Спросите Колорадо: или Кое-­что о влиянии каратэ на развитие библиотечного дела в США

Пятница, 20

Я проснулась оттого, что меня целовали. Комнату наполнял аромат свежесмолотого кофе, и это было очень приятно, и мне не хотелось открывать глаза, чтобы не спугнуть мой сладкий сон.

— Ну никак тебя не добудиться, — возмущенно сказали прямо у моего уха, и глаза пришлось открыть. Это был Кен, умытый и побритый, а на прикроватном столике стоял поднос с кофе, сваренном в турке, единственный тип кофе, который я пью!

— Ты же сказал, что не умеешь варить кофе? — удивилась я.

— Если бы я ждал, когда ты соблаговолишь его сделать, я бы умер от жажды! Вставай немедленно!

Я приподняла голову и посмотрела на Кена.

— А зачем ты оделся? Мы что… не будем снова тренироваться прямо сейчас?

Он застонал.

— Я именно это хотел тебе и предложить полчаса подряд, и расталкивал тебя как мог, но ты была как мертвая!

— Надо же… И ты не попытался воспользоваться моей беззащитностью?

Кен вздохнул.

— Я и об этом думал, но кто тебя знает, что ты устроишь, когда проснешься и обнаружишь, что едва знакомый мужчина сидит на тебе верхом. Я решил не рисковать.

— Ну и совершенно напрасно… Но что уж теперь жалеть о пролитом молоке…

Я приподнялась повыше, чтобы взять чашку с кофе, и тут увидела часы. Издав немыслимый вопль, я вскочила и метнулась в ванную. Кен от неожиданности чуть не выронил кофе.

— Что случилось?

— Ты видишь, который час? У меня в восемь утра собрание. Я опаздываю! И все из-за тебя!

Кен сел на кровать и потер виски.

— Да, что есть, то есть. Но я торжественно обещаю — с сегодняшнего дня мы будем ложиться с петухами. В десять часов — и баиньки. Надо только решить — где.

Я выглянула из ванной, все еще мокрая. Но уже с одним накрашенным глазом.

— Что — где?

Кен поглядел на меня:

— И еще нам нужно подтянуть твой английский язык. Ты иногда говоришь так, что я тебя совершенно не понимаю.

— Я и по-русски так же говорю, — заверила его я. — Это не лечится. Не бери в голову. Это не у меня проблемы с английским, а у тебя. Ты сказал: «Надо решить где». Так по-английски не говорят. Это неполное предложение.

— Это я от тебя заразился! — возмутился Кен. — Что ты из меня сделала за одну ночь! Из уважаемого члена общества, способного без бумажки произнести двухчасовую речь на любую тему, я превратился в косноязычного подростка!

— Зато твой русский начнет улучшаться на глазах, — успокоила я Кена. — Я тебе сегодня же курсы русского языка на компакт-дисках принесу, начнешь слушать в машине, за пару месяцев освоишь разговорный уровень. И мы, занимаясь сексом по-каратистски, одновременно сможем вести разговоры о литературе на русском языке!

Кен улыбнулся.

— Вчера тебе эта идея не казалась такой увлекательной!

— Так это было вчера. Ты меня не путай, ты хотел мне объяснить, что ты имел в виду, когда сказал, что мы должны решить где. Решить что?

— Не что, а где. Тьфу, это прямо бред какой-то. Короче, мы должны определиться, где нам жить. Я предлагаю — у меня, у меня кровать шире.

Я едва не заехала кисточкой в уже хорошо прорисованный глаз.

— Давай поговорим потом, а? Я на собрание опаздываю.

— Нет уж, давай решим сейчас. Я вызову грузовую фирму и к вечеру все твои вещи уже будут у меня. Оставь мне только ключи и документы на жилье.

— Зачем тебе документы?

— Отказаться от ренты! Зачем нам два дома?

Я набрала побольше воздуха.

— А если через два дня мы решим расстаться? Куда мне тогда деваться?

Кен снова вздохнул.

— Я тебе уже говорил вчера вечером, но ты была в таком порыве чувств, что ничего не слышала. Деваться тебе будет некуда, но я обещаю при каждом приступе ненависти ко мне класть тебя в горячую ванну и включать Сида Баррета.

— А если ты решишь, что нам пора расстаться?

— Я куплю тебе новый дом.

Я хотела обидеться, но посмотрела на часы и поняла, что времени не просто нет, а нет совсем. Пора бежать.

— Документы на полке в книжном шкафу, запасные ключи на гвоздике в гараже. Куда мне вечером ехать?

— Дай мне свой рабочий email, я тебе пришлю инструкции. Ну давай, беги, а то с работы выгонят, и уж тут-то я тебя под замок посажу!

— До вечера.

— До вечера. И — спасибо.

— За что?

— За ключи.

Конечно же, я опоздала, хотя летела как угорелая, два раза проскочила на красный свет — впору покупать обновки по анекдоту — «Дорогой, я проехала на красный свет и меня не оштрафовали. На сэкономленные деньги я купила себе шляпку и перчатки», и поставила абсолютный рекорд с начала наблюдения: двадцать пять с половиной минут. И все равно я опоздала. То есть я могла бы успеть, и даже лифт в это утро работал, но я, как всегда, решила взбежать по лестнице, и оказалось, что на третьем этаже не было света, и поэтому мне сначала пришлось шарить в поисках ключей в сумке в полной темноте, а потом наощупь искать замочную скважину. Самое обидное, что как раз на такой случай у меня есть брелок с фонариком, но у него уже два месяца как села батарейка, и я никак ее не поменяю. Сегодня же соберусь с силами и зайду купить батарейки!

Когда я наконец вошла, весь штат библиотеки Ривердола уже чинно сидел за составленными четырехугольником столами, жевал тягучие бейгели (неудачную пародию на бублики) и слушал Жаклин.

— Извините, я опоздала, трафик, — виновато пробормотала я и постаралась понезаметнее упасть на стул в дальнем уголке комнаты.

— Как я уже говорила, — продолжила Жаклин, — у нашего библиотечного округа Навахо нет денег на строительство новой библиотеки, поэтому нам придется оставаться в этом аварийном здании еще на некоторое время… До изменения ситуации…

— До какого изменения ситуации? — поинтересовалась Хелен. — Мы все-таки надеемся найти где-то деньги?

— Деньги всегда могут появиться, — кивнула Жаклин. — Библиотека застрахована, и если здание общественного центра Ривердола по каким-либо причинам окажется непригодным к дальнейшему функционированию, мы получим некоторую сумму для начального финансирования строительства новой библиотеки… Так, строительство стадиона, который городские власти вскоре планируют возвести на нашей автомобильной стоянке, может основательно повлиять на функционирование библиотеки… Если же при строительстве стадиона здание общественного центра пострадает или полностью рухнет, то страховые выплаты будет достаточно велики для полного финансирования новой библиотеки… — Тут она подняла глаза на наши вытянувшиеся лица и мгновенно сменила тональность:

— Но до этого, несомненно, дело дойдет не скоро. Пока мы остаемся тут, и я предлагаю перейти к обсуждению плана перекомпоновки наших служебных помещений, над которым мы долго работали. Перекомпоновка позволит нам увеличить эффективность рабочих мест и ускорить эвакуацию сотрудников в случае… необходимости быстрой эвакуации. Как видите, в целях безопасности мы решили поместить всех сотрудников в одну комнату, из которой есть выход на пожарную лестницу, и постарались создать как можно больше рабочих мест в этой комнате, разгородив их стенами. По-моему, получилось неплохо. Посмотрите на план и скажите, у кого какие замечания.

— У меня есть замечание, — робко подняла руку я. — У меня нет плана.

— Планы были разложены в ваши персональные почтовые ящики еще вчера вечером, — строго сказала Жаклин, — именно с той целью, чтобы вы могли с ними заранее познакомиться, так сказать, переспать с этими планами, и иметь свежее решение к утру.

При слове «переспать» Гарри, который был сегодня одет в ту же футболку, что и вчера, густо покраснел. На меня, к счастью, никто не посмотрел, к тому же я-то была в другой, чем вчера, одежде, да еще и в водолазке — просто на всякий случай.

Гарри понял, что его уличили, и решил по принципу — лучший способ обороны — нападение — перейти в наступление.

— Я досконально изучил план за сегодняшнюю ночь, — веско заявил Гарри, — и мне он не понравился. После перепланировки у Жаклин остается вся часть ее комнаты, составляющая большую часть помещения, половину комнаты как занимали, так и занимают двое учителей из Лингво-института. Мы же — библиотекари, числом шесть, пятеро из нас работают в полную смену, должны делить три компьютера на всех, да еще и сидеть спиной к спине.

Я пересела ближе к Марине и уставилась в лежащий перед ней план. Мне он тоже не понравился.

— Тут все очень не по фенг шую сделано, — заметила я. — Мы все сидим спиной к дверям и смотрим в стены этих кубиксов. Русскому человеку сидение в кубиксах чуждо. Вот у меня есть одна знакомая программистская компания, их сюда из Москвы перетащили в полном составе, так их захотели в кубиксы рассадить, а они заявили, что лучше обратно в Москву уедут, у них там у каждого свой стол имелся. Тогда им сделала настоящие комнаты по периметру здания, с окнами и дверьми, а для американцев соорудили кубиксы посередине. И все счастливы. Я не знаю, может быть, это проблемы культур, но русскоговорящему человеку идея рассаживания по клетушкам чужда. Они в неволе не размн… то есть им в замкнутом пространстве плохо работается. Да и тяжело все время догадываться, что происходит в соседнем кубиксе — то ли там жуют что, то ли пьют. Можно нам один нормальный стол купить — для русскоязычной части справочно-библиографического отдела? Мы туда все наши словари кучкой сложим и будем сидеть лицом к лицу, а не спина к спине. То есть, конечно, мы можем сесть и так, как на этом плане нарисовано, но сколько лично я там просижу, я не знаю.

— Я поняла, — кивнула Жаклин. — Ты вернешься в Москву и устроишься на работу туда, где тебе дадут нормальный стол. Кому еще не нравятся стены?

