Спящая красавица

3. Гар сын Вада, рассказчик

Я проснулся внезапно. Так бывает: спишь вроде крепко, а потом – раз, и ни с того ни с сего сон отлетел, словно просто задремал чуть-чуть или не засыпал вовсе.

Я настороженно прислушался, открыл сонные глаза, приподнял голову, огляделся: на тюфяках никого, я по-прежнему оставался единственным гостем Дома для скитальцев. Сквозь круглое отверстие в крыше виднелось небо – сумрачно-серое, тусклое, когда уже не ночь, но и до рассвета еще не близко. Значит, можно еще поваляться, подремать или поразмышлять.

Сон сегодня был без сновидений, черный, будто обморок, – за день умаялся, не до снов было. Вот и хорошо. Я никогда не любил сны. Вдобавок частенько мне снился дом, а это для меня запретная тема. Слишком уж много лет, опасностей, горя, страданий, боли, – всего, что сопровождает борьбу за выживание, – пролегло между воспоминаниями о доме, о безмятежном детстве и моим сегодняшним положением.

Я лежал на правом боку, – как улегся вечером, прежде чем провалиться в сон, так и проснулся в том же положении. Правая рука затекла, и я перевернулся на спину – солома в тюфяке подо мной зашуршала.

В доме к утру стало свежо, – должно быть очаг давно погас. Зимой в домах очаг топят всю ночь, а в пристанищах вроде этого для рассказчиков кладут на тюфяки мохнатые шкуры буйвогорбов, так что получается вполне сносно. Правда, в некоторых пристанищах зимой донимают насекомые, но между насекомыми в тепле и зимней стужей всегда выбираешь насекомых.

Я за ночь озяб, а потому нащупал соседний тюфяк и натянул его на себя. Закрыл глаза, ждал, когда согреюсь. Дремотное состояние быстро уходило, спать больше не хотелось. Потекли медленные мысли – о вчерашнем дне, о сегодняшнем.

Вчера я довольно долго ждал, пока хозяин, пузатый коротышка по имени Багри, состряпает мне поесть. Даже задремал, сидя за столом.

Очнулся от аппетитного запаха. Это Багри принес тяжелое каменное блюдо с кусками жареного мяса. Потом появились две лепешки и глубокая деревянная тарелка с рассыпчатой росяной кашей, – этот вкусный злак женщины собирают на лесных полянах предгорий. А в увесистом кубке из серо-зеленого камня оказалась родниковая вода.

Я вдруг понял, что жутко хочу пить. Кубок опустел в мгновение ока. Я поставил его на стол обеими руками и попросил еще. Хозяин подхватил кубок и, прижимая к груди, потопал за водой в кухню.

Я тем временем широкой деревянной лопаточкой загребал кашу, сдобренную растительным маслом, и отправлял в рот, затем отрывал кусок от слегка подгоревшей с одного края лепешки, подхватывал, обжигая блестящие от жира пальцы, сочное мясо, клал на кусок лепешки, дул на мясо, чтобы остыло немного, и все вместе тоже запихивал в рот. И азартно жевал, жевал и глотал, и снова зачерпывал, отрывал, подхватывал, дул и отправлял в рот, скользкий от жира, и утирался рукавом, и сопел, словно большой мохнатый беросмедь, и чувствовал, как отступает голод, как живот одобрительно урчит.

Появился хозяин с кубком. Поглядел, с какой жадностью уписываю угощение, и, опуская кубок на стол, сказал сочувственно:

– Похоже, оголодал ты, рассказчик. Как зовут-то? Не расслышал.

Я прожевал, проглотил, замер на миг, буркнул свое имя, добавил, что день выдался трудным, вот, мол, аппетит и нагулял, – и снова набросился на еду.

– Гар сын Вада… – задумчиво проговорил Багри. – Издалека?

Я махнул рукой в ту сторону, где за поселком высились горы.

– С гор, что ли? – сказал любопытный Багри.

