Стальной конвой

Немного отдохнуть

Эшелоны растянулись от Слюдянки до станции Байкал на путях старинной Кругобайкальской железной дороги. После труднейшего перехода, с боями и потерями в Бердске, Кемерово, Тайге, Междуреченске, Новосибирске Набоков решил дать отдых бойцам. Почти два месяца они бились в Кузбассе с неизвестными злобными животными, перекрывшими путь на восток. По мнению ветеринаров и биолога, вскрывавших убитых зверьков, это были очень изменившиеся лисицы.

Лаврентьев припомнил, что когда-то, очень давно, в новосибирском институте цитологии с ними ставили эксперименты, пытались очеловечить, привить навыки общения с людьми. Сейчас они полностью властвовали на территории в четырёхугольнике Барнаул — Новосибирск — Юрга — Артышта. У них были даже свои фермы, где содержались захваченные ими животные. Их бывшие лисы откармливали, видимо, на убой. По всем признакам, на Земле появился новый разумный, но чуждый человеку вид. Но разбираться с ними было пока некогда.

Сейчас, в июне, на южном берегу Байкала, походники приходили в себя. Около двух сотен раненых в боях с лисицами грелись на солнце, успокаивали нервы. У всех проявились симптомы болезни, в марте описанной ханом Батырбаем — болели суставы, отекали руки и ноги. После многих исследований врачи конвоя пришли к выводу, что это симптомы чинги — зверовой цинги. Покусанных кололи антибиотиками, укутывали повязками, пропитанными содой. Про компрессы им подсказали абаканцы. В благодатной минусинской котловине, несмотря на соседство с опасными лисами, вполне процветали местные жители, и те, кто успел убежать к ним от боевых зверьков. Они нашли достаточно простой способ охраниться от них. Лисы не переносили электричество. Даже находиться вблизи от проводов и кабелей под напряжением они не могли. Лет пятнадцать назад, когда звери ещё только набирали силу, проволокой, с пропущенным через неё током, опутали границы. Поставки электроэнергии шли с Саяно-Шушенской ГЭС. Вообще, на востоке за адским квадратом Новосибирска шла вполне нормальная, спокойная жизнь. Походники даже позавидовали местной благодати.

В Красноярске им рассказали, что они было наладили общение с Братском и Иркутском, но последние года четыре оттуда никто не приходил. По мнению красноярцев, тамошние жители перебрались на Дальний Восток, поближе к океану. Такое мнение бытовало. После переговоров и они, и абаканцы, и тувинские нойоны дали добро на заключение союза с Евразией. Всего, по примерным подсчётам штаба Сибирской Экспедиции, здесь проживало около ста тысяч человек.

Чтобы не обременять их нежданным постоем, Набоков увел эшелоны в Иркутск. Сейчас, в прибайкальских сосновых борах, походники поправляли здоровье. Два «Фантомаса» пробежались до Улан-Удэ. Людей там, как и на линии Тайшет — Иркутск, не было. Везде царило полное безлюдье. Хотя следов пребывания человека было множество и сравнительно недавних. Вертолёты несколько раз проходили над южным берегом гигантского озера, но так никого и не заметили. Потом комендант запретил полёты, чтобы экономить топливо.

В конце июня решили заканчивать с отдыхом и собираться в путь. Двадцать поездов готовились к последнему, как полагали походники, маршруту на Дальний Восток. Первого июля «Кама», «Чёрный бык», «Фантомас-1», «Крупа-2», «Спальник-2» и «Мотор» выдвинулись на Улан-Удэ. Вечером к ним прилетели «Горыныч» и «Дракон». Остальные эшелоны должны были тронуться через неделю.

Разгром

Слева плескались байкальские волны, справа поднимались горы Хамар-Дабана. Свежий после ночного дождя воздух врывался в открытые окна эшелонов. Поезда шли рядом, по параллельным путям, проложенным почти на берегу Байкала, поэтому и потери стали практически двойными. Железнодорожные мосты взорвались, когда эшелоны проходили по ним. Стальные фермы, разорванные могучей силой тротила, разлетелись в стороны. На переезде от Байкальска до Мурино эшелоны попали в засаду. Справа сверху, с бывшей автострады «Байкал» внезапно обрушился плотный пушечно-пулемётный огонь. Снаряды безоткатных орудий корёжили вагонные бока, невидимые потоки пуль стегали по тепловозам, по бойницам. Грохот взрывов, дробный стук свинца о сталь разнеслись над Байкалом. Кусты, подлесок и множество ветвей на деревьях, отделявших трассы от железной дороги, мгновенно выкосило. Лес в одночасье стал голым. На эшелоны как будто дунул кто-то могучий и бросил на них бурю из обломанных веток, листьев, иголок, снарядов и пуль. Прижатые к озеру, лишённые всякого манёвра, составы оказались в тяжелейшей ситуации. На поезде тяжёлого вооружения «Мортира» бросились было к системе залпового огня «Прима», но командир закричал: «Всем залечь! Огонь!!!». Развернуть установку никто бы не успел, тем более спустить на землю «Тюльпаны». Артиллеристы прятались за вагонами, рельсами, камнями на берегу. Они попытались вести ответную стрельбу из автоматов, пулемётов, но были быстро подавлены превосходящей огневой мощью неизвестного врага. Спрятаться всем тоже не удалось. С близкого расстояния, сверху, их закидывали гранатами. Вскоре вагоны загорелись. Дважды раненный, в ногу и голову, Иван Иванович, командир «Мортиры», с трудом выбросившийся на насыпь, приказал всем бежать подальше. Его заместитель, самый старый артиллерист Евразии, мёртвый, лежал рядом. Взрывом гранаты ему оторвало руку по плечо. Пламя охватило вагоны с боеприпасами. Тепловоз, отброшенный взрывом тротила в озеро, тоже загорелся. Выскочить из него машинист с помощником и кинологом так и не успели.

Артиллерийские башни на двух «Фантомасах», четырёхстволки в их кабинах и пулемёты развернулись в сторону берега и открыли шквальный огонь по невидимому, скрывавшемуся в густых зарослях противнику. Их оранжевый собрат, лёгкий бронепоезд, получивший боевое крещение ещё зимой, под Кунгуром, валялся на боку. Фугас разорвался прямо под его средним вагоном. Немногие уцелевшие из экипажа пытались вылезти наружу, но были тут же скошены огнём.

Комброн «Урала» Сева Курилович, задремавший было в командном посту, пробудился от звонких ударов по бортам, будто в них лопатами кто-то быстро и много швырял гальку. Едва он открыл глаза, как кумулятивный снаряд прожёг дыру в дальнем конце вагона. Быстро подвинув в сторону окуляры перископа, Курилович скинул задвижку с бронелюка и высунулся наружу. Грохот, свист пуль и снарядов из безоткатных горных пушек, огонь. Командир рухнул вниз.

— Всем расчётам! — закричал он, отжав тангету громкой связи. — Пушки на три часа! Огонь по команде! Готовсь!!!

Артиллеристы ещё до этой команды уже зарядили двухсотмиллиметровые пушки и сейчас прокручивали стволы, наводя их в упор на лес, поливающий их огнём. Кумулятивные снаряды выжигали вагоны, дико кричали раненые и обожжённые. Чтобы бронепоезд не опрокинуло при такой стрельбе, когда пушки развёрнуты под углом девяносто градусов по ходу состава, необходимо было установить упоры, стальные укосины, но времени на это не осталось. Курилович ещё на миг выглянул в люк, увидел, что орудия смотрят в сторону гор, и прокричал в микрофон:

— Огонь!!!!!

Многометровое пламя вырвалось из пушечных жерл, громадные снаряды со спрятанной внутри чудовищной разрушительной силой помчались в сторону стоящих на берегу Байкала гор Хамар-Дабана. До них было всего сто-двести метров. Смятый выстрелами воздух мощно ударил по прятавшимся на берегу нападавшим. Почти всех их подкинуло на месте и разбросало. Тут же взорвались вонзившиеся в горы снаряды. От них рухнули земля, камни и лес вниз, на бывшую автостраду, засыпая неизвестных стрелков. И в это же время по берегу разнеслась ударная волна этого залпа «Урала», завершая разрушение. Стрельба на отрезке метров триста-четыреста затихла вовсе. Некому стало палить.

Но артиллерийские выстрелы в упор оказались гибельными для тяжёлого бронепоезда. Дружная отдача и почти одномоментная с ней ударная волна, отражённая горами, опрокинули его в Байкал. «Урал» горел — обстрел бронебойно-зажигательными снарядами сделал своё дело. Рядом с ним полыхал медицинский поезд «Таблетка». Выскочившие из него врачи тащили на себе пакеты, баулы, инструменты, кто что успел схватить. Они и раненые, могущие передвигаться самостоятельно, отбрели подальше в воду подальше от жара и брели в сторону Байкальска. Озеро бурлило от пуль и осколков, шедшие в нём то и дело падали, получая всё новые ранения.

Однако самоубийственные залпы «Урала» заметно ослабили огонь нападавших. К тому же они вызвали несколько небольших обвалов. Стрельба стала не такой активной.

Но тут начали рваться боеприпасы, хранившиеся на «Мортире». Куски вагонов, осколки снарядов, обломки рельсов, шпал, стальные колёса, всё это разлеталось на сотни метров. Взрывами разворотило берег и железнодорожные пути. Вода озера вскипала фонтанчиками. Куски металла выкашивали деревья и кусты. Место боя стало заволакивать чёрным удушливым дымом. Он лез в горло, обжигал глаза, выдавливая из них слёзы. Люди, отбежав подальше в воду, ныряли в неё, укрываясь от гибели.

Почти сразу за «Мортирой» взорвались боезапасы «Урала». Воды Байкала зашипели от падающих в них раскалённых осколков. Но этого никто не слышал, в ушах сражающихся стоял грохот и лязг.

Разрывы снарядов опрокинули один из «Фантомасов». Его стащило с путей. Один из дизель-вагонов продырявило, как сито. Броневагон с артбашнями смялся в лепёшку.

Через несколько минут после нападения заработали дымогенераторы конвоя. День был безветренный, и вскоре прибрежная полоса окуталась чёрными клубами. Сквозь них прорывались оранжевые всплески разрывов. Однако стрельба стихла не сразу, наоборот, в темноте очереди застучали чаще, но вскоре огонь прекратился. Неведомый противник тоже воспользовался завесой, понимая, что походники не видят их из-за дыма и под его прикрытием отступил, по возможности забрав своих раненых и убитых. Во всяком случае, стрелки, высадившиеся из «Спальника», десантники с других поездов, не нашли сначала ни одного тела из числа врагов.

Дождавшись, когда дым немного разойдётся, и утихнет канонада, бойцы бросились прочёсывать заброшенную автостраду и склоны гор, выходящие на Байкал. Но с этим пришлось повременить. Лес, спускавшийся к озеру, горел. Похоже было, что огню, возникшему во время боя, помогли разгореться. Деревья заполыхали широкой полосой. Уцелевшие поезда спешно откатывались в сторону Байкальска. Стрелки, спустившиеся вниз, на берег, к железнодорожным путям искать раненых, не выдержав высоких температур, отступили в озеро. Им пришлось зайти в воду почти по горло, так был силен жар.

Потери от внезапного, хорошо продуманного нападения были огромны. В строю остался только один лёгкий бронепоезд «Фантомас-4», погибли «Урал» и «Мортира» — основная ударная сила конвоя. Сгорел медицинский эшелон. В топливном составе оказались пробитыми четыре цистерны, вытекшие из них бензин и солярка загорелись, от этого вспыхнул один из поездов с продовольствием и снаряжением. Без повреждений оказались только «Спальник-1», «Киянка» и «Акбаст», шедшие последними. Из четырёх вертолётов, хранившихся разобранными на платформах «Клумбы», два были серьёзно попорчены. Погибли почти все расчёты артиллеристов, уцелели очень немногие. Они успели выбраться по воде, когда составы загорелись. После того, как подобрали раненых, уже на закате дня, эшелоны вернулись в Слюдянку.

— Здоровыми у нас осталось 429 человек, — итожил Набоков вечером. — Более двухсот раненых и триста погибших. И пятьсот наших в Улан-Удэ. Живы они? Или тоже в засаду угодили? Из четырнадцати составов здесь осталось восемь, пять из них повреждены. Разгром, что тут скажешь. Не меньше месяца — двух придётся в себя приходить, восстанавливать технику, ждать, когда люди поправятся. Кто же это был? Абаканцы, красноярцы, тувинцы или кто-то ещё? Надо круговую оборону занимать. Как бы зимовать здесь не пришлось. Ладно, сейчас главное, наших из Улан-Удэ вытащить.

— Я послал шесть разведгрупп осмотреть место боя, — начальник штаба Меньшиков провёл ладонями по щекам и откинув голову назад, устало выдохнул. — Пройдут до Мурино. Останутся в секретах. Вокруг стоянки выставлены посты.

— Иона, что с вертолётами? — повернулся к Заббарову Набоков. — Если не сегодня, то завтра с рассветом надо отправить хоть один в Улан-Удэ.

— Сделаем, — коротко ответил «вертолётный царь». — Ночи сейчас короткие, экипажи я отправил отдыхать, но к утру и «Ястреб» и «Юнкерс» будут готовы. Уже сняты с платформ, идёт сборка. Потом займёмся «Вороном» и «Центавром».

Раненых устроили в бывшей слюдянкинской больнице. Её трёхэтажное здание со следами синей краски на стенах находилось рядом со станцией. Во время месячной стоянки больницу немного отремонтировали, поэтому минимальные удобства у раненых были. Уцелевшие врачи сбивались с ног, занимаясь десятками тяжёлых ранений и повреждений. Было плохо и потому, что почти все лекарства и препараты сгорели в «Таблетке». Довольствовались тем, что собрали аптечки из всех вагонов каждого поезда и вытряхнули из них всё, что могло пригодиться.

По приказу Набокова постами перекрыли все возможные подходы к станции. На сопках у Слюдянки выставили наблюдателей.

Командиры обсуждали, что делать дальше. Склонились к мнению, что необходимо выяснить силы и возможности неизвестного противника. И узнать, кто это!!!

— Если это небольшая группировка, — начальник штаба Меньшиков посмотрел в глаза Набокову. — То мы с ней справимся и пройдём дальше, восстановив пути, тем более, что тщательность здесь не нужна. Поезда по-прежнему стоят на воздухе. Неизвестные существа ещё не покинули нас. Если же дорога окажется непроходимой из-за сопротивления противника, надо пробовать обход по БАМу, через Братск. С предварительной разведкой, конечно. Сейчас предлагаю создать здесь укреплённый лагерь, доставить пригодное вооружение с разбитых поездов, восстанавливать силы. Если же пройти на восток не удастся, вернуться обратно на Урал.

— Я думаю, что нашим в Улан-Удэ надо сообщить о возможности прохода к нам по БАМу, — прохрипел контуженный в шею комброн «Фантомаса» Адам Зейдлиц. — Будем надеяться, что противник не атакует их сегодня ночью.

— Всё ясно, командиры, — Набоков осмотрел присутствующих. — Принимаю решение. Распыляться не будем. Все остаёмся пока здесь. Ведём усиленную разведку, пешую и воздушную. Чиним пути. Если их не удастся восстановить в случае активного сопротивления противника, идём на БАМ. Завтра, кровь из носу, вертолётчики должны найти наших в Улан-Удэ. Пусть разведают ситуацию со своей стороны. Избегать столкновений, беречь людей! Если соединиться не получится здесь, тоже пусть прорываются на БАМ. Стрелков достаточно для охраны? — обратился он к начальнику штаба. — Если не хватит, командирам поездов выделить людей. Освободить от нарядов медиков, механиков, артиллеристов, пилотов. И ещё. Сергей, — он глянул на Меньшикова. — Возьми людей, надо могилы копать, — начальник штаба кивнул. Руслан потёр подбородок, помолчал секунду, поднял голову и спросил: — Вопросы?

Все промолчали, Руслан встал, за ним поднялись остальные и разошлись по своим эшелонам. Забот сегодня хватало у всех. Такого разгрома бывалые бойцы конвоя не испытывали давно. Надо было ободрить подчинённых и позаботиться о раненых, приготовлении пищи, обеспечении боеприпасами и заняться прочими военными делами. И рыть могилы, последний окоп для погибших товарищей.

После полуночи, Львова, как-то незаметно и даже естественно обосновавшаяся в вагоне Набокова, сообщила ему, забежавшему за табаком, сногсшибательную новость.

— Ты читал отчёт о первой беседе с Данияром, шаманом Батырбая? — спросила она.

— Вот была ты нормальным контрразведчиком, и вопросы задавала нормально, — Руслан усмехнулся. — А сейчас сразу видно, женщина домашняя. Начала нудить, читал, не читал. Знаешь ведь, что читал! Говори, что хотела, быстро только. Даже не говори, а докладывай!

Татьяна Сергеевна вздёрнулась, хотела сдерзить в ответ, но сдержалась. Набоков сразу её предупредил, что если возникнет хоть тень скандала или выяснения отношений, вылетит моментом, раз, распрощается с контрразведкой, два, и отправится домой, три.

— Короче, Рустик, — Львова улыбнулась. — Данияр тогда заявил, что у Манжуры нет души. К этому. Когда вернулись «Фантомасы», возившие Батырбая в Казань, и мы двинулись из Омска, мне передали почту. Разобрать я её не успела до конца. Потом не до этого было. Забыла. В общем, сегодня утром, когда только вышли из Слюдянки, я вскрыла пакет от моего казанского начальника.

Женщина вздохнула и нерешительно посмотрела на Руслана.

— Не раздражай меня, — усмехнулся он. — Мне что, угадывать надо содержимое пакета? Не хочешь, не говори, я пошёл, у меня дела.

— Нет, нет, — Львова схватила его за рукав брезентовой, прожженной на плече куртки. — Дело в том, что Манжура не человек, а создание викингов.

Набоков оторопело посмотрел на неё. Но привыкнув ничему не удивляться, он положил руки на плечи Татьяны и усадил её на диван.

— Говори, — потребовал он.

В пакете, так поздно вскрытым Львовой, была информация о создании в лондонских лабораториях существ, идентичных людям с помощью объёмного принтера. Руслан тут же взял сообщение и прочёл.

— Думаешь, он этот, витапринт? — сморщившись, спросил он.

— Да, — ответила Львова. — И сегодня без него не обошлось. Это предположение, но оно верно на девяносто процентов. Его поведение об этом говорит. Равнодушие, желание быть одному, незнание своего прошлого. А в то, что его контузили чуды-юды, я не верю.

— А где он?

— Манжура с лошадьми в «Чёрном Быке» в Улан-Удэ. Данияр за ним присматривает.

Набоков как-то криво сел на диван, свесив руки с зажатой в пальцах бумагой. Усталость, гнев, ярость, злость от сегодняшнего разгрома забушевали в нём. Надо успокоиться, Руслан знал себя. Перетерпеть эмоции, не пороть горячку. Он отвечает за людей. Три сотни которых погибли сегодня, и по его вине, как командира.

— Завтра подумаем, нельзя по запарке решения принимать, — приоткрылись на секунду его сухие губы, он встал, сунул сообщение Татьяне и вышел из купе.

Чей вертолёт?

Солнце уже показалось, раскинув мягкий свет в прозрачном воздухе Сибири, когда «Ястреб» раскрутил винты и взял курс на восток. В кармане лётной куртки командира вертолёта лежал пакет с запиской Набокова пехотному начальнику Гилёву, командиру группировки в Улан-Удэ. Руслан вкратце сообщал ему о бое, потерях и велел аккуратно, очень внимательно и осторожно подойти к Мурино, и помочь в восстановлении железной дороги. Также там было распоряжение об установлении негласного контроля за Николаем Манжурой.

«Ястреб» шёл над Байкалом, примерно в километре от берега, вскоре справа показалось место вчерашнего боя, там ещё дымились обломки вагонов и тепловозов. Правый пилот вглядывался в разорванный взрывами берег, где-то там, он знал, скрывались разведдозоры. Но никого заметить не удалось.

— Хорошо маскируются парни, — он поднял взгляд и увидел невдалеке, над горным хребтом характерный силуэт вертолёта. — Опа! А что это наших туда занесло? Командир, справа кто-то из наших вертушек.

Командир «Ястреба» вгляделся в приближающийся вертолёт и щёлкнул кнопкой, переключаясь на внешнюю связь.

— «Клумба», «Клумба», я «Ястреб»! Я «Ястреб»! — забубнил он. — На траверзе Выдрино заметил вертушку, идёт к нам со стороны гор.

— «Ястреб», я «Горыныч»! — услышал командир в ответ. — Иду к вам, но по морю. С гор чужой вертолёт!

Слепящее восходящее солнце помешало пилотам увидеть «Горыныча», летевшего к ним навстречу. А с него прекрасно разглядели оба вертолёта возле Выдрино.

— «Ястреб»! Вас атакуют! — раздался крик по рации. — Наблюдаю сход ракет!

Не отвечая, командир «Ястреба», уже и сам заметивший вспышку и дымный след, начал отстрел тепловых ловушек.

— Делай «воронку», «Ястреб»! — «Горыныч» начал манёвр, когда вертолёты идут по кругу вокруг цели. По часовой стрелке, правыми бортами внутрь воображаемой окружности.

«Ястреб» набирал высоту, с концов его крыла, на котором пока бесполезно висели кассеты с НУРСами, беспрерывно сыпались раскалённые тепловые ловушки. Первый раз его пилоты видели, как они действуют. Несколько вражеских ракет ушли за ними вниз, к Байкалу, но одна всё-таки настигла вертолёт. Она воткнулась в хвостовую балку, но почему-то не взорвалась. «Ястреб» дёрнулся от удара и его начало медленно разворачивать. Ракета ещё не выработала топливо и толкала вертушку по кругу. Тут же броня кабины завибрировала под ударами пушечных снарядов. Неизвестные летуны подобрались на дистанцию беспромашного огня. Рулевой винт «Ястреба» остановился, вертолёт начало крутить в воздухе.

— Да что же это! — закричал командир, пытаясь удержать вертушку. Правый пилот и борттехник палили по врагу из носовой пушки и бортового пулемёта, когда тот попадал в зону обстрела. Толку от этого не было.

Но безнаказанный расстрел длился недолго. На неизвестную вертушку обрушились трассеры с подоспевшего «Горыныча».

— Уходи к берегу! — услышал командир «Ястреба».

— Что у вас? Я «Клумба»! Что происходит?!

— Сдохните, белые твари!

— Садись на берег, тяни, братан! На, получай, скотина!

— Вы сдохните, белые твари!

— Держитесь. Идите к берегу, к Мурино, туда вышел «Фантомас». Прикроет вас.

— «Ястреб», держись! Держись!

Повреждённая вертушка, размахивая хвостом, то приподнимаясь, то снижаясь, шла к берегу, на котором виднелись дома бывшего села Выдрино. Командир высматривал место, где лучше совершить посадку, если вообще она получится. Решил тянуть на берег речки, впадавшей здесь в Байкал. На левом берегу места вроде было побольше, вертушка, болтаясь, как пьяная, потащилась туда.

А за ним, над озером, сверкая бешено крутящимися лопастями в лучах восходящего солнца, бились вертолёты. У обоих с крыльев текли потоки тепловых ловушек; попавшие на них, как на крючок, стремительные хищные ракеты разрывались, исходя на осколки, валившиеся вниз и будоражившие спокойную гладь Байкала.

Трассирующие пушечные снаряды рисовали в прозрачном утреннем воздухе странные пунктирные узоры, перекрещиваясь меж собой и заканчивая полёт то в воде, то буравя берег. Иногда они высекали кусты искр из машин противника. Вертолёты содрогались, но надёжная броня держала удары. Однако защита, хотя и сработанная на совесть, имела пределы прочности. Пилоты пытались занять позицию со стороны солнца, чтобы ослепить врага, и постоянно маневрируя, постепенно уходили вдаль от берега и вверх. Командир «Горыныча» резко сбросил обороты, отчего вертолёт моментально просел вниз на пару десятков метров. Тут же круто задрал нос, и развернувшись градусов на сорок вправо, посадил на прицелы пушек брюхо врага. Но противник тоже был грамотным лётчиком. Как только «Горыныч» упал вниз, он ринулся вперёд и вверх, уходя на мёртвую петлю. Пушечная очередь прошла мимо. «Горыныч» потерял врага из виду, но помня железное правило «кто выше, тот и вернётся домой», пошёл в набор высоты. Борттехник из окна пассажирской кабины заметил противника, спускавшегося по пологой дуге сзади, заходя в хвост. Командир, получив от него сообщение, выругался. На разворот времени не было, и он погнал «Горыныча» на бочку. Вертолёты разошлись на несколько сот метров в разные стороны, при этом «Горыныч» оказался немного выше. Пытаясь нарастить преимущество, его командир начал подъём по спирали. Враг его не видел, и борттехник, опрокинув ствол пулемёта вниз, открыл огонь.

Подбитый «Ястреб» рухнул на землю, буквально в паре метров от воды, взбудоражив её вращающимся винтом. Посадка была довольно жёсткой, но самортизировали вмиг раздувшиеся резиновые подушки под брюхом, и никто из экипажа не пострадал. Но тут же кабину тряхнуло и повалило вперёд. Ещё работающие лопасти ударились о землю. Во все стороны полетели песок и галька. Пилоты невольно зажмурились, когда фонтаны грязи ударили в лобовое стекло. Переломанный винт ещё вращался, содрогая вертолёт. Экипаж быстро расстёгивал ремни, освобождаясь из кресел. Борттехник дёрнул за чеку пиропатрона, чёткий сухой взрыв, и дверь легко вынесло. Все, пригибаясь, выскочили из кабины, отбежали подальше и осмотрелись. Рулевой винт на отломившейся хвостовой балке лежал в воде. Пахло сильно разогретым маслом из разорванных маслопроводов. Оно тонкой струйкой сочилось в речку, расходясь по ней радужными пятнами. В прозрачной воде видно было, как любопытные рыбки сунулись к ним, но тут же развернулись и скрылись.

— Видимо, ракета эта всё-таки взорвалась при посадке, — правый пилот глянул на обломки лопастей несущего винта и качнул головой. — Вот и оторвала нам хвост.

— Ну что, техник, рванёт горючее? — командир прищурясь, посмотрел в сторону Байкала, где вдалеке едва виднелись поединщики. Потом перевёл взгляд на берег. Людей не было видно. — Как бы НУРСы не долбанули у нас. Чадит наша птичка.

Ракеты, собранные в стальных пучках под крыльями, с одной стороны зарылись в песок. Подвесные пушки при посадке воткнулись дулами в берег, при этом крепления повредились и сейчас скорострелки, почти вырванные из замков, торчали почти вертикально из земли. Носовое орудие свернуло набок, да так, что искривился ствол.

Борттехник, не отвечая на вопрос, осторожно потянул носом, почесал верхними зубами нижнюю губу и залез обратно в кабину. Через минуту он выглянул и молча протянул пилотам автоматы. Те подошли и взяли оружие. Тут же техник сунул им разгрузки, набитые магазинами с патронами и гранатами.

— Надо пулемёт снять, — крикнул он изнутри. Правый пилот глянул на командира, тот кивнул и правак полез помогать.

«Горыныч» умудрился пробить броню противника удачной пушечной очередью, тот задымил и набирая высоту, понёсся к берегу, уходя из боя. Но «Горыныч» преследовать его не стал, у него в бою оказалось повреждено управление. Поэтому он, демонстрируя агрессивность и позицию победителя, выстрелил остатками ракет в сторону подбитого и сам потихоньку поплёлся в ту же сторону.

— Идёт, гад! — командир щёлкнул предохранителем и принялся выцеливать идущий на приличной высоте неизвестный, но такой задиристый вертолёт. На шум автоматной пальбы из кабины выскочили борттехник с правым пилотом. Но они пострелять уже не успели. Дымящая машина прошла над руслом реки, делившей посёлок пополам, и скрылась за горами.

Подрагивая, очень мягко и не спеша, «Горыныч» приземлился метрах в пятидесяти от разбитого «Ястреба». Лопасти остановились. Из кабины выскочил командир.

— Лихо он нас потрепал, — он сплюнул. — Вот паскуда! Связь есть? Рация у нас накрылась.

Борттехник «Ястреба» помотал головой.

— Рация вдребезги, — он тоже сплюнул. — Уходить надо.

— Это откуда он взялся? — командир «Горыныча» посмотрел в сторону гор. Развернулся к ястребовцам: — А чего вы вчера не прибыли? Нас и послали разузнать.

— А мы к вам потому и пошли, чтобы рассказать, — правый пилот «Ястреба» вздохнул. — Разбили наше войско вчера неподалёку отсюда. Вдребезги разгромили. Я такого с Самарской Луки не помню.

— Ну-ка, расскажи, — экипаж «Горыныча» подошёл к коллегам. — Как это разгромили?

Вдруг из посёлка донеслась стрельба. Кто-то лупил длинными очередями, не жалея патронов. Ухнул взрыв, другой, третий.

— Запускайся! — командир «Ястреба» глянул на коллегу. — Уходить надо.

Рядом вжикнули пули, в речку вонзилась граната, водой от взрыва окатило вертолётчиков. Те как очнулись, и бросились к «Горынычу».

На правом берегу речки, метрах в четырехстах от них появились фигурки людей — с автоматами в руках, пригибаясь, они бежали к вертушкам.

Ночные гости

Вертолётчики бросились к «Горынычу». Ситуация непонятная, а в таком случае надо уносить ноги, а разбираться в безопасном месте. Потом.

Бежавшие к ним люди замахали руками, но пилоты уже завели ещё не остывший движок вертолёта. Лопасти закрутились, кабина задрожала, и «Горыныч» медленно поднялся вверх и тут же, развернувшись, полетел над озером, уходя подальше от неизвестных автоматчиков. Быстро пройдя вдоль берега, вертушка вскоре приземлилась в Слюдянке.

— Вот это новость! — Набоков поцокал языком. — Вертолёт неизвестный, «сдохните, белые твари»! Да это, никак, чёрные викинги объявились. Надо базу у них искать, раз, и срочно связь с нашими в Улан-Удэ, два. Иона, когда «Юнкерс» вернётся?