Молли подняла руку.

— Я не знаю, смогу ли я найти работу в Москве, да и с рабочей визой могут быть проблемы… Но я против стен посреди комнаты. К тому же они препятствуют быстрой эвакуации. Я за фенг шуй.

— Да что вы привязались с этим фенг шуем! — рассердилась Жаклин, — принесите себе каждый по аквариуму с рыбкой, и все дела. У кого еще есть какие идеи?

— А что, если нам Жаклин из нашей комнаты перевести? — предложила расхрабрившаяся Наташа, у которой перспектива получения отдельного стола, пусть и разделенного на три части, притупила обычную бдительность. — Мы соорудим для Жаклин отдельный кабинет, и пусть она там сидит, и мы ей мешать не будем…

Идея была самая хорошая, да только Наташа сгоряча так и сказала: «кабинет» — что на английском обозначает маленький шкафчик в ванной комнате или на кухне. То, что мы называем кабинетом или офисом, в Америке является только офисом. В кабинеты кладут посуду и стиральный порошок.

Вся англоязычная часть аудитории немедленно грохнула от смеха, решив, что это такая шутка. Русскоязычная часть замерла в смущении. Жаклин медленно начала покрываться багровыми пятнами.

— То есть как… кабинет для Жаклин?.. То есть как — меня посадить в отдельный кабинет?..

Наташа наконец сообразила, что сморозила, и в ужасе закрыла лицо руками.

— Извини, Жаклин, — все еще давясь смехом, попыталась объяснить я. — Это так называемый ложный друг переводчика… ну, как магазин…

— Что ты имеешь в виду — как магазин?

«Мне действительно пора начать работать над моим английским, — смиренно подумала я. — Никто не понимает, что я имею в виду»…

— «Магазин» по-русски значит — место, где что-то продают. А периодические издания называются журналами. Причем все, а не только научные, как здесь.

Начальство понемногу успокоилось.

— Засунуть меня в кабинет… Ну надо же!.. Еще какие идеи у вас есть?

И тут черт опять дернул меня за язык.

— А давайте заодно вычистим всю библиотеку? Раз уж нам тут еще работать и работать? А то что же мы — третий этаж приводим в порядок, а на четвертом у нас такой свинарник! Окна, похоже, не мыли со дня открытия библиотеки! Невозможно определить, из чего подоконники сделаны!

Начальство явно притомилось, поэтому спорить не стало.

— Ты хочешь этим заниматься — занимайся. Делай что хочешь, Можешь даже включить это в твой план. И не забудь отчитаться о проделанной работе по очистке библиотеки!

— Есть! — гаркнула я. — А мебель можно покупать?

— Какую еще мебель?

— Кресла для читателей, журнальные столики, новые стенды…

— Хорошо, пиши план, принесешь мне на визирование… на эти цели денег должно хватить. И хватит на сегодня, сколько можно заседать, десять часов уже, библиотеку пора открывать…

Мы бодро помчались наверх, где уже топтались у двери недовольные первые посетители.

Первым делом я позвонила вниз, Марту, ответственному за работу уборщиков в здании, и высказала ему все, что я об этих уборщиках думаю. Он немного поломался, сказав, что не все так плохо — вот например, недавно в библиотеке мыли ковролин. Да, кивнула я, его действительно недавно мыли, то есть перед началом процедуры он был грязно-серым в крапинки и в пятнышки и сухим, а после окончания процедуры он стал темно-серым в крапинки и пятнышки, но совершенно мокрым. И пах плесенью. Других изменений в нем не обнаружилось. И подоконники, сказала я, хотелось бы все-таки узнать, из чего они сделаны. Просто из природного любопытства. В конце концов Март сдался и пообещал поговорить с уборщиками. С чувством выполненного долга я уселась за стол, и включила компьютер, чтобы считать почту. Писем привалило — тьма. Сначала я прочла письмо от сенсея с пометкой «Срочно». Он всегда отправляет письма с пометкой срочно, даже если срочности и никакой нет, но я всегда попадаюсь на эту удочку и читаю его письмо в первую очередь.

«Уважаемые каратэки, — писал сенсей. — Я очень рад сообщить вам, что в этом году сборы «Гасшуку» должны пройти еще лучше, чем обычно. Кроме наших горячо любимых сенсеев из Японии, нашим тренером на эти выходные будет и многократный чемпион Европы и Америки Кен Томас, обладатель пятого дана. Как большинство из вас знает, он раньше преподавал в нашем дожо, но несколько лет назад уехал в Европу и вернулся обратно несколько дней назад. Мы приветствуем сенсея Томаса и ждем всех вас на сборах!»

— Так, — сказала я вслух. — Значит, сенсей Томас.

Все сразу стало на свои места. Мне бы следовало понять все еще вчера. Так это о нем девчонки мне все уши прожужжали: Томас то, Томас се. Мечта всех и каждой — и теперь я знаю, почему. Я-то думала, Томас — имя, а не фамилия, вот и не сообразила, что к чему.

«Я позвоню ему, и скажу, чтобы не смел трогать мои вещи», — решила я. И тут в ужасе поняла, что и позвонить-то мне некуда — у меня же нет его телефона!

Что же делать? Ах да, я же знаю, он работает в «Сатурне Три». А уж телефон «Сатурна Три» узнать нетрудно…

Я мгновенно нашла их веб-сайт. И в контактной информации нашла телефон Брумфилдовского отделения. Решительно набрала номер.

— Мне нужно поговорить с Кеном Томасом, — сказала я телефонистке.

— Мистер Томас занят, он на совещании. Могу я узнать, кто звонит?

— Не могли бы вы передать мистеру Томасу, что звонит Инна и хочет поговорить с ним немедленно и по очень важному делу?

— Я не уверена, что мистер Томас сможет отлучиться прямо сейчас… Может быть, вы все-таки оставите ему телефонной сообщение?

— Скажите ему, что у меня чрезвычайное происшествие. Я подожду.

Было слышно, как она занервничала.

— Я попытаюсь ему это передать… Одну минуточку, не кладите трубку… — меня поставили на холд и в трубке зазвучала нежная классическая мелодия. Так я провела минут пять. За соседним столом Гарри делал мне страшные глаза, но я не реагировала. Наконец музыка стихла.

— Инна?

— Да?

— Я перевожу вас на телефон мистера Томаса.

— Спасибо.

Послышались щелчки и запыхавшийся голос крикнул в трубку:

— Что там у тебя случилось?

— Осс, сенсей Томас. Я просто звоню, чтобы отменить великое переселение народов. Я никуда не еду.

Он довольно засмеялся.

— Что, уже успела прочесть свою почту? Я знал, что ты позвонишь сразу после собрания! Ты же сказала — с восьми до десяти. Я знал, что у меня есть только два часа! И я все успел!

— Что ты успел?.. — похолодев, спросила я.

— Я вывез все твои вещи — они влезли в три грузовика — ну и барахольщица ты, однако, — и я уже нашел нового жильца на твой дом и оплатил за него первый месяц, так что у тебя нет никакой возможности переехать обратно. И даже в отель ты поехать не можешь!

— Почему?

— Потому что у меня все твои вещи! Ну да ты не горюй, ночевать на улице не придется. Я обещаю, тебе у меня понравится. Я уже высылаю тебе email с адресом, через минуту ты его получишь. Ну все. Я тебя целую, и я побежал, а ты до трех мне не звони, ладно? У меня и вправду очень важное совещание.

Я повесила трубку и посмотрела на экран. Там и вправду висело новое письмо. Я щелкнула по конвертику, на экране открылась гугловская карта с адресом. Улица Озерная… И где это?

Я машинально щелкнула на заголовок «Как туда доехать» и ввела адрес библиотеки. Карта прочихалась и выдала маршрут. Одиннадцать миль, четырнадцать минут езды. «Гринвуд Виллидж».

Я вздохнула.

Гарри, уже весь изведшийся от нетерпения, придвинулся ко мне.

— Что у тебя случилось?

— Да чего только не случилось. И в результате я переезжаю.

— Далеко?

— Близко. В «Гринвуд Виллидж».

Гарри присвистнул:

— Самый богатый район Денвера? Неплохо! Ты получила наследство?

— Пока нет. Но, похоже, я завела богатого любовника. Он украл все мои вещи и продал мое жилье. И сегодня вечером я переезжаю к нему домой — мне больше негде жить…

— Правда, что ли? Я тебя поздравляю! И чем же он занимается?

— Он чемпион мира по каратэ.

Гарри хмыкнул.

— За это денег не дают, каратэ ведь не олимпийский вид спорта. Чем он занимается, чтобы делать деньги?

— Хороший вопрос!

Я еще раз вернулась к письму и на сей раз провернула его до конца. В конце была автоматическая подпись с логотипом «Сатурна Три»: Кен Томас, президент и главный исполнительный директор.

Я застонала. Прямо хоть вешайся.

Гарри сочувственно похлопал меня по плечу.

— Ну не грусти. Если это так уж неожиданно случилось, мы что-нибудь придумаем. К себе я тебя, к сожалению, взять не могу — ты знаешь мою Марию, она нам с тобой все глаза выцарапает сразу, но ты вполне можешь пожить у моей мамы! Заодно и свой испанский усовершенствуешь — она по-английски практически не говорит. Как тебе такой план?

— Спасибо, Гарри. Я сама заварила эту кашу, саму буду расхлебывать.

— Ладно. Ты держи меня в курсе, если что, я помогу. И кстати, ты помнишь, что нам с тобой сегодня идти на творческую встречу с создателями фильма?

— Ой, я совсем забыла… Хорошо, что ты напомнил. Пойдем вместе?

— Нет, я уже обещал Марии, что приду с ней. А кстати, ты не хочешь пригласить своего друга-миллионера? Ужасно хочется на него посмотреть!

— Я подумаю.

