Сталь под костюмом (СИ)

Глава 1 — Я бы не назвал это удачей

— Неизвестный контрабандист с окрестностей Нефиса

Когда у тебя резко отнимается рука, ты можешь этого не заметить. Мозг блокирует перегруженные нервные окончания, это называют болевым шоком. После нервная система адаптируется к потоку ощущений и ты начинаешь чувствовать рану. В ее случае, это была жгучая боль от разрыва тканей, вырванных сухожилий и костей. А она была еще совсем ребенком, прочувствовав это на себе. И это было только началом, ведь вместе с рукой она потеряла и всю свою прежнюю беззаботную жизнь, родителей, сестру, да даже от имени пришлось отказаться.

И удивительно, на что способен человек, ведомый лишь страхом и желанием выжить, даже если он юн и неопытен. Бежать и прятаться, именно эти два первобытных порыва привели черноволосую девочку в вентиляционный узел одной из крупных станций на орбите Нефиса, где она обустроило свое небольшое убежище.

За несколько месяцев ребенок может научиться многому, например, запомнить расписание плановых технических обходов, ориентироваться в разветвленной сети воздуховодов системы жизнеобеспечения или найти взаимосвязь между мусорщиками-завсегдатаями местного причала и группой техников-энтузиастов с другого крыла, но при этом даже не запомнить название места и номер станции, где она находится.

Полноценной жизнью это, конечно, не было. Еда и вода давались большим трудом, а о каком-либо комфорте и вовсе речи не шло. Но хуже всего были боли. Врачи, конечно, обработали оторванную конечность и зашили рану со знанием дела, но стоило лишь на мгновение вспомнить тот день, как блеклая тень тех ощущений отзывалась в голове на месте потерянной руки. И этой бледной тени было достаточно, чтобы взвыть и до скрипа стискивать зубы. А забыть этот день было нельзя, он все изменил, и каждый раз всплывал в памяти, когда она слышала ее голос.

“Не надо!”, “Пожалуйста…”, “Я так не могу!”, “Мне больно…”, “Отстаньте от меня!” голос, что был похож на ее собственный, то и дело вопил эти фразы неслышно для людей вокруг. Это пугает, заставляет ощущать себя ненормальной, а потом вызывает боль. Сперва ты вспоминаешь как твоя рука под натиском неведомой силы отделяется, как из тебя начинает хлестать кровь и как маленькая детская ручка лежит окровавленная на полу в вашей с сестрой комнатушке. А потом фантомная боль сменяется на сильную неестественную пульсацию в голове, что спадает только спустя десять-двадцать минут. Но облегчение не приходит, ведь не смотря на все ощущения, тебе хочется снова услышать этот родной голос.

— Гарр, смотри, опять эта девчонка вылезла из своей норы, — двое мужчин в милитаризированном снаряжении сидели на стыке секций двух коридоров на импровизированном кордоне, один из которых высмотрел в сумраке технического закутка детский силуэт.

— Ну вылезла и вылезла, она здесь уже с месяц ошивается.

— Ага, а пару недель назад у нас к товару ноги приделывать кто-то повадился, так что… — мужчина сделал пару шагов со своего поста за листом бронепластин и включил фонарик на под дулом пистолета-пулемета, — Эй! Мелочь! А ну вылазь, разговор есть!

Луч тактического фонаря рассекал сумерки коридора, пока не наткнулся на вжавшуюся в стену девочку. Она тряслась и единственной рукой держалась за обрубок в районе второго плеча. Слезы на щеках отражали падающий свет фонаря и предательски сверкали, пока сама Лотта еле слышно выла сквозь стиснутые зубы. Очередной припадок застал ее врасплох, впрочем, как и незадачливого бойца, что непонимающе застыл на месте.

— Леби, ты чего застыл? — из чистого любопытства спустя минуту подтянулся и второй охранник, но также замер на месте, стоило кинуть взгляд через плечо напарника, — Еб-твою… Че с ней?

— У меня бывшую так от передоза корежило, но… Там еще пена изо рта шла.

— А она че, без руки че-ли?

— Походу… Раньше не замечал. Эй! — мужчина снял фонарик с кольцевого крепления и отпустил оружие болтаться на лямке, чтобы припасть на колено и рассмотреть девчушку поближе, — Ты меня слышишь?

Ответить она могла только кивком. И хоть боль уже стихала, на ее место приходил страх. Так ее еще не ловили ни разу, она не знала, чего ждать.

— Хорошо… Ты… В порядке? Вроде… Перестала трястись…

— Д-д-да… П-просто, рука… Болит, — нервно и тяжело сглатывая пробормотала девочку, отпуская перемотанную культю, чтобы хоть как-то вытереть лицо, но получилось лишь еще сильнее растереть и перемешать грязь с влагой от слез.

— И че нам с тобой делать?

— Д-д-да, не-нечего… Я… Просто п-пойду… — нервный смешок сорвался с ее губ, а рука потянулась к брошенной рядом потертой сумке, явно набитой каким-то барахлом.