— Вместе с «Фантомасом», — вертолётный царь, похудевший и очень усталый, сидел в мягком кресле салона «Акбаста». — Я как услышал про нападение, забыл, что они в Братск ушли, БАМ смотреть, вызываю их, команды даю, а они не слышат, потому что далеко.

Зейдлиц с повязкой на шее, отчего он не мог поворачивать голову, а разворачивался сразу всем туловищем, что-то просипел. Его не поняли. Он взял карандаш и написал на листе бумаги большими буквами — ПВО. «Фантомас» ушёл на Братск сегодня без командира, его знобило и трясло.

— А ведь точно! Спасибо, Адам, — Набоков сплёл пальцы. — Отвыкли. Значит, так. Немедленно всех оповестить о наличии у врагов, как минимум одного вертолёта. Быть бдительными. Оборудовать заставы противовоздушной обороны. Сколько у нас комплексов этих из Омска осталось?

Иона прищурился, вспоминая и наконец произнёс: «Тридцать шесть».

— Отлично, — комендант конвоя коротко и мощно выдохнул. — Значит, так. Серёжа, — обратился он к Меньшикову. — Прямо сейчас определи как минимум три-четыре поста ПВО. Зенитный комплекс, пулемёт, наблюдатель. Впрочем, ты в курсе, можайское побоище не забыл ещё, наверно. Иона, чини «Горыныча». Он вместе с «Юнкерсом» на Улан-Удэ пойдёт. Придётся нам здесь лагерь строить, видимо, хочешь, не хочешь. Попали нам не хмаринские бандиты и даже не лисички кусачие, а серьёзные враги. А наших-то как предупредить? Как до Омска хотя бы добраться? Через Кузбасс как то пробраться надо. Разберёмся, думаю. Ладно, мужики. Задачи на сегодня поставлены. Вечером, в десять собираемся здесь же.

Вечер принёс плохие новости. Экипаж «Юнкерса», прикрывавшего лёгкий бронепоезд, сообщил, что плотина гидроэлектростанции в Братске разрушена. Железнодорожные пути проходили как раз по ней. Путь на Байкало-Амурскую магистраль оказался отрезанным. Ближе к темноте пришли связные от разведгрупп, работавших в Мурино. По их словам, пройдя до Выдрино, они вступили в огневой контакт с подразделением чёрных викингов.

Когда на совещании Набоков довёл эту информацию до командиров, те даже не удивились.

— Идти дальше на восток без тщательной глубокой разведки не имеет смысла, — высказался начальник штаба Меньшиков. Он не спал уже вторые сутки, щёки впали, покрасневшие глаза часто моргали и слезились. — Надо переговорить с абаканцами и красноярцами. Нойонов тоже привлечь. Викинги ведь никого не пощадят.

Его поддержал ранее отмалчивавшийся на всех совещаниях командир топливного поезда Скоробогач. Оставшийся за Гилёва его заместитель Ершов, в неизменной белой кубанке на голове, стукнул кулаком по столу.

— Главное, наших из Улан-Удэ вытащить! — почти крикнул он. — Может, их в живых-то уже нет.

Завязалась дискуссия. Зейдлиц что-то сипел, остальные ругались в полный голос, выплёскивая усталость и злость. Вдруг у молчавшего Меньшикова упала на грудь голова, он покачнулся на стуле и рухнул на пол.

— Уснул наш начштаба, — здоровяк Скоробогач легко поднял худощавого Сергея, огляделся и уложил его на диван у стенки. — Пусть поспит, намаялся за два дня шибко он.

Все утихли. Набоков, смотревший, как укладывают Меньшикова, прикусил верхнюю губу. Потом поднял голову, набрал воздуха и шумно выдохнул.

— Вот что я предлагаю, — он придвинул к себе лист бумаги и начал писать. — Завтра «Спальник» идёт до Мурино. Высаживает там сорок человек. Они осматривают местность. Доходят до Выдрино. Это наш район. Укрепляемся там. За два-три дня мужики должны обшарить прилегающие горы и лес. Расставим везде наряды и секреты. После этого приступаем к ремонту путей. Дальше, завтра днём Меньшиков, — Набоков невольно глянул на спящего начштаба, — так вот, он на «Фантомасе» идёт в Красноярск. Их бойцы нам в этой ситуации не нужны, но надо, чтобы они были готовы к нападению. Викинги не шутят. Потом, «Горыныч» и «Юнкерс» идут на Улан-Удэ. Прямо с утра. Иона, проследи, чтобы отдохнули экипажи. Сейчас главное — соединиться с отрядом Гилёва. А потом уже можно строить планы. Замечания, предложения?

Контуженный Зейдлиц подтянул к себе бумагу и начеркал на ней: «В Мурино боеприпасы целые поискать надо. Не всё же сгорело и взорвалось». Набоков прочёл, кивнул и ознакомил с записью Ершова. Потомственный кубанский казак, которому завтра предстояло вести «Спальник», воскликнул: «Конечно! Само собой! Сделаем, Адам!»

На этом совещание кончилось. Все отправились отдыхать. Набоков вышел покурить. На берегу горело несколько костров, возле больницы постукивал генератор. Вот ещё забота, — подумал комендант. — Если тут застрянем надолго, топливо надо брать где-то. Или на зимовку в Иркутск идти? Там потеплее будет. Стоп. А ведь в Иркутске ГЭС тоже взорвана.

Комендант задумался. Он вспомнил, как в Красноярске ему говорили, что иркутяне пользуются гидроэлектростанцией. Что же тут произошло?

Вернувшись в вагон, Набоков вытащил карту и разложил её на столе. На Ангаре четыре ГЭС — Усть-Илимская, Богучанская, Братская и Иркутская. Двух уже нет. А если викинги пришли сюда по воде? Судов у них всегда было достаточно, и моряки они неплохие. Прошли северными морями до Енисея, там в Ангару. Взорвали плотины и поднялись к Байкалу. Новая напасть. Костры! Их отлично видно с воды.

Набоков выскочил из вагона и пробежался до конца поезда, где размещался штаб патрулей. Начальник караула получил приказ немедленно загасить все огни, а в больнице срочно завесить все окна. Пока Слюдянка не погрузилась во тьму, Руслан не зашёл в свой вагон. Он даже залез на крышу и внимательно осмотрел весь посёлок, укрывшийся в темноте. Сейчас ночного обстрела со стороны озера можно было не опасаться. Набоков умылся холодной водой, чтобы побыстрей уснуть и устроился на диване в салон-вагоне. Раздеваться он не стал, только стянул сапоги и завалился на диван, сунув под голову цветастую подушку. На соседнем диване беззвучно спал Меньшиков, иногда постанывая и покряхтывая.

Стрелки разошлись по вагонам, отдыхать, караульные заняли свои места на берегу, и подступах к Слюдянке. Боря Милютин вместе с контрразведчиком Рамзаном и волкодавом Грэем разместились под сооружённым днём навесом из старых досок и ржавых железных листов. Метрах в трёхстах справа и слева от них примерно в таких же убежищах сидели соседние секреты.

— Спи пока, Рамзан, — Боря уселся поудобней. — Я часика через три-четыре тебя подниму. Вдвоём-то таращиться толку нет, да и Меньшиков приказал по очереди отдыхать. Ты, поди, отвык в своей конторе по ночам не спать.

— У нас ночью самая работа, — многозначительно ответил напарник и умостился на притащенных днём из домов одеялах. — Только я могу захрапеть.

— Храпеть на посту не положено, — Милютин хмыкнул. — Придётся тебя тихо зарезать тогда. Чтобы месторасположение наше не выдать врагам.

— Какой ты серьёзный, — Рамзан помолчал. — Ладно, уговорил, не буду я храпеть.

— Спи давай, не болтай.

Сначала, сразу после наступления темноты, лёгкий ветерок тянул с Байкала, было зябко. Потом настала полная тишина. Боря поглядывал в небо, где среди повисших туч мелькали звёзды и прислушивался. Ноги затекли от сидения и бывший пограничник, не вставая, выпрямил их и принялся поочередно напрягать мышцы на них. Свернувшийся клубочком Грэй уловил движение и дёрнул хвостом — Боря не увидел, но почувствовал прикосновение шерсти к руке.

— Спи, собачка, спи, — прошептал он и начал тихонько двигать мышцами на спине, груди, покачивать головой в стороны. Растёр лицо руками и осторожно откинулся на дощатую стену, она чуть слышно скрипнула. Боря затих. Тишина стояла полная. Где-то вдалеке, в посёлке что-то быстро лязгнуло и внезапный звук резко ударил по ушам. Вскоре он растаял, и вновь всё затихло.

Вдруг до Милютина донёсся шорох воды на прибрежной гальке. Это шуршали песчинки, сталкиваясь меж собой в маленьких водоворотиках. Боря прислушался, наклонился вбок, высунувшись из-под навеса, послюнил пальцы и поднял их вверх. Никакого движения воздуха не было. А плеск набегавших волн повторился. Караульный протянул руку, нащупал тонкий провод, и аккуратно пару раз дёрнул за него. Он знал, что привязанный на другом конце колокольчик насторожит дежурную группу, располагавшуюся метрах в четырёхстах от берега. Зашевелился Грэй, учуяв волнение пограничника. Бесшумно сел на одеялах Рамзан. Боря в темноте нащупал его руку и пожал запястье — не двигайся!

Волна зашуршала по берегу, и что-то заскрипело на воде. Грэй напрягся. Донеслись едва слышные быстрые шлепки. И снова всё затихло. Захрустела галька, кто-то вышел из воды! Милютин, уже державший в одной руке ракетницу, другой подтолкнул волкодава вперёд и выстрелив вверх, тут же укрылся за бетонным блоком, служившим передней стенкой навеса. Зависшая на парашютике ракета высветила несколько застывших фигур на берегу. Белая молния Грэя свалила одну из них и сразу пёс, прокусив неизвестному горло, бросился в сторону. Умная собака знала, что сейчас здесь станет тесно от пуль. У приплывших была отменная реакция. Едва Боря задёрнул руку с ракетницей за укрытие, как по бетонному блоку ударила автоматная очередь. Рамзан бросил на берег гранату, в это же время кто-то из нападавших короткой очередью разнёс медленно снижающуюся ракету. Но Милютин успел заметить на воде, метрах в десяти от берега, ещё одну лодку, с которой прыгали в воду люди в чёрном. С момента выстрела из ракетницы прошло буквально несколько секунд и берег озарился яркими вспышками выстрелов. Грохот пальбы, визг рикошетов от бетона, железа, шумные всплески воды, взрывы гранат. Тут взлетели ещё две ракеты, потом ещё сразу штук пять. Прибрежную полосу осветило, как днём, ярким химическим огнём, заплясали, задергались на песке и гальке чьи-то тени. Стрельба стихла. Ударил свет двух прожекторов, установленных вдоль берега. Милютин осторожно высунулся из-под навеса. На воде покачивались три лодки, недалеко лежали несколько тел.

— Грэй, смотри! — скомандовал Боря. Появившийся неизвестно откуда пёс подскочил к лежащим и обнюхал их. На двоих он рыкнул и отскочил. Рамзан выскочил и схватив одного из них за ногу, оттащил в сторону. Быстро связал руки, потом также поступил с другим.

В свете прожекторов караульные собрали покойников, вытащили на берег лодки. Окончив работу, разошлись по своим местам. Боря глянул на часы — половина третьего. И тут с Байкала донёсся нарастающий шелест. Миг, и пограничник кинулся на землю, по пути сбив с ног Рамзана. Метрах в ста от берега поднялся фонтан выброшенной разрывом снаряда воды. Сразу погасли прожектора. Со стороны озера прилетело ещё несколько снарядов, не причинивших вреда никому, и обстрел закончился. Когда рассвело, водная поверхность была пуста.

Итогом ночного боя стали три раненых пленника. Двое были без сознания, один, со слепым пулевым ранением в шею, только морщился от боли. Глаза у него закатывались, идти он не мог, всё время валился набок. Контрразведчики унесли их сами. Трупы ночных диверсантов разложили на грузовом пандусе станции.

Где Гилёв?

На зорьке два вертолёта ушли в Улан-Удэ. Вернувшийся с Братска «Юнкерс» и срочно отремонтированный «Горыныч» шли на максимальной высоте, пилоты сторожко наблюдали за небом. Задача была — во что бы то ни стало прорваться к Гилёву и вернуться обратно.

Выставленные возле Выдрино заставы уже вступили в огневые контакты с викингами. Ершов не атаковал, а пытался выведать силы противника. Его бойцы сняли с разрушенного «Ястреба» пулемёты и другое вооружение. Восстанавливать же пути под огнём возможности не было. Набокова тревожило и то, что со стороны Улан-Удэ никто не подходил. Комендант предполагал, что группа Гилёва уже разгромлена, захвачена врасплох. Командиры конвоя сомневались в этом. Пехотный начальник был старый, опытнейший боец, и всегда настороже.

— Тогда почему он не послал лёгкий бронепоезд или любой паровоз к нам? — хмуро спросил Набоков на утреннем совете. — Ведь должен он предполагать, что беда какая-то произошла. Мы вовремя не пришли, вертолёт к нему не вернулся. Вполне достаточно оснований для беспокойства. Сутки ни слуху, ни духу. Ладно, узнаем скоро всё. Что пленные говорят? — он обратился к Львовой.

Начальник контрразведки встала, держа в руках несколько исписанных мелким аккуратным почерком листов бумаги.

— Викинги здесь уже четыре года, — Татьяна Сергеевна посмотрела на командиров, опустила взгляд на листы и продолжила доклад. — Их экспедиция имеет цель пройти на Тибет, где в ожидании друзей и соратников спит великий Конан-Амра, отец викингов. Флотилия пришла по Енисею из северных морей. Взорвали все гидроэлектростанции на Ангаре, прошли в Байкал. Предварительно высаживали десант, уничтожали на берегах местное население.

— Так вот почему в Иркутске пусто! — пристукнул кулаком по столу Скоробогач. — Они вырезали всех!

Львова кивнула, подтверждая, и продолжила.

— Основные силы они высадили здесь, в Слюдянке, — контрразведчица водила взглядом по строчкам. — В пешем порядке и на привезённых автомобилях ушли по тракту на озеро Хубсугул. Флотилия выбрала стоянкой Усть-Баргузин. Одно из требований их командования не поднимать большого шума до обнаружения Конана. Поэтому они не занимались набегами, а несли исключительно сторожевую службу. На Тибет экспедиция ушла только в прошлом году, до этого возили кораблями припасы. Ну, и заодно резали всех, кто попадался на глаза. Основная база у них на Хубсугуле. Также припасы есть в Усть-Баргузине. Нас они засекли, как только мы показались возле Иркутска. Рассудив, что поезда пойдут дальше, устроили засаду на берегу и ждали. Сейчас принято решение уничтожить нас здесь, в Слюдянке и группу Гилёва в Улан-Удэ.

— Почему они Гилёва не расхлопали на переходе? — просипел Адам Зейдлиц.

— Решили, что тот никуда не денется, а гораздо заманчивей разбить основной конвой, — Львова подняла голову и посмотрела на комброна. Его всё ещё трясло, контузия никак не отпускала. Татьяна Сергеевна перевела взгляд на смотревшего мимо всех, в открытое окно Набокова, с закушенной нижней губой и стала читать дальше: — Сейчас в Усть-Баргузине четырнадцать кораблей. Четыре военных, «Вулверин» какой-то большой и ещё три, поменьше, остальные транспортно-пассажирские. Ночной набег имел целью вывести из строя все поезда. Также на сегодня у них запланировано уничтожение группы Гилёва. Доклад закончила.

— Так что же мужики из Красноярска не знали, что ли, что четыре года здесь чёрные болтаются? — вскипел Скоробогач. — Тут же рядом всё! И нам ничего не сказали!

— Что шумишь напрасно? Успокойся. Виноватых ищут бюрократы, а нам надо решать и действовать, — Набоков сморщившись, махнул рукой на горячего командира «Бочки». — К тому же от Красноярска до того же Братска тысяча километров. Кто туда поедет? И сам вспомни, когда обживаться сами начали, много мы соседями интересовались? Люди всегда живут своими внутренними проблемами и заботами, а что за забором творится, их не интересует. Если бы нас работорговцы, а потом чёрные не потревожили, тоже бы сидели на месте, не таскались бы по России и Сибири. Да и не важно это сейчас.

Набоков встал и начал медленно прохаживаться по салону, заложив руки за спину и покачивая корпусом. Залетевшая в окно оса прожужжала рядом, он не обратил внимания.

— Мнения какие есть? — спросил он, развернувшись к коллегам.

— Ардальона надо выручать, — откашлявшись, произнёс Заббаров. Он крепко сдружился с Гилёвым во время похода. — Прорываться через Выдрино, другого пути нет.

— Нельзя оставлять в тылу викингов, — возразил Зейдлиц. — У нас к тому же раненых не одна сотня. Да и железная дорога разрушена. Всё завалено. Это дня четыре-пять на очистку уйдёт. Да и бои там идут.

Командиры заговорили все враз. Ситуация была аховая. Враг был впереди, перекрыв Транссиб, враг был в сопках, окружавших Слюдянку, враг был на воде. Даже если прорваться дальше на восток, была опасность, что викинги опустошат Красноярск, Абакан и захватят всё пространство от Байкала до Кузбасса.

— Зря я приказал «Мотору» с Гилёвцым идти, без плавсредств остались. Сколько лодок у нас на ходу? — спросил Набоков у командира ремонтного поезда «Киянка» Степана Ушакова. — Вы в июне чинили моторы для рыбалки и те лодки, что здесь нашли.

Огромный, с промасленными, не отмывающимися уже руками Ушаков задумался и считая, пошевелил губами.

— Ну, исправных плавсредств где-то штук двадцать, это с моторами, — он не спеша поскрёб у себя под носом, задрав глаза на потолок. — Из них двенадцать маленькие и восемь баркасов. Мы их перед отходом в ангар сложили и движки законсервировали. Примерно человек сто они возьмут.

— Принимаю решение, — Набоков выпрямился. — От нас до Усть-Баргузина триста вёрст. Прямо сейчас спускаем лодки на воду. Они идут на север, и ночью нападают на флотилию викингов. Погода штилевая стоит, идти вдоль берега. Считаю, что нам необходимо вывести из строя корабли противника. Одной заботой станет меньше. Поскольку Ершов сейчас держит викингов у Выдрино, Меньшиков ушёл в Красноярск, командовать налётом поручаю тебе, товарищ Скоробогач. Думаю, что викинги не ждут нас сегодня, да ещё со стороны моря. Командиров прошу выделить людей. Степан, — он повернулся к Ушакову. — Своих механиков дашь в набег, может, удастся захватить целыми корабли. Задача ясна? Сейчас девять утра. В одиннадцать лодки должны уйти. Что с ранеными у нас? — Набоков глянул на главврача.

— Шестьдесят два нетраспортабельны, в тяжёлом состоянии, — устало ответил тот. — Прогноз по ним неясен. Остальные вроде поправляются.

— Поход прекращаю, — объявил Набоков внезапно. — Будем готовиться к зимовке. Первоочередные задачи — разгром вражеского флота, связь с Гилёвым, который, думаю, не пропадёт. Он просто права такого не имеет. Необходимо блокировать викингам выход на Байкал, а оттуда к северным морям. К тому же, не забывайте, где-то на юге идут конные калмыки. Поэтому, ставлю боевую задачу — сосредоточить все усилия на полном уничтожении вражеской экспедиции. И думать, как связаться с Омском или Батырбаем. Вопросы есть? Вопросов нет, исполняйте.

Ближе к полудню флотилия разномастных моторок вышла из залива возле Слюдянки. Восемь баркасов тащили за собой на буксире несамоходные лодки, заставленные бочками с бензином.

Вскоре вереница судов скрылась за мысом. Через несколько минут после этого, над Байкалом появились вертолёты. «Горыныч» и «Юнкерс» вернулись из Улан-Удэ.

Приземлившись, командиры вертушек немедленно побежали к Набокову. Они доложили, что группа Гилёва сегодня была атакована чёрными викингами. Эшелоны вынуждены отступить из Улан-Удэ на Читу. «Юнкерсу» удалось приземлиться и его командир встретился с Гилёвым. Пехотный начальник велел передать коменданту, что атаку он ждал. Но викинги, умелые и закалённые бойцы, сумели вытеснить его из города на восток. Он уходит в Читу, где и будет ждать конвой. Во время боя разбит поезд «Крупа-2», он оставлен в Улан-Удэ. Кроме того, утеряна связь с «Фантомасом-1», ушедшим на юг в разведку.

Выслушав доклад, Набоков приказал вертолётам, прижимаясь к берегу, не попадаясь на глаза противнику, сопровождать до наступления сумерек флотилию лодок, потом вернуться обратно.

Сходили прогуляться

За день до того, как на берегу Байкала неизвестные бойцы разгромили эшелоны Сибирской Экспедиции, в Улан-Удэ решили прокатиться до Гусиного Озера. Комброн «Фантомаса» Сергей Пустэко, наслушавшись разговоров Якова Седых о несметных запасах боеприпасов, хранящихся в арсеналах на его берегу, не выдержал и пришёл к Гилёву.

Пехотный начальник пил чай с луковыми булочками за откидным столиком в своём купе.

— Как вкусно пахнет, — принюхался комброн Пустэко. — Вроде и позавтракал, а снова аппетит проснулся. Здравия желаю, с добрым утром!

— Никакой дисциплины нет, — поморщился глава оперативной группы. — Сначала нюхается, потом приветствует. Почему сапоги не чищены? А где пилотка?

Лихой бронекомандир раньше, как и все, тихонько подсмеивался над склонным к жёсткой дисциплине Гилёвым. Но за два дня под его командой шутить уже разучился. Как-то ненавязчиво, но быстро тот сумел заставить уважать его требования.

— Виноват! — Пустэко вытянулся и прижал растопыренные ладони к бёдрам. — Можно обратиться?

— Можно Машку за ляжку, козу на возу, — Гилёв дёрнул носом, глядя на пародию стойки «смирно» и отпил из огромной кружки тёмного стекла. — В армии разрешения спрашивают.

— Виноват! — немного выбитый из колеи комброн замолчал, вспоминая, зачем пришёл.

Пехотный начальник кушал булочки, запивая их чаем и молчал. Его большая, наголо стриженая голова потихоньку покрывалась капельками пота. Гилёв сдёрнул со стенного держака зелёное полотенчико и промокнул им голову. На секунду замер в движениях, раздумывая, и вытер заодно и покрасневшее лицо. Опустошив кружку, он, прищурив один глаз, заглянул в неё, подумал и взяв алюминиевый двухлитровый чайник, из чьего носика шёл лёгкий пар, наполнил её вновь темно-жёлтым отваром шиповника.

— Разрешите мне съездить на разведку складов с боеприпасами, — наконец-то разродился Пустэко.

Гилёв отхлёбывал чай и не моргая, смотрел на вспотевшего комброна. Тот немного расслабился и чуть ссутулился, ладони соскользнули с бёдер вперёд. Гилёв нахмурился. Пустэко вновь выпрямился и вдруг понял, что начальник ждёт от него разъяснения.

— На берегу Гусиного озера есть огромные арсеналы с боеприпасами, — чётко произнёс он, вжав пальцы в бёдра, чтобы они не болтались и не нарушали стойку «смирно». — Разрешите со своей десантной командой и взводом стрелков пройти туда и посмотреть, что к чему.

— Когда планируете вернуться? — Гилёв отставил кружку, и надев очки с толстыми стёклами, взял со столика записную книжку в синей обложке, листанул её: — Завтра в двенадцать часов планируется прибытие эшелонов. Простоим здесь до вечера и тронемся.

— Так мы вернёмся уже, — Пустэко расслабился было, но тут же снова выпрямил спину. — Так мы сегодня и обратно же.

— Даю добро, — Гилёв снял очки и аккуратно уложил в коричневую очечницу. — Когда намерены отправиться? Какой взвод берёте?

— Сабирова, — ответил комброн.

— Хорошо. Но. Перед отправкой зайдёте ко мне, в чистых сапогах, пилотке и доложите, что к чему. Ясно?

— Так точно, можно, то есть, разрешите мне идти?

— Идите.

Сергей вывалился из купе, аккуратно прикрыл за собой дверь, помотал головой, выдохнул и побежал к Сабирову — тот квартировал в соседнем вагоне «Спальника».

Гилёв согласился отпустить «Фантомаса» не за боеприпасами, он не верил, что там может быть что-то ценное. А разведка южной ветки железной дороги не помешает. Допив чай, он смёл крошки со стола на ладонь, вытряхнул их в открытое окно и высунув наружу голову, не торопясь осмотрел бивак своей группы. «Ипподром, звериная команда, а не военный лагерь», — печально подумал грозный командир. Всадники разминали своих лошадей, пуская их на обширном лугу возле поездов то рысью, то шагом. Под вагонами, скрываясь от жары, дремали огромные волкодавы. Меж них пристроился с десяток разномастных псов, взятых на борт в Екатеринбурге. Трёхцветная кошка («Богатка» — вспомнил её кличку Гилёв), вызывающе подняв хвост, не спеша прошла мимо дремлющих собак. Один из волкодавов открыл глаза, проводил ими Богатку и снова уронил морду на прохладные бетонные шпалы. Где-то в синем небе кружили коршуны, высматривая добычу. Одновременно с охотой, Гилёв сам распорядился, они присматривали за обстановкой и должны были предупредить в случае чего. Вскоре к нему зашли командир «Мотора», главный кинолог Никитин, Ирек Галимов и флагманский механик конвоя Николай Борисович со своими проблемами. На заглянувшего в двери Серёгу Пустэко Гилёв махнул рукой и тот, обрадованный, умчался. Через пару минут «Фантомас» двинулся на юг, к Гусиному озеру.

Истории Закидона

Пустые казематы пахли сыростью и застарелым холодом. Стрелки пробежались в подземельях и кроме обломков, отвалившихся от почерневших бетонных стен и проржавевших рельс, ничего не нашли. По углам ползали чёрные матовые жуки, питавшиеся, видимо, плесенью.

Выйдя на свежий воздух, мужики осмотрелись. Недалеко плескалось озеро. Лучи солнца дробились на его мелких волнах.

— Чего делать будем? — Пустэко подобрал палочку и счищал ею прилипшую грязь с сапог.

— Лучше чисти, — Сабиров закурил самокрутку. — Гилёв шутить не любит.

Стоявшие неподалёку Седых и Ринат ухмыльнулись. Комброн выругался и отбросил палочку.

— Маньяком стану сапожным скоро, — Пустэко вздохнул. — Чтобы мне обидно не было, заставлю своих обувь драить утром и вечером.

Слушавшие разговор десантники с «Фантомаса» переглянулись и глянули на свои сапоги.

— Вот, вот, — комброн повернулся к ним. — Что мне, одному страдать? Запомните, товарищи бойцы, чистая обувь — чистая душа. И никак иначе. Думаю, надо перекусить, порыбалить, да и обратно двигать. Никого здесь нет, дома в посёлке пустые, огороды заросли.

— Рыбалить, так рыбалить, — кто-то из десантников оглянулся на чёрный проём заброшенных арсеналов и быстрым шагом отправился к бронепоезду. За ним потянулись остальные.

На берегу озера горели костры, в котелках варилась уха, мужики наливали потихоньку по маленькой. На «Фантомасе», на той стороне вагонов, что обращена к солнцу, сушились две сетки-бредня. Хозяйственный Альбертыч, напросившийся в разведку, осмотрев их, качал головой, найдя несколько дырок — придётся опять штопать. По берегу бродили чайки, подбираясь к месту, где чистили выловленную рыбу. Заметив это, на них бросились два взятых с собой волкодава. Чайки взмыли в небо, покружились, и дождавшись, когда собаки вернутся к кострам, вновь приземлились на прежнее место, клевать выброшенные внутренности.

Вася Лицигер слопал двух варёных судаков, выпил около двух литров рыбной юшки с караваем душистого хлеба, закусил всё это кучкой свежезакопчённых окуней и прилёг отдохнуть на бережку, кинув под себя ватную, простёганную куртку.

— Вы мне рыбки ещё оставьте, — попросил он и задремал. Около одного из костров поддавший Закидон рассказывал о службе в армии в далёкие времена.

— Я в десантно-штурмовой бригаде долг Родине отдавал, — вещал старик, покуривая трубку. — В самоволку к подружке ушёл, возвращаюсь в часть, а там дежурный меня подпалил. Я бежать, он за мной. Я быстро тогда бегал, а он чемпион России по офицерскому многоборью оказался. Заловил меня этот капитан. Поскольку этот залёт у меня не первый был, и начальству я надоел, списали меня из ВДВ. Осталось полгода служить, и направили меня на флот. Угодил на подводную лодку атомную.

Слушатели, сидевшие на вросших в песок брёвнах, молчали, и верили Закидону. Никто из них не знал, как служили раньше и никогда не видели атомной субмарины.

