Спящая красавица

Глава 10

Заснула Тамара только под утро. В голове упорно вертелись обрывки фраз, перед глазами мелькали недавние сцены. Допрос у Корягина, встреча с Петровым и Лазаренко, унизительный разговор с Галеевым. А потом — Катюша, при одном воспоминании о которой Тамару начинало трясти. Неужели Леонид любил такую? "Нет, нет, нет!" — твердило сердце. «Да», — подсказывал рассудок, и от этой неопределенности тягостные мысли становились лишь неотвязней.

В двенадцать надо было выезжать на похороны, а около десяти Тамару разбудил звонок в дверь.

— Кто там?

— Это по поводу Неволина, — ответил прокуренный голос неопределенной половой принадлежности. — Откройте.

Не вполне проснувшаяся Тамара покорно отворила. На лестничной площадке стояла женщина лет сорока с короткой стильной стрижкой, не слишком идущей к грубоватым чертам лица. Впрочем, гостья не дала себя разглядеть, моментально перешагнув порог.

— А, в этой квартире вы прописаны? Неплохая планировка, обожаю сталинские дома. Хотя мебель давно пора сменить. Боже, вы что, никогда не делали здесь ремонта? Запущено до невозможности.

— Кто вы? — изумленно спросила Тамара. На минуту ей почудилось, что гостья явилась из отдела недвижимости. Неужели мама тайком подала объявление об обмене?

— Все ясно, — словно не услышала вопроса незнакомка. — Вы ведь жили как бы у Ленчика, а здесь оставалась мать. Их поколение, выросшее в совковые времена, нетребовательно к удобствам.

— Кто вы? — повторила Тамара.

— Вы что, меня забыли? — Женщина в недоумении уставилась на Тамару, затем, успокоившись, добавила: — Да, правильно. Все говорят, вы не от мира сего. Я — Юлия Чернова, журналистка. Специализируюсь на культуре. Ленчик нас с вами знакомил, год назад или два. Вспомнили? Я о нем пару раз писала, но это так, мелочевка. Типа анонсы выставок и немного биографии. Зато теперь статья пойдет "на ура". Безвременная таинственная смерть гениального художника, его безутешные красотки-любовницы — то, что доктор прописал. Читатель это любит.

— Об этом писать не надо, — испугалась Тамара.

— Не мелите чуши. Вы не знаете коммерческой конъюнктуры, а я знаю. Между прочим, у нас никто не зарабатывает на культуре столько, сколько я. Эта область всегда считалась типа маловыгодной. А я доказала, что по-настоящему талантливый журналист даже здесь сумеет себя проявить. У меня свой стиль, подкупающе откровенный. Читателю это нравится. Он не любит интеллигентских намеков, предпочитая прямоту. После моей статьи народ на выставку валом повалит. Ведь Союз художников собирается проводить выставку работ Ленчика, вы в курсе? По жизни, я про Ленчика почти все знаю. Все-таки он тоже вращался в кругах, близких к культуре. Мы часто встречались. Но я привыкла работать добросовестно. Мало ли, в каких деталях ошибусь, уж лучше уточню у вас.

— А если не писать о его личной жизни, а только о работах… — робко предложила Тамара.

— Вы что, ему враг? Вы хотите, чтобы выставка провалилась?

— Нет.

— Тогда не давайте советов, я не дура, чтоб слушаться непрофессионалов. Ответите на пару вопросов — хорошо, не ответите — обойдусь, у меня и так материалу хватает. Итак, вы жили с Ленчиком около трех лет.

— Да.

— Но другими женщинами он тоже не брезговал. Темпераментный парень, ничего не скажешь. А вот у меня с ним, кстати, ничего не было. Не мой тип.

"Это ты не его тип, — подумала Тамара. — Леонид терпеть не мог агрессивных женщин. А уж на «Ленчика» ни за что бы не откликнулся".

Юлия Чернова между тем бойко продолжала.

— Какие-нибудь подробности о его эротических предпочтениях очень украсили бы статью. Разумеется, я сумею преподнести это в деликатной форме, можете не волноваться. Сочетание откровенности, эрудированности и культуры — как раз мой стиль. Ну?

Тамара молчала.

— Ладно, — махнула рукой журналистка, — все забываю про ваши комплексы. Редко приходится общаться с людьми вашего круга. Спрошу у Лариски или Инны, кажется, у них с Ленчиком что-то было. Или нет, лучше Катюша, она на днях хвасталась, что наконец его трахнула. Это правда?

Тамара молчала.

— Тамара, вы же современная женщина, — благодушно заметила Юлия. — Нельзя быть такой косной. Я понимаю, вы не сумели вписаться в наш круг, несмотря на все старания бедного Ленчика. Но хоть немного вас пообтесать он был должен. Что за нелепая скованность? Удивительно, как он прожил с вами целых три года. Наверное, дело во внешности. У Ленчика был глубокий художественный вкус, и ваша красота компенсировала для него все остальное. Правильно?

— Не знаю, — со вздохом ответила Тамара. Она действительно не знала.

— Это как раз получается плавный переход к теме выставки, — обрадовалась Чернова. — Там ведь будет ваша обнаженка. Правда, я ее еще не видела, но в Союзе сказали, что Галеев обещал. Ленчик так неохотно расставался со своими новыми работами, удивительно, что он сделал Галееву такой подарок. И как раз накануне смерти, прямо-таки на редкость удачно! Народ валом попрет смотреть.

— Я не позволю этого выставить, — сухо произнесла Тамара.

— Нельзя быть слишком эгоистичной. Интересы искусства надо ставить выше личных, в нашем кругу так принято. Ладно, давайте к главному, у меня мало времени. Из-за чего Ленчик покончил с собой?

— Он не покончил с собой, его убили, — машинально поправила Тамара. Взгляд журналистки загорелся такой алчной радостью, что Тамара прикусила язык, да было поздно.

— Убили, вот как… Но это еще лучше, Тамара! Превосходно. Кто? Кто убил?

— Ведется следствие. Я не знаю.

— Но тело обнаружили вы?

— Да.

— Почему милиция отвергла версию самоубийства?

— Не знаю, — соврала Тамара. Она была в панике, чувствуя, что сейчас наговорит лишнего. Впрочем, любая информация, данная подобной особе, представлялась лишней. Но противостоять напору Тамара никогда не умела.