В три раздался телефонный звонок. Я посмотрела на телефонную трубку, размышляя, брать трубку или нет. Дело в том, что в три у нас очередная смена караула — телефонная. Наше высокое начальство считает, что когда люди звонят в библиотеку, они всегда должны попадать на живых людей, а не на автоответчик. Поэтому ко всему прочему мы работаем еще и как телефонные диспетчеры. До трех снимает трубку справочно-библиографический отдел, после трех — отдел выдачи книг. Но если после третьего гудка трубку не сняли, тогда отвечают на звонок все, кто могут. Такие вот правила.

Я подождала третьего гудка и сняла трубку.

— Библиотека Ривердола, это Инна, чем я могу вам помочь?

— Инна, ты до которого часа сегодня работаешь? — это был Кен.

— До пяти, но в семь я должна быть на презентации в «Марриоте», и это часа на два…

— А тебе обязательно туда идти?

— Обязательно.

— А можно, я с тобой пойду?

Я вздохнула. Банный лист с нами.

— Можно. Только как мы это технически устроим?

— Ты не волнуйся, я за тобой заеду…

Он действительно появился в пять, когда мы уже закрылись, девочки не хотели его пускать, но он прорвался. За ним ввалились еще трое хмурых усачей-уборщиков, все с ранцами-пылесосами за спиной, мрачно нам кивнули и разбежавшись по углам, как тараканы, одновременно включили свои пылесосы. Мы зачарованно смотрели на уборщиков. Я никогда раньше не видела их в библиотеке, остальные если и видели когда-то давно, то уже изрядно подзабыли, и поэтому тоже таращились во все глаза. Кен тоже полюбовался на их работу, затем повернулся ко мне.

— Как у вас тут живописно!

Гарри сделал большие глаза.

— Инна, это и есть твой сахарный папик, владелец заводов, домов, пароходов и каратист к тому же?

Кен повернулся к нему и смерил Гарри взглядом. Потом обернулся ко мне.

— Как вижу, ты уже проинформировала своих друзей обо всем.

Я пожала плечами.

— От друзей какие тайны?

— У тебя потрясающее количество друзей всех национальностей и мужского пола!

Я обиделась.

— При чем тут пол? Лишь бы человек хороший был. У меня и женского пола друзей тоже хватает, и всякого разного другого…

Кен обреченно вздохнул.

— Тогда, быть может, ты познакомишь меня со своим другом?

— Разумеется. Гарри — это Кен, я про него тебе сегодня рассказывала. Кен — это Гарри, мой друг, заведующий испанской коллекцией.

— Практически уже не заведующий, — горько усмехнулся Гарри.

— Почему? — вскинулась я. — Ты что, увольняться решил?

— Ну, если наше здание и так вот-вот развалится… Мария считает, что мне лучше уйти до всяких катаклизмов. Мне работу предлагают в Аризоне, я только что поговорил с ними по телефону… Обещал позвонить завтра с ответом.

— А что, — нахмурясь, озабоченно обратился к нему Кен, — у вас действительно проблемы? Почему такая спешка?

Гарри вздохнул.

— Денег-то нет и не будет, а наше здание разваливается на куски, того и гляди рухнет. Из-под обломков выбираться не хочется.

— А что, город не может предоставить вам новое помещение?

— Городу мы совершенно не нужны! Он будет просто счастлив, когда мы уберемся отсюда, он собирается построить на месте нашей парковки стадион регби.

— Странное место для стадиона.

— А, — махнул рукой Гарри. — Все равно ничего не сделаешь. Мы пытались бороться, искали спонсоров, нашли прекрасное здание, которое подходит для библиотеки — оно как раз сейчас выставлено на продажу, стоит пять миллионов. У библиотечного округа таких денег нет. Я-то ничего, мне работу найти раз плюнуть, а за русских девчонок обидно — куда им деваться… Русских библиотек в округе нету.

— Пристроятся куда-нибудь…

— Это легче сказать, чем сделать. Конечно, жирным капиталистическим акулам наши неприятности — так, ерунда, но для трудового народа, который живет от зарплаты до зарплаты, это большая проблема.

— Жирная капиталистическая акула, — это, по-видимому, я?

— Ну не я же!

— Ты на себя посмотри, трудовой народ, отпустил пузо…

— Гарри, — не выдержала я, — Прекрати. Ты же умный, ты же библиотекарь! Не связывайся!

— Ах, он умный библиотекарь… А я жирный капиталист?

Я прыснула.

— Ну, я бы не сказала, что ты уж такой жирный… Но у тебя все еще впереди.

Тут Гарри опять вылез со своей классовой ненавистью.

— Мы с Инной знаем, почем трудовая копейка. Мы из стран победивших революций, пусть их идеалы и преданы мировым капиталом. Вам, американцам, не понять, чем для бедного человека является библиотека, где он может бесплатно взять книгу или фильм, выйти в Интернет, отправить резюме, завести бесплатную электронную почту. Вам, меряющим жизнь миллионами долларов, которые вы загребли, измываясь над пролетариатом, не понять, как…

— Слушай, замолчи, — взмолился Кен. — Ну чего ты ко мне пристал? Я, что ли, закрываю вашу библиотеку? Инна, чего он ко мне пристал?

— Он злится, — сказала я. — Он копит деньги на свой экологический заповедник, который ты бы мог купить не моргнув глазом. Для тебя он копейки стоит.

— Да вы что, сговорились мои деньги считать? С чего вы решили, что я и есть олицетворение американского толстосума?

— Я видела твой электронный адрес. И видела, кем ты числишься на фирме.

— Ну и что? Таких как я, в Америке тысячи! И потом, я сам прошел весь этот путь, никто меня на буксире не тянул. Просто у меня родители учителями в школе работали, куда мне было деваться!

Друг на друга обиженные, мы зашли в лифт и поехали вниз. Все остальные уже давным-давно ушли.

Мы вышли из лифта — слава богу, он не застрял, Гарри и Кен двинулись к выходу, а я замешкалась, разыскивая на цепочке специальный ключик для отключения лифтов, и тут из-за привычного места за колонной выступил Пол.

— Мне надо было сегодня улетать, — убитым голосом произнес он. — Но я не мог улететь, не поговорив с тобой.

Он подошел поближе и стал смотреть, как я воюю с замком.

— Давай помогу.

— Нет уж, я, по крайней мере, прошла инструктаж и соображаю, сколько раз в какую сторону этот ключ вертеть, а ты его сломаешь за милую душу… А отвечать — мне!

— Я не мог улететь, — повторил Пол. — Я ведь видел, что я тебе не безразличен. Когда я вошел в библиотеку, меня так и окатило… Я поднял глаза — ты на меня смотрела так, как будто всю жизнь меня ждала, и вот я наконец пришел… Я испугался очень — со мной такого никогда не было, но я не смог ничего с собой поделать, и поэтому пришел тогда к тебе, и позвал ужинать, и все не мог на тебя налюбоваться, а ты была такая странная, как будто все прислушивалась к чему-то, и вдруг я понял, что ты куда-то спешишь, и я подумал — к семье, наверное, спешит, и не смог удержаться, сказал, что я женат, — это неправда, и потом спросил, не замужем ли ты, а ты все подтвердила и сразу же ушла, и мне было так горько, так горько, я думал поехать за тобой, но я же не спросил точный адрес… В общем, я промучился два дня и зашел сегодня в библиотеку, поговорил с народом, и узнал, что ты вовсе не замужем, и даже друга у тебя нет…

— Это как нет? — раздалось от дверей. — А я кто, по-твоему?

Я оглянулась и увидела Кена. Из-за его плеча мне подмигивал улыбающийся Гарри.

— Мы с Гарри же успели обсудить все проблемы изничтожения капитализма в одной отдельной взятой капиталистической стране, а тебя все нет. Мы возвращаемся, и что же мы застаем? Моя неверная подруга коротает время с еще одним претендентом…

— Претендентом — на что? — решил уточнить любопытный Гарри.

— Неважно… Мы на эти все попытки решительно выражаем свое неодобрение и говорим: «Но пасаран!» Как много лет назад говорили наши испаноговорящие друзья и их русскоговорящие союзники.

Пол отшатнулся от меня.

— Инна, кто этот человек?

— Где? А, этот… Я точно не знаю, кто это, но он таскается за мной вот уже третий день и на все уговоры отстать не реагирует. Я сопротивлялась как могла, но видишь, чем все кончилось… Я же не знала, что ты вернешься, да еще окажешься неженатым…

Было видно, что Кена мое высказывание просто вывело из себя.

— А если бы он не отпустил тебя тогда?

— Тогда бы ты не явился в мой дом и не перевернул бы там все вверх дном!

— Ты хочешь сказать, твой дом так бы и остался неубранным до сегодняшнего дня?

— Зато у меня до сих пор был бы мой собственный неубранный дом!

И тут я заревела. Мне так было жалко себя, бездомную, и то, что библиотека вот-вот развалится, и я останусь без работы, и придется опять, унижаясь, знакомиться с потенциальными работодателями, и ходить на тягомотные интервью, и потом получать длинные конверты со стандартным ответом: «Спасибо за вашу аппликацию. К сожалению, на этот раз мы выбрали другого кандидата. Но это не значит, что вы хуже, просто фишка не так легла». И так далее, и тому подобное.

Кен замер, переводя взгляд с меня на Пола и обратно. Гарри кашлянул и сказал:

— Я, пожалуй, пойду. Инна, увидимся на презентации через час, или ты хочешь пойти со мной прямо сейчас?

Я отрицательно покачала головой.

— Спасибо. Ты иди. Я обязательно приду на презентацию, не беспокойся. Вот если я не приду, ты знаешь, что делать.

— Ладно, я пошел. И помни, что любовники приходят и уходят, а друзья остаются. Звони, если что.

Он засмеялся и вышел, а Пол, сжав кулаки, чуть не кинулся ему вслед.

— Как он смеет?.. Какие любовники?

Кен снисходительно потрепал его по плечу.

— Обыкновенные. Остынь, не гони.

Потом посмотрел на меня.

— Извини, я как-то не осознал, к чему привела моя шутка. Держи.

