Третий час без перерыва в царском дворце на холме шло заседание оргкомитета ярмарки, посвященной празднованию Дня имени Медведя, как гласила надпись на бумажке, приколотой на двери со стороны коридора.
Надпись сопровождалась требованием загадочной администрации не беспокоить, и все слуги, еще остававшиеся во дворце, покорно и с благоговейным трепетом обходили этот отрезок коридора стороной, и даже другим этажом, если могли.
Творение Макара — алые, подтекающие жидковатыми чернилами буквы на стильном черном пергаменте, прикрепленном к двери всаженным почти по рукоятку кинжалом, производило нужное впечатление даже на неграмотных.
— …Ага, записываю… — пробормотал Иванушка, внося в колонку под названием «Развлечения» последнее предложение оргкомитета — «Качели и карусели, украшенные лентами». — Что еще?
— Еще?.. — Серафима и Находка задумчиво переглянулись, гвардейцы пожали плечами, а Кондрат уставился в воображаемую точку, находящуюся внутри его черепной коробки, честно стараясь придумать новое развлечение для никогда им не виденной ярмарки.
Медвежонок под столом обреченно вздохнул, понял, наконец, что этим вечером людям не до него, и пошел извлекать из сего грустного факта максимум удовольствия, в смысле чего-нибудь погрызть.
— Ну да, еще, — нетерпеливо кивнул царевич и обмакнул перо в чернила.
— А разве того, что мы уже придумали, мало? — удивилась Серафима.
— Да нет, не мало, конечно, но у меня такое впечатление… — он сделал рукой неопределенный жест, — что мы что-то упустили из виду… Что-то, что обычно для наших ярмарок, а для костеев — диковинка… Ну, Сеня, вспоминай, что еще на ярмарках бывает?
— Качели мы записали, — старательно начала загибать пальцы Серафима. — Столбы с призами — тоже. Комнату смеха. Жонглера кинжалами на лошади — то есть, меня. Скоморохов. Лабиринт. Бои мешками, бег на ходулях, борьба вслепую и прочие соревнования. Ученого медв… Кстати, где он?..
Царевна подскочила и закрутила головой, заглядывая под стол, стулья у стены, пытаясь обнаружить лохматого разбойника прежде, чем он нанесет непоправимый ущерб обстановке дворца или, что еще хуже, себе. Хотя шансов на последний вариант почти не было: за время своего пребывания среди людей косолапый успел сжевать несколько пар сапог вместе с подковками, три мебельных гарнитура, седло со стременами и потником, два тулупа, ухват, четыре каминных экрана, пять дверей, шесть подоконников, дюжину портьер и ковров, недожеванных молью, а свечи с подсвечниками считали уже десятками.
— Малахай!!!.. — сдвинул брови и прорычал сердито Кондрат. — Быстро иди сюда! Вот я тебе сейчас, обормоту, задам!
Никто, конечно, ни на секунду не поверил в эту грозную сердитость, включая самого топтыгина, и гвардеец, возмущенно ворча и тщетно скрывая улыбку, был вынужден отодвинуть кресло и отправиться на просторы дворца в поисках своего шкодливого подопечного.
Улыбка расползлась и по всей физиономии Серафимы, пальцы разогнулись, мысли разлетелись, словно бабочки, выпорхнувшие из кулака неуклюжего ловца.
— Кхм… О чем это мы?
— Об ученых медведях, — ухмыляясь, напомнил Захар.
— А, ну да… — царевна махнула рукой и устремила взор на супруга. — У тебя же все записано, чего еще десять раз перечислять одно и то же! Давай на этом сегодня закончим! Спать охота — страсть!
— Нет, — упрямо мотнул головой Иван. — Мы что-то забыли. На наших ярмарках всегда были качели, карусели, медведи, скоморохи, столбы, состязания и… и… и… Вспомнил!..
Лицо Иванушки осветилось радостной детской улыбкой, словно увидел он перед собой нечто хрупко-воздушное, сияющее добрым волшебством, переполняющее счастьем и восторгом, затмевающее все заботы и обиды…
— Мы забыли кукольный театр! — упоенно скрипя пером по пергаменту, возгласил он. — Когда я был маленьким, я всегда с нетерпением ждал представления кукольного театра! Какая же это ярмарка без него! Детям понравится, я уверен!