Ее спас звонок в дверь. «Ленка», — обрадовалась Тамара. Однако на пороге стояли двое — Петров и Лазаренко.

— Добрый день, Тамара, — без улыбки поздоровался Андрей Семенович. — Мы отвезем вас в крематорий, а предварительно Василий Петрович хочет задать вам несколько вопросов. У вас что, гости?

— Это журналистка, она хочет написать о Леониде, — отчиталась Тамара. — Но мы уже закончили. До свидания, Юлия.

— Я тоже поеду на похороны, — поспешно сообщила Чернова. — Это ваши друзья или друзья Ленчика? Познакомьте нас, Тамара.

Тамара неохотно указала:

— Андрей Семенович Петров, Василий Петрович Лазаренко.

— Я друг Тамары, — подумав, веско прокомментировал Петров. Фраза прозвучала так, словно означала нечто гораздо большее. По крайней мере, Чернова встрепенулась.

— Меня и моих читателей очень интересует ваше мнение по поводу убийства, Андрей Семенович, — обратилась она с видом человека, обнаружившего в навозной куче целую россыпь жемчугов. — Раз у Василия Петровича вопросы к Тамаре, я могу отнять пока пару минут у вас?

Тамара машинально отметила, что с Петровым журналистка разговаривает почти заискивающе, ничего общего с требовательным тоном, каким она обращалась к Тамаре. А ведь гостья не знает, что представляет собой Андрей Семенович! Пожалуй, в интуиции ей не откажешь.

— Хорошо. Тамара, мы пройдем на кухню?

Тамара кивнула.

— Ну, и нам бы где-нибудь уединиться, — предложил Лазаренко. — Журналистские уши нам с вами, Тамара, ни к чему.

Тамара отвела посетителя в комнату и, не мешкая, выпалила главное.

— У сестры Леонида нет мотива для убийства. Все его наследство она собирается отдать мне. И работы, и квартиру.

— Вот как? Удивительное, прямо-таки редкое благородство. И как же она собирается это осуществить?

— Написать дарственную. Она сама заговорила на эту тему. Она наотрез отказывается оставить квартиру себе.

— Умная дамочка, — хмыкнул Лазаренко. — А вы, Тамара Тиграновна, извините, дура. Чему вы радуетесь?

— Я бы не хотела, чтобы вместо меня посадили Ленку. Она не при чем, я знаю.

— Кто вам сказал, что ее бы посадили, да и зачем мне это, черт возьми? Мне платят не за обнаружение убийцы, а за то, чтобы оградить вас. Пока вы не являетесь единственной подозреваемой, у нас есть официальный повод требовать, чтобы вы оставались на свободе. Ну, не заявит же полковник подчиненному: "Не трогай Погосян, ее покровитель строит мне коттедж"? Он говорит иначе: "Вы не должны задержать невиновного. Пока не отметете все остальные варианты, Погосян не трогайте". Это еще не значит, что будет задержан кто-то другой. Но если невиновность остальных будет доказана, я вряд ли смогу вам помочь.

— Кто угодно, но не Ленка, — твердо произнесла Тамара. — Ее нельзя обвинять даже невсерьез. У нее сейчас настоящее горе, понимаете?

— В таком возрасте братья и сестры редко сохраняют детскую привязанность, — пожал плечами Лазаренко. — А в данном случае есть масса свидетелей, что парочка цапалась не хуже кошки с собакой. Именно горе Неволиной меня особенно удивляет, да еще в совокупности с отказом от квартиры. Как будто она спешит создать себе алиби. А хотите пари, Тамара Тиграновна?

— Нет.

— Жаль, а то я бы выиграл. Я уверен, что через некоторое время Неволина раздумает по поводу дарственной. Уж не знаю, по какой причине… разумеется, причина будет уважительной… вы рассоритесь или что-нибудь еще. Короче, когда дойдет до дела, она не отдаст вам квартиру.

— Не судите о других по себе, — с неожиданной резкостью парировала Тамара.

— Я хорошо знаю людей, — ничуть не обиделся Лазаренко. — В конце концов, это моя профессия. Кстати, вы спрашивали Неволину по поводу трубы убитого? Я имею в виду мобильник ее брата.

— Да.

— И что она ответила?

— Что постарается его получить.

— И все?

— А что еще? — удивилась Тамара.

— Ничего, — весело сообщил Лазаренко. — Просто телефончик давно у нее. Она получила его вместе с остальными вещами Неволина еще вчера утром. А от вас, значит, утаила, я правильно понимаю? Ох, как нехорошо! Интересно, какой звоночек она хочет от нас с вами скрыть?

— Это точно?

— Верняк. Ничего, в телефонной сети тоже работают не ангелы, денежки им нужны не меньше, чем остальным. К сожалению, сами разговоры у них не записываются, но время звонков и номера я достал. Ну, а городская база данных и вовсе не проблема, так что фамилии и адреса у меня в кармане. Было несколько очень интересных звоночков… крайне интересных. Вы уж сильно не доверяйте бескорыстной сестричке и ее юному любовнику, мой вам добрый совет.

— Вы закончили? — холодно осведомилась Тамара. — Простите, мне пора собираться.

Она почти вбежала в комнату к маме.

— Мамочка, ты побудешь немного одна, ничего? Через полчаса приедет Люська, она обещала.

— Все в порядке, родная. Мне сегодня гораздо лучше. Да ты сама заметила, когда вела меня в туалет. Я скоро смогу двигаться самостоятельно, и тебе будет легче. Я так жду этого!

— Ох, мамочка, — чувствуя, как подступают слезы, вскричала Тамара, встав на колени у кровати, — ну почему, почему я делаю все не так? Мне так стыдно.

— Что ты делаешь не так, Тамара?

— Все. С утра приехала Юлия Чернова, совершенно жуткая журналистка, она хочет писать о Леониде. Надо было выставить ее за дверь, а я зачем-то стала ей отвечать. Теперь она напишет о Леониде всякий ужас. А еще приехали Петров с Лазаренко, Лазаренко упорно обвиняет Ленку, это ведь чушь, правда? Я так старалась с ним поссориться, но ничего не вышло. А с Петровым еще хуже… он так смотрит на меня… я не хочу быть ему обязанной, мама! Мне нечем с ним расплатиться. Но я не знаю, как от него избавиться. Он не слушает, что я ему говорю. Почему я делаю не то, что нужно, а то, что получается? Знаю, как правильно, а не умею.