— И попал я сразу, ещё форму морскую даже не успел получить, в автономное плавание, — продолжал заливать старичина. — А какая разница? У них тельняшки, у нас тельняшки. Так и потопал по морям. Идём мы на глубине двести метров в Саргассовом море, и вдруг, — Закидон взял паузу и осмотрел всех напряжённым взглядом, видимо, вновь переживая эпизод из своей юности. — Водоросли на винт намотались. Встала наша подлодка. Висим над глубиной Мирового океана. Конечно, если реактор работает, и продукты есть, то пару лет так провисеть сможем — и воды и воздуха хватит. Но. Надо выполнять боевую задачу! Обойти незаметно для американцев вокруг света. Вызывает меня к себе командир подлодки и ставит задачу. Ты, говорит, десантник, то есть безбашенный воин. И потому и Родина, и я, и вся наша страна ждут от тебя подвига. Ну, подвиги я любил. Чё надо, спрашиваю? В общем, одели на меня акваланг, дали топор и через торпедный аппарат, это такие трубы в подводной лодке, через них торпеды наружу выбрасывают, меня и протолкали. Я, как вылез, верёвкой привязался, чтобы не унесло куда подальше и к винту. А он весь в водорослях. Они плотные, толстые, американские. Я их топором разрубил, пару раз винт вручную провернул, потом за верёвку дёрнул, меня обратно затащили и двинулись мы дальше, боевую задачу выполнять. Мне за это значок дали «Отличник подводных войск». А потом американцы нас всё-таки засекли. Слышим, по корпусу снаружи что-то барабанит. А это они лучами специальными по нам стучали. Но это полбеды. Ушлые были эти американцы, сумели шум винта нашего засечь. А это всё, труба, никак не скажешь. Так и мотались несколько часов, как иголка с ниткой, куды мы, туды и они. Корабли специальные, противолодочные. Надо от них отрываться, конспирацию соблюдать. Подводные походы это, мужики, государственная тайна. Вот сейчас, говорите, есть государство снова, значит, и тайны тоже будут. Командир наш умный был мужик, прокоцанный такой, мама, не горюй! Он, как мне говорили, три года назад до нашего похода, тоже, под водой, подкрался на своей подлодке к американской субмарине, и снял с неё прямо на ходу перископ. Они его снаружи оставили, а наш не побрезговал. Ладно. Сейчас-то что делать? Командир мрачный такой сидел, сидел, потом вскочил и командует: «Глуши движок!». Ну, машину остановили. Подлодка встала, опять, значит, висим в Мировом океане. Американцы над нами стоят. А что им? Знают, что мы никуда не денемся. Ожидают, чтоб за нами по звуку винта пойти следом и секретную нашу боевую задачу вынюхать. Я смотрю, механики забегали по подлодке туда-сюда, трубы какие-то таскают, дрель проволокли. Что-то пролязгало, прошипело и вдруг по громкой связи: «Слушать в отсеках! Вёсла на воду!» Оказывается, механики из труб вёсла смастерили, дырки в бортах просверлили и наружу их высунули. Чтоб вода не попала внутрь, резиновые прокладки поставили. И мы так тихонько, тихонько на вёслах и ушли. Тяжело, конечно, под водой грести, подлодка тяжелушшая, сотни тонн весит, но надо. Надо, чтобы задачу боевую выполнить.

Стрелки завздыхали, понимая, как сложно было в старые времена справляться с противником. Стрелки на часах докатились до четырёх, практически все последовали примеру Васи Лицигера и прилегли отдохнуть. Слегка поддавший Данияр беседовал с Манжурой о смысле жизни. Тот зевал и скучал. Ему было всё равно, как и всегда. На озеро он поехал, когда шаман предложил ему прогуляться. Не так давно, пристально наблюдавший за Манжурой Данияр прямо заявил тому, что у него нет души. Николай только пожал плечами. После встряски на Камской ГЭС, когда он повстречался с камами, его эмоции пошли на убыль. Врачи и учёные, каждый день, за исключением тех, на которые выпадали боевые столкновения, наблюдавшие за ним, вынесли вердикт «эмоционально стабилен». Такой диагноз выставлялся сумасшедшим, равнодушным ко всему. Но Манжура не был таким. По мнению Данияра, душа Николая где-то запропала, а почему он живёт, неизвестно. Учёные пытались связать этот парадокс с появлением камов, но как, на каком основании, никто не понимал.

— Кама, это камская река, — говорил Данияр на одном из совещаний с учёными. — Они всегда переправляют по ней души. И вдруг, часть камов всё бросает и идут с вами. Они стали частично видимы, частично ощутимы. Почему? Зачем? То, что они разместились между железом вагонов и железом рельсов, неудивительно. Этот металл самый сильный в мире. И насколько мне известно, в реке Каме уровень железа во много раз выше, чем в других реках. Но почему они идут с нами? Почему Манжура без души, а живой?

Других учёных волновали вопросы практического использования камов, или чудо-юдов, как их прозвали сначала. Для подъёма тяжестей, для транспортировки грузов и так далее. Естественно, думали, как применить камов в военных целях. А слова Данияра про отсутствие души у Манжуры считали неподтверждённой гипотезой.

Сейчас, сонно щурясь на солнышке, шаман всё пытался выглядеть у своего подопечного хоть частичку души. У всех, кого он только не встречал в жизни, и людей, и животных, и даже рыб и деревьев, светлое свечение окутывало голову или верхушку. У Манжуры ничего не светилось. Данияр плюнул и побрёл к костру, где, воровато оглядываясь по сторонам, Яков Седых разливал по маленькой.

Выставленные часовые позёвывали, озирая окрестности. Пустэко решил выдвигаться ближе к темноте. С утра десантники с «Фантомаса» выставили в озере пяток мерёж. И чем дольше они простоят, полагал комброн, тем больше рыбы в них попадётся. Очень Сергей любил вяленую рыбку. Особенно он уважал синца. К тому же Пустэко не терял надежды, что главмех конвоя сдержит слово и соберёт пивоваренный агрегат. Николай Борисович просил помочь с чертежами, и потому комброн обшаривал все книжные магазины в попадавшихся на пути городах. Но нужной книги с инструкцией, как правильно сварить пиво, до сих ему не попалось. Однако, несмотря на это, пользуясь случаем, вяленую рыбу надо было запасать. А то вдруг пиво появится, а рыбы нет! Такого допустить было нельзя.

Сигнал в лесу

Полудремавший часовой вдруг краем глаза отметил какое-то движение. Он открыл глаза полностью и осмотрелся, вскинув голову. На северо-западе, над сопками падала вниз красная ракета. Она ещё не успела упасть в тайгу, как взвилась ещё одна. Пара красных ракет — давний сигнал тревоги, просьба о помощи. Часовой схватил переговорник рации и нажал кнопку вызова. Ожидая ответа, он воткнул в землю две палочки, отмечая направление, откуда взлетали ракеты.

— Задерживаться здесь я не имею права, — Пустэко посмотрел на Сабирова. — Но и оставлять без внимания эти сигналы нельзя. Ваши предложения?

Командир десантной группы и Сабиров были едины в ответе — надо проверить, кто там пускает ракеты. Комброн, поразмышляв, принял решение. Шесть десантников с «Фантомаса» и шесть стрелков под командой Рината отправятся на разведку. Сабиров с оставшимися бойцами будет ждать их здесь. Поскольку связи с Гилёвым нет, бронепоезд сейчас вернётся в Улан-Удэ, Пустэко доложит начальству и скорее всего, вернётся обратно сегодня же или завтра утром. Сабиров будет ожидать группу Рината в селе.

Добровольцы нашлись даже с избытком, пришлось выбирать. Рвавшегося в бой Васю оставили в селе, такому здоровяку тяжело ходить по сопкам. Через полчаса недолгих сборов группа Рината отправились в путь. Оставшиеся десантники сняли мерёжи, засолили пойманную рыбу в алюминиевых флягах, и погрузили их на бронепоезд. «Фантомас» отправился в Улан-Удэ, а Сабиров с бойцами принялся благоустраивать бивак. Может, заночевать здесь придётся, кто знает.

Дверь в скале

Группа Рината, куда вошли одни бывшие пограничники, привычные к переходам, шли к месту подачи по склонам сопок. На их удивление, тайга здесь была чистая, не замусоренная павшими деревьями, и кустов почти не было. Сторона, обращённая к Гусиному озеру, была вообще безлесной. Идти было легко. Только липла к лицам паутина, да ноги иногда провалились в мягкий мох. В одном из распадков бойцы спугнули стадо изюбрей, над головами одно время висели стрекотуньи-сороки, не боящиеся людей белки мельком поглядывали на них, и скрывались на ветках, занявшись своими делами. Через пару часов ходьбы группа поднялась на очередную сопку. Ринат решил немного передохнуть и сориентироваться. Снайпер Мортулов ловко влез на здоровенный кедр и оттуда осмотрелся. Спустившись, сообщил, что идут правильно, с направления не сбились. Примерное место, откуда взлетали ракеты, вроде уже недалеко. После отдыха группа разделились на тройки и не очень торопясь, бойцы пошли вперёд, не теряя соседей из виду. Взобравшись на гребень ещё одной сопочки, они вдруг остановились. Крайняя справа тройка подала сигнал. Внизу, в распадке текла речка с заросшими черёмухой и ивняком берегами. Тут же находился массивный, издали почти целый, довольно широкий мост через неё.

На той стороне к сопке, сплошь поросшей сосняком, подходила бетонная дорога. Давно заброшенная, с искрошившемся покрытием, кое-где с проросшими через него деревьями. Бетонка упиралась прямо в гору, перед которой была даже солидная площадка. Не приближаясь, Ринат осмотрел местность. Вдоль дороги стояли покосившиеся бетонные же столбы. Некоторые из них рухнули, разломавшись и обнажив ржавые арматурины своего нутра. Но на них сохранились остатки маскировочных сетей. Значит, с воздуха эту дорогу увидеть было раньше нельзя, да и сейчас, если не приглядываться, то увидеть можно только подойдя очень близко. Осторожно, по одному, бойцы по мосту перебежали на ту сторону речки и скрылись среди деревьев. Сразу рассыпались цепочкой и принялись осматриваться. Пусто и тихо. Старший разведгруппы выставил часовых и решил осмотреть место, куда вела бетонка. Вдруг один из патрульных, выставленных выше по склону, тихонько свистнул и поманил обернувшегося на звук Рината к себе.

Он показал ему потемневшую гильзу от ракетницы, со свежим следом бойка на капсюле.

— Внимательно всё осмотреть ещё раз, — велел командир и спустился вниз. — Если в горе что-то есть, обязательно должны быть вентиляционные шахты.

С одной из троек он вышел на площадку, где кончалась дорога. Перед ними была тёмные, со следами ржавчины высоченные ворота. Сбоку от них зияла прямоугольная дыра. Раньше её прикрывала стальная дверь. Сейчас она, распахнутая настежь, крепко прижалась к горе.

— Это, видно, вход тут раньше был, — сделал вывод пистолетчик Юсеф, а его всегдашний напарник Саня молча кивнул. Ринат и третий боец — Гоша принялись внимательно осматривать площадку, но никаких следов на ней, покрытой толстым слоем сосновых игл и шишек, они не увидели.

Ринат махнул рукой, к ним подошёл старший ещё одной тройки.

— Замаскируйтесь здесь, — командир говорил вполголоса. — Ждите нас. До утра не выйдем, внутрь не ползать, а немедленно назад, к Сабирову. Ясно?

Тот кивнул и поднялся обратно на склон выше ворот. Четверо осторожно, друг за другом подошли к проёму и растворились в таящейся в нём темноте.

Обстановка усложняется

О том, что случилось неладное, Гилёв начал думать, когда вечером не вернулся «Фантомас» с Гусиного озера. О своих сомнениях он объявил командирам на совещании.

— Пустэко исполнительный командир, — Гилёв сорвал травинку и пожевал её. Совещание проходило на поляне, командиры расселись на сколоченных здесь когда-то давным-давно скамейках. — Предполагаю, что-то с ним произошло.

Ирек Галимов пожал плечами.

— Будем надеяться на лучшее, — он почесал подбородок. — Сколько до посёлка этого?

— Полтораста километров, — Гилёв посмотрел на командиров вертолётов. — Кто из вас завтра прогуляется туда?

Те переглянулись между собой, лететь вызвался пилот «Дракона». После этого обсудили несколько мелких служебных вопросов и разошлись отдыхать.

К полудню вертолёт вернулся. Лётчики доложили Гилёву, что на путях возле посёлка Гусиное Озеро валяются взорванные вагоны «Фантомаса», людей не обнаружили. Железная дорога разрушена возле северной оконечности озера.

— Туда не пройти на поезде, — командир «Дракона» водил карандашом по карте. — Вот здесь бронепоезд лежит, а тут дороги нет. Засада, явно засада. Вот только кто её устроил? И где тела погибших? Мы сделали два круга над сопками, никого не видели.

Гилёв немного помолчал, вопросительно взглянул на пилота, как бы ожидая, что тот ещё что-нибудь добавит, но тот сам уставился на начальника.

— Ты вот что, — Гилёв начал неторопливо, медленно говорить. Такая манера появлялась у него в напряжённые моменты раздумий и принятия решений. — Заправляйся по полной, тоже самое передай на «Юнкерс». И после этого оба ко мне.

Через полчаса вертолёты ушли на юг, искать пропавший десант «Фантомаса». Гилёв собрал командиров, приказал выставить усиленные посты. Подумав, он велел екатеринбуржским специалистам по общению с животными работать по жилым кварталам, примыкающим к станции. Оттуда напасть было проще всего, так как легко можно подобраться, прячась в зданиях.

Коршуны и вороны взвились в небо. Их зоркие немигающие глаза осматривали заброшенный город, поросшие травой и деревьями улицы. Собаки и кошки рыскали по лесным зарослям, мягко ступая лапами по лежащим на земле почерневшим прошлогодним листьям и хвое.

К тому же прибавилась ещё напасть — эшелоны конвоя не подошли в намеченное время. Гилёв решил не выдвигаться им навстречу, опасаясь возможной засады. До вечера он не выходил из своего купе, даже обедать не стал, всё думал.

Прибывшие на закате вертолёты не принесли хороших известий. «Дракон» был кем-то обстрелян, когда проходил над одним из таёжных распадков. Ответный огонь вертолёт не открывал, предполагая, что там могли находиться и наши бойцы.

— Имеем полную неосведомлённость в наших раскладах, господа офицеры, — Гилёв провёл взглядом по командирам, собравшимся в его просторном купе. — Группа Пустэко пропала, бронепоезд разбит, дорога к посёлку уничтожена, конвой не пришёл. Решения, предложения, варианты? Прошу вас.

— А чего думать? — встал главмех. — Надо приготовиться к нападению неизвестно кого. Может, это лисички опять пожаловали. Или ещё какие непонятные проходимцы из местных лесов. А утром вертолёты отправить, один на запад, к нашим, второй на восток, посмотреть, как там, чисто или нет. Это на случай нашего отступления. Можно, конечно, в Гусиное Озеро две бронемашины отправить. Но распыляться нам сейчас нельзя. А там парни боевые остались, не пропадут, да и шаман с ними. Ведь погибших с вертолёта не видели. В лесах сидят, к нам пробиваются, или на Слюдянку.

Командиры закивали, выражая согласие. Поразмыслив, Гилёв, который и сам думал примерно так же, утвердил вариант главного механика.

На следующий день «Горыныч» с «Драконом» разлетелись в разные стороны. Оставшиеся бойцы занимали позиции, прикидывали сектора обстрела. Артиллеристы с «Камы» просчитали места, куда станут стрелять. Снаряды на пристрелку не тратили, сэкономили боеприпас.

«Дракон» вернулся через шесть часов. Он прошёл над железной дорогой до самой Читы.

— Там люди живут, — докладывал пилот Гилёву. — Нас увидели, руками махали. Мы им вымпел сбросили, кто мы, да откуда. Отношение вроде мирное у них.

— Это хорошо, — командир группы чуть прищурился. — Ладно, отдыхайте, утром возьмёте с собой кого-нибудь для переговоров и снова до Читы пройдёте. Сейчас проверьте технику, заправьтесь, и с первыми лучами солнышка на восток. Всё, спасибо, можете идти.

А «Горыныч» в этот день так и не появился. Гилёв принял решение и довёл его до командиров — если завтра никаких вестей от конвоя не будет, то через сутки начнём выдвигаться в сторону Читы. Это в случае благоприятного исхода переговоров с местными жителями. А если и там будут проблемы, придётся держаться здесь, в Улан-Удэ. Ждать неизвестного противника.

— Не понимаю совершенно, что происходит, — думал лежавший без сна Гилёв ночью. — И разведдозоры отправлять нет желания. Вдруг на самом деле какие-то нелюди орудуют. Что делать, как быть. Хоть бы враг прояснился, тогда сразу легче станет.

Абордаж

Флотилия лодок прошла Ольхон и сразу после него сменила курс с севера на северо-восток. Перед этим, на траверзе острова, моторки и баркасы остановились, баки доверху наполнили бензином. Мощные моторы, силой в сотню и больше лошадей, были очень прожорливы, потребляя много топлива. Скоробогач постоянно держал связь с барражирующими над флотилией вертолётами.

— Что там, пилоты, видать? — каждые пять минут спрашивал Никита Иванович. — Кто на воде есть?

Ни единой лодочки не встретилось на пути, но на всякий случай Скоробогач послал четыре лодки вдоль южного берега Ольхона, когда основная часть флотилии прошла проливом между островом и материком. Со всех моторок и баркасов внимательно осматривали берега, но ни души не увидали. Берега Байкала и Ольхона были абсолютно пусты. Только в двух местах бойцы углядели пятнистых оленей, вышедших на водопой. Да ещё, когда проходили пролив, на берег, из сосновой тайги выпрыгнул огромный тигр. Глядя на проплывающие судёнышки, он начал хлестать себя хвостом по бокам, потом поднял голову вверх и зарычал. Оглянувшись, бойцы увидели, как полосатый хозяин леса не спеша побежал по берегу вслед за лодками.

— Вот паразит! — покачал головой сидевший за рулём Вася Дизель, механик с «Киянки». — Мы хоть не на этот берег десантироваться будем?

Автоматчик Андрон по кличке Корень, с открытым ртом смотревший на тигра, хмыкнул.

— Он, наверное, людей ест, — Вася Дизель усмехнулся, глядя на Андрона. — Такая зверина тебя вместе с автоматом сожрёт!

Корень закрыл рот и посмотрел на оружие, стоявшее рядом, у борта. Обернулся, глянул на хищника, уже почти не видного и засмеялся.

— Не сожрёт, зубы сломает, — улыбаясь, ответил он.

На полпути до полуострова Святой Нос вертолёты распрощались с флотилией и повернули обратно, в Слюдянку. Когда вдалеке показался берег, Скоробогач занервничал. Вполне было возможно, что здесь, на сопках Святого Носа есть наблюдатели чёрных викингов. Увидев идущую флотилию, они непременно сообщат о них в Усть-Баргузин. И тогда двенадцать лодок и восемь баркасов будут быстро уничтожены.

Еще засветло подошли к юго-западной части полуострова. Тут же на крутые, поросшие деревьями берега прыгнули разведчики. Около часа они рыскали по тайге, но только спугнули несколько зверей, да подняли переполох среди птиц. Их доклад успокоил Скоробогача. Он велел выгружаться на берег, лодки и баркасы затянуть масксетями, и прикрепить к ним нарубленных веток. Со стороны озера флотилия стала невидимой, по крайней мере метров с трёхсот, командир сам в этом убедился. Пока ещё было светло, Скоробогач выслал пару наблюдателей, велев им найти сопку повыше и осмотреть Баргузинский залив. Они на лодке, крадучись вдоль берега, прошли около тридцати километров, и когда солнце за их спинами уже подкатывалось к горизонту, высадились.

Моторку разведчики завели в устье небольшой речки и спрятали её среди валявшихся на песчаном берегу, проросших кустами брёвен, видимо, в давние времена их забросило сюда штормами.

Торопясь, парни взобрались на сопку и в бинокли осмотрели залив. На рейде стояли корабли. Вытащив из планшеток карты-двухкилометровки, разведчики принялись наносить на неё суда. Потом командир мог сравнить оба результата, что вело к более высокой точности наблюдения.

— Точку стояния определяем, — бормотал Епифан, прикидывая по карте расстояние, что они прошли и сравнивая с местностью, где находились. — Ага, вот и речка, где лодочка наша стоит. А мы, стало быть, здесь, на сопочке. Так, устье, сопка, есть. Смотрим на кораблики. Вот и «Вулверин» этот. А рядом сторожевики малые.

Его напарник худой чернявый Игорь Беляев черкался на карте молча, иногда вскидывая голову и на миг замирал, запоминая увиденное.

— Чёрт! А как же расстояние до кораблей мерить?! — Епифан вскинул к глазам бинокль. — Ладно, наносим на карту то корыто, что ближе к берегу.

Он нашёл около намеченного им судна ориентир на берегу — плохо видимый домик с жёлтой крышей, но не обнаружил его на карте! Пришлось высматривать что-то другое. Подобрал изгиб береговой линии, сравнил с картой и отметил местонахождение первого корабля. Потом Епифан принялся линейкой, держа её на вытянутой руке, мерить углы между судами. Торопясь, разведчик не высчитывал до них расстояние, а чертил от своей точки линии в их сторону. Вскоре на карте протянулись четырнадцать лучей. Сейчас предстояло посадить на них отметки кораблей.

— Так, — Епифан приступил к расчёту дальности. — Что там нам говорили? На воде и при наблюдении сверху вниз предметы кажутся ближе, чем на самом деле. Но у нас есть линейка с миллиметровой шкалой и нам примерно известна длина корабликов.

Игорь Беляев мерил расстояние с помощью бинокля. Линейку он не любил с детства, когда не раз получал ею по лбу от строгой и глупой учительницы в детдоме.

Меж тем Епифан установил угловую величину одного судна, быстро посчитал, сколько до него метров и продолжил измерения со следующими.

Заметив, что темнеет, он оставил расчёты и только быстро записывал полученные данные. Когда серые сумерки заполнили Баргузинский залив и заползли на сопки Святого Носа, разведчики сняли свои брезентовые куртки, легли на мягкий мох, и накинули их на головы. Перед собой они положили листы карт, включили фонарики и закончили свою работу.

— Ну, что, Игорёк, — Епифан аккуратно сложил карту в планшетку. — Сваливаем по-тихому? Нам ещё часа три пилить до наших.

— Да, пора топать.

Вдруг до наблюдателей донёсся тонкий, но с каждым мгновением нарастающий и грубеющий шум лодочного мотора. Кто-то шёл в темноте по Байкалу. Мелькнул свет фонарей.

— Это не наши, — шепнул возбуждённый Епифан напарнику. Неизвестная моторка подошла совсем близко, звук движка стал стихать и вскоре совсем пропал.

Разведчики принялись осторожно спускаться вниз, стараясь не шуметь. Хотя они оба с детства привыкли к охоте, рыбалке и могли скрадывать любую дичь, но с лесными зверями в части бесшумности хода тягаться не могли. Сила человека на охоте в терпении, возможности часами лежать или сидеть не двигаясь, срастаясь с энергетической атмосферой леса. Но при движении люди сильно проигрывали коренным обитателям тайги. Обувь, одежда, оружие, снаряжение, соприкасаясь с листьями, ветками, кустами, не сигнализировали об этом охотнику, производя ненужный шум, в отличие от зверья, у которого каждый волосок на шкуре всегда был настороже. Епифан с Игорем знали об этом и старались идти тихо, не шуметь. Ситуация осложнялась и тем, что они шли по этому лесу практически впервые, а зрение, главный поставщик информации для человека, не могло им помочь. Темнота заполнила пространство меж деревьев и парни спускались к озеру наугад. Они помнили, что лог, в котором протекала речка, в чьём устье лежит лодка, справа от них. Перекинувшись парой слов, разведчики решили пробираться по его краю.

Если поднялись они минут за десять, то спуск занял больше часа.

Вскоре они увидели на стволах кедров отблески костра. В запахи смолы и мха вплёлся дымок и сладкий аромат шашлыка. Очень осторожно подойдя ещё ближе, разведчики увидели на песчаном берегу, метрах в пятнадцати от себя, там, где речка впадала в Байкал, весьма опасную компанию. Четыре негра и две смуглых женщины жарили на огне мясо и пьянствовали. В речке Епифан заметил две картонные коробки. Из их размокших стенок вылезли наружу горлышки коньячных бутылок. Ещё одна такая же винная коробка, распотрошённая, валялась у костра. Тут же, на разостланном цветастом одеяле лежала закуска — банки с финиками, маслинами, взрезанные упаковки сушёных бананов, россыпь стрелок зелёного лука и черемши, куски лепёшек, пластиковые бутылки с жёлтой жидкостью внутри, видимо, лимонный или апельсиновый сок, на огромном железном блюде горой навалены дымящиеся коричневато-красные куски мяса.

Компания горланила песни на непонятном языке, один из негров отбивал ритм на перевёрнутой вверх дном кастрюле. Неподалёку от них разведчики разглядели торчащие из темноты стволы. По форме прицела определили, что это винтовки ФАЛ. Время поджимало, парней ждал Скоробогач. Напарники повернулись друг к другу лицом и жестами начали договариваться об атаке. Было ясно, что без уничтожения компании к лодке не пробраться, и оставлять на плечах чёрных викингов тоже нельзя.

Песни у костра стихли, один из воинов вытащил из поясной кобуры старинный парабеллум и что-то заговорил, улыбаясь женщинам. Те хохотали и размахивали руками. Усмехавшийся негр покопался в лежащем за спиной большущем рюкзаке — полевая сумка диверсанта, определил Епифан, у него самого был такой, трофейный. В руках темнокожего воина появилась ракетница.

Хлопнул выстрел, вверх ушла оранжевая ракета, высветив кедры и часть залива причудливым, неестественным цветом. Негр вскинул парабеллум, пистолет дёрнулся, из ствола мелькнуло пламя, сияющая ракета, успев достигнуть высшей точки параболы, разлетелась на искры и пропала. Женщины визгливо захохотали и захлопали. Воин небрежно и гордо посмотрел на них и вдруг повёл пистолетом по сторонам, как бы выслеживая цель. При этом он смеялся и что-то громко говорил.

Разведчики в это время достали гранаты и прикидывали путь их полёта. Бросить предстояло так, чтобы они разорвались в верхней точке — дождь осколков изрешетил бы врагов. Но мешали ветки. Епифан выбрал позицию, в слабых отсветах костра он примерил, как полетит его граната. У Игоря было, видимо, потрудней с выбором места. Он переступил, сделал шаг в сторону, глянул на напарника, тот кивнул и они, сорвав кольца, отвели руки с гранатами вниз, для накидного броска. В это время у костра на мгновение замолчали, негры и женщины улыбались, а под ногой Игоря резко хрустнул сухой сук. Тут же воин вскинул парабеллум и быстро дважды выстрелил в направлении Беляева. Игорь, не прикрытый деревом, из-за которого он вышел, рухнул ничком вниз. Услышав шум падения, у костра вновь захохотали, стрелок гордо выпятил грудь и скалился женщинам, покачался, подняв руки с растопыренными пальцами, видимо, изображая медведя.

Епифан разжал пальцы, сказал про себя — раз, на два его ладонь выбросила гранату вверх, на три она скрылась в темноте, разведчик прижался к толстенному кедру. В это время грохнул взрыв там, где лежал мёртвый Игорь. У костра воины вскинули головы, двое тут же, как на пружинах, вскочили, в руках уже были штурмовые винтовки. Тут над их головами мелькнула вспышка, раздался грохот, из костра, куда угодили осколки гранаты, взметнулись искры. Женщины от испуга и боли завизжали. Епифан метнул к огню ещё одну гранату. Взрыв. И всё затихло. Только кто-то стонал. Быстрыми скачками разведчик приблизился к месту отдыха компании. Короткими очередями прошёлся по дёргающимся телам. Бабы, две, есть, бойцы, три, есть! Где ещё один?!

Краем глаза Епифан заметил сбоку мельк чёрной тени в свете горящих разбросанных поленьев. Он прыгнул вперёд, и открыл стрельбу назад, ещё кувыркаясь в воздухе. Пламя выстрелов высветило чёрную огромную фигуру с занесённой над головой рукой. Отталкиваясь ногами от рыхлого песка, разведчику удалось встать. Его покачнуло, он выпрямил спину, глазами ища врага. И в это время тот прянул из темноты, как чёрная молния. На её кончике мелькнуло широкое, немного несуразное лезвие десантного ножа. Епифан почувствовал удар в грудь, откинулся назад, поддёрнул автомат к голове противника и нажал спуск.

После этого он склонился, выпустив оружие и щупая рукой место удара. Сыро, кровь пошла. Разведчик откашлялся, сплюнул на ладонь, вроде слюна белая. Ладно, некогда. Епифан быстро скинул с себя куртку, гимнастёрку, увидел на белой коже широкий надрез. Кровь из него почти не шла, но рана тихонько оплывала. Вытащив из кармана куртки перевязочный пакет, разведчик туго забинтовал грудь, потом бросился к месту, где лежал Игорь. Тот был мёртв, обе пули пробили сердце.

Вскоре он стоял на берегу, держа в руках планшетки — свою и напарника. Замешкавшись на секунду, решая на чём ехать, выбрал вражеский катерок. Накинув куртку, Епифан сел на место рулевого, нащупал ключ зажигания, крутнул его. Зарокотал мощный движок. Задний ход, и моторка не спеша отошла от берега, руль вправо, так, берег стал параллельно борту. А чего думать, врубаем фонари! На судах викингов знают, что здесь свои, с коньяком и бабами, решат, что куролесят. Рычажок на передний ход, газ полный! Шум мотора разнесся над заливом, отразился от берега и задрожал в ночи. Катер, выйдя на глиссер, оставляя за собой пенную быстро пропадающую борозду, умчался вслед за световой дорожкой фонарей на запад, вдоль полуострова Святой Нос.

Монотонное рычание мотора усыпляло. Разведчик, чувствуя, что отключается, приостановил ход, правой рукой схватился за борт покрепче, навалился на него и ладонью левой зачерпнул прохладной воды. Плеснул ею в лицо, посвежело. От движений, хотя и осторожных, в груди зажгло. Левая рука непроизвольно дёрнулась к ней, но Епифан смог остановиться. Нельзя смачивать рану, нельзя, кровотечение усилится. Он глянул на часы, идёт около часа, недалеко и база. Голова закружилась, разведчик зарычал, концентрируясь, и отжал рычажок газа до полного. Нос катера поднялся, и он, разрезая тёмную воду, понёсся дальше.

Несмотря на окатившую голову и тело слабость, Епифан смог сориентироваться и вывел трофейную моторку к стану флотилии. Едва катер ткнулся в берег, в него прыгнули насторожённые, готовые к бою бойцы. Ослабевший разведчик улыбнулся, напрягся, заглушил двигатель и свалился с кресла.

— Жить будет? — Скоробогач смотрел, как над распростёртым на брезенте Епифаном колдует доктор. На них падал осторожный свет фонарей, подвешенных на ветках сосен.

