13

Окна Хаукендаленского детского центра уютно светились. Я вышел из машины и двинулся к подъезду. Снова начал падать снег, теперь хлопья были покрупнее. Эдакое лживое обещание, которое зима рассыпала перед местными любителями лыжных прогулок. Но настоящего холода так и не было, так что снег мог в любой момент превратиться в дождь.

Ханс Ховик встретил меня в вестибюле. Он выглядел встревоженным.

— Никаких изменений, Варг. Думаю, нам не обойтись без врачей.

Я кивнул.

— А Сесилия все еще здесь?

— Она там, — он показал на дверь в столовую.

Мимо нас прошли несколько подростков со своим воспитателем. Они с любопытством взглянули на меня и скрылись в гостиной. А я в сопровождении Ханса отправился в столовую.

Там сиял яркий свет. Сесилия и Ян-малыш сидели за тем же столом, что и вчера вечером. Перед ними стояли тарелки с едой: вареная картошка, овощное рагу, цветная капуста, запеченная свинина с соусом. Рядом — кувшин с водой.

Сесилия ела. Ян-малыш сидел без движения на стуле, скрестив руки.

Я подошел к ним.

— Привет, Ян-малыш. Как дела?

Что-то мелькнуло в его глазах. Он слегка повел головой и, не оборачиваясь, посмотрел в моем направлении. Веки его задрожали, как будто он передавал зашифрованное послание: «Помогите! Я в плену! Освободите меня!..»

Я взглянул на его тарелку с нетронутой едой.

— Знаешь, ты лучше поешь. На улице идет снег, так что, когда подкрепишься, мы сможем пойти поиграть в снежки или во что-нибудь в этом роде.

Он беззвучно открывал и закрывал рот, как пойманная рыба. А у меня внезапно пересохло в горле — от жалости к этому крошечному существу, жизнь которого начиналась так непросто.

Я сел на стул, предназначенный для меня.

— Не знаю, как ты, а я голоден как волк!

С этими словами я принялся наполнять свою тарелку. Сесилия и Ханс следили за мной с видом оскорбленных диетологов. Но я продолжал:

— А знаешь, что такое быть голодным как волк? Серый волк — зубами щелк! Да и имя у меня подходящее. Варг. Поэтому я и голодный как волк.

Тут он мной слегка заинтересовался, даже смотрел на меня не так отчужденно, как прежде.

— А ты… Ты, я уверен, голодный как маленький волк. Волчонок. Да?

Он кивнул.

Сесилия разулыбалась, а Ханс одобрительно закивал головой.

— Ну тогда я просто-напросто положу тебе по-новой. Так… Вот горячая свинина. Горячий соус. Вот… где наши мохнатые волчьи лапы? Ничего нет лучше для голодных волков и волчат, чем немного картошечки к мясу. А теперь бери нож и вилку. Ты же уже достаточно взрослый, чтобы уметь обращаться с ножом и вилкой. Вот еще немного подрастешь — и машину будешь водить. А это посложнее будет, чем ножом и вилкой-то орудовать. Все, кто умеет водить машину, — все до единого умеют есть с ножом и вилкой. Для них это пара пустяков.

Осторожным движением он взял сначала нож, потом вилку, медленно отрезал кусочек картошки, обмакнул его в соус и поднес ко рту как заправский дегустатор.

Так, по-прежнему не говоря ни слова, он начал потихоньку есть. Постепенно, кусок за куском, исчезла с его тарелки свинина, и я положил ему еще порцию.

— Ребята, которые голодны как волки, всегда съедают две порции, — сказал я при этом. — А иногда и побольше!

Теперь я мог и сам приниматься за еду, пока он уплетал второй, а потом и третий кусок свинины. Ханс присел за соседний столик с чашкой кофе. Сесилия поймала украдкой мой взгляд и тепло улыбнулась:

— Ни дать ни взять веселая семейка, а, Варг?

— А то!

Она была права. Если бы кто-нибудь заглянул в окно, то наверняка подумал бы, что перед ним семья: мать, отец и дядюшка Ханс, заглянувший в гости и присоединившийся к ужину. Больше никто из нас не произнес ни слова, но, боюсь, так обычно и бывает за семейным столом. Когда мы с Беатой и Томасом ели вместе, мы тоже не часто разговаривали. Еда была вкусная, а больше нам ничего в тот момент и не надо было.