— Потому что ты создана не для того, чтобы принимать решения и бороться за них, — объяснила Надежда Дмитриевна.

Тамара улыбнулась:

— Это можно сказать про любую женщину, мама.

— Ничего подобного. Попробуй отнять право принимать решения у Люськи или Ленки — они не позволят. Поэтому ты с ними и ладишь так хорошо. Недостатки любого человека — продолжения его достоинств. Ты не можешь быть не такой, какая ты есть, и не надо переживать из-за этого, Тамара.

Тамара поднялась с колен. Ей стало немного легче. Но она все же сделала очередную попытку настоять на своем, твердо заявив взявшему ее под руку Петрову:

— Андрей Семенович, спасибо, я лучше поеду на автобусе.

— На автобусе вам уже не успеть, — спокойно объяснил Петров, и инцидент был исчерпан.

В крематории оказалось больше народу, чем Тамара предполагала. Она ожидала увидеть лишь Ленку с мужем. Леонид отрицательно относился к церемонии похорон, поэтому решили ничего не устраивать и никого не звать. Посидеть потом втроем дома, и все. Но собралось не меньше пятидесяти человек, и выяснилось, что в Союзе художников организованы поминки.

— Дима, зачем ты им позволил? — накинулась на мужа Лена. — Получится именно тот балаган, который Ленька больше всего ненавидел. Я ж тебе русским языком растолковала, к а к надо было все устроить.

— Я так и сделал, Леночка, а эти люди пришли сюда сами.

— Т ы занимался похоронами, ты и должен был проследить. Я не пойду в Союз художников на поминки, пусть и не надеются. Напьются там и будут заниматься своими идиотскими разборками, кто талантливей да кому больше заплатили. Тамара, а ты что натворила? Зачем притащила эту Чернову? Так и снует, гадина, туда-сюда, совсем совесть потеряла. Человека хоронят, а она лезет с вопросами.

Тамара покаянно молчала. Действительно, журналистка уже побеседовала с Катюшей и с Галеевым, а теперь обрабатывала Ларина. На лице ее отражался нескрываемый восторг.

— А приехать на похороны мужа вместе с типом, который не сводит взгляда с твоих грудей, — это нормально? — гневно продолжила Лена. — Ты обернись, посмотри на своего Ромео! У него такой вид, будто вы с ним наедине и ты голая. Я понимаю, Ленька превратился в горстку пепла и перестал тебя интересовать. Нашла себе помесь спонсора с самцом и довольна, да? Только не думай, что я стану это терпеть. Я еще, идиотка, написала на нее дарственную! Учти, все равно наследства ждать полгода. Если увижу, что ты плюешь на Ленькину память, разорву дарственную к чертям собачьим, и ты ничего не сможешь поделать!

"Через некоторое время Неволина раздумает по поводу дарственной, — вспомнила Тамара циничные слова Лазаренко. — Уж не знаю, по какой причине… вы рассоритесь или что-нибудь еще. Короче, когда дойдет до дела, она не отдаст вам квартиру. Не доверяйте бескорыстной сестричке и ее юному любовнику". Неужели он прав? Неужели Ленка притворяется? Но в глазах Лены стояла такая боль, что Тамаре стало совестно. Наверное, крик и угрозы нужны для того, чтобы хоть немного приглушить горе… надо верить сестре Леонида, а не чужому человеку. Выбор тут несложен.

— Ленка, если ты сможешь избавить меня от Петрова, я буду тебе только благодарна. Я сама не могу… не знаю, почему. У меня нет воли.

— Ох, — вздохнула Лена, на миг прижавшись щекой к Тамариному плечу. — Я несу чушь. Мне так плохо, Тамарка, ты себе не представляешь. Пусть смотрит этот Петров хоть до дыр в платье. Все лучше, чем тебе сидеть в тюрьме, Ленька бы мне этого не простил. Сейчас мы смоемся от всех и поедем к вам его помянем. Я хочу напиться, а ты? Дима, ты не пей, повезешь меня потом домой. А эти все пускай празднуют.

Так и поступили. В холодильнике у Леонида Тамара обнаружила несколько бутылок водки, замороженную пиццу, пару нарезок и салаты в упаковке.

— Сойдет, — похвалила мужа Лена. — Молодец.

— Дима, — смущенно пробормотала Тамара, — этим должна была заниматься я. Извините.

— Вам с Леной не до того, — не менее смущенно объяснил Дима. Лена нагнулась, чмокнула его в нос, и Тамара увидела, как невыразительное лицо Димы просияло, став почти красивым. В который раз мелькнула мысль, что Толстой неправ. Счастливые семьи бывают счастливы не менее разнообразно, чем несчастливые несчастны.

Осмелев после стопки водки, Тамара без обиняков спросила:

— Ленка, это правда, что сотовый Леонида у тебя?

— Да.

— Почему ты сразу мне не сказала?

Лена пожала плечами.

— А зачем? Все равно сама ты ничего не будешь делать, доверишься другим. А я им не доверяю.

— Кому? — удивилась Тамара.

— Никому. Корягину, потому что он дурак и обвиняет тебя. Лазаренко, потому что он подлец и обвиняет меня. Я доверяю только себе самой. Леньку убили, так? Ни ты, ни я не при чем, так? Кто, кроме меня, разберется, в чем дело? Никто.

— Ты собираешься сама вести расследование? Это же невозможно.

— Почему?

— Не знаю. Ты не умеешь. Это особая профессия.

— Чушь! Важна личная заинтересованность, вот и все. Ну, еще инициатива. У тебя ее нет, у меня есть. Вот почему я не стала говорить тебе про телефон. Когда выясню что-то, тогда другое дело. Сегодня же и начну, — решительно заявила подвыпившая Лена. — Конечно, надо было это сделать вчера, но мы с тобой до ночи разбирали фотографии, и я не успела.

— Тамара, если б вы могли повлиять на Лену, — вмешался Дима. — Что за детская затея? Есть компетентные органы, они предназначены для подобной работы. Они не поблагодарят за то, что им мешают.