— Ну тут трудно сказать, — пробурчал тот, не поднимаясь. — Ранение проникающее. Есть внутренние повреждения, хотя кровопотеря не очень большая.

— Ладно, — Никита Иванович с силой выдохнул. — Остаёшься с ним. Мы пошли. Лечи как следует парня!

Обиженный сомнениями в его компетенции врач буркнул что-то оскорбительное в ответ, но Скоробогач уже шагал к берегу.

— У наших ушки на макушке, лишь солнце осветило пушки, и леса синие верхушки, и наши тут как тут, — продекламировал он, подойдя к своей моторке.

— Хороший стих, — одобрил высказывание командира его помощник Аркадьич. — Твой?

— Нет, это Пушкин написал, поэт-негр триста лет назад, — Скоробогач пожал плечами. — Вроде чёрный, а белых не резал. Его, правда, потом расстреляли. Он документы какие-то потерял, что ли. Дикие времена были. Совсем как сейчас. Ну ладно, поехали.

Судя по меткам на картах разведчиков, вторым от берега стоял тот самый «Вулверин», боевое судно типа корвет. Командир считал его самым опасным кораблём и самым нужным трофеем. На его захват он выделил две лодки и баркас, четырнадцать человек. На остальные суда приходилось по четыре-пять бойцов. Кроме того, два баркаса Скоробогач выделил для захвата посёлка — шестнадцать человек. Но сперва они должны были зачистить берег.

Выдвинулись в самую темень, около трёх утра. Шум моторов на воде укрыть невозможно, поэтому флотилия шла на полном ходу. Через час, когда уже посветлело, моторки вышли к вражеским судам.

К «Вулверину» подскочили с двух сторон. Бойцы, как белки, взлетели вверх по якорной цепи, и болтавшемуся за бортом штормтрапу. Вася Дизель с ещё одним механиком — Вованом, бросились вниз, в машинное отделение. Через десять минут ключевые позиции на судне были под контролем. Двух спящих в штурманской каюте возле командной рубки корвета спеленали без всякого шума. Вся операция по захвату всех судов прошла без единого выстрела. Везде вахтенные, а их было по двое на каждом корабле, дрыхли без всякой опаски.

Пленных моряков, очумело глядевших на непонятно откуда взявшихся бойцов, быстро свезли на берег. Скоробогач распорядился начать осмотр посёлка. Усть-Баргузин когда-то давно был туристическим раем, и здесь находилось полным-полно турбаз и пансионатов. Все эти здания надлежало проверить. В свете начинающегося дня бойцы врывались внутрь, быстро вязали сонных врагов. То тут, то там слышались короткие очереди, это те из викингов, кто быстрее всех пришёл в себя, пытались сопротивляться. Снайпер Вова по прозвищу Два Патрона вместе с напарником Лёхой Слоном забрались на крышу самого высокого здания посёлка и контролировали обстановку. Иногда оттуда звучал резкий выстрел винтовки Драгунова, и кто-то из шустрых викингов, выскочивших из домов, падал навзничь.

В центре Усть-Баргузина обнаружился сколоченный из огромных сосен памятник Конану. Возле его подножия лежали несколько трупов, здесь были мужчины, женщины, буряты и светловолосые.

— Всё ясно, почему нам повезло, — Скоробогач осмотрел мёртвых. — У викингов праздник был какой-то. Принесли жертвы своему богу и начали пировать.

Действительно, все без исключения пленники, даже вахтенные на судах, были в похмельном виде. Ближе к полудню командир подвёл итоги налёта. Захвачено четырнадцать судов, все, кроме одного, исправны и на ходу. Среди них корвет «Вулверин», два танкера с дизельным топливом и бензином, правда, полупустые, пловучий госпиталь (вот Татаринов обрадуется), четыре боевых судна с мощным пушечно-пулемётным вооружением, два корабля, набитых боеприпасами, и четыре сухогруза со снаряжением, обмундированием и продуктами. Кроме того, на берегу нашлись пять здоровенных ангаров из гофрированного железа, доверху наполненных разнообразными припасами.

Также бойцы наткнулись на тюрьму. Кирпичное здание с решётками на окнах, где содержались тридцать четыре арестанта. Ими оказались жители байкальских посёлков, приберегаемых викингами для жертвоприношений. Люди плакали, взахлёб рассказывали о своих бедах. Один из них, увидев пленённых чернокожих, набросился на одного негра и зубами вгрызся тому в горло.

— Видели бы вы, что они с нами вытворяли, — яростно кричал он, когда его оттащили от окровавленного викинга. Скоробогач сначала удивился, подсчитав пленных и убитых врагов. Их оказалось всего восемьдесят два, живых около трёх десятков. Но после быстрого допроса ситуация прояснилась. Оказывается, здесь, в Усть-Баргузине, квартировало более пятисот воинов, среди них примерно двести женщин-бойцов. Но позавчера практически все они ушли в набег на Улан-Удэ.

— Мы в расчёте, — плевался кровью разбитых губ плечистый викинг. — Вы здесь победили, а мы вас вырезали в этом городе. Только к вам подмога не придёт, а наши воины только прибывают.

Сидевший рядом викинг ткнул его ногой, и тот замолк.

Скоробогач задумался. Если нападение на Улан-Удэ, на группу Гилёва было вчера, то, возможно, сегодня или завтра викинги вернутся сюда. Он приказал оборудовать огневые позиции возле места, где единственная дорога на Усть-Баргузин раздваивалась (километрах в пяти к югу от посёлка) и приступать к погрузке захваченного имущества на суда. Как удалось выяснить, в набег ушли на грузовых автомобилях и прихватили с собой четыре безоткатных орудия и пять бронетранспортёров.

Командир выслал дозоры на ведущие в Усть-Баргузин дороги, наказав сигнализировать ракетами, если покажется противник. И он горько пожалел, что с ними не было ни одного артиллериста. Большинство погибло в Мурино, уцелевшие лечили раны. А так бы в случае чего шарахнули по врагу из мощных пушек корвета. Пришлось вводить в строй трофейные безоткатные орудия и миномёты, благо, что обращаться с ними умели почти все. Их замаскировали в лесу возле дороги. Часть деревьев заминировали, при подходе противника их намеревались подорвать для получения завалов.

К вечеру привезли доктора с пришедшим в себя разведчиком Епифаном. По пути подобрали тело погибшего Игоря Беляева. Его решили взять с собой и похоронить на братском кладбище Слюдянки.

«Вулверин» и два боевых судна («Хантеры», как их назвали пленные) Скоробогач отправил на базу, где Набоков нетерпеливо ждал от него известий. На этих же кораблях отправили захваченных викингов, освобождённых арестантов и раненых бойцов. Таких оказалось шестнадцать.

Не зная, какое решение примет комендант конвоя, Никита Иванович решил остаться здесь и заняться укреплением посёлка. Место удачное, защищать его легко, и вполне годится для создания здесь запасного лагеря.

— Погорячился я, — вечером Скоробогач, после обхода постов, посетовал своему помощнику Аркадьичу, худому молчаливому бойцу из пограничников. — Отправил всех пленных в Слюдянку, а надо было допросить подробнее их. Когда их друзья с набега на Улан-Удэ вернутся, кто из них по лесу гулять ушёл. Решил, что Львова со всеми разберётся.

— Расслабился ты, Иваныч, на тыловой работе, — Аркадьич дзюргал горячий чай из огромной керамической кружки. — Но мы не спим.

— Не понял, — Скоробогач удивлённо посмотрел на него.

— Ты уж извини, я, пока ты командовал отгрузкой и засады ставил, велел берега прочесать. Те шестеро, что на Епифана наткнулись, явно не одни гулять отправились. Я так подумал.

— А и точно! — Никита Иванович хлопнул себя по лбу. — У них же праздник. Кровь и вино, основные заветы их Конана! В Улан-Удэ они кровь проливать у наших отправились, а те, кто тут остались, жертвы принесли и пировать закатились. Ну так чего?

— Взяли мы ещё двадцать чёрных на шести моторках, — Аркадьич допил чай одним глотком, и шумно выдохнул. — Все в зюзю пьяные. В тюрьму я их поместил. И парочку допросил.

Ситуация была такова. Планировалось, что после боя в Улан-Удэ сюда вернутся автомобили с ранеными. Викинги были уверены, что сюда, в Усть-Баргузин походники не сунутся, судов не было, а про моторные лодки они не подумали. Весь июнь они наблюдали за стоянкой эшелонов, узнали даже, что группа Гилёва раньше выйдет.

— Вот гады, — Скоробогач почесал нос. — А мы-то расслабились после лисичек новосибирских. На Байкале отдохнули. А ещё. У нас же перемирие с ними! Э-э-э-э, так завтра к нам гости пожалуют! Если вчера они с нашими схлестнулись, а сегодня не появились, то явно с утра, точнее к полудню точно подъедут. У них же тут пловучий госпиталь!

— Я распорядился всем отдыхать, — Аркадьич потянулся. — У нас шестьдесят бойцов осталось. Двенадцать в дозорах, трое тюрьму охраняют. Думаю, завтра продержимся, а там наши подойдут. Или мы отсюда свалим.

— Во ты молодец! — Никита Иванович потянулся. — А то я, пока трофеи считал, да корабли провожал, упустил это из виду. А это, — он шмыгнул. — Авторитет мой командирский не подорвал?

— Да нет, что ты! — помощник улыбнулся. — Это же всё твои распоряжения. Ты бы шёл спать, часика в три я разбужу. Будем к бою готовиться.

Союз — дело хорошее

Через неделю после байкальского разгрома начштаба Меньшиков вернулся из Красноярска. С ним прибыли представители тамошних властей, правителей Абакана и два тувинских нойона.

Воевать они ни с кем не хотели, о чём напрямую заявили Набокову. Но после того, как их ознакомили с данными, полученными от пленных, и дали поговорить с освобождёнными из плена, они задумались. А побывав в Усть-Баргузине и осмотрев жертвенник Конана, покрытый тёмными пятнами крови, на сутки закрылись в отведённом им доме на одной из бывших турбаз Слюдянки. Подумать.

Между тем Львова со своими подчинёнными продолжала выбивать информацию из пленных.

— Отвечать только «да» или «нет»! Ясно?! — басил, нагибаясь над привязанным к стулу викингом наиболее страховидный контрразведчик.

Тот кивал, пытаясь отодвинуться как можно дальше от ужасного, перекошенного гримасой злобы лица.

— Имя!? В какой части служишь? Где она находится?! Какое вооружение?! Артиллерия?! Вертолёты!? Где они находятся? Сколько воинов, сколько пушек, сколько вертолётов?! Кто командир? Транспорт?!

Все захваченные пленники были с усть-баргузинской базы викингов. К сожалению, никто из них не бывал на Хубсугуле и с Байкала никуда не уезжал. Никого из тех, кто ходил с транспортными конвоями с Усть-Баргузина на озёрный форпост в Монголии, взять не удалось. Поэтому численность противника точно выяснить не удалось. Предполагалось, что их не меньше пяти тысяч. На вооружении у них четыре вертолёта, около двадцати бронемашин, и более двух сотен автомобилей вездеходов. Также, правда, по сведениям, полученным только лишь от одного пленника, на Хубсугуле находились шесть самоходных зенитных установок, оснащённых автоматическими пушками. Артиллерии было мало, всего десять 152-миллиметровых гаубиц.

На военном совете конвоя решили создать два укреплённых района. Один в Слюдянке, второй в Усть-Баргузине. До наступления холодов необходимо было сформировать минные заграждения и создать непроходимые участки на возможных путях наступления викингов.

На следующий после совета день состоялась встреча с сибиряками.

— В общем, мы посовещались, и я решил, — начал со старой шутки своё выступление лидер красноярцев Михаил Голда. Но никто не улыбнулся и он продолжил, покряхтев: — Мне коллеги доверили высказать наше совместное мнение. Хм. Да. Как мы уяснили, в наиболее уязвимом положении находятся тувинцы.

Мёнге-Далай, один из двух нойонов, поднялся и извинившись, что перебивает, пояснил, что у них год назад пропали пастухи со стадом лошадей. Они хотели отогнать их на юго-восток, и видимо, наткнулись на этих викингов, рыскавших возле Хубсугула.

— Но точно мы не знаем, — уточнил Мёнге-Далай. — Хотя, после того, что увидели и услышали, надо быть настороже, да.

— Воевать нам надо привыкнуть, — выждав, когда нойон присядет, заговорил Голда. — Спокойно ведь жить начали. К этим лисичкам и их дружкам — страшенным совам с рыжими перьями, привыкли. Конечно, то, что эти парни вырезали всех в Братске, Иркутске, Улан-Удэ и на Байкале, жутко. Но нам надо учиться воевать. Охотники есть, но ведь воины нужны, дисциплина, и всё прочее. Потом планы там всякие рисовать, крепости строить. Нас учить надо. Но командование у нас будет своё. Я закончил.

Комендант конвоя Руслан Калинович Набоков поднялся и осмотрел собравшихся. Кроме гостей с Енисея, здесь были командиры поездов, руководители групп и другие начальники. Не хватало Гилёва, и тех, кто вместе с суровым пехотным начальником сейчас бился с викингами в забайкальских степях.

— Не хочу стращать, но сражаться вам придётся в самое ближайшее время, — Набоков снова провёл взглядом по участникам совещания. — От пленных известно, что в сентябре планируется конвой по Енисею на Байкал. Викинги идут с севера. Пропускать их дальше стрелки с Ангарой я не рекомендую. Так что у нас есть пара месяцев на подготовку встречи. Кроме того, нам необходимо вести инженерно-сапёрные работы здесь, в Слюдянке и в Усть-Баргузине. Кроме того, нам нужно искать нашу отколотую группу эшелонов где-то за Читой. Кроме того, где-то в горах Хамар-Дабана экипаж одного из бронепоездов пропал. И надо как-то сообщить нашим, на Урал, что здесь происходит. А у нас в строю всего около пяти сотен бойцов. Предлагаю. Первое. Отобрать и направить сюда на обучение двести-двести пятьдесят человек. С оружием. Второе. Приступить к оборудованию засадных позиций на стрелке Енисея и Ангары. Третье. Вам надо провести инвентаризацию всего вооружения и определить наиболее уязвимые места, откуда может напасть враг. Четвёртое. Избрать или назначить командира и подчиняться ему беспрекословно. Тогда мы сможем удержаться и не проиграть.

После долгих обсуждений пришли к решению создать зоны обороны возле Красноярска и Абакана. Гидроэлектростанции — Красноярскую и Саяно-Шушенскую взять под особую защиту. Тувинцы, поскольку имели большие стада, находящиеся на обширной территории, решили выставить десятки конных патрулей для из охраны и дозорной службы. Первоочередной задачей был разгром северного конвоя викингов. А также выяснение месторасположения их баз в Монголии.

— Главное, мы должны если не победить противника, то блокировать его на южных границах, — уточнил Набоков. — Для активного наступления у нас нет сейчас сил. Но оборону мы держать можем. К тому же у меня особая просьба к тувинским конникам. Где-то по Средней Азии должны идти калмыцкие всадники, наши союзники. Если мы законтачим с ними, и предупредим о появлении здесь чёрных викингов, это здорово поможет. Нельзя забывать о том, что они могут найти своего Конана-Амру. Не зря они ищут его, и потратили на поиски столько времени, сил, понесли мощные затраты. Кто знает, что будет. Так что давайте делать всё быстро.

Из-за недостатка сил Набоков с Меньшиковым решили выставить дозорные посты и секреты на вершинах сопок с наибольшим обзором, так чтобы наблюдением перекрывались все подходы к Слюдянке. Дороги минировались, в лесу устраивались завалы. Толстые деревья валили верхушками на юг, крест-накрест, спиливали их не до конца, а даже ещё и привязывая к пням проволокой.

В местах возможных путей противника устраивались заграждения из камней, брёвен, всё это минировалось. Дефиле возле Мурино перетянули в несколько раз колючей проволокой и МЗП. Также установили там мины.

Меньшиков педантично требовал каждый вечер с начальника инженеров Евгения Никодимовича формуляры минных полей. В узких проходах, тех, что отчётливо просматривались с наблюдательных постов, сапёры установили электровзрывные сети. Два дня инженеры калибровали для них детонаторы, подбирая их по сопротивлению, благо, что малые омметры нашлись. В случае появления противника дозорным оставалось лишь дождаться, когда он продвинется в поле поражения и крутнуть ручку подрывной машинки. Для фугасов использовали найденные на военных складах Иркутска боеприпасы — артиллерийские снаряды и заряды для систем залпового огня. Очень плохо было то, что у конвоя не осталось орудий. Единственная пловучая батарея — «Вулверин», переименованный в «Росомаху», пристрелялся по сопкам возле Слюдянки и Мурино. На корвете были четыре стодвадцатимиллиметровых орудия, установка залпового огня, торпедный аппарат, две пулемётных башни и бомбомёт. От возможных налётов вражеских вертолётов его всегда охраняла пара «Хантеров», названных «Охотниками». На каждом из них стояло по три спаренных скорострельных пушки. Ещё два таких же пушечных катера страховали позиции возле Усть-Баргузина.

В неожиданном изобилии оказались миномёты и безоткатные орудия, захваченные флотилией Скоробогача. Поэтому для них по команде Меньшикова возле Слюдянки, на полуострове Святой Нос и в окрестностях Усть-Баргузина оборудовали около пятидесяти позиций. Однако, большинство их было законсервировано, так как бойцов не хватало.

Помимо этого, шло обучение новобранцев из Красноярска и Абакана. На стрелке Енисея и Ангары готовились позиции для встречи северного конвоя викингов. В конце июля большинство инженерных работ было закончено, хотя этому порой мешали налетавшие с Байкала дожди.

Всё это время вертолёты периодически барражировали над горами и ущельями Хамар-Дабана, разыскивая пропавших парней с «Фантомаса», разбитого на Гусином озере. Однако они нарвались только на несколько обстрелов из тайги. Никого найти не удалось. Сейчас в строю оставалось четыре вертушки — «Горыныч» и «Дракон», от которых отказался Гилёв (у него не было для них горючего), «Юнкерс» и «Ворон», отремонтированный за счёт серьёзно повреждённого при разгроме в Мурино «Центавра». Изуродованный «Ястреб» остался на берегу в Выдрино, с него сняли, всё что можно, даже прозрачную броню с кабины и вывернули все болты.

Подвижные группы разведчиков постоянно патрулировали подходы к позициям. Своим отдельным приказом Набоков запретил им удаляться от линии стационарных постов наблюдения дальше, чем на пять километров. Пока надлежало позаботиться об обороне, а результаты глубокого поиска сейчас были не нужны. Полученные сведения могли только привести впоследствии к неверным выводам.

— Мы должны чётко владеть ситуацией на расстоянии двукратной дистанции огня вражеских пушек, — считал комендант. — Знать каждую травинку, каждый бугорок, и как они простреливаются. А вот когда мы окончательно проясним ситуацию, тогда и атаковать начнём. А пока нам нападать не на кого, и не кем.

Действительно, за полтора месяца разведгруппа конвоя только раз столкнулась с дозором викингов. Но те бой не приняли, поэтому противники ограничились перестрелкой, окончившейся с наступлением темноты. Боря Милютин, правда, намекал, что завалил двоих викингов, но доказать это не мог.

— Думаю, что они сейчас ищут возможность предупредить идущий к ним конвой судов, — Набоков обвёл рукой на карте район впадения Ангары в Енисей. — Надо быть очень внимательными, не расслабляться. Если на кораблях узнают о нас, то, скорее всего, сметут все заграждения и прорвутся в Байкал. Со стороны Монголии нас в тоже время свяжут атаками, мы помочь красноярцам не сможем, и тогда будет хреново. Выход один — ловить шпионов и готовить позиции для речной засады.

Так же как о группе Пустэко, исчезнувшей в сопках Хамар-Дабана, ничего не было известно о эшелонах Гилёва. Последнее донесение от него привёз отправленный им «Дракон». Пехотный начальник сообщал, что потерял в бою на станционных путях Улан-Удэ тыловой поезд «Крупа-2», вынужден отойти на Читу. Под мощным напором викингов, передвигавшихся на вездеходах, отступил ещё дальше. Однако путь по Транссибу ему отрезали обошедшие по автотрассе враги. Но Гилёв сумел сманеврировать, имитировав подготовку к ночному штурму позиций викингов на станции Онон, сам проскочил всеми оставшимися поездами через заминированный мост на Ингоде в посёлке Тарская на южную ветку железной дороги, ведущей в Монголию. «Дракон» прибыл от него, когда Гилёв приходил в себя на станции Даурия. У него осталось двести сорок бойцов, около сотни раненых и больше тысячи беженцев из Читы. Но сохранились бронетранспортёры на «Моторе», и орудия «Камы» были в полной боевой готовности. Снарядов к ним вполне хватало.

«Навстречу утренней заре, по Ангаре, по Ангаре…»

Один из таёжных патрулей возле Усть-Баргузина задержал вышедшего из леса мужика. Тот назвался Георгием Арефьевым, бывшим жителем посёлка Хужир, что на острове Ольхон. Был он худ, оборван, имел при себе двустволку с ободранным прикладом, но вполне исправную, нож, топор с иззубренным лезвием, мешок с кульком соли и парой рябчиков и десяток патронов.

— Кого это парни ведут? — сидевшая у открытого окошка Львова рассматривала аккуратно обходившего лужи мужика в заношенной до черноты камуфляжной куртке и таких же штанах. Иногда он оскальзывался и ступал короткими резиновыми сапогами прямо в воду, отчего морщился. Шедшие за ним патрульные на лужи внимания не обращали, топали молча, глядя в спину конвоируемого. У одного из-за правого плеча торчала двустволка.

— Лёха, выходи! — закричал патрульный, рукой за плечо придержав мужика. — Шпиона поймали, награда тебе за него выходит!

— Чего орёшь? — осадил его напарник. — Сейчас четыре часа, он как раз с диверсантов скальпы снимает и кровь ихнюю пьёт. Отдыхает наша контрразведка.

Лёша Пруткин, представлявший секретную службу в Усть-Баргузине, помотал головой, виновато глядя на приехавшего по делам из Слюдянки шефа и высунувшись в окно дома красного кирпича, ранее бывшего тюрьмой у викингов, молча махнул рукой, приглашая патруль зайти.

— Здравствуйте, Татьяна Сергеевна! С приездом вас, — поздоровались патрульные. — Вот, привели к вам для пыток и прочих развлечений таёжного человека Жору. Живёт в лесу, молится колесу.

— Спасибо, парни, — не обращая внимания на ёрничество, ответила Львова и показала задержанному на стул в углу комнаты, дескать, садись.

Патрули выложили на стол нехитрое имущество, изъятое у Жоры, показали на карте, где его прихватили, и ушли. Львова услышала, как один из них укорял другого: «Ты говорил, у них кровь на полу хлюпает, а там и чисто всё!». Напарник объяснял, что контрразведчики мучают людей в другой комнате, а здесь они оперативной работой занимаются.

— Устали парни, — развёл руками Лёша, обращаясь к Татьяне Сергеевне. — Болтают чепуху всякую.

Та кивнула, не сводя глаз с сидевшего в углу мужика. Тот откинулся на спинку стула, руки сложил на животе, закинул нога на ногу. Полностью закрыт для общения, решила Львова. И не устал. Иначе бы сгорбился, опёрся бы локтями в колени. Взгляд Жоры, хотя и равнодушный, на месте не стоял. Он осмотрел комнату, шефа контрразведки, оперативника. На своё добро, лежавшее на столе, не посмотрел.

— Есть хотите? — Львова сняла с подоконника котелок с не тронутой ею пшённой кашей с варёной медвежатиной и поставила рядом с мешком задержанного.

Тот секунду помедлил, потом подвинул стул поближе, вытащил из мешка скрученную, с обмотанным синей изолентой держаком алюминиевую ложку, и начал есть.

Поведение естественное, фиксировала шеф контрразведки, но выводы делать ещё рано. После истории с Манжурой, которого Львова считала повинным во многих бедах, она напрочь перестала верить чужакам. Даже среди новых союзников навела шороху, буквально заставив их перепроверить каждого из своих жителей. Тем повезло, что знали друг друга много лет, а то бы Татьяна Сергеевна устроила проверочку. Михаил Голда, мэр Красноярска, сначала хотел подкатить к ней, такой симпатичной и доброй на первый взгляд, но после того, как познакомился поближе, стал держаться подальше, но очень зауважал.

Задержанный поел, выпил кружку чаю, налитого Лёшей и отодвинув стул обратно в угол, уселся на него. Сейчас его поза изменилась, он вытянул ноги, забросив пятку одной на щиколотку другой, а руки скрестил на груди.

А ведь он не голодный, решила Львова, глава не осовели, как обычно бывает у тех, кто давно не ел. Завтракал где-то.

— Документы есть? — спросила она, дружелюбно улыбнувшись.

— Да какие документы, — хрипло ответил задержанный. — Зовут меня Георгий, то есть Жора. Жил в Хужире тридцать лет, потом эти пришли. Я на материке был, на охоте, тигра искал, людоеда.

Он замолчал, икнул, вытер под искривлённым, сломанным где-то носом грязным обшлагом куртки.

Да он устал, решила Львова, вот и такой равнодушный.

— Спать хочешь, Жора?

— Да нет, — тот мотнул давно не стриженой головой со спутанными грязными волосами. — Давайте будем их убивать. Они всех на Ольхоне вырезали. Я тоже их убивал. Шестерых. Опасные мужики, тяжело их отслеживать. Жил в лесу, землянку вырыл. Зверя бил потихоньку, капканы ставил. Слышал пальбу, подождал и решил посмотреть, и заловили меня ваши. Капканы у меня остались, надо их проверить, а то сожрёт зверье добычу моё.

Он замолк, руки сползли вниз, голова упала на грудь, и чуть не грохнулся со стула.

— Ты устал, я смотрю, давай формальности исполним, и ступай спать.

Выходца из леса усадили поближе к свету и Лёша сфотографировал его в анфас и профиль. Поставил мужика к стенке и замерил рост портновским метром.

После разговора с ним Львова колебалась. Она отправила Жору отдыхать в общую казарму, туда его проводил Пруткин. Татьяна Сергеевна решала, как быть. Перебрала вещи лесного охотника, он не просил, чтобы их вернули, попила чаю, сделала несколько гимнастических упражнений для разминки. И думала. В памяти всплыло письмо о витапринтах. «Полностью идентичны белым людям». Полностью.

Пришёл Лёша, доложил, что устроил Арефьева. Тот разделся и сразу лёг спать.

— В баню не просился? — уточнила Львова.

— Нет, — мотнул головой подчинённый. — Снял сапоги, куртку и на койку завалился.

— Надо будет с ним ещё поговорить, — Львова простучала пальцами по столу. — Завтра побеседуем. Сейчас я к Скоробогачу, оттуда на катер, спать. Отдыхай сегодня.

Она поднялась и вышла. Ничего за ночь не случится, решила. И ошиблась.

Около трёх утра Арефьев бесшумно вышел из казармы, оставив свои дырявые сапоги у койки, и не тронув курточку. Он пробрался к стоянке малых судов, взял моторку, составил в неё канистры с бензином из стоявшей там сарайки и потихоньку отчалил.

Отсутствие его обнаружилось возле пяти утра, но увидев вещи возле койки, тревогу никто не поднял. Львова злилась. То, что Жора сбежал, стало ясно, когда собравшиеся на рыбалку бойцы хватились канистр с топливом.

— У него было часа четыре, — подытожил поднятый дежурным Скоробогач, командир усть-баргузинского укрепрайона. — Он может быть где угодно. Погода штиль, скорость от пятидесяти до семидесяти километров в час. Ушёл ваш Жора. Зря мои парни старались, ловили его.

Начальник контрразведки отмолчалась. После безуспешных поисков Арефьева она взяла все вещи, оставленные им, и отправилась в Слюдянку.

Набоков, который нашёлся в Мурино, на инспекции заграждений, сначала отмахнулся от просьбы выделить вертолёт для поиска беглеца.

— А если он по Ангаре уйдёт до Енисея? — негромко убеждала его Львова. Поднявшийся ветер трепал её каштановые волосы. — Если он от викингов?

— Слушай, Татьяна, — комендант глубоко выдохнул, помолчал, набрал воздуха и снова шумно выдохнул. — Ты со своей шпиономанией уже перебарщиваешь. Ну что он может сделать? Ведь есть приказ, по которому всех чужаков надо задерживать. Куда ему деваться? На всех разрушенных гидроэлектростанциях дежурство, огневые позиции. Ему же две тысячи вёрст надо пройти! Это только до Енисея, а там ещё сколько? Нет, Татьяна, это был сумасшедший. Впрочем, у тебя есть пятнадцать сотрудников, и взвод бойцов тебе выделили. Вертолёт я тебе не дам, горючку надо беречь, а у вас четыре моторки, катер, бензин по лимиту. Действуй. И не мешай, дел по горло.

Злая Львова, вернувшись в Слюдянку, нашумела на своего эксперта, почему ещё не высохли фотографии Георгия Арефьева, помотала головой, увидев взлетающий вертолёт, и приказала собрать всех оперативников на совещание.

— Приказ! Принять меры к поимке Жорика, — она нарочно произнесла имя разыскиваемого в уменьшительной форме, считая, что так подчёркивает своё презрение к нему, на самом деле вымещая обиду. — Сейчас же создаём четыре группы. Две из них идут на моторных лодках по Ангаре. Идут до стрелки! На каждой моторке один оперативник и один стрелок.

А также оружие, продукты, палатка, бензин и масло для двигателя. Смотреть берега, опрашивать народ, показывать карточки Арефьева. Ещё пятеро — два оперативника и три бойца в Иркутск. Будете сидеть на взорванной плотине ГЭСа и ждать, проверять всех, кто по реке пойдёт. Может, он ещё на Байкале где. Поедете туда вместе со мной на «Фантомасе». Он сейчас направляется в Братск. Я поеду с тремя стрелками туда. Вот фотографии Арефьева. Взять с собой и запомнить на личность этого типа. Вопросы есть?