Лицо Серафимы также на мгновение приобрело отстраненное мечтательное выражение ребенка перед афишей кукольного представления, но быстро посерьезнело.
В восхищениях новой идеей она была осторожна.
— У нас нет ни одной куклы, Вань.
— Их можно сделать!
— У нас нет пьесы.
— Придумаем! Вспомним что-нибудь! Это обязательно должна быть сказка, причем веселая, и чем смешнее, тем лучше!
— Ты знаешь так много смешных сказок? — охладила его пыл царевна. — Всё, что приходит на ум лично мне, так это про богатырей, царевичей, царских дочек, подвиги, странствия, и… и еще подвиги… короче, слишком много подвигов. Не для постольских детей, ты же сам говорил. Если, конечно, мы хотим, чтобы славный Постол был одним куском на следующее утро.
Иван объяснений не попросил, потому что слишком хорошо знал, что его жена имела в виду. «Выехал на поле бранное Еруслан-богатырь биться с чудо-юдиным войском, махнул направо мечом — стала улица, махнул налево — переулочек. Отсек он чуду-юду голову и сделал из нее пресс-папье»…
При таком руководстве к действию дружина королевича Кыся и кандидаты в нее от города камня на камне не оставит, это к бабке не ходи.
Но ведь было огромное количество и иных сказок!..
— А помнишь сказку про дурака, который лошадь березе продал? По-моему, очень забавно! — загорелись глаза Иванушки.
— Ага, особенно когда он своих братьев в реку в мешках кинул, — саркастично кивнула Серафима.
— Кхм… Ну, тогда… тогда про лисичку с лаптем!
— Она же всех обманула! Мне, например, зверей всегда было жалко.
— Или что-нибудь про вора Митроху… Это уж точно уморительно! Как он в сено завернулся, чтобы в конюшню к боярину попасть, и про кувшин, и про сапоги…
— Ты имей в виду, что Кысь со товарищи потом в это играть начнут, — снова прервала полет воображения супруга царевна. — Непедагогично.
— Эх, жаль дед Голуб не пришел… — грустно вздохнул Иванушка.
— У него прострел случился в обед, — виновато развела руками Находка. — Говорит, дернула его верява с детишками играть во взятие огненного замка дружиной какого-то не то царевича, не то королевича… Он в защитниках был — парик из пакли соорудил, рога присобачил настоящие, лосиные, и хвост конский к армяку пришил. С мечом деревянным по стенам бегал и в трубу трубил — сам как лось. Правда, защитил — не защитил, сказать не могу. Но что теперь разогнуться, бедненький, не может — это надолго. Я, конечно, что смогла, сделала, и Щеглик тоже, но дня два полежать ему все одно придется.
— Да ладно, мы и без него сейчас сказку вспомним, — уверенно пробасил Фома и в поисках подтверждения своей правоты воззрился на Ивана.
— «Солнце, Месяц и Ворон Воронович»? — не захотел подвести его тот.
— Не зрелищно, — упрямо мотнула головой Сенька.
— «Спящая красавица»?
— Не оригинально.
— «Семь Симеонов»?
— А где там смешно?
— Ну, хорошо, а ты что предлагаешь? — отложил перо в сторону обиженный Иван.
— Я?.. — таким вопросом она была явно застигнута врасплох. — Я?.. Хм… Когда я была маленькой, мне нравилась сказка про умную Дуню…
— Не знаю такой, — всё еще дуясь, покосился на нее Иванушка.
— Ну, это как брат на заработки ушел, а ее по дому хозяйничать оставил, и сказал ей дверь караулить, а она сняла дверь с петель и пошла гулять, а еще она у всех горшков зачем-то днища повышибала и на палку их нанизала, и… и…
— И что?.. — восхищенных шепотом выдохнула Находка, и глаза ее округлились с предчувствии чуда.
— А дальше я не помню, — с виноватой гримасой неохотно призналась царевна. — Но там было очень смешно, правда! Я перечитывала ее раз двадцать! Но мне тогда было пять лет…
На Иванушку, который только «Приключения лукоморских витязей» перечитывал двадцать раз за год, причем каждый год, и это не считая остальных «Подвигов», «Походов», «Странствий» и прочих «Путешествий», цифра впечатления не произвела, но остальные с сожалением закачали головами.
