Спящий город

1

Пересекая площадь в обратном направлении, Зельц продолжал размышлять над услышанным. Все, о чем рассказали ему два русских офицера, было слишком нереальным, чтобы оказаться ложью. Такой вот удивительный парадокс. Поверил ли он? Ответа на сей сакраментальный вопрос капитан Зельц не знал. Каждая переданная противнику дезинформация преследует какую-то определенную цель — обмануть, заставить принять неверное решение, рассредоточить силы, начать подготовку к обороне или наступлению в более выгодном для дезинформирующей стороны месте… Какую цель могли преследовать в данном случае русские, Зельц не мог даже представить. Конечно, это не означало их абсолютной искренности, но…

Вернувшись в сопровождении двоих спецназовцев к поджидавшим его солдатам (хотя это было сделано для его якобы безопасности, Зельц, конечно, не был в восторге от такого эскорта, но спорить не стал), капитан приказал всем уцелевшим построиться. К сожалению, выяснилось, что среди погибших при взрыве был и обер-лейтенант Шульц — захлопнувшаяся от ударной волны крышка башенного люка размозжила ему голову[41]… Остальные четверо членов экипажа остались живы, хотя и получили тяжелейшую акустико-гипербарическую контузию — в этом смысле экипажу зельцевского танка, люки которого в момент взрыва были открыты, повезло больше.

Таким образом, общее число уцелевших достигло двадцати трех человек (считая двух очнувшихся после короткой схватки с группой Окуня солдат Муделя). Сам фельдфебель в этот список не вошел, поскольку Зельц даже не знал, где он в данный момент находится. Да его это, честно говоря, и не интересовало — опыт совместной с фельдфебелем службы в Тунисе и Ливии убедил капитана, что Мудель относится к той редкой породе людей, которые хоть и попадают по собственной дурости в самые идиотские ситуации, всегда выходят из них с минимальными для себя потерями.

Что же касается предупреждения генерала относительно возможных "глупостей" со стороны своих подчиненных, то Зельц принял, как ему показалось, поистине соломоново решение: он не стал требовать сдать оружие, но собственноручно изъял и запер в танке "до дальнейших распоряжений" весь наличный боекомплект. Правда, не обошлось без эксцессов: рядовой Йохан из второго взвода, которого капитан давно подозревал в тайном сотрудничестве с особым отделом, выхватил спрятанный пистолет и с криком: "Вы предатель, капитан, армия фюрера не идет на компромиссы!" — попытался застрелить его. Однако прежде чем ствол поравнялся с грудью Зельца, один из спецназовцев рывком оттолкнул Йохана в сторону, а второй, поднырнув под готовое выстрелить оружие, перехватил сжимающую его руку и нанес два коротких удара — в живот и горло, между кадыком и нижней челюстью. Захрипев, Йохан опрокинулся навзничь и затих… Спустя минуту бывший осведомитель был мертв… Все заняло лишь несколько секунд — когда Зельц выпрямился, оба его телохранителя уже снова невозмутимо стояли чуть позади. Один из них, невысокий коренастый крепыш с коротко остриженными светлыми волосами (это был еще не знакомый читателю спецназовец Анаболик), улыбнувшись, протянул капитану отобранный у Йохана пистолет:

— Держите, герр Зельц, классный пиндаль — хоть сейчас в музей. Я такие только по телику и в кино видел. Вы не ударились?

— Нет, — буркнул смущенный Зельц. — Благодарю вас за… э… помощь…

И, одернув выбившийся из-под портупеи китель, повернулся к своим солдатам. Происшедшее было весьма неприятным эпизодом, и Зельц, честно говоря, не знал, как себя следует дальше вести. Понимая, что ничто так не отвлекает от ненужных размышлений, как любая, даже самая простая работа, капитан, разделив своих солдат на две группы, отправил одних осматривать на предмет дальнейшего использования поврежденную технику, а других — разбирать образовавшийся завал, под которым гипотетически могли остаться живые… Сам же он, вытащив из полевой сумки списки личного состава и разложив перед собой собранные у погибших половинки[42] "посмертных" жетонов, принялся отмечать тех, кому следовало отдать последний воинский долг и немедленно похоронить, — жарко палившее солнце и трупы, как ни цинично это звучит, были плохими союзниками…

2

Обедали (скорее ужинали), по настоянию генерала, вместе — прямо на площади, возле ожившего фонтана, который, умерив первоначальную силу своих струй, превратился в самый настоящий источник чистой ледяной воды. Разложив на расстеленном на земле брезенте нехитрый "продзапас" и выставив (как же без этого?!) обязательное боевое охранение, спецназовцы как ни в чем не бывало расселись рядом с давешними врагами своих отцов и дедов и с аппетитом ("война войной — а обед по расписанию") принялись за еду. Обед прошел спокойно, без каких-либо проблем и лишних вопросов, хотя, конечно, определенная напряженность все же ощущалась. Впрочем, примерно за час до этого Зельц попытался хотя бы в общих чертах разъяснить своим людям, что произошло и где они, собственно говоря, находятся. А учитывая, что капитан и сам мало что понимал, можно было представить, как трудно дался ему этот разговор, особенно когда он коснулся вопросов времени! В конце концов Зельц свел все к несколько упрощенной формулировке: находятся они, безусловно, в родном и победоносном сорок втором, где абсолютно случайно появились пришельцы из далекого будущего. Они никакой опасности не представляют и даже наоборот — являются выгодными союзниками. Презирая себя в душе, Зельц даже сообщил, что именно благодаря его умной позиции этот союз стал возможен (из его слов выходило, что бедные и несчастные "пришельцы" практически пляшут под его, Зельца, дудку). Почувствовав, что начинает путаться в деталях, капитан закрыл тему. Поскольку врать Зельц не любил (да и не умел), на душе у него после разговора было столь муторно, что он даже приложился пару раз к своей заветной фляжке и выкурил подряд три сигареты. Немного успокоившись, Зельц пошел к генералу, который, выслушав его сбивчивый доклад, искренне рассмеялся и выдвинул идею о совместном приеме пищи…

До захода солнца солдаты Зельца завершили разборку завала, выяснив — как капитан и предполагал, что никто не уцелел. В перевернутом взрывом бензовозе осталось еще несколько десятков литров горючего, поэтому Зельц счел возможным послать нагруженных канистрами солдат к южным воротам — на поиски брошенного Муделем "Ганомага". Вернулись они часа через два на бронетранспортере, пополнив изрядно оскудевший транспортный парк экспедиции еще одной мобильной единицей. К сожалению, неповрежденный внешне T-IV оказался абсолютно непригодным к использованию — рухнувшая вместе со стеной несущая балка пробила броневую плиту моторного отсека и намертво заклинила двигатель — танк можно было использовать теперь только в качестве неподвижной огневой точки. Что Зельц и сделал, отбуксировав его к воротам — с тем расчетом, чтобы вход в Спящий Город постоянно находился под прицелом башенного орудия.

Больше в этот сумасшедший день ничего существенно важного не произошло… Кроме одного малозначительного, как показалось Зельцу, факта — среди обломков кто-то из солдат нашел небольшой металлический ящичек, удивительным образом не пострадавший во время взрыва. Не придав находке особого значения, Зельц закинул коробку в танк, решив попозже показать генералу, однако к вечеру уже напрочь забыл о ней.

Долгий день наконец подошел к концу. Скрывшееся за стеной солнце впустило в город ночную темноту, и наступила первая ночь в Спящем Городе, который — несмотря на присутствие в нем людей — не стал менее загадочным и непостижимым…

По обоюдному согласию Зельца и Юрия Сергеевича они со своими людьми заняли два соседних здания, находящихся по обеим сторонам выходящей на площадь улочки, и скомандовали "отбой". Зельцу, конечно, не терпелось поподробнее расспросить своих неожиданных союзников обо всех будущих для него событиях, однако он понимал, что сейчас не самое подходящее для этого время.

Спустя несколько минут превращенные в казармы здания погрузились в тишину… Со всей уверенностью можно было бы сказать, что столь крепкого сна, как в эту ночь, не помнил в прошлом никто из пришедших в Спящий Город людей…

Утром собравшиеся вместе офицеры решили вплотную приступить к обследованию города. Не сами, конечно, — были сформированы четыре исследовательские группы, в каждую из которых вошло несколько солдат Зельца и по два спецназовца. Две группы отправились вдоль городской стены в разных направлениях и, по идее, должны были рано или поздно встретиться (генерала интересовала протяженность стены — с ее помощью можно было оценить истинные размеры города). Две другие направились в глубину городских кварталов для "ознакомления с достопримечательностями этого захолустного мегаполиса", как определил поставленную задачу возглавивший одну из них лейтенант Окунев.

Отправив группы, офицеры уединились в облюбованном генералом Музыкальным особняке, и Зельц получил наконец ответы на интересующие его вопросы. Конечно, Юрий Сергеевич понимал, что Зельцу, с которым его разделяло более полувека, возможно, не стоило знать многого из того, о чем они говорили, но, с другой стороны, он не считал капитана достаточно значимой в историческом масштабе личностью, способной каким-либо образом повлиять на ход будущих (для Зельца разумеется) событий. Знал генерал и то, что, возникни такая необходимость, он сумеет предотвратить любое вмешательство капитана в ход истории. В то же время он надеялся, что подобная необходимость никогда не возникнет — Зельц нравился Музыкальному…

Когда генерал, рассказывающий Зельцу о том, как он узнал о существовании города, дошел до описания загадочного ларца, капитан неожиданно изменился в лице и, извинившись, выскочил из комнаты. Удивленные офицеры наблюдали из окна, как он бегом пересек площадь и, на мгновение скрывшись в своем танке, побежал назад, прижимая к груди какой-то завернутый в кусок брезента предмет. Еще через пару минут запыхавшийся, но довольный Зельц вошел в комнату и, положил на — стол — тот самый пресловутый "металлический ящичек, размерами и формой с крупный фолиант"…

— Ну что ж, попробуем… — подвел генерал итог короткой дискуссии на тему "открывать или не открывать" загадочный ящик. — В конце концов, ваши спецслужбы его открывали — и ничего страшного с ними, увы, не случилось. Попробуем и мы…

Он поддел острием ножа замысловатую скобку замочка и нажал, постепенно увеличивая прилагаемое усилие. ДЛИНЬ — аккуратная пластинка, поддавшись, отскочила вверх, ДЛИНЬ! — тоненько звякнула, открываясь, вторая. Генерал не спеша убрал нож и, взглянув на своих напряженно молчащих товарищей, застывших по обе стороны от него, положил ладони на украшенную вензелями и резьбой крышку. Этого момента он ждал всю жизнь, шел к нему, по крупицам собирая непонятную, иногда противоречивую вопреки здравому смыслу информацию. Тридцать лет… Слишком много, чтобы просто открыть таинственный ларец, который — как надеялся генерал — не станет знаменитым ящиком Пандоры… Задержав дыхание, Юрий Сергеевич обхватил пальцами края крышки и…

— Я бы не советовала этого делать. Вы все равно не знаете принципа действия Ключа… — неожиданно раздалось у них за спиной…

3

Голос был спокойным и уверенным. Офицеры обернулись, готовясь увидеть… Ну что, спрашивается, они могли там увидеть? Чудовище Франкенштейна, фильм о котором смотрел Зельц незадолго до перевода в Африканский корпус? Или революционного матроса Родиона Жукова из полюбившейся Юрию Сергеевичу с детства книги "Белеет парус одинокий"? Или страдающего астматической одышкой Дарта Вейдера, которого майор — задай ему кто-нибудь подобный вопрос — не задумываясь назвал бы своим излюбленным отрицательным персонажем?..

Стремительно обернувшись, офицеры увидели стоящую около высокого пристенного камина прекрасную незнакомку в ниспадающем до самого пола черном балахоне без рукавов. Правильные черты лица, огромные выразительные глаза, обрамленные длинными пушистыми ресницами, густые роскошные волосы, соперничающие своей природной чернотой со скрывающим тело одеянием, — молодая женщина была завораживающе прекрасна… Невозможно было определить возраст незнакомки — ей можно было дать и двадцать, и тридцать пять лет — время, похоже, пасовало перед ее удивительной красотой…

— Не стоит касаться того, в чем вы не разбираетесь, господа, — повторила она негромким, но властным голосом. — Особенно в этом месте…

— Кто вы?! — одновременно спросили все трое. — Как вы сюда попали?!

Красавица чуть изогнула в улыбке идеальной формы губы:

— А не наоборот? Как вы сюда попали? Впрочем, ответ на вопрос сей не есть тайна для меня — как и ваши скромные персоны, товарищ генерал, господин майор и герр капитан. — Она поочередно кивнула каждому и с той же милой и немного грустной улыбкой добавила: — Не удивляйтесь, господа, не удивляйтесь здесь ничему. Вам еще слишком многое предстоит узнать… Впрочем, простите мое невежество — в вашем мире не принято быть не представленным. Хотя имя мое ничего не скажет вам, извольте — Обира Кеог, к вашим услугам. — Женщина церемонно склонила голову. — Бессменная Хранительница Спящего Города, последняя из тайного рыцарского Ордена Хранителей, более древнего, чем само Время… — Оглядев все еще не справившихся с оторопью людей, она закончила: — И последний заданный вами вопрос: попасть сюда было несложно…

Хранительница сделала незаметный под балахоном шаг назад и… исчезла. Спустя секунду она вновь показалась под сводом высокого камина, и офицеры поняли, что никакой загадки в этом нет, — бесшумно поворачивающаяся вокруг своей оси задняя стенка камина открывала темный зев потайного хода. Переступив невысокую каминную решетку, женщина-рыцарь подошла наконец к застывшим в прежних позах людям:

— Вы не против, господа, если я избавлюсь от этой ужасной хламиды? — Став на секунду обычной женщиной, она капризно скривила губки. — Это своего рода ритуальный плащ — раньше я его никогда не надевала, поэтому даже не могла предположить, насколько он неудобный! — Не дожидаясь ответа, она, грациозно поведя плечами, сбросила свою накидку прямо на пол, оставшись в плотно обтягивающем черном комбинезоне, выгодно подчеркивающем идеальные формы ее тела.

Скользнув коротким взглядом по лицам мужчин и оставшись, судя по всему, крайне довольной произведенным (и ожидаемым!) эффектом, прекрасная Хранительница опустилась в одно из мраморных кресел. Став неожиданно абсолютно серьезной, она произнесла прежним властным голосом привыкшей повелевать женщины:

— Итак, мои нежданные гости, я к вашим услугам. Полагаю, нам есть о чем поговорить…

— Но почему вы не появились раньше? — спросил Юрий Сергеевич. — Мы уже сутки в городе, и за это время довольно много всего… э… произошло?

