Борис Шапошников: «ПОЛУЧИВШИЙ ВЫГОВОР ОТ НАЧАЛЬНИКА ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА ДОЛЖЕН ПОДАВАТЬ В ОТСТАВКУ»

Если первый советский маршал К.Е. Ворошилов относился к типу людей, могущих сколь угодно долго заниматься каким-то делом, но так и не стать настоящим профессионалом, то Б.М. Шапошников, которому довелось послужить рядом с многолетним наркомом обороны в качестве начальника Генштаба, являл собой полную противоположность. Борис Михайлович стал едва ли последним представителем, боюсь, навсегда исчезнувшей в XX веке породы военачальников, которые сами — подчеркнем особо: сами — занимались научным обобщением боевого опыта и самостоятельной подготовкой теоретических трудов.

Большинству его преемников на посту руководителя «мозга армии», как с легкой руки Шапошникова стали называть Генеральный штаб, хватало сил лишь выступать в качестве высокого лица, под чьей «общей редакцией» выходил тот или иной коллективный труд, да ставить подпись под «теоретическими» статьями, подготовленными усилиями собственного секретариата с помощью военных ученых. Обычно в таких случаях отговариваются неимоверной занятостью. Но и Шапошников не располагал избытком свободного времени. Солидное базовое образование и широчайшая эрудиция, развитый вследствие постоянного занятия наукой интеллект, неизбывное стремление проникнуть в подлинный, скрытый от поверхностного взгляда смысл перемен, происходящих в военном деле, редкая работоспособность — вот что, скорее всего, позволило Борису Михайловичу оказаться на две головы выше большинства своих преемников.

«ЖИВО ИНТЕРЕСУЮСЬ ВОПРОСОМ О СОЗДАНИИ НОВОЙ АРМИИ»

Очень рано определилась склонность Шапошникова к интеллектуальной деятельности, с каковой в первую очередь связана служба в больших штабах. Уроженец Златоуста, он в 1903 г. по 1-му разряду окончил Алексеевское военное училище в Москве и начал офицерскую службу в 1-м Туркестанском пехотном батальоне. Уже через четыре года выдержал испытания при поступлении в Академию Генерального штаба, в годы учебы проявил «отличные успехи в науках» и по выпуску был произведен в штабс-капитаны.

О его дальнейшем служебном пути мы имеем возможность судить по тексту письма, направленного Шапошниковым весной 1918 г. начальнику штаба только что созданного Приволжского военного округа. За несколько месяцев до этого, будучи по болезни демобилизованным из старой армии и ходатайствуя о принятии его на службу в рабоче-крестьянскую армию, он писал: «Как бывший полковник Генерального штаба, я живо интересуюсь вопросом о создании новой армии, и как специалист, желал бы принести посильную помощь в этом серьезном деле».

Здесь же Борис Михайлович дал сжатый обзор предыдущей службы: «Произведенный в 1903 году в офицеры из Московского военного училища, я в 1910 году окончил академию, а затем, откомандовав два года ротой, начал в 1912 году службу Генерального штаба в должности адъютанта штаба 14-й кавалерийской дивизии. Пробыв шесть месяцев войны в этой же должности, я последовательно занимал должности помощника старшего адъютанта штаба 12-й армии, и. д. (исполняющим должность. — Ю.Р.) штаб-офицера для поручений при управлении генерал-квартирмейстера штаба Северо-Западного фронта и с ноября 1915 года получил сначала штаб отдельной казачьей бригады, а затем и штаб 2-й Туркестанской казачьей дивизии. Пробыв в этой должности около двух лет, я в конце сентября 1917 года был назначен командиром 16-го гренадерского Мингрельского полка, а в начале декабря того же года был выбран на должность начальника Кавказской гренадерской дивизии, на какой находился до 16 января 1918 года, а затем по болезненному состоянию был эвакуирован и с 16 марта с. г. по демобилизации уволен в бессрочный отпуск.

Будучи уроженцем Урала, я бы хотел начать свою службу в этом районе, а потому позволю себе просить Вас о ходатайстве в назначении меня на службу в Приволжский военный округ. Как бывший офицер Генерального штаба, я бы желал получить должность Генерального штаба во вверенном Вам штабе или же в штабе войсковых соединений округа по Вашему усмотрению. Как начавший уже и строевой ценз по командованию полком, я мог бы занять и строевую должность, но должность Генерального штаба была бы для меня предпочтительней»[191].