— Наверное, это была очень смешная сказка, — расстроено проговорила Находка и вздохнула. — А у нас все сказки только про леших, да водяных, да зверей… Они, конечно, интересные, но ничего смешного в них нет.
— Какие, например? — с веселым любопытством взглянул на нее подоспевший Кондрат.
Мохнатый хулиган был пойман в Зеленом зале, оторван от разжевывания ноги неосторожно деревянной статуи, изображающей кого-то очень сердитого с толстой книгой наперевес, препровожден под арест в чуланчик, и его опекун мог, наконец, вернуться к обсуждению дел государственной важности.
Находка потупилась, зарделась, но стала послушно загибать пальцы:
— Почему рыбы в воде живут, почему грибы не цветут, почему комары мух не кусают, куда у кур руки подевались, отчего…
— Руки?! У кур?! — в один голос расхохоталось почтенное собрание.
— Ну, вы даете!..
— Да рази ж у них руки когда были?..
— Ну, и куда они подевались, по-вашему?..
— Так это же сказка, — с терпеливой улыбкой напомнила октябришна.
— Расскажи? — попросил Кондрат и лукаво заглянул окончательно покрасневшей ученице убыр в лицо.
— Так она для детей…
— А мы чем хуже? — уморительно надулся Спиридон.
— Ты — ничем! — толкнул его в бок Макар, и тут же получил ответный тычок.
— А сам-то!..
— Расскажи, Находка! — стали просить все. Проблема отсутствующих куриных рук, кажется, заинтриговала народ не на шутку.
Находка вздохнула, собралась с мыслями, первой и главной из которой было, что теперь ей не отвертеться, и начала повествование.
— Давным-давно куры жили самостоятельно, и были у них вместо крыльев руки. Все птицы смеялись над ними, что они не похожи на них, что не умеют летать и не могут переселяться на зиму в южные края. Но зато курицы были очень работящими: они строили себе на зиму теплые удобные курятники и делали запасы: рыли червей, заготовляли семена и плоды, ловили и засушивали насекомых… Но вот однажды увидел кур человек и подумал, что неплохо бы ему иметь у себя дома таких птиц: никуда не улетают, не уплывают, не убегают, когда надо — всегда под рукой. Пришел человек к старосте-петуху и говорит: «Айдате ко мне на двор жить. Что вам в диком лесу делать?». «Но в лесу у нас курятник», — отвечает староста-петух. «А я вам такой же на дворе построю, даже лучше!» «Но в лесу у нас запасы!» «Если ко мне пойдете, я о вас заботиться буду, еду вам приносить три раза в день, каждый день!» «Нет», — говорит петух. — «Нам и тут хорошо. От добра добра не ищут. Не пойдем мы к тебе на двор жить». Но это был очень хитрый человек. Он покачал головой и зацокал языком: «Ой-ой-ой… Как мне вас, бедных, жалко…» «Это почему?» — удивились куры. «Так ведь тут над вами все смеются, что у вас крыльев нет, и никто поэтому с вами дружить не хочет». Понурились куры: правда это. «А ты что сделать можешь?» — стали они его спрашивать. «А я вам помогу», — говорит человек. — «У вас крыльев потому нет, что вы все время трудитесь. А вот если бы вы ничего не делали, только на насесте сидели, да по двору гуляли, то у вас бы перья выросли, руки в крылья обратились, и стали бы вы летать, как все птицы». Подумали куры, и согласились. Построил человек курятник, как обещал. И кормить их стал три раза в день, да так щедро, что в лесу они такого и во сне не видали — тоже слова не нарушил. И куры довольны, целыми днями только и делают, что на насесте сидят, да по двору гуляют: ждут, пока у них перья расти начнут. И тут человек не обманул — стали перья расти, и постепенно руки их стали крыльями, как у всех птиц. Осень наступила, стаи птичьи потянулись на юг. Обрадовались куры — вот, мол, теперь и мы с ними полетим. Вышли они на двор, взмахнули новыми крыльями… Да выше забора, дальше корыта улететь и не смогли. Растолстели они от безделья да обильной еды, что не заработали, ослабели, обленились. Теперь у них и крылья есть — да лететь нет сил. Так и остались они у человека жить-поживать, ему, хитрецу, да его семейству на радость.