— А я не собираюсь мешать, и мне не нужна их благодарность, — отрезала Лена. — Мне нужен убийца Леньки. Этот Лазаренко кое-что соображает. Прежде, чем прийти убивать, преступник наверняка позвонил. Вычислить его, имея Ленькин сотовый, — пара пустяков. Главное, не зацикливаться на тебе, Тамарка, или на мне. Мы не виноваты, а из остальных будем выбирать.

— И кто звонил? — с замиранием сердца спросила Тамара.

— Сейчас, — кивнула Лена, вытаскивая аппарат. — Входящие звонки в день убийства. Одиннадцать тридцать одна — «Катюша», пять минут. Это ясно. Катюша позвонила, и они с Ленькой поехали к Галееву, отвезли ему твою фотографию. Дальше. Пятнадцать двадцать — «Тамара», одна минута. Тоже ясно. Ты позвонила Леньке, чтобы его оскорбить. Нашлась святая невинность! Можно подумать, тебя никто никогда не видел голой.

Тамара вздрогнула, но промолчала, а собеседница заинтересованно продолжила:

— Пятнадцать пятьдесят — «Катюша», девять минут. Это уже интересно. Вот смотри, сравним с исходящими. Двенадцать двадцать шесть — «Валерка», разговор три минуты. Тут все нормально. Полдвенадцатого Леньке позвонила Катюша, наверняка зашла к нему домой, а через часок они решили навестить Валерку и предупредили того звонком. Отдали фотографию и уехали, а этот гад позвал тебя и выдал тебе Леньку с головой. В пятнадцать двадцать ты звонишь Леньке и сразу отключаешь свой сотовый, поэтому он вынужден искать тебя по знакомым. В пятнадцать двадцать две он звонит Валерке, надеясь, что ты еще там. В пятнадцать тридцать — Надежде Дмитриевне домой, в пятнадцать тридцать пять Люське на сотовый. В пятнадцать тридцать семь — мне, разговор двенадцать минут. Правильно, он долго пытался заставить меня выбраться из постели и бежать за тобой неизвестно куда. Итак, сразу после твоего звонка Ленька развивает бурную деятельность, его номер все время занят, но в первую же свободную секунду прорывается Катюша и беседует с ним целых девять минут. О чем? Они ведь только что виделись. Да и вообще, Леньке было не до нее. Он разыскивал тебя.

— Видимо, не слишком-то усердно разыскивал, — предположила Тамара. — Если ему по-настоящему нравилась Катюша, он нашел, о чем с нею поговорить.

— Ленька моментально позвонил Валерке, твоей матери, Люське и мне. Куда усерднее? Причем со мной он говорил почти в истерике, это точно. И после этого десять минут любезничает с Катюшей?

— А тебя не удивляет, — мрачно парировала Тамара, — что утром того же дня он пробыл с Катюшей часок наедине, а затем отправился с нею в гости? Десятиминутный разговор рядом с этим меркнет. Надо смотреть правде в глаза, Ленка. Леонид больше не любил меня.

— Не делай из моего брата идиота! Он никогда не полюбил бы такую, как Катюша, и не стал бы десять минут ворковать с нею по телефону, не имей для этого серьезных причин.

Тамара закрыла глаза. Ей представлялась страшная картина. Вот Тамара звонит Леониду и заявляет, что между ними все кончено. Из жалости тот хочет помириться, потом для проформы пытается ее найти. Или не для проформы, а тоже из жалости. Но тут в трубке раздается голос Катюши, и все неважное забыто. Ссора с Тамарой перестает волновать Леонида, одно за другим он произносит нежные слова. Десять минут они беседуют, не в силах остановиться. Было ли когда-нибудь подобное у Тамары? Нет. Леонид звонил и коротко говорил: "Тамара, я не могу без тебя, приезжай". Или: "Я еду к тебе". Он уверял, что слышать ее и не видеть для него страшное мучение. Что мысль о ее недоступности сводит его в такие мгновения с ума. Поэтому, красиво и упоенно описывая свои чувства при встрече, он избегал этого по телефону. У него слишком темпераментная, легко возбудимая натура. Он мог изменить, но не измениться!

— Да, — медленно произнесла Тамара, — вероятно, они не ворковали по телефону, а обсуждали что-то конкретное. Ну и что?

— Хотелось бы знать, что его настолько увлекло ровно через минуту после того, как он клялся мне, что чем жить без тебя, лучше умереть. Надо взять Катюшу за шиворот и потребовать ответа.

— Работа, — предположила Тамара. — Если не любовь, то работа.

— Точно, фотографии в «Плейбое»! Я склоняюсь к тому, что в данном случае Катюша не наврала. Может, Ленька обещал ей долю в прибыли, вот она и беспокоится? Не понимаю, Тамара, почему ты против их публикации. Ленька хотел прославиться — он должен получить свой шанс.

— Не такой ценой, Ленка! Вспомни, что говорил Федя. Он хорошо знал Леонида, и он со мною согласен. Леонид послал это письмо не всерьез.

— Не знаю, — вздохнула Лена, — вот никак не могу решить. А решать надо, время поджимает. Кстати, о Федьке. Шестнадцать ноль пять — входящий звонок, Федор, одна минута. Шестнадцать тридцать семь… — она изумленно посмотрела на мобильник, затем отрицательно покачала головой: — Хотя нет, все.

— Что все?

— Федькин звонок последний, — снова бросив недоверчивый взгляд на телефон, заявила Лена. — Зачем он звонил?

— Он видел меня, когда я вышла от Галеева, и даже попытался утешить. Я шла по улице и плакала. Наверное, он решил сообщить об этом Леониду, но сразу не смог дозвониться, поскольку было занято.

— Звонок длился даже меньше минуты — тридцать пять секунд. Многое ли успеешь сообщить? Может, Федька все-таки предупреждал о своем приезде? Мол, сейчас приеду и расскажу кое-что про Тамару, я ее только что видел. На это Ленька бы купился, не сомневаюсь. Ехать Федьке буквально пять минут. Приехал и предложил: "Ты так страдаешь, давай сделаю тебе укол, будет легче". У Леньки от расстройства вполне могла разыграться невралгия. Ну, и вкатил смертельную дозу.

— А мотив?

— У них были определенные разногласия, — вяло пробормотала Лена.

