Группа была смешанная. Саня Кошелев и двое спецназовцев — из отряда Амелина, два человека — из воздушно-десантного батальона.
— Морозов Виктор, капитан, — представился один из них. — Назначен вашим заместителем.
Широкий в груди, с массивной шеей борца, он, как и остальные, был одет в ватную куртку с эмблемой компании «Интеройл» — нефтяной вышкой на желто-зеленом фоне.
— Ступников Александр, прапорщик, — назвал себя второй из десантников.
Смуглый, с бугристым длинным лицом, он был свит из сухих, крепких мышц. В нем угадывалась выносливость и физическая сила хорошо тренированного спортсмена. Лет сорока пяти, он был самым старшим в группе по возрасту. Темная, выдубленная солнцем кожа и редкие усы делали его похожим на местного жителя.
— Служил на юге? — спросил Амелин.
— Восемь лет в Таджикистане, немного в Ташкенте. Был в Афганистане.
Саня Кошелев, старый товарищ, служивший когда-то под началом Амелина срочную службу, улыбался, показывая блестящие желтые фиксы.
— Николаич, жив-здоров? Мы тебя все заждались. Засел в Чемкаре и носа не показываешь.
Иванов и Юрченко, бойцы из его взвода, тоже улыбались, разглядывая Амелина. Тем, что Кошелев взял именно их, Амелин остался доволен. Иванов считался в отряде лучшим стрелком, а Юрченко, прошедший за последние годы едва ли не все горячие точки в стране, имел опыт и хватку обкатанного во всех ситуациях бойца.
— Сергей Николаевич, ты голодный, наверное? — спросил Кошелев и, не дожидаясь ответа, скомандовал Иванову как самому младшему из всех: — Женя, доставай харчи!
Вездеход стоял в неглубоком овраге, метрах в пятистах от дороги. Здесь можно было спокойно перекусить и обсудить дальнейшие действия.
К встрече командира подготовились основательно. На ввинченном внутри будки столе грудой навалили жареное мясо, яйца, помидоры, нарезанную крупными кусками колбасу. В центр взгромоздили огромную дыню.
— Отмечать встречу будем? — поскреб ногтем по горлу Кошелев, доставая бутылку «Столичной».
— Будем, — засмеялся Сергей. — Если бы вы знали, как я по вашим рожам соскучился!
Ситуация складывалась следующим образом. Все члены группы имели официальные визы, подписанные властями Южной Республики. Все четверо числились служащими компании «Интеройл», вездеход ГАЗ-66 также принадлежал компании. Имелись разрешения на пистолеты, пять автоматов Калашникова и охотничий карабин «Тигр», подписанные министром внутренних дел Южной Республики. Оружие предназначалось для самозащиты нефтяников в случае нападения боевиков из незаконных вооруженных трупп оппозиции.
Выдав необходимые документы и разрешения, власти республики закрыли на все остальное глаза. Освобождение или выкуп заложников считался частным делом русских, вмешиваться в которое власти не собирались. В пустыне, где практически всю территорию контролировала оппозиция, безопасность группы уже никто не гарантировал.
Но даже здесь, в окрестностях Чемкара, вблизи центрального шоссе, было предпочтительнее не попадать в поле зрения полиции или армейских патрулей. Группу могли задержать для дополнительной проверки, которая обычно длилась несколько дней и заканчивалась только после получения взятки.
Полиция могла просто, не объясняя причин, отобрать оружие, валюту и, слив бензин, великодушно отпустить русских на свободу. Сторонников Тан-Булака и разрыва отношений с Россией в рядах полицейских хватало с излишком.
Каких-либо ответных силовых действий в отношении официальных властей предпринимать строжайше запрещалось. Оставалось лишь прятаться или откупаться.
До кишлака Уймон доехали без приключений. Машину лишь на несколько минут остановили двое полицейских. Заглянув в будку, поболтали со Ступниковым, приняв его за таджика и, получив две пачки сигарет, машину пропустили. В сторону Джусалы вела слабо накатанная дорога, которая то раздваивалась, то сразу несколькими колеями, словно растопыренной пятерней, уходила в пустыню.
Заночевали, не доезжая километров пятнадцати до Джусалы. Здесь, на территории оппозиции, соблюдали максимальную осторожность. Машину загнали в русло давно пересохшей речки, ужинали без спиртного, плотно зашторив окна в будке. На обрывистом береговом уступе, с которого хорошо просматривались окрестности, установили пост с прибором ночного видения.
Утром, допив из термосов остывший чай, двинулись дальше. Ехали по карте, удалившись километра на полтора в сторону от дороги, чтобы до минимума снизить вероятность встречи с другими машинами.
Желтое холодное солнце висело над горизонтом, освещая застывшую равнину. Песчаные поля с редкими саксауловыми островками сменялись участками полынной степи. На пожухлой замерзшей траве лежала сизая изморозь. Из кустов таволги вспугнутый шумом мотора вылетел крупный заяц-русак и понесся скачками прочь, высоко подкидывая задние лапы.
Овцеводческую ферму первым увидел Ступников. Встав на подножку машины, долго оглядывался, потом позвал Амелина.
— Сергей Николаевич, посмотри в бинокль, что там впереди?