Через три дня последовал положительный ответ. В мае 1918 г. Шапошников был назначен в Оперативное управление Высшего военного совета на должность помощника начальника. В октябре следующего, 1919 г., он стал начальником Оперативного управления Полевого штаба РВС Республики. Он познакомился с М.В. Фрунзе, с которым вновь встретился в конце 1920 г. на Южном фронте при разработке планов операций против Врангеля (любопытно, что «черный барон», а в 1907–1910 гг. поручик лейб-гвардии Конного полка был сокурсником Шапошникова по Академии Генштаба). Высоко ценили начальника Оперативного управления и такие опытные Генштабисты, как главком С.С. Каменев, начальник Полевого штаба РВСР П.П. Лебедев.

Должность начальника Оперативного управления — одна из самых хлопотных, требующих максимального напряжения сил. Практически все операции Красной армии были разработаны лично или при самом активном участии Бориса Михайловича. Недаром отмечалось в приказе РВСР от 14 октября 1921 г., в соответствии с которым военачальник был награжден орденом Красного Знамени: «В течение своей деятельности на высокоответственной должности начальника Оперативного управления Полевого штаба РВС Республики т. Шапошников являлся непосредственным активным сотрудником всей оперативной работы во всех ее подробностях… Занимая указанную должность… т. Шапошников с присущей ему инициативой… работал с полным самоотвержением и днем и ночью».

Ставший в 1924 г. начальником Штаба РККА Фрунзе, лично знавший о блестящих оперативных способностях Шапошникова, взял его своим помощником. Главное, чем пришлось заниматься двум талантливым военачальникам и всему аппарату Штаба, — проведение масштабной военной реформы. Преобразования затронули устройство армии и ее организационно-штатную структуру, систему комплектования и подготовку командных кадров, уставную регламентацию жизни войск и систему снабжения. Борис Михайлович же взялся за обобщение практики генеральных штабов различных стран с тем, чтобы выработать необходимые рекомендации для учреждения подобного органа в Красной армии.

Результатом многолетней работы был выход в 1927–1929 гг. трехтомного труда «Мозг армии», ставшего событием в развитии военно-стратегической мысли в СССР. Книга знакомила с основными взглядами автора на характер современной войны и ее масштабы, давала представление о требованиях, предъявляемых войной к органам оперативного управления и их работникам, четко определяла место Генерального штаба в системе стратегического руководства войсками, его структуру, порядок организации его работы.



Маршал Советского Союза К.Е. Ворошилов


К.Е. Ворошилов и другие руководители СССР. 1935 г.


И.В. Сталин, В.М. Молотов, К.Е. Ворошилов за обсуждением государственных вопросов


Маршал Советского Союза С.М. Буденный

Представители высшего командования Советской армии и флота перед началом Октябрьского парада.

Впереди второй слева — С.М. Буденный, четвертый — М.Н. Тухачевский. 1932 г.


Маршалы Советского Союза на маневрах: М.Н. Тухачевский, С.М. Буденный, А.И. Егоров. 1930-е гг.


Маршал Советского Союза М.Н. Тухачевский


Маршал Советского Союза В.К. Блюхер

Генрих Ягода, Александр Егоров, Климент Ворошилов, Михаил Тухачевский и Ян Гамарник на Красной площади. 1930-е гг.

Маршалы Советского Союза. Слева направо стоят: С.М. Буденный, В.К. Блюхер, сидят: М.Н. Тухачевский, К.Е. Ворошилов, А.И. Егоров. 1930-е гг.


Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников


Маршал Советского Союза Г.И. Кулик


Маршал Советского Союза Г.К. Жуков


Маршалы Победы и генералы армии А.И. Еременко и И.Х. Баграмян

Маршал Советского Союза Л.П. Берия с другими руководителями СССР сопровождает И.В. Сталина. 1940-е гг.


Маршал Советского Союза Л.П. Берия

Маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский (первый справа) и ГК. Жуков (третий справа) с представителями командования союзнических войск. Берлин. 1945 г.

Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский отдает рапорт принимающему Парад Победы Г.К. Жукову. 1945 г.

Маршал Советского Союза, маршал Польши К.К. Рокоссовский, Г.К. Жуков и сопровождающие их лица. Варшава. 1940-е гг.

Маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский с представителями командования Польской армии


Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский

Маршал Советского Союза Н.А. Булганин на параде.

После 1947 г.

Маршал Советского Союза Н.А. Булганин

Посещение членами правительства сторожевого корабля «Зубр». Второй слева — Н.А. Булганин. 1953 г.


Службу в высших штабах (в 1928–1931 гг. он возглавлял Штаб РККА) и теоретические изыскания Шапошников более десяти лет сочетал с командной деятельностью. Начиная с 1925 г. он командовал войсками Ленинградского (дважды), Московского и Приволжского военных округов, несколько лет руководил Военной академией имени М.В. Фрунзе. И все же главной сферой деятельности, в которой его талант проявился в наибольшей степени, была штабная сфера. В мае 1937 г. после повторного двухгодичного командования войсками ЛВО командарм 1-го ранга Шапошников был назначен начальником Генерального штаба РККА и заместителем народного комиссара обороны СССР.

«РАБОТАТЬ ПРИДЕТСЯ ДО ИЗНЕМОЖЕНИЯ»

Политический фон, на котором началась его деятельность на посту руководителя Генштаба, благоприятным не назовешь. Страна все глубже погружалась в пучину репрессий, которая все более энергично затягивала и Вооруженные Силы. Назначение Бориса Михайловича на должность последовало накануне суда над группой высших командиров — Тухачевским, Уборевичем и еще шестью военачальниками. При этом испытанием его лояльности властям предержащим стало привлечение Шапошникова к проведению суда в качестве члена Специального военного присутствия. Не следует забывать, что на посту руководителя Генштаба он сменил маршала Егорова, который через непродолжительное время также был репрессирован. Остается добавить, что и на самого Бориса Михайловича некоторые обвиняемые под давлением следствия дали показания о его антисоветской деятельности. Власть заставила будущего маршала идти, словно по минному полю: один неверный шаг, малейшее подозрение в критическом взгляде на политический режим — и конец. Все это не могло не отражаться на его психологическом и физическом (без того нездоровом) состоянии.

Тем не менее он, как всегда, с головой ушел в работу. Маршал А.М. Василевский вспоминал, как Шапошников, приглашая его в 1937 г. на работу в Генштаб, не стал скрывать: работать придется до изнеможения. Это выражение в первую очередь выражало его собственное отношение к труду, его полнейшую самоотверженность в интересах дела.

Признаваясь, что немногие люди оказали на него такое сильное влияние и дали ему так много, как Борис Михайлович, его ученик и преемник по руководству Генштабом Маршал Советского Союза А.М. Василевский писал: «Б.М. Шапошников обладал всеми необходимыми качествами для работы в Генеральном штабе: отличным знанием военного дела, большой эрудицией, огромным трудолюбием и высоким чувством ответственности. Опыт крупной оперативно-штабной работы в годы Первой мировой и Гражданской войн, высокое доверие со стороны Центрального Комитета партии и советского правительства позволили Б.М. Шапошникову превратить Генеральный штаб в подлинный центр руководства военным планированием, боевой и оперативной подготовкой Красной армии…

Борис Михайлович, — подчеркивал Василевский, — был известен не только нашим Вооруженным силам и стране, но и в армиях зарубежных стран как крупный военный теоретик, отличный организатор, мастер оперативной штабной работы. Он внес заметный вклад в подготовку большой плеяды опытных советских военачальников»[192].

Возглавив Генштаб, Шапошников настойчиво добивался улучшения штабной службы в армии во всех ее звеньях. Через вновь образованный в марте 1938 г. Главный военный совет (в его состав входили и высшие политические руководители, включая Сталина) Борис Михайлович провел решения, направленные на реорганизацию в РККА оперативно-штабной службы. Их суть сводилась к тому, чтобы повысить внимание командиров всех степеней к организации штабной службы, добиться того, чтобы штаб в целом, так же как командир соединения, части, нес полную ответственность за организацию и исход боя. Всю оперативностратегическую подготовку руководящего состава РККА стремились строить с учетом опыта боевых действий в войнах и военных конфликтах (в Испании, на Хасане, на Халхин-Голе), а также опыта иностранных армий, в первую очередь Германии, Италии и Японии.

