо он закончил такими словами:

«…надо надеяться, что в недалеком будущем гребцы Москвы встретятся в соревнованиях с гребцами города Баку…

Чемпион СССР по гребле Л. М. Долгушин».

Он радовался. Гребля получала все большее признание. В соревнованиях на первенство Москвы в конце июля участвовало 850 гребцов из девятнадцати спортивных обществ. Состязания продолжались четыре дня, и за это время ни на минуту не спадал накал борьбы.

— Именно это, — говорил потом Долгушин, — помогло мне установить на этих соревнованиях сразу два всесоюзных рекорда для московской воды, на одиночке и на двойке парной с Родионовым.

Долгушин сожалел, что в 1937 году не проводилось первенство Советского Союза. Поэтому самым главным событием гребного сезона Александр считал первенство ВЦСПС, проводившееся в конце августа в Ленинграде. Он смотрел на него как на неофициальное первенство СССР, потому что на гонки в качестве гостей были допущены гребцы и непрофсоюзных коллективов. Долгушин тщательно готовился к соревнованиям и рассчитывал на успех. И он пришел. Александр стал победителем в заезде на одиночке и на двойке парной вместе со своим неизменным партнером Родионовым. В командном зачете также победили москвичи.

— Я не согласен, — говорил Долгушин, — со спортивными обозревателями, утверждающими, что успехи московских команд объясняются применением нового стиля Фербена, который якобы помог москвичам достичь таких же благоприятных результатов, как и за рубежом. Да, действительно, многие гребцы Москвы знакомы со стилем знаменитого англичанина, этим знакомством мы обязаны тренеру товарищу Рогачеву. Метод англичанина можно выразить несколькими словами — это стиль непринужденных, естественных движений. Но мне думается, что основа успеха москвичей в том массовом увлечении греблей, которое характерно для нашего города.

Александр понимал, что вместе с массовостью растет и мастерство.

Чемпионат страны 1938 года проводился в первых числах сентября в Москве. Помимо команд Москвы, Ленинграда, Днепропетровска, Киева, Горького, Днепродзержинска выступали молодые команды Иркутска, Тбилиси, Ростова.

Долгушин ликовал.

— Гляди, милок! — торжествующе говорил он своему другу. — Сколько новых гребцов появилось!

Заключительный день соревнований принес победу Москве. Все четыре заезда в разряде мастеров выиграли столичные гребцы.

И на этот раз Долгушин отлично прошел дистанцию, завоевав в третий раз звание чемпиона СССР на одиночке. Разрыв между победителем и ближайшим из боровшихся за второе место ленинградцев Чувахиным и Жуковым был больше тридцати секунд! Второе место досталось Чувахину.

Через некоторое время участники только что закончившегося заезда одиночников встретились на старте вновь. Но на этот раз уже в двойках парных. Жуков греб в паре с Чувахиным, Долгушин — с Родионовым. И в этом заезде первенствовали москвичи, опередив соперников на 9 секунд.

Однажды читатели спортивной газеты были немало удивлены.

В небольшой заметке сообщалось, что в конце декабря 1938 года общество «Буревестник» проводило конькобежные соревнования и… «классное место мог бы занять чемпион СССР по гребле Долгушин, но упал».

А на лыжне он выступал за команду мастеров, от соревнования к соревнованию улучшая свои результаты. В этом же году Александр знакомится с Люсей Мухиной, и она становится его женой…

Целую декаду шли упорные «бои» на Москве-реке за звание чемпиона столицы по академической гребле сезона 1939 года.

Интерес к этим спортивным соревнованиям, как всегда, был огромен.

Сенсацией явилось поражение неоднократного чемпиона СССР А. Долгушина. Почти всю дистанцию лодки Александра и его постоянного конкурента Смирнова шли нос в нос, и только на последних ста метрах ценой невероятного напряжения Смирнов вырвал победу. Это было первое поражение Александра Долгушина на одиночке за последние шесть лет. А через три дня на водной станции ЦПКиО имени Горького началось первенство СССР.