Амелин поднялся на подножку с другой стороны. Впереди, километрах в трех, виднелась длинная приземистая кошара для овец, рядом небольшой одноэтажный дом и два сарая. Какого-либо транспорта видно не было. Не доезжая метров семисот до кошары чабан на лошади пас стадо овец.
По виду этой точки можно было догадаться, что вряд ли здесь держат заложников. Там, где находятся пленные летчики, наверняка больше помещений и стоят автомашины охраны. Но можно было предположить, что часть охранников куда-то уехала, а много ли нужно места для двоих заложников? Комната, а то и подвал.
— Двигай к чабану, — показал направление Амелин.
— Есть. Вы в здешних краях бывали?
— Брось «выкать», Саша, — поморщился Амелин. — Ты по годам меня старше и к тому же в одну петлю башки суем.
— Это точно, — согласился Ступников. — Пора уж дочерей замуж отдавать, а меня все на рожон черти тащат.
— Дочерей-то много?
— Две. Одна институт заканчивает, вторая медсестрой работает.
— Что, помоложе тебя в батальоне никого не нашлось?
— Салажня одна, — отмахнулся Ступников. — Да и ты, Сергей Николаевич, не слишком молодой, а все с автоматом не расстаешься. Сорок небось стукнуло?
— Неужели похоже? — Амелин озабоченно потер выбритый с утра пораньше подбородок. — Мне же тридцать восемь всего. Через полтора года, в апреле, сорок стукнет… если доживу.
— Ну извини, — засмеялся Ступников.
В кабине было жарко. Он сидел в легкой куртке, с засученными до локтя рукавами. Смуглые мускулистые руки легко вертели баранку. Сквозь расстегнутый воротник виднелась татуированная голова орла. Еще одна татуировка, женское имя «Таня», пересекала правую кисть.
— Похож на блатного? — подмигнул прапорщик Амелину.
— Похож.
— Ну вот, будем считать, что это мой имидж. Слово такое модное, слыхал?
— Слыхал. Блатной водитель и начальник нефтеразведочной партии. Маскировка на высшем уровне.
Вездеход, с хрустом подминая полынь, подъехал к чабану. Это был еще крепкий старик в лохматой пастушьей бурке и высокой каракулевой папахе на голове.
— Салам алейкум! — поздоровался Амелин.
— Салам алейкум! — спрыгнул следом Ступников.
— Алейкум ассалам, — неторопливо отозвался старик.
Поговорили о погоде, о предстоящей зиме. Согласились, что холода в этом году ударили рановато. Но овцы откормились за лето неплохо, хотя с зерном, как обычно, тяжело.
— Вы хозяин? — Амелин кивнул в сторону фермы.
— Можно сказать, что я.
— Водой не выручите? Нам хотя бы литров десять-пятнадцать.
— Почему не выручить хороших людей? Правда, в доме никого нет. Племянник уехал в поселок. Но под навесом увидите бетонный бассейн, набирайте, сколько надо.
— Поблизости еще фермы есть?
— Есть. Какая вам нужна?
Старик говорил с характерным местным акцентом, четко произнося слова. У него была седая коротко стриженная борода. Зеленоватые узкие глаза смотрели на Амелина внимательно и оценивающе.
— Чего остальные в будке сидят? Пусть вылезают, разомнут ноги.
— Спешим. Воды зальем и поехали дальше. Ближняя к вам ферма в какой стороне?
— Кого-нибудь ищете?
— Хотим закупить мяса.
— Покупай у меня. Бараны жирные и цены не выше, чем у других.
— Нам много надо.
— Я вам много и продам.
— Почем продаете?
— Хорошего валуха отдам за двести пятьдесят тысяч дирхемов. Будете брать десяток или больше, уступлю по двести двадцать…
Цена действительно была невелика. Но старик Амелину не нравился. Он словно ощупывал его и Ступникова, поглядывая в окна автомобильной будки, где виднелись головы остальных бойцов. Впрочем, это могло быть обычным любопытством.
— Вы с Сарыжакской нефтяной вышки, — не то утверждая, не то спрашивая, проговорил чабан.
Амелин слышал название поселка, но не знал, имелась ли там вышка или нет.
— Нет, мы из-под Чемкара.
— Далеко забрались…
— Это разве далеко? — засмеялся Ступников. — По семьсот верст, бывает, за один рейс отматываешь.
— Так в какой стороне ближайшая точка? — снова спросил Амелин.
— У меня баранов покупайте, — упрямо повторил старик. — А точка вон там!
Он показал плеткой в сторону юга. Сергей подумал, что барана у старика купить надо. Пока будет резать и освежевывать, может, что интересного расскажет.
— Давай, режь, — махнул рукой Амелин. — Двести пятьдесят тысяч даю и водкой угощу. Ребята, выходите!
Сергей открыл дверь будки, откуда по одному стали выпрыгивать остальные. Старик с помощью Ступникова быстро освежевал барана. Тушу положили на шкуру, просохнуть. От водки чабан не отказался. Выпил две стопки, потом закурил глиняную трубку, набив ее крепким листовым табаком.
— Работников не держите, дедушка?
— Нет. С племянником управляюсь. В сакман жена и дети помогают.
— А другие хозяева работников держат?
— Кто держит, а кто и нет.
— Русские небось на хозяев работают?
— Есть и русские, есть и таджики. И афганцы есть. Всякий народ… А вы кого-нибудь ищете?