По оценке А.М. Василевского, его учитель в течение своей службы, особенно на посту начальника Генерального штаба, «последовательно решал вопросы, связанные с централизацией в руководстве Вооруженными Силами, боролся за осуществление четкой регламентации штабной службы на всех уровнях… Б.М. Шапошников был последовательным сторонником объединения управления Вооруженными Силами в Генеральном штабе. В этих вопросах он выступал не только как военачальник, предлагающий реализовать какую-либо частную идею в боевой подготовке или в организационной структуре того или иного войскового организма, а как государственный деятель, проявляющий заботу о необходимом пересмотре взглядов на всю структуру рабочего аппарата верховного командования и его роль в руководстве жизнью и боевой деятельностью Вооруженных Сил в целом»[193].

Справедливости ради стоит отметить и случаи, пусть и немногочисленные, когда Шапошникову изменяли качества теоретика, новатора, способного верно предвидеть пути развития Вооруженных Сил. Так, работая в составе комиссии, возглавляемой заместителем наркома обороны командармом 1-го ранга Г.И. Куликом, которая была создана для решения судьбы танковых корпусов, он высказал следующий взгляд: «Мехкорпус громоздкий… Вряд ли сложатся такие условия прорыва, в которых будут использоваться целые мехкорпуса»[194].

Правда, в таких представлениях он был не одинок. «Громоздкими и нежизненными» считал корпуса и командующий войсками Киевского военного округа, будущий нарком обороны командарм 1-го ранга С.К. Тимошенко. За расформирование корпусов и их замену танковыми бригадами ратовал также начальник Автобронетанкового управления РККА генерал-полковник Д.Г. Павлов. Высказывая такие предложения, военачальники недостаточно критически оценивали опыт боев в Испании, в районе озера Хасан и на реке Халхин-Гол, носивших ограниченный характер и не годившихся для обобщающих выводов применительно к современной войне.

По поводу точки зрения маршала Шапошникова его воспитанник будущий маршал М.В. Захаров, тогда помощник начальника Генерального штаба, не смог сдержаться: «Откровенно говоря, меня очень поразили взгляды моего начальника». А поразили потому, что они ставили крест на теории глубокой наступательной операции, ведь именно танковые корпуса были предназначены для прорыва тактической зоны обороны противника и развития успеха до стадии оперативного прорыва.

Интересно, что заместитель наркома маршал С.М. Буденный (в нашей литературе рисуемый чаще всего, как ретроград), наоборот, оказался куда более точным прогнозистом и высказался в пользу того, что «условия для развития прорыва в современной войне возникнут», и значит, корпусную организацию надо сохранить.

Осенью 1939 г. Главный военный совет по докладу комиссии Г.И. Кулика все-таки решил танковые корпуса упразднить. Однако под влиянием опыта вскоре последовавшей войны с Финляндией и успешных действий вермахта во Франции в мае 1940 г. такой шаг был расценен как поспешный, и было принято решение о создании шести танковых корпусов, а затем еще трех. С лета 1940 г. их стали называть механизированными (так как каждый из них включал две танковые и одну моторизованную дивизии). В современной литературе этот процесс получил адекватную оценку, как «шараханье из одной крайности в другую» в вопросах организационного строительства Вооруженных сил, особенно танковых войск[195].

Но вернемся к Шапошникову. Генеральный штаб, как и другие элементы военного организма, с немалыми трудностями оправлял-ся от потерь, понесенных в результате репрессий второй половины 1930-х гг. В его отделы и управления приходило много людей, ранее никогда в высших штабах не служивших, в том числе выпускников вновь воссозданной Академии Генерального штаба.

Огромное влияние на формирование коллектива Генерального штаба и профессиональных качеств каждого из его работников оказывал личный пример начальника. Шапошникова отличали черты истинного военного интеллигента старой закалки — широкая эрудиция и научный подход к решению любой проблемы, дисциплинированность и предельная ответственность за порученное дело, вежливость в отношениях с подчиненными, скромность, большой такт.