— И впрямь, очень интересная сказка, — одобрительно кивнул Захар.
— И поучительная, — подхватил Кондрат.
— Ага… Только не смешная… — слегка пожав плечами, как бы извиняясь, признала Находка. — Я же говорила…
— А если нам смешную сказку придумать самим? — осенило вдруг Ивана, и он обвел победным взглядом оргкомитет. — Например, про дурака. Который все путал.
Гвардейцы осторожно переглянулись, и на лицах их зародились и стали шириться и расплываться озорные улыбки.
— Жили-были три брата. Двое старших умные, а третий — дурак, — начал Иванушка.
— И пошли они как-то раз… в другую деревню… на заработки… — нерешительно предложил Кузьма и вопросительно посмотрел на товарищей, не имеют ли они чего против заработков их общих героев по другим деревням.
— А они что, жили бедно? — встревожился за братьев Терентий.
— Да нет, — пожал плечами Кузьма. — Нормально они жили. Просто им надо было корову купить, вот они деньги и копили. На корову ведь просто так не скопишь. А если еще и с теленком…
— Это точно, — согласно закивал Прохор. — А ведь еще им и лошадь не помешала бы… со сбруей… и с телегой…
«…со сбруей… и с телегой…» — дописал строчку Иванушка.
— Ну, ты даешь! Да откуда у простых крестьян деньги сразу и на корову с теленком, и на лошадь, да еще со сбруей и с телегой! — возмутился Назар. — Так даже в сказках не бывает!
— Эт точно, — со вздохом признал правоту друга Прохор и невесело обратился к Ивану:
— Вычеркиваем лошадь, стало быть. В следующий раз купят.
Тот послушно вычеркнул неровной линией несостоявшуюся покупку и подвел итог непростой жизненной ситуации трех братьев:
— А дурака хозяйничать оставили.
— На свою голову! — заулыбался в предвкушении неразберихи Спиридон.
— И… наказали ему сварить похлебку из картошки, капусты и морковки! — на мгновение задумавшись, выдал Панкрат.
— И покормить очистками свинью! — вступил Макар.
— Насыпать зерна курам, чтобы поклевали? — предложила Серафима.
— А гусей выгнать на речку… — робко подсказала Находка.
— Прибить спинку скамейке во дворе…
— И наколоть дров! — сразу понял, куда клонит Фома, Наум.
— Подмести избу, а сор вынести во двор! — лукаво улыбнулся Кондрат.
— Собаку, если в огород полезет, посадить на цепь, а овечку постричь! — дуэтом закончили Захар и Кузьма.
Иванушка склонился над чистым пергаментом и только успевал записывать. Перо его так и металась по листу, брызжа блестящими, как синие бусины, капельками чернил, а царевич усердно помогал и ему и себе языком, отчего подбородок и даже язык очень скоро покрылись крошечными синими точками.
Но никто не замечал таких мелочей, когда на глазах у всех рождалось новое диво — их общая сказка.
«…и поставил он варить очистки, а овощи вывалил в корыто хрюшке. Потом выгнал кур на берег реки и стал загонять в воду, чуть всех не перетопил. Куры разбежались. Тогда он вернулся во двор, насыпал на землю зерна гусям и стал ругать их, что они не хотят его клевать. Махнув рукой на глупых птиц, он принялся подметать двор, а мусор носить в дом. Потом он взялся приколачивать поленья друг к другу, а когда гвозди кончились, порубил скамейку на дрова. Но пока он возился с молотком, овечка зашла в огород. Дурак увидел, схватился за голову и быстрее посадил ее на цепь. После чего принялся стричь наголо собаку.»
— Замечательная сказка у нас получилась! — царевич вывел последнюю букву, поставил точку и оторвался от записей.
Лицо его сияло.
— По-моему, очень смешно! — улыбнулся Лука.
— Ага! — поддержал его Никанор. — Особенно когда он кур в воду загонял!
— И овечку на цепь сажал!
— Представляешь, она там, бедная, на цепи: «бе-е-е… бе-е-е…»
— Вот умора!..
