8 СРЕДА. УТРО. СУДЬБОНОСНЫЙ РОМАНОИД

Утро среды выдалось неожиданно серым и дождливым, что как нельзя лучше соответствовало Ольгиному настроению. Она проснулась, немедленно все вспомнила, глухо застонала и накрыла голову подушкой. Потом отшвырнула ее в сторону, встала и начала одеваться с мрачной решимостью человека, идущего на прием к проктологу, — то есть твердо знающего, что ему предстоит буквально полчаса позора и мучений, а потом наступит долгожданное облегчение.

Надо собраться, надо быть спокойной и холодной, проследить, чтобы этот извращенец поскорее собрал свои вещи и покинул ее квартиру. Потом она свяжется с Лялькой, отменит заказ и попросит прислать ей банковский счет на уплату неустойки.

Все это из-за усталости и из-за Петечки, который просто на редкость неудачно выбрал момент, чтобы уйти от нее. Иначе никак невозможно объяснить, что за наваждение вдруг заставило уравновешенную, практичную, искушенную в бизнесе, взрослую женщину совершить подобную глупость — нанять профессионального жиголо, да еще по Интернету!

Из спальни Ольга вышла во всеоружии. Серый деловой костюм в едва заметную полоску и белоснежная блузка, застегнутая под горлышко, всегда защищали ее от враждебного мира не хуже, чем иного рыцаря — стальная броня. Жаль, что гель для волос в ванной, а то еще хорошо смотрится абсолютно гладкая, аккуратная головка. Да, и очки надо приобрести, простые очки в элегантной оправе. Тогда оробеет и стушуется даже такой хам, как Кирилл Сергеевич Андреев, чьи бесстыжие поцелуи…

Она даже охнула от неожиданности, когда при мысли о поцелуях Кирилла Сергеевича у нее свело низ живота и по позвоночнику прокатилась жаркая волна. Румянец полыхнул на щеках, она это знала, даже не глядя в зеркало.

Воспоминания о прошедшей ночи были пряными, волнующими, жгучими и необыкновенно реальными. Ольга словно наяву вновь ощутила, как ее обнимают могучие руки, услышала, как неистово бьется сердце в широкой мужской груди, почувствовала, как горят от поцелуев ее щеки и грудь…

Она торопливо пригладила волосы и приказала себе не думать о ночных ужасах. Выгнать — и на работу. Работа всегда поможет. Работа — это… это такая штука! Тем более что там наверняка с ума все сходят, и даже странно, что до сих пор никто не звонил.

Она вышла в гостиную, внутренне готовясь увидеть собранный чемодан у двери в прихожую, аккуратно сложенное постельное белье и самого Кирилла Сергеевича, притихшего, серьезного, смирно сидящего на стуле в ожидании расчета. Она так хорошо себе все это представляла, что едва не взвыла, увидев, что на кушетке валяется небрежно скомканная простыня, подушка лежит на ковре, а по всем стульям, креслам и даже на декоративном камине развешаны и разложены самые различные предметы мужского туалета.

Элегантные костюмы в английском стиле — три штуки. Клубный пиджак — один. Пиджак твидовый, оливкового цвета. Сорочки белые и в полоску. Носки. Стопка — весьма приличного размера — нижнего белья, а именно трусов-боксеров. Джинсы. Ветровки. Пуловеры и свитера. Капитанская фуражка. Шеренга обуви — от вечерних элегантных туфель до тяжелых ботинок а-ля «Ты снова в армии». Одним словом, полное ощущение, что Кирилл Сергеевич собирается не в пятидневный круиз на яхте, а в длительный велопробег по глубинке России с целью ознакомления ее, глубинки, с английскими традициями.

Чемодана даже видно не было, и это значило, что этот гад… этот гад…

Ольга рванула на кухню.

Гад стоял у плиты и что-то жарил. Пламя истерически выплескивало из-под сковородки, шипело масло, а пахло так, что Ольга едва удержалась от судорожного сглатывания слюны. Нечто явно мясное, с душистыми приправами, с жареным луком…

В который уже раз приказав себе не отвлекаться, она перевела исполненный холодной, как она надеялась, ярости взгляд непосредственно на гада. Кирилл Сергеевич обернулся и одарил ее безмятежной улыбкой.