В отличие от прошлых лет в нем участвовали сборные команды спортивных обществ, а не сборные городов. Новый принцип позволил большему количеству талантливых молодых гребцов впервые выйти на старты всесоюзных соревнований и помериться силами с признанными мастерами. За победу боролось около 400 гребцов из 17 обществ. Только в финале встретился Долгушин со Смирновым. Как бы беря реванш за проигрыш на первенстве Москвы, Долгушин значительно опередил Смирнова! Блестяще выступили Долгушин с Родионовым на двойке парной, одержав уверенную победу. Завоевав звание чемпиона СССР 1939 года на одиночке и двойке парной, Долгушин вновь подтвердил, что он находится в расцвете своего спортивного таланта.

Александр стал семикратным чемпионом СССР. Он не проиграл ни одного первенства Союза на одиночке и сделал на трех чемпионатах «золотой дубль», победив одновременно на двойке парной.

Гребля — такой вид спорта, где обычно трудно сравнить результаты мастера и новичка из-за разницы судов почти для каждого разряда. Тем больший интерес представляют соревнования, когда мастера, перворазрядники и все остальные гребцы выступают в равных условиях на учебных четверках — самых тяжелых лодках. Вот почему никогда не упускавший случая помериться силами Долгушин решил выступить в этих соревнованиях на приз открытия гребного сезона, проходивших в Москве 6 мая 1940 года, загребным в четверке «Буревестника», которая и выиграла их, опередив 23 команды.

Восемь дней разыгрывалось первенство Москвы по академической гребле, и с первого до последнего дня в центре всеобщего внимания были блестящие победы А. Долгушина. За это время он установил два новых всесоюзных рекорда на московской воде, из которых один — вместе с Родионовым на распашной двойке без рулевого — улучшил дважды, превысив рекорд ленинградцев Стельпе — Сабриковича 1938 года на 30,2 секунды, а на одиночке вновь показал время международного класса. Кроме того, впервые в истории гребли он стал четырехкратным чемпионом столицы — на одиночке, двойке парной, двойке распашной и четверке с рулевым.

Взрыв оваций вызвала победа в заезде четверок с рулевым.

Команда «Буревестника», ведомая Долгушиным, уверенно обыграла чемпиона СССР — четверку общества «Спартак» с загребным С. Шереметьевым, показав результат 7. 21, 0. На двойке парной Долгушин и Родионов финишировали с результатом 7. 12, 0. И, наконец, на одиночке Долгушин улучшил свой результат 1938 года на 15,8 секунды, показав результат 7. 15, 1. Это время было достигнуто при очень плохой погоде, на крутой волне. Интересно заметить, что Долгушин шел на чужой лодке.

Многие годы этот результат, показанный Александром Долгушиным на московской воде, оставался непревзойденным. Улучшить его смог через несколько лет после войны олимпийский чемпион Ю. Тюкалов. Тот факт, что сделать это удалось лишь гребцу, ставшему олимпийским чемпионом, еще раз свидетельствует о том, что рекорд, установленный в 1940 году Долгушиным, был результатом не только союзного, но и мирового значения.

27 июля 1940 года Александру Долгушину присваивается самое высокое спортивное звание, которое может завоевать спортсмен в нашей стране, заслуженного мастера спорта СССР. В этом же году он переходит на тренерскую работу и обращается через газету «Красный спорт» ко всем классным спортсменам СССР с открытым письмом, озаглавленным «Почетный долг».

«Несколько дней назад, — писал Долгушин, — постановлением Всесоюзного комитета физкультуры мне присвоено звание заслуженного мастера спорта СССР. Это почетное звание дорого мне не только и не столько, как оценка моих спортивных достижений, но особенно как оценка моей общественно-тренерской работы по гребному спорту…

Мы не только подготовим сотни и тысячи сильных, выносливых людей, готовых к труду и обороне, но и сумеем «открыть» в низовых коллективах спортивные таланты, свою смену, молодежь, которая уверенно пойдет на штурм мировых рекордов.