Наконец мальчик наелся. Он тяжело отвалился от стола, и на его лице промелькнуло удовлетворение. У нас появилась надежда, что к нему скоро вернется душевное равновесие.

— Десерт? — предложил Ханс.

— А что у нас на десерт?

— Кисель из чернослива с молоком и сахаром.

— Звучит приятно. Что скажешь, Ян-малыш?

Он кивнул, и его плотно сжатые губы растянулись в улыбке.

— Слышали, что Ян-малыш сказал? — спросил я. — От киселя мы не откажемся!

Принесли кисель, мы с Сесилией быстро с ним справились. Даже Ханс попросил себе тарелку. Потом, уже не спрашивая, он налил мне и Сесилии кофе из термоса. Семейная идиллия была такой совершенной, что все катастрофы, о которых твердит статистика, были от нас невероятно далеки.

Мы трое сидели и беседовали, пока Ян-малыш доедал свой кисель. А когда он закончил, я спросил:

— Ну а теперь чем займемся, Ян-малыш?

На этот раз он повернул голову и даже посмотрел мне прямо в глаза, обиженный на то, что я мог забыть свое обещание.

— Ты же сам сказал… — тихо произнес он. — Поиграем в снежки…

— Ну конечно! Ты правда хочешь?

Он кивнул.

— А можно Ханс с Сесилией с нами пойдут?

Он перевел взгляд сначала на него, потом на нее и снова кивнул. Они широко улыбнулись, обрадовавшись, что их приняли в игру.

Мы вышли на улицу. Снегопад уже закончился, но снега было достаточно. Снежки, правда, получались некрепкие и разваливались, когда их кидали. Но это нам не помешало играть, пока Ян-малыш не устал. А уж когда ему удалось угодить снежком мне прямо в нос, он громко расхохотался и, по всему видать, остался очень доволен.

Когда игра сама собой закончилась и мы вернулись в здание, я положил ему руку на плечо и спросил:

— Здорово было?

— Угу, — ответил он и кивнул

— Ну а теперь чего ты хочешь?

Внезапно он серьезно посмотрел на меня:

— Я хочу домой.

Ханс и Сесилия затаили дыхание, а я сказал:

— Я вот думаю, а не найдется ли у Ханса для нас чашечки хорошего горячего какао, а?

Ханс утвердительно закивал головой.

— Ну так пошли, выпьем какао и заодно обо всем поговорим, идет?

Он взглянул на меня не без колебания, а потом неохотно кивнул.

Мы вернулись в столовую, и Ханс немедленно исчез в кухне, а мы уселись за тот же столик, где сидели за ужином.

Я осторожно похлопал его по ручонке и спросил:

— Ян-малыш, ты знаешь, почему мы сюда приехали?

Он отрицательно покачал головой.

— Мы приехали сюда вчера, помнишь? — Он никак не отреагировал, поэтому я прибавил: — На моей машине. Это-то ты точно должен помнить.

Он кивнул.

— А ты помнишь, что случилось до этого?

Он глядел на меня большими, совершенно пустыми глазами.

— Нет?

Он опять покачал головой, на этот раз еще медленнее.

— Не помнишь, значит… А как ты остался дома с папой?

И снова его веки затрепетали, как будто он подавал сигнал бедствия. Он моргал, моргал, но не произнес ни слова.

— Ты не помнишь, что случилось несчастье?

— Не… — начал он, но осекся и вновь настойчиво покачал головой. — Нет.

Из кухни вернулся Ханс с горячим шоколадом. Сесилия придвинула чашку к мальчику, который схватил ее и немедленно поднес к губам.

— Осторожней! — вскрикнула она. — Очень горячее!

Он сделал большой глоток и ни звуком не показал, что обжегся, — только по его тельцу пробежал быстрый озноб. Ян-малыш отставил чашку, а я продолжал его спрашивать:

— А ты помнишь, как домой вернулась мама? Ты сам мне вчера рассказывал.

Его лицо снова стало непроницаемым.

— Нет, — произнес он и опустил глаза.

Сесилия бросила на меня встревоженный взгляд.

— Ну, раз нет, то и не будем об этом больше говорить, — сказал я самым беззаботным тоном. — Шоколад-то вкусный? Как раз для голодного волчонка?