— Именно поэтому… — грустно усмехнувшись, ответила его таинственная собеседница. — Вы столь эффектно заявили о своем прибытии, что я решила обождать. Мне было любопытно, чем все закончится — в конце концов, вы первые обычные люди в этом городе. Хотя я и не знаю, к чему это все приведет…

— Что вы имеете в виду? — Молчавший до этого майор едва заметно напрягся в широком мраморном кресле. Впрочем, особенно расслабленным он и не был — неожиданное появление столь красивой женщины оказалось непростым испытанием даже для матерого спецназовца. Зельц, к слову, был поражен ничуть не меньше: увиденное повергло его в самый настоящий шок — сравнение с привычными ему пуританскими женскими нарядами конца тридцатых было явно не в пользу последних!..

Хранительница не ответила, задумчиво глядя куда-то вдаль и легонько касаясь кончиками пальцев своего прикрытого свободно спадающей челкой лба. Помолчав еще какое-то время, она заговорила, в который уже раз изменив тональность своего голоса — теперь он был тихим и исполненным скрытой печали:

— Не знаю, с чего начать… Предназначение Спящего Города… Боюсь, что с вашим появлением произошли необратимые, увы, изменения — я ощущаю волнение, очень мощное волнение Времени… Люди из будущего не могут встретиться со своим прошлым, не могут сосуществовать в одном времени — это парадокс… Вы исключили из реальности целых шестьдесят лет, которые тем не менее никуда не исчезли… Напряжение нарастает, и Город тратит слишком много энергии, дабы снизить его, свести к минимуму возможные последствия… Его основная функция нарушена, и он уже не сумеет восполнить потери — слишком мало осталось времени… Враг уже близко, очень, очень близко… Проклятый Кэван…

— Что все это значит? — На этот раз заговорил генерал, если неожиданное появление Хранительницы поначалу и привело его в некоторое смущение, то сейчас он — в отличие от своих более молодых товарищей — уже полностью владел собой. Во всех отношениях. — О чем вы? Что нарушено? Какой враг? Кто такой этот Кэван? И при чем здесь мы, наконец? — И, вспомнив о чем-то, добавил: — И почему мы разговариваем на немецком языке? Почему? — переспросил он по-русски.

— Я же сказала, — так же по-русски, несколько неуверенно, но без малейшего акцента ответила Хранительница. — Мне придется рассказать вам все по порядку. Иначе вы не поймете, не сможете понять… И вы не против, если я буду говорить по-немецки? — добавила она, заметив заволновавшегося при звуках чужой речи Зельца.

— Нет… — буркнул Музыкальный, также взглянув на капитана. — Пожалуйста…

— Ну что ж, тогда слушайте… Это очень длинная история…

Интерлюдия

ВРЕМЯ

Когда-то очень-очень давно и очень-очень далеко отсюда шла война. Сотни галактик и тысячи планет ополчились против расы Завоевателей — агрессивных и безжалостных существ, главным и единственным кредо которых была безостановочная экспансия в другие миры. Захватывая одну звездную систему задругой, они использовали планеты в качестве сырьевых придатков для развития своей экономики, уничтожая при этом любые встреченные формы жизни. Если же обитатели планеты решались оказать им сопротивление, Завоеватели никогда не вели против них боевые действия — непокорная планета просто уничтожалась вместе со своим солнцем… Так продолжалось сотни лет — до тех пор, пока не появились рыцари Ордена Хранителей, сумевшие не только противостоять этим существам, но и организовать против — них Межгалактическое движение сопротивления, в которое вошли как уцелевшие после агрессии жители порабощенных и разграбленных планет, так и представители многих других цивилизаций, не желающие повторять печальную судьбу своих предшественников… Это событие и стало истинным началом войны…

Использовав боевой опыт и технологии самых разных цивилизаций, Хранители положили конец многосотлетней экспансии захватчиков и выдворили их из всех порабощенных ими миров. Более того, отважным рыцарям удалось полностью уничтожить саму их расу, выбросив отвратительных существ из нашей реальности в неупорядоченный антимир абсолютного Хаоса… Так завершилась эта война, стоившая Вселенной миллиардов жизней, сотен погибших планет, десятков взорванных звезд… Как напоминание о ней остались лишь разбросанные в Пространстве мертвые артефакты давно минувших битв да сеть автономных боевых космических станций Завоевателей, некоторые из них до сих пор несут свое, никому уже не нужное боевое дежурство…

Да, Хранители победили в той войне, но цена, заплаченная ими за победу, оказалась слишком высокой — многочисленный некогда Орден, потеряв более двух третей своих рыцарей, практически перестал существовать…

Отгремевшая около миллиона земных лет назад война коснулась и нашей удаленной от центра Галактики Солнечной системы. Завоеватели добрались сюда уже на закате своей цивилизации, что, однако, нисколько не умаляло их звериной ярости и желания уничтожать все и вся. Следом пришли и Хранители, лишь немного опоздав, чтобы успеть спасти цветущий и обитаемый в те времена Марс. В результате битвы, которой, увы, уже не суждено было ничего изменить, красная планета превратилась в привычную нам безжизненную пыльную пустыню, лишенную собственной атмосферы, а на ее орбите навечно остались две уничтоженные в схватке боевые станции агрессоров… Их впоследствии люди ошибочно стали считать естественными спутниками Марса, присвоив весьма символичные — учитывая описанные события — имена "Фобос" и "Деймос"…[43]

Однако Марс не был единственной жертвой, принесенной на алтарь войны Солнечной системой — второй погибшей обитаемой планетой был Фаэтон (в древнеегипетской мифологии он более известен под именем Осирис — Нибиру в шумерских клинописных текстах). Судьба двенадцатой планеты, былое существование которой пока не признано официальной наукой, оказалась еще более ужасной, нежели печальная участь Марса — боевые станции захватчиков полностью уничтожили ее, превратив в растянувшийся на миллиарды километров пояс астероидов между орбитами Марса и Юпитера…

Третьей жертвой должна была стать Земля… Понимая, сколь высока ставка в этой борьбе, Хранители бросили все оставшиеся у них резервы на защиту голубой планеты и воспрепятствовали высадке на нее колониальной армии вторжения. Верные своему принципу "все или ничего", Завоеватели попытались уничтожить Землю, с легкостью отведя ей незавидную роль второго пояса астероидов, однако отважные Хранители и на сей раз нарушили их планы…

Как им удалось победить? Дело в том, что для осуществления телепортационной высадки на поверхность планеты обе боевые станции должны находиться строго друг против друга по одной линии, проходящей через ядро планеты, — только в этом случае удается открыть стабильный пространственно-временной канал для массового процесса телепортации. Вычислив точный момент открытия канала и отправив на станции отряды своих бойцов, Хранители сумели увести эти станции с расчетных орбит. Возникшее в момент прерывания Т-процесса возмущение пространственно-временного континуума[44] отбросило одну из них почти на 65 миллионов лет назад, где она, попав под воздействие гравитационного поля, вошла в атмосферу и, разрушаясь, рухнула на Землю подобно огромному астероиду…

Сила удара оказалась столь велика, что поднятые в атмосферу миллиарды тонн пыли и пепла на несколько десятков лет закрыли Солнце, вызвав самое масштабное в истории Земли глобальное похолодание. Погибла большая часть населявших планету живых организмов, самыми известными из которых были конечно же динозавры, над загадкой неожиданной гибели которых до сих пор ломают головы лучшие умы палеонтологии (ну что, господа ученые мужи, не пора ли посыпать седины доисторическим пеплом, признавая, сколь далеки вы были от истины?!), изменился ландшафт и геологическая карта Земли, сместились на тысячи километров магнитные полюса…

В остальном же планета достойно перенесла ниспосланное ей испытание, хотя некоторые последствия той катастрофы ощущаются до сих пор. Например, бермудская аномалия — не что иное, как лежащий на дне океана треугольный фрагмент наружного корпуса станции площадью в несколько тысяч квадратных километров, заброшенный по одному из временных каналов не 65 миллионов, а "только" 20 тысяч лет назад. Именно он, ударившись о поверхность океана со скоростью, в десятки раз превышавшей скорость звука, поднял гигантскую приливную волну, уничтожившую легендарную Атлантиду. До сих пор в этом районе отмечаются загадочные и необъяснимые рациональной физикой парадоксы времени-пространства: бесследно исчезают корабли и самолеты, экипажи покидают свои совершенно исправные суда, появляется в глубине океана таинственное свечение, отправленные радиосообщения принимаются спустя много лет и так далее. Все это связано, как вы, я думаю, понимаете, с приобретенной в искривленном пространстве-времени способностью влиять на нормальное соотношение этих данностей. Впрочем, есть и более (опять же во временном аспекте) близкое нам доказательство былой катастрофы — так называемый Тунгусский метеорит. Стоит ли объяснять, сколь бессмысленно искать в тайге обломки этого никогда не существовавшего в природе космического тела, равно как и следы образовавшегося при падении кратера? Почему? Да потому, что никакого падения не было. Был сравнительно небольшой обломок станции, заброшенный в начало XX века и полностью сгоревший в плотных слоях атмосферы. И был мощнейший всплеск энергии в момент распрямления пространственно-временной петли продолжительностью[45] почти в миллион лет, мощности которого как раз хватило на заметный даже спустя девяносто с лишним лет направленный вывал леса в районе реки Подкаменной Тунгуски. Кстати, заметное на протяжении почти недели свечение в небе и многочисленные не совпадающие по времени свидетельства о падении "метеорита" объясняются именно временным парадоксом. Вот и вся загадка (как там высокие академические залысины — еще не скрылись под слоем пепла?).

Относительно второй станции, то ее судьба оказалась совершенно иной — чудом вырвавшись из гравитационных сил Земли, огромная искусственная[46] планета, мертвая, с уничтоженными чудовищной вспышкой энергии двигателями и замершая в вечном ожидании так и не полученного приказа к высадке механической армии вторжения, начала свое бесконечное путешествие в открытом Космосе. Волею судьбы и вектора приданного ей остаточного ускорения боевая станция, двигающаяся по вытянутой эллипсоидной орбите, была отныне обречена вновь и вновь возвращаться к месту своего несостоявшегося триумфа каждые десять тысяч лет… И каждый раз при приближении к цели оживал бортовой мегакомпьютер, готовя все боевые системы неподвижной, но не ставшей от этого менее смертоносной станции к выполнению последней полученной команды — уничтожению ненавистной планеты… И каждый раз на пути станции-убийцы становились отважные Хранители — потомки погибших в далекой древности рыцарей своего Ордена.

Потерявшие в той последней битве все свои корабли, не способные покинуть планету, они раз за разом защищали Землю, парализуя станцию наведенным с поверхности пространственно-временным экраном, не позволяя ей приблизиться на достаточное для нанесения последнего удара расстояние… Так продолжалось почти миллион лет… Ровно сто раз пересекались орбиты двух планет — большой и малой, живой и мертвой, дарующей жизнь и уничтожающей ее… Сменялись поколения Хранителей, но построенный ими Город, дающий почти что вечную по человеческим меркам жизнь и возможность управлять самим Временем, как и тысячи веков назад, стоял на страже, в общем-то, совершенно чужой ему планеты, даже не подозревающей ни о приближающейся из космической бездны опасности, ни о своих тайных покровителях…

И вот сейчас, на исходе отмеренного свыше срока в миллион лет, должна была состояться последняя и решающая битва той давно канувшей в Лету и всеми забытой войны… Войны, ставшей уже даже не историей, а лишь слабым ее отзвуком, легким эхом давно ушедших эпох… Войны, завершить которую было суждено тем, кого десять тысяч веков защищали Хранители, — людям…

4

Хранительница замолчала… Молчали и ее потрясенные слушатели… Конечно, после всего случившегося за последние сутки они ожидали чего-то подобного, но слишком уж невероятным было то, что им довел ось узнать… Не дождавшись вопросов, Обира продолжила свой удивительный рассказ:

— Город… Он был построен почти миллион лет назад… Трудно поверить, правда? И тем не менее это так — этому вечно молодому городу именно столько лет. Мы строили его в тайной надежде, что наши соплеменники найдут нас, затерянных и запертых на этой планете, но не дождались… Город был практически пуст с самого дня его сотворения — уцелевших было слишком мало… Конечно, мы жили несравнимо дольше обычных людей, но время, увы, неумолимо даже здесь и для нас. Настал день, когда осталась только я — последняя из прямых потомков первых Хранителей, последняя знающая, последний рыцарь исчезнувшего Ордена…

Хранительница склонила голову, пытаясь скрыть заблестевшие в уголках глаз слезинки. Справившись с секундной слабостью, она продолжила:

— В этом городе собраны технологии, способные управлять временем и пространством, — впрочем, это вы уже и так поняли… Он — единственная ваша защита от грозящей опасности и единственное способное противостоять ей оружие… Однако позволю себе предположить, что вас интересует вопрос, откуда появляется и куда исчезает Спящий Город каждые десять тысяч лет? Никакой тайны в этом нет — строя себе надежное убежище, Хранители понимали, что даже столь совершенному творению их рук не дано устоять перед неумолимым течением Времени. А постоянно создавать вокруг него искривление реальности, окружая Город своего рода защитной оболочкой, — слишком дорогое удовольствие даже для лежащих в его основе самых совершенных во Вселенной технологий: на это потребовалось бы почти столько же энергии, сколько выделило Солнце за все пять миллиардов лет своего существования!