Он сунул руку в карман и достал мои ключи. Я посмотрела на него, ожидая объяснений.

Он пожал плечами.

— Ну, очевидно же, что это была шутка. Я просто хотел, чтобы ты поехала ко мне сегодня вечером, поэтому я прихватил некоторые вещички из твоего гардероба и сунул их в машину. И это все, я клянусь. Я не расторгал договора с твоим домовладельцем — да и как бы я мог, ты же его заключала, ты и должна расторгнуть… Так что расслабься, никто у тебя ничего не украл. В общем, шутка явно не удалась. Ну, я пошел. Я правда старался все это время… Но ты слишком серьезная. С тобой трудно шутить и никогда не знаешь, в какой момент ты обидишься. Я думал, что тебе хорошо со мной точно так же, как мне хорошо с тобой — но теперь я вижу — я был всего только суррогатом настоящей, так сказать, любви… И вот любовь вернулась взад. А я третий лишний. Поэтому мне лучше уйти. Всего наилучшего!

Он поднял над головой воображаемую шляпу и вышел из пустого здания. Его шаги гулко отдались под пустым потолком. Пол улыбнулся.

— Вау, а я уж вообразил невесть что. А он вообще то — нормален, или как?

— Или как.

— Я так и думал!

Пол вновь обрел свой лоск и блеск.

— Ты куда-то должна идти сегодня вечером?

— Да, на встречу со съемочной киногруппой.

— А можно это дело… прогулять? Я отменил свой рейс, но, правда, выписался из гостиницы, так что мы можем поехать к тебе и пообщаться всласть!

При слове «всласть» он сладко зажмурился, и я облегченно засмеялась.

— Пол, ты великолепен!

— Правда?

— Не то слово! У нас с тобой есть только одна проблема, которую можно выразить старой доброй русской пословицей: «Куй железо, пока горячо». То есть не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня.

— И что это за проблема?

— Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня! А ты отложил.

— Но ведь я же тебе понравился!

— Ты мне и сейчас нравишься — ты красив, как Аполлон Бельведерский.

— Как кто?

— Неважно, моя бабушка так выражалась. Но понимаешь, какая штука… Я всю жизнь искала человека, который бы знал, чего я хочу. Потому что самой мне это не дано понять. По ряду странных причин. И похоже, я его только что нашла.

Пол опять обворожительно улыбнулся, еще вчера его улыбка свела бы меня с ума. Сегодня она меня не трогала.

— Ну ладно, мне пора на встречу. Спасибо что пришел, счастливо тебе долететь. Ты уверен, что не можешь получить назад свой билет?

Улыбка Пола слегка поблекла и осыпалась с лица сухой штукатуркой.

— Ты что, не приглашаешь меня к себе?

Я отрицательно покачала головой.

— Я, как Татьяна Ларина, — за руку держал — жанись. То есть жениться-то я как раз и не хочу, но это дело не меняет. Короче, поезд ушел, и тебя в нем не оказалось. Пишите письма.

Пол все еще медлил.

— Это что — мне нужно уходить?

Я кивнула.

— После всего, что ты мне обещала?

Тут я не выдержала.

— Да не обещала я тебе ничего! Ну все, мне пора.

Я решительно направилась к двери, но Пол схватил меня за рукав.

— Ты не смеешь вот так просто уйти! Я тебя столько времени ждал.

Я, не останавливаясь, двинула его под дых так, что он осел на пол и стал беззвучно хватать воздух губами, как ослепительно красивая гигантская гуппи.

— Посиди подумай. В другой раз будешь посмышленее.

Я добралась до стоянки, села в свою Вольвочку и поехала к «Марриоту». Ну вот и славно, говорила я сама себе, я вновь свободна, я, как всегда, избавилась от всех отношений, и мой дом при мне — радуйся! Но радоваться совсем не хотелось, зато очень хотелось плакать, чего я позволить себе совершенно не могла, поэтому пришлось усиленно заниматься глубоким йоговским дыханием все дорогу до гостиницы.

Когда я подъехала, до начала встречи оставалось еще минут пятнадцать, но места на парковке около гостиницы уже были все забиты. Я сделала несколько кругов, пока не умудрилась влезть на местечко, только что покинутое отъезжавшим автомобилем.

Оттуда до гостиницы, где должна была происходить встреча, было несколько кварталов, и я постаралась побыстрее их пройти — кто знает, кто бродит в темных переулках в поздний час.

Все же, не в силах удержаться от врожденного любопытства, я с интересом всматривалась во все встречающиеся мне по дороге витрины. К моему немалому удивлению, оказалось, что почти все они принадлежат бизнесам по переделке и подгонке готовой одежды.

Я и не знала, что переделка платьев, пошитых талантливыми, но безымянными китайскими мастерицами, так ценится в Денвере — судя по району, этот бизнес приносит немалые деньги.

— Прикроют нашу лавочку — пойду в портнихи в одно из этих заведений, — решила я, и обрадованная неожиданным решением проблемы безработицы, бодро шагнула под своды «Марриота».

Не увидев ни одного объявления о «Голливудском библиотекаре», я подошла к портье и осведомилась, где происходит это мероприятие. Он оглядел меня с головы до ног с изумленным видом и указал на ведущую на второй этаж лестницу.

Я поднялась по ней, взяла выданный мне пакетик с воздушной кукурузой и стакан газированной воды, олицетворяющей кинопромышленность, и прошла в зал, где немедленно столкнулась с Жаклин.

Жаклин была грустна. Она с печалью поглядела на меня.

— Я заняла тебе место, садись, — вздохнула моя начальница. И вдруг с подозрением воззрилась на меня:

— Скажи, когда ты заходила в отель, к тебе кидался портье с вопросом: «Вы, наверное, идете на встречу библиотекарей?»

— Нет, ко мне никто не кидался. Я еле нашла этот митинг.

— А ко мне кидался. Скажи, — в голосе Жаклин зазвучали надрывные нотки, — Я правда выгляжу, как библиотекарь?

Я ее тщательно оглядела с головы до ног. Откашлялась.

— Ну… я не знаю, как библиотекарь должен выглядеть… У меня никогда не было стереотипов. Единственный библиотекарь, которого я знала с детства — это была моя мама, а она всегда выглядела очень хорошо.

Тут я почему-то вспомнила давно забытую сцену из детства. Празднично одетые люди. Музыка, воздушные шары, транспаранты.

Открытие библиотеки. Моя мама — заведующая, — разрезает ленту, играет туш. Меня, трехлетнюю щекастую девочку, всюду сующую свой нос, подводят к книжным полкам.

— А вот Инночка уже умеет читать. Сейчас нам Инна прочтет название какой-нибудь книжки…

Мне суют в руки белый переплет. Гордая оказанным доверием, я громко читаю:

— Слава без имени… — Замолкаю на мгновение, вспомнив своего лучшего друга по песочнице Славу, потом удивленно озираю собравшихся:

— Как это — Слава без имени? Если его зовут Слава?

Долгий неумолкаемый хохот… Я чуть не реву — почему они все смеются? — а мой молодой еще папа хватает меня на руки и поднимает высоко-высоко, и целует в обе щеки, а мама задорно улыбается и гладит по голове и говорит:

— Молодец!

И я успокаиваюсь, и тоже начинаю смеяться вместе со всеми…

Я подняла глаза и еще раз критически оглядела Жаклин.

Болотного цвета длинная, до полу, расклешенная юбка. Светло-болотного цвета водолазка в бледно-серую клетку. Темно-болотного цвета кожаный пиджак и на нем болотного цвета с капустными цветами газовый шарфик. Множество бус, брошек и серег из болотного цвета камней. Нефрит? Яшма? Для малахита слишком мрачновато.

— Я не думаю, что вы выглядите как библиотекарь, — осторожно сказала я. — У вас есть свой собственный стиль, и он не имеет никакого отношения к библиотечным стереотипам. Вас легко выделить из толпы библиотекарей, вы выглядите совершенно по-другому.

— Правда? — недоверчиво спросила моя начальница.

— Совершенная правда, — заверила ее я. Она еще раз огляделась по сторонам, потом оглядела себя и села в кресло, не слишком-то успокоенная. Тут в зал вошел улыбающийся Гарри с подругой Марией, я помахала им рукой, показывая на два свободных кресла, которые я для них сохранила, и они уселись рядом со мною.

— Еле успел, — пожаловался Гарри мне на ухо, — твой Кен как вцепился в меня с расспросами…

— Обо мне? — вспыхнула я.

— В том то и дело, что нет…

Но тут на трибуну поднялась Линн, и нам пришлось замолчать, хотя мне очень хотелось узнать, о чем же Кен спрашивал Гарри.

Линн переоделась и выглядела совершенно свежей, как будто и не провела целый день, мотаясь по всему городу с камерой.

— Спасибо, что вы пришли на нашу встречу, — ослепительно улыбнулась Линн. — Давайте сначала посмотрим, как выглядим мы, библиотекари, в голливудской кинопродукции. Погасите свет, пожалуйста.

Мы здорово отвеселились, глядя на разных библиотекарей из всевозможных фильмов, от комедий и боевиков до мелодрам и тягомотных сериалов.

Потом мы стали очевидцами подготовки студентов библиотечного института к конкурсу по катанию библиотечных тележек, или как там называется этот вид состязания? Танцы с книжными тележками?

Ничего более смешного я не видела за всю мою жизнь. Я хохотала так, что у меня из глаз горохом посыпались слезы, и я даже не вздрогнула от неожиданности, когда мою шею погладили сзади холодным пальцем, хотя сердце застучало часто-часто.

— Привет, — наклонившись к самому моему уху, в темноте сказал Кен. Я покосилась назад. Слева от меня сидела Жаклин, справа Гарри, и я решительно не могла вступить в разговор. Я лишь на мгновение прижалась ухом к продолжающей гладить мои волосы руке, но тут же отстранилась. Жаклин и Гарри были так заняты происходящим на экране, что ничего не заметили.

В зале снова зажгли свет, и Линн продолжала говорить.