Я обращаюсь ко всем заслуженным мастерам и мастерам спорта СССР, к сильнейшим перворазрядникам с призывом: идите в низовые коллективы готовить квалифицированных тренеров-общественников, растите нашу спортивную смену…

Уверен, что мастера спорта откликнутся на мой призыв».

И спортсмены откликнулись. Как и Долгушин, они старательно готовят молодых. Занятия с начинающими увлекают Александра. Кропотливо и настойчиво он растит смену, стремясь пробудить в своих учениках любовь к гребле.

— Это благородный спорт, — горячо говорит он им, — вода, солнце, стремительное движение изящных легких лодок…

Каждое проводимое им занятие, как правило, оканчивается беседой по душам. Александр не скрывает трудностей тренировок и особенно соревнований…

— Гонка требует предельной отдачи, — пояснял он, — нередко мужественные, сильные люди с последним ударом весла падают в обморок. Да, да, я не шучу, — повторяет он, заметив чью-то недоверчивую улыбку, — огромное напряжение воли. Малодушные обречены на неудачу. Бывает так, что сильный гребец проигрывает более слабому только потому, что не может подавить в себе малодушия.

— А как же бороться с этим? — спросил толстощекий паренек.

— Строгим режимом и повседневными упорными тренировками. Запомните, борьбу эту нужно вести не только во время соревнований.

Сколько спортивных талантов было найдено Долгушиным в период подготовки к первенству Москвы 1941 года и к первенству СССР, назначенному на 6–8 августа?

Но война спутала все планы.

Через несколько дней после ее начала в Комитете по делам физкультуры и спорта собрались заслуженные мастера спорта, чемпионы СССР. Александр здоровается с абсолютным чемпионом страны по боксу Николаем Королевым, прославленными бегунами братьями Знаменскими, машет рукой чемпиону страны по конькам Анатолию Капчинскому, что-то говорившему в дальнем углу, борцам Алексею Катулину и Григорию Пыльнову.

После горячего обсуждения спортсмены подготовили и направили письмо в Центральный Комитет ВКП(б), Председателю Комитета Обороны И. В. Сталину. Заклеймив подлое нападение, спортсмены единодушно выразили готовность немедленно отправиться на самый трудный участок фронта и выполнить любое задание Родины. Одним из первых подписал письмо Долгушин.

1 июля 1941 года на митинге молодежи Москвы и Московской области Александр Долгушин произнес пламенную речь:

«Занимаясь мирным трудом, мы ни на минуту не забывали об угрозе войны, готовились к защите Родины…

Мы уходим на фронт. Мы идем защищать свою Родину и будем драться до последней капли крови.

Наше дело правое! Мы победим вероломного врага!»

Сразу же после митинга, проходившего на стадионе «Динамо», Долгушин в военной форме вместе с другими спортсменами едет на одну из подмосковных станций, где формируются, в основном из спортсменов, подразделения ОМСБОНа для действий в глубоком тылу врага.

С трудом сдерживая слезы, припала к груди мужа Люся Долгушина.

— Успокойся, Люсенька, — целуя жену, говорил Александр. — Ты ведь жена гребца… Жди.

И она ждала. Первое письмо она получила в феврале 1942 года. «Любимая, — писал Саша, — 23 января мы приняли боевое крещение и вышли победителями. Моя снайперская винтовка не подвела меня. Пригодились и спортивная стрельба, и лыжная подготовка. В этом бою на мою долю пришлось семь фашистов. Первого — фашистского офицера, я снял, когда он выглянул из башни. За танками шла пехота, и мне удалось уничтожить еще шесть человек.

Так много хотелось бы рассказать тебе, родная…» Он, действительно, многое мог бы сообщить жене. Спустя неделю после описанного им боя под Сухиничами в городе Козельске из остатков бригады, принявшей на себя главный удар мотомеханизированных и бронетанковых частей гитлеровцев, рвавшихся к Москве, был организован партизанский отряд «Славный», почти целиком состоящий из заслуженных мастеров и мастеров спорта СССР.