Поэтому было решено построить этот Город в одной из так называемых нулевых точек — месте взаимного пересечения нескольких пространственно-временных континуумов. Я, с вашего, господа, позволения, не буду сейчас вдаваться в подробности устройства и сущности Мироздания и объясню все несколько упрощенно: Вселенная, как вы понимаете, слишком велика, чтобы существовать (или, скорее, сосуществовать) в едином времени. Вспомните ночное небо: звездный свет, который вы видите в настоящем, на самом деле покинул свою звезду тысячи и миллионы лет назад. Вы, по сути, видите прошлое. А это, согласитесь, парадокс. Конечно, ваше право возразить и напомнить мне о связи расстояния (понимайте — пространства) и времени, однако это мало что меняет — вы все равно видите прошлое в настоящем. А ведь речь идет только об одной галактике, а вовсе не обо всей Вселенной, состоящей из милл^'e8онов галактик и сотен тысяч звездных скоплений! Факты — упрямая вещь: признав, что способны увидеть прошлое, вы не можете не признать изменчивости Времени! Впрочем, я снова усложняю… Попробуем проще: представьте, что Вселенная — это многоэтажный дом, где каждый этаж — один из слоев реальности, со своими галактиками, солнечными системами, планетами и своим пространственно-временным континуумом. Но между этажами всегда есть лестницы или лифты, соединяющие их в единое целое. Так и во Вселенной есть места, каналы, соединяющие разные слои реальности, точки, где Пространство и Время не связаны между собой. В подобных местах не действуют вселенские законы, в них все относительно — время, пространство, жизнь, смерть… Главный парадокс нулевых точек в том, что они и существуют, и не существуют одновременно…

— И опять я все усложняю! — сокрушенно пробормотала Хранительница, взглянув на лица своих слушателей. — Потерпите, я уже заканчиваю… В одном из подобных каналов и был основан Спящий Город. Находясь, с одной стороны, в вашей реальности, с другой — он лежит вне привычных реалий Времени и Пространства… Внутренний механизм Города автоматически выводит его в заданную точку пространства раз в десять тысяч лет — ровно за тридцать земных суток до расчетного срока пересечения орбит Земли и боевой станции… Двадцать дней уже истекли, господа, еще через десять станция приблизится к критической точке…

— Откуда я знаю ваши языки? — спрашивала Обира несколькими минутами позже. — Думаю, после всего того, что вы уже узнали, этот вопрос потерял свою актуальность. У меня было достаточно времени не только на ознакомление с диалектами жителей планеты… — с горькой и немного усталой улыбкой сказала Хранительница. — Я могу многое рассказать о вашей настоящей истории, свидетелем и сторонним наблюдателем коей я была долгие годы. И, поверьте, многое из того, что знаю я, будет весьма отличаться от привычной вам картины прошлого… Впрочем, вряд ли сейчас самое подходящее время для досужих разговоров — расскажу лишь то, что имеет непосредственное отношение к вашему появлению здесь… Итак, вы хотели знать, кто такой Кэван и отчего я столь жестко высказалась в его адрес…

Кэван Кеог был моим братом, вторым из последних оставшихся в Спящем Городе Хранителей…. Так же как и ваша покорная слуга, он дал обет защищать Землю, навечно оставаясь здесь, но… Мне тяжело об этом рассказывать, ибо мой брат нарушил Слово Хранителя, Слово, которое до того было нерушимым тысячи лет существования нашего Ордена. Никто и никогда не требовал от Хранителей иной гарантии, кроме их Слова… Нарушив его, он попрал всю нашу историю, осквернил само понятие рыцарской Чести… Он… он избрал иной путь и ушел, сбежал в мир людей, раскрыв хранимую миллион лет тайну существования Спящего Города! Это случилось почти три с половиной тысячи лет назад, во времена правления фараона из XVIII династии Тутанхамона…

Понимая, что даже Хранитель не сможет просто взять и покинуть Спящий Город, Кэван забрал с собой один из двух Ключей, позволяющих в любой момент проникать в Город, в какой бы из нулевых точек межреальности он ни находился… Что есть этот Ключ? Вам будет понятней, если я назову его неким прибором, автономным устройством для определения истинного положения Города в системе четырех измерений, своего рода пропуском в реальность Города. Правда, Кэван, видимо, понимал, насколько опасно его появление в мире людей, мире, считающем Время всего лишь абстрактным философским понятием, не способным сколь-либо значимо влиять на происходящее вокруг… Поэтому он, заручившись помощью правившего тогда молодого фараона, загадочным образом вскоре скончавшегося, спрятал Ключ в голове строящегося Сфинкса, отсрочив его обнаружение на несколько тысяч лет. Я пыталась найти брата, даже нашла его, но… не в моих силах было вмешиваться в жизнь людей — изменить что-либо я не имела права… Не буду утомлять вас ненужными и постыдными для истинного Хранителя подробностями его жизни в вашем мире, равно как и именами, под которыми он снискал себе определенную известность среди людей, скажу лишь, что тайну существования Города он отнюдь не стремился сохранить.

Многие весьма известные исторические личности пытались разыскать Спящий Город. Не один раз эти поиски сопровождались коллизиями поистине мирового масштаба, однако, к счастью, никто не достиг успеха… Почти никто, — поправилась Хранительница, вспомнив, видимо, кому она все это рассказывает. — Первыми про существование Города узнали члены тайного масонского ордена еще в начале XVII века, однако они не располагали достаточными возможностями — как техническими, так и экономическими, чтобы приблизиться к разгадке его тайны. Им был нужен свой человек в самых высших эшелонах власти, "слепой агент", как назвал бы его мой уважаемый слушатель, — Обира ободряюще улыбнулась нахмурившемуся генералу, — которым спустя почти сто лет стал небезызвестный вам Наполеон I Бонапарт. Тайным покровителям пришлось изрядно потрудиться, возводя его на вершину — одна Французская революция чего стоит!

Но цель была достигнута, и в 1799 году он стал императором. Дальше была труднообъяснимая с точки зрения стратегической логики египетская эпопея и совершенно губительный поход в Россию. Почему в Россию? Только лишь потому, что в Египте он ничего не нашел (привезенный в Париж одним из его офицеров Ключ не в счет — по иронии судьбы о его существовании ни император, ни его покровители так и не узнали), а мой непутевый братец, при всех его отрицательных качествах, видимо, так и не раскрыл настоящего местоположения Города (впрочем, без Ключа он и не мог этого сделать). Вот и получилось, что и Наполеон, и стоящие за его спиной масоны знали лишь примерное направление поисков, разыскивая Город "где-то на Востоке". А Россия всегда отличалась большой загадочностью и к тому же располагалась именно "на востоке". Дальнейшее известно и не суть важно, гораздо интереснее судьба самого императора, каким-то образом догадавшегося во время ссылки на острове Елены об истинных причинах своего головокружительного политического взлета и не менее потрясающего военного фиаско… Результатом этой догадливости стали знаменитые сто дней на вершине власти (тайных хозяев интересовало, что именно он знает и насколько это угрожает их безопасности и дальнейшему сохранению тайны), повторное падение и медленная смерть от неизвестного яда — "слепой агент" прозрел и был выведен из игры, на сей раз уже навсегда.

В середине XIX века я окончательно потеряла следы моего брата-беглеца и, честно говоря, думала, что Посвященных больше нет и на всей этой истории можно наконец поставить крест… Однако, как выяснилось, ошиблась.

Появившийся на европейской политической арене и достигший небывалых высот Адольф Гитлер с пугающим энтузиазмом занялся поисками и изучением всего загадочного и неизведанного — от древнейших оккультных текстов до поисков Шамбалы и Гипербореи. Кстати, до сих пор считается, что он искал там следы прародителей арийской расы, суперлюдей и тому подобное, однако это очередное заблуждение— искал он все тот же Спящий Город, отчего-то путая его с Шамбалой, а построивших его Хранителей — с древними гипербореями… Поиски, естественно, ни к чему не приводили, сонмы призванных к сотрудничеству астрологов, ясновидцев и медиумов всех мастей все более и более впадали в немилость — и вот, когда он уже окончательно усомнился в правдивости попавших к нему старинных масонских текстов, ему улыбнулась удача… В руки секретных служб попало нечто, сути и сущности чего ни он, ни его многочисленные исследователи понять поначалу не могли. Однако продолжавшиеся исследования принесли плоды, и Гитлер нашел наконец весомое подтверждение существованию таинственного Города, дарующего… ну и так далее… Окончательно разуверившись в оккультизме и предав огню большую часть собранной им изотерической литературы, фюрер начал подготовку к самой значительной авантюре в своей жизни… Тем более что у него — в отличие от всех предшественников — были реальные координаты вожделенного Города…

Хранительница замолчала, собираясь с мыслями.

Генерал, воспользовавшись этой паузой, задал давно волновавший его вопрос:

— Но почему этот… э… Ключ никто не мог открыть раньше? Ни тот француз, ни его потомки?

— Вы правы, его действительно не могли открыть. И не смогли бы, если бы не настал срок. Он открывается, точнее будет сказать — активизируется, автоматически — либо при приближении к Городу, либо когда Город готовится вернуться в вашу реальность. Ключ — всего лишь устройство, настроенное на пространственно-временную волну Города, не более того. Я ответила на ваш вопрос?

Генерал кивнул, хотя и мало что понял. Но Обира уже продолжала:

— Дальнейшее не есть тайна: Африканский корпус, новые "слепые агенты" в большой игре, рискованный ход в ожидании овладения сверхоружием… — Хранительница коротко взглянула на напряженно слушавшего Зельца и закончила: — И ваша встреча здесь…

— Осталось рассказать вам о некоторых сугубо технических особенностях Города — и вы поймете, почему я не слишком радовалась вашему появлению… Город, при всех его чудесных возможностях, прежде всего механизм, чрезвычайно сложный, сверхсовершенный — но механизм. Помните, я говорила вам, отчего нельзя было просто построить его в каком-нибудь укромном уголке планеты и окружить защитной оболочкой искривленного времени? Верно — слишком большие затраты энергии… Но Город, отражая повторяющиеся атаки боевой станции, все равно вынужден тратить ее. Тратить щедро, не экономя и не оставляя неприкосновенных запасов… Отчасти энергия поступает к нему из самой нулевой точки, отчасти — аккумулируется в разбросанных по всему миру пирамидах — египетских, южноамериканских, тибетских, крымских…

Да, да, не удивляйтесь — загадочные пирамиды, о назначении которых уже сотни лет спорят ваши исследователи, — не более чем элементы питания Спящего Города! Наиболее древние из них построили еще сами Хранители, остальные — люди. Но в соответствии с полученными указаниями и под их контролем, разумеется. Форма и соотношение сторон и оснований всех пирамид на планете выбраны таким образом, чтобы максимально эффективно накапливать и удерживать любые виды поступающей извне энергии — космической, солнечной, гравитационной, магнитной, ядерной.

Проблема заключалась в другом — накопленную каждой пирамидой энергию можно было использовать только один раз — после этого приходилось строить новую. Старая же становилась своего рода пустышкой, оболочкой, не способной более конденсировать отраженную обратными скосами стен энергию (именно этой остаточной, или "транзитной", энергией объясняются широко известные ныне аномальные свойства пирамид — самозатачивание затупленных лезвий, ионизация воды, усиление способности зерен пшеницы к прорастанию, разнообразные психологические расстройства у находящихся внутри людей и так далее)…

Крымские пирамиды, многие тысячи лет укрытые под землей, являются последним энергетическим ресурсом Города[47] … Последним запасом, которого должно было хватить для отражения грядущей атаки, но который нещадно расходуется с первых секунд вашего появления здесь! Придя в Город, вы принесли с собой два временных слоя, разделенных шестидесятилетним промежутком. Как только вы пересекли стену, возник мощнейший парадокс, последствия которого могли бы оказаться губительными как для вас, так и для Города. Защищая себя и вас, Город находится одновременно в трех измерениях: собственном, не поддающемся обычному летоисчислению, и измерениях 1942 и 2002 годов. Энергии с каждым днем остается все меньше,[48] и, скорее всего, ее уже недостаточно для выполнения возложенной миссии… — Хранительница тяжело вздохнула и замолчала — долгий и более чем необычный рассказ подошел к концу.

5

Какова бы ни была роль, сыгранная фельдфебелем Муделем в нашей истории, будет все же несправедливо умолчать о его дальнейшей судьбе… Капитан Зельц оказался абсолютно прав, предполагая, что ничего особенно страшного с Муделем произойти не может, — из им же самим заваренной переделки он вышел, как всегда, с минимальными потерями. Зубодробительный (и в прямом, и в переносном смысле) удар прикладом, правда, стоил ему нескольких зубов, но, учитывая печальную участь более чем десятка соотечественников, заплаченная им за свое случайное падение цена, согласитесь, не была уж слишком высокой. Конечно (чего скрывать), одними зубами дело не закончилось, и бравый фельдфебель пережил несколько малоприятных минут физического общения с не слишком довольными его поведением спецназовцами, однако пара-тройка полученных тумаков все равно не идет ни в какое сравнение с перспективой быть разорванным взрывной волной или раздавленным падающими обломками… Проведя кратковременную "воспитательную работу", спецназовцы оставили его в покое и даже покормили, не удержавшись, правда, от довольно злой шутки с предложением "погрызть полезных для укрепления зубов сухариков"… В остальном же фельдфебелю, оставленному под надзором отлеживающегося в связи с ранением Монгола, жаловаться было не на что, тем более что показываться на глаза капитану Зельцу Мудель, честно говоря, не спешил и нынешнее положение военнопленного его очень даже устраивало…

Коротая время за игрой в "подкидного" (руки ему развязали после того, как Монгол продемонстрировал способность с разворота пришпилить ножом к стене подброшенного в воздух туза), Мудель узнал наконец, к чему привело его роковое падение и случайная автоматная очередь. Понимание собственной причастности к весьма красочно описанным разговорчивым дальнобойщиком трагическим событиям, как это ни странно, настолько сильно потрясло фельдфебеля, что он даже отказался от ужина и, сопереживав еще с час, потребовал "позвать командира и расстрелять его немедленно, без трибунала, но, если можно, на рассвете"… Удивленный Монгол никого звать, конечно, не стал и, невзирая на пульсирующую болью ягодицу, вкратце разъяснил ему (уложившись буквально в четыре коротких предложения и один несильный удар) всю абсурдность данного требования.

Мудель оказался на удивление понятливым учеником и благодарным слушателем и принял преподанную науку "к сведению", клятвенно пообещав со свойственной ему идиотской витиеватостью — "твердо соответствовать высокому званию германского военнопленного и в дальнейшим не бузить и не злить больше уставшего "дедушку"[49] … Придя, таким образом, к консенсусу, фельдфебель послушно поужинал и, безропотно позволив себя связать, заснул, даже не подозревая о тех событиях, что разворачивались за пределами превращенной в некий гибрид тюремной камеры и полевого лазарета комнаты.

Ни Мудель, ни его чутко спящий добровольный надсмотрщик при этом конечно же не знали, что участие фельдфебеля в череде описываемых событий еще не окончено и отнюдь не ограничится стенами его временного узилища… К счастью, ибо в противном случае сон его не был бы столь безмятежен и глубок, каким он был в эту, предпоследнюю на Земле, ночь…

6

— Но ведь есть же какой-то выход? — спросил генерал Музыкальный, взглянув на задумчиво молчащую Хранительницу. — Не может быть, чтобы все ваши супертехнологии были бессильны? А? Ведь можно как-то помешать этой станции? И, кстати, чем она конкретно нам угрожает? Это что — ракеты какие-нибудь, лазерные лучи, ядерные бомбы?

— Конкретно? Конкретно в распоряжении этой станции целый арсенал боевых систем тотального действия. Например, сейсмическое оружие, позволяющее стирать с лица планеты целые горные массивы или геологические районы, или, скажем, еще более мощная его разновидность — генератор гравитационного возмущения. Как вы думаете, что станет с Землей, если нарушится гравитационное равновесие между ней и любыми двумя ближайшими планетами? Поверьте мне, смещением геомагнитных полюсов дело не ограничится — вашу планету просто разорвет притяжением других планет, превратит ее осколки в новый пояс астероидов… Или наведенное с орбиты излучение может в миллион раз усилить и ускорить все термоядерные процессы в земном ядре — не так уж сложно сделать из планеты новую. Что будет дальше? На какое-то время в вашей Солнечной системе появится новое солнце, которое — не буду в очередной раз вдаваться в ненужные подробности — вскоре просто-напросто взорвется… Или самый простой путь — использовать уже известную вашим ученым высокотемпературную плазму![50] — коротковолновое излучение в считанные минуты разогреет и испарит атмосферу, расплавит поверхностные геологические структуры — как вам перспектива оказаться в огромной микроволновой печи? Кстати, Марс погиб именно так…

Хранительница замолчала, посчитав, видимо, что уже достаточно напугала своих собеседников (люди, честно говоря, считали так же)…

— Все ваше оружие, все кажущиеся такими совершенными технологии будут, увы, абсолютно бессильны, если станция достигнет земной орбиты и выйдет на исходную позицию.