— Как только я начала заниматься производством этого фильма, я сразу поняла, что этому фильму хочется сказаться. Все-все складывалось так, что фильм должен получиться. Мы все такие разные, и интересы у нас разные, вот смотрите, вот вы в третьем ряду — что вы делаете? Вы вяжете? А что? Шарф?.. А вот с другой стороны зала, вон там, сидит Инна, которую мы снимали два дня назад, она занимается каратэ. Инна, встаньте, покажитесь залу.

Я встала, состроила голливудскую улыбку, насколько это возможно, помахала всем руками и села.

Сзади меня сильно толкнули в спину.

— Вот видишь, от каратэ какая польза, — послышался горячий шепот, — а ты не хотела заниматься вчера вечером.

Я постаралась, чтобы никто не заметил, чего мне стоило удержаться от смеха. Я беззвучно затрясла плечами, что со стороны, наверное, выглядело ужасно по-дурацки.

— Мне очень приятно, — весело продолжала Линн, — быть первой, кто сообщит сидящим в этом зале библиотекарям из Ривердола и их директору Жаклин, что только что был решен вопрос о приобретении нового здания для вашей библиотеки. Буквально полчаса назад было принято решение о передаче чека на сумму пять миллионов долларов, выписанного корпорацией «Сатурн Три», а точнее присутствующим в этом зале директором корпорации Кеном Томасом, на покупку здания для новой библиотеки.

Для тех, кто не знаком с этой историей, я скажу, что за этим зданием библиотека Ривердола охотилась давно — оно просто идеально подходят для библиотеки, и расположено очень удобно для читателей, и месяц назад фирма, которая его построила, обанкротилась и выставила на продажу этот дом. Целый месяц библиотечный округ пытался достать деньги, но безуспешно. Сегодня срок истекал, и казалось бы, у библиотеки не осталось никаких шансов. И тут случилось чудо — узнав о съемках фильма «Библиотекарь Голливуда», ко мне обратилось руководство «Сатурна Три». Они начинают новую маркетинговую компанию и хотели бы вложить деньги — немалые деньги, как мы видим, чтобы реально помочь библиотекам. Кен Томас рассказал, что они хотели бы создать библиотеку нового типа — даже не библиотеку, а некоторый культурный центр, который будет включать библиотеку, кинотеатр, спортивный зал… Мы беседовали с мистером Томасом, когда он обмолвился, что сам занимается восточными единоборствами и хотел бы найти единомышленников среди библиотекарей, которые помогли бы реализовать, так сказать, провести в жизнь эту мечту. И тут я и вспомнила, что буквально два дня брала интервью у Инны, которая как раз и занимается каратэ! И библиотеке, где она работает, требуется срочная помощь!

Я была поражена, с какой готовностью мистер Томас согласился помочь библиотеке. Он даже не стал предварительно беседовать с руководством и не захотел взглянуть ни на библиотеку, ни на новое здание, ни на саму виновницу этого переполоха. Он сказал, что верит каждому моему слову и не собирается меня перепроверять! Ну не благородный ли человек!

Сидящий справа от меня Гарри не на шутку раскашлялся. Я не выдержала и саданула его в бок. Мария немедленно уставилась на меня желтыми кошачьими глазами и зашипела. Я примирительно улыбнулась и отвернулась от этой сладкой парочки.

— Я очень рада, что наш фильм, еще не реализованный, не вышедший на экраны, уже помогает нам сделать нашу жизнь лучше. А теперь внимание — мотор! Позвольте мне заснять на пленку историческую передачу чека представителем компании «Сатурн Три» Кеном Томасом представителям библиотеки — директору Жаклин и заведующим русской и испанской коллекциями Инне и Гарри. Прошу вас господа, поднимитесь на сцену и познакомьтесь, наконец, друг с другом!

Мы встали и пошли к сцене. Немного погодя к нам присоединился улыбающийся Кен. Мы пожали друг другу руки. Все кругом аплодировали. Жаклин сияла — наконец-то и она попала в телевизор! Запечатлев на пленку торжественную передачу чека, мы отправились обратно. Веселые Гарри с Марией сдвинулись на одно место, чтобы дать Кену место между мной и Жаклин.

— Как вы узнали о моей библиотеке? — жадно выпрашивала Жаклин Кена. Тот приподнял плечи:

— Слухами земля полнится. Я очень рад, что мы наконец встретились!

— Я тоже! — с энтузиазмом продолжала Жаклин. — Нам нужно о многом поговорить, все обсудить.

— Я с удовольствием.

— Вы заняты сейчас, прямо после митинга? Мы можем поехать в библиотеку и поговорить там! А потом поехать посмотреть на новое здание!

— Я, право, не знаю… — протянул Кен, краем глаза глядя в мою сторону. Я сделала вид, что не понимаю намеков.

Тут вмешался догадливый Гарри.

— Мы можем поехать все вместе! — воскликнул он. — Инна, ты как?

— Ну, если все вместе, то и я поеду, — неуверенно протянула я. — Только если ненадолго. У меня комьют длинный.

— Ненадолго, — кивнул Гарри. — Ну что, едем?

Мы пошли к выходу, спустились к выходу.

— Вы же не знаете, как ехать к библиотеке! — воскликнула Жаклин. — Давайте поедем вереницей — вы за мной!

— Я знаю, как ехать, — сказал Кен. — Не беспокойтесь.

— Ну, тогда встретимся у входа! Я пошла искать свою машину!

Мы все вышли на улицу и разошлись в разные стороны — кто куда, в зависимости от того, где была припаркована машина. Через минуту я услышала шаги за спиной — меня догонял Кен. Он поравнялся со мной и взял меня под руку. Я прижалась к его плечу.

— Быстро ты это провернул, — уважительно сказала я. — И идея какая оригинальная: библиотека и дожо в одном флаконе… Только я не хочу работать в библиотеке имени Кена Томаса.

— Чем тебе мое имя не угодило? — обиделся он. — Вообще-то, я, собственно, и не претендовал на славу. Мы можем назвать библиотеку именем «Сатурна Три» — будет прямо-таки любимый тобою «Astronomy Domain», очень мило и символично, а можем выбрать имя основателя каратэ Гичина Фунакоши, к которому ты, я знаю, тоже питаешь самую глубокую дочернюю любовь…

Мы миновали по-прежнему ярко освещенные витрины маленьких швейных мастерских и наконец дошли до моей машины.

— Куда тебя отвезти? — спросила я, вставляя ключ в замок зажигания.

— К тебе… то есть в твою библиотеку.

— Нет, я имею в виду — где твоя машина? Надо же забрать ее со стоянки!

— Моя машина дома. Я приехал на такси, чтобы не гонять туда-сюда две машины.

Я смерила его взглядом.

— То есть ты собирался ехать обратно вместе со мной?

— Ну конечно! Я же честный человек!

— В каком смысле — ты честный человек?

— Ну я же не могу заставить беременную женщину водить машину, да еще в ночное время?

Я даже руль бросила от неожиданности — мы уже мчались по ночному Колорадскому бульвару.

— С чего ты решил, что я беременна?

— Ну… мы же никогда не знаем, правда? А разве тебя не тошнило сегодня утром?

— Слушай, да ты что, прикидываешься, что ли? Ты спал со мной единственный раз, и уже считаешь, что я беременна?

Он надулся.

— Я спал с тобой не один раз, если ты помнишь, а несколько.

— Это не считается. Это все равно один раз.

— Не один, — упрямо наклонил голову Кен.

— Слушай, чего ты всем этим добиваешься?

Он вздохнул.

— Ничего я не добиваюсь. — Он обвел взглядом мою Вольвочку.

— Хорошая у тебя машина. Верткая. Только маленькая.

— Мне как раз впору.

— Да, а вот двоим уже тесновато.

Я обиделась за свою любимицу.

— Тебе что, крыша жмет?

— Нет, крыша ничего, но любовью тут без раскладывания сидений не заняться. А разложить сиденья на ходу не так-то легко.

Я засмеялась.

— Любовью на ходу тоже не очень-то легко заниматься. Да и времени пробовать уже нет. Вылезай, мы приехали.

У входа в библиотеку одиноко стояла машина Жаклин.

— Не спеши, — Кен дождался, пока я вытащу ключ из замка зажигания. — Я тебя целый день не видел. Думал, уж не привиделась ли ты мне. Дай я тебя потрогаю. — Он рывком притянул меня к себе, поцеловал, попытался обнять. — Нет, это не машина, это просто мучение какое-то. Совершенно невозможно до тебя добраться. Подожди. А это что?

Я перевела дыхание и оглянулась. Из темноты окружающего здание библиотеки парка на нас смотрели популярные в Колорадо звери: олень с ветвистыми рогами, горный лев, размерами чуть побольше рыси, бросающийся на оленя, и бурый медведь, вставший на дыбы и по всей видимости пытающийся защитить от горного льва сразу двух зверьков: хвостатую белку на переднем плане и испуганного прижавшего уши зайца в глубине сцены. Я рассмеялась.

— Это скульптурная группа, олицетворяющая флору Колорадо. Нам ее один читатель подарил. Он заказал для своего двора что-то вроде Ноева ковчега: каждой твари по паре, и все в бронзе, а вся группа целиком в его двор не вписалась. Там еще горные бараны были, койоты, и прочая мелкая шушера. Ну он нам всех лишних зверей и пожертвовал, благо библиотечные пожертвования освобождаются от налогов. Пошли в библиотеку.

— Подожди! — воскликнул Кен. — Какие рога! Это прямо-таки что-то необыкновенное. Ну-ка, иди сюда.

Я на вдруг онемевших ногах кое-как выбралась из машины, уже понимая, что добром это не кончится.

— Кен, даже не думай. Здесь вокруг полно пожарников и полиции, и Жаклин ждет…

— Она семнадцать лет ждала, подождет еще немного… Да иди же ты сюда! А то я сейчас загорюсь, и вот тогда тебе точно придется вызывать пожарников!