«…В бою под Сухиничами, — писал жене Александр, — пал смертью героя Гриша Пыльнов. Ты знала его — он был чемпионом страны по борьбе в полутяжелом весе. Он погиб, но сотни других спортсменов продолжают борьбу…»

Долгушин имел в виду дравшихся рядом с ним гимнастов Сергея Коржуева и Владимира Семенова, велосипедиста-трековика Виктора Зайпольда, пловцов Евгения Мельникова и Константина Мадея — балагура и весельчака, командира комсомольско-молодежной роты, заслуженного мастера спорта Леонида Митропольского, ставшего боевым разведчиком, дискобола Али Исаева и многих других.

Через несколько дней отряд пересек линию фронта. Этот переход занял пять суток и уже сам по себе, несомненно, был подвигом. Наиболее выносливые и сильные: Долгушин, Мадей, Ермолаев и Фролов — составили головной дозор и торили лыжню по глубокому снегу, неся на себе продовольствие и боеприпасы. Менялись часто, давая отдохнуть идущему впереди через каждые двести метров. Мороз и ледяной ветер обжигали лицо. Снег забивался под обмундирование. Коченели ноги. Но они шли…

И вот «Славный» в Брянских лесах. Ранней весной была получена радиограмма из Центра. Один из отрядов, перейдя линию фронта, затерялся в Брянских лесах. В отряде обмороженные. Необходима помощь. На поиск вышло несколько групп. Решили послать также лыжников-москвичей. В группу вошел и Долгушин. Им удалось обнаружить пропавший отряд. Более тридцати человек были обморожены. Доставить их в лагерь «Славного» оказалось непросто — весенний паводок превратил реку Болву в озеро. Только вершины кустов и затопленные деревья обозначали берега. Лодок не было. Опасаясь партизан, немцы еще осенью изрубили их и сожгли.

Местный старик рыбак пригнал утлую лодчонку.

— Глядите, — сказал он, — на ней недолго и потонуть, может, кто из вас сумеет с ней управляться?

Долгушин сел в лодку и весь остаток дня и всю ночь перевозил обмороженных. Ладони стерты до крови. Наконец переправа окончена. Можно двигаться в лагерь.

Слух о появлении «московского» отряда быстро распространился по всей округе.

Кондратия Мадея, Николая Шатова, Леонида Митропольского, Моисея Иваньковича, Григория Ермолаева, Эдуарда Бухмана, Виктора Зайпольда и Александра Долгушина знали и в других отрядах. Долгушин умел делать все — сказалось трудовое детство: сплести добротные лапти, смастерить седло, подковать лошадь, сварить обед, срубить баню, починить сапоги и подоить корову. Но известность Долгушину принесли его снайперские выстрелы. Однажды, прикрывая отход товарищей после дерзкой вылазки, он залез в подбитый немецкий танк. Уничтожив троих гитлеровцев, Долгушин дотемна держал в топком болоте остальных, не давая им поднять головы.

Тоскуя по реке, по лодке, он завел себе ручную дрезину, которую обычно приводили в действие три человека. Долгушин справлялся один. Эта дрезина скоро стала хорошо известна немцам. Через несколько районов Брянщины проходила узкоколейка. Она связывала Дятьков-ский район, где базировался отряд, с Брянском, Людиновом, Ивотом, Бытошем и Сельцом. Дрезина оказалась очень полезной для партизан.

— На весла, Милок, — говорил ему командир. «Милок» — любимое обращение Александра — крепко пристало к нему самому.

— Хальт! — орали фашисты, беспорядочно строча из автоматов вслед промелькнувшей дрезине.

— Проскочили! — улыбается Долгушин. Ветер треплет его вьющиеся волосы.

Напряженный труд партизан, полный опасностей и приключений, не тяготил Долгушина. Он относился к нему, как к обычной работе. Его беспокоила судьба Люси, Как там она?

Для отрядов, базировавшихся в Клетнянском лесу, конец 1942 и начало 1943 года оказались трудными. Немцы решили очистить район от партизан. Ежедневно прибывали новые воинские подразделения гитлеровцев. Кольцо блокады сжималось.

— Будем прорываться, — решил командир «Славного». — А ну-ка, Милок, давай на весла. Передашь Бате боевое донесение. Только гляди, кругом фрицы вдоль дороги шастают.