Вновь повисло тяжелое молчание — нарисованная картина была слишком ужасной, чтобы о чем-то еще говорить… Московенко неожиданно вспомнил слова, сказанные им своим бойцам по пути к площади: "…очень может быть, что именно здесь и сейчас будет решаться не только судьба нашей страны, но и будущее всего мира…" Если бы он знал в тот момент, что окажется настолько прав! Если бы он знал…

Пребывающий в глубокой задумчивости Юрий Сергеевич в тот момент также предавался грустным размышлениям о том, насколько все изменчиво в этой жизни — еще недавно он разыскивал загадочный город, надеясь добыть для своей страны некий непобедимый козырь, а теперь он вынужден спасать от этого самого козыря уже не только Родину, но и весь мир!.. Молчал и капитан Зельц… В отличие от своих новых товарищей, он не мог воспринимать все услышанное сквозь призму прочитанной раньше научной фантастики либо научно-популярной литературы — по причине отсутствия таковой в его времени. Поэтому понял он, в общем-то, немного, уяснив тем не менее главное, над их общей планетой нависла некая страшная угроза, исходящая из того самого звездного неба, на которое он так любил смотреть перед сном. И угроза эта не имеет ничего общего со всем, что он знал раньше… Понял он и то, что вина за происходящее каким-то непостижимым для него образом лежит на всех них, явившихся в этот затерянный город, приходить куда им явно не следовало… Этого ему было достаточно… Не склонный — по описанной выше причине — усложнять возникшую ситуацию, Зельц прокашлялся и, зачем-то одернув китель, заговорил, глядя на Хранительницу:

— Насколько я понял, когда-то очень давно вы отправили на эту станцию отряд своих людей? Конечно, мы не обладаем вашими знаниями и оружием, но, мне кажется, мы могли бы тоже… э… отправиться туда и попытаться помешать уничтожению планеты. Это возможно сделать?

Хранительница несколько удивленно посмотрела на Зельца, перевела взгляд на не менее удивленных генерала и майора и ответила:

— Ну… в общем-то… наверное, да. Если телепортационная установка работает, это не потребует много энергии… — Подумав еще несколько секунд, она почти уверенно закончила: — Да, я думаю, это возможно. Энергии должно хватить. Но готовы ли вы?

Теперь настал черед генерала. Идея Зельца не показалась ему фантастичной, и он даже испытывал определенную неловкость оттого, что первым ее выдвинул именно капитан:

— А у вас есть другие предложения? Вот и у нас тоже нет… Кроме того, спецназ не может быть не готов — иначе это не спецназ — правильно, майор?

— Или… — невпопад ответил Московенко, думающий о чем-то своем, — комитетские "спецы" Кабул вон за полчаса взяли[51] — неужели спецназ ГРУ какую-то долбаную железяку не завалит?! Впервой, что ли, планету спасать — у меня один Окунь чего стоит! — услышавший знакомое имя Зельц метнул на майора короткий взгляд, но ничего не сказал. — А если ему еще и оружие дать…[52]

— Оружие? — переспросила Хранительница, видимо не слышавшая этого "бородатого" анекдота. — Возможно, в Городе еще осталось древнее оружие…

— Древнее… — с деланым почтением в голосе повторил неожиданно настроившийся на юмористический лад Московенко. — Луки, стрелы, эти — как их? — пращи…

— Отнюдь… — Не оценившая шутки Хранительница насупилась. — Ваши современные технологии, конечно, достигнут уровня нашего древнего оружия… лет через десять тысяч… — закончила она фразу несколько обиженным голосом. Майор, не ожидавший подобной реакции, смущенно кашлянул и, наткнувшись на рассерженный взгляд генерала, примиряюще пробормотал:

— Извините… Это была действительно неуместная и глупая шутка… Не обижайтесь, пожалуйста…

Инцидент был в общем-то исчерпан, однако Юрий Сергеевич продолжал незаметно наблюдать за майором. Он знал Московенко достаточно много лет, чтобы не заметить некоторых странностей в его нынешнем поведении. И, похоже, понимал, в чем дело, — в свои тридцать с небольшим майор еще не был женат и прекрасная Хранительница явно не оставила его равнодушным… "Только этого не хватало, — расстроено подумал генерал, — да, Саша, не ожидал от тебя — самое подходящее время выбрал… Молодец… "Лав стори" на фоне гибели планеты — прямо по Кэмерону[53]… Юрий Сергеевич тихонько вздохнул — он понимал, что идти на станцию придется именно майору. А шансы на благополучное возвращение, по его разумению, были, увы, не в пользу людей. Такой вот грустный, хотя и привычный для спецназа, получался у него расклад…

— Значит, мы высаживаемся на боевую станцию и пытаемся увести ее с орбиты? — вернулся к волнующему его вопросу генерал. — Так?

— Не совсем… — прежним спокойным голосом произнесла оказавшаяся по-женски обидчивой Хранительница. — Двигатели станции были уничтожены миллион лет назад, так что вам вряд ли удастся изменить ее орбиту. Допустим, я смогу отправить вас на борт станции, допустим, что там вас не встретит целая армия активизированных компьютером боевых роботов и вы сможете захватить центр управления боевыми системами, но… Ни я, ни тем более вы не знаете, как отключить эти системы. Мои предки, конечно, знали об этом, но я появилась на тысячи лет позже, все мои знания о станции сугубо теоретические… Не сохранилось (да их и не было никогда) никаких схем или планов станции — Город должен был остановить ее до того момента, когда она приблизится к Земле. Никто не планировал высадку на саму станцию…

Однако генерал, похоже, не разделял пессимизма прекрасной Обиры:

— Теоретические знания, уважаемая, — основа любой практики! Поверьте моему опыту — спецназ отнюдь не всегда владеет стопроцентной информацией обо всех подробностях выполняемой миссии. И тем не менее остается наиболее эффективным инструмент том для решения любых проблем! Мы знаем — надеюсь, знаем, — уточнил он на всякий случай, — как высадиться на станцию, знаем, что необходимо сделать на ее борту, и знаем, наконец, кик вернуться. Это немало! Остальное, насколько я понял, предстоит выяснить на месте. Что ж, спецназу не привыкать действовать по обстоятельствам… Правильно, Саша? Выдюжишь?

Московенко серьезно ("Хрен их, этих Хранителей, разберет — шуток они, видите ли, не понимают! Но какие у нее глаза…") кивнул и ответил:

— Справимся, Юрий Сергеевич, сами же сказали — "не привыкать"…

— Ну и молодец. А вы, герр капитан, — обратился он к Зельцу, — примете посильное участие в спасении планеты?

— Безусловно, господин генерал, я и мои солдаты — в полном вашем распоряжении…

— Вот и ладненько… — Музыкальный удовлетворенно хлопнул ладонями по столу. — Тогда переходим к обсуждению конкретных деталей операции. У меня есть несколько принципиальных вопросов к нашему уважаемому рыцарю. Меня интересуют любые подробности, все, относящееся к этой… к этим Завоевателям. Например, что, собственно, представляла их цивилизация…

Хранительница кивнула, и в мраморной пустоте зала вновь зазвучал ее негромкий, ставший чуть хрипловатым от долгого рассказа голос:

— Завоеватели, являясь по своему биологическому строению типичными гомоплазмоидами, не относились ни к одной из гуманоидных рас. Ни внешне, ни внутренне эти существа не имели ничего общего с нами, хотя и использовали для дыхания и метаболизма смесь кислорода и азота. Вы когда-нибудь слышали о думающей протоплазме? Нет? Впрочем, действительно, откуда вам знать… — Обира на секунду задумалась. — Представьте себе организм, состоящий из одной-единственной клетки, заполненной высокоорганизованной протоплазмой. У него нет ни костей, ни мышц, ни нервной системы, ни каких бы то ни было внутренних органов. Только оболочка и первичная протоплазма, способная — в зависимости от обстоятельств и биологической необходимости — выполнять функцию любого органа или системы органов…

Непонятно? — Хранительница вздохнула: — Никудышный из меня лектор, да? Ладно, попробую объяснить еще проще: представьте, что это существо находится в абсолютном покое — ему не нужно передвигаться, оно не испытывает голода или желания… ммм… избавиться от ненужных продуктов жизнедеятельности, однако ему необходимо решить некую проблему, принять определенное решение — подумать, одним словом… У нас с вами при этом начинает работать центральная нервная система, мозг, проще говоря. А у этого существа меняется само внутреннее строение — весь объем его тела превращается, по сути, в огромный мыслительный орган, способный усваивать и обрабатывать значительное количество информации. Или наоборот — гомоплазмоид испытывает потребность в движении — какая-то часть его протоплазмы дифференцируется в опорно-двигательный аппарат — и он перемещается. Благодаря особым свойствам наружной оболочки, способной регулировать свою плотность, ему не нужна одежда, не нужны средства защиты от непригодной для дыхания атмосферы — гомоплазмоиды могли замедлять все обменные процессы в организме, обходясь по много часов без еды и кислорода… Так понятней? — исполненным безысходности голосом молодой учительницы, пришедшей на свой первый в жизни урок, спросила Обира. — Хотя бы в общих чертах?

— В общих — да! — твердо ответил Юрий Сергеевич, хотя и видел, что Зельц вообще ничего не понял, а майор, хоть и слушал внимательно (пожалуй, даже слишком внимательно), внимал скорее ее голосу, нежели тому, о чем она говорила. — Насколько я помню, вы изничтожили всех этих… одноклеточных, так что, думаю, близких контактов с ними у нас не предвидится. А вот про их компьютер-долгожитель я бы хотел узнать поподробнее…

— Цивилизация Завоевателей была биотехногенной по своей сути. Как и мы с вами, они, конечно, владели технологиями обработки металлов, использовали продукты неорганического химического синтеза, композитные материалы и сплавы, однако приоритетным направлением их науки были именно биотехнологии. Добившись больших успехов в генной инженерии, гомоплазмоиды окончательно стерли грань между органикой и неорганикой, живой и неживой природой. Они не строили в привычном для нас понимании свои космические станции — они их выращивали, искусственным путем создавая некий симбиоз растения и механизма, способный в соответствии с заложенной на генетическом уровне программой выполнять определенную технологическую задачу… — Увидев, что генерал снова собирается что-то сказать, Обира шутливо погрозила ему пальчиком. — Сейчас, сейчас…

Теперь — о биокомпьютерах. Ваши ученые, насколько я знаю, уже не одно десятилетие пытаются создать искусственный разум — сверхсовершенный компьютер с интеллектом, подобным человеческому. И при этом упорно не хотят понять одной простой вещи: каким бы совершенным ни был этот компьютер, он все равно останется только электронной машиной. Да, он сможет обыграть в шахматы чемпиона мира, возможно, даже сумеет различать эмоции и настроения, но никогда его логика не сравнится с логикой человека. Завоеватели же избрали иной путь, создавая (точнее — выращивая) биологические компьютеры, изначально наделенные свойственной живым существам парадоксальной логикой и гибкостью мышления, способные самообучаться и испытывать эмоции и желания, обладающие развитым инстинктом самосохранения. Именно такой компьютер и управляет станцией… Миллион лет — огромный срок, и я даже не могу себе представить, какие изменения произошли за это время в его логических цепях… Он слишком долго был предоставлен самому себе… и своей ненависти к победившим его Хранителям… — Обира облизнула пересохшие губы и окончила фразу: — Желание отомстить любой ценой наверняка стало для него своего рода идеей фикс, доминантой, подчинившей себе все иные желания и инстинкты. И остановить его, боюсь, будет очень нелегко.

Генерал встал, разминая затекшую от долгого сидения спину, и, взглянув на часы, с удивлением отметил, что прошло уже больше четырех часов с начала их разговора. Однако… Он с уважением посмотрел на Хранительницу — не каждый сумеет почти без перерыва говорить столько времени. Подойдя к окну, оглядел пустынную площадь — скоро, наверное, вернутся посланные на разведку группы. Невольно взглянул в безоблачное голубое небо, таящее, как оказалось, самую страшную за всю человеческую историю опасность… Когда-то давно он прочитал, что ничего в мире не происходит случайно — впрочем, его собственный многолетний жизненный опыт неоднократно подтверждал это утверждение… А значит, и их появление здесь тоже не случайно. И то, что им надлежит вскоре сделать, уже предрешено… Что ж, пусть будет так… Отвернувшись от окна, Юрий Сергеевич негромко спросил:

— Если мы уничтожим этот компьютер — боевые системы отключатся?

Хранительница, о чем-то тихонько разговаривающая с Московенко (Зельц тактично курил около камина, сосредоточенно изучая его мраморную облицовку), повернула к нему слегка порозовевшее лицо и виноватым голосом переспросила:

— Простите, что вы сказали? Я несколько отвлеклась…

"И она туда же… — с тоской подумал генерал. — Тут Землю спасать надо, а они шуры-муры крутить удумали. Ну, майор…" Однако вслух сказал:

— Я спросил: если мы вырубим этот компьютер — боевые системы станции отключатся? Хранительница кивнула:

— Безусловно. Все системы станции управляются бортовым компьютером. Если он погибнет, станция станет просто еще одной мертвой малой планетой вашей Солнечной системы…

— Надеюсь, его можно уничтожить?

— Думаю, да… Вот только где он находится и как это сделать, я, увы, не знаю…

— А какие-нибудь — как там это называется-то?., вторичные терминалы, что ли? — существуют? В него можно войти, в этот компьютер? — Юрий Сергеевич напряг память, но никаких других подробностей устройства компьютерных сетей припомнить не смог. У него в кабинете, конечно, была "персоналка", однако дальше уровня пользователя он не пошел, по старинке считая модное устройство чем-то вроде усовершенствованного до предела гибрида калькулятора и электронной пишущей машинки. — В его программу, например?

Хранительница покачала головой:

— Не стоит искать особых аналогий с привычными вам бытовыми компьютерами — биокомпьютеры не действуют строго в пределах заданной программы. Я ведь говорила о том, что он — самообучающаяся система. А насчет его устройства… Биологический компьютер, как это ни странно, более всего напоминает нашу с вами нервную систему — центральный логический модуль (где он расположен, я, как уже сказала, не знаю) и тысячи километров того, что вы назвали "вторичными терминалами" — своего рода нервных волокон, опутывающих станцию и контролирующих все происходящее на ее борту.