И только сейчас оба охранника заметили сумку. В голове обоих промелькнула одна и та же мысль, а взгляд наполнился холодным презрением и подозрением без капли сочувствия.

Одного движение было достаточно, чтобы вырвать сумку из ладони ослабевшей девчонки. Через пару секунд по коридору начала разносится череда звуков соприкосновения различных предметов с металлическим половым покрытием коридора станции пока все содержимое не оказалось вне сумки.

— Много хлама… Есть что из нашего?

— Неа, ничо, мусор все какой-то. О! Сиги! У меня как раз кончились, — стоило мужчине склониться и потянуться за мятой пачкой, как его запястье мгновенно обхватили девичьи пальцы и сжали так сильно, насколько могли.

— Не трогай! — голос Лотты звучал максимально напряженно и даже в какой-то мере грозно, а заплаканные минутой назад глаза налились чистой яростью, — Они мои! Не отдам!

Двое вооруженных мужчин снова оказались в ситуации полного непонимания происходящего, пускай один из них рефлекторно и вжал дуло своего оружие в девочку, но даже не снял его с предохранителя.

— Малая, ты че?!

— Не дури, нам тебя шлепнуть, что высморкаться.

— Шлепай! Не отдам! — с трудом, но рука мужчины поддалась и была сдвинута в сторону, после чего девица резко отпустила запястье, схватила пачку и затолкала ее в один из карманов подранной куртки, что была ей явно не по размеру, — Мне за них пайку обещали, и две бутылки воды. А я два дня уже ничего нормально не ела!

И будто бы ни в чем не бывало, даже не замечая ствол автомата у своего плеча, с выражением максимального отвращения она принялась собирать барахло в выпотрошенную ранее сумку.

— Да гонишь. Знаю я вас, на жалость все давить молодцы… — вяло отмахнувшись, отстранился мужчина и сплюнул на пол куда-то в сторону. Второй тем временем отвел автомат в сторону и принялась просто наблюдать, как однорукая девица пытается уместить вещи в сумку.

— Да ладно тебе, Леби, она вроде не из шайки, что возле порта трется. Там я одноруких не помню.

— Просто ты не куришь. Тебе не понять, нам еще тут четыре часа пастись, а я пустой! Я, падла, нервным из-за этого становлюсь. А лабаз ближайший сам знаешь где.

— Дашь десятку, могу смотаться, — короткая тихая, еле слышная фраза заставила обоих мужчин вновь удивленно посмотреть на бродяжку, — через десять минут будет, только если за рюкзаком присмотрите. Как раз вам гарантия, что не кину.

— А… А давай! Только чего нормального, и полную пачку!

— Тогда пятнадцать.

— Грабеж!

— Так я же не воровать их буду. А хорошие дороже стоят, сам знаешь.

Неловкая пауза, разбавляемая только лязгом и шуршанем вещей, что никак не хотели укладываться в сумку, окончилась через минуту, когда один из мужчин протянул пару купюр в сторону девочки.

Одиннадцать с половиной минут. Ровно столько юной Шарлотте потребовалось, чтобы миновать несколько секций станции по техническим коммуникациям туда и обратно. Если идти по основным коридорами, то путь составил бы не менее получаса ускоренным шагом, и это при минимальной загруженности лифтов и ключевых шлюзов между секциями.

— Твое курево, — детская рука просто в какой-то момент выглянула из-за бронепластины, держа двумя пальцами заветную пачку. Бойцы не заметили ее приближения, были слишком увлечены диалогом о недавних событиях и личных похождениях последних дней.

— И правда, десять минут, не обманула! — Леби жадно выхватил пачку и принялся потрошить пластиковую пайку, чтобы как можно быстрее добраться до столь желанного никотина, — твой рюкзак там…

— Да, у технической решетки, я видела.

— Глазастая какая. Может ты еще и видела, кто ящики с нашего тайника подтаскивает?

— Может и видела…

В коридоре повисло молчание, раздираемое лишь гулом ламп под потолком и ленивым шелестом лопостей вентиляционной системы, доносящихся сквозь технические переборки между стенами. Щелчок зажигалки, глубокий вдох под треск зажигающейся сигареты и полный удовлетворения выдох спустя несколько секунд.

— А вот это уже интересно. Кто эта падла? Мы ведь именно из-за нее тут торчим целыми циклами.

— А что мне за это будет?

— Наше большое человеческое спасибо?

— Не впечатляет.

— Полтинник?

— Полтос.

— Наглеешь.

— Ладно. Двести пятьдесят и пяток пайков. Видела, вам выдают в дозор.

— Сотка, четыре пайка и… Отдам свой рюкзак с потайным карманом.

— Изолированный?!

— Ага.

— Согласна, — девица выглянула из-за бронелиста с протянутой рукой, — только сперва вещи. Потом все что знаю скажу. И… Еще вам понадобится ломик.