Его понимание офицерской чести подчас приводило в удивление Сталина. Однажды, когда Верховный Главнокомандующий узнал, что Борис Михайлович объявил двум начальникам штабов фронтов за предоставление недостоверной информации «всего лишь» выговор, он искренно возмутился: разве так наказывают? И был весьма удивлен пояснением выпускника Императорской Николаевской академии Шапошникова: «Это очень тяжелое наказание. Получивший выговор от начальника Генерального штаба должен подавать в отставку».

В Красной армии, где предпочтение нередко отдавалось «матерному» стилю управления, такое сочетание взыскательности и уважения человеческого достоинства прививалось с трудом.

…Международная обстановка между тем складывалась так, что работы у Генштаба прибавилось еще больше. Слаженная работа руководимого Шапошниковым коллектива способствовала разгрому японских милитаристов на Халхин-Голе, успешному осуществлению похода в Западную Украину и Западную Белоруссию. Особенно большую работу Генеральный штаб проделал в предвидении войны с Финляндией и в ходе нее. Шапошников предложил такой план боевых действий, который предполагал их успешное проведение в сжатые сроки. Однако Сталин предпочел план, разработанный командованием Ленинградского военного округа с участием заместителей наркома обороны командарма 1-го ранга Г.И. Кулика и армейского комиссара 1-го ранга Л.З. Мехлиса. В соответствии с ним основные войска ЛВО сводились в 7-ю армию (командующий — командарм 2-го ранга К.А. Мерецков), на которую возлагалась задача по прорыву линии Маннергейма на Карельском перешейке и разгрому главных сил финской армии.

Однако попытка в две недели разгромить упорного и стойкого противника не удалась. В конце декабря 1939 г. операция была приостановлена, и Главный военный совет вернулся к предложениям Шапошникова. Созданный по предложению Генерального штаба Северо-Западный фронт во главе с командармом 1-го ранга С.К. Тимошенко 11 февраля 1940 г. перешел в наступление, прорвал линию Маннергейма и стал успешно продвигаться вперед. В конце концов Финляндия запросила мира.

Но и перед советским руководством война, несмотря на победу, поставила много вопросов, обнажив слабую готовность Вооруженных Сил. В мае 1940 г. Наркомат обороны вместо Ворошилова возглавил ставший Маршалом Советского Союза Тимошенко. Б.М. Шапошников, 7 мая 1940 г. также получивший высшее воинское звание, в августе был вынужден «за компанию» оставить свой пост.

Лично к Борису Михайловичу претензий нет, заметил Сталин в личной беседе с военачальником, его прогноз относительно Финляндии полностью оправдался. Но нас не поймут, продолжал советский лидер, если ограничиться заменой лишь наркома обороны. Кроме того, мир должен знать, что уроки конфликта с Финляндией полностью учтены, это важно для того, чтобы произвести на врагов должное впечатление. Шапошникову был предложен пост заместителя наркома обороны.

Несколько слов о характере взаимоотношений Шапошникова с вождем. А.М. Василевский писал по этому поводу: «Когда состоялись мои первые поездки вместе с Борисом Михайловичем в Кремль, первые встречи с членами Политбюро ЦК ВКП(б) и лично со Сталиным, я имел возможность убедиться, что Шапошников пользовался там особым уважением. Сталин называл его только по имени и отчеству. Только ему одному разрешал курить в своем рабочем кабинете, а в разговоре с ним никогда не повышал голоса, если и не разделял высказываемой им точки зрения на обсуждаемый вопрос. Но это чисто внешняя сторона их отношений. Главное же заключается в том, что предложения Шапошникова, всегда глубоко продуманные и глубоко аргументированные, как правило, не встречали особых возражений»[196].

«Как правило…» Честный Василевский, писавший свои мемуары в годы фактической реабилитации Сталина, не мог, конечно, напрямую сказать, что вождь не прислушался к Шапошникову не только при принятии плана войны с Финляндией. Не согласился он и с глубоко аргументированным оперативным планом стратегического развертывания Вооруженных Сил, разработанным Генштабом.