— Нам необходимо уничтожить, как я понимаю, центральный модуль?

— Именно так. Найти и уничтожить. Любым доступным вам способом. И помнить при этом, что он будет постоянно наблюдать за вами и пытаться уничтожить, в свою очередь, вас… Тоже любыми способами…

Генерал задумался на несколько секунд и задал наконец последний из интересующих его вопросов:

— А на этой станции… будет чем дышать?

— Полагаю, будет. Для нормального функционирования биокомпьютера необходима привычная ему атмосфера — азот, кислород, углекислота, водяные пары, следовые количества инертных газов… Впрочем, это не проблема — тем, кто пойдет на станцию, я дам химические газосинтезаторы.

— Ладно… — По внешнему виду Юрия Сергеевича было не понять, удовлетворен ли он полученным ответом. — Кстати, вы еще упоминали о каких-то роботах или киборгах — я в этом не разбираюсь… Все эти фильмы… чушь полнейшая… н-да… — Генерал, склонив седую голову, смущенно улыбнулся, словно испытывая стыд за то, что не любил смотреть заполонившие телеэкраны фантастические фильмы "про роботов"…

Хранительница же, наоборот, неожиданно стала весьма серьезной:

— Хороший вопрос… Основное предназначение боевых станций Завоевателей — как раз доставка к выбранной планете армии вторжения — миллионов механических солдат, готовых выполнить любой приказ своих хозяев. Именно механических, заметьте — Завоеватели использовали для захвата планет только роботов, неспособных думать и обладающих минимальными возможностями к самообучению. Им нужны были примитивные исполнители, а вовсе не интеллектуальные воины. Кроме того, так было экономически выгоднее — в режиме ожидания роботы не требовали ни пищи, ни энергии, ни воздуха для дыхания…

— Странно… — задумчиво протянул генерал. — Биотехнологическая цивилизация использует механизмы… Впрочем, какая разница… Что они собой представляли?

Обира беспомощно вздохнула:

— Увы, этого я тоже не знаю. Завоеватели выбирали для своей экспансии миры, похожие на ваш. Так что, я думаю, их солдаты внешне наверняка напоминают гуманоидов — в подобных земным условиях прямоходящий организм наиболее приспособлен. Хотя, возможно, я и ошибаюсь…

— Ясно… Но как вы считаете — эти… роботы могут быть до сих пор боеспособными?

— Миллион лет — слишком большой срок… Очень большой… Возможно, да, а возможно, и нет… Они не способны к самовосстановлению, кроме того, им необходима энергия… Думаю, шансы, что они давным-давно превратились в ржавые окислившиеся обломки (не забывайте — атмосфера станции насыщена кислородом и водяными парами), достаточно велики…

Ответить генерал не успел — в проеме двери, как всегда бесшумно, появился Окунев:

— Товарищ генерал, экскурсионная группа диверсионного спецназа ГРУ и примкнувших к ней немецко-фашистских интуристов с осмотра достопримечательностей и мест, где никогда не был Владимир Ильич Ленин, прибыла. Потерь и попросивших политического убежища у местных властей нет. Город пуст, как голова прапорщика… Ух ты… — не в тему закончил он свой шутливый "доклад", увидев сидящую Хранительницу. — Чистое здоровье…

— Разрешите общение не по уставу, товарищ гене…

— Не разрешаю, лейтенант! — Музыкальный вклинился между готовым шагнуть в комнату Окунем и с интересом наблюдающей за происходящим Обирой и легонько вытолкал разочарованного старлея на лестницу. — Иди вниз, Андрей. Остальные вернулись?

— Почти. Анаболик где-то потерялся — ну вы ж его знаете — вернется…

— Ладно. Я тебе потом все объясню — не до тебя сейчас…

Все еще пытающийся украдкой заглянуть в комнату Окунь мгновенно (этого у него было не отнять — несмотря на прочную репутацию дамского любимца (и любителя дам), Окунев никогда не позволял своей, как он сам говорил, "маленькой безобидной слабости" мешать выполнению поставленной задачи) стал серьезным:

— Что-то случилось? Проблемы? Поднять ребят?

— Отдыхай пока. А насчет случилось… Тут не просто случилось, Андрюша, тут полный, как ты говоришь, "звездец" на носу…

— Понял. Уже ухожу. Если что — я внизу… — Он развернулся и понесся вниз по лестнице, успев-таки бросить короткий взгляд в притягивающую его, как магнит, комнату.

"Ох, стервец, — усмехнулся генерал, — и как это ты опоздал?! Да уж, не повезло — место, боюсь, занято". Юрий Сергеевич постоял на пороге еще несколько секунд, с улыбкой слушая доносящуюся с улицы жизнерадостную болтовню Окунева: "Эй, фрицы, Крюка не видели? А, вот ты где, старина, — слушай, тут такое дело…" — и вернулся в зал. Подходя к столу, встретился взглядом с Хранительницей и, грустно улыбнувшись ей, сказал:

— Думаю, сударыня, пора перекусить. После обеда я, с вашего позволения, хотел бы еще кое-что с вами обсудить…

7

Начинающийся в камине потайной ход оказался отнюдь не единственным в Спящем Городе — под его древними улицами раскинулся самый настоящий лабиринт, протяженности и запутанности которого могли бы позавидовать даже знаменитые одесские катакомбы. Впрочем, идти оказалось недалеко — минут через десять офицеры вошли — вслед за уверенно ориентирующейся в хитросплетениях подземных коридоров Хранительницей — в просторный зал, освещаемый мягким светом настенных люминесцентных панелей.

Более всего место, где они находились, напоминало аппаратную какой-нибудь секретной научно-исследовательской лаборатории… или готовые к съемкам декорации крупнобюджетного фантастического фильма. Обилие приборов, о назначении коих можно было только догадываться, завораживало и пугало. Приборы были везде — крепились к стенам, стояли на полу и даже спускались на массивных кронштейнах с потолка. Самым же удивительным было то, что все они работали. Юрию Сергеевичу даже пришло в голову, что, возможно, именно здесь, в этих самых непонятных аппаратах, живет само Время… Улыбнувшись про себя этой наивной мысли, он деловито, хотя и не без легкой иронии, осведомился:

— Значит, это и есть, образно говоря, суть Спящего Города? Его, так сказать, горячее сердце и холодная голова?

Хранительница восприняла вопрос абсолютно серьезно, не удержавшись, впрочем, от возможности слегка "подколоть" своего собеседника:

— Совершенно верно. Хотя слова Феликса Дзержинского здесь не совсем уместны. — Обира резко обернулась к генералу, встретившись с его совершенно обалдевшим взглядом. — Мои познания в вашей истории несколько глубже, чем вы предполагали, правда?

Музыкальный, не найдя, что ответить, кивнул и несколько смущенно отвел взгляд. Хранительница же как ни в чем не бывало продолжила:

— Мы находимся на одном из — не знаю, так ли это называется в вашем мире — пунктов управления и контроля за всем происходящим в собственной реальности Города и за ее пределами. Так, с чего же мы начнем? — обращаясь к самой себе, пробормотала Обира, задумчиво глядя на весело перемигивающиеся в полутьме разноцветные контрольные лампочки. — Наверное, вот с этого… — Она подошла к громоздкому сооружению в центре зала и, не дожидаясь вопросов, пояснила: — Это голографический пространственный симулятор — он позволяет наблюдать за тем, что ваши астрономы называют "ближним Космосом"… Короче говоря, сейчас поймете… — не стала ничего объяснять она. Обернувшись к майору, Хранительница добавила: — Вы, надеюсь, не забыли прихватить Ключ?

Московенко помотал головой и протянул ей так и не ставший для людей менее таинственным металлический ларец, Обира по-хозяйски решительно открыла крышку (генерал едва заметно вздрогнул) и достала из недр контейнера небольшую ртутно-серебристую пластинку размерами с плитку шоколада и примерно такой же толщины. Словно чувствуя затылком напряженный интерес генерала и его спутников, пояснила:

— Это, собственно, и есть Ключ. По сути своей — носитель информации на молекулярном уровне. А все остальное, — излишне пренебрежительно (учитывая печальную судьбу многих прежних владельцев ларца) кивнула она в сторону открытого ящичка, — не более чем скорлупа, вспомогательный механизм, призванный любой ценой защитить Ключ. А теперь смотрите — чувствую, это вам понравится…

Хранительница ввела пластинку-ключ в узкую щель на боковой поверхности симулятора и, продолжая комментировать свои действия, надела на голову тонкий металлический обруч с утолщениями на висках:

— Я предпочитаю управлять компьютерной сетью Города с помощью биоимпульсов своего мозга — так значительно быстрее и проще. Смотрите…

Хранительница отдала невидимому компьютеру мысленный приказ и замерла в ожидании. Воздух над поверхностью прибора словно загустел, превратился в некую вязкую, мягко светящуюся изнутри субстанцию, на глазах приобретающую сферическую форму. Погасли люминесцентные панели на стенах, и комната на несколько мгновений погрузилась в темноту, а затем…

Сверкающая сфера вспыхнула, и люди неожиданно оказались в космическом пространстве — по крайней мере именно такой была их первая мысль — вокруг зажглись тысячи, а возможно, и миллионы звезд. Пораженные невиданным зрелищем, офицеры замерли: звезды были везде — над головой, по сторонам от них, за спиной и даже под ногами — они будто бы парили в Космосе, защищенные от его губительного холода какой-то невидимой и неосязаемой оболочкой…

Но увиденное было лишь небольшой частью того, что им еще предстояло увидеть. Сверкающая — сфера, умерив свою первоначальную яркость, превратилась в косматое, увенчанное многочисленными протуберанцами Солнце, вслед за которым, словно материализуясь из окружающей тьмы, появились и другие планеты — Меркурий, Марс, Земля, Венера… Заполненная аппаратурой комната исчезла — люди теперь находились внутри уменьшенной в миллиарды раз трехмерной модели Солнечной системы…

— А теперь изменим ракурс… — послышался из темноты негромкий голос Хранительницы. — И масштаб…

Планеты и окружающие их звезды пришли в движение, неторопливо поворачиваясь вокруг невидимой оси, — и в центр зала величественно вплыла зелено-желто-голубая, увенчанная шапками полюсов и затянутая белесым муаром облаков Земля вместе со своей извечной спутницей — Луной. Подчиняясь мысленному приказу Обиры, Земля увеличилась в размерах, достигнув в диаметре полутора метров, и зависла, неспешно вращаясь, точно над поверхностью голографического симулятора. Пораженные зрители невольно подались вперед, стремясь рассмотреть на ее поверхности знакомые с детства контуры материков. Словно ощутив их интерес, псевдо-Земля послушно повернулась к ним Восточным полушарием и замерла. Облачный занавес, зависший над Восточной Европой, раздался в стороны, открывая взорам генерала и майора окольцованную паутинкой МКАД, рассеченную голубым изгибом Москвы-реки российскую столицу. По воле то ли людей, то ли Обиры планета вновь изменила свой масштаб, увеличившись в диаметре до трех с половиной метров, и люди едва сдержали удивленные возгласы, увидев ползущие по ниточкам городских автодорог крохотные пыл инки-автомобили… Не дожидаясь вопросов, стоящая по другую сторону "Земли" Хранительница пояснила:

— То, что вы наблюдаете, происходит в вашем реальном времени. В Москве сейчас утро… Идеальное средство для шпионажа, не правда ли? — Генерал понял, кому адресована последняя фраза, и слегка покраснел. Хранительница, словно прочитав его мысли, попала в самую точку. — А теперь черед нашего уважаемого капитана — мы ведь не эгоисты…

Планета пришла в движение, предоставляя взглядам людей западные области Европы, и Зельц, жадно всматривающийся в открывающуюся картину, увидел непривычные контуры Берлина и его родного Мюнхена (о том, что это именно Мюнхен, капитан скорее догадался, нежели узнал знакомые с детства очертания его улиц).

— Многое, как вы понимаете, изменилось, капитан… Если бы у нас было достаточно энергии, я могла бы попытаться показать вам ваше время — но сейчас, увы, об этом не может быть даже речи.

— Ничего… — хриплым от волнения голосом ответил Зельц, только сейчас окончательно осознавший, что все то, о чем ему довелось узнать за последние сутки, правда. — Н-не страшно…

— Ну, думаю, пока с вас достаточно, — с улыбкой сказала Обира, отдавая компьютеру новый приказ. Псевдо-Земля уменьшилась, вернувшись к своим прежним размерам. — То, ради чего мы здесь собрались, позади вас. Оглянитесь, господа…

Офицеры синхронно обернулись, сразу же увидев ее — боевую станцию Завоевателей, страшное оружие давно исчезнувшего врага. В нескольких метрах от них в бархатном голографическом космосе висела изъеденная метеоритными кратерами, коричнево-бурая, с каким-то ржавым металлическим оттенком, сфера, перечеркнутая по экватору идеально ровным каньоном.

— Это… она? — спокойным голосом спросил Московенко. — Станция?

— Да… — тихо ответила Хранительница. — Не слишком угрожающий у нее вид, правда? Увы, на самом деле она отнюдь не безобидна…

Майор не ответил, делая шаг навстречу зловещему шару. Объемная картинка изменилась — мини-станция раздулась до двухметрового размера и приблизилась к людям, не успевший вовремя отступить майор испуганно отдернул погрузившуюся в изображение по локоть руку.

Окружив древнюю конструкцию, люди с интересом осмотрели его. Миллион проведенных в Космосе лет не прошел для корпуса искусственной планеты бесследно — многочисленные метеориты покрыли ее поверхность разнокалиберными оспинами, кое-где наружная обшивка вовсе разрушилась, оголив металлические детали несущей конструкции, а на обращенной к Солнцу стороне угадывался уродливый оплавленный шрам, растянувшийся на сотни километров. Это был (как объяснила Хранительница) след того самого субплазменного удара, давным-давно уничтожившего двигатели станции и отбросившего ее от Земли.

— Картинку можно сделать еще крупнее, но, думаю, в этом нет особого смысла. — Обира встала рядом с офицерами. — К сожалению, я не могу показать вам ее изнутри, а атаковать станцию из Космоса вам не придется.

— Где она сейчас? — Генерал сделал полшага влево, пытаясь рассмотреть затененную сторону боевой станции.

Хранительница пожала плечами:

— Там, где вы ее видите, — в голографической модели сохраняются реальные соотношения расстояний. А если точнее — то ровно в девяти днях пути и девятистах с небольшим миллионах километров от Земли.

— Если нам удастся разрушить ее, не будет ли это опасно для нашей планеты? Я имею в виду ее обломки?

Обира с удивлением взглянула на Юрия Сергеевича— подобного вопроса она явно не ожидала. Впрочем, замешательство ее длилось недолго.