— Мы нефть ищем, — наливая себе и старику водки, ответил Сергей. — У нашего водителя двоюродный брат запил, с женой поругался и из дому ушел. Говорят, где-то в этих краях бичует.
Старик выпил водку, отломил кусочек лепешки и, прожевав его, снова взялся за трубку.
— Пустыня большая. Почему думаешь, что здесь?
— Люди сказали.
— Как зовут брата?
— Владимир. Володька…
Чабан немного подумал, наморщил лоб, что-то вспоминая. Выбил о каблук потухшую трубку.
— В Джусалы русские есть. Двое или трое у хозяев работают. Поезжайте, поспрашивайте.
Разговор со стариком ничего не дал. На ферме набрали канистру воды и двинулись дальше по слабо накатанной колее, держась в сторону юга. Если чабан не обманывал, дорога должна была привести к следующей точке.
Небо затянуло серой слоистой пеленой. Зимний тусклый день превратился в сумерки. Колея пошла через замерзшие песчаные, с вкраплением глины холмы. Здесь и остановились перекусить.
— Старик мне не понравился, — сказал Сергей. — Весь себе на уме, каждого с ног до головы обшарил.
— Здорово наша компания на нефтяников похожа! — фыркнул Морозов. — На меня да на Колю Юрченко посмотри, сразу поймешь, кто такие.
— Среди нефтяников, конечно, тоже есть крепкие ребята, но долго наш спектакль не продлится. Дед сегодня же вечером расскажет своему племяннику, а там слух и до Джусалы дойдет.
— Нам бы взять «языка», кого-нибудь из боевиков…
— Вариант может не сработать. Попадется такой, что ни хрена не знает. Просто мальчишка с автоматом. Куда его потом девать? Решим, наверное, так. Приблизимся на предел видимости к Джусалы. С вечера до утра наблюдаем в приборы ночного видения за кишлаком. Если сумеем, попробуем взять кого-то из боевиков живьем. Если нет, утром оставляем засаду на дороге, а машину отгоним в барханы.
Через час езды увидели с бугра в сгущавшихся сумерках кишлак. С полсотни домов с плоскими крышами и высокими глиняными дувалами, небольшой пруд на окраине, водонапорная башня, несколько кошар для овец. В центре кишлака, на площади, Амелин разглядел бронетранспортер. Над одним из домов висел зеленый флаг оппозиции.
Дождавшись наступления темноты, подъехали к дороге, соединяющей Уймон и Джусалы. Машин почти не было. С вечера прошел бензовоз, ГАЗ-51, двухместный «Москвич-фургон» и «Нива» с несколькими мужчинами в салоне. Были ли они вооружены, разглядеть не удалось.
До трех часов ночи дорога оставалась пустынной. В кишлаке тоже не было заметно особой оживленности. Электричества не было, а тусклый свет керосиновых ламп часам к десяти вечера погас во всех окнах. Вяло перебрехивались собаки, лаять было не на кого — чужих в кишлаке не водилось.
И тем не менее это было гнездо боевиков, готовое по своим отработанным схемам мгновенно поднять по тревоге сотни вооруженных людей со всей округи. Сюда не рисковали заезжать полицейские патрули, а официальные власти делали вид, что ничего не замечают.
— Мне кажется, Абазова в Джусалы нет, — ежась от холода, сказал Ступников.
Двигатель не включали, в кабине вездехода стояла нулевая температура. И он, и Амелин сидели, закутавшись в полушубки, по очереди наблюдая за дорогой и кишлаком.
— Морозов, как у тебя дела? — вызвал по рации своего заместителя Амелин.
— Полностью оправдываю фамилию, — лязгнул зубами капитан. — Окоченел, как колода. И твой Иванов тоже.
— Ничего интересного не видели?
— Пусто. Все спят.
— Снимайтесь.
— Есть, — весело отозвался Морозов.
Через четверть часа, когда пришли Морозов и Иванов, а Ступников уже прогревал мотор, вдалеке показался свет фар. Амелин дотронулся рукой до плеча прапорщика.
— Выключай зажигание!
На большой скорости шли три машины. На передней были установлены фароискатели, освещавшие обочины дороги.
— Мощные лампочки, — пробормотал Ступников. — Галогеновые.
И Амелин, и Ступников, и втиснувшийся между ними в надежде согреться Морозов одновременно подумали об одном и том же: бежать уже поздно, и, если луч высветит их вездеход, им не уйти. Три машины, мчавшиеся среди ночи на полной скорости, наверняка принадлежали боевикам.
— А если полиция или военные? — предположил Морозов.
— Вряд ли, — покачал головой Сергей. — Они так не гоняют. Осторожно ездят, я уже насмотрелся. Даже если военные, нам от этого не легче — солдаты в здешних краях лупят из всех стволов, а уж потом спрашивают документы.
До головной машины оставалось метров четыреста.
— Пронесет, пронесет, — одними губами, почти неслышно, бормотал Морозов.
Амелин обернулся к окну, ведущему в будку. Там торчали головы Сани Кошелева и Жени Иванова. Юрченко со своими мощными плечами между ними не поместился.
— Женя, бери «Тигра», заряжай магазин бронебойно-зажигательными. Если нас заметят, по моей команде три выстрела в каждую машину. Быстро, но не торопясь, по три пульки в моторы. Саня, ты его подстраховываешь. Тоже по три выстрела слева направо. Только одиночными! Ложитесь левее машины, как отстреляетесь, прыжком в будку и ходу!