— Федя искренне восхищался Леонидом, я видела это. Он один из немногих, кого волновало все, что с Леонидом происходит. Кто воспринимал его не как человека, умеющего оживить любую компанию, а как личность. Я никогда не симпатизировала Феде по-настоящему, мне с ним неуютно, но надо сохранять объективность. Вспомни, как он загорелся вчера, увидев последние работы Леонида! Неужели он вел бы себя так, будь он убийцей? И потом, Леонид безусловно ценил Федин талант. Может, у них и были разногласия, но вряд ли достаточно серьезные. Увидев, что я плачу, Федя сразу спросил, не случилось ли чего с Леонидом, он явно беспокоился. А спустя полчаса решил убить?

— Федька любит кокетничать тем, что он простой парень, а по жизни он как раз непростой. Я не очень-то верю в образ этакого взрослого ребенка. Федька не просто модельер, он сам ведет свой бизнес, причем весьма удачно. А для этого нужны крепкие зубы. Тоже мне, легкокрылый эльф! — Лена помолчала немного, сунула мобильник брата в карман и мрачно продолжила: — Ну, если не Федька, значит, Катюша. Трахалась с Ленькой и надеялась, что это всерьез и надолго. А он после твоего звонка понял, что в данное время тебе изменять рискованно. Девять минут объяснял Катюше ситуацию по телефону… он всегда предпочитал расставаться с женщинами по-хорошему. Она все поняла, приехала и его убила. Из ревности.

Тамара не стала напоминать, что не далее, как вчера Лена признала, что мотив ревности совершенно не вяжется с характером и поведением Катюши. Было заметно, что и без того Ленкин энтузиазм угас, а настроение стало еще хуже, чем раньше. И Тамара догадывалась о причине. Некстати вспомнилась фраза Лазаренко: "Интересно, какой звоночек она хочет от нас с вами скрыть?" Судя по Ленкиной оговорке, он прозвучал в шестнадцать тридцать семь. Кого Ленка покрывает? Диму? Никиту? Впрочем, ни у одного из них нет причин желать Леониду смерти.

Неожиданно аппарат в Ленином кармане заиграл любимое Леонидом «Yesterday». Надо же, не успели включить, как кто-то набрал номер! Тамара машинально протянула руку. Психологически она до сих пор считала эту квартиру своим домом, себя хозяйкой, а Лену гостьей. Очевидно, Лена полагала так же. Она без колебаний отдала мобильник.

— Тамарочка, это Федя. Как удачно, что я дозвонился! А то вашего домашнего номера я не знаю, а сотовый не отвечал. Почему вас нет на поминках? Все страшно удивлены. Я знаю, вы не любите больших компаний, но в такой день все друзья Леонида должны быть вместе!

— Мы с Леной дома. Простите, Федя, у нас сейчас нет сил быть на людях.

— Понимаю. Но, — Ларин понизил голос, — для вас было бы разумнее горевать не в одиночестве, а при людях. Может, приедете, Тамара?

— Я не могу.

— Хорошо. Тогда приеду я. До скорого.

— Он едет к нам, — растерянно сообщила Тамара, слушая гудки.

— Почему ты ему позволила? — возмутилась Лена. — Зачем он нам тут нужен, этот шут гороховый? И без него тошно. Сейчас же звони и говори, чтоб не ехал. Ну!

Тамара покорно принялась листать меню в поисках телефонной книжки. Однако первое, на что она наткнулась, оказалось списком входящих звонков. Шестнадцать тридцать семь — незнакомый длинный номер, десять секунд. Шестнадцать тридцать восемь — тот же номер, три минуты. Ленка действительно врала! Федя не был последним собеседником Леонида.

— Ты что, заснула? Дай мне, я справлюсь быстрее.

Лена сноровисто защелкала кнопками, потом разочарованно произнесла:

— Не отвечает, гад. Давай его не пустим?

— А я думаю, наоборот, — неожиданно вмешался Дима. — Не знаю, верно ли, что преступника тянет на место преступления. Но в любом случае, раз Ларин подозрителен, неплохо внимательнее к нему приглядеться.

— Точно! — обрадовалась Лена. — Дима, ты у меня умница. Не зря Федьку сюда тянет. Вчера был, теперь сегодня. Наверняка он и есть убийца. Сейчас мы его прижучим. На ловца и зверь бежит.

Дима просиял от похвалы. Ленка тоже сияла, от недавней депрессии не осталось и следа. Тамара нашла для себя объяснение столь странным перепадам настроения. Разумеется, Лазаренко неправ в том, что Лена, получив в руки аппарат, сразу решила утаить его от следствия, поскольку знала, что там хранятся неприятные ей сведения. Знай она это, не расстроилась бы так сильно, обнаружив только что два загадочных звонка. Звонил кто-то ей дорогой и близкий, но имеющий мотив для убийства. Человек, в чью виновность она вполне могла поверить, хотя страшно не хотела этого. Так не хотела, что готова была подтасовать факты, лишь бы убедить себя, что виновен кто-то другой. Федя или Катюша — безразлично. В данный момент чаша весов склонилась к Ларину, и это Лену устраивало. Все, что угодно, лишь бы не… кто? У Тамары не было номера ни Димы, ни Никиты… и городской базы данных, как у Лазаренко, тоже. Оставалось теряться в догадках.

Вскоре появился Федор.

— Ах, девочки, как я вас понимаю, — вздохнул он, попытавшись выразить лицом приличествующую случаю скорбь. — Хочется уединиться и рыдать. Я так страдал на этих многолюдных поминках! Особенно тяжело, поскольку я всегда выделяюсь из общего ряда, и меня никогда не оставляют в покое. Нет, не потому, что я такой особенный, я самый обычный парень, которому повезло. Ведь талант — тоже везение, правда? Бог дает его не за особые заслуги, просто дарит. Некоторых это восхищает, другие завидуют, но все они ищут моего внимания, не давая побыть наедине с собой.

Как обычно в присутствии Ларина, Тамаре стало неловко. Воспринимать его излияния всерьез она не могла, однако уверенности, что это игра, у нее тоже не было. В любом случае, Леонид относился к Федору хорошо, значит, Тамаре следовало вести себя соответственно.

— Выпейте с нами, Федя.

— Не могу — я за рулем.

— Как дела с выставкой?

— Неплохо. Откроется послезавтра. А рекламу в газетах напечатали уже сегодня.

Тамара удивленно взглянула на собеседника. Столь немногословные ответы были не в его стиле, да и взгляд Федора показался непривычно суровым.

— Федя… — вопросительно произнесла она, не в силах сформулировать чего-то конкретного.