— Пожалуй, да… Если обломки станции попадут в поле земного притяжения и рухнут на поверхность, смело можно будет сказать, что она выполнила свое задание… Земля, конечно, не погибнет, но глобальная катастрофа вам будет обеспечена. Особенно если основной удар — как уже бывало раньше — придется в океан… Хотя шансы ее именно разрушить, скажем так, весьма малы… Более чем малы, поверьте мне… — Обира сделала паузу, что-то обдумывая, и продолжила: — Да, в общем-то, это и не важно. Чтобы вы смогли находиться на станции, мне придется окружить ее временным экраном собственной реальности Спящего Города — иначе, опять же, возникнет парадокс. А поэтому такое понятие, как "расстояние до Земли", будет весьма относительным — я могу телепортировать вас на станцию, какой она была, скажем, дней двадцать назад, — соответственно увеличится и расстояние до нее. В этом случае ее обломки — если таковые, конечно, будут — не пересекутся с земной орбитой либо попадут в гравитационное поле Меркурия или, к примеру, Марса…

— Вы можете отправить нас в прошлое?! — удивленно отреагировал Московенко. — Насколько далеко?

— Не более чем на месяц — на большее уже не хватит энергии. И не более десяти-двенадцати человек — по той же причине…

— Значит, остальные… — начал генерал…

— Останутся в Городе, — закончила за него Обира. — Энергозатраты возрастают с каждым километром до станции и с каждым телепортированным на нее человеком. Десять человек и тридцать дней — максимум, что я могу себе позволить. Больше — нет…

— И станция будет постоянно… э… находиться в этой, — генерал неопределенным жестом обвел рукой пространство вокруг себя, — реальности?

— Да. До тех пор, пока вы не выполните своей миссии или… пока мне хватит энергии…

— Или пока все не погибнут… — мрачно докончил за нее генерал…

Хранительница промолчала — добавить было нечего…

Повисшее в комнате гнетущее молчание нарушил Московенко:

— А на сколько хватит энергии? В смысле, сколько у нас там будет времени?

— Непростой вопрос… При всем совершенстве наших технологий я не могу точно ответить, надолго ли хватит оставшейся энергии… Слишком много побочных эффектов возникнет в момент телепортации… Думаю, у вас будут примерно сутки — это то, что я могу точно гарантировать. Да и то — это в идеале: сейчас я надежно закрыла Город от любых внешних воздействий, проникнуть в него не сможет никто. Но когда вы отправитесь на станцию, временной щит Города ослабнет в сотни раз и на то, чтобы поддерживать его в нынешнем виде, энергии уже не хватит. А это значит, что, если городскую стену пересечет кто-либо, не принадлежащий ни вашему, генерал, ни вашему, Зельц, времени, мгновенно возникнет парадокс, справиться с которым Город уже не сможет. Помните о трех временных измерениях, в которых Город находится сейчас? Четырех он уже не выдержит…

— Ясно… — вздохнул Юрий Сергеевич. — Боливар не вынесет двоих…то есть, простите, четверых… — невесело пошутил он. — И Что будет, если этот ваш парадокс возникнет?

— Мощнейший пространственно-временной коллапс… Нарушится связь между Временем (точнее, тремя временными реальностями) и Пространством, мгновенно изменятся все существующие физические константы и законы, сотрется грань между материей и антиматерией… Что будет дальше, я, честно говоря, не знаю… И не хотела бы знать… Но — если это случится — лучше бы нам всем оказаться подальше от Города… и вообще от вашего пространственно-временного континуума… — Сбивчивое объяснение Обиры, похоже, напугало ее куда больше, нежели тех, кому оно было адресовано. Не окончив фразы, Хранительница замолчала и отвернулась, закрыв ладонями свое прекрасное лицо…

Видимо, желая разрядить обстановку, майор, еще не понявший, в чем дело (Обиру от него частично закрывала голографическая модель станции), с фальшивым оптимизмом в голосе произнес:

— Не бойтесь, Обира батьковна, мы хоть и диверсанты, но уж до такого не дойдем! Это я вам ответственно обещаю и торжественно клянусь! А то, что… — Он осекся, заметив слезы в глазах обернувшейся к нему Хранительницы. — Что-то не так? Я опять сморозил глупость? — Майор вопросительно взглянул на Юрия Сергеевича, делающего ему какие-то знаки.

Генерал указал на застывшую в прострации Обиру, сквозь непробиваемую с виду "рыцарскую" оболочку которой вдруг прорвалась уже не просто обычная, а испуганная и жаждущая рядом сильного мужского плеча молодая беззащитная женщина… Московенко наконец понял, слегка смущенно кивнул в ответ и, подойдя к Обире, неуверенно приобнял ее за плечи. Неуверенно — поскольку не знал, как может отреагировать на этот простой человеческий жест загадочная и непостижимая Хранительница, однако… Страхи его оказались излишними — в незаметной для окружающих внутренней борьбе победила женщина. Всхлипнув, Обира обняла майора, прижалась к нему и, спрятав лицо на его груди, расплакалась — впервые в своей нереально долгой жизни…

Крякнув то ли от досады, то ли, наоборот, с одобрением, генерал утянул более чем удивленного Зельца в угол зала и тихонько пробормотал:

— Ох, бабы, бабы… никуда вы от самих себя да своего начала женского не денетесь… В мои-то годы в такую авантюрину влипнуть… А дайте-ка мне, капитан, сигарету, что ли… Зельц протянул ему пачку и, дав прикурить, удивленно спросил:

— Я думал, вы не курите?

— Курю… — буркнул тот, затягиваясь. — Раз в десять лет… Вообще-то бросил — врачи не велят, но как тут не закуришь? — Юрий Сергеевич тряхнул головой Ги грустно усмехнулся: — Вот, блин, бывает же такое…

8

— Ты не поверишь, Саша, но я никогда раньше не плакала… Наверное, это выглядело ужасно, да? Я не должна была показывать свою слабость, ты, вероятно, во мне разочарован? Да, я Хранитель, я готова и буду исполнять свой долг до конца, но… я, оказывается, еще и обычная женщина… Я только сейчас это поняла — и это очень прекрасное и тяжелое Знание… Во мне что-то меняется, что-то очень важное происходит со мной… И меня это пугает… — Обира подняла заплаканное лицо, ставшее милым и беззащитным, и взглянула в глаза майора. — Я говорю глупости, да? Прости… Но я поняла и еще кое-что — и это очень стыдно, это недостойно рыцаря-Хранителя, но я… я… я не хочу больше быть одной… — Бывшая неприступная Хранительница, а ныне — просто женщина снова уткнулась лицом в затянутую пустынным комбезом грудь Московенко. Голос ее зазвучал совсем глухо, однако майор расслышал все, что она сказала:

— Обещай мне… Я знаю, что ты пойдешь на станцию, знаю, что можешь не вернуться оттуда, знаю, что в вашем мире достаточно нормальных женщин, но… если все это закончится, если Город и вы выполните свое задание и уничтожите станцию… обещай, что не оставишь меня здесь… обещай, что вернешься за мной… обещай! — В полутьме вновь вспыхнули на раскрасневшемся, влажном от слез лице прекрасные глаза: — Обещай, майор! Пожалуйста… — одними губами, беззвучно прошептала она последнее слово. — Пожалуйста…

— Я обещаю… — также едва слышно ответил майор. — Я никогда не оставлю тебя. Ни здесь, ни где-либо… И, если я вернусь, я всегда буду рядом… — Сказанное далось ему нелегко — общение с женщинами (не в физическом смысле — в духовном) всегда представляло для него определенные сложности, однако он продолжал говорить: — Не бойся ничего, мы выполним свою миссию и обязательно вернемся… Ведь если станция будет уничтожена, то и тебе не нужно будет оставаться в Городе, правильно? И тогда я заберу тебя с собой.

Генерал, верный каким-то своим моральным принципам, выждал еще минут десять ("Раскурил я вас, капитан, ну да ничего — сочтемся".) и, вежливо покашляв, "вышел на освещенное голографическим солнцем пространство. Зельц держался позади, стараясь не смотреть на застывших лицом к лицу майора и Обиру — он тоже был весьма тактичен. Впрочем, былая двусмысленность исчезла — это чувствовали все находящиеся в комнате люди, все четверо…

Московенко, прикрыв спиной Хранительницу, обратился к генералу:

— Простите, Юрий Сергеевич, я понимаю, что это было, как вы говорите, "не вовремя", но… так получилось…

— Ладно, Саша, — Музыкальный по-стариковски устало махнул рукой, — чего уж там… Жизнь — штука хитрая, сам знаешь, не маленький… Что делать-то будем? А, майор?

Вместо Московенко ответила Хранительница, И голос ее — в который уже раз! — зазвучал по-новому: в нем не было более ни капли превосходства или какой-то скрытой доселе умудренности — перед офицерами стояла просто красивая молодая женщина:

— То, чему вы стали невольными свидетелями, было… весьма неожиданно и многое изменило… во мне… Надеюсь, вы простите мне эту маленькую слабость… В остальном же не изменилось, увы, ничего. Над всеми нами по-прежнему нависает огромная опасность, и только мы способны ей противостоять. Что бы ни произошло между мной и майором, он выполнит свой долг — так же, как и я… И если нам не суждено будет, — губы Хранительницы предательски дрогнули, но, взяв себя в руки она сдержалась ("Молодец, баба" — одобрительно подумал генерал), — быть вместе, это не изменит ничего в наших планах… — Она замолчала. Мужчины видели, сколь нелегко далась ей последняя фраза.

Заговорил генерал, также постаравшийся, насколько это было возможно, чтобы его голос звучал по-отечески мягко:

— Сударыня, я ни в чем вас, поверьте, не упрекаю… Тем более что вы и сами все прекрасно понимаете. Ваш — уж извините, что я так фамильярно, — Саша прежде всего офицер. По крайней мере нас с ним так воспитывали — долг, интересы Родины прежде всего… ну и тому подобное… Хотя я не об этом… Вот всегда говорили, что война не женское дело, что воевать — удел сильных мужчин… А я вот как думаю: женщинам на войне, конечно, не место, однако ждать и хоронить своих мужей да сыновей гораздо труднее, чем воевать… Вот такая у меня философия относительно женщин на войне… Впрочем, извините, боюсь, вы меня так и не поняли — старею, говорю сам не знаю что… — Юрий Сергеевич помолчал несколько секунд и тихонько сказал: — Мне Сашка ваш как сын… Не хотел я ту, кого он выберет, его из боя заставлять ждать — понимаете теперь, о чем я? А впрочем, ладно… — Он устало махнул рукой. — Если и не поняли, значит, к лучшему. Многие знания, как известно… — И добавил без паузы: — Ты кого с собой возьмешь, майор?

— Такая вот научно-фантастическая сказочка, мужики… — закончил Московенко краткий пересказ всего того, о чем сам недавно узнал от Хранительницы. И, оглядев своих сосредоточенно (это еще мягко сказано) молчащих бойцов, добавил: — О наличии вопросов не спрашиваю, так как ответить на них все равно не смогу. А в остальном я, как видите, оказался, к сожалению, прав — нам предстоит ни много ни мало спасти весь мир… — Он помолчал, задумчиво глядя через окно в вечереющее небо и думая о чем-то своем (скорее о ком-то), и сказал: — По традиции спрашиваю: желающие смотаться в Космос есть?

— Дурной вопрос, командир! — подал голос доселе молчавший (что уже само по себе было весьма фантастичным) Окунь. — Тут и думать нечего — все пойдем. Такое пропустить — это ж чистое здоровье, а не боевая акция. Я, например, давно мечтал из какого-нибудь гуманоида-энлонавта кишки выпустить — посмотреть, типа, какого цвета у него потроха. Надоело мне, может, себе подобных убивать — хочется чего-нибудь новенького. Мы, маньяки, такие… Или как, пацаны?

— Точно, — поддержал друга прапорщик Санжев, — пора нам на инопланетную арену выходить. Мочить, так сказать, врага в его собственном космическом сортире. Они мне еще за динозавров ответят!

Московенко усмехнулся: если начались шуточки, значит, первый шок от услышанного уже позади:

— Ты еще за Атлантиду не забудь расплатиться…

— Во, спасибочки, что напомнили. Как, вы сказали, они называются? Гомо… Гомосеки? Вот по имени и расплата их ждет. Как говорится, назвался гомосеком — становись в позу…

Спецназовцы дружно заржали. Не удержался даже майор — подобное переиначивание названия расы Завоевателей не приходило ему в голову.

— Ладно, мужики, кончай базар. Так что — все добровольцы?

— Ага… — пробасил из угла комнаты подпирающий стену Монгол. — Ополченцы и извращенцы. А также граждане алкоголики, тунеядцы и дебоширы. Меня возьмите. — Он скорчил уморительную рожу и заныл неожиданно писклявым голосом: — Ну возьмите, дяденька, я вам пригожусь. Это ничего, что я сидеть не могу и хромаю сильно — зато я умный, красивый и всеми почитаемый исполин. Я вам в обузу не буду, честное слово… Ну, разве только самую малость…

— Я серьезно. — Московенко дал понять, что уже не шутит. — Кроме меня пойдут четверо — Окунь, Анаболик, Нос и Глаз. Остальные останутся здесь.

— Ну, здрасте… — возмущенно выдохнул Лего. — Я только в тылу не отсиживался. Обижаете, товарищ майор…

— Не обижаю. И не в тылу — если ты внимательно меня слушал, то должен был запомнить, что я сказал: как только мы уйдем на станцию, Город станет практически беззащитным. А на фрицев я особо не надеюсь. Если что случится, вся надежда будет только на вас. Не защитите Город — погибнем все. Ясно?

— Ну, это другое дело — так бы и сказали, что мы в боевом прикрытии работать будем! Это завсегда пожалуйста. А Обирочка с нами останется?

Майор, прекрасно понимая, что слухи о нем и об Обире — с легкой руки вездесущего Окуня, надо полагать, — уже дошли до чутких спецназовских ушей и его беззлобно "подкалывают", сделал вид, что не понял намека:

— Хранительница будет отсюда контролировать нашу отправку на станцию и координировать боевые действия. — Несмотря на явную шутливость заданного вопроса, он предпочел побыстрее уйти от "опасной" темы. — Вместе с нами пойдут капитан Зельц и четверо его солдат. В качестве боевого прикрытия и отвлекающего маневра — хотя им об этом знать не обязательно. А непосредственно работать будем мы. Всем все ясно?

— Да как сказать, командир, — на удивление серьезным тоном ответил Окунь. — Задание уж больно хитрое… По полной выкладке пойдем? Или как? Московенко покачал головой:

— Полная не получится — слышал же: каждый килограмм на счету. Так что шлемы и "броники" придется оставить. Сухпаи тоже — за сутки с голодухи не опухнем. А вот боекомплектом затаримся по максимуму. Лего, сколько у нас "Агленей"?[54]

— Столько же, сколько и было — десять, — ухмыльнулся Легкопалов. — Спасибо Монголу с его уникальными способностями взрывать грузовики! Да еще четыре "Шмеля"[55] — на фига мы их с собой перли: на станции, как я понял, с ними особенно не развернешься?