— А, по-моему, не смешно, — мрачно надула губки Серафима. — Ведь братья-то, когда вернутся, наподдают ему по первое число, а что в этом смешного?
— М-да… Жалко дурака-то… — всерьез запечалился Захар, словно речь шла о его хорошем знакомом или родственнике. — Ведь как пить дать, наподдают.
— Я бы точно наподдавал, — пробасил Фома.
— Тогда… тогда… — Иванушка задумчиво почесал в макушке кончиком пера, и русая прядь окрасилась в радикально синий цвет. — Тогда надо сделать так, чтобы он оказался молодцом! Всё исправил, например…
— Или совершил что-нибудь похвальное…
— Ага, совершит он!..
— Уже насовершал!..
— Ну, тогда чтобы так получилось, что это похвальное произошло само по себе.
— Это как?..
— Ну, чтобы то, что он натворил, обернулось к пользе, — пояснил царевич.
Друзья приумолкли и неуверенно запереглядывались: такой тарарам к пользе обратить — уметь надо…
— А что, если в дом ночью пришли воры? — пришло вдруг в голову Находке.
— Молодец! — обрадовался Иванушка, и отдохнувшее перо снова забегало по пергаменту.
«…Так проработал он до вечера, умаялся, посмотрел кругом — сесть не на что, в доме грязно, в чугунке не похлебка, а помои, всё нехорошо, все недовольны. Кроме свиньи. Запечалился дурак и ушел спать на сеновал, а дверь открытой оставил. А ночью гроза началась, звери и птицы испугались и в дом побежали. Свинья в подпол забралась, собака — на сундук, куры на печку, гуси над притолокой на полке примостились, овечка с цепи сорвалась и спряталась под лавку.
А когда совсем стемнело, на двор прокрались воры. Глядят — дверь открыта, кругом ни души, обрадовались. Думают, хозяев нет, и в дом вошли…»
— И первым делом — в печку полезли, похлебку пробовать! — выкрикнул с дальнего конца стола Егор.
— Да зачем им в печку лезть, они же воры?
— Так они же глядят — хозяев дома нет, значит, отдохнуть можно, перекусить… Целый день воровать, поди, тоже умаешься!
— Да и похлебку из очисток задействуем, — поддержала его Серафима.
«…и первым делом полезли в печь. Видят — чугунок. Попробовали — чуть не подавились!..»
— Как они видят, у нас же ночь на дворе? — не понял Игнат, и перо зависло в воздухе.
— Щупом они чугунок нашли, щупом, — нашел простое объяснение феномену Спиридон.
Иванушка подумал, кивнул, зачеркнул что-то, и накарябал сверху: «нашли на ощупь».
— Вот теперь дело, — согласились все.
После этого сказка быстро стала приближаться к своему логическому завершению.
Поклеванные, покусанные, облаенные и обхрюканные воры сбежали, поклявшись перестать воровать совсем. Споткнувшись о цепь овечки, они выронили уже где-то раньше наворованные деньги. А в доме, оказалось, хранилась шкатулка со сбережениями на корову. Братья на утро вернулись, обнаружили, что финансы целы и еще даже прибыло, обрадовались, и не стали дурака ругать. А на следующий день поехали на ярмарку и купили и корову с теленком, и лошадь со сбруей, и еще на телегу осталось.
— «…вот и сказке конец, а кто слушал — молодец», — теперь уже неспешно вывел красивым почерком внизу листа Иванушка и с гордой улыбкой окинул взглядом коллектив соавторов. — И кто сочинял — тоже молодец!
— Полдела сделано, — удовлетворенно откинулась на спинку кресла царевна и откинула волосы со лба. — Осталось за малым: сделать декорации и кукол, найти артистов и отрепетировать.
— А чего артистов искать? — весело качнул лобастой головой Захар, — Мы сами — артисты!
— И репетовать будем сами! — поддержали его все.
— И декорации сами сошьем и сколотим, — с энтузиазмом закивала Находка. — Я шить могу! Только размеры надо, и материю…
— А сколотить — к нам обращайся, — выпятил грудь Панкрат.
— А я знаю, кто может кукол сделать, — удивил всех Иванушка. — Дед Голуб как-то упоминал, что в учении у последнего кукольных дел мастера два года провел! Я утром с ним поговорю!