Я вдруг с ужасом поняла, что мне совершенно наплевать и на пожарников, и на полицию. Остались только Кен и я, да еще наклонивший голову олень, между гигантскими нагретыми за день рогами которого Кен осторожно меня уложил и начал медленно освобождать нас от мешающих свободе передвижения частей гардероба. Я с энтузиазмом присоединилась было к этому увлекательному занятию, но мне мешали колючие рога, на которые я постоянно натыкалась. Кен расстегнул мой жакет и начал, постанывая, целовать мои напрягшиеся от наслаждения соски, а руки его продвигались все ниже и ниже, воюя с ускользающими колготками — стопроцентная итальянская лайкра, надеть и снять без специальных навыков нелегко. Зато и порвать практически невозможно, за что я эти колготки и люблю.

— Да помоги ты мне! — взмолился Кен. — Как ты носишь этот пояс недоступности, прямо средневековье какое-то…

— Я попробую, — хрипло выдохнула я, — вот так, и еще немного… Давай скорее, а то я сейчас умру… или я уже умерла?

И тут у меня в кармане громко зазвонил телефон. Я вздрогнула, руки Кена замерли на моих почти обнаженных бедрах. Телефон продолжал надрываться.

Кен перевел дыхание.

— Ты можешь выключить это чудовище? — угрожающе шепнул он мне прямо в ухо.

— Подожди, — я извернулась, нехотя вытащила руку из его трусов, чтобы достать телефон. — Дай я посмотрю, вдруг это что-то важное…

Кен в отчаянии застонал, рывком раздвинул мои ноги и попытался просунуть между ними ладонь, но я привычно двинула его прямо в пах коленом, и он на мгновение отступил, дав мне возможность завладеть телефоном.

— Это Вася! — радостно вскрикнула я, одной рукой отщелкнув крышку телефона, а второй пытаясь отбиться от домогательств Кена. — Да подожди же ты! Привет, Василий! Нет, это я не тебе!

— Какой еще Василий? — сквозь зубы процедил Кен. — Очередной любовник из Небраски? — Он продолжал раздвигать мои ноги, несмотря на то, что я изо всех сил сопротивлялась. Силы были явно неравными.

— При чем тут Небраска? — обиделась я за кузена. — Это мой двоюродный брат Вася из Тамбова, мы с ним ужинаем каждую пятницу, и обычно я ему звоню, но сегодня не получилось…

Кен одним движением выхватил у меня телефон.

— Здравствуйте, Вася! Нет, это не Инна, это ее близкий друг. Инна не может сейчас говорить, она очень занята. И пожалуйста, не звоните хотя бы с часик, я вам очень буду благодарен! Спасибо, и до свидания! — Он захлопнул телефон, сунул мне его обратно в карман жакета, а затем молниеносно развел мои бедра так широко, что что-то хрустнуло у меня внутри, и он от ужаса на мгновение замер, но боли не было, а было лишь одно всепоглощающее желание, и Кен, почувствовав это, наконец вонзился в мою заждавшуюся плоть, и это было совершенно невыносимо, и вдруг окружающий мир вспыхнул, раскололся, и перестал существовать, а я, полностью освободившись от земного притяжения, рванулась куда-то в небо.

— Перестань кричать! — донесся откуда-то издалека голос Кена, я сделала виртуозный пируэт и вернулась в собственное тело.

— Я не кричу. С чего ты взял, что я кричу? Мне просто было так хорошо…

— Сейчас будет еще лучше… Только умоляю, не кричи больше.

— Лучше быть уже не может… Да не собираюсь я кричать! Я же понимаю, люди вокруг.

Я расслабленно постанывала под напором горячего как печка Кена, а он продолжал свою неистовую гонку, его дыхание участилось, и внезапно я почувствовала, как из глубины моего тела опять поднимается это мучительное, невыносимое напряжение, и вдруг мои груди снова стали торчком под его жадными ладонями.

— Нет, пусти меня, я больше не могу! Я этого не вынесу еще раз! — забилась я в ужасе, пытаясь освободиться, пока не слишком поздно. — Я правда не могу больше!

— Сейчас, сейчас, еще чуть-чуть, — тяжело дыша, утешал меня Кен. — Вот так, еще немного… Постарайся, вот так… Ты молодец… Держись…

Я не могла больше держаться. И не только я. Я открыла глаза и посмотрела на небо. Вселенная пришла в движение, вспыхивали сверхновые звезды, проносились кометы и гремели метеоритные ливни, а потом Вселенная все-таки взорвалась, и я закашлялась от недостатка воздуха, оказавшись заживо погребенной под сверкающими обломками.

— Извини, — сказал Кен, убирая ладонь от моего рта. На ладони стремительно наливались темным отпечатки моих зубов. Я отдышалась и прижала пострадавшую конечность к свой щеке.

— Бедный мой. Как же это тебя угораздило?

Кен неопределенно хмыкнул. По его лицу градом струился пот, но глаза хитро блестели.

— Да ерунда. До свадьбы заживет. Это мне урок: в следующий раз, собираясь на свидание с тобой, прихвачу кляп и наручники. Пристегну тебя к этому самому оленю, воткну кляп, и кричи не кричи, никто не услышит твое мычание.

— Я не кричала! — возмутилась я. Кен вздохнул.

— У тебя в машине аптечка есть?

Аптечка у меня имелась. Мы поспешно, как сумели, привели в порядок свою одежду, а потом я лейкопластырем заклеила Кену ладонь. Я даже умудрилась произвести осмотр колготок: ни затяжки! Надо будет написать благодарственное письмо изготовителям.

И тут к библиотеке подъехали Гарри с Марией и направились к нам. Гарри на ходу поправлял съехавший набок галстук.

На четвертом этаже внезапно вспыхнул свет, ужасно яркий, поскольку все темно-вишневые жалюзи, обычно плотно закрытые, были подняты. Общественный центр Ривердола стал похож на аквариум. Мы задрали головы.

— Красота-то какая, — сказала Мария, оправляя растрепавшуюся укладку. — Что-то я не припомню, чтобы ваша библиотека когда-либо так выглядела.

Мы с Гарри переглянулись: она высказала наши мысли.

— Ну да ладно, пошли проверим. Жаклин поди уже заждалась.

Мы не стали включать лифты, а по громыхающей винтовой лестнице добрались до самого верха. Дверь в библиотеку была открыта нараспашку. В проеме била копытом застоявшаяся Жаклин.

— Сколько можно было ехать? Путь сюда занимает не больше двух минут! Я устала вас дожидаться!

Гарри с Марией хитро переглянулись. Кен откашлялся.

— У Инны поломалась машина, я отважно вызвался найти причину поломки и даже смог ее устранить. На это потребовалось некоторое время.

— Так вот почему вы такой потный и помятый! А что случилось с вашей рукой?

— Пустяки, — отмахнулся Кен. — Просто поцарапался, открывая капот.

Гарри закатил глаза и зашелся в приступе беззвучного хохота. Я даже не покраснела — расту на глазах! — и решила, что пора вмешаться.

— И еще мы осматривали наш парк. Кен нашел скульптурную группу представителей колорадской фауны чрезвычайно выразительной. Особенно ему понравился олень.

— Олень, конечно, неплохо сделан, — одобрительно кивнул Гарри. — Но Мария предпочитает медведя.

— Естественно, — капризно передернула плечиками Мария. — У оленя рога жутко колючие. Кому это может понравиться?

— Я совершенно согласна с Кеном, — восторженно кивнула головой Жаклин, отчего все ее кудельки и кудряшки на голове так и заходили ходуном. — Скульптурная группа просто замечательная, мы обязательно перевезем ее на новое место. Мне, правда, больше всего нравится заяц.

Гарри в задумчивости посмотрел на Марию.

— Заяц, говорите… — протянул он. — Даже не знаю, что и сказать. Какой-то он слишком маленький… И низкий…

— Да разве в величине дело? — всплеснула руками Жаклин. — Это же искусство, вещь совершенно безразмерная. Да заходите же вы наконец! Кен, позвольте, я устрою вам маленькую экскурсию по моей библиотеке. — Она властно схватила не ожидавшего такого поворота дел Кена за рукав и поволокла куда-то между полками. Мы с Гарри и Марией тоже последовали внутрь.

— Как-то странно ваша библиотека сегодня выглядит, — продолжала Мария все ту же песню. — Не могу понять, в чем дело… Неужели это из-за того, что мы только что решили переезжать?

— Ты думаешь, она почувствовала, что мы ее бросаем, и что-то замышляет? — поднял брови Гарри.

— Вроде того. Вещи, они же чувствуют, что с ними хотят сделать что-то плохое. И начинают превентивно мстить.

Я вздрогнула.

— Как это — превентивно мстить?

Мария немного поразмышляла.

— Ну… это может быть все что угодно. Например, ты хочешь выбросить свой старый футон на свалку, а он об этом узнает и складывается ночью пополам, и ты задыхаешься, не в силах высвободиться от смертоносной подушки, прижатой к лицу… Или микроволновка, которая внезапно осознает, что ее время прошло, поскольку в углу кухни уже стоит новая нераспечатанная коробка с ее наследницей, взрывает в своих недрах стакан с молоком и осколок пробивает твое сердце.

Тут вздрогнули мы с Гарри.

— Что ты несешь? — придя в себя и встряхнувшись, напустился на Марию Гарри. — Осколок в сердце, надо же такое придумать… Напугала прямо…

Мария скромно потупилась:

— Всяко бывает на белом свете…

Мы продолжали двигаться между книжными рядами за Жаклин и Кеном, прошли всю библиотеку насквозь и очутилась у окна. За окном светилась панорама ночного Денвера, ярко горели в чистом небе крупные звезды, между которыми то и дело проносились красно-зеленые огоньки — шли на посадку и взлетали многочисленные самолеты из Денверского международного аэропорта. И луна светила почти как солнце, гигантская и до того яркая, что на нее было больно смотреть.