— Ты, Лего, особенно не переживай, — вступил в разговор Анаболик. — У меня такое нехорошее предчувствие, что нам еще и не хватит всех твоих запасов…

— А ты, Анаболь, вообще молчи. И на мои игрушки губу не раскатывай! Бомбист-самоучка, блин! За тобой, между прочим, еще пять кило пластита числится. Который ты якобы в Кувейте в прошлом году израсходовал — думаешь, я не догадываюсь, почему это тебе так на рыбалке везти стало? У меня — все ходы записаны! — гнусным голосом одноглазого гроссмейстера из "Двенадцати стульев" закончил Лего. — Все-все товарищу майору расскажу…

— Все, мужики, хорош языками чесать — времени мало. — Московенко встал. — Собирайте манатки, на все про все три часа. Окунь, проследишь и доложишь, о’кей?

— О-би… — непривычно кисло буркнул тот. Впрочем, уже в следующую секунду он вернулся в свое обычное расположение духа и заорал дурным, как всегда жизнерадостным голосом: — Слышали, что командир сказал? Теперь я главный!!! А это, девочки, значит, что ваши розовые волосатые попки в моих железных руках! А ну подъем, салабоны, работать пора! Или, как говорил мой героический дедушка, "нихт арбайт — нихт брод".[56] Подъем, кому говорю! Чистое здоровье…

9

Тем временем в соседнем здании капитан Зельц также старался разъяснить своим солдатам суть происходящего. Получалось из рук вон плохо. А как человек начала сороковых годов может объяснить своим современникам (не имеющим в большинстве своем даже среднего образования), что такое параллельный мир, альтернативная реальность или пространственно-временной парадокс, учитывая, что он и сам имеет обо всем этом самое поверхностное представление?! Впрочем, к чести Зельца, кое-что ему все же удалось вдолбить в коротко остриженные солдатские головы — в весьма упрощенном варианте, конечно. Согласно версии капитана, к Земле приближается некий летательный аппарат исполинских размеров (что-то вроде огромного дирижабля, способного перемещаться в космическом пространстве и в тысячи раз больше печально известного "Гинденбурга"), несущий на борту страшное оружие, угрожающее всему живому на планете. И их боевая задача (ради которой фюрером и была, собственно, предпринята эта экспедиция — сия маленькая ложь, хоть и шла вразрез с мировоззрениями капитана, заметно повысила настроения ошарашенного услышанным личного состава) — высадиться на этот своего рода десантный транспорт и, действуя по обстоятельствам, захватить либо уничтожить его…

Понимая, что первый же заданный ему вопрос, вне всякого сомнения, уличит его в некомпетентности, Зельц окончил рассказ напоминанием о режиме строжайшей секретности, "неразглашении и сохранении" и с легким сердцем занялся привычным и, главное, понятным делом подготовки к предстоящей боевой операции. Перетащив (не собственноручно, конечно) в здание весь уцелевший "наличный" боекомплект (и крайне удивившись четырем ящикам противопехотных мин, непонятно с какой целью захваченным некогда хозяйственным, а ныне, увы, покойным лейтенантом Шульцем), капитан усадил своих бойцов за чистку оружия и снаряжение магазинов и пулеметных лент, а сам пошел посмотреть, чем занимаются соседи-союзники.

По странному стечению обстоятельств, спецназовцы в это время занимались тем же. Вошедшему в просторный зал Зельцу открылась почти что идиллическая картина: семеро десантников, рассевшись кружком вокруг вскрытых цинков с патронами и мирно переговариваясь, набивали масляно отблескивающими желтовато-розовыми патронами запасные магазины и обоймы. Отсаженный в угол комнаты прапорщик Санжев, сосредоточенно хмурясь и высунув от усердия язык, занимался гранатами, ввинчивая в их ребристые округлые тельца новехонькие блестящие трубочки взрывателей-детонаторов.

Московенко в комнате не было, и Зельц уже собрался было незаметно ретироваться, но не успел — его заметил неожиданно поднявший голову Окунь. Хитроватое лицо старлея немедленно расплылось в жизнерадостной улыбке:

— О, их благородие господин штабс-капитан Зельц собственной персоной пожаловали! Проходите, ваш-благородь, не извольте беспокоиться, господин майор сейчас подойдут. Они с господином генералом в соседней зале совет держать изволят… — На этом исторические познания Окуня, почерпнутые им из прочитанных в детстве книг "про Гражданскую войну", видимо, закончились, и он заговорил уже своим обычным голосом: — А мы тут, знаете ли, все патронами балуемся. — Он на полном серьезе продемонстрировал капитану новенький 5,45-миллиметровый акаэсовский патрон. — Это такие штучки, которыми вы партизанам "пух-пух" делаете, "шиссен" по-вашему!

Держа руками воображаемый автомат, Окунь весьма правдоподобно показал, как именно делается этот самый "шиссен", однако добавить ничего не успел: выглянувший из дверного проема в противоположном конце зала Московенко жестом позвал Зельца за собой.

Капитан, старательно не обращая внимания на строящего уморительные рожи Окуня (постичь всю глубину присущего ему юмора он так и не смог), обошел сидящих спецназовцев и вслед за майором вошел в соседнюю комнату. Стоящий возле окна Юрий Сергеевич кивнул вошедшему Зельцу и указал на стол со вскрытыми банками с консервами и расфасованным в герметичные вакуумные упаковки с "не засыхающим" хлебом:

— Перекусите, капитан. Хлеб и тушенка на столе, чай — в камине. Горячий — спасибо нашему хозяйственному майору — он и дровишек с разбитого грузовика натаскал и камин растопил. — Генерал улыбнулся. — Ешьте, не стесняйтесь. Как там ваши орлы — прониклись всей ответственностью?

— С трудом, господин генерал, — кивнул Зельц и, усаживаясь за стол (есть ему и вправду хотелось), спросил: — Когда мы… отправляемся?

— Утром, капитан, завтра утром, — мгновенно посерьезнел Музыкальный. — Обира, правда, говорит, что особой спешки нет, но я считаю — откладывать дальше некуда. Вы уже решили, кто пойдет с вами?

— Да. Жаль, что нельзя взять с собой больше солдат — мои люди неплохо сработались в группе. — Зельц соорудил себе бутерброд из содержимого трехсотграммовой банки тушеной говядины и куска пресного "рационного" хлеба, но есть во время разговора стеснялся. Генерал это, естественно, заметил:

— Не стесняйтесь, Ольгерт, ешьте. Нам сейчас не до приличий. Вы что-то еще хотели спросить?

— Это насчет боевой выкладки… Я так понял, нам нужно по максимуму сократить вес?

— Да уж… — Генерал задумчиво посмотрел на жующего Зельца. — Каски и ранцы, боюсь, придется оставить. А вот боеприпасов возьмите, сколько сможете.

— У нас есть огнемет! — отчаянно стыдясь своего набитого рта, вспомнил тот. — Прекрасный ранцевый огнемет. На двадцать литров смеси…

— Возьмите… Хотя я и сомневаюсь, что он вам понадобится… Ладно, капитан, ешьте, не буду вас отвлекать. — Юрий Сергеевич хлопнул Зельца по плечу. — Я с вами чайку за компанию хлебну…

Поужинав и обсудив кое-какие детали завтрашней операции, Зельц распрощался— с Московенко и Музыкальным и вернулся к своим солдатам. Второй день в Спящем Городе подошел к концу. На затерянный во времени и пространстве Город пала ночь, которой — если все пойдет как задумано — будет суждено стать последней перед решающим сражением с приближающимся из Космоса Злом…

Впрочем, ни Зельц, ни майор с генералом в эту долгую ночь так и не смогли уснуть. Каждый из них думал о чем-то своем (а кое-кто — еще и о ком-то), перебирая в памяти все случившееся за два сумасшедших дня, размышляя о том, удастся ли им свершить то, ради чего Судьба забросила их в этот всеми забытый уголок Великой Пустыни… И даже она сама за стенами Города, казалось, погрузилась в некое томительное ожидание и вязкую, словно мазут, тишину, нарушаемую лишь негромкими размеренными шагами бодрствующих часовых.

Люди забылись коротким тяжелым сном лишь перед самым рассветом, когда сгустившаяся предутренняя тьма окончательно стерла со стен контуры оконных проемов, еще только что испещренных немигающими зрачками вечных и равнодушных ко всему земному звезд…

10

Отсутствовавшая со вчерашнего вечера Обира появилась, когда генеральские "касио" тихонько пипикнули пять. Она вошла в зал своей обычной легкой и бесшумной походкой, однако, несмотря на безукоризненно уложенные роскошные волосы и прежнюю милую улыбку, что-то изменилось в ней за прошедшую ночь. Возможно, были тому виной темные круги под глазами или старательно запрятанная куда-то в глубину, но все же заметная тоска в них… Или тоненькая, почти незаметная, морщинка, горизонтально перечеркнувшая благородный бархат кожи высокого аристократического лба — Московенко готов был поклясться, что еще вчера ее не было… Сердце майора сжалось от жалости к этой сильной, но такой беззащитной женщине. Однако на этот раз он сдержался, понимая, что не вправе больше, выходить за дозволенные ему рамки, позволять своей неожиданной слабости, о существовании которой он раньше даже не подозревал, разрушать наработанный годами запредельных тренировок и десятками спецопераций боевой стереотип поведения. Стереотип, позволяющий ему выживать в любых условиях и выполнять любую возложенную на него миссию… Стереотип, который поможет ему выполнить и это, самое ответственное (и опасное) в его жизни задание и вернуться к ней…

Поэтому Московенко лишь легонько коснулся руки Хранительницы и, ободряюще улыбнувшись, отошел в сторону…

Зельц, все еще ощущающий некоторую неловкость рядом с этими, чужими для него людьми, лишь вежливо и слегка смущенно кивнул. Юрий Сергеевич же, не отягощенный никакими "посторонними" чувствами, был менее сдержан:

— Доброе утро, Обирочка! Как спали? Выспались? Хранительница вымученно улыбнулась:

— Я и не ложилась. Работала — занималась тем, в чем мне, увы, никто из вас не сумел бы помочь.

— И как? — не вдаваясь в подробности, но с искренним интересом спросил генерал. — Что-то получилось?

— Да. — Обира опустилась на мраморную скамью и устало расслабила плечи. — Я нащупала станцию, вычислила ее координаты и рассчитала необходимую плотность временного щита. Теперь у нас есть все данные для телепортационного переноса…

— А как насчет энергии? — Юрий Сергеевич задал наиболее важный с его точки зрения вопрос. — Хватит?

— Да. И это самая приятная новость. По крайней мере, теперь я точно могу гарантировать вам сутки на станции. Правда, постоянно держать открытым телепортационный канал я не сумею, так что придется нам заранее договориться о времени нового свидания. — Улыбка вновь тронула бледные губы (бессонная ночь вымотала ее куда больше, чем могло показаться вначале), а мельком брошенный взгляд нежно скользнул по лицу напряженно вслушивающегося майора. — Первый раз я открою его спустя ровно двенадцать часов — и не более чем на десять-пятнадцать минут. А затем — к концу суток. — Хранительница тяжело вздохнула. — И буду держать открытым уже до конца… Пока хватит энергии… — повторила она сказанные вчера слова: — До конца, ребята, до самого конца…

Хранительница замолчала, словно вдумываясь в смысл сказанных слов и тщась найти в них некий скрытый обнадеживающий подтекст — и не находя его. Генерал тревожно зыркнул на Московенко ("вроде ничего, держится") и поспешил отвлечь Обиру новым вопросом:

— У нас будет связь со станцией? Хранительница покачала головой:

— Нет. Обычные радиоволны не пробьются через временной экран, а создавать отдельный канал только для поддержания связи я не имею права, почему — вы знаете.

— А если они справятся раньше времени? Или им будет необходима экстренная эвакуация? — Уже задав вопрос, генерал неожиданно подумал, что, возможно, глупо заботиться о спасении десяти человек, когда в случае их неудачи погибнут миллиарды. Однако Обире подобные мысли, похоже, в голову не приходили.

— Я думала об этом и, кажется, нашла выход. — Хранительница положила на поверхность стола уже знакомую людям серебристую пластинку.

— Ключ?! — с нескрываемым удивлением воскликнул Юрий Сергеевич. — Разве он…

— Я ведь говорила вам о том, что Ключ настроен на собственную частоту Города вне зависимости от того, в какой точке пространства или времени он находится — в этом, собственно, и есть его основное предназначение. Я отдам вам один из двух оставшихся Ключей — тем более что именно благодаря ему вы здесь и оказались. Ночью мне удалось перенастроить его на частоту ваших радиостанций, так что, включив рацию в непосредственной близости (и чем ближе — тем лучше) от Ключа, вы сможете общаться со мной… — Впервые за сегодняшнее утро в голосе Обиры промелькнули по-настоящему радостные нотки.

— Обира, вы — чудо! Я вас прямо сейчас расцелую и плевать мне, что скажет на это ваш майор — Генерал, прекрасно понимающий, что значит остаться без связи в тылу врага, то ли шутливо, то ли всерьез подался к Обире. — Честное слово, я завидую Московенко!

— Не совсем… — тихо добавила она. — Увы, это еще не все. Ключ израсходует свою энергию гораздо быстрее, чем хотелось бы нам.

— И что сие значит? — погрустнел генерал.

— Только то, что, прежде чем он навсегда превратится в бесполезный кусок металла, у нас будет не более пяти минут на разговор. Вот и все…

— Ясно… — Юрий Сергеевич повертел в руках вожделенную еще недавно пластинку. — Ну что ж, это лучше, чем ничего. Много лучше! — Он подтолкнул Ключ в сторону Московенко:

— Думаю, никто не будет возражать, если мы отдадим эту штучку Александру Михайловичу?

Московенко осторожно взял пластинку-ключ в руки и, удивившись его солидному весу, спросил:

— А… как заставить его… э… работать?

— Просто держи рядом с радиостанцией — можно даже прикрепить прямо к корпусу — он заработает в тот момент, когда ты включишь ее.

— И все?

— Да. Только не держи рацию включенной постоянно — иначе разрядишь его раньше времени.

Майор с недоверием посмотрел на Ключ и осторожно, словно поставленную на боевой взвод гранату, спрятал в карман комбеза. Вновь заговорила Обира:

— Если возникнет необходимость, выходи на связь, и я постараюсь сразу же забрать вас оттуда… И кстати, с его помощью я буду постоянно знать, где именно вы находитесь, так что вам не нужно будет возвращаться к точке входа… Вот такие дела, — тихо и как-то очень по-человечески добавила она.