Иванов и Кошелев залегли в тридцати метрах от вездехода.
Головной автомобиль боевиков, это был УАЗ-462, почти поравнялся с вездеходом — белый галогенный пучок метнулся по верхушкам барханов, на долю секунды высветил вездеход и стремительно поскакал дальше в сторону кишлака. Вторая машина была «Нива», колонну замыкал ГАЗ-53 с тяжелым пулеметом, торчавшим над кабиной.
— Ребята, бегом сюда, — негромко позвал Амелин. Дождавшись, когда Иванов и Кошелев захлопнули дверь, скомандовал Ступникову: — Заводи. Поедем без фар, с прибором ночного видения. Правь на дорогу.
Вездеход, переваливая через барханы, выехал на дорогу. Позади них, не доезжая до кишлака, УАЗ с фароискателями вдруг остановился, пропустил обе машины, которые тоже встали неподалеку от него. Ослепительные точки галогенов поползли вверх по склону. Лучи снова заметались, высвечивая дорогу, барханы, упираясь белыми столбами в низкое зимнее небо.
— Прибавь газу, — сказал Амелин.
То ли сидящие в УАЗе с запозданием сообразили, что в барханах промелькнул посторонний предмет, то ли это обычная мера предосторожности: проверить, нет ли преследования, понять было трудно. УАЗ минуты три кружил по бугру, высвечивая окрестности, потом фароискатели погасли.
Ступников в шлеме с линзами ночного видения гнал, утопив педаль газа до самого пола. Стрелка спидометра плясала возле цифры 80. Он один в машине видел в сумрачном голубоватом свете дорогу, барханы, редкие кусты на обочине. Остальные словно проваливались в бездонную черную яму. Сергей вытер пот со лба. Ощущение даже для людей, привычных к таким гонкам, было жутковатым.
Минут через двадцать свернули в сторону и километрах в полутора от дороги загнали ГАЗ-66 в неглубокую балку, прорытую талой водой. Ступников влез на крышу с биноклем ночного видения и долго всматривался, вертя головой во все стороны.
— Слезай жрать!
Кто-то, не выдержав, потянул его за ноги в люк, где все расселись вокруг стола.
— Порядок, нас не видно! Крыша на метр ниже края.
— Ну что, командир, бутылку заслужили? — поинтересовался Ступников.
— Здорово заслужили, «языка» взяли, все сведения в кармане, завтра заберем летчиков и домой!
— Да ладно тебе, Сергей Николаевич, — изобразил обиду Кошелев. Он отлично знал, что после такой ночи бутылка положена.
Сергей придвинул ближе банку паштета, не спеша намазал его на толстый кусок зачерствевшего хлеба.
— Хлеб лучше в бумажном мешке хранить, — заметил он. — Не так быстро черствеет.
— Мы в нем и храним, — ответил Кошелев.
— Ну тогда доставай бутылку.
— Вот это дело!
Саня, пошарив за спиной, размашистым движением водрузил в центр стола семисотграммовую бутылку «Распутина».
— А наша, русская водка, что, кончилась? — спросил Морозов.
— У немцев бутыль побольше, — авторитетно пояснил Ступников.
— Женька Иванов не пьет, а нам как раз по стакану хватит.
Выпив, дружно принялись за консервы с хлебом. Запивали водой.
— Гонка была, будь здоров! — с набитым ртом сказал Юрченко. — Думал, все печенки оторвутся.
— Мне тоже не по себе стало, когда нас осветили. Ну, думаю, Саня, приплыли! Сейчас начнутся догонялки.
— От трех машин удирать тяжеловато.
— А на что мы тогда Иванова с собой возим? Эй, снайпер, у тебя не заиграло в одном месте?
— Нет, — отозвался Иванов. — У меня уже патрон был в патроннике. Я про другое не думал.
Небольшого роста, узкий в талии, с неширокими плечами боксера-мухача, он был в группе самым молодым. Откусывая одновременно от шоколадной плитки и сразу от нескольких кругляшей печенья, признался:
— Потом страшновато было. Когда без света по пустыне неслись. А когда к стрельбе готовился, там не до страху было.
— Попал бы?
— Попал!
— Ну тогда порядок!
Все дружно заржали, а Ступников, подвинув банку сгущенки, ловко открыл ее самодельным ножом.
— Я этих сволочей не боюсь, — сказал Коля Юрченко. — Повидал их и в Афгане, и в Чечне. Страшно только живым им в плен попасться. Насмотрелся я, что они с ребятами вытворяют.
— Может, наших летунов и в живых уже нет…
— Чем сегодня заниматься будем, командир?
— Сейчас двадцать минут пятого, — посмотрел на часы Амелин. — Десять минут закончить с тушенкой-сгущенкой и до шести — отбой. В шесть сорок трогаемся в сторону дороги, четырех человек оставляем в засаде — двое отгоняют машину и ждут нашего сигнала.
— Кого в машине оставим? — спросил Морозов.
— Ступникова и… — Амелин обвел глазами группу. — Ну и Кошелева.
— Это в благодарность за то, что я с тобой дольше всех вместе воюю, — желчно подвел черту Кошелев.