Он снова поднял на меня глаза. В них читались изумление и страх — как будто он ожидал чего-то ужасного, а это не случилось. Но это выражение сразу исчезло, и он просто молча кивнул, поднес чашку ко рту и сделал еще глоток, на этот раз очень осторожно.

— Ну что ж…

Я жестом позвал Ханса в вестибюль, а Сесилия осталась с Яном-малышом.

— Я слышал, сюда звонил адвокат Лангеланд.

— Да… Мы дружили еще студентами. Оба были такими… умеренными бунтарями, — сказал он с легкой улыбкой.

— Он все тебе рассказал?

— Да. Всю историю. Я даже и не знал, что приемными родителями малыша были Свейн и Вибекке. Мы ее называли Каланча.

— Так вы все были друзьями?

— Да. Вибекке и Йенс даже более того.

— У них был роман?

— Да. Непродолжительный, правда. А потом мы потеряли связь друг с другом.

— Но с Лангеландом она продолжала общаться. Он же их семейный адвокат, он сам мне говорил.

— Да, я уже это понял.

— А вот ты, значит, с ними не общался.

— С Вибекке и Свейном — нет. Но с Йенсом мы иногда встречались за кружкой-другой пивка. Очень редко. Мы с ним, так сказать, развивались в совершенно разных направлениях. Он стал такой законопослушный, а я…

— Злостный нарушитель?

— Да нет, — усмехнулся он, — просто… знаешь, как это бывает, Варг: правила порой просто приходится нарушать.

— Конечно. Ты совершенно прав, — сказал я. — А Вибекке он что-нибудь сказал?

— Нет. Он интересовался Яном-малышом. Все ли у мальчишки в порядке.

— А как ты сам считаешь? Паренек-то вроде немного оттаял?

— Ты был просто молодец, Варг. Но я по-прежнему думаю, что нам придется отправить его к медикам.

— Давай подождем еще одну ночь, ладно?

— Хорошо.

Мы вернулись к Сесилии и Яну-малышу.

— Ну что, пора в кровать? — спросил я.

Сесилия кивнула:

— Мы еще дочитаем ту интересную книжку, что начали вчера. Про Винни-Пуха.

— Я вас провожу.

На лестнице я спросил ее:

— Может, эту ночь я подежурю?

— Ты правда хочешь?

— Ну, одному из нас все равно нужно быть здесь. А последнюю ночь отдежуришь ты.

— Да уж, — обрадовалась она, — было бы здорово попасть домой, хотя бы переодеться.

Но она все равно помогла Яну-малышу умыться и почистить зубы. А когда он уже улегся в кровать, она присела рядом и спросила:

— Ну, может быть, тебе Варг почитает?

Он посмотрел на меня.

— До чтения я жаден как волк! — заверил я.

Он натянуто кивнул, и Сесилия уступила мне место.

— Мы остановились здесь, — показала она, и я начал читать.

— «Лучший друг Винни-Пуха, крошечный поросенок, которого звали Пятачок, жил в большом-пребольшом доме, в большом-пребольшом дереве. Дерево стояло в самой середине леса, дом был в самой середине дерева, а Пятачок жил в самой середине дома. А рядом с домом стоял столбик, на котором была прибита поломанная доска с надписью, и тот, кто умел немножко читать, мог прочесть: ПОСТОРОННИМ В…»

Сесилия сидела на соседнем стуле, пока у Яна-малыша не начали слипаться глазки. Когда нам обоим показалось, что мальчик заснул, мы кивнули друг другу и вышли из комнаты.

Мы стояли на лестничной площадке. Из разных частей дома до нас доносились всякие звуки: на первом этаже смотрели телевизор, кто-то ходил по коридорам, в одной из комнат яростно спорили два фальцета.

— Как ни странно, это был прекрасный день, правда? — сказала она.

Я кивнул и улыбнулся.

Она подошла ко мне и обняла за шею. Я чувствовал ее горячее легкое тело, как вдруг дверь позади нас со скрипом отворилась. Мы отпрянули друг от друга, как будто нас застали на месте преступления, и обернулись.

В дверях стоял Ян-малыш. Мгновение спустя он с невидящим взглядом быстро подошел к нам, крикнул: «Нет!» — и ударил меня головой в живот. Секунду или две я качался, пытаясь сохранить равновесие, а потом упал спиной в лестничный пролет.

Загрузка...