— Встала, солнышко? А у меня уж и завтрак на столе, мой ручки.

Могучий торс Кирилла Сергеевича был затянут в собственный Ольгин махровый халат. Означенный халат ей подарили давным-давно, был он не из фирменного бутика, а с Выхинского рынка, куда попал прямиком из Китая, цвет имел розовый, фактуру сильно махровую, а на карманах доброжелательные китайцы машинным способом вышили ярко-малиновых зайчиков, сжимающих в почти человеческих ручках бледно-зеленые морковки с голубой ботвой.


Шедевр этот тыщу лет назад увидела на Выхинском рынке Ольгина закадычная подруга Светка: увидела — и купила в подарок Ольге. В те времена Ольга как раз впервые в жизни достигла того определенного уровня благосостояния, когда уже можно позволить себе не покупать китайские товары на оптовых рынках, а приобретать действительно хорошие вещи в нормальных магазинах. Светкин подарок аж глаза слепил своей розовой жизнерадостностью и неуместностью среди евроремонта, и Ольга растерянно поблагодарила подругу, мысленно прикидывая, как бы половчее избавиться от этакой красоты. Но умная Светка погрозила ей пальцем:

— Не вздумай, Ланская! Это будет твое «мементо мори» — «помни о смерти». К хорошему быстро привыкаешь, а зайчики не позволят тебе забыть, что мы не всегда были такими крутыми и упакованными.

Халат занял место на двери ванной, а Светка через год влюбилась и уехала навсегда. Это потом выяснилось, что навсегда. Потому что через полгода после своей шумной еврейской свадьбы в Хайфе Светка (теперь Нехама) и ее молодой муж погибли при взрыве рейсового автобуса. Розовые зайчики остались единственной памятью о подруге, и с того времени поселились на двери ванной навсегда…


Так вот, на Кирилле Сергеевиче халат не сходился, а по длине не дотягивал до коленок, в результате чего вид у Кирилла Сергеевича опять был на редкость неприличный… и домашний.

Ольга подпустила снежку в голос.

— Насколько я помню, Кирилл Сергеевич, вам вчера было недвусмысленно…

— Лелечка, ты не хочешь снять этот кошмар и переодеться в нормальную человеческую одежду?

— Что? Почему кошмар? То есть… не ваше дело! И мне надо на работу, так что собирайтесь и выметайтесь!

— Сюрприз!!!

— Какой еще?!

— На работу тебе не надо. Утром позвонила милая девушка, сказалась бухгалтером…

— Ирина Витальевна!

— Возможно, по телефону было не видно. Так вот, она волновалась и жаждала узнать о твоих планах, чтобы скорректировать свои…

— Черт, договор с Краснореченском!..

— Я сказал, что ты спишь, будить я тебя не буду, и на работу ты сегодня не пойдешь…

— Что?! Да как вы…

— Она очень обрадовалась, потому что у нее на даче нашлась кошка, потерявшаяся месяц назад, но она немножко одичала и не подпускает к себе соседей, так что… Как ты ее назвала?

— Ирина… Витальевна.

— Так что Ирочка должна срочно поехать и спасти животное, но дача далеко, и раз тебя не будет, то до завтра она не вернется.

— Кошмар…

— Потом позвонила другая милая девушка, сказалась секретаршей.

— Катя…

— Точно! Мы с ней поболтали, я сказал, что имею тайный план похитить тебя с работы до конца недели, потому как мы слишком редко видимся, чтобы тратить драгоценные часы…

— Вы ей сказали, что вы…

— Мы ей сказали, что мы — твой жених из Лондона. Она за тебя радовалась. Хороший человек, сразу видно.

Ольга опустилась на табурет и взялась пальцами за виски. Это какой-то кошмар! Все кувырком, все выходит из-под контроля…

— Леля! Это надо есть горячим!

— Вон из моего дома!

— Ни за что! Мне здесь нравится.

— Я сейчас милицию вызову!

— И их накормим, нам не жалко. Мы, лондонцы, народ хлебосольный.

— Да что же это, а! Есть на вас управа или нет?