Засаду решили устроить километрах в восьми от Джусалы. Зимняя дорога петляла по дну низины, заросшей камышом. Выше по склонам были раскиданы кусты таволги, еще не до конца сбросившие свои сухие метелки.
Четверо остались здесь, замаскировавшись в камышах, Кошелев и Ступников отогнали машину к барханам.
Зимний рассвет сползал в низину медленно и неохотно. Стали проявляться темные пятна кустарника и дальние склоны. Сергей лежал рядом с Ивановым, немного левее — Морозов и Юрченко. Холод прохватывал сквозь многочисленные одежки, особенно доставалось пальцам на ногах.
— Как ноги? — Сергей повернулся к Иванову.
— Нормально. Я двое шерстяных носков надел. Мама с собой дала.
— Пошевели пальцами. Сразу теплее станет.
— Я так и делаю.
Первая машина появилась часа через полтора. Старенькие «Жигули» с несколькими канистрами на багажнике. Двое мужчин и женщина, видимо, ехали в Чемкар за покупками. Потом, после долгого перерыва, прошли еще две легковые машины и старый раздолбанный микроавтобус.
— Боевики, наверное, спят, — предположил Женя Иванов. — После ночной работы.
— Подождем, — отозвался Амелин.
Но долго ждать не пришлось. За пазухой запищала рация. На связь вышел Кошелев.
— К нам приближается машина «Нива», желтого цвета.
— Сколько людей в салоне? — спросил Амелин.
— Пока не видно. Кажется, двое, — после паузы отозвался Кошелев. — Двое мужиков.
— Если пастухи или охотники, за автоматы не торопитесь хвататься. Засветимся, вся орда по нашим следам пойдет. В общем, будьте настороже.
— Понял. До связи.
— Саша, тебе надо лезть в будку и находиться там с автоматом наготове, — сказал Ступников, — а я буду потихоньку ковыряться в моторе. Простой советский нефтяник ремонтирует машину.
— Может, наоборот. Я останусь, а ты — в будку?
— Не надо. У меня лучше получится. Я и на местного больше похож.
Кошелев дождался, когда «Нива» нырнула в распадок между барханами, и быстро, как кошка, вскарабкался в будку. Ступников передернул затвор пистолета и, сняв его с предохранителя, сунул за брючный ремень на спине. Расстегнул ватную куртку с нефтяной вышкой на рукаве и попрыгал на месте. Пистолет был в нужном месте и держался крепко, а чтобы выхватить его, понадобится не более трех секунд.
Ступников подкачал топлива в гудевшую бензиновую печку и краем глаза наблюдал за приближающейся машиной, потыкал ножом мясо.
— Жесткое… как в тылу врага. Хоть бы дали доварить, сволочи!
Он сунул нож за голенище. Ступников очень хотел есть, и появление незваных гостей его раздражало.
Из «Нивы» вылезли двое. Один, широколицый, в полушубке и лисьей лохматой шапке, второй — в камуфляжной ватной куртке, с редкими светлыми усами. Обоим лет по тридцать. Оружия у них Ступников не разглядел.
Поздоровались за руки.
— Салям алейкум!
— Алейкум ассалам!
— Закуривайте, — предложил Ступников, открыв пачку «Космоса».
Широколицый взял сигарету, прикурил от поднесенной зажигалки. Усатый, в камуфляже, отмахнулся: «Не курю» — и обошел машину кругом.
— Хороший вездеход. Как раз для пустыни.
— Хороший, — согласился Ступников. — Проходимый.
— Ты вроде на нашего похож…
— Наполовину туркмен.
— А где остальные из машины?
— Какие остальные? — удивился Ступников.
Ему не понравился вопрос, который задал усатый, не понравились прищуренные внимательные глаза широколицего, и он почему-то вспомнил позавчерашнего старика.
— В пустыне по одному не ездят, — рассудительно заметил широколицый. — В пустыне одному пропасть можно.
— А чего мне пропадать? Бригада скважину бурит, а я в Уймон за трубами еду.
— Далеко отсюда бурят?
— Километров пятнадцать.
— Что-то ты не торопишься.
— Карбюратор забарахлил. Пока разобрал-собрал… Решил заодно баранины сварить.
— У тебя водки не найдется? — спросил усатый.
— Найдется.
— Тогда закуска наша, — заулыбался широколицый и, подойдя к «Ниве», открыл багажник.
Ступников пошарил за спинкой сидения и достал завернутую в газету бутылку.
— Без водки в дороге нельзя, — сказал он.
— Конечно, нельзя, — отозвался усатый. — Положи бутылку на землю.
Прямо в лицо Ступникову смотрел хищный глазок короткого чешского автомата «Скорпион». Широколицый стряхнул мешавшую ему тряпку и тоже направил на прапорщика автомат АК-74, с заряженным подствольным гранатометом.
— Документы есть? — спросил он.
— Есть. Во внутреннем кармане. А что, водку пить не будем?
— Сначала посмотрим, что ты за птица, — буркнул широколицый. — Юлчи, достань у него документы и заодно обыщи.
Юлчи проворно вывернул карманы, обстукал подмышки и пояс, но полезть за спину не догадался. Передавая друг другу, долго рассматривали паспорт, визу Ступникова, допуск к буровым работам, водительские права.