— Вот и завертелась наша карусель, — довольно выдохнула Сенька и рывком поднялась на ноги. — А теперь можно и на боковую. Завтра нас ждут — не дождутся великие дела.
— Дождутся! — радостно заулыбались все и повалили к выходу.
Иванушка широко и со вкусом зевнул, зажмурился, дунул на свечку, и та, распространяя в моментально нахлынувшей темноте приятный аромат горелого фитиля и горячего воска, погасла.
— Во сколько завтра встаем? — спросил он у жены.
— Во сколько добрые люди разбудят, — сонно пробурчала Серафима. — Это во-первых. А, во-вторых, почему завтра? Сейчас, наверное, уже не меньше двух. То есть, уже сегодня. Давно и бесповоротно.
Вздохнув, Иван признал правоту супруги по всем пунктам, включая и то, что люди добрые со своими делами, как правило, даже до семи часов ждать не желают, а поэтому им осталось на сон и прочий отдых, в лучшем случае, часов пять, и стал нащупывать во тьме спиной подушку.
— Спокойной ночи…
— С-спокойной… н-ночи…
— Тс-с-с!!!.
— Что?..
— Тихо, не возись, говорю… Мне кажется, или…
Благодушная мирная темнота за дворцовой оградой в один миг вдруг взорвалась истеричным ревом трубы и заполошным барабанным грохотом, которые было, наверное, слышно не только в Постоле, но и на заимке Сойкана.
И весь этот шум едва умудрялся заглушать звон стали о сталь.
— Враги!.. — Иван скатился с только что найденной подушки, прихватив с собой на пол простыню и одеяло, и походя завалив на лопатки прикроватную тумбочку вместе со всем ее содержимым и грузом.
— Чтоб им повылазило!.. Не могли напасть утром!.. — последовала за ним, но, главным образом, за одеялом, супруга.
— Где…
— …мои…
— …штаны…
— …свечка…
— …носки…
— …меч…
— …сапоги…
— …куртка…
Стук-стук-стук.
— Ваши высочества?.. Вы уже спите?..
— Он издевается? — прекратив на секунду поиски меча-свечки-штанов-сапог-курток и обращаясь голосом великомученика в гремящее раскатами музыки боя пространство, полюбопытствовала царевна.
— Это я, Карасич! Из караула на воротах! — нервно пристукивая в дверь при каждом ударном слоге, продолжал, оставаясь в неведении относительно происходящего в царских покоях, стражник.
— Что случилось, Карасич? — оставив попытки найти впотьмах хоть что-нибудь, из того, что было действительно необходимо сию секунду[65], Иванушка предпринял новую авантюру — поиск двери.
Через несколько минут искомое открылось без участия Ивана, и большой факел осветил встревоженное лицо едва не подпрыгивающего от волнения караульного.
— Ваши высочества! — чуть не плача заголосил он в смятении, узрев перед собой насупленный лик полуодетого лукоморца. — Ваше высочество!.. Там такое… такое…
— От-ставить «такое»! — Серафима вынырнула из-за плеча полностью готовая ко всем ночным сражениям, какие только на свою вражью голову собирался предложить им предполагаемый противник. — Дол-ложить по существу! Кому там жить надоело?
Напугал вид воинственной Ивановой супруги Карасича или успокоил, но стражника словно подменили: он резко кивнул головой, щелкнул каблуками и, как-то ухитряясь перекрывать ни на минуту не прекращающийся уличный тарарам, четко отрапортовал:
— В темноте их там толком не видать, но по предварительным оценкам в отряде человек тридцать-сорок! Кроме того, с ними четыре барабанщика и три трубача!
— Кто бы мог подумать… — не удержалась от комментария царевна.
— Чего им здесь надо? — воспользовавшись светом факела в дверном проеме, Иванушка экстренно отыскал и напялил большую часть предметов своего туалета[66] и поспешил присоединиться к жене.
— И кто командир?
Стражник смешался, побледнел, мучительно сглотнул, словно у него была летальная форма ангины в последней стадии, потом медленно посерел под цвет обоев в коридоре и, наконец, сипло выдавил:
— Он говорит, что он — законный царь страны Костей. И пришел получить то, что принадлежит ему по праву.