Я снова проглотил, выпрямился и рыкнул:

– Из-за гор!.. Дай мне поесть спокойно!.. – И подтащил к себе кубок. Теперь я отпивал воду маленькими глотками, просто чтобы еда поскорее упала внутрь.

Пережевывая мясо с лепешкой, я вдруг подумал, что много-много лет уже не был там, куда указал, отвечая на вопрос Багри, – за горами. Хотя собирался не раз.

Пока я доедал, Багри подбросил в очаг пару поленьев, и теперь сидел напротив и с интересом наблюдал за моей трапезой. Он мне совершенно не мешал. Я вообще не замечал его, пока не насытился.

Когда блюдо, тарелка и кубок опустели, я вытер жирные пальцы о подол своей рубахи и удовлетворенно вздохнул. Настроение поднялось и даже спать расхотелось. Сытая отрыжка с легким усилием прорвалась наружу. Я блаженно улыбнулся и кивнул Багри.

– Наверняка хочешь первым в поселке услышать все мои новости?

Он с готовностью кивнул и прибавил:

– И послушать, и рассказать кое-что могу.

– Договорились. – Я умиротворенно посмотрел на очаг. Поленья занялись, красно-желтые язычки пламени выскакивали из-под них, прыгали, перебегали с места на место. Кора потрескивала и местами загибалась кверху. Легкий голубоватый дымок поднимался к отверстию в потолке. – Ну, Багри из Лаена, – сказал я благодушно, – кто начнет первым?

Багри пожал плечами.

– Мне все равно.

– Тогда начинай ты. А то мои новости уже в печенках у меня сидят.

Багри сложил руки на столе, побарабанил пальцами по дереву, раздумывая, затем навалился грудью на руки и приглушенно заговорил:

– Самая большая новость Лаена за последние два дня – печальная участь дочери вождя. Или даже – ужасная.

– Разбойники? – поинтересовался я.

– Не-ет! – отмахнулся Багри. – Какие там разбойники… Натуральное колдовство!

Я ухмыльнулся.

– Колдовство-о! Вот как! Много слышал, но редко видел. И все попадалось мне какое-то хилое колдовство. Или местные колдуны слабоваты, или колдовство не такое уж и страшное дело. Слышал я, что далеко отсюда есть действительно сильные колдуны. И слышал я эти то ли враки, то ли правдивые истории не от рассказчиков, а от странников безродных да торговцев болтливых. А верить их россказням нельзя. Придумать ведь можно что угодно.

Багри сердито хлопнул по столу ладонью.

– Ты погоди! Погоди! Ты дослушай. Тут колдуны ни при чем. Тут наверняка замешаны демоны или злые духи.

– Да ну! – разошелся я. – Чего только не повидал, а вот со злыми духами и демонами ни разу не столкнулся.

– Так они тебе и покажутся! – усмехнулся Багри. – Они пакостят исподтишка, как и люди. Хотя иногда не успевают скрыться. Другие-то видели их! Но не всем же видеть. Тебе просто не повезло… Тьфу! Повезло, конечно!

– Или пакостят люди, а сваливают на злых духов.

– Ну и такое, наверное, бывает, – покивал Багри.

– Так что же случилось с этой… дочерью вашего вождя?

– Я сейчас расскажу, – уверил меня Багри и тут же хмуро добавил, тыча пальцем в мою сторону: – Но ты меня больше не перебивай.

Я поднял вверх ладони.

– Молчу!

И тогда Багри неторопливо и обстоятельно, с отступлениями и пояснениями, принялся рассказывать о том, что случилось с пятнадцатилетней Тиамой, не единственной, но самой любимой дочерью местного вождя Римади.

Тиама с девушками, женщинами и старшими подростками поселка отправилась, как обычно, в лес. Там они собирали съедобные плоды, грибы и злаки для зимних запасов. А поскольку в Лаене было известно, что соседние поселки стонут от разбойничьих набегов, Римади отрядил, опять же как обычно, четверых самых крепких и ловких охотников – охранять женщин. А стая из семи разбойников то ли выследила, то ли случайно наткнулась на женщин поселка, Посчитав, что четыре охотника не такая уж сильная защита, они напали на женщин. Что им надо было? Понятное дело! В лесу водится много зверья, а вот женщин в лесу не водится, а разбойники как-никак мужики. Вот и решили попользоваться. Вдобавок женщины к тому времени успели насобирать полмешка съедобных грибов и почти по мешку плодов кивника, мижила и карреха. Маловато для поселка, но хорошие припасы для лихих людишек, шастающих по лесу.