На права Ступников снимался прошлой осенью. Кто-то посоветовал сняться в форме, поможет при объяснении с ГАИ. Ступников поступил по-своему и сфотографировался в гражданском костюме, словно предчувствуя, что возникнет такая вот ситуация. Усатый Юлчи повертел в руках календарик с обнаженной блондинкой на обороте. Смеясь, протянул открытку широколицему.
Кто они такие? Боевики или просто лихие вооруженные парни из какого-нибудь степного клана? Что собираются делать? Может, просто проверяют чужого человека и, убедившись, что он нефтяник, разопьют с ним бутылку водки и, забрав в подарок ведро бензина, уедут восвояси? Отгоняя самый легкий простой вариант, Ступников едва не застонал от досады, понимая, что эти двое обязательно сунутся в будку, и тогда стрельбы не избежать. Уже привыкший за годы службы к опасным ситуациям, Ступников не испытывал страха, собранный и готовый к драке. Ну совсем ни к чему будет эта потасовка, которая обязательно закончится чьей-то смертью…
— Ребята, может, раздавим пузырек и по домам? — выжимая улыбку, предложил Ступников. — Вы же видите, простой водила, кручу баранку, дома дети ждут.
— Вот и сидел бы дома. А раз попал сюда, то стой и молчи, пока не спросят.
— Может, вам бензин нужен? — не унимался Ступников. — Залью полный бак под завязку.
Юлчи с неожиданной злостью ткнул его стволом под ребра.
— Ты еще не понял, кто перед тобой? Волки пустыни не клянчат крохи! Они забирают все, что им надо, понял?
— Понял…
— Ничего ты не понял, баран подрезанный! Деньги с собой есть?
— Немного есть.
— Ну а чего тогда ждешь?
Усатому Юлчи, наверное, доставляло удовольствие бить людей. Пока широколицый держал Ступникова под прицелом, он дважды пнул прапорщика и, вывернув карманы, собрал в горсть деньги.
— Это все?
— А откуда больше? На зарплату живу…
— Если найду еще деньги, зубы вышибу, — пообещал Юлчи.
Ох, ребята, зря вы это затеяли! Брали бы бутылку и уезжали. Хоть вы и волки пустыни, а начнете заваруху — живыми не уйдете. Против двух автоматов один со своим «Макаровым» Ступников ничего не сделает. У «Скорпиона» скорострельность — четырнадцать пуль в секунду. Только тронь пальцем спуск, и будет из человека решето. Но там наверху наготове Саня Кошелев. Он вам все равно не даст уйти…
Юлчи залез в кабину, вытащил полушубок, транзисторный приемник и термос. Сложил все здесь же, у вездехода.
— Зря вы в меня два автомата нацелили! Я же вам ничего плохого не сделал.
Проговорил громко. Для Сани Кошелева. Если тот не разглядел все их оружие, пусть знает, что придется иметь дело с двумя автоматами.
— Что в будке?
— Хлам разный…
— Открывай.
Начинается! Теперь они не отстанут, лучше не спорить. Юлчи подтолкнул его острым стволом «Скорпиона», широколицый держался в стороне, не снимая пальца со спускового крючка. «Видно, не такое у тебя, Саня, простецкое лицо, если на двух мушках не устают держать».
— Подождите, ключ возьму.
— Где он лежит? Я сам тебе его дам.
Юлчи, дерганный, нервный, с худым впалым лицом, смотрел на Ступникова зло и подозрительно.
— Ключ на радиаторе, рядом с моим сиденьем.
«Вот он момент! Пока шакаленок будет нащупывать ключ, надо кончать с широколицым». Ступников сделал один и второй шаг, приближаясь к нему. Широколицый отступил на те же два шага. Осторожный, гад! Ну, посмотрим, кто кого…
Ступников принял ручку-ключ и, взобравшись на подвесную лестницу, сунул его в гнездо.
— Сейчас открою! (Это для Сани. Готовься, друг!)
Повернув ручку, толкнул дверь внутрь. Кошелев стоял у стенки с автоматом наготове. Второй автомат лежал на боковом сиденье. Ступников прижал палец к губам и, жестом показав на дверь, отступил в сторону. Юлчи, вытянув шею, пытался рассмотреть, что там внутри.
— Эй, русский! — позвал он.
Кошелев нажал на спуск. Грохот автомата в узком пространстве автомобильной будки бил по ушам, заглушив крик тяжело раненного Юлчи, отброшенного пулями от двери.
Ступников схватил свой автомат. Лишь бы Кошелев догадался дослать патроны в патронник. Догадался! Ударил длинной, в полмагазина, очередью прямо через стенку будки в то место, где должен был стоять широколицый, и сразу же прыжком, как с вышки, метнулся через дверь наружу.
Успел заметить Юлчи, зажимающего ладонями окровавленное лицо, и присевшего на колени широколицего. Уходя от автоматной очереди в упор, Ступников метнулся в сторону. Пуля ударила в правую руку, вторая обожгла шею. Он попытался нажать на спуск, палец не повиновался. Перехватив автомат, как дубинку, левой рукой, кинулся на широколицего. Сразу несколько пуль ударили его в грудь, опрокидывая на мерзлую землю.
Сверху уже летел Кошелев. В прыжке ударил широколицего в скулу. Вырвав из рук, отбросил в сторону автомат и, глуша, ударил еще раз.