В это время в её кабинет, сделанный из трёх купе, постучали, и не дождавшись ответа, дверь отъехала в сторону. В проёме показалась повариха штабного поезда Марина.

— Есть-то будете? — она оглядела оперативников оценивающим взглядом, как бы проверяя степень их упитанности. — Опять не завтракали никто!

Львова было набрала воздуха в лёгкие, чтоб резко ответить, но передумала. Полчаса, затраченные на обед, ничего не решат, а сытым работать лучше. Она кивнула, дескать, сейчас придём в столовую. Марина, прошедшая вперёд, уже начала поворачиваться обратно к двери, как вдруг её взгляд зацепил лежавшие на столе фотографии.

— Ой, а что это вы, Манжуру что ли ищете? — она склонилась к ним поближе. — Какой-то он худой, нос сломали, оброс весь. Нашлись, что ли, наши-то?

У контрразведчиков будто глаза открылись. И верно, на снимках была почти копия Николая Манжуры. У Львовой как метлой смели ту паутину с глаз, что мешала увидеть это раньше.

Нельзя злиться, нельзя, успокаивала она себя, что за проколы такие пошли! Надо утихомириться и работать с холодной головой.

— Это не он, — медленно произнесла Татьяна Сергеевна. — И прошу вас, Марина, никому не говорить про то, что видели.

И шеф контрразведки посмотрела на повариху своим знаменитым давящим взглядом. Та как ростом меньше стала, и несколько раз кивнула зажатой между поднятых плеч головой.

— Сейчас парни подойдут, — Львова выжидающе глянула на Марину, дескать, всё, уходи. И дождавшись, когда дверь за той закроется, добавила: — Вот так. Многое становится ясным. Но задача наша не меняется! Всё! Обедаем и выступаем.

На Ангаре возле Иркутской ГЭС было оживлённо. Катера, борясь с течением, стремились подняться до Байкала, моторки с бойцами носились во все стороны. Шля подготовка к обороне и зимовке, если, конечно, удастся сдержать напор врагов. Никакого поста на взорванной плотине не оказалось. Как вскоре выяснила Львова, остановив одну из лодок, власти в Иркутске не было никакой. Инженеры, тыловики, специалисты по вооружению прочёсывали город, подбирая то, что могло пригодиться для решения своих задач. Местных жителей здесь не осталось, так что протестовать было некому.

— Так поступим, — Татьяна Сергеевна прикусила на миг нижнюю губу. — Кто остаётся здесь, раздобудьте себе лодку или лучше две. Встанете на воду ниже пролома и проверяйте всех! Также всем показывайте фотографии Арефьева. Исполняйте!

До них донёсся двойной гудок тепловоза. «Фантомас» уже опаздывал в Красноярск. Львова со своей группой бегом добежали до лёгкого бронепоезда, где на неё угрюмо посмотрел Адам Зейдлиц и укоризненно покачал головой. Но ничего не сказал.

В Братск прибыли к вечеру. Быстро выгрузили имущество, и лёгкий бронепоезд умчался. Стоянку решили разбить среди покосившихся деревянных домов прямо на берегу. Внутрь их заходить не решились, побоялись, что обвалятся. Собрали палатки — одна для жилья, вторая для имущества, разобрали снаряжение, накачали надувную лодку, подвесили к ней мотор, наломали дров для костра. Львова сразу ушла на берег, определила место наблюдения, а также прикинула, откуда можно будет огнём перекрыть реку. Это если беглец не захочет сдаваться.

Стрелки разбили лагерь, и от котла, висевшего над огнём, подымался парок. Солнце, уже утратившее дневной блеск и жар, не спеша уходило за поросший ёлками горизонт. На реке и берегу никого не было видно. Наглядевшись на тихую воду, на поверхности которой иногда прорисовывались струи течения, как будто Ангара показывала свои скрытые могучие мускулы, Львова вернулась к лагерю. Там вокруг костра уже стояли притащенные парнями чурбаки, вкусно пахло жареным луком. Занятые своими делами стрелки подняли голову. Татьяна Сергеевна, присев на чурку, принялась распределять время дежурств. Всего она назначила три смены по восемь часов.

— Начнём прямо сейчас, — объявила она. — Время около девяти вечера. Я заступлю первой. Вы отдыхайте. Но пока пойдём со мной, я укажу позиции для стрельбы.

Они вышли на пологий берег, и Львова показала, где, по её мнению, лучшие сектора огня. Но Анвар Мишланов, матёрый разведчик и снайпер, взявший оружие в руки десяти лет отроду, вежливо кашлянул.

— Вы, Татьяна Сергеевна, хороший работник в своём деле, — учтиво наклонив голову, произнёс он. — Но если дозволите, позиции мы выберем себе сами. Задача-то перекрыть речку? Так?

Львова кивнула.

Стрелки постояли на месте, медленно поворачивая головы по сторонам, потом разбрелись по берегу. Контрразведчица вздохнула и поплелась к костру, доваривать кулеш. Пшено не спеша кипело, бурлило, выкидывая на поверхность раздувшиеся крупинки. Пора добавлять тушёнку, решила глава секретной службы. Своим бебутом она вскрыла килограммовую банку с мясом и вывалила его в котёл. Прихваченной с базы парнями поварёшкой несколько раз перемешала варево.

— Вот она, настоящая женская доля, — подумалось ей. — Сиди у огня, вари еду, а мужики пока всю работу сделают, и мамонта добудут. Да, погорячилась я, когда решила сама сюда ехать. Парни бы и сами управились. Поскорей бы война кончилась. Уехать бы с Рустиком вот так же, на тихую реку. Пожить в палатке, ни о чём не волнуясь.

Послышались шаги, она обернулась. Это вернулись стрелки. Всюду ходивший с любимым ручным пулемётом Мишка Машинка улыбнулся ей, взял лопату, отыскал топор и кинул его своему вечному напарнику Свену. Тот ловко поймал инструмент, и стрелки вновь ушли на берег, готовить свои позиции. Кулеш сварился, Львова сыпнула в него нарезанной зелени и закрыв котёл крышкой, сняла с огня.

Уже и чай, разгонявший по воздуху ароматы распаренного смородинового листа, был готов, а стрелки всё не шли. Без них Татьяна Сергеевна к еде не прикасалась, не было так принято, хлебать в одиночку из общего котла. Да и есть не очень хотелось. Так и сидела, иногда подбрасывая в костёр поленья и ни о чём не думая. В заросших буйными кустами бывших огородах о чём-то своём тренькали птички. В траве кто-то шуршал и пыхтел. Потихоньку стемнело, всё затихло.

Наконец-то вернулись стрелки. Мишка Машинка и Свен. Анвар, как они пояснили, остался дозорить.

— Да я посмотрю, — поднялась Львова, но парни замотали головами.

— Не надо, он сегодня до обеда дрых. Сейчас кулеша ему оттащим с чаем, сами поедим и тоже на берег пойдём. Нам привычней так.

Да, подумала контрразведчица, тактично намекнули мне, что, дескать, сиди здесь, а мы уж сами сделаем всё как надо. Она ничего не сказала, а принялась раскладывать по алюминиевым чашкам ужин.

Свен ушёл во тьму, унёс порцию Мишланову, вернулся и присев на чурбачок, принялся есть. Он иногда перебрасывался короткими фразами с Мишкой, Львова их не слушала, она попила чаю, и залезла в палатку. Там, скинув свои сапожки и сняв портупею, она бухнулась на расстеленные одеяла и сразу уснула.

Стрелки, поев, аккуратно составили грязные тарелки в сторонку (утром помоем), запарили ещё котелок со смородиной. Потом, взяв с собой спальники и чай, плеснув водой из фляги на тлеющие поленья, они бесшумно ушли на берег.

Утром, ещё солнце только показалось на небе, Львова вскочила, вышла из палатки. Свежий воздух пах рекой, вовсю заливались птицы, видимо, обсуждая вчерашних гостей. Татьяна Сергеевна потянулась и занялась утренним туалетом. Потом она быстро разожгла костёр, подвесила над ним котёл, наполовину заполненный не съеденным вчера кулешом, и пошла на берег за водой.

Спустившись к Ангаре, она обернулась, высматривая стрелков, но не заметила их. Только Львова взобралась наверх с ведром в руке, как перед ней возник Свен.

— Позвольте вам помочь, — он перехватил у неё дужку ведра. — Пойдёмте, есть что доложить.

Во время завтрака Анвар сообщил, что видел около полуночи подъехавший к берегу автомобиль, точнее свет фар. Он остановился примерно в километре выше по течению. И только посветлело, как трое мужиков сгрузили из кузова лодку, какие-то мешки и ушли на моторке вверх по Ангаре. Свен сходил, осмотрел грузовик, обыкновенный старый-старый ГАЗ-66, но исправный.

К обеду вопрос с неизвестными разрешился. Загудел лодочный мотор, и в берег около лагеря контрразведки ткнулась синяя с красной продольной полосой моторка. На носу виднелся полузатёртый номер 45–34. Из неё вылезли три мужика в длинных, шинельного сукна куртках, и подтянув лодку повыше, пошагали к костру. Как раз Анвар готовил обед. За прибывшими внимательно наблюдал невидимый за кустами Мишка Машинка.

— Здорово, народ! — хрипло поздоровался один из мужиков, худой, лысый, в тяжёлых рыбацких, покрытых многими заплатами броднях, и протянул руку Анвару и Свену. Улыбнувшейся пришельцам Львовой он просто кивнул.

Остальные также поздоровались за руку и присев на чурбаки, закурили, посматривая на стрелков.

— Мы из Слюдянки, с поездов, — заговорила Львова. — Сумасшедшего ловим. Вам не встречался такой?

Она вытащила из планшетки фотографии Арефьева и протянула мужикам.

— Никого не видали, — посмотрев карточки, заявил мужичок небольшого ростика в истрёпанной бейсболке тёмного цвета с засаленным козырьком. — Мы на рыбалке здесь.

Выяснилось, что узнав о запустевшем Братске, сюда потянулись люди. Кто-то не ужился с порядками в Красноярске, кто-то любил одиночество. У сидевших рядом с костром рыбаков была база неподалёку отсюда. Там они коптили, вялили щуку, леща, сорогу, окуня, надеясь потом обменять этот товар на необходимые вещи в Красноярске или Абакане. Больше всего они нуждались в бензине, хлебе, запчастях и патронах. Ну и конечно, они охотились.

— У вас бензина лишнего не найдётся? — поинтересовался мужик в заплатанных броднях. — Мы бы вам рыбы навалили и вяленой сохатины с кабанятиной.

— Если останется, дадим, — пообещала Львова.

Рыбаки уже поняли, что она здесь старшая и разговоры повели с ней. Расспрашивали, как живут в России, чем занимаются, что у них есть. Узнав о восстановленных заводах, исправных железных дорогах, переглянулись.

— А что, можно к вам переехать? — спросил третий мужик, беспрестанно мявший в руках сорванную веточку ивы. — Хочется спокойно пожить, семью завести.

— Вот разгромим викингов, тогда и заживём спокойно, — Свен помешал поварёшкой бурлящий суп, зачерпнул немного, подул и оскалив зубы, начал пробовать. — Опять пересолил, — он глянул на Анвара.

Тот невозмутимо потягивал трубочку, никак не реагируя на кулинарный промах.

— Ладно, есть будете? — Свен обратился к рыбакам.

— Давайте, — не отказались те. Тот, что в заношенной бейсболке, быстро поднялся и убежал на берег.

— За чашками с ложками побёг Серёга, — пояснил один из рыбаков. — Ну, посмотрим, как цивилизованные люди питаются.

После обеда мужики поблагодарили за гостеприимство и пригласили к себе с ответным визитом. Обещали угостить копчёным тугуном, «сказочной рыбой», по их словам.

День прошёл спокойно. Анвар вытащил откуда-то моток лески, несколько крючков, смастерил удочку и пару донок. Накопал где-то червяков и принялся рыбачить. На ужин была густая наваристая уха. Анвар сделал простую, рыбацкую. Выпотрошил и промыл десяток сорожек, окуней, лещей и залив их холодной водой из Ангары, подвесил котёл над костром. Оглядев окрестности, он отправился побродить по пустующим домам. В одном из них нашёл большую эмалированную кастрюлю и сито с оцинкованной сеткой. Проверив кипящую похлёбку, помешал её и тщательно вымыл в реке найденную посуду. Примерно через час с начала варки Анвар пристроил сито на кастрюлю и процедил сквозь него варево. Разваренных рыбёшек он выкинул в реку, обеспечив ужином прибрежных мелких жителей и шустрых окушат, без страха шнырявших на самом мелководье. Бульон оказался темноват, видать, жабры дали муть. Пришлось делать оттяжку из добытой с рыбы икры. Вскоре уха просветлела.

Сполоснул котёл, перелил туда процеженный бульон и заложил в него трёх крупно нарезанных щук и пару судаков. Чешую с кожей с них Анвар снял, кости убрал. Поварил минут десять, посолил, бросил пару лавровых листов, четыре горошины душистого перчика и плотно закрыл крышкой. Ещё минут через пять он снял уху с огня, аккуратно пристроил котёл меж бревён, чтоб не упал и огляделся по сторонам. Досчитал по пятидесяти, быстро достал из внутреннего кармана плоскую чёрную фляжечку, отвинтил колпачок, и поднял крышку. Пряный аромат вырвался из котла, Анвар нюхнул и улыбнулся. Плеснул в уху грамм двадцать водочки и торопливо прикрыл варево. Встал, потянулся, закрыл фляжечку и сунул её обратно. После этого Анвар подвесил над огнём котелок с водой для чая и отправился звать своих на ужин. Когда засадники наслаждались ухой, увидели, как давнишние рыбаки, весь день пропадавшие по своим делам, завели моторку и вновь ушли вверх по Ангаре.

— Сетки проверять поехали, — высказался, глядя им вслед Мишка Машинка. — Я на карте смотрел, там речка Ока в Ангару впадает. Рыбка там кормится. А мы здесь неплохо покормились. Анвар, объявляю тебя национальным героем за очень вкусное избавление меня от голода.

Утром следующего дня к взорванной плотине Братской ГЭС подъехал «Фантомас» и дал двойной гудок. Дежуривший Анвар повёл биноклем влево и увидел выпрыгнувших из бронепоезда бойцов. Они потягивались, некоторые закурили.

Мишка сбегал к ним и вернувшись, принёс приказ от Набокова срочно возвращаться обратно. Львова ничего не сказала на это и велела сворачивать лагерь.

— Так мы тугуна и не поели, — вздохнул Анвар. — И мужиков что-то сегодня было не видать. Наверно, около сеток остались.

К ним на помощь пришли четыре стрелка, узнав о «сказочной рыбе», все запереживали, стали расспрашивать про рыбаков, но делать нечего, приказ надо исполнять. Набоков не любил, когда медлили с выполнением его указаний.

Парни уже подходили к «Фантомасу», когда сверху по реке послышался шум мотора. Анвар, сложивший свою поклажу возле вагона, обернулся и приложил ладонь ко лбу.

— О, вот и они катят, — обрадовался он. — Сейчас и потолкуем.

Чем-то недовольный Зейдлиц высунулся из окна.

— Что стоим? — срывающимся голосом спросил он. — Ехать пора.

Ему пояснили, что есть возможность разжиться какой-то рыбой, пришедшей сюда на нерест и обладающей неисчислимыми полезными и вкусными свойствами. Адам, большой поклонник рыбы во всяком виде, прокашлялся и разрешил подождать. Когда он услышал про бензин, которым следовало бы расплатиться, поморщился, но нехотя кивнул.

Анвар прошёл по плотине на самый край железной дороги, обрывавшийся прямо в Ангару. «Фантомас» стоял за ним метрах в пяти. Зейдлиц так поставил его, чтобы группа Львовой заметила издалека. Синяя лодка с номером 45–34 приближалась к гидроэлектростанции. Видно, что в ней сидел всего один человек. Он смотрел прямо на реку и не обращал внимания на бронепоезд и махавших ему людей. Анвар схватился за висевший на груди бинокль и поднёс его к глазам.

— Это не они! — закричал он, всматриваясь, и тут же оторвался от окуляров, ища глазами Львову. — Это Арефьев!!!

Мишка Машинка и Свен схватились за оружие и побежали к Анвару. Остальные стрелки также присоединились к ним.

— Стой! — заорал Свен, и прицелившись, дал перед носом моторки, бывшей уже метрах в полустах автоматную очередь. Лодка, на борту которой блестела красная полоса, буквально влетела в фонтанчики, поднятые пулями.

— Живым брать! — закричала выбежавшая из бронепоезда Львова. — По мотору бейте!

Анвар с досадой взглянул на свои пустые руки — винтовку он оставил у вагона, но кто-то из стрелков уже перекинул свою снайперку вперёд, бухнулся на шпалы и начал выцеливать двигатель лодки. Промахнуться с такого расстояния, стреляя сверху вниз, можно было запросто, Арефьев начал маневрировать в стороны. Выстрел, другой, третий, всё мимо. Моторка влетела в пролом плотины, шум двигателя ударил вверх, на миг оглушив стрелков и вдруг Жора обмяк и откинувшись от руля, упал на спину. Потерявшая управление лодка рыскнула и по дуге пошла направо в сторону противоположного берега. Там она влетела в заросли ивняка. Мотор продолжал рычать, а его винт рвать дно у берега, пока стрелки накачивали свою лодку и переправлялись на ней.

Вскоре Львова ещё раз взглянула в лицо таёжного жителя. Да, повариха Марина не ошиблась, копия Манжуры, только худой и обросший. И тоже без сознания. И тоже плотина ГЭС. И тоже «Фантомас» на ней. Она посмотрела на колёса бронепоезда, на пару сантиметров не достававших до рельс и ей в голову пришла одна мысль. Делиться ею она ни с кем не стала.

Через двадцать минут после того, как Жору Арефьева привезли, «Фантомас» помчался в Слюдянку.

Что такое ЗКП?

— Идём парами, — Ринат посмотрел на Юсефа и Саню. — Вы замыкаете. Гоша, вперёд!

Они протиснулись между косяком и стальной, выпуклой изнутри дверью. Свет почти не попадал сюда, поэтому первая двойка включила фонарики. Высокий арочный коридор, облицованный разноцветной, выкрошившейся уже плиткой уходил вглубь горы.

— Дверь недавно открыли, — Ринат наклонился к полу. — Никакого мусора ещё не нанесло сюда. Значит, кто-то тут ходит. Пошли потихоньку.

Резиновые подошвы сапог мягко стучали по каменным плитам. Вдруг под ногами захрустело. Фонарики осветили кучку тряпья, кости. Рядом валялся обтянутый чем-то чёрным череп. У стены лежали ещё две такие кучи.

— Кто-то тут прошёл, и покойников побеспокоил, — шепнул Саня Юсефу. Лежавшие четверть века мертвецы в истлевшей военной форме никак не реагировали на пришельцев. Давняя катастрофа погубила их мгновенно. Отойдя от входа метров десять, разведчики заметили под потолком пучок кабелей пересекающий туннель. Сразу после этого в правой стене появился проём. В свете фонарей была видна лестница с мелкими, не выше десяти сантиметров ступеньками. Пролёт уходил вверх, на правую руку.

Ринат глянул туда, потом вперёд, отчего луч фонаря, закреплённого на голове, помотался, выхватывая щербатые стены и тёмные пятна. Подумал чуток и махнул рукой дальше по коридору. Вскоре слева появилась пустота. Невидная, тихая, чёрная. Свет, попавший в неё наискосок, утонул там без следа. Разведчики подошли ближе. Это оказался вход в ту полость, куда вели гигантские ворота. Огромное пространство под землёй. Здесь стояла техника — бойцы увидели автомашины, в основном УАЗы и КАМАЗы, пара РСЗО Торнадо — Т, гаубицы Д-30. У стен полости возвышались аккуратно сложенные деревянные ящики, когда-то выкрашенные в защитный цвет. Судя по маркировке, тут хранились боеприпасы.

— Сухо здесь, — потрогал стены Гоша. — Сырость не чувствую. Это значит…

— Это значит, что дверь входную открыли недавно, — пробормотал Юсеф. — А кто и зачем? Тот, кто ракеты пускал?

— Хм, — Ринат прошёлся лучом фонаря по технике. — То есть кто-то выстрелил пару раз из ракетницы, потом быстро прибежал сюда и спрятался. Похоже на ловушку. Давайте-ка свет погасим и послушаем.

Стояла глухая тишина, какая бывает только в пещерах. Никаких звуков. Постепенно накатывало ощущение, что появившаяся чернота бесшумно пожирает, поглощает. Саня даже пошевелил рукой — убедиться, что она на месте. Постепенно глаза привыкли к темноте и даже уловили что-то едва-едва светленькое там, где находился проход в коридор.

Ринат слушал внимательно, но кроме внезапно явившегося шума в ушах никаких звуков не уловил. Кожей лица он пытался уловить движение воздуха, и даже наслюнявил пальцы на левой руке, но ничего не чуял. Только он начал открывать рот, чтобы дать команду включить фонари и двигаться дальше, как вспыхнул свет.

Неожиданный яркий удар заставил всех зажмуриться, на секунду отключился слух. Когда разведчики открыли глаза, то первым делом поразились размерам подземной полости. Множество огромных ламп сияло сиреневым светом со стен, с потолка. Они еле слышно гудели. Ринат дёрнул Гошу за рукав и бросился поближе к боевым машинам, чтоб укрыться за ними от неизвестных, включивших свет. Саня с Юсефом уже исчезли среди техники, командир успел увидеть, как у них в руках появилось по пистолету.

— Внимание, внимание! — услышали разведчики усиленный динамиками голос, вдруг прервавшийся тонким, отвратительным визгом. Несколько секунд он бил по ушам парней, вынужденных оставить оружие и закрыть головы руками, и пропал.

— Извините, неполадки, — разнёсся тот же голос. — В общем, оружие на пол положите, и руки вверх. А то мы вас убьём.

Гоша широко раскрыл глаза и посмотрел на Рината, он молча спрашивал: «Что такое тут происходит?»

Командир пожал плечами. Ситуация странная. Ультиматум с извинениями, без жёсткого наезда. Кто с ними говорит?

— Ну вы чего там молчите? — услышали они вновь. — Сдавайтесь, а то мы стрелять начнём. Прямо в вас будем стрелять.

Ринат закинул автомат за спину и жестом велев Гоше оставаться на месте, вышел к стене, там, где посвободней было.

— Переговоры! — закричал он, приложив ладони рупором ко рту. Подождал немного, покрутил головой, позыркал по сторонам и снова прокричал: — Переговоры! Выходите! Один на один.

В динамиках раздались неразборчивые голоса, похоже было на спор. Потом всё стихло, видно, догадались отключить звук. Ринат тем временем взобрался на штабель деревянных ящиков с нанесенными на них маркировками — чёрные, красные, зелёные буквы и цифры. С высоты примерно четырёх метров он осмотрелся. Обилие техники порадовало командира. Как любой военный, он считал, что любой резерв вооружения приносит только пользу, потому что противнику от этого становится гораздо хуже. Ринат насчитал три штабных КАМАЗа, двенадцать тентованных УРАЛов, восемь УАЗов, из них половина фургоны, два с красными крестами на бортах. Три РСЗО «Торнадо — Т», тут же четыре гаубицы, машины связи, передвижные гусеничные комплексы противовоздушной обороны, три полевые кухни, и множество ящиков, коробок, длинных, квадратных, узких, широких.

Хорошее место мы нашли, подумал Ринат, надо подружиться с хозяевами, может, и поделятся чем. Тут послышалась цокот, кто-то стучал стальными подковками по бетонному полу. В глубине пещеры, справа, мелькнула чья-то тень между машин, и вскоре перед командиром разведгруппы появился парень лет двадцати, в старинном камуфляжном «под цифру» костюме, на ногах высокие берцы, причём без шнурков. Автомат Калашникова, 7,62 калибр, как определил разведчик, висел за спиной.

— Здравствуйте, — парень протянул руку. — Меня Миша зовут. А вас как?

Ринат, успевший слезть с ящиков, пожал руку аборигена и представился.

— Мы здесь от чёрных людей прячемся, — заговорил тот. — Три года в лесу жили, в землянках, потом Окунь нашёл это место. А вы кто?

— А сколько вас? — спросил Ринат, как бы не услышав вопроса.

— Тридцать четыре, — парень поднял глаза вверх и пошевелил губами, считая. — Двадцать две женщины, остальные мужики.

— Дверь у вас открыта, — разведчик пристально смотрел в лицо собеседника, гадая, простодушный он такой или очень хитрый. Рассказывает всё без утайки почему-то.

— Мы чего-то не можем её закрыть, — парень пожал плечами. При этом он снял автомат с плеча и положил на ящики, оставшись безоружным, наверно, мешал.

— Это вы ракеты пускали? — выпытывал Ринат.

— Ага, — кивнул парень. — Окуня нет третий день. Ушли они втроём на охоту и пропали. А тут вы появились. А вы кто?

— Это длинный разговор, — разведчик сделал шаг в сторону и крикнул: — Выходите!

Появились Гоша, Саня и Юсеф. Парень оглянулся.

— А вас четверо всего? — огорчённо сказал он. — Вы из Иркутска? Там, говорят, тоже чёрные люди всех вырезали.

— Нет, Миша, мы не из Иркутска, — Ринат хмыкнул. — Пойдём, поговорим, кто у вас старший?

— Парфён Никитыч, но он с Окунем и Димоном на охоту ушёл. Получается, что старший сейчас я.

Гоша откашлялся. Пистолетчики, стоявшие спиной к собеседникам, и контролировавшие обстановку, держа по пистолету, быстро переглянулись.

Примерно через час после этого разговора Рафа Колун услыхал позади себя, выше по склону, лёгкий шорох, а вслед за этим тихий свист, который вскоре повторился. Разведчик неслышно развернулся. При этом его напарник, находившийся метрах в двадцати, уловил это движение. Рафа сделал ему предостерегающий жест.

— Колун, чего там машешь? — услышал он. — Это я, Гоша. Идите сюда.

Оказывается, выше метрах в десяти был замаскированный ход внутрь сопки.

— Командир велел всех собрать, — передал Гоша. — Давайте шустро, только осторожно. Тут люди пропали три дня назад.

Вскоре вся разведгруппа собралась в подземном городке. Гоша вместе с молчаливым, смотревшим исподлобья подростком провели их по тёмным коридорам. Потом они вышли к двери с табличкой «Зал совещаний». За ней слышались возбуждённые голоса, кто-то плакал навзрыд.

В комнате Ринат что-то терпеливо разъяснял двум женщинам, вытирающим глаза от слёз. Тут же расспрашивали о чём-то Саню. Юсефа не было видно.

— Вот что, парни, — увидев своих, повернулся к ним Ринат. — Тройка Дёмы сейчас отправится к нашим, только осторожно, здесь чёрные шастают.

Разведчики вылупили глаза. Какие чёрные здесь, в тысячах километров от границы?

— Да-да, — командир криво улыбнулся. — Вырезали здесь всех, оказывается, а эти спаслись. Только у них три мужика пропали. Видно, наткнулись на викингов. Надо наших срочно предупредить, а то расслабились мы. Кончился, видать, отпуск, — Он покачал головой. — Чёрные, это не лисички с совами и не бандиты из Омска. Так. Тройка Лимона сейчас в дозор. Остальные за мной, дверь будем закрывать, и маскировать подходы. Дёма, двигай. Только очень осторожно, сам знаешь, викинги парни умелые и хваткие.

Потом Ринат поднял руки и успокаивающе произнёс: «Ещё раз говорю, спокойно, спокойно. Мы вас защитим. Бояться больше нечего. А сейчас извините, нам надо работать. Замаскировать вход и ждать наших. Никому наружу не ходить. А мужики ваши найдутся. Обязательно».

Через пару часов, когда уже начало темнеть, на площадке перед главным входом в подземное убежище, где Ринат с подчинёнными пытался закрыть дверь, появился Сабиров, Закидон, Манжура с Данияром, весь отряд Пустэко. Десять были ранены, ещё шестерых несли на носилках, сделанных из срубленных жердей и курток. Рядом с бойцами бежали два усталых волкодава.

— Попали мы, как курица в борщ, — устало сказал удивлённо молчавшим парням Рината командир «Фантомаса». — Четверых потеряли, и у троих вот ранения тяжёлые. Викинги атаковали. Бронепоезд вдребезги. Патронов почти не осталось. Беда. И наших не предупредить никак.

Вскоре, когда устроили раненых и послали собак за оставшимся в сопках прикрытием, Пустэко рассказал, что произошло.

После того, как группа Рината перевалила через хребет и скрылась, тронулся и «Фантомас». Едва пройдя озеро, оставшееся справа сзади, как впереди грохнул взрыв на путях. Рельсы перед бронепоездом поднялись вверх, взвился дым, взметнулась пыль, и началась стрельба.

По составу били из пулемётов спереди и слева, из-за деревьев. Поскольку шли с поднятыми бронежалюзи, машиниста головного мотор-вагона убило сразу. Но не растерялся его коллега в заднем вагоне. «Фантомас» понёсся назад, на ходу артиллеристы открыли огонь наугад, так как противника никто не видел. Высунувшись в бронелюк, Пустэко увидел, что их преследуют две бронемашины, поливая из пулемётов. Крупнокалиберные рули задолбили по стенкам вагонов.

Бойцы из группы Сабирова, услышав взрывы и стрельбу, приготовились к бою. Вася Лицигер, схватив свой АГС, побежал на берег, укрепил его меж камней и приготовился к бою. Расчёт с РПГ взял позицию с другой стороны железной дороги. Остальной десяток бойцов рассредоточился за домами, деревьями, наспех наметив сектора обстрела. Снайперу Сабиров велел наблюдать за тылом, он опасался нападения со всех сторон.