— Ничего, проскочу!

— Мы постараемся отвлечь от тебя внимание.

Александр разгоняет дрезину и вскакивает на ходу…

Батя, получив донесение, ударил с тыла. 30 января 1943 года отряд вырвался из окружения. Но гитлеровцы организовали преследование. Передышки нет. Бои следуют один за другим. Февраль оказался еще более трудным. Каратели пытались проникнуть на партизанские базы.

В начале марта сорок третьего года Александра Долгушина вызвал командир. В его землянке Саша увидел Али Исаева, Шатова, Иваньковича, Мадея и других заслуженных мастеров спорта. Их осталось всего только восемь. Остальные погибли в боях или были ранены и эвакуированы.

— Специально о вас пришел приказ из Центра, — объявил командир. — Запрещено посылать заслуженных мастеров спорта, чемпионов и рекордсменов на опасные задания, отправим вас, как только представится возможность, на Большую землю. А пока мы используем вас для караульной службы и хозяйственных работ.

— Не согласны, — ответил за всех Александр.

— Это приказ, — жестко оборвал его командир, — обсуждать его не будем. Можете высказать предложения по его исполнению.

Долгушин молча обвел взглядом лица товарищей. Кого не пускать в бой? Али Исаева — лучшего гранатометчика, не знающего слова «страх» и непостижимо спокойного в минуты смертельной опасности? Или Мадея — командира ударной роты?

— Я добровольно пришел на фронт, — глухо сказал Долгушин. — Я на стадионе «Динамо» призывал идти в бой с врагом, а мне предлагают вернуться в Москву, лишают возможности защищать Родину. Я понимаю, чем вызван такой приказ. Это забота о нас, спортсменах. Но поймите и вы меня, я не могу оставить отряд, пока оккупанты топчут нашу родную землю. Только победа может демобилизовать меня.

Иначе Долгушин поступить не мог Его всегда отличали исключительная честность и принципиальность. Как-то на соревнованиях при розыгрыше первенства Москвы 1939 года произошел такой случай. Соперник Долгушина перед самым стартом заявил, что они соревнуются в неравных условиях, ибо лодка Долгушина лучше. Действительно, Александр выступал на одиночке А. Переселенцева, первого русского чемпиона Европы 1913 года, привезенной знаменитым москвичом в 1914 году из Франции. Александр улыбнулся и добродушно предложил: «Давай поменяемся лодками». Соперник обрадовался. Чужая одиночка была «мелкой» для Долгушина, да и на ходу она ему показалась «тупой». Уже со старта он проигрывал несколько корпусов, его прежняя лодка, как бы мстя за «измену», уходила все дальше и дальше. Собрав всю свою волю, Долгушин длинным спуртом достает соперника и пересекает финиш первым, опередив соперника на целых 42 секунды.

Но главное заключалось не в том, что Долгушин победил, а в том, что не отдать лодку он не мог. Спортивная честность во время соревнований, как и честность гражданская, не позволившая ему занимать чужое место в институте, была его человеческой сущностью. Вот и сейчас мог ли он покинуть товарищей, сражающихся с врагом?

— Правильно, Саша, верно, Милок, — поддержали Исаев, Шатов, Зайпольд и другие.

— Только смерть может заставить меня прекратить борьбу с фашистами, — сказал Костя Мадей. — Я не оставлю роту…

— Силком не заставляю, — ответил командир, едва скрывая свое одобрение. Он выполнил приказ… Не его вина, если они решили воевать. — А теперь собирайтесь, — сказал он, — идем в Белоруссию…

19 мая 1943 года «Славный» достиг Чечеренских лесов и остановился близ реки Сож. Для подготовки переправы командир выделил группу. Помощником начальника переправы был назначен Долгушин. Широкая река еще не вошла в берега. Лениво извиваясь среди зеленых лугов, она сверкала на солнце. За рекой были шоссе Могилев — Гомель и железная дорога. Мадей на лодке хотел было перевозить подводы с ранеными.