Этого хватило.

— Вы знаете Юлию Чернову? — мрачно осведомился Ларин. — Конечно, да. Она уверяет, Леонид не покончил с собой — его убили. Якобы ей сказали об этом вы, Тамара. И подтвердил тот мужчина… строительный босс, которого вы привезли на похороны. Это правда?

— Да. По крайней мере, так считает милиция.

— И кого они подозревают?

— Меня, Федя.

— Придурки, — выругался Ларин. — Идиоты! Зачем вам его убивать?

— Из ревности к Катюше.

Тамара говорила тихо и спокойно, будто не о себе. Федор вдруг сделал странный и немного трогательный жест — он протянул руку и осторожно провел вдоль Тамариного плеча, будто собирался погладить, но в последний момент не решился.

— Вы читали в детстве "Бемби"? — дрогнувшим голосом спросил он.

— Конечно, — изумленно кивнула Тамара.

— Помните, мать-олениха сказала: "Это филин убил мышь". "Мы тоже убьем мышь?" — огорчился Бемби. "Нет, мы никогда не убьем мышь. Мы, олени, никого не убиваем". В детстве на этом месте у меня всегда наворачивались слезы. Я сегодня сразу вспомнил этот эпизод, Тамара. Вы тоже из тех, кто не убивает. Никого.

У Тамары защемило сердце.

— Чушь какая-то, — раздраженно вмешалась Лена. Она и так слишком долго молчала. — Кончай придуряться. Бемби — это вроде олененок?

— Я ведь художник, Леночка, — скромно улыбнувшись, пояснил Ларин. — Я мыслю образами. Возможно, именно поэтому мои коллекции так ценятся в мире, ведь каждая несет в себе образ. Тамара с ее наивностью и грацией вызывает ассоциации с олененком.

Лена критически оглядела Тамару.

— Ничего общего! Ты зубы-то не заговаривай. Лучше скажи, когда ты видел Леньку в последний раз?

— Дня за два или за три до его смерти. Он был в депрессии, потому что Тамара с ним поссорилась. Теперь я понимаю, из-за чего.

— А тогда не понимал? — сурово продолжила Лена. У Тамары мелькнула мысль, что сыщик из той никудышный. Нельзя задавать вопросы прямо в лоб, надо действовать осторожнее. Преступник наверняка поймет ее намерения и без труда обманет. Впрочем, к Ларину это не относится. Он не убивал Леонида.

— Леонид был со мной не вполне откровенен, — вздохнул Федор. — Он сообщил, что снял обнаженную натуру, а Тамаре это не понравилось. Когда я попросил показать снимки… я ведь очень ценю его работы… он отказался, уверяя, что они еще не вполне готовы. Я не стал настаивать, зная, что бесполезно. Леонид был очень требователен к своему творчеству и никогда не спешил с показом работ.

Тамара машинально кивнула. Федор при всей своей внешней поверхностности хорошо разбирается в людях… по крайней мере, Леонида изучил хорошо. И все равно недостаточно — как и сама Тамара. Леонид отдал Галееву тайком сделанную фотографию спустя несколько часов после ее создания. Но вслух Тамара произнесла другое.

— Теперь вы видели эти снимки, Федя.

— Да. Они очень хороши. Особенно серией и в крупном формате — да вы сами увидите на выставке. В первый момент вы, конечно, могли обидеться. Наверное, каждой женщине обидно, если муж переспит с другой. Но это была измена чисто физиологического свойства. В конце концов, без нее не было бы этих снимков, Тамара. Вы простили его?

— Да.

— Черт возьми, да с чего вы взяли? — гневно фыркнула Лена. — Ленька что, сексуальный маньяк? По вашему, он не мог сфотографировать голую бабу, не трахнув ее?

— Он не мог т а к ее сфотографировать, — мягко пояснил Федор, и Тамара вновь машинально кивнула. Как ни странно, они чувствовали одинаково.

— Значит, в последний раз ты встречался с Ленькой за несколько дней до его смерти, — вернулась к теме Лена. — И с тех пор ты с ним не разговаривал?

— Почему? — округлил красивые глаза Ларин. — Конечно, разговаривал. По телефону. Могу даже точно ответить, когда. Меня спрашивал милиционер, ведущий это дело, и я посмотрел на своем сотовом. Это было в день убийства примерно в четыре часа дня. Минут за двадцать до этого я встретил вас, Тамарочка. Вы, наверное, помните, хоть и были в тот момент расстроены.

— Помню.

— Вы плакали, и я счел своим долгом рассказать об этом Леониду. Я не сразу дозвонился, его номер был все время занят. А когда дозвонился, Леонид обозвал меня свиньей за то, что я оставил вас одну в подобном состоянии, и не захотел со мною разговаривать. Его особенно возмутило, что я даже не заметил, в какую сторону вы ушли. Весь разговор с ним длился меньше минуты. Вы не представляете, девочки, как тяготит мое сердце, что последняя наша беседа оказалась столь недружественной! Если б я знал, я бы повел себя иначе, клянусь всем святым! Но прошлого не изменишь…

Федор картинно схватился за голову. Лена смотрела на него, насупившись, явно не понимая, что делать дальше. А он между тем воскликнул:

— Но после художника остается его творчество! Оно одно может нас утешить!

И резво бросился в мастерскую. Остальные за ним. Через несколько минут Лене наскучило молча пялится по сторонам.

— Пойдем еще выпьем, — велела она Тамаре. — Мы в этом нуждаемся.

В комнате она, понизив голос, спросила:

— Ты ему веришь?

— Он не убивал Леонида, — подумав, ответила Тамара не совсем на тот вопрос.

— Тогда чего приперся? Проверить, не скрыли ли мы от выставки лучшие снимки?

— Мне кажется, — задумчиво сообщил Дима, — он что-то ищет.

Тамара вскинула голову. Она забыла о присутствии молчаливого Ленкиного мужа, однако каждое из его редких высказываний производило сегодня впечатление разорвавшейся бомбы.

— Что ищет? — трагическим шепотом уточнила Лена.

— Не знаю. Я специально ушел за вами, чтобы он вел себя свободнее. А сам смотрю в зеркало… видите, отражается. Предположим, в мастерской он интересовался фотографиями, а что его привлекает в прихожей?

Лена нежно потрепала мужа по затылку.