Вскоре «Фантомас» с исковерканным задним дизель-вагоном пронёсся мимо них и затормозил. Бронетранспортёры, гнавшиеся за ним, вошли в зону прицельного огня залёгших стрелков. Вася влупил по тому, что шёл справа. Второпях он не посмотрел, какие гранаты заряжены в ленте. Оказалось, что на две осколочных шла одна фугасная — коктейль для штурма. А тут пришлось обороняться. Но времени на перезарядку не было. Гранаты врезались в БТР, взрывались рядом, порвали толстую резину на правом переднем колесе. Но бронемашине это было нипочём. Стрелок в башне перестал поливать огнём бронепоезд и взял Васю на прицел. Первая же очередь простучала по камням, за которыми сидел Лицигер, выщербляя гранит. Она же опрокинула АГС.

Вася упал на бок и потащил из карманов разгрузки гранаты. Но стрельба затихла на миг. Лицигер приподнялся и увидел, что атаковавший его бронетранпортёр стоит и дымится. Башня дёрнулась, однако повернуться не смогла. Из спаренных стволов вылетела очередь трассеров, но пули только подняли вверх песок и гальку на берегу. Слева по БТРу ударил гранатомёт, добивая его. Вася услышал краткое шипение, это кумулятивный снаряд прожёг броню. Бронемашина содрогнулась, башня подлетела, упала обратно, не удержалась и с лязгом сползла на землю. Бронетранспортёр заполыхал. Из него никто не выскочил. Метрах в тридцати от горящего БТР ревела движком вторая бронемашина. Она провалилась передком в какую-то яму и сейчас пыталась выехать назад. Но задние колёса повисли в воздухе и ничего у водителя не получалось.

Один из стрелков поднялся из кустов, осторожно подошёл к застрявшему транспорту, и дал короткую очередь по башне, предлагая сдаться.

— Кто это такие? — Сабиров тоже подошёл к ревевшему БТР. — Техника как у викингов. Но они-то откуда здесь?

К ним подбежал Пустэко.

— У меня четверо убитых, раненые есть, — отдыхиваясь, сказал он. — Что это такое? Кто это?

— Командир, смотри! — вдруг закричал один из бойцов и указал рукой на север. Там, вдоль железной дороги приближались несколько грузовиков. Примерно в километре от посёлка они остановились. Из них начали прыгать воины.

— Да это чёрные! — ошеломлённый Сабиров глянул на Пустэко. Комброн развернулся к своему «Фантомасу» и заорал: — Огонь!!!

Артбашни открыли беглую стрельбу. Развернувшиеся в цепь викинги залегли, но те, что шли слева, начали взбираться выше, обходя с фланга.

— Скорее на борт! — закричал Пустэко, он хотел погрузить всех и рвать дальше по путям, на юг. Но тут внезапно ударила артиллерия откуда-то из-за озера. Чёрные фонтаны разрывов начали придвигаться к вагонам. На железной дороге, там, куда хотел отступать комброн, показались перебегающие фигурки. Оттуда раздалась стрельба. Замелькали трассеры.

— Уходим вверх! — Сабиров дёрнул за рукав Пустэко, закусившего губу и соображавшего, что делать. — Бросай бронепоезд. Сейчас пристреляются из пушек и разнесут нас. Свободно только туда, на сопку. Врубай дымовуху! А то нас на голом склоне перестреляют, как на ладони!

Повалил дым, вскоре заполыхали и подожжённые артиллерийским огнём дома посёлка. Бойцы тяжело бежали вверх, они тащили раненых и убитых. На гребне Сабиров оставил прикрытие из пяти человек с одним из уцелевших кинологов. Это чтобы потом, в темноте их нашёл пес, которого проводник отправил с основной группой. Сверху стрелки увидели, как подбежавшие к «Фантомасу» неизвестные полезли внутрь. Тут же рванул боезапас бронепоезда. Пустэко оставил подарок и враги его получили. Там же, в посёлке тяжёлым чёрным дымом исходил горящий БТР, застрявший в яме. Перед отходом бойцы подожгли его.

Данияр охнул, взглянув на спокойно наблюдавшего за творившимся внизу Манжуру.

— Ну дела, — пробормотал он.

Откуда-то из-за озера артиллерия противника послала два снаряда вдогонку бойцам, но они разорвались на склоне сопки, не причинив вреда.

— Викинги, ё-моё! — наблюдавший Пустэко оторвался от бинокля. — Откуда они здесь?! Надо наших срочно найти и к Гилёву бежать.

— Уходить сейчас следует в тайгу, — Сабиров потрогал разодранную осколком щёку. Кровь уже не шла, но рана болела. — И думать. Ринат где-то здесь. Если нас сейчас не встретили засадой, значит, и он прошёл. А к Гилёву надо с утра бежать. Скоро ночь, заплутать можно или того хуже, в плен угодить. Смотри, смотри, они флаг Амры поднимают! Это что тут охрана их жрецов делает?

На опрокинутом навзничь артвагоне «Фантомаса» суетившиеся внизу люди установили флагшток с белым знаменем, где под слабым ветром с Гусиного озера лениво шевелился красный лев.

— Отборные части, — Седых вздохнул. — Надо уходить, и следы прятать, пока светло. Я с этими парнями резался. Упрямые они, гордые и злые. Пощады не дадут. Утром встанут на след и как псы пойдут искать нас.

Сделали носилки для раненых, указали прикрытию направление, куда пойдут, наказали, если чёрные атакуют ещё до заката, уходить в другую сторону, на юго-восток и отправились искать группу Рината или место для ночлега. Через пару часов они вышли на тройку Дёмы, высланную за ними.

Всю ночь шёл дождь. Гроза приползла с севера и чёрные тучи цеплялись брюхом за горные хребты. Их пропарывали острые верхушки растущих на гребнях угрюмых елок и они исходили потоками холодной воды. Часа в четыре утра подул ветер и тучи нехотя, оставляя тёмные вьющиеся хвосты на небе, укатились на юг, в монгольские степи. Перед самым рассветом в Улан-Удэ отправили гонцов — кинолога Магомеда с волкодавом и тройку под командой Лимона, как самых быстроногих. По бетонке, вившейся вдоль речки, парни понеслись волчьим шагом. Волкодав прыжками унёсся вперёд. Пустэко наказал передать Гилёву, что здесь появились чёрные. У них есть бронемашины, артиллерия, грузовики. Численностью несколько сотен. Гвардия Амры-Конана.

К сожалению, все карты сгорели в «Фантомасе», поэтому комброн нарисовал гонцам примерный путь по памяти. Пройти им предстояло около двухсот километров. Пустэко понимал, что чёрные викинги могут атаковать группу Гилёва хоть сегодня, но он надеялся, что два-три дня враг простоит в посёлке Гусиное Озеро. Подобьют итоги боя, отправят раненых на свою базу, пополнят боепримасы и возможно, начнут их искать. Потеряют время, а посланцы успеют добраться до Улан-Удэ. По долине реки Удунги, разделявшей Хамар-Дабан и Хамбинский хребет, им надлежало выйти к Байкалу, а оттуда добраться до Улан-Удэ. Сама Удунга протекала невдалеке от подземного городка, именно вдоль неё шла заброшенная бетонная дорога.

— Посмотри, — Пустэко вышел на площадку перед главным входом, где Сабиров наконец-то смог разобраться в механизме двери и сейчас занимался укрытием подходов. — Вот, гляди, это запасной командный пункт.

Сабиров, руководивший стрелками, растягивавшими маскировочные сети, подошел к комброну и взял в руки принесённые тем бумаги.

— Какой ещё запасной пункт? — пробурчал он. Настроение у него было скверное. После того, как похоронили убитых, разобрались с ранеными и подсчитали силы, вышло очень плохо. В строю осталось тридцать два бойца. Из них четырнадцать были задействованы в дозорах. Если нагрянут викинги, то удержаться будет сложно.

— А где масксети взяли? — комброн увидел, как стрелки привязывают верёвки к деревьям и бетонным столбам. По ним натягивали маскировку.

— В машинах, — Сабиров читал бумаги. — А, вот оно что. Значит, здесь был запасной командный пункт главного командования сил Дальнего Востока. Ну и что?

— Ты что? — удивился Пустэко. — Не понял, что ли?

— Чего не понял? — досадливо спросил командир стрелков. — Ты не путай меня. Мне работать надо, говори что нашёл.

— Мы не нашли здесь узла связи, — комброн посмотрел в глаза товарища. — Ясно сейчас? Подумай сам, как главнокомандующий войсками Дальнего Востока мог бы руководить армиями, флотом на Тихом океане отсюда, если бы связи не было?

— То есть, — Сабиров на миг задумался. — У нас есть возможность послать сигналы нашим. Они сегодня должны соединиться в Улан-Удэ. Постой, ведь радио только на ультракоротких волнах действует. Хотя, хотя, хотя…

— Хотя шанс есть, — Пустэко щёлкнул пальцами. — Узел связи где-то здесь. Надо его быстро найти и попробовать. Пошли?

— Куда?

— Искать ход на узел связи. Апартаменты главкома здесь, значит и радиоцентр где-то рядом. Пусть твои работают, не отвлекай. Айда!

Поиски решили начать с командного зала — огромного помещения в конце входного тоннеля. Здесь когда-то находился оперативный дежурный, сидя за большущим полированным светлого ореха столом. Напротив него, шагах в десяти, была сооружёна высоченная, примерно пятнадцатиметровой высоты, плоскость из прозрачной пластмассы. На ней подробно изображалась карта от Байкала до Тихого океана. За этим гигантским атласом стояли стальные леса, похожие на строительные. Тут же на полу лежали горкой мумифицированные остатки военных, погибших здесь во время катастрофы. Обитавшие в подземном городке беженцы от викингов сложили сюда покойников, пугавших женщин и детей.

— Да-а, — протянул Сабиров, заглянув за пластмассовую карту. — По этим лесам операторы ходили, в наушниках, и наносили обстановку на карту. Дежурный сидит и видит, как движутся части, какие полки, где враг.

— А откуда операторы знали, кто куда пошёл? — Пустэко тоже осмотрел задник карты. — Покойники лежат. Разберемся с делами, похороним по-людски мужиков.

— Им из оперативного отдела передавали сведения. Получат доклад от тех, кто воюют, или маневрирует, иди ещё чего. И сюда. А дежурный в курсе, где какая часть. Контроль круглосуточный. Одно время заменяли и карты эти и операторов на компьютеры, но ненадёжно оказалось. Ладно, вот смотри, здесь вся связь. Предлагаю пройти по кабелям. Они и выведут нас на узел связи. Ищи давай.

Всё оказалось просто. Пучок тонких, перевитых меж собой оптических кабелей уходил в угол командного зала. Командиры подошли ближе и увидели запорошённую пылью стальную дверь. Линии связи ныряли в проём над ней. На счастье любопытных поисковиков, вход оказался не заперт. Дверь была приоткрыта. Сабиров с натугой отжал её.

— Темно тут, — он сморщившись, глядел в проём. — Фонари надо.

— Там, наверно, своя генераторная, — Пустэко огляделся. — Не видно, чтобы силовые кабели туда шли. Ну что, пойдём за фонарями?

Через пару часов командиры выяснили, что узел связи, обустроенный в соседней сопке, был полностью автономен. Они предположили, что в случае атаки на подземный городок с командным залом управление войсками можно было осуществлять и отсюда.

— Они бы тут закрылись, — комброн осветил небольшой зал с аппаратурой. Луч выхватил тумблеры, кнопки, провода. — И отдавали последние команды. Сейчас радистов позовём, пускай разбираются. И мумии отсюда надо убрать. Восемь трупов. Видно, дежурная смена была.

— И машиниста твоего с помощником пригласить необходимо, — Сабиров чихнул. — Генераторы местные пусть заведут. Они однотипные с теми, что в том подземелье. Ну что тут ещё есть? Здесь радиоцентр, там генераторы, комната отдыха, а это что за дверь?

Обходя длинные столы, заставленные приборами, он прошёл через залу и толкнул деревянную дверь. Сабиров зашёл внутрь и вскоре вернулся.

— Серёга! Тут проводной узел! — крикнул он, стоя в проёме.

— Чего? — не понял Пустэко.

— Ну телефонная связь. Здесь радио, всякие тропосферные станции, а там по кабелям связь.

— Понятно. Ну пошли, что ли?

В это время за спиной Сабирова раздался мягкий, мелодичный звонок. Командиры замерли. Звонок повторился.

— Кто-то звонит, — прохрипел комброн и проглотил комок в горле.

— Я отвечу, — тихонько произнёс командир стрелков, развернулся и вернулся обратно. Пустэко бросился за ним.

На передней поверхности одного из приборов мигал огонёк. Мужики смотрели на него, не зная, что делать. Сабиров опёрся рукой на выступающую вперёд часть прибора, что-то задел и нахмурился. Он осторожно ухватил двумя пальцами один из торчавших там стерженьков и потянул его. Тот легко подался, за ним показался провод. Командиры переглянулись и Сабиров медленно воткнул стерженёк в отверстие пол горящим огоньком. Тот потух.

— И что? — комброн вытер пот с лица и вдруг ощутил, что он весь сырой. — Куда говорить-то?

У них в руках взметнулись фонари, обшаривая залу. На крючочке, приделанном у пульта сбоку, Пустэко заметил гарнитуру — мягкие на вид, большие наушники на двойной дуге с микрофоном. Он схватил её и прижал к уху.

— Эй, говорите! — завопил он. — Говорите, кто тут!

— Это ЗКП? — услышал комброн.

— Да!

— Привет с Тихого океана! А что такое ЗКП?

Спокойно, но тревожно

Через месяц бывший экипаж «Фантомаса» и стрелки вполне освоились в подземном городке. Нашли общий язык с беженцами, кое у кого из парней даже наметились некие отношения с одинокими женщинами. Громадный, двухэтажный командный пункт стал надёжным убежищем для всех. Только Данияр бродил хмурый и порой даже не откликался на предложения Закидона и Альбертыча иногда посидеть за рюмочкой разведённого спирта. Этой жидкости нашлась целая цистерна. Вообще запасами ЗКП оказался богат. Кроме вооружения и снаряжения, которого хватило бы на батальон, здесь оказались огромные склады еды, консервированной, конечно, но отменного качества. Даже за четверть века она не попортилась.

К сожалению, выйти на связь со своими не удалось. При подходе к Байкалу поисковые группы неизменно обнаруживали вражеские передвижные дозоры. Викинги скрытно патрулировали в сопках возле озера. Хорошо ещё, что разведчики всякий раз могли увидеть их первыми и затаиться. В бой вступать им было запрещено.

— Как думаешь, командир, почему они прячутся в горах, и толкутся возле Байкала? — Пустэко пил чай на телефонном узле вместе с Сабировым в ожидании связи с Владивостоком.

— Видимо, наши до сих пор там, — собеседник закурил, сигарет здесь было с избытком. — Где-то стоят. Вот смотри, на западе и севере от нас их патрули. На юге и востоке по автотрассе на Улан-Удэ проходит их техника. Куда она идёт? Я одного не пойму, если наши где-то на Байкале, почему их не видно? Даже вертолёты не летают. Что-то происходит. У нас тут такие новости с Дальнего Востока, а сообщить некому. Если обнаружат викинги это подземелье, уничтожат за день всех. Сутки, не больше, против них продержимся.

Телефонная связь соединила Забайкалье с Тихим океаном; ЗКП, запрятанное в сопках, с командным пунктом военных моряков Приморья. Там проживало около двухсот тысяч уцелевших после катастрофы, ну и конечно те, кто родился потом. Хотя никаких угроз им не было, активно шла работа по восстановлению морских судов, особенно рыболовных траулеров. Сабиров информировал дальневосточников о конвое, кто они и зачем идут. Узнав о чёрных викингах, в Приморье забеспокоились. Сегодня они собирались сообщить свои предложения и соображения.

— Куда же группа Магомеда запропала? — размышлял вслух Пустэко. — Хоть бы не погибли, а пробились к нашим.

Сабиров промолчал. Он считал, что они нарвались на викингов, и сейчас их нет в живых. Если бы попали в плен, то чёрные бы выпытали, откуда посланцы. В допросах с пристрастием они были мастера. Впрочем, евразийская контрразведка им в этом не уступала.

— Здорово, мужики! — послышался на радиоузле хриплый фальцет Окуня. Пропавший было охотник вернулся на ЗКП через два дня после прихода группы Пустэко. Он с товарищами наткнулся на колонну викингов. Испугавшись, охотники запрятались в тайгу и просидели без движения несколько дней, питаясь только подножным кормом — кореньями и водой.

— Привет, привет! — отозвались связисты, колдовавшие над аппаратурой.

Окунь завалился к командирам. Лохматый, в самодельной кожаной куртке, в которой он форсил в подземелье, охотник улыбнулся, показав щербатые зубы.

— Чего сидим? — Окунь плюхнулся на вертящееся кресло. — Всё думаем?

В это время коммутатор залился нежным звонком. Пустэко приложил палец к губам, а Сабиров надел на голову гарнитуру.

— Приём! — сказал он и принялся слушать, нахмурив лоб. Перед ним лежала «Рабочая тетрадь начальника узла связи», так было написано на её обложке. Туда Сабиров записывал сообщения приморцев.

— Ага, ага, — соглашался он и черкал карандашом на листах. — Понял, понял. Будем думать. Ага, ага. Ну понял, понял. Ага. Ну пока, до связи!

Сняв гарнитуру, Сабиров задумался на минутку, потом вопросительно глянул на Окуня. Тот, зная, что при нём служебных разговоров вести не станут, заторопился.

— Я чего пришёл-то, — охотник улыбнулся и почесал голову. — Дозорные сменились, говорят, стадо изюбров прошло. Надо бы добыть пару-тройку голов. А то консервы уже надоели.

Командиры переглянулись. Стрелять в окрестностях подземного города они запретили, опасаясь привлечь внимание викингов. Но свежего мяса поесть хотелось.

— Давай, — кивнул Пустэко. — Но только подальше.

— Ясно, — Окунь встал. — Я пойду, Федя со своим псом, Димон и Рафа.

Он вышел. Комброн перевёл взгляд на Сабирова. Командир стрелков, глядя ему в глаза, пару раз щёлкнул языком.

— Так-то, дружище, — сказал он. — Говорил я с председателем Приморья, Василий Ли его зовут. Он предлагает нам пробиваться к ним. Сейчас у них идут работы на КВЖД. Говорит, что через месяц они смогут пройти по нему. Есть у них исправные тепловозы.

— А нам что, пешком шагать? — закрутил головой Пустэко. — Хотя, здесь сидеть тоже толку нет.

— Будем думать, — Сабиров вздохнул. — Будем думать.

Гость к обеду хорош

На следующий день около полудня вернулись охотники. Удача была на их стороне и позволила добыть самку изюбря килограмм на сто двадцать и десяток рябчиков. Данияр предлагал запечь мясо в специально выкопанной яме, но этому воспротивились женщины.

— Здесь в столовой всякого оборудования полно, а мы станем оленя в землю зарывать и костёр над ним жечь! — возмутилась Елизавета Николаевна, матриарх беженцев. Её супруг Парфён Никитыч командовал только мужской половиной, да и то в форме передачи распоряжений своей разумной жены. Но сдержанный Сабиров сумел внушить уважение к себе, и Елизавета Николаевна его побаивалась, но бойцов для хозяйственных дел порой спрашивала. Отказа ей не было. Парни сами охотно соглашались — можно было подольше побыть с молодыми девушками. Кстати, уже образовалось две пары. Одну из них Сергей Пустэко даже официально зарегистрировал, как представитель республики Евразия. Запись о браке он сделал в журнале боевых действий лёгкого бронепоезда «Фантомас-1». Указал при этом место — «Запасной командный пункт главнокомандующего войсками Дальнего Востока в долине реки Удунга», сделал две выписки и торжественно вручил их новобрачным. Молодой семье выгородили комнату в помещении, где раньше проживали повара и кладовщики над бывшей офицерской столовой. Там уже обитали четыре семейных пары.

Вообще, после вселения в подземный городок пришедших бойцов и ремонта входной двери, установился полуармейский порядок. Сабиров, взявший на себя обязанности коменданта, закрепил помещения за каждой группой, в зависимости от различных факторов. Женщинам и детям отвёл бывшие апартаменты главкома на втором этаже, возле командного зала. Подростков разместил в учебном классе, своих парней в солдатской казарме на первом этаже, экипаж «Фантомаса» в офицерском общежитии на втором. Закидон с Альбертычем и Данияр выбили себе отдельное проживание, мотивируя тем, что парни в казарме всё время ходят и смеются, а это им мешает. В итоге они оборудовали себе жилище в мастерской, возле генераторной. Сабиров с Пустэко поселились в бывшем рабочем кабинете главкома.

— А что вы предлагаете? — обиженный Данияр гордо поднял голову, упёр руки в бока и вызывающе посмотрел на Елизавету Николаевну. Та, хотя и уважала старикана за умение врачевать и поговорить по душам о хороших временах, в кулинарных вопросах его вовсе не замечала, и порой даже молча игнорировала.

— Сварить с сушёной картошкой, типа, как простая еда и нечего выпендриваться?! — высказался шаман, засунув кулаки в карманы своей шёлковой ферязи, уже изрядно заношенной, но сохранившей красивый отлив. — А где фантазия повара, дарящая людям радость мясоедения? Вот где она?

Закидон с Альбертычем молчали. Окунь уже отрезал им кусман мясца килограмм на пять и они собирались вечерком его пожарить. У стариков был готов десятилитровый бачок разведённого и настоянного на листьях дикой чёрной смородины спирта. Хотя Сабиров запретил пить, но на забавы дедов смотрел сквозь пальцы — они и так натерпелись в жизни, да и обязанности свои исполняли отлично. Альбертыч держал в порядке местную сауну. Закидон, оказавшийся умелым оружейником, помогал бойцам в ремонте автоматов и потихоньку приводил в порядок найденное здесь вооружение. Данияр был вообще незаменим при лечении болячек и ранений.

— Сказала бы я, где! — отрезала матриарх. — Да дети здесь! Мясо и птиц на кухню. Сегодня на ужин гречка с тушёнкой, а изюбря завтра подадим! С рябчиками!

В этот раз очередь помогать поварам выпала Манжуре. Он был спокоен и невозмутим, как и всегда. Кошмарные сны с неграми ему больше не снились, он вообще спал без сновидений. Вёл себя Николай отчуждённо, даже общаться с товарищами перестал. Так, по службе перебрасывался словами и фразами. Яков Седых иногда, прикусив губу, пристально наблюдал за ним, а потом уединялся с Данияром и о чём-то беседовал.

Шаман, кстати, только с ним поделился своим наблюдением, от которого у него вырвался возглас удивления в момент отступления из посёлка Гусиное Озеро. Он тогда увидел, как камы лёгким облаком метнулись от взорванного «Фантомаса» вслед за Манжурой. И поныне эти существа были с ним, окружая Николая мягким светящимся, видным только Данияру свечением. Но признаков души у выходца с Червонной Руси так и не появилось.

В этот раз кухонное дежурство затянулось. После того, как Манжура по указанию поварих перетаскал все тяжести и принёс со склада мешки с крупой и банки консервов, его попросили помочь с очисткой кишок добытого оленя.

— Хочу колбаски пожарить, — Елизавета Николаевна посмотрела снизу вверх на статного Манжуру. Он импонировал большинству женщин, как мужик спокойный и исполнительный. А Иринка, двадцатилетняя вдова, чьего мужа убили викинги три года назад на центральной площади Улан-Удэ, возле огромного бюста Ленина, положила глаз на Николая. Сегодня она пошепталась с матриархом и та попросила Манжуру помочь Ирине.

— А вы откуда родом? — вежливо спросила та, оставшись с Николаем вдвоем на кухне. Они должны были вычистить оленьи кишки для колбас. Также молчаливый помощник замочил для этого сушёный картофель. Утром Елизавета Николаевна хотела начать готовку праздничных блюд в честь удачной охоты.

— Не помню, — Манжура даже не поднял головы, занимаясь делом. — У меня всё как отрубило, когда эти чудо-юды зимой появились.

Ирина уже слыхала о тех, кто таскал на себе поезда конвоя, но значения им не придавала, поскольку её интересов это не задевало. Она сегодня специально надела тщательно отутюженный синий халатик, очень хорошо обтягивающий нужные в таких делах места. При этом в распахе на груди можно было увидеть, точнее, невозможно было не заметить два весьма волнительных полушария. Полы халатика, намного не доходившие до колен, постоянно разлетались от быстрых движений женщины. Особенно много почему-то их происходило, когда рядом оказывался Манжура.

Сделав, что от них требовалось, дежурные отправились отдыхать. Ирина попросила, чтобы Николай проводил её. Она отчего-то стала пугаться полутёмных коридоров и призраков погибших здесь военных. Манжура довёл женщину до места, причём она всё время болтала, рассказывая смешные истории, и поминутно хватала его за руку, опасаясь привидений.

Кавалер проводил Ирину и на обратном пути завернул в мастерские, к старикам. Те потихоньку попивали настоечку, закусывая жареным мясом и играли в домино, в «пятёрочку». Алкоголь немного туманил им мозги, поэтому деды путались в расчётах, роняли самодельные металлические костяшки на пол, писали неверные итоги, обвиняли друг друга в мошенничестве. В общем, веселились.

Манжура тяпнул стакашек настойки, бросил в рот кусок мягкого, прожаренного мясца и рассказал Данияру о поведении Ирины. Не то чтобы он насторожился, просто шаман попросил его сообщать о всяких необычных вещах, происходящих с ним. От игры в «пятёрочку» Николай отказался и выпив ещё стакашек, ушёл спать.

— Вот дурак какой, — немного помолчав, сказал Закидон. — Ясно, чего она хочет. У него не только души нет, но и мозгов. А может он этот, как его, который хочет и не может?

Альбертыч улыбнулся и разлил по стакашкам. Данияр задумался.

На следующий день, после завтрака Елизавета Николаевна приступила к готовке фирменной еды. Две поварихи вместе с ней принялись рубить сечками в деревянных корытцах оленье мясо, ещё одна таким же способом готовила разбухший за ночь картофель и черемшу. Кроме мяса, тут же рубился на мелкие кусочки и ливер — лёгкие, печень, сердце.

Когда всё было готово, все продукты свалили в большую алюминиевую кастрюлю, кинули мелко нарезанного сала, посолили и добавили ячменной сечки. Елизавета Николаевна поручила Манжуре, одетому в белую поварскую куртку, заняться перемешиванием. Взяв специальную палку, похожую на маленькое весло, Николай занялся работой. Неожиданно для себя он обнаружил, что при размешивании начинает болеть шея.

В это время поварихи начали готовить похлёбку из рябчиков. В кастрюлю положили пшено, чищеных потрошённых птичек, нарезанные белые грибы, собранные вчера возле ЗКП и несколько лавровых листов. Залили холодной водой и поставили на огонь.

После этого удивлённого тем, что устал, Манжуру отставили в сторону и женщины начали набивать очищенные им оленьи кишки полученным мясным ассорти.

Ирина, с утра завивавшая себе пряди волос на висках, и потому припоздавшая, нежно улыбнулась Николаю. Тот улыбнулся в ответ, отчего его лицевые мышцы, не привыкшие к этому, немедленно заныли. Манжура понял, что он удивляется и улыбается.

Надо поскорее рассказать об этом Данияру, мелькнула мысль, и тут же набежала другая, почему поскорее? С ним что-то происходило. И Манжура вздрогнул. Но посидев немного на мягком диване у стены в обеденном зале, к нему вернулись прежнее спокойствие и апатия.

Но нежданная улыбка его не прошла незамеченной Ириной, и та, как женщина, привыкшая добиваться своего, поправила свои волнистые «завлекалочки» на висках, уложила получше чёрные как густой дым пушистые волосы, оглядела себя в зеркало и выскочила к нему.

— Что-то устала я сегодня. Ой, а у вас куртка испачкалась, — она присела рядышком и аккуратно сняла с него прилипшие кусочки фарша, видимо, при перемешивании пристали, — Говорят, здесь киноленты нашли, фильмы скоро показывать будут. Вы любите кино?

— Не знаю, — пожал плечами Манжура, глядя в распах синего халатика. Что-то там привлекло его внимание. Ирина на миг задумалась, хихикнуть над этим, не обращать внимания или… Она как бы нечаянно провела руками по груди, при этом волнительные полушария стали видны ещё лучше.

В это время на кухне раздался крик, призывающий обходительную повариху. Ирина легко вскочила, мило улыбнулась и покачивая бёдрами, отправилась на зов. С Елизаветой Николаевной, хотя и понимавшей, что женщинам надо устраивать личную жизнь, ссориться не стоило.

За пару часов до начала обеда на огромных противнях начали жарить полуметровые колбасы. Готовые складывали на деревянные доски, и прикрывали лопухами, чтоб не остыли.

В похлёбку добавили картошку, поварили минут двадцать и убрав с огня, накрыли крышкой. Настоится, вкус поймает.

Из ягод лесной клубники и чёрной смородины наварили киселя и приготовили ещё вересовый морс. На десерт в духовом шкафу испекли пирожки из рыбы с рисом.

— Обед отличный! — Пустэко налил в тарелку киселя, хлебнул ложкой и зачмокал. — Никогда такого не ел! Поэтому, никогда с вами не расстанусь, милые мои, прекрасные волшебницы! Чудесницы кулинарии, богини, можно сказать, еды и питания! Спасибо вам огромное от меня. А остальные сами скажут заслуженные вами слова благодарности и, наверное, даже любви.

Часть колбас оставили для тех, кто был сейчас в дозоре. Командиры, уйдя к себе, вновь начали обсуждать варианты действий. Сабиров уже почти убедил Серёгу, что надо вести более активный поиск своих, когда к ним зашёл один из дозорных с огромной улыбкой на лице.

— Шпионов поймали, вот глядите, — он выглянул в коридор и махнул рукой. Через пару секунд Пустеко и Сабиров ахнули. Перед ними стояли трое стрелков из группы Гилёва, парни из мадьярского конного взвода — Кароль, Габор и Тибор.

— Откуда вы? — вырвалось у комброна, а у Сабирова впервые за много дней появилась широкая улыбка на лице. Мадьяры тоже улыбались, довольные встречей.

Нежданных гостей сразу расспрашивать не стали, отвели в столовую и накормили. На высоких, плечистых чернявых улыбчивых парней сразу загляделись поварихи. Увидев роскошные колбасы и отведав наваристого пахучего супчика, Габор развёл руками.