— Есть. Перестань орать и садись завтракать. Я тут же замолчу. Потому что в детстве бабушка учила меня перед едой говорить стишок: Когда я ем…

— …я глух и нем…

— Вот видишь! Несомненное родство душ. А потом мы с тобой пойдем гулять по столице. Я же давно не был на родине, не забывай.

— Кирилл Сергеевич! Я настоятельно вас прошу прекратить этот балаган, собрать свои вещи и…

— Костюмы должны отвисеться — это раз. Трусы я могу сложить и на камине, если тебе жалко для меня полочки в шкафу, но лучше не жадничай, потому что у меня их много, камин потеряется в их пестроте.

— Хорошо. Я переодеваюсь, завтракаю, вы тоже завтракаете, но потом я отправляю имейл в вашу фирму, и вы можете считать себя свободным. Более того, я не стану отменять заказ, я просто попрошу срочно прислать замену. В конце концов, мне действительно нужен спутник! Я даже жаловаться да вас не буду.

— О, спасибо, спасибо, любимая! Я знал, что сердце в этой груди золотое, да и грудь… хм… очень даже ничего.

Ольга немедленно зарделась и уже открыла рот, чтобы отменить свое предыдущее решение о совместном завтраке, но тут в дверь позвонили.

Если бы Ольга Ланская была чуть меньше рассержена на настырного Кирилла Сергеевича, она бы наверняка почувствовала, что за дверью стоит сама Судьба.


Ольга Ланская еще только собиралась просыпаться, а Кирилл Сергеевич Андреев едва приступил к приготовлению завтрака, когда Роман Ефремович Селиверстов-Панюшкин уже шел по бульвару, сосредоточенно шевеля губами и морща высокий лоб.

В деловых кругах Роман Ефремович был известен под кличкой Романоид, и разнообразные события и перипетии его жизненного пути были вполне достойны пера какой-нибудь Ксанны Эйприл, а то и самой Сандры Мэй.

В юности Романоид обладал не столько материальными, сколько духовными богатствами: приятной внешностью, мягким баритоном, густыми кудрями, нечеловеческим обаянием, умением задушевно петь под гитару про «конформиста Андрюччио» и сверхъестественным умением достать алкогольные напитки даже посреди пустыни. Нетрудно догадаться, что последнее обстоятельство делало его душой любой компании — особенно в жуткие годы всенародной борьбы с всенародным же пьянством, — в то время как все остальные качества служили мощным магнитом для всех особей женского пола, достигших половой зрелости.

В этом отношении они были страшно похожи с Лялей Бескозыркиной. Но если Ляля привыкла находиться в состоянии постоянного поиска Идеала, т. е. была стороной несомненно активной, то Романоид, в силу мягкости своего характера, согласился на позиции ведомого, с годами приобретя привычку постоянно жениться. Большинство женщин, на которых Романоид уже когда-либо женился, считали эту привычку вредной. Те, кто только планировал стать следующей женой, — полезной. А сам Романоид тихонько вздыхал и находил ее крайне утомительной.

Однако остановиться уже не мог.

Кроме того, как и всякий мужчина, Романоид периодически испытывал необыкновенный прилив энергии и желание достичь определенных высот в жизни.

Когда в чести были высоты интеллектуальные, Романоид честно хотел получить высшее образование и к настоящему моменту являлся почетным студентом первого курса нескольких столичных вузов.

Когда же вся страна взялась зарабатывать деньги и слово «буржуй» временно перестало быть обидным и ругательным, Романоид, к тому времени уже не столь кудрявый, чуть менее резвый и немного запутавшийся в количестве жен, честно ринулся в мутные волны рыночной экономики.

И нельзя сказать, что ему не хватало ума, таланта или, к примеру, знания экономических законов. Просто Романоид оказался невезучим. Не совсем, а слегка, что еще хуже. Будь его невезение более глобальным, он бы с первого раза обжегся так, что больше никуда бы и не сунулся. Но Романоид ухитрялся проигрывать постоянно, но по чуть-чуть, а это только подстегивало надежду на то, что рано или поздно он свой джекпот сорвет.

Начнет торговать лесом — депутаты наложат вето на использование народного достояния частными лицами. Скинет лес по дешевке, на выручку откроет швейный кооператив — сей момент начинают возрождаться старейшие производства типа «Трехгорки» и «Большевички».