— Молодец! Он и вчера шастал из комнаты в комнату, как заведенный. Все-таки он убийца. Потерял здесь что-то, а теперь ищет.

Если и так, то поиски оказались безуспешными. Вскоре Ларин вернулся.

— Боюсь, мне пора, — развел руками он. — Тамара, вам, наверное, тоже. Давайте я вас отвезу? Ваша мама наверняка уже волнуется.

Тамаре стало стыдно. Она позвонила маме с дороги, но это было не меньше двух часов назад. Действительно, пора домой.

— Ладно, — согласилась Ленка, энергично подмигивая Тамаре левым, недоступным Федору глазом. — Пора так пора. При интересной беседе и дорога короче.

Тамара предпочла не заметить намека. Федя оставался для нее человеком чужим и непонятным, но то, что он плакал в детстве над историей Бемби, почему-то сделало его ближе. Он не убивал!

В машине Ларин повернулся к Тамаре. Его тон был странно сух… или не сух, а просто деловит? Деловит и полностью лишен привычного жеманства.

— Тамара, я хотел поговорить с вами наедине. Вы попали в сложную ситуацию. Если я правильно понял, вас подозревают в убийстве Леонида. То, что вы неспособны на убийство, для милиции не аргумент. То, что Леонид любил вас, а не Катюшу, тоже. Она сегодня всем цитировала одну отвратительную записку, где Леонид признается ей в любви и оскорбляет вас. Якобы эта записка сейчас в милиции. Вы ее видели? Вы уверены в ее подлинности?

— Да.

— Я не знал другого столь безрассудного человека, — задумчиво произнес Федор, и на щеках его проступил легкий румянец. — Леонид никогда не рассчитывал наперед, не искал путей для возможного отступления. Он жил минутой. Я знал, что рано или поздно это ему отольется. Но этим он и привлекал, правда? Полным бескорыстием, удивительно нелепым в наши времена. Нет, это и не бескорыстие, и не безрассудство, и не полное отсутствие притворства, а что-то большее.

"Он настоящий друг Леонида и действительно его любит", — с изумлением решила Тамара.

— Короче, не берите в голову эту записку, — словно очнувшись, продолжил Ларин. — Это мы, грешные, понимаем: что написано пером, не вырубишь топором. Болтать наедине можно все, а вот писать не стоит. Для Леонида между этими понятиями не было разницы. А то, что он легко врал в вещах, которые не считал существенными, вам наверняка известно. Притворяться не умел, а врал легко.

— В чем разница между ложью и притворством? — жадно спросила Тамара. Она давно пыталась это понять, но сформулировать была не в силах.

— Ложь искажает факты, а притворство чувства. Написал записку, потому что в тот конкретный момент очень хотелось получить эту девочку, вот и все. Но для милиции записка, конечно, аргумент, ее так удобно подшить к делу. Вы зря не поехали сегодня в Союз художников, Тамара. Катюша играет там роль безутешной вдовы и даже сумела пустить слезу. А вы прибыли в крематорий с поклонником, безмятежно осмотрели урну с прахом и скрылись в неизвестном направлении, не соблаговолив посетить поминки и хотя бы сделать вид, что опечалены.

— Федя… — прервала Тамара.

— Я прекрасно понимаю, что это не так, но пытаюсь смотреть чужими глазами. Например, глазами милиции. Вы ведете себя неразумно, Тамара. Хотите, я отвезу вас в Союз? Вы объясните, что сразу не приехали из-за тяжелого душевного состояния, но потом поняли, что хотите быть в кругу его друзей, только с ними вам станет легче. Слезу пустить вы, конечно, не сумеете, но текст произнести должны.

— Я не смогу, Федя. Я хочу домой.

— Зря. Я не знаю, чем вам помочь, но вижу, что вы ведете себя неправильно, и мне обидно. Вы можете сколько угодно трахаться с этим вашим кавалером, если за это он обещает вам помочь, но вы не должны появляться с ним на людях. А вы поступаете наоборот.

— Я три года прожила с Леонидом, — горько улыбнулась Тамара, — и, видимо, понабралась от него безрассудства. Знаете, Федя, мне уже на все плевать. Кроме одного — кого он любил на самом деле? Но этого я уже никогда не узнаю.

— Безусловно, вас.

— А Валера Галеев уверяет, что Катюшу. Леонид с Катюшей приезжали к нему утром в день убийства.

— Знаю, — кивнул Ларин. — Я как раз ехал к Валере, когда встретил вас.

— Он вызвал вас из-за нового фильма? — уточнила Тамара. Она хорошо помнила слова режиссера, что Леонид решил смягчить для Тамары удар от разрыва, порекомендовав ее Галееву в сериал. А Федор согласился быть художником по костюмам.

— Какого фильма? Я приехал из-за фотографии.

Тамара молча вопросительно смотрела на собеседника.

— В тот день, — объяснил он, — около двух мне позвонил Валера. Он был сильно возбужден, мне даже показалось, что пьян. Он сказал, что Леонид только что был у него со своей нынешней пассией, привез новую работу, это что-то необыкновенное, и если я хочу посмотреть, то должен приехать сегодня, поскольку завтра Леонид заберет ее обратно.

"А меня Галеев уверял, что получил снимок в подарок", — подумала Тамара, но прерывать Ларина не стала.

— Я ответил, что раньше шести вряд ли выберусь, а вечером обязательно приеду. Новая работа Леонида для меня всегда радость. Но этот звонок никак не шел у меня из головы. У Валеры были такие странные интонации… я был заинтригован, бросил работу и поехал к нему. По пути увидел вас в слезах.

Тамара продолжала внимательно слушать. Федор неожиданно усмехнулся, причем совсем невесело.

— Наверное, многие рассказывают вам больше, чем собирались, Тамара, — как будто с упреком заметил он. — Все мы любим поговорить о себе, любимых, а другими редко интересуемся. Давно хотел спросить… вы заставляете себя молчать, поскольку это нравится Леониду, или вам действительно не хочется с а м о й с чем-нибудь выскочить?

Тамара опешила.

— Наверное, мне просто не с чем выскакивать, — предположила она.

Ларин кокетливо улыбнулся.