11

После совместного с группой Зельца и весьма непродолжительного завтрака несколько спецназовцев под руководством Обиры притащили на площадь целую бухту толстенного, в металлической оплетке, кабеля, конец которого уходил через небольшое подвальное оконце одного из зданий куда-то вниз. Под наблюдением Обиры и заинтересованного происходящим майора десантники, обливаясь потом, уложили его тремя витками трехметрового же диаметра (Хранительница объяснила, что кабель нужен ей в качестве контура, на который она сфокусирует телепортационный канал, точнее, его входной портал). Затем Окунь принялся бегать вокруг и смешно размахивать руками, требуя немедленно переловить всех насекомых (которых в Спящем Городе испокон веков не бывало) и объясняя это тем, что "он не хочет кончить, как герой фильма "Муха", если в телепортационное окно случайно залетит какая-нибудь "крылатая гадость". Несмотря на экстравагантность большинства его выходок, настроение у людей поднялось и даже Московенко не удержался от смеха.

На этом "подготовительный этап" был завершен, и генерал, построив бойцов (как своих, так и зельцевских), провел краткую беседу о важности предстоящей экспедиции и возложенной на их плечи задачи. Учитывая, что Юрий Сергеевич никогда не был сторонником долгих и бесплодных рассуждений (и однажды едва не поплатился за это партбилетом и соответственно карьерой, не сойдясь во мнении по поводу длительности ежедневных политзанятий со своим замполитом), его речь получилась весьма короткой (четырнадцать слов — если бы кто-то задался целью их подсчитать), но эмоциональной…

В это же время Обира, незаметно ушедшая с площади сразу после укладки контура и Окуневского энтомологического демарша, занялась настройкой телепортационной установки. За оставшийся до назначенного срока час ей предстояло сделать еще довольно много, и прежде всего она, уже не стараясь остаться незамеченной для бортового компьютера станции, должна была нащупать точное и безопасное для людей место входа. Кроме того, требующее напряженной работы мысли занятие позволяло ей хотя бы на какое-то время не думать о близкой разлуке с майором— как и генерал, Хранительница считала, что шансы людей на благополучное возвращение ничтожно малы…

— Ну, вроде все…

Анаболик мягко подпрыгнул, проверяя надежность креплений забитой под завязку двойным боекомплектом разгрузки. Восемь запасных акаэсовских магазинов (плюс два скрепленных друг с другом черной изолентой — в автомате), пять гранат в кармашках разгрузки и на "внешней подвеске", НРС в вертикальных ножнах, подсумок с сорокамиллиметровыми гранатами для подствольника и, наконец, темно-зеленая труба РПГ-26 за спиной — почти двадцать килограммов смертоносного груза, который, возможно, даст ему шанс остаться в живых. Впрочем, остальные — Окунь, Нос, Глаз и сам майор — выглядели столь же устрашающе и несли на привычных к солдатской лямке плечах не меньше. С той лишь разницей, что у Московенко при себе еще были пистолет и радиостанция, а Окунев нес толстую двуручную трубу РПО ("Я прям кипятком писаю, когда у меня в руках эта байда — приятно знать, что можешь одним движением пальца полгорода спалить"). Однако первое впечатление врага о видимой неповоротливости увешанных снаряжением спецназовцев было бы и его последним — грушным спецам было не привыкать работать с дополнительными килограммами на плечах. Что касается зельцевских пехотинцев, то их боевая выкладка была куда более скромной (хотя по количеству запасных магазинов к МП-40[57] они вполне могли тягаться со спецназовцами — по восемь на человека, в двух нагрудных подсумках — по четыре штуки в каждом). Зато с гранатами у представителей "победоносного вермахта" было туговато — каждый боец получил их только по две штуки. Преобразился и сам капитан — песочного цвета китель был аккуратно стянут ремнями портупеи, на которых, помимо желтой кожаной кобуры, теперь висели и упомянутые подсумки, и даже широкий плоский пехотный штык, три гранаты (себе, как командиру, Зельц позволил взять на одну больше) были заткнуты рукоятями за поясной ремень, и только на голове покоилась привычная потрепанная и выцветшая фуражка с пылезащитными очками по околышу. Не был забыт и "прекрасный ранцевый огнемет", двадцатилитровая канистра и жерло ствола которого выглядывали из-за спины одного из солдат. Стремясь наиболее полно исполнить полученный приказ, касающийся лишнего веса, Зельц не разрешил своим бойцам взять с собой не только каски, но даже и термоски-аптечки (о двенадцатикилограммовом МГ-34 речь вообще не шла — к величайшему сожалению Зельца). Единственное послабление, которое позволил капитан, касалось литровых фляжек с водой — сказались проведенные в пустыне месяцы.

Доложив "господину генералу" о готовности, Зельц закурил и отошел в сторонку — видимое безразличие к происходящему давалось ему нелегко. Видимо, почувствовав это, Московенко составил ему компанию (курил он нечасто) и примерно на половине сигареты спросил:

— Боитесь, Ольгерт?

— А вы? — Зельц выпустил дым и неожиданно посмотрел майору прямо в глаза. — Боитесь?

— Да, — честно, без раздумий, ответил тот. — Не поверите, капитан, но — боюсь. Никогда не боялся — а тут боюсь! Не погибнуть боюсь и даже, — замялся Московенко, словно решая, стоит ли это говорить, — не вернуться — боюсь не выполнить задание… Знаете, Зельц, если все получится — честное слово, уйду на гражданку: хватит с меня всего этого. Заберу Обиру — и уеду. — Он рубанул ладонью воздух и, словно испытав стыд за сказанное, неуверенно спросил: — А? Как думаете?

Зельц помолчал — вопрос был слишком уж неоднозначным — и ответил:

— Думаю, вы правы, Алекс… Но, знаете, вам проще, а что мне делать? Я всей душой ненавижу войну, но я офицер, мне непозволительны подобные мысли. Однако я, наверное, предпочел бы не вернуться из этого боя… Я слишком многое узнал о будущем, чтобы жить как прежде… Понимаете?

— Д-да… — Московенко почувствовал, что разговор свернул в какое-то непредвиденное русло, и он, вместо того чтобы успокоить своего союзника, наоборот, затронул какую-то и без того более чем напряженную струну его души: — Знаете, Ольгерт, давайте сначала вернемся, а уж потом подумаем, как быть дальше, ладно?

— Ладно… — вздохнул тот и, выбросив докуренную до фильтра сигарету, повторил: — Ладно, Алекс…

Появление Хранительницы стало своего рода сигналом к действию — спецназовцы (а за ними и солдаты Зельца) вскочили, приветствуя хозяйку Спящего Города одобрительным гулом, — идущая через площадь женщина просто не могла оставить мужчин равнодушными. Даже несмотря на угнездившуюся темными кругами вокруг прекрасных глаз печаль предстоящей разлуки, Обира была очаровательна. Особенно в том самом не любимом ею ритуальном плаще, который она неизвестно с какой целью вновь накинула на плечи, — колышущиеся в такт ходьбе складки материи, скрывающей прекрасное тело, порождали в душах наблюдавших мужчин самые смелые фантазии…

Подойдя к стоящим в стороне офицерам, Обира остановилась и произнесла ставшим неожиданно бесцветным, словно вылинявшим за прошедшую ночь голосом:

— Все готово. Фокусировка портала начнется через… — Она взглянула на блестящий браслет на левом запястье, видимо заменявший ей часы, — пять минут… Пять минут… — обреченно повторила она, беспомощно взглянув в глаза Московенко и, не получив ответа (о том, каких усилий ему это стоило — промолчим), перевела взгляд на генерала. Юрий Сергеевич кивнул и пошел к ожидающим приказа спецназовцам, Зельц, не зная, как поступить, смущенно улыбнулся и, церемонно коснувшись губами руки Хранительницы, пробормотал:

— До встречи, фройляйн Обира. Знакомство с вами было весьма приятной неожиданностью и достойным воспоминаний моментом этого путешествия!

— Возвращайтесь, Зельц. — Хранительница с трудом нашла в себе силы улыбнуться в ответ. — Надеюсь, мы еще увидимся с вами в более подходящей обстановке…

Зельц еще раз кивнул и решительно двинулся в сторону своих солдат, едва ли не с раскрытыми ртами глядящих на Обиру (никто из них раньше ее не видел). Хранительница повернулась к майору.

— Три минуты, Саша, — не глядя больше на свой загадочный браслет, прошептала она, — пора…

— Да, — с трудом выдавил он, не в силах ослабить давление сжимающих горло и перехватывающих дыхание тисков. — До свидания, милая. Я постараюсь вернуться…

— Я буду ждать тебя… Иди. — Хранительница почувствовала, что все возможные в данной ситуации слова все равно будут лишены всякого смысла и не смогут больше уже ничего объяснить. — Иди же, майор. Не думай ни о чем… ради меня! Ты сильный, Саша, ты сможешь. Иди… — Она коснулась губами небритой щеки майора и легонько оттолкнула его от себя. — Иди… Время… — Прощай, Саша… — едва слышно шепнула она вслед уходящему Московенко. — Я люблю тебя…

12

Воздух над импровизированным телепортационным контуром неожиданно зазвенел, будто перенатянутая гитарная струна, и пришел в движение, вращаясь вокруг невидимой оси — все быстрее и быстрее. Рукотворный смерч уплотнился, потерял прозрачность, приобретая насыщенный перламутровый цвет и почти идеальную цилиндрическую форму, вращение достигло своего апогея, перестав быть заметным взгляду. Трехметровый столп сжатых сверх меры пространства и времени засверкал, изукрасившись изнутри ослепляюще белыми всполохами холодного пламени, и словно застыл в неподвижности. Вспугнутые не ощутимой для человеческих органов чувств вибрацией потекли с крыш близлежащих домов струйки нанесенного за долгие годы песка, однако стоящие рядом с порталом люди по-прежнему не ощущали ничего необычного.

— Пора… — помертвевшим, ничего не выражающим голосом скомандовала Хранительница. — У вас две с половиной минуты…

Повторять дважды ей не пришлось — спецназовцы хорошо знали свое дело: в конце концов, существуют десятки способов десантирования — чего бояться-то? Заняв боевой порядок "два-один-два" (первая пара-Окунь и Анаболик, затем майор и пара прикрытия — Глаз — Нос), бойцы приблизились к жерлу открытого телепортационного канала.

Анаболик размашисто перекрестился и, зачем-то задержав дыхание ("Ну, я пошел!"), шагнул в сверкающее ничто, спустя секунду за ним последовал Окунь. Идущий следом Московенко в последний момент все-таки не выдержал и, обернувшись, скользнул взглядом по лицу застывшей каменным изваянием Обиры — губы майора дрогнули, но прежде чем он успел что-либо сказать, портал уже поглотил его… Обира вздрогнула, почувствовав на плече теплую тяжесть чьей-то руки: оказавшийся рядом Юрий Сергеевич ободряюще улыбнулся ей и шепнул:

— Прорвемся, сударыня, обязательно. Поверьте старику — прорвемся…

Настал черед Зельца. В отличие от своего старшего (по крайней мере по званию) коллеги, он шел первым. Прежде чем шагнуть в портал, капитан на какое-то мгновение остановился, взглянул в пронзительно-голубое небо, как будто стремясь навсегда запомнить его бездонную глубину, и, не оглядываясь, сделал последний шаг… Поглотив капитана и последовавших вслед за ним солдат, поверхность окна несколько секунд не могла успокоиться, словно негодуя на посмевших потревожить ее зыбкий покой людей, затем напоминающее рябь на воде волнение стихло…

— Тридцать секунд… — неизвестно зачем прокомментировала Обира, И обреченно выдохнула: — Все…

— Нет! — словно в ответ ей разнеслось над площадью. — Стой, сука!!!

Обира и генерал одновременно повернули головы — как раз вовремя, чтобы увидеть рванувшегося к начинающему затухать телепортационному каналу Муделя. Кричал Монгол, не уследивший за своим подопечным (а точнее, не ожидавший от него ничего подобного).

Спецназовец Крюк, оказавшийся ближе всех ко входу, сделал отчаянную попытку перехватить фельдфебеля, это ему почти что удалось, "о в последнюю секунду нога Муделя (как, впрочем, и всегда в моменты крайнего напряжения) предательски подломилась и рука спецназера схватила воздух над тем местом, где только что была его всклокоченная голова… Падающий Мудель издал странный булькающий звук и головой вперед влетел в почти что угасший портал. Перед глазами застывших людей мелькнули подошвы его подкованных солдатских сапог — и бравый солдат фюрера навсегда исчез из этого мира… Перламутровый энергетический цилиндр удовлетворенно вспыхнул и окончательно погас…

Наступившую тишину прервал виноватый бас Мелова:

— Пистолет у меня спер, гнида… Извините, товарищ генерал, вы сказали всем быть — ну я его и притащил с собой… Кто ж знал, что он, гепард хромоногий, такое выкинет?! Извините…

Юрий Сергеевич искоса посмотрел на совершенно обалдевшую, но зато в одночасье вышедшую из ступора Обиру и неожиданно даже для самого себя громко расхохотался…

Ни он, ни хохочущие вместе с ним солдаты обеих союзных ныне армий даже не представляли, что только что, буквально на их глазах, в очередной раз изменилась история. И причиной тому был — тоже в очередной, заметьте, раз! — глуповатый фельдфебель, решивший таким неожиданным способом искупить свою вину за имевшее место два дня назад досадное недоразумение, причиной коего был, как вы помните, он сам…

Никому из сущих не дано предугадать заранее, что (или "кого") изберет судьба очередным инструментом своего не подвластного человеческому пониманию Промысла. Так вышло и на сей раз — перманентное решение Муделя "быть рядом с господином капитаном" оказало на весь ход дальнейших событий самое радикальное воздействие — и вряд ли кто-нибудь из героев этой истории мог бы впоследствии пожалеть о появлении Муделя… Впрочем, обо всем по порядку…

Хранительница все-таки несколько ошиблась, и портал выхода открылся в метре над полом одного из многочисленных ярусов станции. Поэтому телепортировавшийся первым Анаболик, пройдя сквозь зыбкую завесу вне пространственного окна, провалился, как ему показалось вначале, в никуда. Но уже в следующее мгновение он по-кошачьи мягко опустился на четвереньки и сразу же откатился в сторону, едва не врезавшись при этом в стену теряющегося во тьме коридора. Привстав на одно колено и вскинув перед собой автомат, прапорщик резко крутанулся вокруг своей оси, осматривая периметр. Никого. Бесконечный, освещаемый лишь всполохами портала коридор — и все. Пустота и темень. И, кстати говоря, здесь есть чем дышать… Славненько… Значит, будем ждать боевого друга Окуня с остальными товарищами… Анаболик надвинул на лицо БПНВ и, не опуская автомата, поудобнее устроился на полу…

Впервые за последний миллион лет и во второй раз за все время существования боевой станции на нее ступила нога человека. Как и тогда, давным-давно, этот человек был воином и пришел сюда с единственной целью — победить врага и защитить свою планету… Защитить и победить…