[1] Слегка подпалив от полноты чувств и без того не новый тулупчик колдуньи.
[2] Блестящим и ухоженным, как меч или топор палача.
[3] Не пойман - не вор.
[4] На то, что это были ангелы, отвечающие именно за возмездие, а не за что-либо еще, указывали громы, стиснутые в кулаках, горящие очи, мечущие молнии, буря на челе и общая ужасность их ликов.
[5] Долго там просто не на что было смотреть.
[6] Скорее даже, 'Капитального или временного'. Как получится.
[7] Если быть точным, то прозвучало эти примерно так: 'Кхм... Извините, не помешал? Господин Вранеж, погода сегодня хорошая... А известно ли вам, что толщина шкуры бегемота может достигать пяти сантиметров? А что если к желтой краске добавить синюю, то получится зеленая? Нет? Но тогда вы просто обязаны знать, что случилось с городской казной!'
[8] Настолько неприятного, что приходила в голову мысль, что дело тут не в гастрономических пристрастиях волков, а исключительно в личной неприязни.
[9] Откровенно говоря, не то, чтобы хотела. Чтобы не сказать, что не хотела вовсе, и еще готова была приплатить тому, кто освободил бы ее от обязанности заниматься кропотливым и скучным делом приведения городской экономики в рабочее состояние, а на очереди была вся страна, но кто ее спрашивал... Как метко заметил однажды покойный ныне царь Костей Бессмертный, 'Ой, ноблесс, ноблесс - не оближь меня...'.
[10] Не то, чтобы она этим когда-нибудь занималась.
[11] Правда, не факт, что он мог и собирался это сделать.
[12] Или, может быть, пошел писать заявление по собственному желанию.
[13] Через неделю. [14] То есть по двести граммов мяса и костей на каждую семью гильдии.
[15] Половина из лоскутов которого были не частью дизайна, а заплатками. Иногда на предыдущих заплатках.
[16] То есть, приблизительно каждые три шага.
[17] Вернее, бросился только Сойкан, а остальные потащились черепашьим шагом, то спотыкаясь о неожиданные коряги и колдобины, то натыкаясь и наступая на пятки друг другу.
[18] Конечно, по этой причине должны были просыпаться как минимум процентов восемьдесят, но песочные часы-будильник - устройство, в котором сразу, как только заполнится нижняя колба, отваливалось дно, песок по желобу высыпался на лопаточки платинового колеса, которое приводило в движение сложный циркониевый механизм раскачивания золотых колокольчиков, вращения запаянного серебряного стакана с шариками, раздувания мехов свистка из слоновой кости - было таким дорогим, что позволить его могли только люди, которые обычно в своей жизни никогда не испытывали необходимости вставать по сигналу будильника.
[19] В первую очередь самых пыльных, куда он не заглядывал со школьной скамьи.
[20] Кривоногом в ее понимании. Люди, более сведущие в стульях и в дворцах, отданных когда-то давно под городскую управу, при виде его пришли бы в экстаз и благоговейно определили бы этот стиль как 'запоздавший вампир'.
[21] А, вернее, о том, где хотя бы сотую часть известного науке гастрономии ассортимента достать.
[22] Была бы третья - взялся бы за сердце, но рук было только две, и пришлось выбирать самое необходимое.
[23] Не только в переносном, но и в прямом смысле: откинув половник, девчонка наложила руки на котел и выплеснула на агрессоров воду, приготовленную для вечерней похлебки.
[24] Хотя непосвященному они могли показаться всего лишь мастерами обществ кузнецов и литейщиков, купцов и рудокопов.
[25] Потому что коммерческой назвать ее язык не поворачивался даже у него.
[26] Два уныло плетущиеся обоза, которые им все-таки удалось остановить, оказались гружеными под завязку странным и загадочным южным плодом хурмой, который по какому-то необъяснимому капризу матушки-природы не вызревал до полной сладости у себя на знойной родине. И каждый раз новый урожай купцам приходилось сначала везти на север, чтобы потом, проморозив его до основания, вернуть на родину и продать в десять раз дороже, чем безвкусный немороженый.
[27] Сразу видно - охрана.