Сгоряча кинулся было перевязывать Ступникова. Не улавливая дыхания, расстегнул куртку, прижал ухо к груди. Рубашка, простеганная мелкими дырочками пулевых пробоин, подплыла кровью: Ступников был убит наповал. С минуту постоял над ним.
— Эх, тезка, тезка…
Юлчи лежал на боку, подвернув голову под руку. Кошелев мельком глянул на труп и подошел к широколицему. Он был без сознания, из разбитого носа текла тонкая струйка крови. Принес из будки канистру с водой и наручники. Надел на запястья, потом плеснул в лицо водой. Тот застонал и открыл глаза. Кошелев выругался и пнул его в бок.
— Очухался, волк пустыни?
Только сейчас услышал, как зуммерит в кармане рация. Включил ее на прием и, не дослушав Амелина, заговорил:
— Натворил тут дел. Саня Ступников убит, эти двое изолированы. Ну, в общем, я за вами сейчас приеду.
Широколицего «волка пустыни» звали Рузинат Абазов.
— Вахид Абазов тебе кем приходится? — спросил Амелин, стараясь не смотреть в ту сторону, где Юрченко и Иванов неловко заталкивали тело Ступникова в черный пластиковый мешок.
— Мы из одного рода…
Рузинат монотонно рассказывал, моргая узкими, почти без ресниц глазами. Дед сообщил, что приехали русские нефтяники. На хорошем вездеходе. У нефтяников всегда много нужных вещей: теплая одежда, одеяла, охотничьи ружья, продукты. Собрались вчетвером на двух «Нивах», искали целый день. Сегодня утром разделились, нашли след…
— Значит, нас еще одна «Нива» ищет?
— Ищет, — уныло подтвердил Рузинат. — Там мой брат…
— Какого цвета «Нива»?
— Светлая. С багажником наверху.
— Зачем багажник-то?
— Вещи класть.
— Смелые ребята. Не страшно было вдвоем шестерых искать?
— Нефтяники обычно не сопротивляются.
— Значит, привыкли их шелушить. А тут осечка вышла.
Рузинат испуганно наблюдал, как Юрченко с усилием задергивает заевшую молнию на пластиковом мешке.
— Убивать меня будете, — помолчав, с усилием сглотнул слюну Рузинат.
— Нет, водкой угостим и отпустим, — огрызнулся Амелин. — Чтобы ты еще целую компанию привел. Значит, вы искали нас с целью грабежа?
— Да.
— А потом собирались убить?
— Нет, нет. Зачем?
— Брось, Рузинат! Свидетели вам не нужны. Раньше вы не трогали людей из «Интеройла», а теперь что-то изменилось, так?
— После Довлатова пришли новые люди. Они не желают иметь дело с русскими. Но мы, действительно, не хотели никого убивать. Тот смуглый русский погиб случайно.
— От семи пуль, выпущенных тобой…
— Я дам хороший выкуп. Забирайте мою «Ниву». Если мало, я добавлю двадцать или тридцать баранов…
— Ну ладно, оставим пока разговор о выкупе, — перебил его Амелин. — Ты уже, наверное, догадался, что мы ищем не только нефть.
Абазов помолчал и потрогал огромный кровоподтек от приклада, наискось пересекавший скулу.
— У тебя есть реальный шанс спасти свою жизнь. И только один шанс! Ты меня понимаешь, Рузинат Абазов?
— Да…
— Нам нужны двое русских летчиков со сбитого самолета. Ты слыхал про них?
— Да.
— Где они сейчас, эти летчики?
Рузинат засопел, продолжая теребить щеку вокруг раны.
— Если ты промолчишь, то через пять минут умрешь. Мы закопаем тебя вместе с Юлчи.
— Если я скажу, то умру все равно… Да еще за длинный язык будет расплачиваться моя семья.
— Мы отпустим тебя, даю слово. И мы не собираемся никому докладывать, кто нас вывел на летчиков.
— Можно я немного подумаю?
— Пять минут…
Во второй половине дня они добрались до места, указанного Рузинатом. Не доезжая полутора километров до фермы, остановились. Амелин с Морозовым взобрались на бархан и долго рассматривали непонятные черные пятна впереди.
— Там все сгорело, — опуская бинокль, сказал Саня. — Тащи своего друга, пусть объяснит, в чем дело.
— Людей не видно, — пробормотал Морозов.
Через несколько минут Кошелев привел Рузината. С него сняли наручники. Амелин сунул бинокль.
— На, погляди хорошенько!
— Ничего не понимаю, — пробормотал Абазов. — Неделю назад здесь был дом, кошара, стояли машины.
Поймав взгляд Сани Кошелева, закричал:
— Клянусь, чем угодно, ваши летчики были здесь.
То, что когда-то было овцеводческой фермой, представляло из себя груду закопченных развалин. Камышовые крыши жилого дома и овечьей кошары сгорели и провалились внутрь. Саманные стены от сильного жара растрескались и во многих местах обрушились.
Рядом с домом на обугленных скатах стоял сгоревший «уазик». Поодаль с оторванным колесом и развороченным радиатором завалился набок ГАЗ-53.
— Здесь хорошо повоевали, — присвистнул Юрченко.
Высокий, широкоплечий, он держал автомат стволом вниз, готовый в любую секунду стрелять. Женя Иванов стоял возле «Нивы», пристроив карабин на капоте. Юрченко ковырнул пальцем дырку в дверце «уазика».