— Впрочем, это неважно. Я простой парень, у меня нет тайн. Короче, я приехал к Валере и спросил, чем он вас обидел. Тот ответил, что вы дура, не понимаете шуток и непонятно, как только Леонид может с вами жить. Что ему лично никогда не нравились дуры, будь они хоть какими красотками. Я напомнил, что Леонид художник и смотрит на вещи иначе. И спросил про фотографию… я ведь ради нее и приехал. Валера показал мне снимок — тот, на котором вы поправляете волосы. Я был потрясен. Я всегда считал, что женские портреты — одна из удачнейших тем Леонида… я ведь не забыл, что именно ему в некотором роде обязан славой. Когда я еще был никем, Леонид сделал снимки моих первых моделей, и журналы, не сговариваясь, стали помещать их на обложку. А ваш портрет — удача из удач. Я полюбовался им и уехал. Вот и все. Ни про какой новый фильм я ничего не знаю. А теперь расскажите вы.

— Галеев вызвал меня по телефону, уверяя, что это срочно. Я приехала. Он предложил мне роль в новом сериале и сказал, что вы будете делать для него костюмы. Я не восприняла это всерьез… какая из меня актриса? Потом он показал мне снимок. Я… я очень расстроилась, что Леонид отдал его Галееву, и ушла. Позвонила Леониду и поругалась с ним. В этот момент вы меня и встретили. Через несколько часов я приехала домой и нашла тело Леонида. А на следующий день я была у Галеева, хотела забрать у него фотографию. Он отказался, уверяя, что это подарок. А еще он сказал, что Леонид решил расстаться со мной ради Катюши и приезжал посоветоваться, как это сделать поделикатнее. Они решили утешить меня ролью в новом сериале, к которому вы будете делать костюмы. Надо так понимать, ваши наряды скомпенсировали бы мою актерскую несостоятельность. Все.

Ларин отрицательно покачал головой.

— Ни о каком сериале я слыхом не слыхивал. За два дня до смерти Леонид не собирался с вами расставаться, наоборот, был в депрессии из-за вашей ссоры. Но совета моего не спрашивал, и Валериного тоже не стал бы. В крайнем случае мог позвонить и потребовать: "Сделай то-то и то-то, чтобы помочь мне помириться с Тамарой". Но никак не интересоваться чужим мнением по поводу его женщины… даже его бывшей женщины. Это не в характере Леонида. И дарить только что созданную работу тоже не в его характере. Кроме того, не в характере Валеры идти на коммерческий риск без солидной личной заинтересованности. А брать вас на главную роль — это риск. Валера не из тех, кто пошел бы на такое по просьбе друга… если даже предположить, что у него есть друзья. Вы вообще хорошо знаете Галеева, Тамара?

— Нет. Приятель Леонида… конъюнктурщик… бабник. Пожалуй, все.

— А я присматривался… так получилось. Он смертельно завидовал Леониду. Да, приятельствовал. Ему нравилось находиться в одной компании с Леонидом. Это многим нравится. Но не все при этом так сильно завидуют.

— Чему завидовать? — не поняла Тамара. — Я, наоборот, часто думала, что Галееву не по заслугам везет. Таких, как он, много, а преуспел именно он. А таких, как Леонид, больше нет, но его почти никто не знает.

— Зато каждый, кто его знает, видит, что таких больше нет. Галеев не дурак и оценивает себя адекватно. Себя и Леонида. Возможно, если б Леонид хоть раз позавидовал Валере, тот перестал бы его ненавидеть. Но Леонид искренне желал Валере дальнейших успехов. Галеев любит демонстрировать свой цинизм и часто повторяет, что профессионал работает ради денег, а о творчестве думают только дилетанты. А на самом деле он мечтает, чтобы ему сказали: "Да, вы работаете ради денег, но у вас все равно получается высокое искусство". Умные люди так ему и говорят, а Леониду подобное не приходило в голову. Конечно, Галеев завидовал. Леонид шел другим путем… он думал о творчестве и при том получал хорошие деньги. Значит, Валерины жертвы не были необходимыми.

— А там было, чем жертвовать?

Ларин усмехнулся.

— Вот видите! Вам теперь кажется, что таланта у Валеры не было изначально. Безусловно, был. Его первые художественные короткометражки стали сенсацией… в узком, очень узком кругу. А начинал он как документалист. Лет десять назад его фамилия никому ничего не говорила, но у него было будущее. Но он разрушил его собственными руками. Поверьте мне, Тамара, Леонид был для него живым укором. Не поручусь насчет убийства, но добра Леониду он не желал. Кстати, вы знаете, что много лет назад Валера был любовником Лены Неволиной? А недавно он пытался возобновить отношения и здорово обломался. Он сам мне жаловался и уверял, что сумеет поставить на место эту высокомерную семейку. Раз у вас есть свой частный сыщик, пусть в первую очередь проверит алиби Галеева.

— Погодите, Федя, — прервала Тамара, которую уже несколько минут волновала очень важная для нее мысль, — значит, Галеев наврал насчет подарка? Я имею в виду, Леонид вовсе не подарил ему мою фотографию, а дал на один день. В таком случае, Галеев не имеет никакого права предлагать ее на выставку. Я поеду в Союз художников, расскажу правду и заберу снимок.

— Какую правду? — удивился Ларин.

Тамара удивилась ничуть не меньше.

— Что снимок не принадлежит Галееву. Вы ведь мне так сказали?

— Не помню. По-моему, Тамарочка, я этого не говорил.

— Галеев звонил вам в день убийства и просил срочно прийти посмотреть снимок, поскольку назавтра Леонид заберет его обратно.

— Серьезно? — вздернул брови Федор. — Совершенно не помню. Знаете, я иногда несу такую чушь. Мы, творческие люди, не всегда контролируем себя. Вы уж простите, Тамарочка. Конечно, ради вас я готов приврать, но, к сожалению, не умею. Начисто лишен актерского таланта — вот какая незадача. Валера уверяет, что Леонид подарил ему эту работу, и благородно дает ее на выставку. Я считаю, это превосходно — одно из лучших творений Леонида обязательно должна увидеть публика. Вы имеете что-то против?

— Да, — сухо ответила Тамара, недавно возникшая симпатия которой к собеседнику полностью улетучилась. — Но, боюсь, мое мнение никого не интересует.

— От такой красавицы нелепо требовать умных суждений, — сладко улыбнулся Ларин. — Вам достаточно просто цвести, радуя нас своим присутствием.

На том и расстались.