Плюнет на кооператив, пойдет торговать подержанными иномарками — таможенный сбор повысится в десять раз именно в тот день, когда первая партия должна прийти из-за кордона. Займется морожеными окорочками — санитарные службы выяснят, что иностранных птиц есть нельзя.

И так все время!

В последние полтора года, истомленный с одной стороны борьбой за благосостояние, с другой — возрастающим раздражением собственных супружниц, Романоид прибился к рекламному бизнесу и затих в изнеможении. Дела шли ни шатко ни валко, фирма его была настолько маленькой, что на нее никто особенно не покушался, но достаточно большой, чтобы обеспечивать хотя бы первый эшелон бывших жен, однако душа Романоида, насмотревшегося на «лексусы» и виллы коллег по бизнесу, взалкала настоящего богатства.

После недолгого раздумья постаревший и помудревший Романоид понял, что единственный путь к богатству — наступить на горло собственным амбициям и слить свой капитал… вернее, капитальчик в чей-нибудь успешный и стабильный бизнес. Как это сделать элегантнее всего, Романоид знал точно. Конечно, жениться.

Приглашение в намечающийся круиз досталось Романоиду по знакомству, а во время одной из корпоративных тусовок три дня назад он выяснил, что счастливый жених Элеоноры Константиновны Бабешко — это бывший сожитель Ольги Ланской, сбежавший от нее аккурат на прошлой неделе.

Романоид навострил уши и начал собирать информацию. Коллеги весело перемывали кости Элеоноре («То-то я смотрю, расцвела наша девочка. Пожилая…»), бывшему сожителю («Есть вещи, которые мужик не должен делать за деньги. Только за очень большие деньги!»), но больше всего доставалось Ольге Ланской. Позора и унижения Железной Леди ждали с каким-то сладострастным нетерпением, всем хотелось присутствовать при первой встрече Ольги и пары влюбленных голубков.

Романоид не зря потратил время, проведенное в браках с самыми разными женщинами. За эти годы он научился разбираться в самых тонких нюансах женской психологии, ухитрившись постичь даже пресловутую «женскую логику» — разумеется, не полностью, но в объеме вполне достаточном, чтобы войти в доверие к любой даме, которая будет иметь счастье его заинтересовать.

План родился мгновенно, простой и ясный, практически идеальный и не требующий никаких уловок и двусмысленных с точки зрения морали поступков.

Он придет к Ольге домой и выпьет с ней чайку. Дальше — по обстановке, но в какой-то момент он возьмет ее за руку и серьезно объяснит, что вовсе не собирается врать, что влюблен в нее с первого дня знакомства. Скупо, по-мужски скажет, что он, деловой партнер Ольги Ланской, Роман Ефремыч Селиверстов-Панюшкин, хочет просто поддержать старую подругу, предложить, так сказать, плечо и локоть.

И если растерянная, расстроенная, обиженная Ольга примет означенные плечо и локоть, то там и до руки и сердца рукой подать, что неминуемо повлечет за собой слияние не только душ и тел, но и капиталов… Одним словом, Романоид в грядущем круизе собирался торжественно занять место вероломного Петечки, о чем и хотел известить Ольгу заблаговременно.

Вот почему Роман Ефремович Селиверстов-Панюшкин шел в такую рань пешком по бульвару, сосредоточенно шевеля губами и морща высокий лоб. Примерно через полчаса он пересек тихий двор, вежливо поздоровался с бдительными старушками и торжественно вознесся на лифте навстречу неизвестности, понятия не имея, что является в этот момент вестником Судьбы.


Когда раздался звонок в дверь, Ольга сгоряча вообразила, что это одумавшийся Петечка, и метнулась в комнату, чтобы убрать компромат в виде разбросанной мужской одежды. О компромате в виде Кирилла Сергеевича она как-то забыла, да и убрать его так же запросто возможным все равно не представлялось.