Только лаенские охотники оказались и в самом деле крепкими парнями. Троих разбойников они уложили наповал, а оставшихся четверых отколошматили как следует и загнали далеко в чащу.

Тут, слушая Багри, я вдруг подумал: уж не моих ли знакомых разбойников, остаток разгромленной стаи, проучили лаенцы? Впрочем, как теперь узнаешь? Да и зачем, если задуматься?

А Багри между тем продолжал. И, по его словам, пока охотники отвешивали своими палицами да каменными топорами разбойникам все, что причиталось тем за их разбойничество, женщины с визгом и воплями кинулись врассыпную, кто куда. Побежала и Тиама. А с нею – ее служанка и нянька или воспитательница, которая заменила ей мать, умершую семь весен назад. И побежали они в горы, где Тиама случайно заметила за ползучими растениями вход в пещеру. Заметила, продралась между стеблями и забежала, даже не подумав, что там вполне может обитать какой-нибудь хищник, которому не очень понравится незваная гостья… Ну, что ты хочешь, рассказчик!.. Женщины есть женщины!

Служанка и нянька малость отстали, и когда подбежали к пещере, сначала окликнули Тиаму. Однако та не ответила. Женщины, обмирая от страха, заглянули в пещеру и увидели, что Тиама лежит на полу шагах в десяти от входа. Нянька сделала в пещеру шага два, остановилась, повернулась к служанке, хотела что-то сказать, но вдруг ноги ее подкосились, и она тоже повалилась на каменный пол.

Тогда насмерть перепуганная служанка, бросилась в поселок, но наткнулась на лаенских охотников, возвращавшихся после победы над разбойниками. Она рассказала им, что случилось, и проводила до пещеры.

Охотники разглядели, что в пещере, кроме Тиамы и няньки, лежит несколько животных, – кто спит, а кто и помер от голода, судя по неподвижному и тощему их виду.

Когда же няньку выволокли на солнышко и потормошили, она довольно быстро очнулась и чувствовала себя вполне сносно. Вытаскивая няньку, охотники выяснили, что пещера эта не иначе, как заколдованная, – кто входит в нее, тот сразу же засыпает.

А до Тиамы дотянуться никак не смогли – далеко забежала.

И вот уже два дня вождь Римади не находит себе места, не зная, как спасти дочь. И кто ни пробовал добраться до нее, все засыпали. Только теперь смельчаков сначала обвязывают веревкой, а потом уже пускают в пещеру. И когда очередной смельчак шлепается на пол, его этой веревкой вытаскивают наружу – под ядовитые насмешки любопытствующих посельчан.

Тут я его все-таки прервал и поинтересовался, не пытались ли зацепить эту Тиаму каким-нибудь шестом или ту же веревочную петлю накинуть – и таким образом спасти девушку? Багри не обиделся на то, что я перебил его, а поведал, что Римади, узнав о намерениях охотников именно так и попытаться вытащить его дочь из проклятой пещеры, запретил это делать. Почему? Потому что Римади боится, что Тиаму случайно могут ранить, но при этом не смогут вытащить. И тогда судьба девушки – яснее ясного.

Лаенский колдун как только не колдовал, – ничего не берет эту проклятую пещеру, продолжал Багри затем. Не снимается колдовство. Колдун говорит, колдовство старое, древнее, наложено демонами, а потому не хочет поддаваться его напору.

Утром, до моего прихода в поселок, сообщил Багри, вождь объявил, что отдаст Тиаму в жены ее спасителю и сделает его своей правой рукой и главным советником. Во-первых, девушка и так уже на выданье, во-вторых, если ее не спасут, она все равно погибнет, а в-третьих, Римади уже немолод, и сыновей у него нет, а умный или хотя бы сообразительный преемник все равно нужен. Кто-то же должен управлять поселком!