[28] Если быть точным, перевес был тридцать восемь к одному. Одно-единственное, очень короткое предложение было накарябано в самом конце последнего дня приема населения, заключалось в изобретательной переадресации всех жалобщиков страны и было яростно, с брызгами чернил и кусочками раздавленного пера, подписано самим Макаром.
[29] Ириски.
[30] Кривая сабля, лук в позолоченном колчане со стрелами и заляпанная селедкой депеша повышенной секретности прилагались.
[31] В ноябре, в шестом часу, все фигуры темные и кажутся зловещими по определению.
[32] Люди в таких случая оставляют после себя сообщения типа 'Вася здесь был, мед-пиво пил'.
[33] Хотя некоторые, особо упертые или близорукие пострадавшие упорствовали в утверждении, что это никакой не кабан, а самый натуральный медведь, поскольку кабанов такого размера не бывает.
[34] Семнадцать лет царского воспитания взяли верх даже сейчас.
[35] Если бы трубочисты использовали в своих работах такое количество остро отточенного железа.
[36] Там, где треснули.
[37] Не взлетел. Наверное, перья отсырели.
[38] Наличие отсутствия четвертого хранителя чужого имущества всем разбойничьим обществом показательно игнорировалось.
[39] Если бы это было в стране Октября, то к весне она бы наверняка проросла вместе с остальными озимыми.
[40] Особенно если его там нет.
[41] То есть, размазал по нему равномерным слоем всю грязь, которая до того базировалась только в тылу. [42] До Страшного Суда.
[43]Хотя 'плюхнул ее в лужу' более точно отражало бы данную ситуацию.
[44] 'Ну, ей же ей, не продам я больше и за год, так чего мне головы вам дурить! Говорил же я сразу, что мячи бы лучше пошли!..'
[45] Отрубями.
[46] Прощаться перед вылазкой - плохая примета, сказал однажды королевич Елисей, и это было принято дружиной другого королевича как закон.
[47] Или даже, скорее, для уверенности и тепла.
[48] 'Про приключения и путешествия нет', - разочаровано успели отметить разведчики.
[49] И не без основания. Как раз накануне он отыскал в открытой теперь для подопечных деда Голуба потайной библиотеке и самостоятельно прочел первые три с половиной страницы трактата И.Купалы 'Расширенный курс кладологии, кладографии и кладоделения'.
[50] Пока ребята до нее не добрались.
[51] На жалобу конюха - хозяина этих апартаментов, что места слишком мало, и некуда поставить ни стул, ни шкаф, Вранеж с любезной улыбкой ответил, что стул можно поставить на стол, а шкаф - на кровать.
[52] Что вероятнее.
[53] Что случится с городом, Ивану думать не хотелось, а вот что случится с правителем, он знал совершенно точно. Он умрет со стыда.
[54] Насколько позволил живот.
[55] Зря надеялся.
[56] Выйти в бой в них не осмелился бы и сам владелец, если не хотел стать мгновенной и единственной мишенью для всех искателей быстрой поживы из вражеской армии.
[57] Если бы кому-нибудь пришло в голову сделать щит из чистого золота и украсить его рубинами и сапфирами по краям изнутри.
[58] Потом весь день из-за забот да хлопот часы всё шли какие-то не приемные.
[59] И отдать оставшуюся половину.
[60] Вернее, в то, что в первую очередь упирается в преграду, когда пятишься на карачках.
[61] И, в данном случае, это было не просто сравнение. Язык у него действительно был металлическим, с мелкими острыми шипчиками.
[62] Если бы раньше не захлебнулась слюной при перечислении.
[63] Поскольку техническая мысль Белого Света дальше ломающегося в критические минуты тормоза шагнуть не потрудилась, гудок для распугивания беспечных пешеходов так и остался не изобретенным, и ее лукоморскому высочеству приходилось теперь работать за него.
[64] Срок давности некоторых спецопераций и круг допущенных к информации о них часто должен быть обратно пропорционален, интуитивно понимала Мыська.
[65] На книги, статуэтки, пустые подсвечники, перья и кипу бумаги, вазы (к счастью, каменные), чернильницу (к несчастью, полную), шкатулки, тапочки, подушки и прочие равно незаменимые сейчас вещи он натыкался раз по пятнадцать.
[66] Результат напоминал мозаичную картинку, собранную с закрытыми глазами.