Борис Михайлович, говоря о предполагаемом направлении главного удара противника с запада, считал, что «основным наиболее политически выгодным для Германии, а следовательно, и наиболее вероятным является первый вариант ее действий — с развертыванием главных сил немецкой армии к северу от устья реки Сан». Соответственно в плане предлагалось развернуть наши главные силы в полосе от побережья Балтийского моря до Полесья, то есть на участке Северо-Западного и Западного фронтов. Второй вариант действий противника — сосредоточение основных сил к югу от Полесья — также считался возможным, но менее вероятным. Обеспечить южное направление должны были согласно плану также два фронта, но с меньшим количеством сил и средств[197].

Однако Сталин после того, как в сентябре 1940 г. ему доложили план стратегического развертывания, заставил переделать документ в соответствии с личным убеждением. Возможно, участвуй в докладе сам автор главных идей плана — Шапошников, он нашел бы дополнительные аргументы. Но в момент доклада начальником Генштаба был уже К.А. Мерецков. Так или иначе, но наиболее опасным стратегическим направлением было признано юго-западное — Украина, а не западное — Белоруссия, на котором гитлеровское командование в действительности сосредоточило и с началом боев ввело в действие самые мощные сухопутные и воздушные группировки. Это обстоятельство, по справедливому мнению Г.К. Жукова, в первую очередь негативно отразилось на ходе оборонительных действий в начальном периоде войны.

Не было особой идиллии в отношении вождя к Шапошникову и в дальнейшем. Выше уже не раз говорилось о том пагубном скептицизме, с которым в начале войны Сталин, ставший Верховным Главнокомандующим, относился к деятельности Генерального штаба. По его указанию в первый же день 22 июня из центрального аппарата в помощь командующим фронтами была направлена группа ответственных работников, включая начальника Генштаба генерала армии Жукова, его первого заместителя генерал-лейтенанта Ватутина, а также маршала Шапошникова. Генштаб был, по существу, оголен, и, как признавался А.М. Василевский, в тот момент заместитель начальника Оперативного управления, невольно создавалось впечатление, что «мозг армии» в самый ответственный момент оказался предоставленным самому себе. Все решения принимались наверху помимо Генштаба, и он был лишь передаточной инстанцией.

Это положение сохранялось довольно долго и после повторного назначения Шапошникова, датированного 30 июля 1941 г., начальником Генштаба. Как пишет генерал армии С.П. Иванов со слов А.М. Василевского, «в тот период Генеральный штаб не в состоянии был в достаточной мере влиять на выработку крупных решений. Б.М. Шапошников, по его словам, был жестоко травмирован репрессиями, которым подверглись все его соратники… Само отношение Сталина к Генштабу было скептическим, он называл его канцелярией»[198].

Лишь постепенно и далеко не сразу этот важнейший орган управления обрел присущую ему роль, став рабочим (а по сути — интеллектуальным) органом Ставки. Оперативно-стратегическая подготовка Бориса Михайловича была в тот период более совершенной, чем у Георгия Константиновича Жукова, которого он сменил в должности. Но нельзя отрицать, что характер у последнего был куда круче, и Шапошников, конечно, в большей степени устраивал Верховного, нежели неуступчивый Жуков.

ВНОВЬ ВО ГЛАВЕ ГЕНШТАБА

Возвращение Шапошникова к руководству Генеральным штабом сам Жуков оценил кратко и исчерпывающе: «Зная дело Генштаба до тонкостей, он быстро провел ряд организационных мероприятий, способствовавших улучшению работы этого главного рабочего органа Ставки. Большое личное трудолюбие и умение Б.М. Шапошникова работать с людьми оказали заметное влияние на рост общего искусства управления войсками в действующей армии и особенно со стороны Генштаба»[199].

Хорошо знавший Шапошникова и считавший себя его учеником Маршал Советского Союза И.Х. Баграмян составил «самый лаконичный перечень» того, что было сделано Борисом Михайловичем в первые же дни его пребывания на посту начальника Генштаба: восстановление бесперебойной связи с войсками, упорядочение системы управления действиями фронтов и армий с целью придания им целеустремленности и исключения их разрозненности, скорейшее подтягивание резервов из глубины страны, уточнение боевого состава войск действующей армии после жестоких ударов врага и многое другое[200].