– А Тиама, красавица наша, – проговорил Багри в завершение, – так и лежит в этой пещере на холодном полу. И если ее в ближайшие три-четыре дня не спасти, она может умереть от холода и голода… Вот ведь какие дела! – И он звучно, с клокотанием, потянул носом в себя.

Мы помолчали – Багри скорбно, я сочувственно.

– А теперь твоя очередь, рассказчик, – объявил Багри немного погодя.

– И мы тоже хотим услышать новости! – раздался знакомый мне женский голос от двери, а негромкий многоголосый ропот подтвердил это желание.

Я оглянулся. В дверях стояла моя провожатая, а из-за ее спины выглядывали лаенцы и лаенки.

– Вот проныры! – в сердцах сказал Багри.

– Ничего не поделаешь, – заметил я с усмешкой. – Новости – для всех. – Я помахал рукой толпе любопытных. – Заходите, садитесь и слушайте! – И подумал о том, что на сей раз вождь Римади узнает новости последним в поселке…

Меж двумя тюфяками было тепло и уютно. В головах под тюфяком лежала котомка, справа под рукой – дубинка. Я сладко потянулся, прогоняя легкую дрему, и поднял взгляд на отверстие в потолке. Небо поголубело, вот-вот должно было подняться солнце. Пора вставать. Сегодня – встреча рассказчика с вождем Римади. И, возможно, встреча непростая. Ночью, поразмышляв перед сном, я решил предложить ему не только новости, но и свои услуги в спасении Тиамы. Какая бы она ни была красавица на самом деле, меня это не очень беспокоило. Главное для меня было не в женитьбе на ней, а в другом, – я мог осесть здесь. Единственное, что меня связывало бы тогда с группой рассказчиков, – это преемник. Но я надеялся найти среди юных посельчан парнишку постарше с хорошей памятью и жаждой странствий. Да и вообще, быть рассказчиком увлекательно и почетно. Если, конечно, глядеть со стороны. Впрочем, немало рассказчиков считало так до самой своей смерти – не всегда случавшейся от старости. Порой они узнавали такие новости, которые кое-кто из вождей желал бы замолчать. И тогда спасти рассказчика могли только его смекалка, ловкость, счастливый случай и – покровительство Мегреса, божества странников, торговцев и рассказчиков, которое всегда изображалось в виде бородатого охотника верхом на панцирном брогале.

Внизу послышались шаги, стук поленьев и покашливание Багри. Судя по звукам, он возился с очагом.

К тому времени, когда я наконец выбрался из тюфяков, обулся в растоптанные сандалии на толстой подошве, сшитой из многих слоев невыделанной кожи, неспешно перебрал скудные пожитки в котомке, осмотрел поврежденные обсидиановые шипы на дубинке и спустился с настила, огонь в очаге уже разгорался, а рядом с очагом на каменной крышке ямы-хранилища сидел Багри с поленом в руке и угрюмо смотрел на пламя.

– Светлого дня! – приветствовал я его.

– Ага, и тебе того же, – пробормотал он. – Слышишь, рассказчик, как тебя… забыл… Не говори вождю, что я тебе вчера про Тиаму рассказывал. Это же он должен был тебе рассказать.

"Как же, должен! – усмехнулся я мысленно. – Вождь должен выслушать новости, а вот сообщать новости он не обязан, как, впрочем, и жрец с колдуном-целителем".

– Меня зовут Гар, – любезно напомнил я Багри. – А кто мне сообщает новости, это мое дело. И никаких вождей или жрецов с колдунами оно не касается. И вообще, то, что я порой слышу от одних людей, другие мне ни за что не поведали бы. – Я присел на корточки перед очагом. – Новости – они собираются отовсюду понемногу. Отовсюду, понимаешь ли? Так что успокойся.

– Ага! – Бадри аккуратно уложил полено в очаг. – Погоди маленько, я тебе поесть принесу, а потом уж иди к вождю. Думаю, ты сам дорогу найдешь. Не вести же тебя за ручку, как малыша.