— Это сказка, наверно, — он отрезал кусок колбасы, понюхал его и начал не спеша есть, наслаждаясь.

— Волшебство! — подтвердил Кароль, хлебая похлёбку. — Из райских птиц сварено. Больше ни у кого такого вкуса нет.

После обеда мадьяры рассказали о приключениях группы Гилёва.

— А где наши лошади? — встревожился Габор.

Его успокоили, их стреножили и пустили пастись на берегах речки.

Как и предполагали Сабиров с Пустэко, группа Лимона не дошла до Улан-Удэ. Бойцы сгинули где-то в угрюмых сопках. Очевидно, они приняли бой и все погибли.

— На следующий день после вашего отъезда Гилёв послал вертушку на Гусиное озеро, — неторопливо начал докладывать Тибор. Все свободные от дозоров стрелки сидели в зале совещаний и слушали рассказ своих товарищей.

— Он мужик чёткий и грамотный. Не стал за вами машины посылать, силы дробить. Верил, что народ на «Фантомасе» опытный и просто так не сдастся. Приготовились к обороне, и ждали конвой из Слюдянки. Он тоже не пришёл.

— Так вот кого викинги пасут в горах и на Байкале! — не выдержал пистолетчик Саня. — Значит, наши до сих пор где-то там.

— Тихо, тихо, — успокоил его Ринат. — Потом обсудим.

Гилёв распорядился приготовиться к отражению атаки. То, что пропал «Фантомас» и не пришёл конвой, говорило о вмешательстве каких-то сил, скорее всего, военных. Наутро он снова послал вертушку, уже в Слюдянку, но та не вернулась. Больше он не рисковал никого отправлять. На третий день после исчезновения лёгкого бронепоезда началось. На эшелоны Гилёва навалились и с севера, и с юга.

Группа стояла у железнодорожного моста через речку Уда. Его пришлось взорвать, но атаковавшие с севера викинги воспользовались автомобильными акведуками.

— Хорошо, у них тяжёлой артиллерии не было и с воздуха никого, — Тибор немного помолчал. — Но «Крупу» они сожгли, гранатомётов у чёрных полно.

Через несколько часов боя поезда начали откатываться на восток, к Чите. Орудия с «Камы» сдерживали напор, БТР, стоявшие на платформах «Мотора», вели огонь прямо с них. Викинги яростно наседали. Вездеходы с установленными пулемётами подбирались совсем близко и вели огонь в упор. Но тут подошли вертолёты со Слюдянки. Сожгли все ракеты, отгоняя чёрных. Потом один приземлился, Гилёв сообщил пилотам, что уходит на Читу.

К вечеру прибыли в столицу Забайкалья. Местные жители, уже извещённые о появлении суровых и беспощадных врагов, разбегались по окрестным лесам, прячась в сопках. Около тысячи собрались идти с Гилёвым.

— Тогда Галимов приказал выгрузить лошадей и дальше двигаться нам в конном строю, — улыбнулся Тибор. — Сразу сто двадцать кавалеристов появилось. А в «Чёрного быка» и на свободные места в «Спальнике» беженцев посадили.

Пехотный начальник не стал дожидаться, когда эшелоны догонят викинги, и после загрузки, во второй половине дня, помчался дальше по Транссибу, на восток. Он хотел дойти до Тынды, и там по БАМу вернуться на Байкал. Но его опередили. На станции Онон обосновались черные. Они обошли Читу, пока там стояли поезда и на автомобилях добрались раньше Гилёва.

«Кама» дала несколько залпов, командир дал приказ сгружать технику, делая вид, что готовится к штурму. Весь день над Ононом кружил вертолёт по приказу Гилёва.

На самом деле он отдал приказ коннице захватить мост через Ингоду и удерживать до их подхода. Ночью поезда ушли от Онона обратно на запад и по монгольской ветке добрались до станции Даурия.

— Там степь кругом, войско скрытно не подведёшь, — вставил своё Кароль. — Ну и железную дорогу с автотрассой перекрыли в сопках.

В Даурии Гилёв думал отстояться. Отослал вертолёт в Слюдянку. Конные патрули сторожили все подходы к станции. В свою очередь дозоры чёрных периодически появлялись вблизи. В степи постоянно шли короткие жестокие схватки. Однако крупных атак не было. Через неделю даурского стояния, когда раненые немного поправились, Гилёв решил отправиться дальше, по бывшей КВЖД на восток, через Манчьжурию на Владивосток. Чтобы дать знать о себе, он отправил трёх всадников в Слюдянку, к Набокову.

— Вот и ехали, ехали и ещё не доехали, — заключил Тибор. — Надо доложить коменданту конвоя, что Гилёв идёт на восток. Завтра, наверно, и пойдём.

— А как вы пробирались? — Сабиров почесал кончик носа. — По трассе же машины чёрных гоняли всё время. Или лесами? Так долго и неудобно.

— Мы вдоль бывшей границы шли, — улыбнулся Габор. — Там рокадные дороги понастроены, пусть и заросли они сейчас, но идти можно. За три недели никого не встретили, только сегодня на ваш секрет наткнулись.

— Добраться до Набокова непросто, — Сабиров глянул на Пустэко. — Тайга закрыта на севере и западе. Но будем пробовать. Будем.

Вечером, после развода, командиры решали, как дальше быть. Пришли к выводу, что оставаться здесь, когда товарищи бьются, нельзя. К тому же в подземном городке была пропасть боевой техники и боеприпасов. Её надлежало использовать.

— Значит, завтра сборы, а послезавтра выходим, — Пустэко смотрел на карты Забайкалья, их на ЗКП было в достатке. — Я ухожу с отрядом на восток к Гилёву, по пути, где прошли мадьяры, а ты, значит, пробуешь проскочить к Набокову, в Слюдянку. Кого тут оставим?

— Человек десять, не больше, — Сабиров прикидывал дорогу в сопках. — Я попробую дойти до Байкала. Вот смотри. Выхожу отсюда и в долину речки Темник. Мы там с дозорами уже бывали. Проходим до этого хребта, переваливаем через него и попадаем на речку Зун-Селенгинка. По ней вниз к Байкалу. Примерно, конечно. Может, по распадкам придётся бродить. От нас около двухсот километров. Если всё удачно сложится, дней за десять доберёмся.

— Сколько с собой берёшь?

— Две тройки, Рината здесь старшим оставим. Пусть сидит, никуда не ходит, нас ждёт. И на связь с Дальним Востоком выходит.

— Если чёрные нагрянут, вдруг. На этот случай придётся заминировать ЗКП.

— Да, без этого никак. Я уже прикидывал, как это сделать, схему минирования за ночь нарисую и расчёты соответствующие.

— Ладно. Нас всего тридцать восемь бойцов, включая раненых и мадьяров. Десять здесь, шестеро с тобой. Со мной двадцать один, из них три старика. Да, раненых придётся тут оставить.

— Придётся, — согласился Сабиров. — И завтра гражданских надо будет уговаривать с тобой идти. Думаю, согласятся. Давай спать, завтра тяжёлый день.

Враги на Енисее

— Идёт ордер судов, — Набоков показал пальцем на карте, висевшей на стене вагона, где примерно они находятся. — Сообщили утром наши дозорные на Енисее.

— Заработала, значит, связь! — только что прибывшая Львова взглянула на Меньшикова. Тот кивнул. Огромная работа по восстановлению трансляторов на бывших вышках сотовой связи дала результат. Сейчас они работали как станции релейной связи на ультракоротких волнах и покрывали территорию от Абакана и Красноярска до Иркутска.

— Учитывая их скорость, завтра днём они подойдут к Стрелке, — продолжил Руслан. — В ордере четыре сухогруза типа «река-море» и два танкера. Из вооружения дозорные увидели орудия за бронещитами. Как мы знаем из показаний пленных, встретить их были должны на промежутке от впадения Ангары в Енисей до Братска. Есть предложение захватить эти корабли.

— Сдаваться они не будут, — Адам Зейдлиц почесал подбородок. Он отпустил бороду и сейчас кожа, покрывшаяся рыжей щетиной, порой жутко зудела. — Как быть? Мы же хотели потопить их.

— Да, — Набоков вернулся к столу, но не сел, а опёрся на него руками. — Думали, что боевые корабли подойдут. Можно и эти разбить, устье Ангары заминировано довольно плотно. Сорок два фугаса под водой стоит. Но жалко добро топить. Стоит попробовать, как думаете, командиры?

Сидевший здесь же красноярец Семён Глотко высказал мнение, что запасы никому не помешают. Однако, кто же пойдёт на штурм судов? Ни у кого из бойцов сибирских дружин и тем более у тувинцев такого опыта не было, да и вообще никаких боевых навыков.

— Отсюда, из Слюдянки никого снимать нельзя, — тихо проговорил Меньшиков. — Хотя Татьяна Сергеевна и привезла лазутчика, но где гарантии, что он не один? Вполне вероятно, что сейчас, когда викинги ожидают подхода судов, они атакуют наши позиции здесь. Мы сейчас зажаты между ними. Я предлагаю потопить их к чёрту!

Поднялся Мёнге-Далай, он деликатно откашлялся и глубоко вздохнул.

— Не надо топить, — нойон глянул на Руслана Калиныча. — Мы попробуем их взять. Я привёл в Красноярск четыреста воинов. Если их перебросить сегодня к Стрелке, то следующей ночью попытаемся атаковать. Но. В случае успеха всё добро наше.

Меньшиков поморщился. Тувинские бойцы должны были укрепить оборону Слюдянки, а нападение на корабли он считал баловством. Опасность исходила с юга, а не с севера. При самом неблагоприятном исходе суда викингов могли всего лишь уйти обратно, в северные моря. И до следующего года вряд ли появились бы. Тем более что сухогрузы и танкеры как противник угроз не представляли. Даже если бы они прорвались в Байкал, постоянно находясь при этом под обстрелом с берегов и атаками с воздуха, там их встретили бы боевые суда — «Росомаха» и «Хантеры». А трофеи дело наживное, пока обходились без них.

Однако Набоков загорелся идеей Мёнге-Далая. Он спросил Ершова, сможет ли тот на «Спальнике» перебросить тувинцев из Красноярска до Стрелки. Тот кивнул. Семён Глотко оживился и попросился сбегать до радиоузла. Он хотел передать, чтоб в Красноярске приготовили моторки.

— Да их полно на Стрелке, — сказал Ершов. — Когда фугасы ставили, пригнали туда штук двадцать и четыре катера есть.

Про себя он подумал, что стрелкам придётся освобождать свои купе в «Спальнике» на пару дней. Надо будет их предупредить, чтобы всё снаряжение вынесли из вагонов. Союзники союзниками, но вещичек можно будет потом не досчитаться.

— Ну тогда езжайте, — Набоков посмотрел на союзников. — Удачи вам.

Все поднялись и пошли к выходу. Комендант конвоя окликнул Львову, Заббарова и Меньшикова и предложил им задержаться.

— Что известно от пленника, Арефьева этого? — спросил он у шефа контрразведки.

— Ничего, — пожала плечами та. — Картина такая же, как у Манжуры. Ничего не помнит. Но мы его под стражей держим. Жалко, Данияра нет. Он бы его обнюхал по своему, по шамански.

— Учёные наши что говорят? — поинтересовался Заббаров. — Смогут покопаться в нём, в мозгах его?

— Не знаю ещё ничего, — Львова улыбнулась. — Они же всё с захваченными лисицами и совами трудятся. Пытаются контакт найти. Но сейчас пойду к ним. Я же только приехала. Поговорим.

— Хорошо, ступай, — кивнул Набоков. — Что у нас с аэростатами, Иона?

Дней десять назад Заббаров, проезжая по Иркутску, углядел табличку на одном из зданий — «Федерация воздухоплавания Прибайкалья». Как человек неба, он заинтересовался. Вскоре стало ясно, что в Иркутске до катастрофы существовала довольно мощная, развитая организация любителей воздушных шаров или как они назывались в обнаруженных Ионой документах «Тепловыми аэростатами».

Вернувшись в Слюдянку, Иона сообщил об этом Меньшикову. Также поделился своими соображениями, какую пользу может это принести. Он предложил после починки аэростатов использовать их для наблюдения за воздухом. Четыре вражеских вертолёта не давали покоя Заббарову. Постоянно патрулировать небо своими вертушками он не мог, топлива было не так много, да и техника изнашивалась при этом. Пока ограничивались наблюдением с вершин сопок. Воздушные шары могли в хорошую погоду висеть весь день, а обзор с них получался отличный. Меньшиков идею сразу одобрил.

После недолгих розысков в Иркутске нашли три аэростата и принялись их восстанавливать. Аппараты в своё время сделали качественными, и ремонта потребовалось немного. Но, поскольку никто из техников и инженеров с ними не работал, пришлось искать специальную литературу в заваленных пылью и грязью книжных магазинах столицы Прибайкалья. Много информации нашлось и в федерации воздухоплавания. Так или иначе, но вчера состоялись испытательные полёты.

Меньшиков, удостоверившись, что аэростаты исправны, сам поднялся в воздух, остался доволен обзором. Он лично наметил места для их базирования, заранее оборудовал их, позаботился о линиях связи и выбрал добровольцев для несения службы в воздушной разведке. Сейчас Заббаров доложил обо всём Набокову.

— С восхода висят, — Иона показал на карте, где расположили аэростаты. Все они находились на одной линии к западу от Слюдянки. Командиры опасались, что вражеские вертушки могут пройти именно оттуда и атаковать позиции с севера, с тыла. Это всегда внезапно и неприятно. Воздушные шары и тех, кто с ними будет работать, забросили на точки вертолётами. С утра проверили связь. Всё было исправно. Сейчас у походников под наблюдением оказался огромный кусок территории, захватывающий даже часть Восточного Саяна.

— Кроме того, — вертолётный царь вытащил из кармана синей лётной куртки листок. — Так, так, по нашей просьбе такие аэростаты поискали в Красноярске и Абакане. И вот, нашли ещё пять штук. Я сейчас Ершову сказал, чтобы на обратном пути захватил их. Тогда мы всё небо перекроем. Конечно, только в хорошую погоду.

Атака, атака!

Ещё вечером, в ночь Набоков уехал на очередной осмотр передвижных постов. По трассе он намеревался добраться до реки Большая Быстрая, мост через которую взорвали несколько недель назад во время одной из стычек патрулей. Комендант, как и его начальник штаба, со дня на день ожидали нападения чёрных, и Набоков своими глазами хотел посмотреть обстановку на никак необозначенной, но очень опасной границе.

Львова после ужина общалась с учёными. Те с удовольствием сообщили, что все двадцать три лисички и семь сов, захваченные в Кузбассе, живы и вроде как не такие злобные стали за последнее время.

— Это же собачки, по большому счёту, — пояснил Татьяне Сергеевне биолог Лаврентьев с давно не бритым лицом, лохматыми волосами, одетый в изорванную зверями и птицами куртку и штаны. Он походил на бродягу, недавно выбравшегося из густой тайги к людям.

— Вы понимаете, они реагируют на наши слова, — учёный стал показывать Львовой схемы, неряшливо перечёрканные цветными карандашами. Та ничего не понимала. Биолог взял её за руку и потащил к вольерам.

Меньшиков готовил отчёт о деятельности вражеских патрулей на основании полученных донесений от своих дозоров. По сравнению с прошлыми неделями их активность заметно снизилась. Начальник штаба задумался, что бы это значило, и начал анализировать, искать дополнительные факты, могущие привести к верным выводам.

Тихая звёздная ночь покрыла Байкал, сопки, леса на его берегах. На стоявшей в километре от Слюдянки «Росомахе» иногда мелькали огоньки, что-то лязгало, на корабле наводили порядок. Стоявшие поодаль два «Охотника» молча накрылись чернотой ночи, на них, кроме вахтенных, все спали.

В предрассветной мутном воздухе стрекотала какая-то птаха, звук то глох, то усиливался. В дозоре возле завалов на железной дороге насторожился часовой. Он вытянул шею, и медленно стал поворачивать голову. Постепенно ночь откатывалась на запад, но её место занял густой туман. Белесая пелена его дрожала над озером, струясь мягкими столбами от воды. Часовой заколебался, поднимать тревогу или нет, но стрекотание удалилось и постепенно заглохло. Дозорный расслабился.

В тьме, окутавшей тайгу, бесшумно скользили чёрные тени, обтекая деревья, иногда, когда они нечаянно касались сосновых стволов, слышался мягкий стук. Дойдя до определённых мест, они остановились и беззвучно опустились на мягкий, холодный от ночи мох.

Примерно в то время, когда туман начал исчезать с глади Байкала, и свет с востока уже был готов обрушиться на озеро и сопки, далеко на западе Витя Курдюмов, наблюдая в бинокль из корзины аэростата, висевшего на небольшом плато Саяна, заметил в прозрачном утреннем воздухе на юго-западе четыре чёрточки в воздухе над тайгой. Они двигались не очень быстро, но в ровном строю.

Наблюдатель, невольно прищурившись, вгляделся сквозь сильные линзы. Вертолёты! Идут в западном направлении! Он схватил микрофон рации, трижды отжал тангету, давая тоновый сигнал, выждал пару-тройку секунд и повторил.

— Говори, кто сигналит! — услышал Витя в динамике. — Я «Берлога!»

— Я «Шарик-два», — быстро, но отчётливо произнося слова, заговорил Курдюмов. — Наблюдаю четыре вертолёта, четыре! Курс на запад, расстояние примерно сорок километров. Как понял?

— Четыре вертолёта, курс на запад, удаление сорок.

— Всё верно.

— Конец связи.

Через пятнадцать минут после того, как в Слюдянке приняли сигнал, поданный Витей Курдюмовым, раскрутили свои винты вертушки конвоя. Вскоре «Горыныч» и «Дракон», «Юнкерс» и «Ворон» взмыли вверх и помчались вдогон вражеским вертушкам. Едва они поднялись вверх и легли на курс, как на посёлок упали первые снаряды. Гаубицы викингов, протащенные ими сквозь лесные завалы и дебри, открыли неприцельный огонь. Чёрные начали атаку на конвой. На «Росомахе» и «Охотниках» ударили колокола громкого боя, расчёты бросились к орудиям. Но остатки тумана мешали им навести пушки на цели.

Метрах в двухстах от судов из белёсой пелены выплыли два катамарана (сплотки из досок, уложенные на две лодки), движимые маломощными подвесными моторчиками. Возле установленных на них безоткатных орудий застыли наводчики. Буквально несколько секунд прошло, как они вынырнули из тумана, увидели стоящие корабли, прицелились и выстрелили. Шумные снаряды, выброшенные с пламенем и треском, устремились к ближайшему «Охотнику». Они проломили стальной борт, при этом ударе сработала начинка боеголовок, выплеснув в трюм судна волны огня. Корабль содрогнулся. И тут же, как показалось экипажу, сразу, в него врезались ещё два кумулятивных снаряда. Прыгнувший к спаренной пушке вахтенный ударил ладонью по рукоятке затвора, отжал педаль разворота и не доводя ещё стволы до катамаранов, ударил длинной очередью. Зазвенели о палубу горячие гильзы, взметнулись высокие буруны на воде, поднятые бешено мчащимися к целям снарядами. Еще один залп прожёг борт «Охотника». Из дверей наверх повалил дым, трюмы загорелись. Взревел движок судна, но тут же заглох. Автоматчики с катамаранов поливали огнём палубу судна. Пули отбросили от пушки стрелявшего вахтенного. Он упал на бок, попытался вздохнуть, но кровь хлынула из горла и матрос затих. Корабль окутался дымом, ветра не было и чёрное облако сидело на воде, с каждым мигом раздуваясь изнутри. За борт прыгнуло несколько человек. Викинги начали обходить горящий сторожевик, закрывавший от них другие суда. С другого «Охотника» по ним, едва вынырнувшим из дыма, открыли пальбу. Снаряды скорострельной спаренной пушки снесли чёрных бойцов с одного катамарана, издырявленные лодки начали тонуть. Однако их товарищи со второго плота успели шарахнуть из безоткатки по «Охотнику», автоматчики прочесали его палубу густым потоком пуль. Незакрытые бронестворками окна ходовой рубки разлетелись вдребезги. Выпущенный снаряд угодил в топливную цистерну. Солярка фонтаном выбилась наружу, но пламя не появилось. Ответный автоматный огонь с корабля погубил всех диверсантов. Только один из них, отбросив оружие, нырнул в озеро, и широко загребая руками, поплыл к берегу. Укрываясь от возможных выстрелов, он скрылся в чёрном облаке дыма от горящего «Охотника».

На «Росомахе» ударили орудия, залп ушёл в сопки, примерно туда, откуда стреляли без передышки гаубицы противника. На палубе корвета с автоматами в руках залегли матросы, готовясь к отражению возможной атаки.

Туман исчез. Примерно в километре от стоянки судов, дальше от берега, заметили ещё два катамарана. Оттуда, полыхая огненными хвостами, немедленно полетели снаряды в сторону «Росомахи».

К «Бофорсу», бомбомёту на корме корвета, бросился его расчёт — два матроса. Через минуту пятизарядный аппарат оказался готов к бою. По катамаранам уже лупили автоматчики и из пулемётной башни, но пули проходили мимо.

— Корректирующий! — крикнул старший расчёта.

— Есть корректирующий! — матрос нажал кнопку пуска на пульте дистанционного управления. Бомба, похожая на грубо сделанную гантелю, выбросила язычок пламени из сопла и по дуге помчалась к чёрным диверсантам.

Бесстрашные викинги, знавшие, что вряд ли кто из них вернётся живым, продолжали обстреливать корвет. Один из снарядов безоткатного орудия вонзился было в палубу, но угол падения оказался чересчур острым, он закувыркался. Шипящая кумулятивная струя несколько секунд полоскала огнём надстройки, потом прыгавший боеприпас наткнулся на цепной леер, на миг повис на нём и рухнул за борт.

Не обращавшие внимания на мелькающие снаряды с катамарана и посвист пуль, старший расчёта пристально проследил за полетом своей бомбы. Она разорвалась с перелётом на полкилометра от целей. Дав команду внести поправку в прицел, он приказал: «Беглым! Огонь по бесстрашным!».

Четыре бомбы взлетели над Байкалом. В это время пущенный диверсантами снаряд оторвал левую руку старшему расчёта. Того крутнуло, он рухнул на палубу. К нему бросились два матроса. Подняли, бегом потащили в санчасть, на ходу зажав артерии на культе, чтобы кровью не истёк.

Оставшийся бомбомётчик только глянул на товарища, увидел бегущих к нему, и ни на шаг не отошёл от аппарата. Три заряда уже были в гнёздах, когда вдалеке поднялись фонтаны первого залпа. Катамараны остались невредимыми и продолжали приближаться. Упрямые диверсанты настырно двигались к своей цели.

Второй залп бомбомёта! И снова немного мимо! Пулемётные очереди, посылаемые с корвета чёрным, также не могли попасть в них.

Меж тем орудия «Росомахи» вели огонь по сопкам. Оттуда, безнаказанно, невидимые, лупили по Слюдянке гаубицы. И те, и те стреляли наугад, корректировать огонь было некому — с высот, занятых походниками, позиций викингов было не видно, но и те не могли направить стрельбу. Но артиллеристы викингов имели целью большой посёлок и ущерб они причиняли больший. Один из снарядов разорвался рядом со старинным памятником мартышке и медведю, снеся обезьянке голову. Уцелевший мишка, казалось, с удивлением смотрит на свою давнюю подружку, не понимая, что с ней случилось.

Вдруг мимо «Росомахи» пронёсся «Охотник». Пятная воду озера чёрной, отблескивающей под первыми лучами солнца соляркой, вытекавшей из пробитой цистерны, стреляя сразу из двух спарок, он на несколько секунд заслонил собой корвет от огня диверсантов и протаранил их катамараны. Развернувшись на изломанных досках, сторожевик пошёл к своему горящему напарнику. На судне врубили водяную пушку и стали поливать полыхающего «Охотника». К ним подплыли те, кто спрыгнул в озеро, их поднимали на палубу, и отводили в санчасть. Всего с разбитого сторожевика спаслись пять человек.

Поднимался ветер, дым растаскивало по сторонам, струя воды хлестала по раскалённым надстройкам и бортам. В пяти кабельтовых от пожара без перерыва гвоздили пушки корвета. Наблюдатели лишь иногда видели разрывы, потом появился дым и огонь от загоревшегося леса. Но стрельба из гаубиц не утихала. В Слюдянке тоже начали гореть дома, один из снарядов угодил в вертолётный поезд «Клумба», разворотив тепловоз.

Пламя на полыхающем «Охотнике» стихло на несколько секунд. Поливавшие его водой матросы приободрились, но тут палуба на подбитом судне разорвалась, выбросив вверх метров на двадцать обломки; мгновенно выросшие кусты пламени рванули в разные стороны, едва не достав стоявший недалеко корабль. Взрывная волна туго ударила «Охотника», тот качнулся, с палубы снесло трёх матросов. Бросившийся к борту командир сторожевика бросил в воду несколько спасательных кругов. Никто не утонул. Поматывая головами, матросы ухватились за верёвки на кругах и устало сопели, ожидая, когда их поднимут на борт.

Постепенно слепая артиллерийская дуэль закончилась. Видимо, гаубицы расстреляли весь боезапас. Взорвавшийся сторожевик затонул. Дым раздуло ветром, и с «Росомахи» заметили плывущего диверсанта. С корвета спустили катер, и тот помчался брать пленника.

В сопках резались меж собой викинги и стрелки. Рвались минные поля, запутавшиеся в малозаметных проволочных заграждениях чёрные погибали под выстрелами. Прорвавшиеся сквозь поваленные лесины гвардейцы Амры, пригибаясь, бежали меж деревьев, стремясь выйти в тыл сторожевым заставам. Из Слюдянки прибыли подкрепления, бойцы занимали заранее подготовленные позиции.

Однако, чёрные выйдя на подступы к посёлку, дальше не пошли. Началась перестрелка, сначала из автоматов и снайперских винтовок, потом подключились миномёты. Над пехотой пролетали снаряды с корвета и от гаубиц, обосновавшихся где-то в тайге.

Меньшиков запретил преследовать противника, если тот начнёт отступать, начальник штаба опасался засад. Но почему викинги не штурмуют посёлок? Видимо, опасаются потерь, поскольку предполагают наличие мощных огневых узлов. И потом, если чёрные выйдут на ту сторону сопок, что обращена к Байкалу, сразу попадут под огонь пушек «Росомахи».

В тоже время, оставаться им в тайге возле Слюдянки до ночи нет резона. Викинги прекрасно знают, что в конвое есть хорошо обученные псы. В темноте они начнут рвать им глотки. Какую же цель преследуют нападавшие?

Вертолёты, прошедшие два часа назад на запад. Если бы они нападали, то уже могли бы подойти к позициям стрелков с тыла. А что, если они идут не сюда, а куда?

Начальник штаба уже сообщил по системе радиорелейных станций в Красноярск и Абакан о нападении и проходе вражеских вертушек. Сейчас он рассудил, что сделать больше ничего не может. Зашёл руководитель оперативной группы штаба конвоя, принёс карту, где уже нанёс примерные места расположения отрядов викингов и своих бойцов. Сведения ему передали по рациям старшие дозоров и застав. Обстановку Меньшиков оценил как терпимую. Чёрные ещё не добрались до главной линии обороны, и видимо, не собирались двигаться дальше.

На войне главное разгадать замысел врага, ведь, как правило, командующие придерживаются его до самого конца операции. Все держат в уме при этом слова Наполеона: «Приказ, контрприказ, затем хаос». Поэтому, обычно, дав приказ, дальше в действия нижестоящих командиров военачальники не вмешиваются, чтобы не создавать сумбур. Всё должно идти по плану, который выучен подчинёнными назубок. Они знают, что действующие рядом коллеги надеются на точное исполнение полученного приказа, иначе будут потери. И чем больше отступлений от плана, тем их больше. А это и есть хаос и поражение.

Что же задумали викинги? И где Набоков? Ладно, комендант матёрый боец и не пропадёт, хотя и решения иногда не совсем корректные принимает, вроде захвата вражеского ордера судов. А что, если? Так они просто сковывают нас! А вертолёты ушли на север, предупредить корабли? Викинги же знают примерное время подхода каравана, вот и помчались. Вот и диверсант от них шёл по Ангаре с той же целью! Стоп, стоп, не надо убеждать себя, подбирая факты. Оставим это предположением. Но тем не менее, надо известить Красноярск, если его версия верна, утренние вертолёты там появятся.

Меньшиков пошёл на узел связи. Идя по хрустящей под ногами насыпи, он глянул на сопки. Где-то там сидят викинги, отслеживая в прицелы его бойцов. Впрочем, стрелки конвоя не уступали противнику в умении воевать в любых условиях. Взявшись за поручни вагона, начальник штаба легко вскочил в тамбур вагона связистов. Обернулся, и ещё раз глянул на заросшие суровой тайгой сопки. Если он не ошибается, то ближе к вечеру чёрные начнут потихоньку отступать. Об этом надо будет также предупредить своих бойцов. Есть возможность контратаковать викингов. Они же не будут этого ожидать, посчитают, что наши останутся на своих местах, опасаясь нового напора. Так, так. Меньшиков задержался в тамбуре. Тогда они, тогда они вновь откроют огонь перед отступлением. Вот после этого и надо будет двигаться за ними. Для этого надо отменить свой предыдущий приказ. Начальник штаба постучал в дверь к связистам, выждал секунду и вошёл в радиоцентр.

Опасное озеро

Предполагая, что вражеские вертушки делают крюк для атаки Слюдянки с севера, Заббаров велел своим пилотам идти не вслед, а наперерез, прямо над вершинами Восточного Саяна. Викинги обошли их стороной, может, хотели укрыться за ними, но, вовремя замеченные воздушным дозором, сейчас они теряли время на этом манёвре.