— Погоди, милок, — остановил его Долгушин. — Ты ведь пловец, а здесь нужен гребец. — Он впрягся в повозку вместо уже переправленных лошадей и потащил ее, стараясь накатить на лодку. Наконец это ему удалось, и через секунду довольный Долгушин уже сидел на веслах. Лодка черпала воду, колеса телеги касались воды, но Александр греб, удерживая равновесие. Так он перевез одну за другой все десять повозок с ранеными.

На второй лодке Мадей переправлял тех, кто не умел плавать. Долгушин теперь помогал Кондратию.

— Гляди, милок, — говорил он товарищу, — теперь мы переправим пушки.

Сначала Долгушин попробовал было, как повозки, вкатить их на лодку. Но не смог, орудия поместили на плоту. Спортсмены сошли в воду и поплыли, толкая его к берегу.

— Я бы все орудия перетащил на лодке, — не унимался и в воде Александр. — Только было б время найти центр тяжести…

Преодолев реку, отряд вытянулся в длинную цепочку и взял направление на Днепр. Шли открыто даже в дневное время. Заходя в населенные пункты, устраивали митинги. Агитаторы рассказывали о положении на фронтах, раздавали листовки и газеты, доставленные самолетом.

— Теперь уже победа не за горами, — мечтал у костра Долгушин. — Еще год, милок, и конец войне, вот увидишь, — говорил он соседу, степенному здоровяку, только что вступившему в отряд. — Больше года фрицы не протянут. Будем праздновать победу. А какие спортивные игры закатим! Ведь в сорок четвертом, в мае, как раз исполнится восемьдесят лет со дня основания в Петербурге первого гребного клуба.

— В каком году это было? — спросил Мадей.

— В 1864 году.

— Говоришь, в Питере?

— Да, в Москве, Одессе и Киеве гребные клубы открылись позже. Кстати, ты знаешь, что гребля была первым видом спорта, который начали культивировать в России?

— Хвастаешь, Саша, — улыбнулся Мадей. — Послушай лучше, что я тебе расскажу. Наше появление у Гомеля прямо ошарашило гитлеровцев.

Действительно, земля горела под ногами оккупантов. К тому же появление отряда вблизи города привлекло в «Славный» большое количество местных жителей. Все надеялись на скорое освобождение. Мелкие гарнизоны в страхе разбегались при приближении столь крупного соединения. Гитлеровская разведка доносила, что это головной отряд советской дивизии. Партизаны были одеты в синие комбинезоны, захваченные у самих гитлеровцев. По данным немецкой разведки, дивизия русских имела задание перерезать шоссе Могилев — Гомель.

Гитлеровцы срочно перебрасывали сюда воинские части, стремясь не допустить русских к шоссе. Но на рассвете 4 июня отряд пересек шоссе Могилев — Гомель. Атакованные превосходящими силами, партизаны приняли бой. Во главе с командиром большая группа пулеметчиков и автоматчиков, в которую входил и Долгушин с ручным пулеметом, прикрывала продвижение вперед основной части отряда. Место для засады выбрали очень удачно. Вдоль дороги были свалены бревна, позади, метрах в ста, подступал лес. Он обеспечивал скрытый отход.

Гитлеровцы атаковали на всем участке, стремясь охватить фланги. По команде командира Долгушин открыл прицельный огонь. Атака захлебнулась. Фашисты повторили ее.

— Приготовиться к отходу, — передал по цепи командир.

Оккупанты, словно поняв это, снова пошли в атаку.

— Я прикрою, — вызвался Александр и, не ожидая согласия, открыл огонь, разя набегающих гитлеровцев.

Пустая гильза упала на руку Долгушина. Кончились в диске патроны.

— Саша! Милок! — донеслись голоса и перекрывший их гулкий разрыв гранат.

«Выручают», — мелькнуло в сознании. В тот же миг что-то тупо ударило в голову. Долгушин рванулся вперед и упал на руки подоспевших товарищей…

Его похоронили друзья-партизаны 4 июня 1943 года в белорусской земле. Только тридцать лет прожил Александр Долгушин, но каждый день он шел на бой…