Я ужасно люблю Денверское небо, такое оно близкое и промытое, и никак не привыкну к этому зрелищу. Денвер называют городом высотой в одну милю, его высота над уровнем моря составляет полтора километра, что влечет за собой как достоинства, так и недостатки. Недостатков не так много, но они существенны: картофель и макароны, которые надо варить бесконечно, невкусный чай, поскольку температура кипятка составляет 93 градуса, более медленные, чем на равнине, машины, нехватка дыхания, слабость, усиленное сердцебиение и прочие многочисленные симптомы, охватывающие всех без исключения приезжих с равнин.

Достоинств у проживания на такой высоте гораздо больше.

Ну, во-первых, вы никогда не рискуете обжечься чаем или супом, или даже кипятком — то есть обжечься-то можно, но надо достаточно постараться. Во-вторых, из-за пониженного количества кислорода в воздухе сердце работает интенсивнее, тратится больше калорий, поэтому Колорадо — самый стройный штат в Америке. В третьих, если у вас машина с турбонаддувом — как у меня — то она становится гораздо мощнее своих безтурбинных товарок, поскольку турбине наплевать, на какой высоте работать, и вы можете запросто обогнать более мощных конкурентов. В четвертых, и это очень важно для меня, — горы здесь необыкновенные, и облака такие красивые, и небо такое бирюзовое, что никаких слов не хватит его описывать. И звезды в небе не дрожат, а висят округло и выпукло, каждая величиной с крупную планету, а планеты и вовсе гигантские, как будто смотришь в телескоп, и Марс голубой, а Венера — розовая. И звездочка Аль Мицар — Всадник в созвездии Большой Медведицы — видна всем и каждому, а не только людям с орлиным зрением.

Потрясающее зрелище.

Огни влажно дрожали на мраморном подоконнике. Внезапно я поняла, что изменилось в библиотеке. Я протянула руку и провела пальцем по подоконнику. Палец остался чистым. А подоконник оказался не мраморным, а пластиковым — он был слишком теплым на ощупь, чтобы быть по-настоящему мраморным. Но не это интересовала меня в данную минуту.

— Гарри, — позвала я.

— Да, — отозвался он, не отрывая взгляд от ночного Денвера.

— У нас что, помыли окна?

— Да ты что!

Он тоже ткнул пальцем в оконное стекло. Стекло промыто заскрипело под его нажимом.

— Правда! А я-то никак в толк не возьму, что произошло! Мария, ты была права — библиотека-то действительно изменилась! Ее вычистили! Впервые за семнадцать лет.

Мария горестно покачала головой.

— Это все и объясняет. Это плохая примета — чистить там, где никогда не чистили. Это поднимает на свет глубинные слои залежавшейся энергии, и нарушает сложившееся равновесие. Вот она и возмутилась.

— Кто — она?

— Библиотека. Она оскорбилась, что над ней так надругались, и выставляет нас отсюда. Кому нравится насильственная помывка? Это как в тюрьме: всех строят в шеренгу, раздевают и обливают холодной водой из шланга. Чистота получается, а духовной гармонии нет.

Гарри гордо взглянул не меня: Знай, мол, наших! — и прижал Марию к себе. — Умница. Вот как ты все нам хорошо объяснила.

Описав круг, к нам с другой стороны вышли сияющая Жаклин с несчастным Кеном. Он сделал мне страшные глаза и изобразил конвульсии умирающего. Жаклин продолжала вещать:

— По сравнению с прошлым годом книговыдача увеличилась на двадцать один процент, выдача фильмов на кассетах — на сорок пять, на дисках — на шестьдесят два процента, что превышает абсолютно все аналогичные показатели в соседних библиотеках. Но чем мы особенно гордимся, как это нашими классами по обучению английскому языку. Сейчас мы спустимся на второй этаж, и я покажу вам все классные комнаты, где наши ученики получают знания…

— Жаклин, извините, — прервала я ее поток сознания, — вы обратили внимание, как изменилась наша библиотека?

Она недоуменно посмотрела на меня, сбитая с мысли.

— Как изменилась… Что ты имеешь в виду — как изменилась библиотека? Как она могла измениться?

— Здесь стало чисто, — подал голос Гарри. — Даже голоса теперь звучат по-другому. У нас появилось эхо.

Он приставил ладони ко рту и звучно крикнул:

— Э-ге-гей!

— Эгей… гей… ей!… — отозвалось эхо.

Жаклин схватилась за уши.

— Гарри, перестань, что за глупые шутки. Да еще ночью. Ты разбудишь пожарников, они подумают, что у нас тут опять кто-то умер, прибегут выяснять, что случилось… А ведь действительно, здесь стало чисто. Ай да Март…

Она подошла к ближайшему окну, пощупала подоконники.

— Инна, ты интересовалась, из чего сделаны подоконники? Это искусственный мрамор. — Она в задумчивости постучала по подоконнику пальцами и вдруг в изумлении всплеснула руками:

— Это что же такое получается? Мы в первый раз за много лет вычистили библиотеку, и сразу же произошло чудо — мы получили новое здание? То есть если бы мы заказали уборку раньше… гораздо раньше, я имею в виду, это могло бы случиться много лет назад? Ах, если бы знать заранее…

Кен серьезно кивнул головой.

— Действительно, когда регулярно убираешься, чудеса происходят маленькие и их не всегда замечаешь. Зато когда делаешь уборку раз в несколько лет — о, сколько нам открытий чудных является! Вот у меня была одна знакомая, которая никогда не убирала в своем доме из неких принципиальных соображений — и вот в один прекрасный день ее друг пригласил к ней бригаду уборщиц, и они вычистили ее дом, и у нее мгновенно началась новая жизнь: она тут же встретила свою судьбу, вышла замуж, поменяла место работы и завела ребенка.

— Неужели и ребенка? — удивился Гарри. — Когда же это она успела?

Жаклин подозрительно посмотрела на Гарри и Кена.

— У вас что, есть общие знакомые?

— Нет, — дружно заверили оба мою начальницу.

— Просто это очень интересно — такой опыт, — сказал Гарри. — Простая уборка, а столько разных последствий. Нам нужно пропагандировать такие достижения.

Я скептически хмыкнула:

— Ну это бабушка еще надвое сказала, решила ли эта ваша знакомая замуж выходить. А могла бы и не выйти, и как дура, сидела бы с вымытой шеей, то есть с вымытым домом. И нашу библиотеку могла бы постигнуть подобная участь — окна чистые, а новое помещение не обламывается. Так что не жалейте о потерянных и упущенных возможностях, Жаклин, кто знает, если бы окна здесь мылись регулярно, мы бы не пришли в такое ужасное и запущенное состояние, что о нас ходят легенды, как о доме с привидениями. И никто бы гроша медного не дал бы на новое помещение, а не то что пять миллионов.

Жаклин ласково посмотрела на Кена.

— Что возвращает нас к предмету нашего разговора. Итак, если мы сравним показатели прошлого года с показателями позапрошлого…

Кен внезапно застонал.

— Что с вами? — испугалась Жаклин.

— Зуб болит, — решительно сказал Кен. — Мне его когда-то чуть не выбили на одном чемпионате, зуб удалось спасти, но к ночи, знаете ли, он всегда ноет, надо скорее домой, полоскать специальным составом… он у меня в ванной стоит, на полочке… Давайте вы мне все результаты пришлете по факсу или по электронной почте? Мне ведь все равно надо будет поделиться всеми этими замечательными результатами, с которыми вы меня познакомили, со всеми моими коллегами.

— А как же визит к новому зданию? — растерялась Жаклин. — Я хотела, чтобы мы прошлись вокруг, прикинули, где какой отдел открывать, где делать парковку…

— Мы все это сделаем, — решительно кивнул Кен. — Но не сегодня. Уже поздно, Жаклин, нам всем пора по домам. Завтра у вас будет трудный день — принимать поздравления и делегации, надо отдохнуть…

— И подумать, что надеть, — многозначительно добавила я. — Именно сегодня, поскольку завтра уже с утра может нагрянуть телевидение.

— А как оно узнает?

— Я позвоню на телевидение, — сказал Гарри. — Из дома. Все, давайте по домам. До свидания, леди. До свидания, Кен, очень приятно было познакомиться.

— До свидания, — вежливо кивнул Кен. — Мне тоже. Я, пожалуй, пойду.

Я повернулась к Жаклин. — Ну что, идем?

Жаклин нерешительно двинулась за нами, но остановилась.

— Нет, я еще посижу. Надо привести бумаги в порядок, подумать, о чем завтра говорить с телевизионщиками, что надеть… И вообще… — Она задумчиво погладила сияющую поверхность стола. — Тут стало так уютно… Даже страшно подумать, что мы можем уехать отсюда через считанные месяцы… Да вы идите, идите, я закрою за вами дверь.

— До свидания, — с облегчением отозвались мы и вышли за дверь.

— А это не опасно — оставаться ночью одной в этом здании? — спросил меня Кен, несясь вниз по лестнице-убийце, перепрыгивая сразу через три ступеньки. Я едва поспевала за ним следом.

— Что ты, тут же всюду жизнь — пожарные и полицейские. И после закрытия библиотеки дверь снаружи не откроешь без ключа, так что тут вполне безопасно.

Мы вышли на свежий воздух.

— Хорошо-то как! — глубоко вздохнув, сказал Кен. — Я уж было испугался, что мне отсюда не уйти, пока я не выслушаю про все ваши трудовые победы за семнадцать лет существования. Поехали отсюда! Давай ключи!

— Зачем?

— Ты же не знаешь, куда ехать.

Я так устала сегодня, что не стала по обыкновению спорить. Просто вынула из сумочки ключи и отдала их Кену. Он улыбнулся и чмокнул меня в щеку.

— Вот и умница, не ругаешься.

— Не задирайся, а то я и вправду начну.

— Не начинай, а? Устал я что-то сегодня. Да и спали мы всего ничего.

Мимо нас проехали Гарри с Марией, открыли окошко, помахали. Мы помахали им в ответ.

— Это Гарри тебя просветил? Про библиотеку и все такое прочее?