– Найду, не привыкать, – успокоил я его.

Наскоро перекусивши вчерашней лепешкой и куском вяленого мяса и опорожнив кубок горячего отвара медовой травы, я вышел из Дома для скитальцев. Солнце – Животворец наш – уже полностью выкатилось из-за горного хребта. Над головой висел Младший Брат. Прохладный утренний ветерок освежал мое лицо. Лес на склонах гор быстро менял окраску – с багровой и охряной ночной на зеленую и синюю дневную.

За домом посреди маленькой площади стоял каменный алтарик, посвященный Охранительнице семейного очага. Судя по кучке свежей золы на алтарике, окропленной утренней росой, кто-то вчера вечером приносил жертву и просил вернуть в семью лад.

Я неспешно пересек площадь и остановился перед каменной громадой святилища-обиталища Матери-Кормилицы и вождя Римади. Подошел к стене и потрогал кладку. Стена сложена была из больших прямоугольных камней разной величины. Камни в кладке так тщательно пригнаны были друг к другу, что зазор между ними оставался не шире волоса. "Да, это тебе не оборонительная стена с башнями", – подумал я с уважением. Стена и башни сложены были из крупных, но плохо обработанных камней разной величины, скрепленных кое-где раствором.

"Прямые стены, прямые углы. Кто же придумал это? – размышлял я, пока обходил вокруг сооружение. – Кто он такой? Откуда? И что с ним теперь? Ушел? Остался? Или вождь, в благодарность за столь необычное сооружение, приказал своим приближенным убить его, чтобы никому больше не строил он подобных святилищ и домов?"

В святилище вела дверь из отполированных толстых досок. Широкая, высокая и – двустворчатая. Тоже новость! Впервые видел я в поселке дверь из двух половинок. Створки были закрыты. Со стены, слегка наклонившись, разглядывал меня охранник – здоровенный бородатый парень с копьем в руке и топором с черным обсидиановым лезвием за поясом.

– Я – рассказчик! Прибыл в поселок вчера вечером! – громко проговорил я. – Должен встретиться с вождем Римади!

Встреча рассказчика с вождем – это небольшой, но важный ритуал, обязательный как для рассказчика, так и для вождя.

– Сейчас, извещу нашего жреца, – сообщил охранник и исчез.

Вскоре за дверью застучал деревянный засов, и створки медленно отворились. Створки держали два охранника, один из них – тот, что давеча бы на стене. Поодаль, как и положено встречать рассказчика, – жрец святилища. В Лаене это был сутулый, потрепанный годами старик. Длинная рубаха из тонкой кожи на нем расшита была разноцветным орнаментом из мелких каменных бус.

Я вошел, и остановился перед жрецом.

Охотник со стены шагнул ко мне и протянул руку.

– Давай сюда свою дубинку, кинжал и котомку.

– С какой это радости? – осведомился я.

– У нас так заведено, – мягко пояснил жрец. – Это ведь не только жилище вождя, но и святилище великой богини-Матери. А в ее святилище, сам знаешь, с оружием входить нельзя.

Я передал вещи охотнику и согнулся в низком поклоне. Жрец положил мне на затылок мягкую, дряблую руку и начал ритуал встречи рассказчика:

– Ты – рассказчик? – От жреца разило давно немытым телом, потом и застарелой мочой. Я представил, как воняет у него изо рта, и порадовался, что стою согбенным.

– Да, я рассказчик – по имени Гар сын Вада.

– Клянешься ли ты, Гар сын Вада, расположением к тебе Матери-Кормилицы и покровителя скитальцев Мегреса рассказать вождю все известные тебе новости?

– Клянусь!

– Будут ли эти новости правдивыми?

– Все новости, пересказанные мною, будут столь же правдивыми, сколь истинными я их услышал и увидел.

– Клянешься?

– Клянусь!