Она не знала имен и не могла описать лица, но знала, что эти двое ребят стоят караулят перекресток впустую, ведь старая станция полна потайными ходами и прорехами в межкорпусных перегородках. Тайник был расположен хорошо, в изолированном боксе, только вот старый технический шлюз в прошлом заварен какими-то дилетантами и для знающих людей был лишь дополнительным проходом с другой стороны. Достаточно вставить ломик в паз механизма экстренного открытия двери и приложить силу, чтобы шлюзовая дверь открыла проход шириной почти в метр.

— Ты точно не видела лица? — двое мужчин и девчонка без руки стояли напротив раскрытого шлюза после пяти минут борьбы со старым механизмом, а вокруг аккуратно были расставлены армированные ящики разной степени защищенности.

— Не, света в тоннелях нет. Включается только при обходах и сирене.

— И ты, значится, все это время знала о проходе?

— Только когда они его в первый раз вскрывали. По шахтам хорошо звуки расходятся. Они много пыхтели и матерились.

— Ох… Ну что. Будем ловушки ставить?

— Да, больше ничего не остается. Закроем все, поставим пару растяжек электрошоковых. Ящики экранированы, им ничего не будет. Потом скажем боссу, что тут все заварить надо.

— Думаю, они через циклов пять-шесть повторят. Может раньше. В последнее время чаще ходили. Они громко по шахтам идут, ботинки тяжелые.

— А если мы тебе передатчик дадим, ты сможешь нас предупредить?

— Ну-у-у… Если в тоннелях буду… А… А мне как-то надо и по своим делам. Кушать то хочется каждый день. А тут сидеть придется, прям как вам, в дозоре.

— Что хочешь?

— Коробку пайков и воды… Бутылок десять. И… Что-нибудь от боли…

— Еда и вода будет. А от боли, если все хорошо пройдет, попробуем договориться с костоправом нашим, может сможет тебя посмотреть. Идет?

***

Налет на тайник планировался через пять циклов. Подвыпивший механик из дока проболтался, что с такими ящиками таскались залетные ребята с грузовоза, что регулярно швартовался в местном порту и стоял 1–2 цикла строго по расписанию. Преступление было идеальным, воровать товар у контрабандистов и сразу же улетать, при этом никто и не заподозрит, что пара не местных ребят знаю о старых ходах. Но старина Оливер всех заложил, стоило лишь пригрозить свежей бутылкой спиртового дистиллята, которого очень недоставало в его разогретом организме. Только вот сообщать новости своим новым знакомым девочка не спешила, это было лишним, они ведь даже толком и не познакомились, да и в сделку эта информация не входила.

Они их взяли, двое мужчин лежали лицами в пол, придавленные сверху тяжелыми ботинками и дулами автоматов. По телу одного до сих пор пробегали судороги после высоковольтного нелетального разряда электрической ловушки. Второй ощущал только боль и тепло собственной крови, что сочилась из рваной раны в районе виска. Не самое лучшее зрелище для маленькой девочки, но Шарлотта уже видела людей с оружием и их жестокость в деле. Она не боялась, наблюдая из-за угла, как одни мужчины доказывают свое превосходство над другими. Страшно стало лишь в момент, когда на ее детское плечико сзади опустилась мужская ладонь.

— А ты кто такая? С ними? — спокойный и размеренный голос внушал неприятное чувство, не было понятно, что он вкладывает в свои слова, он был скуп на эмоции, от него веяло холодом.

— А? Нет… Я… — инстинктивное движение в сторону, чтобы вырваться, разорвать дистанцию, но ее даже не думали удерживать, человеку в официальном костюме это было не нужно, он не привык действовать силой, — Я помогала… Гансу и… Лейбу?

— Гарру. Гарру и Лейбу, — мужчина бросил быстрый взгляд в коридор, просто удостовериться, что подчиненные справляются, после чего перевел все свое внимание обратно на неизвестную переменную в своей схеме, что вжалась в стену коридора и взирала на него с инстинктивным опасением и непониманием, — не думал, что моим подчиненным нужна помощь… От кого-то вроде тебя. Неужели они настолько некомпетентны?

— В-вы просто поставили смотреть их… Не с той стороны.

— А ты, значится, знаешь мою территорию лучше меня?

— Я… Я… Ну… Мне просто… Повезло? Тут приметила… Т-там заметила…

— Ха! — на лице мужчины впервые за все время проступили эмоции, это была жутковатая, но очень искренняя ухмылка, — Я бы не назвал это удачей. Что же, будем знакомы, меня зовут Йозеф, и это мои люди. Это моя секция. А ты… Можешь поработать на меня. Тебе нужен доктор, насколько я знаю, а без кредитов и документов ты так и будешь страдать от фантомных болей, — он протянул руку и в тусклом освещении коридора из-под манжета рубашки блеснул металл биотического имплантата, несколько пальцев на его руках были заменены.

— Д-джессика, — девочка протянула руку в ответ, — а что вы предлагаете? Я… Не много чего умею…