— Он молодец, твой Гарри. Сразу перешел к делу и пошел излагать, что я должен сделать, чтобы спасти библиотеку и прославиться. Я пытался было отвязаться, но он быстренько доказал мне, что я ничего не теряю от такой раскладки дел, а выигрываю много. Ну я и подумал — а почему бы не попробовать? Твой «мемори стик» сэкономил нам куда как большее количество денег, так что я у тебя был в некотором роде в долгу. Я быстренько смотался в «Сатурн Три» — народ там с обеда празднует — нашел нужных людей, обговорил все детали и получил чек. А с киношниками договорился, чтобы все заснять для сегодняшних девятичасовых новостей, а то как бы наши директора не передумали завтра на свежую голову. Прецеденты случались. Залезай в машину.

Я непривычно уселась на пассажирское кресло — я никогда не сидела на пассажирском кресле собственной машины, это было ужасно некомфортно! Кен повозился, перестраивая высоту и наклон сиденья и зеркал, и резко двинул машину с места. Вольвочка обиженно пискнула и встала на дыбы.

— Ты поосторожнее! — Закричала я, хватаясь за дверную ручку.

— Извини, не ожидал, что она у тебя такая резвая. Здорово!

Мы стремительно, со скрипом тормозов, повернули на Вишневую и помчались дальше.

— Тут совсем рядом, — утешил меня Кен, — в одну минуту домчим.

Мы доехали минут за пять и вылезли из машины.

— Что это? — спросила я.

— Ты не узнаешь? Это тот самый дом, в который переезжает твоя библиотека. Меня сюда сегодня Гарри возил, посмотреть. Пошли, прогуляемся.

Я посмотрела на дом. Это было довольно большое новое здание — раза в три больше наших теперешних площадей, очень современное, со стеклянными стенами и выложенными красным кирпичом переходами между ними. Внутри горел неяркий свет, и было видно, что здание уже полностью достроено. Мне оно сразу понравилось. Вокруг не было никаких куч строительного мусора, а наоборот, были посажены молодые деревца и кустарники. Места для парковки и детской площадки было предостаточно. Вокруг здания слева начинался парк, справа возвышались корпуса двухэтажного комплекса апартаментов, а на горе повыше виднелся какой-то окруженный парком замок с башенкой.

Кен покружил между деревьями и остановился.

— Вот здесь мы взгромоздим оленя. И медведя, если он действительно так хорош, как утверждает Мария. И зайца — по заявкам любящего экзотику начальства. А также белку и прочую живность — для поддержания природного равновесия.

— Этого не может быть, — уверенно сказала я. — Это слишком здорово, чтобы быть правдой. Мне все это снится. Ущипни меня.

Он обнял меня двумя руками.

— За какое место?

— За любое… Ой, ты что так больно щиплешься? — Воскликнула я, потирая покалеченную нижнюю часть спины.

— Ты же сама попросила… Ну извини, сейчас приедем домой, я тебя пожалею. Садись в машину, считай мили.

Мы сели в машину.

— Засекла дистанцию?

Я покрутила колесико бортового компьютера, сбросила мили до нулевой отметки.

— Поехали.

Мы выехали на улицу, развернулись на светофоре, заехали в ворота с надписью «Частное владение, въезд запрещен», проехали усаженную вековыми дубами аллею и причалили к тому самому замку с башенкой, который я видела снизу от библиотеки.

— Сколько получилось? — поинтересовался Кен.

— Семь десятых мили. Около километра. Пешком минут десять, поскольку разворачиваться не надо. А зачем мы остановились?

— Мы дома. Вылезай. И запомни, твой новый комьют равен одному километру. Или десяти минутам пешком.

Я уставилась на Кена.

— Это что, и вправду твой дом?

Он усмехнулся.

— Тебя, может быть, опять ущипнуть?

Я поежилась.

— Нет, одного раза было вполне достаточно.

Я вылезла из машины и осмотрелась. Дом был по-настоящему хорош. Он был старым, каменным, увитым плющом, под окнами были разбиты цветники, усеянные бесчисленными хризантемами, а вокруг дома был яблоневый сад, деревья были очень старыми и запущенными, на ветках даже в темноте как лампочки светились маленькие яркие яблочки. Тысячи яблок устилали землю и плавали в бассейне, расположенном слева от дома. Я подошла к одному из деревьев, потрогала старинную кору, задубевшую под многолетними ветрами и снегами, нагнулась и подняла подвявшее полосатое яблочко, подняла к лицу, понюхала. Яблочко волшебно пахло уходящим летом, и я вспомнила детство, дачу, августовский зной и яблоки сорта «Белый налив», такие спелые, что они взрывались от собственной спелости прямо на ветках, и было очень тяжело отогнать ос, мгновенно налетавших на лакомый плод, поскольку вкус и консистенция у него были совершенно особенные — как у ванильной пастилы, только без приторного привкуса. Я зажмурилась и откусила. Яблочко было именно таким как надо, сладким-пресладким, таяло во рту и пахло корицей. Я вернулась к Кену, ожидающему меня на крыльце.

— Сколько лет этому саду? — спросила я. В Супериоре самому старому дому и дереву четырнадцать лет. На моей улице деревьям не больше шести лет, и большинство из них после пересадки два-три года совсем не растут — собираются с силами.

Очень трудное дело — пускать корни в Колорадо. Пустыня должна быть пустыней, говорит один из Алексов, Шурка. Отключи поливалки на неделю — и вся растительность здесь погибнет. Я отвыкла от вида больших деревьев.

— Полтораста лет. Столько же, сколько и дому, — сказал Кен, явно довольный моим изумлением. — Нравится?

Я молча кивнула. Я вдруг представила, как буду просыпаться на втором этаже, открывать окно и выглядывать в сад. Весной он будет утопать в аромате яблоневых лепестков, над цветками будут жужжать пчелы… Потом лепестки собьет ветер, а на ветках покажутся крохотные зеленые яблочки, и они будут потихонечку наливаться соком, а потом созреют и ночами будут падать на землю, как неспешный ароматный дождь. Я буду обувать удобные туфли на низком каблуке и топать с горки вниз на работу, и уже там переобуваться в модные лодочки от Маноло Бланика, а вечером буду карабкаться обратно, и потом отмачивать в бассейне натруженные за день ноги. Потом мы будем пить чай в саду под яблонями, предварительно стреся на землю все плохо державшиеся на ветках фрукты. Я начну варить мармелады и прочие варенья — ну нельзя же, в самом деле, чтобы все это добро вот так и пропадало! И мы будем справлять Яблочный Спас прямо здесь, в саду, и приглашать в гости всех-всех-всех…

Я встряхнула головой и засмеялась. По части возведения воздушных замков и далеко идущих планов я большая мастерица. Мой бывший муж всегда называл меня «кремлевским мечтателем», хотя ни к Кремлю ни к Уэллсу я никакого отношения не имела. Мечты, мечты, где ваша сладость?

Мои мечты никогда не сбывались. Никогда. Они просто умирали, нереализованные, падали на дно, и на их место, как рыбы из глубины в ожидании корма, мгновенно всплывали другие и долго ждали у поверхности, слегка повиливая сверкающими хвостами, когда же с неба им упадет манна небесная. Манна почему-то не спешила выпадать, и оголодавшие рыбы, потеряв лоск, уступали место новым сверкающим созданиям. О сколько вас упало в эту воду! То есть в бездну, ревущую вдали, если следовать оригиналу…

Почему-то меня обуяла странная уверенность, что на этот раз все устроится самым лучшим образом. Почему я это почувствовала, я сама не знала. Может быть, потому что это были не мои мечты? Другой человек все это замыслил и реализовал, меня даже не спросив, и у него получилось, как, похоже, получалось все и всегда. Я просто вовремя подвернулась ему под руку. Я вздохнула.

Кен притянул меня к себе.

— Почему ты загрустила?

— Дерека вспомнила. Так странно все получилось: он умер, и из-за этого все закрутилось и запуталось, и мы встретилась с тобой. Ты не находишь это странным?

— Жизнь вообще ужасно странная штука. Страшно подумать, неделю назад я ничего о тебе не знал, пять дней назад мы с тобой познакомились и сразу же поссорились, четыре дня назад я понял, что ты работаешь на моих конкурентов и специально подстроила эту встречу в спортклубе — поверь, я здорово разозлился! — потом я попал в твой дом и увидел, какая ты есть на самом деле, и дал себе слово, что ты обязательно будешь моей…

Я погладила его по голове.

— Ты из тех, кто быстро принимает решения… И со мной, и с библиотекой. Я и оглянуться не успела, а ты уже все устроил…

— Это мой принцип по жизни: а что тянуть, когда и так все ясно?

Я потерлась носом о ткань его пиджака. Пиджак пах дорогой шерстяной тканью и хорошими мужскими духами.

— Хорошо тебе — все ясно. А мне вот ничего никогда не ясно, — пожаловалась я. — И сейчас ничего не ясно. Как мы дальше будем жить?

Кен счастливо рассмеялся и обнял меня покрепче.

— Дуреха ты моя. Как же здорово, что есть еще такие дурочки! Ты расслабься и не о чем не думай — за тебя теперь буду думать я. Для этого и существуют мужчины, если ты еще не в курсе. Чтобы думать.

— Ага, прямо как в анекдоте про двоих в лодке!

— Каком анекдоте?

— Есть такой старый анекдот: Плывут геологи по течению реки, вдруг видят, навстречу им против течения плывет лодка. На носу сидит… скажем так, местный абориген, курит трубку и о чем-то напряженно думает, а на корме маленькая женщина изо всех сил машет веслами. Геологи возмутились и спрашивают мужчину: «Почему ты отдыхаешь, а твоя женщина работает?» А он им и говорит: «Ей что — греби себе и греби, а я думаю, как дальше жить».

Кен засмеялся.

— Именно так. Ну ладно, пошли в дом, мне тебе все еще надо показать и со всеми познакомить…

— А много ли всех?

— Увидишь. Пошли.

И он открыл дверь в теплую уютную темноту и пропустил меня вперед. Часы на башенке начали отбивать полночь.