Теплая ладонь убралась с моего затылка. Я выпрямился. Старческое лицо жреца с жидкой седой бородкой, обвисшей кожей и глубокими морщинами расплылось в доброжелательной гримасе. Он кивнул – седые космы метнулись по плечам – и торжественно провозгласил:

– Идем, Гар сын Вада. Вождь поселка Лаен, Римади сын Камрела, ждет тебя.

Жрец пошел впереди меня, а я старался не наступать ему на пятки, хотя, должен признать, старик двигался вполне сносно для своего преклонного возраста.

Позади нас заскрипели и гулко стукнули створки – двери закрылись.

Мы прошли полутемным коридором, поднялись по каменной лестнице на второй этаж и очутились в большом зале с высоким потолком и двумя глубокими треугольными окнами в стене слева от меня. Света из окон хватало, чтобы увидеть, что эта комната – святилище богов. Напротив окон во всю стену высились громадные глиняные рельефы богини-Матери в разных ипостасях, символизирующих жизнь: молодой девушки в объятиях юноши – символ зачатия; женщины, рожающей буйвогорба, – символ плодородия; женщины с младенцем – символ материнства и покровительства детям; а напротив этих символов прятался в сумраке между окон символ умирания и смерти – старуха, обнимающая тепрадалка, летающего ящера-стервятника. Стена Жизни и Стена Смерти.

На Стене Жизни, между рельефами богини-Матери, в большом количестве и с огромным тщанием вылеплены были женские груди, круглые, полные жизненных соков – символ изобилия, которого так не хватает в нашем мире. А еще по толстой штукатурке стен шла замысловатая резьба. Все это было окрашено в красный, синий, зеленый и черный цвета.

Жрец вышел на середину зала и остановился, глядя на достигающую потолка статую Матери Всего Сущего. Она занимала полукруглую нишу в торцовой стены слева от окон. Статуя изображала тучную женщину с огромной обвисшей грудью, широченными чреслами и громадным круглым животом. По сторонам ниши, вмурованные в стену, топорщили рога черепа буйвогорбов.

Я остановился чуть позади жреца и оглянулся. У торцовой стены напротив статуи богини, стояли статуи поменьше – более мелких богов: юноши-оплодотворителя Аполиса – возлюбленного богини-Матери, бородатого Мегреса верхом на брогале, женщины с ребенком, сосущим грудь, – Матери-Кормилицы, и совсем мелкие статуэтки, рассмотреть которые в сумраке было невозможно, да и не было на это времени.

Перед статуей Матери Всего Сущего стоял каменный алтарь. В углублении алтаря светились угли. Судя по сладковатому запаху в зале, там жгли кору данала – очень долго тлеющего смолистого дерева, которое росло далеко за горным хребтом на равнине.

Жрец достал из мешочка на поясе щепотку трав и бросил на угли. Взметнулись язычки пламени в струйках серого дыма, по залу пополз терпкий запах. Жрец произнес заклинание, отгоняющее злых демонов и попросил у богини поддержки. Из бормотания выяснилось, что зовут хреца Халар сын Матуна.

Затем через другую дверь мы вышли на еще одну каменную лестницу и поднялись этажом выше – в такой же прямоугольный зал с раскрашенной резьбой по стенам, с большим закопченным очагом в углу, но уже с тремя треугольными окнами. Пол устилали круглые циновки.

В конце зала на застеленном сине-зеленой шкурой беросмедя каменном сиденье со спинкой восседал, как я догадался, вождь Римади сын Камрела в круглой меховой шапочке, украшенной разноцветными перьями. По углам зала стояли охотники с копьями и обсидиановыми топорами, под средним окном подпирал стену еще один охотник, плечистый и рослый, – и удачливый, судя по двухрядному ожерелью из разнообразных клыков на шее, а на скамьях по обе стороны от сиденья вождя теснились приближенные. По левую руку от вождя покачивался рогатый череп буйвогорба на голове колдуна. Место по правую руку пустовало, должно быть дожидалось жреца.

И точно, жрец уселся на свободное место, а я оказался один перед всей этой компанией бездельников, жаждущих новостей. Мне даже не предложили сесть.