В результате Кирилл Сергеевич в зайчиках открыл дверь сам и любезно раскланялся с окаменевшим на пороге Романоидом, отчего халат окончательно распахнулся, явив миру — и Роману Ефремовичу — веселенькие трусы модели «семейные». Впрочем, Романа Ефремовича, как прирожденного гетеросексуала, вид мужского белья, равно как и божественное телосложение носителя этого белья, совершенно не взволновали. Романа Ефремовича мучил только один вопрос. Родственник или хахаль?

Кирилл приглашающе замахал руками и издал могучий вопль в сторону комнаты:

— Лелечка, у нас гость! Ты уже одета, солнышко?

На пороге комнаты появилась Ольга Ланская, румяная и лохматая, сжимая в руках стопку мужских трусов.

Роман Ефремович совершенно пал духом. Идеальный, простой, прекрасный план рухнул, не успев даже начать осуществляться.

Даже ежу ясно, что так краснеть и бледнеть попеременно, тем более — ТАК смотреть на родственника ни одна баба не станет! Значит, хахаль. Значит, опоздал…


Раздавленный и поникший Селиверстов-Панюшкин был представлен запинающейся Ольгой, как коллега по бизнесу, после чего Кирилл нагло отрекомендовался «ейным женихом» и силком препроводил коллегу на кухню.

Ольга потащилась следом, медленно осознавая размеры катастрофы. Романоид непременно будет на корабле, так что о замене жениха придется забыть. Одной — немыслимо, значит, ехать с этим…

Кирилл разливался соловьем, удачно вставляя в речь английские слова и тут же извиняясь за это — мол, давно живет в Англии, так что не взыщите. Ввернул пару раз с уважительно-панибратской интонацией фразы типа «Когда мы с Борисом…» и «У меня, разумеется, именная ложа на «Челси»…».

Постоянно бросал на Ольгу нежные и горделивые взоры, а когда она встала, чтобы взять новую пачку салфеток, перехватил ее руку и поцеловал в запястье. То, что Ольга после этого уселась на место и замерла в явном ступоре, мужчин совершенно не взволновало. Романоид к тому времени оттаял и смекнул, что будет неплохо встретить Кирилла на яхте дружеским похлопыванием по плечу, как старого знакомого, и потому с удовольствием ахал и восторженно крякал в ответ на все Кирилловы байки, мотал головой и всячески выражал свое восхищение.

Через час Романоид был вежливо, но настойчиво выперт из гостей, перед чем Кирилл, воспользовавшись отсутствием Ольги в комнате, понизил голос, многозначительно подмигнул и поведал новому другу с непосредственностью истинно западного человека, что они с Ольгой переживают такую влюбленность, что буквально не успевают выйти из дома… ну… ты понимаешь, Роман?

О да, смущенно и понимающе закивал Роман, распрощался и покинул квартиру своей неудавшейся невесты на удивление в хорошем настроении.


После ухода Романоида Ольга молча ушла в ванную и переоделась. Вышла она оттуда уже в домашнем — вчерашних джинсах и рубахе. Лицо у нее было мрачным и несколько обреченным, но в глазах сквозило странное облегчение. Кирилл мысленно усмехнулся. Анфиса Бромберг действительно гений! Она так и говорила: если человек хочет принять определенное решение, но боится это сделать, то даже те обстоятельства, которые вынудят его принять ровно противоположное решение, он встретит с облегчением и едва ли не с радостью. Мол, он бы рад, но Судьба…

Ольга посмотрела на Кирилла Сергеевича и вдруг улыбнулась. Сердце у него немедленно подскочило куда-то в район затылка и затрепыхалось в ушах. Ольга Ланская и в ярости, и во сне была красива, но улыбающаяся она была неотразима.

— Гад ты… жених. Куда ж теперь тебя девать?

— Я бы тебе сказал, но ты будешь ругаться.

— Тебя ругать бесполезно. Себе дороже. У тебя на языке осы живут. И змеи.

— Леля…

— Это тоже на фирме придумали?

— Ты про что это?

— Про Лелю. Очень трудно злиться, когда тебя так называют.

— Представь, как тебе трудно будет злиться, когда ты начнешь называть меня Кирюшей!

— Да ни за что на свете!

— Да и слава богу! Дай, поцелую?

— Еще чего!

— В знак примирения! В щечку! Братски!

— Ты ж обманешь…

— Никогда! Я же джентльмен! Из самого Лондона.