— Автоматные пробоины. Калибр 5,45.
— А по грузовику из гранатомета шарахнули.
Амелин, нагнувшись, поднял стреляную гильзу, пахнувшую порохом. Из-за угла кошары высунулась собачонка и неуверенно тявкнула.
— Ну, где твои хозяева? — шагнул к ней Морозов.
Собачонка испуганно юркнула назад, а из кошары, лениво каркая, взлетели несколько ворон.
Одного обитателя разоренной точки они все же нашли. Старуха, в рваном полушубке, в черной, замотанной на груди шали, стояла у дверей саманной будки, единственного уцелевшего строения. Из небольшого окошка торчала печная труба. Старуха держала в руках два сухих коровьих кизяка — видимо, несла топить печку.
— Бабуля, здравствуй!
Амелин и Морозов подошли к ней ближе. У старухи было закопченное морщинистое лицо и пальцы, испачканные сажей. Она равнодушно смотрела на вооруженных людей.
— Здесь уже всех поубивали, — наконец произнесла она, не ответив на приветствие. — И старика моего убили, и хозяев…
Старуха выговаривала фразы тихо и невнятно, понять ее было трудно.
— Когда это случилось?
— Два, а может, три дня назад.
Толкнув плечом ветхую дверь, она вошла в сарай. На земляном полу, у окна, стояла железная печка. На деревянном ящике, служившем столом, грудились грязные тарелки, кастрюля без крышки, керосиновая лампа.
Пахло мышами и въевшейся в стены сажей. В углу на старом диванном матрасе было свалено тряпье и несколько овечьих шкур. Все остальное место в сарае занимал разный хлам: закопченная посуда, пустые картонные ящики, обгоревшие доски, огромный топор, канистра из-под бензина. На гвозде висела баранья нога с обрывками шкуры.
— Почему вы здесь? Где ваши сыновья, внуки?
— Далеко, — махнула рукой старуха. — Их нет, они умерли.
Из дальнейшего разговора удалось кое-как выяснить, что старуха вместе с мужем бежала от войны с афганской границы. Работали батраками на ферме, но три дня назад приехали вооруженные люди и стали стрелять. Хозяина убили и все сожгли.
— Здесь жили двое русских. Где они сейчас?
Старуха бессмысленно смотрела на Амелина, не реагируя на его вопрос. Переломив коровий кизяк, сунула его в остывшую печку и стала дуть.
— Подожди, бабуля, — отодвинул ее Морозов. — Давай я сам разожгу, а ты с командиром поговори.
— Где жили русские? — снова спросил Амелин.
— В доме…
— Их было двое?
Старуха беспокойно смотрела, как Морозов возится возле печки.
— Не забирайте еду, — почти беззвучно шевеля губами, попросила она.
Сергей перехватил взгляд, брошенный на изрезанную ножом баранью ляжку, висевшую на стене.
— За кошарой две дохлые овцы валяются, — сказал Кошелев, — она от них куски кромсает. Только там одни кости остались, лисы да вороны все растащили.
— Саня, принеси бабке чего-нибудь из машины, — повернулся к нему Амелин. — Ну того барана половину, нам все равно некогда варить… Сгущенки, чаю, крупа там есть. В общем, сам посмотри.
Кошелев вернулся через десяток минут. Вытащил из бумажного мешка несколько кусков баранины, сложил в эмалированное закопченное ведро. Вывалил в таз банки со сгущенкой, пакеты сахара и крупы, две буханки хлеба.
— Пользуйся, бабуся, — он свернул пустой мешок и сунул его под мышку.
Старуха торопливо отнесла ведро в угол, накрыла обломком доски. Схватила таз, потащила туда же, но, раздумав, заметалась по тесному сараю. Уронила пакет с гречкой, нагнулась его подобрать, из таза посыпались остальные продукты. Амелин собрал кульки и поставил таз на стол.
— Пусть здесь стоит. Мы уедем, сваришь кашу.
— Кашу, — бессмысленно повторила старуха.
— Так куда же русских увезли, а, бабуля? Может, их убили?
— Не убили, — замотала головой старуха. Отломив корку хлеба, стала с усилием жевать. — Их увезли.
— Куда?
— Ильчибей…
— Ильчибей увез?
— Ильчибею отвезли.
— Ты знаешь этого человека?
— Один раз видела. К хозяину приезжал.
— Далеко он отсюда живет?
— Не знаю.
Больше от старухи добиться ничего не удалось. Когда уходили, Морозов оглянулся на сарай и покачал головой.
— Помрет бабка. Морозы посильнее ударят, и замерзнет, если, конечно, кто-нибудь не заберет.
— Кому она нужна? — Амелин остановился у разбитого грузовика. На сиденье запеклась черная кровь. — Своих вон не щадят, а тут какая-то беженка.
Рузинату Абазову было знакомо имя, которое назвала старуха. У Ильчибея есть ферма, километрах в двадцати отсюда. Два дома, триста овец. На сожженной точке жили его родственники. Так что вполне возможно, летчиков увезли к Ильчибею.
— Что за разборка здесь была?
— Я точно не знаю. У покойного Довлатова много сторонников. Мамажанов, например… и другие. Не все хотят подчиняться Вахиду Абазову.