Я слегка поклонился и сложил руки на груди.

Жрец почтительно потянулся к вождю и пошептал ему на ухо. Перья на шапочке качнулись в сторону жреца и обратно.

– Говори, Гар сын Вада! – велел Римади, забравши в горсть длинную с проседью бороду. Черные глаза его с мешками и синими кругами, должно быть от недосыпания, смотрели устало, зло и обреченно.

"И впрямь давненько не появлялся тут рассказчик, – отметил я с недовольством. – Не припомню, чтобы где-нибудь столь недружелюбно принимали меня. Но за мной – право требовать соблюдения условий приема рассказчика".

– Новостей много, а я быстро устану, если буду рассказывать их стоя, – заявил я ровным голосом.

Римади неприязненно скривился. Жрец снова подобострастно потянулся к его уху. Римади послушал и приказал принести сиденье. Два охотника прислонили копья к стене и трусцой выбежали из зала. Вскоре я опустился на деревянное сиденье с пятью полированными ножками.

Мой рассказ начался и тянулся, как я и обещал, долго. И сильно утомил меня. Было бы не так нудно, если бы слушатели не задавали вопросы. Но это их право, и мне приходилось отвечать на все, в том числе и глупые. Не спрашивали только охотники с копьями и охотник с ожерельем. И ничего не спрашивал и не уточнял Римади. Мне казалось, что порой он задумывается о своем и тогда вообще перестает слушать меня.

Но его можно было понять: рассказчик повествует о событиях за тридевять земель, а в это время недалеко от поселка в пещере гибнет любимая дочь. И надежд на спасение почти нет. Почти! И это почти – я. Но Римади еще не знает об этом, а узнает – не поверит. Однако деваться ему некуда.

Наконец вопросы иссякли, и я с радостью замолчал. Все тоже молчали, ожидая ритуальных слов Римади, а он снова глубоко задумался и даже подпер ладонью челюсть под бородой.

И снова старый жрец привстал и вытянул шею к перьям на голове вождя. Римади нахмурился, выпрямил спину, недовольно оскалил зубы и без выражения промолвил:

– Благодарю тебя, рассказчик. Твои новости делают наш мир большим и предостерегают от опасностей, а твой труд угоден Матери Всего Сущего.

– И я благодарю тебя, вождь, – заговорил я. – И внимательно выслушаю новости вашего поселка.

– У нас нет новостей, – заявил Римади, тяжко вздохнул и добавил: – Только горести и печали. Но кому какое до них дело?

Ясно было, что Римади не хочет распространяться об участи своей любимицы. Я не возражал, да и не мог возразить. Нет, значит, нет.

– В нашем поселке ты не будешь ни в чем нуждаться, – продолжал он ритуальную речь. – Оставайся столько, сколько пожелаешь. Мы рады твоему приходу. Можешь идти. Если что нужно, спрашивай у Халара.

Я понял, что сейчас он встанет, и мне, хочешь не хочешь, надо будет убираться восвояси, – ритуал окончен. И тогда я поднялся и громко заявил:

– То, что мне нужно, я могу спросить лишь у тебя, вождь Римади! И только ты можешь ответить мне!

Это уже было не совсем по ритуалу. Точнее, этим правом рассказчики пользовались крайне редко. Приближенные задвигались на скамьях, забормотали. Римади удивленно поднял брови.

– И что же ты хочешь?

– Я могу спасти твою дочь.

Он помолчал, оценивающе разглядывая меня, потом скривил рот в презрительной гримасе.

– Ты?

– Да, я!

– Никто не смог сделать это. Даже мой колдун.

– Рассказчик много путешествует и встречается с очень разными людьми. Я помог одному страннику – колдуну и воину из очень далеких земель.

– Колдуну и… кому еще? – переспросил жрец.

– Воину. Так в далеких землях называют мужчин, – пояснил я, – которые не охотятся, а занимаются только одним делом – охраной своих поселков и сражением с разбойниками и с воинами из других поселков, если те пытаются напасть и ограбить их дома по приказу своих вождей. – И с опаской подумал: "Не слишком ли заумно?"