Характеризуя работу Бориса Михайловича в этот период, можно выделить несколько ее важнейших результатов. При его прямом участии разрабатывались операции большого масштаба, назовем главную из них — Московскую наступательную операцию, и в это дело маршал вкладывал весь свой полководческий талант и выдающиеся организаторские способности. Далее — он возглавил очень сложный процесс улучшения стратегического руководства войсками. Было срочно разработано и введено в действие положение, которое регламентировало работу фронтовых управлений и управлений Генерального штаба. В штабную службу были внесены планомерность и четкий порядок, что было особенно важно в противоречивой обстановке первых месяцев войны. Боевые донесения и оперативные сводки штабы фронтов теперь передавались в Генштаб не позднее 2 часов ночи ежесуточно, а спешные, особо важные — лично дежурному заместителю начальника Генштаба. Таким образом, удалось обеспечить поток систематической и оперативной информации о положении на фронтах, что было крайне важно для планирования и организации боевых действий в Ставке ВГК и Генеральном штабе.

И наконец, Борис Михайлович много сделал для того, чтобы мало-помалу преодолеть недоверие Сталина к высшим штабам. Будь на месте Шапошникова кто-то другой, менее мудрый и уравновешенный, менее знающий и не столь глубоко мыслящий, переломить ложное мнение Верховного о Генштабе, как о «канцелярии», было бы значительно труднее, а может, и вовсе бесперспективно. Начальник Генштаба ежедневно, а иногда и по нескольку раз в сутки бывал у Верховного Главнокомандующего с докладами. Проходили они тяжело. Раздраженный обстановкой на фронтах, постоянным отступлением войск Красной армии Сталин высказывал резкое недовольство деятельностью Генштаба, часто не желал считаться с объективным характером трудностей, с которыми сталкивались Генштабисты. Главным рычагом, необходимым для улучшения дела, он считал замену руководителей, но такое отношение к кадрам в первые месяцы войны редко давало положительные результаты. В таких условиях Генштаб не мог заработать в полную меру сил, да и сама система обслуживания им Ставки еще только вырабатывалась.

Всем стилем своей деятельности Шапошников преодолевал сталинские предубеждения. Докладывая подготовленную подчиненными и тщательно продуманную им самим информацию, он высказывал аргументированные предложения, на основе которых Ставка затем отдавала директивы. Сталин стал с большим вниманием прислушивался к рекомендациям и мнению Бориса Михайловича. Постепенно Верховный все больше стал придерживаться правила — принимать всякое ответственное решение лишь после предварительного доклада начальника Генштаба.

Но это — повторимся — не гарантировало непременного согласия Сталина с мнением Шапошникова. Вот самый наглядный пример. В январе 1942 г. Ставка ВГК (читай — Сталин) директивно указала провести наступательные операции одновременно на нескольких стратегических направлениях. Учитывая, что для достижения столь масштабной цели не было ни сил, ни средств, Генштаб выступил за переход к активной стратегической обороне, чтобы измотать врага, а затем перейти в наступление. Однако Сталин к этому мнению не прислушался.

Мобилизовав весь свой авторитет в глазах Верховного, Борис Михайлович продолжал делать все возможное, чтобы Генштаб обрел свое истинное место в военной организации воюющей страны. Напряженный, по сути круглосуточный труд привел к резкому обострению болезни. «Сердце сжималось всякий раз, — вспоминал генерал армии С.М. Штеменко, — когда мы видели своего начальника: он непривычно ссутулился, покашливал, но никогда не жаловался. А его умение сохранять выдержку, обходительность просто поражало»[201].

11 мая 1942 г. по личной просьбе Борис Михайлович был освобожден от должности начальника Генерального штаба. На смену учителю пришел ученик — будущий маршал Василевский, по общему признанию, один из наиболее достойных представителей «шапошниковской школы».

Став заместителем наркома обороны, Шапошников курировал деятельность военных академий, разработку новых боевых уставов и наставлений, составление истории Великой Отечественной войны. В июне 1943 г. он возглавил Военную академию Генерального штаба.

Полтора месяца не дожил Борис Михайлович до победы, скончавшись в марте 1945 г. В час его погребения у Кремлевской стены прозвучал траурный салют в двадцать четыре залпа из ста двадцати четырех орудий. Его имя было присвоено Высшим стрелково-тактическим курсам «Выстрел». В истории нашей армии он навечно остался как создатель современной школы Генштабистов.

Загрузка...