— Ладно. Но по-братски!

Разумеется, не надо было соглашаться. Правда, только при условии, что ей действительно этого не хочется. А вот в этом Ольга как раз и не была уверена. И когда Кирилл Сергеевич вдруг стал очень серьезен, она немножко испугалась, потому что… потому что…

Потому что понятия не имела, что это значит — если мужчина так смотрит на женщину. Потому что она вообще мало о чем имела понятие, и выяснилось это только сейчас. Прожила целую жизнь… и даже не знала…


Она не знала, что может быть вот так — горячо и холодно, стыдно и весело, хорошо и страшно.

Она не представляла, что поцелуй может довести до оргазма за несколько секунд.

Она не верила, что страсть может заставить забыть обо всем на свете.

Руки мужчины были нежнее шелка, губы мужчины были настойчивы и искусны, тело мужчины расплавило ее плоть и превратило кровь в жидкий огонь.

Ольга, Оленька, Олюшка… нет, теперь и навсегда — Леля — умирала от счастья и любви в руках Кирилла Сергеевича Андреева, своего наемного жениха из Лондона, и не могла отвести взгляда от ослепительных синих глаз, на дне которых мелькали золотые искорки.

Честная девушка, каким-то образом сохранившаяся глубоко внутри нее, храбро попыталась соблюсти бывшую девичью честь.

— От… пус… ти меня, щас… же… Кирилл!

— Нет уж, Лелечка! Я слишком долго терпел, наступал себе на горло и прочие части тела. Я за эти сутки вылил на себя тонну ледяной воды. Теперь я не могу тебя отпустить. Я простужусь, заболею и умру.

— Я уже умираю… Почему так горячо?

— Это очень теплая рубашка… Возможно, с начесом. Мы ее сейчас снимем к лешему…

И ладони его легли ей на обнаженную грудь, и Ольга выгнулась от сладкой боли и счастья, вся раскрываясь навстречу Кириллу…

Ее тело пело в его руках, словно скрипка Паганини. Кирилл больше не мог сдерживаться. Его губы скользнули по горячей и нежной коже, обхватили нежный бутон напряженного маленького соска…

— Я умираю, Кирилл Сергеевич…

— Нет, маленькая. Ты только начинаешь жить…

И был свет под стиснутыми ресницами, и крик, рвущийся из закушенных губ, нереально яркое солнце, взорвавшееся мириадами радужных брызг, стон и смех, слезы счастья и боли, покой и уверенность, что все именно так, как нужно, так, как и должно быть…

Она не понимала, что с ней происходит, не знала, где находится. Иногда она начинала сопротивляться — неведомо зачем, — но Кирилл быстро подавлял все ее попытки освободиться. Вернее, она сама в конце концов прижималась к нему все теснее.

Ольга жадно пила его любовь, как пьют воду в пустыне. Растворялась в его дыхании, приникала к горячей коже, становилась единым целым с ним, его частью, его собственностью. Мужчина был неутомим, она — ненасытна. Голод одиноких лет, все бесплотные мечты об этом человеке воплотились сейчас, здесь, на этой кровати, и не было в мире более необузданной любовницы, чем Ольга Александровна Ланская, и более нежного любовника, чем Кирилл Сергеевич Андреев.

А потом она свернулась клубочком и зарыдала, потому что достигнутая мечта перестала быть мечтой, и день стал реальностью. Синеглазый демон осторожно прижал ее к себе, и она чисто машинально отметила, что он снова возбужден.

— Солнышко, не плачь. Все теперь хорошо. Все теперь хорошо навсегда.

— Нет. Я не должна была… Все неправда!

— Неправда — что именно? Вот мы с тобой. Мы лежим рядом. Мы голые и счастливые. Мы только что любили друг друга, потому что не могли больше удерживаться. Что же здесь неправда?

— Все. Нельзя было…

— Нужно. Нужно было, Лелечка. Иначе у нас ничего бы и не получилось. Иди сюда. Люби меня. А то приедем на корабль — запру в трюме.

— И что будешь там со мной делать?

— Ах ты, бесстыжая девица!

— С кем поведешься…

— Лель?

— А?

— А давай еще разочек порепетируем?..

Загрузка...