Но нет, жрец глянул на Римади, покивал, как будто и в самом деле понял странное поведение людей, названных "воинами", и больше не переспрашивал.

– И что же? – надменно вопросил вождь.

– Этот странник научил меня некоторым своим премудростям. Думаю, они пригодятся, чтобы спасти твою дочь.

Римади с сомнением покачал перьями на шапочке и вытянул в сторону окна жилистую руку с разноцветными каменными браслетами.

– Вон стоит охотник из лесного поселка Такр… Как тебя зовут, не помню?

– Гатар сын Арида, – прогудело у меня за спиной.

Римади развел руками.

– Он пришел раньше и тоже намерен спасти мою Тиаму.

Я оглянулся на Гатара – могучего охотника с ожерельем из клыков животных. Вот, значит, зачем он здесь. Ладно, спорить не будем, пусть спасает.

– Я подожду, пока он попытается, а потом сделаю то, что обещаю, – вынесу ее из пещеры.

Гатар позади меня громко и насмешливо хохотнул.

– Раз болтливые лаенцы уже рассказали тебе о горькой участи моей дочери, – проговорил Римади устало и без всякой надменности, – значит, сообщили заодно и о моем обещании.

Я кивнул.

– Да. Я знаю. И слово вождя должно быть нерушимо, иначе Мать-Кормилица проклянет лжеца и его поселок. – Я сделал паузу. – Но сначала я спасу Тиаму, а затем уже будем говорить об остальном.

– Хорошо, – сказал Римади без надежды в голосе. – В полдень мы отправляемся к пещере. – Он встал, и встали его приближенные. Я и Гатар уже стояли. Вождь направился к выходу, остальные потянулись за ним.

Жрец махнул рукой Гатару, и подошел ко мне.

– Охранник выведет тебя и охотника наружу, – сообщил он и добавил: – Слово дано! В полдень ты должен быть у входа в святилище.

Когда мы с Гатаром оказались на каменной дорожке поселка, он хмыкнул и, с легкостью поигрывая громадной палицей, проговорил с издевкой:

– Неужели ты, великий рассказчик, думаешь, что дочь вождя достанется тебе? Такие, как я, совершают подвиги. А такие, как ты, только рассказывают о них другим. Куда тебе тягаться со мной?

– И как же ты собираешься спасти ее? – вкрадчиво спросил я и осторожно переложил дубинку свою с плеча на плечо. В сравнении с его палицей она выглядела старческим посохом.

– Я – самый сильный и выносливый охотник аж до побережья, что за горами. Да и в здешних поселках, наверное, тоже. Посмотри на меня! Я тушу буйвогорба поднимаю этими вот руками. Без чужой помощи. Неужели ты думаешь, что я и впрямь не вытащу красавицу из пещеры? Меня не только на такое хватит!

– А если она никакая не красавица на самом деле? – осведомился я.

Гатар задумался, вздохнул и ответил:

– Зато она – дочь вождя.

– А если мне придется спасать не только Тиаму, но и тебя? – спросил я и с любопытством посмотрел на охотника. Я не стал убеждать его, что нередко главное заключается вовсе не в силе.

Гатар даже остановился от изумления. Помолчав и почесав кудлатую бороду, он торжественно заявил:

– Если такое чудо случится, – я буду в долгу перед тобой всю оставшуюся жизнь. И готов стать твоим кровным братом. – Он поднял руки к небу – палица в правой руке казалась легкой веточкой. – Клянусь Матерью-Кормилицей и Мегресом-Спасителем! – И тотчас добавил, тыкая в мою сторону толстым пальцем: – Но ты не надейся. Этого чуда не будет.

Теперь опешил я. Вот это да! Такими клятвами не разбрасываются. Похоже, он и в самом деле уверен в успехе.

– Что ж, клятва прозвучала, – сказал я. – Боги – свидетели. Осталось дождаться полудня, и тогда все выяснится.

Мы разом запрокинули головы и, щурясь, посмотрели на солнце. До полудня оставалось совсем недолго.