Квартет вертолётов из Слюдянки, подгоняемый восточным ветром, быстро мчался к горным хребтам. Под ними тянулась тайга, иногда прорезанная тёмными впадинами рек. Справа пилоты увидели висящие аэростаты, с одного из них наблюдатель помахал им рукой. Вертушки набирали высоту, собираясь перевалить приблизившиеся вершины Восточного Саяна. Их слегка подталкивал воздушный поток, так как с утра ветер, ночью тянувший вниз, поменял направление. Оказавшись над горами, вертолётчики сразу заметили над огромной котловиной, расстилавшейся внизу, четыре вертушки противника. Они шли примерно километрах в десяти перед ними. Видимо, они только что обогнули Саянский хребет с юга и сейчас собирались поворачивать на север, в сторону Красноярска.

Вертушки конвоя ринулись за ними. Пилоты решили занять высоту и атаковать врага оттуда. Шедшие перед ними четыре вертолёта, раскрашенные в серо-зелёные разводы, пока не замечали преследования.

Внизу мелькали речки, озёра, еловые, сосновые бора. «Горыныч», «Дракон», «Юнкерс» и «Ворон» приближались к ним справа сзади сверху.

Внезапно два серо-зелёных, идущих слева, пошли в набор высоты и прибавили ходу. Оставшиеся начали разворот в сторону конвойных вертушек. До них оставалось примерно с километр. Лаврушин, командир «Юнкерса» и всей авиагруппы, дал команду атаковать их. В то же время он приказал «Ворону», как самому скоростному из них, в бой не ввязываться, а идти за теми двумя, что устремились вперёд.

В небе над Тоджинской котловиной началась воздушная схватка. Серо-зелёные, ведя огонь из носовых пушек по идущему в центре «Горынычу», приблизившись метров на пятьсот, дали по нему же дружный залп НУРСами. Пламя замелькало в небесах, обитатели тайги, и до этого недоумённо наблюдавшие за непонятными грохочущими птицами, начали разбегаться и прятаться. Три всадника, наблюдавших за схваткой пятнистых стальных драконов, переглянулись и скрылись в лесу.

Ответные ракеты, пущенные со слюдянских вертолётов, помчались навстречу. С крыльев всех вертушек потекли вниз и в стороны потоки тепловых ловушек. В ясно-синем небе загремели взрывы. Четыре ракеты, одна за другой ударили в прозрачную броню кабины «Горыныча». От могучих разрывов она растрескалась, её куски падали внутрь и наружу. Скорость вертолёта резко упала. Оглушённый правый пилот медленно ворочался в своём кресле, борттехник, не глядя, левой рукой ощупывал места, где его чем-то ударило. Там он чувствовал сырость, видно, кровь пошла из полученных ран. Правой он жал на кнопку электроспуска бортового крупнокалиберного пулемёта. По трассерам он видел, что бьёт мимо, но сил развернуть ствол у него не было. Дав пару очередей, борттехник упал на пол кабины и потерял сознание.

«Горыныча» трясло, командир снижался, едва удерживая рвущуюся ручку шаг-газа. Вертолёт дёргало в стороны. Прилетевшая пушечная очередь разорвала командира, и загоревшаяся вертушка, беспорядочно вращаясь, рухнула вниз, в огромное озеро, тянувшееся на десятки километров в Тоджинской заповедной котловине. Метрах в пятнадцати от воды «Горыныч» взорвался, выбив ударной волну небольшую яму в гладкой поверхности озера. Она не успела затянуться, как туда же упало множество обломков некогда грозной боевой машины.

Оставшиеся вертолёты вели бой уже в стороне. Маневрируя, они сместились к югу. Бились по парам.

«Дракон» атаковал того, чья очередь добила «Горыныча». Ракеты у обоих кончились, поэтому они били друг в друга из пушек и пулемётов. Пули чиркали по обшивке, корёжа и вздыбливая её. Снаряды рикошетили о мощную броню кабин, оставляя чёрные следы. Машины содрогались от попаданий. От удачного попадания измялась и распахнулась правая дверца «Дракона». Сейчас противник старался зайти именно с этой стороны, чтобы через брешь в защите расстрелять экипаж.

С левым креном он ушёл в сторону, оказавшись вне зоны поражения, и попытался пронырнуть под днищем «Дракона» и выйти с другого борта. Борттехник бросил ручки пулемёта, выхватил из болтавшейся на стенке сумки две гранаты, сорвал с них чеки, и по грудь высунувшись в открытую дверцу, швырнул их вниз. Чугунные рубашки гранат, влетевших в мелькающую круговерть винта, лопнули, разрываемые зарядом изнутри. Изрешечённые осколками несущие лопасти замедлили вращение, серо-зелёный вертолёт не стал подниматься вверх, вильнул в сторону и ещё больше снизился. «Дракон» развернулся и лёг на боевой курс. Четыре его пушки были нацелены на врага. Пикируя под углом около сорока градусов, командир посадил на целик трясущегося противника и перебросив рычажок на ведение общего огня, нажал кнопку спуска. Десятки раскалённых снарядов принялись кромсать лопасти и верх кабины серо-зелёного. В стороны полетели металлические клочья, искры, горящие обломки. Дверцы кабины истязаемой огнём вертушки распахнулись и вниз бросились четыре фигурки. Пролетев метров сто, над ними вспыхнули и натянулись купола парашютов.

— Добиваем! — прорычал командир. — За Филиппа нашего!!!

Пройдя над безвольно падающим вниз серо-зелёным вертолётом, «Дракон» развернулся и принялся расстреливать болтающихся на стропах пилотов противника. Пулемётная очередь прошила насквозь тонкий купол одного парашюта. Тот сразу съёжился, собрался в кучу и набирая скорость, быстро полетел вниз. Однако от него отделилась скорченная фигурка. Пролетев метров двести, над ним раскрылся купол запасного парашюта. На делавшем заход на другие цели «Драконе» этого не заметили.

Но добить врага в воздухе ему не удалось. По рации до него донёсся призыв Лаврушина.

— Бросай их! — приказал тот. — Надо этого сбить и «Ворону» помогать!

«Юнкерсом» и его противником, оставшимся серо-зелёным вертолётом, управляли искусные пилоты. Расходовать боеприпасы они не торопились, стремясь выйти на верную, убойную позицию. Иногда соперники выпускали короткие пушечные или пулемётные очереди, стремясь взволновать врага, заставить его ошибиться. Но пилоты были опытными бойцами, прошедшими не одну схватку, и кружение в небе продолжалось. Они было отдалились от места первого огневого контакта, но маневрирование привело к тому, что вертолёты вновь оказались там, где недавно погиб «Горыныч». Боевые машины крутились на минимальной, метров двести-триста, высоте.

«Дракон», набирая высоту, понёсся к ним. Воздух, попадавший внутрь из-за повреждённой дверцы, болтал и тормозил машину.

Тем не менее, единственный противник конвойных вертушек, заметив, что к его сопернику спешит подмога, решился перейти к активным действиям. Лаврушин, увидев, как тот пошёл на манёвр разворота с подъёмом и дальнейшим атакующим пикированием, шумно потянул носом и выпятил вперёд губы. Сейчас его «Юнкерс» прибавит оборотов в то время, как только окажется на несколько секунд в невидимой для врага зоне. Он поднимется вверх, и стоит винту серо-зелёного оказаться хоть немного ниже, и наклониться к нему, Лаврушин влупит из всего вооружения. Вот противник, торопясь с подготовкой атаки и видя приближающегося «Дракона», вошёл в разворот. «Юнкерс» сразу резко подпрыгнул вверх и тут… Чёрная пелена закрыла прозрачную броню кабины.

— Что такое?! — Лаврушин неосознанно, повинуясь заложенным в него много лет назад навыкам, пошёл вверх.

— Ничего не видно, командир! — прокричали борттехник и правый пилот.

Вертолёт с трудом набирал высоту. Было ощущение, что нечто, облепившее нос и низ машины, останавливает подъём. Прошло буквально несколько секунд, как по «Юнкерсу» ударили ракеты и снаряды серо-зелёного. Чернота сразу пропала, но вертушка оказалась в положении безнаказанно избиваемого. Враг бил по нему справа сверху, стремительно приближаясь. Лопасти «Юнкерса» начали трещать под напором стали, Лаврушин устремился вперёд, уходя от расстрела. На броне засверкали рикошетящие пули и снаряды. Один из НУРСов, выпущенный с серо-зелёного, оторвал правое крыло, вертолёт частично потерял управление. Видимо, был поврежден топливопровод, так как двигатель начал сбоить.

В это время увлечённого пальбой врага атаковал «Дракон». Боеприпасов у него совсем не осталось, последние трассеры мелькнули перед носом серо-зелёного, заставив того прекратить стрельбу по «Юнкерсу» и перейти в горизонтальный полёт.

Тут «Дракон», шедший пересекающимся курсом и чуть выше, влетел своими шасси в лопасти врага. Сразу же командир, как только стальные полосы начали дробить его колёса, пошёл в набор высоты. Изуродованный «Дракон», болтаясь над озером, единственный держался в воздухе. Дымивший и трясущийся, как в припадке, «Юнкерс» еле дотянул до берега озера и сейчас пытался приземлиться с наименьшим уроном. Его занесло над галечной косой, он цепанул землю одним колесом и вертолёт подбросило. Лаврушин смог успокоить машину после этого, и сел метрах в трёхстах от воды.

Серо-зелёный вертолёт с повреждёнными, истрескавшимися лопастями быстро падал по дуге вниз. Его пилоту посадка удалась с первого раза. Вертушка была на самом берегу, стояла накренясь. До «Юнкерса» от них было около километра. «Дракон» направился к вражеской вертушке. Правый пилот высунулся в блистер с автоматом в руках, борттехник, опять лежа в отвёрстом дверном проёме, держал в руках гранаты. С экипажем серо-зелёного надо было разделаться, и так где-то тут бродили суровые парни, удалые парашютисты из первого сбитого вертолёта.

Из повреждённой вертушки начал вылезать экипаж. «Дракон» завис над ним метрах в десяти. Борттехник принялся кидать в чёрных гранаты, правый пилот лупил короткими очередями. Те открыли ответную стрельбу, но вскоре смолкли, задавленные пятью взрывами и пальбой. А может, затаились. «Дракон» повисел немного, рассматривая врага, но никакого шевеления или движения не заметил. После этого он пошёл к дымящемуся «Юнкерсу».

— «Дракон», как у тебя с топливом и боезапас? — услышал на борту голос Лаврушина. Тот, заметив их приближение, вернулся в закопчённую уже машину.

— Керосина хватит на пять часов, боезапаса нет, — отрапортовал командир. — Все целы.

— Возвращайся на базу, — приказал Лаврушин. — Немедленно!

— Есть вернуться на базу, — командир повернулся к правому пилоту. — Ну-ка, сбрось им наш аварийный мешок.

Но выполнить команду тот не успел. Машину затрясло так, что не пристёгнутого борттехника начало мотать по кабине. Он едва не выпал в открытую дверцу, ладно, успел ухватиться за пассажирскую лавку.

— Что такое? — командир крепко взялся за ручку шаг-газа. Метнув взгляд на приборы, стало ясно в чём дело. Кончилось масло и двигатель пошёл в разнос. Видимо, в бою повредился маслопровод. Но так или иначе, приходилось немедленно садиться. А как это сделать с исковерканными шасси?

— Внимание, экипаж, — командир решил взлететь повыше и прыгнуть с парашютом. — Приготовиться к покиданию борта.

Правый пилот, тоже оценивший обстановку, держась за стенки, выбрался в пассажирскую кабину. Выглянул из скачущего проёма люка. До воды метров пять-шесть. Он ухватил аварийный мешок и вышвырнул его наружу, следом полетел неначатый цинк с патронами, ящик с гранатами. Борттехник выкинул один парашют и все четыре автомата. По галечной косе к ним бежали люди из экипажа Лаврушина. «Дракон», содрогаясь всем корпусом, висел метрах в десяти от берега. Вот из дверцы выпал правый пилот. Шлепок! Брызги! За ним свалился борттехник. Упал рядом, чуть-чуть не на голову.

Оказалось мелко, по грудь. Парни нырнули за сброшенным снаряжением. Им помогали вытаскивать его на сухое место.

А «Дракон» забирался всё выше, пока двигатель тянул. Одновременно его командир вызывал хоть кого-нибудь. Он надеялся, что УКВ-сигнал сможет пройти над вершинами Восточного Саяна и беспрестанно радировал.

— Мы за горами, «Ворон» ушёл на север! — кричал командир в микрофон, с трудом борясь со страшной болтанкой. — Мы за горами, «Ворон» ушёл на север!

Он услышал скрежет и понял, что дальше оставаться внутри вертолёта нельзя. Быстро добежав до открытой дверцы, пилот упёрся руками в края проёма и не раздумывая, бросился вниз. До земли было около полутора тысяч метров. Сжавшись комком, он дождался, пока потерявший управление «Дракон» не пронёсся рядом и только после этого раскрыл парашют. Пришлось выглядывать своих. К тому же по нему зарядили из автоматов, видимо, те самые суровые парни, также оставшиеся без вертушки. Командир отметил их местонахождение, примерно в десяти километрах от «Юнкерса», на этом же берегу длинного серпообразного озера.

Парашютист начал рулить, выправляя свой полёт к галечной косе, где его ожидали товарищи. Они приставили ладони ко лбу, защищая глаза от высоко уже поднявшегося на востоке солнца, чьи лучи перемахнули горы Саяна.

Командир «Дракона» был уже невысоко и близко, метрах в ста от берега, он подогнул ноги, готовясь к приземлению, как вдруг из вспучившейся воды к нему метнулось что-то чёрное, блестящее. Оно мгновенно окутало пилота, как коконом и утащило вниз с собой, в озеро. Остолбеневшие лётчики замерли на берегу.

В это же время из ельника, метрах в четырёхстах от воды вырвались три всадника на лохматых конях. Они махали руками и что-то тревожно кричали. Доскакав до экипажей, один из них быстро спросил: «Вы из Слюдянки?». Кто-то кивнул.

— Бросайте всё, скорее бежим! Хватайтесь за стремена! — крикнул один из тувинцев. — Это шуликуны!! Быстрее, пока они на берег не полезли!

Лётчики, всё ещё заторможенные, начали двигаться. Но тут они увидали, как рябившая от несильного ветерка вода начала подниматься маленькими холмиками. Все, и конные, и пешие бросились к лесу. Едва они отбежали метров сто, как из озера выскочила стая маленьких, чёрных, остроголовых существ на длинных, широких внизу ногах. Размахивая короткими, причудливо изогнутыми ручками, они бросились вслед. Было их множество.

Конники уже доскакали до опушки. Здесь они остановились, поджидая смятенных пилотов. Те, тяжело дыша, подбежали и оглянулись. Чудища, быстро проковыляв примерно половину расстояния от воды до ельника, остановились, помахали ручками и повернули обратно.

Откуда-то донеслись крики и стрельба.

— Шуликуны, однако, тех мужиков едят, — приподнявшись на стременах, заявил один из тувинцев, пытаясь разглядеть что-то в стороне, где валялся сбитый серо-зелёный вертолёт. — Сейчас совсем съедят. Они только чёрную папорть боятся и далеко от воды не отходят, могут высохнуть совсем. Совсем рыбачить здесь нельзя стало. Ну что, пойдём кушать надо идти.

— А как же оружие, снаряжение? — Лаврушин хмуро посмотрел на него. Он был подавлен гибелью друзей и особенно внезапной и невиданной ранее ужасной смертью командира «Дракона».

— Утром надо забирать, шуликуны спят. Это вы их разбудили, когда вертолёты стали в озеро падать, и стрельба началась. Завтра утром придём и тихонько заберём. Шуликуны злые и сильные, даже вертолёт у вас чуть в Ноян-Холь не утащили, — тувинец глянул на Лаврушина и пояснил: — Озеро так называется это. Пошли мужики, никого уже не спасёшь теперь. Хорошо, мы дежурили рядом, увидели, как вы воюете, и успели прискакать, а то бы вас тоже слопали эти плохие парни.

Погоня

«Ворон», шедший чуть выше двух чужих вертолётов, никак не мог сократить расстояние. Противники не уступали ему в скорости. Порой командир «Ворона» Елисей Октябрёв посылал в их сторону короткие очереди, но даже иногда попадавшие снаряды не причиняли никакого вреда. После гор Обручева, через которые легко перемахнули вертушки, внизу пошла тайга. Куда ни посмотри даже с пятисот метров высоты, всюду зелень деревьев. Кое-где над ними подымался лёгкий туман, это утреннее тепло выгоняло сырость из леса. Три вертолёта шли как привязанные по прямой, как по невидимой, туго натянутой ниточке. Они не меняли ни курс, ни высоту, чтобы нечаянно не дать кому-либо преимущества.

По рации, до того, как перевалили вершины, слышались команды боя, развернувшегося над озером в Тоджинской котловине. Но стоило перейти на северную сторону гор, как связь с авиагруппой пропала.

Примерно через час бешеной, на пределе гонки над бесконечной тайгой, в наушниках Октябрёва раздался чей-то голос. Кто-то вызывал некую «Лачугу» и сильно ругался при этом.

— Я «Ворон»! Я «Ворон»! — заговорил Елисей. — Передайте в Красноярск, что к ним идут две вертушки викингов.

— А ты кто? — поинтересовался тот, кто до этого ругал молчавшую «Лачугу».

— Вертолёт из Слюдянки, — спокойно ответил Октябрёв. — Преследую двух викингов. Они идут на север, предположительно пройдут Красноярск. Как поняли?

— Понял вас, сейчас с Абаканом созвонюсь, — заторопился незнакомый голос. — А вы где идёте?

Но ответить командир «Ворона» не успел. Связь пропала так же быстро, как и ранее появилась. Снова тайга, шум винта сквозь наушники, лёгкая вибрация машины и две серо-зелёных вертушки, идущих впереди на расстоянии километра.

Мелькнули речные долины, потом вертолёты проскочили над железной дорогой. Слева показалась широченная река. Это же водохранилище Красноярское! — догадался Октябрёв. Подходим к самому городу. Куда же эти-то прут? Вдалеке, справа появились чуть видимые строения. Серо-зелёные вертушки немного сменили курс, взяв левее, это позволило «Ворону» чуть сократить расстояние до них.

Проскочили Транссиб, Красноярск остался правее. С какой-то станции к вертолётам протянулись тонкие линии трассеров, они прошли мимо. Снова тайга и снова железная дорога. На этот раз серо-зелёные пошли прямо над ней, и снова «Ворон» во время этого манёвра также смог приблизиться. Рельсы пропали в городе на большой реке, нырнув в постройки. Октябрёв напрягся, горючего у него оставалось минут на пятьдесят, надо скоро садиться. Правый пилот сориентировал командира — город под ними Лесосибирск, за шесть часов они прошли около двух тысяч километров.

Где же цель вертолётов викингов? Куда они так настойчиво идут?

— Командир, справа бой на реке, — услышал он по внутренней связи. Глянув, Елисей заметил, как в месте слияния двух рек вспыхивают беззвучные для них взрывы, клубится дым над судами.

Видимо, в тот же миг сражение заметили и серо-зелёные. Один из них помчался вправо, второй развернулся и с набором высоты пошёл на «Ворона». Расстояние меж ними быстро стало сокращаться. Октябрёв, не снижая хода, подвернул нос вертушки прямо на противника и перекинув рычажок на общий огонь, отжал кнопку электроспуска четырёх пушек. И тут же дал залп НУРСами. Мощный залп метров с полутораста угодил в днище серо-зелёного, того затрясло. И практически сразу рванул блок ракет, подвешенных на левом крыле вертолёта викингов. Машину бросило вбок, огонь, дым, обломки, отлетела наполовину отрубленная взрывом одна из лопастей. Серо-зелёная машина камнем полетела вниз, кувыркаясь в воздухе. Кто-то сумел выпрыгнуть из неё.

Но «Ворон» помчался за второй, не обращая внимания на сбитого врага. Тот уже был над местом сражения и атаковал кого-то сверху. Тёмно-серые пушистые дымы пущенных НУРСов с упирались в землю, принося огонь и гибель.

По нему начала бить пехота, но мелкий калибр не причинял вреда вертушке. «Ворон» атаковал противника издалека, заметив, что тот вновь заходит на стрельбу. Неуправляемые ракеты мелькнули мимо цели, уйдя куда-то в тайгу, за Ангару.

Вертолёты закружились в своём смертельном танце, обстреливая друг друга. Маневрируя, стараясь зайти в хвост противнику, они удалялись от реки на север. Внезапно серо-зелёный вертолёт, воспользовавшись тем, что «Ворон» находился носом к Ангаре, ринулся вперёд и вбок, обходя его. Преследовать его Октябрёв не стал, горючего осталось только на посадку. Он перелетел реку, выбрал место подальше от реки и приземлился. Вскоре к нему прибежали стрелки — улыбчивые тувинцы.

— Что у вас? Что? Вы живые, целые? — спрашивали они. — Спасибо, что отогнали этого чёрта. А корабли мы сейчас возьмём, четыре уже у нас, танкер только сожгли, а последний, который с грузом, если не сдастся, тоже спалим.

Октябрёв сел на землю около «Ворона» и глубоко вздохнув, резко выдохнул. Похоже, что на сегодня его война закончилась. Он окрикнул борттехника Пашу.

— А что, еда есть у нас какая-нибудь? Давайте почуфаним.

Правый пилот неуверенно шагая — ноги за шесть часов отсидел — несколько раз согнулся и разогнулся.

— Я не против, — он со стоном распрямился. — Насыщенный нынче денёк. Интересно, как наши там? Справились с теми?

— Непонятно, — Октябрёв встал и тоже начал вращать туловищем, разминаясь. — Могли бы и за нами сюда. Хотя, может быть, у них горючка кончилась.

О том, что их вертолёт остался в конвое единственным, экипаж «Ворона» ещё не знал.

Планы, возражения

В Красноярске через два дня после боёв собрались союзники, обсудить ситуацию и решить, что делать дальше. Совещались в пятиэтажном старинном доме в центре города. Его окна выходили на просторную площадь, где спиной к ним стоял мужик, смотревший вперёд, куда-то на правый берег Енисея, и крепко сжимавший в гранитной руке отворот каменной шинели. Проходивший мимо него нынче утром Меньшиков остановился и прочёл надпись на постаменте «Ленину». Он задумался. Начальник штаба знал, что раньше был обычай ставить памятники этому мужику, но этот отличался тем, что у него кепка оказалась на голове, а не зажата в руке.

— Постеснялись лысину показать у него, — догадался Меньшиков. — Но почему «Ленину», а не «Ленин»?

Поразмыслив, он решил, что это брат-близнец того, лысого. Одного звали Ленин, а второго Ленину. Отойдя немного, начальник штаба присмотрелся и утвердился в своей догадке. Точно, близнецы. Этот как-то покрепче, поздоровее выглядел, чем виденные им раньше. Ниже имени торчали буквы «красноярцы» и число 1970. Меньшиков понял, что здесь указано, сколько местных жителей строили этот памятник. Разрешив все загадки, он пошагал к пятиэтажке.

На совещании Набоков, сидевший с забинтованной рукой (зацепило пулей), предлагал усилить оборону на юге.

— Мы уже создали довольно мощный защитный кулак, — он морщился, когда забывая о ране, резко двигал рукой. — Огневые узлы на гидроэлектростанциях Енисея, в Слюдянке, в Усть-Баргузине. Дороги, ведущие с юга на север, перекрыты как постоянными блокпостами, так и передвижными дозорами. Кроме того, воздушные шары. С них просматривается огромная площадь. У противника нет возможности напасть на нас. По горам он не пойдёт, авиации у него нет, лошадей тоже. Предлагаю укрепиться как следует и ждать весны.

— Зачем ждать?! — поднялся Михаил Голда. — Идём на юг двумя путями, из Тувы и от Слюдянки. И громим их, викингов этих, ещё до весны.

Мёнге-Далай вздохнул и печально посмотрел на него.

— Миша, я сто парней потерял в бою на реке, — сказал он. — Это очень много. Хотя добыча большая, но если бы вертолёт не прилетел, ещё больше бы народу погибло. Я согласен с Русланом. До весны собраться с силами, опыта набраться, а пока караулить все дорожки, чтоб к нам не пробрались. Комендант, — нойон обратился к Набокову. — А если попробовать прорваться к вашим на запад? Или лисички эти не пустят?

Двое хакасов из Абакана, сидевшие молча и слушавшие разговоры, переглянулись. Им была хороша известна дикая ярость и изворотливость соседей-мутантов. Они знали, что лучше их не трогать. Сейчас лисички рыскали по тайге, ища способ преодолеть электрозаграждения. Звери искали своих пленников, захваченных походниками. Рыжие совы, хотя и опасались метких выстрелов пограничных дозоров, тем не менее, то и дело кружили возле посёлков. Весной-летом безоружные мутанты умудрились на два месяца задержать мощный, отлично вооружённый конвой поездов с обученными, смелыми воинами. А сейчас, после всех событий, проход через их территорию был чрезвычайно опасен и не факт, что он удастся.

Набоков тяжело вздохнул. Он предполагал, что жигиты Батырбая уже наверняка сообщили в Казань, что дорога на восток перекрыта в Кузбассе. Помощи он не ждал, не хватало сил у Евразии для этого. Сейчас рассчитывать можно было только на себя и союзников. Те, увидев силу и опасность чёрных викингов, уже сплотились вокруг конвоя. Но дисциплины им не хватало, ой, как не хватало.

— Нет, уважаемый Мёнге-Далай, — он взглянул на нойона. — Нам там не пройти. И единственный вертолёт не надо посылать. Подмоги нам не пришлют, а «Ворона» можем потерять. Ладно, хоть экипажи с других вертушек частично уцелели. В общем так. Надо понимать, что мы здесь одни. Есть ещё отряд нашего Гилёва, но где он, что с ним, неизвестно. Не надо забывать, что могут по Енисею, с севера подойти ещё суда. Пленных-то взять не удалось на кораблях. Мы не знаем, будут ещё караваны у викингов в этом году или нет.

Куривший сейчас у окна Меньшиков вчера доложил Набокову, что боезапасов на ведение наступательных действий крайне мало. Особенно не хватает тяжёлого вооружения. Из разбитых «Мортиры» и «Урала» ничего целого извлечь не удалось. Оставалось ждать весны, восстанавливая при этом найденные в сибирских арсеналах самоходки и танки. И надо было ещё научить на них воевать! В избытке были только миномёты и безоткатные орудия и заряды к ним, захваченные как в Усть-Баргузине, так и на судах возле Стрелки.

— По сообщению разведки, от пленных, взятых в Слюдянке, стало известно, что викингов возле Хубсугула немного, около тысячи, — комендант снова морщился, дёрнуло руку. — Основные их силы ушли весной на Тибет. И должны вернуться через год. Думаю, что их уже известили о том, что тут происходит. Начнём мы наступление через три недели, раньше не выйдет, и вдруг наткнёмся на них? К тому же мы ничего не знаем про их систему обороны, а я уверен, она уже существует. Так что, Михаил, давай спокойно заниматься обучением бойцов и разведкой. Проголосуем, что ли? Или как?

Голда, мужик в общем-то рассудительный, только иногда запальчивый, улыбнулся.

— Да чего голосовать-то? — он встал. — Давайте припасы копить, да парней тренировать. Мёнге, твои нукеры разведку хорошо будут вести?

Нойон поднял на него глаза и молча кивнул.

— А вы чего? — Голда обернулся к абаканцам. — Выждем до весны или попрём на викингов этих, чтоб у них капуста на ушах повисла?

Хакасы вновь переглянулись.

— За зиму можно хорошо подготовиться, лосей надо набить, продукты нужны будут, — ответил один из них.

— Вот и хорошо! — самолюбивый Голда подытожил совещание. — Я как самый старший по возрасту, решаю, оборудуем оборону, ведём разведку и формируем войско. Так?

Все промолчали, но заулыбались.

— Тогда за дело, — красноярец потёр ладони. — Но сначала перекусим. Никто не против?

Все были только «за».

Что делать?

Учёные пытались найти контакт с захваченными лисами и совами. Первоначальное убеждение, основанное на том, что с животными общаться будет легче, чем с птицами, постепенно исчезало. Серые лисички с шелковистым гладким мехом хоть и смягчили свой дикий нрав и перестали рычать на исследователей, никаких проявлений дружелюбия не показывали. В то же время совы, шумно махая крыльями в своих тесных вольерах, вели себя спокойно. Они уже реагировали на биолога Лаврентьева и его помощника, когда те вели с ними разговоры. Учёный был уверен, что членораздельная речь оказывает мощное воздействие. Он даже отыскал в одном из заброшенных антикварных магазинов Иркутска проигрыватель и виниловые пластинки с записями детских сказок, и каждый день прокручивал их птицам. Особенно совы прислушивались к рассказу про Колобка.

— Мы знаем, что стандартный подход к ним, основанный на том, что животные обладают только инстинктами и рефлексами, не может быть применён в нашем случае, — говорил он на ежедневных планёрках, проходивших в салоне «Головастика». — Лисы и совы, находящиеся у нас, обладают разумом. Только у них он свой, не такой, как у нас.

Шефа контрразведки Львову эти изыскания интересовали в той лишь мере, в какой они бы помогли разобраться с вражеским лазутчиком Жорой Арефьевым. Она пыталась добиться от него информации, сколько ещё таких, как он, находится у викингов, какие задания получены ими и конечно, общие сведения о противнике. А самой заветной её мечтой было исполнение высшего предначертания любого контрразведчика — перевербовка Жоры и работа на себя. Но пока ничего у Львовой не получалось. Арефьев не понимал, где находится, кто он такой. Говорить он не разучился и мог за собой ухаживать. Но в остальном был как младенец.

Татьяна Сергеевна винила во всём чудо-юдов или камов. Именно они, считала шеф контрразведки, слишком сильно «шарахнули» по Жоре.

Отчаявшись добиться от него что-нибудь, поскольку тот смотрел на Львову во время бесед чистыми пустыми глазами, она запирала его в сарае с вольерами на целый день. Может, непонятное зверьё воздействует как-то на такого же своеобразного дяденьку.

Правда, за четыре дня общения трудно было получить хоть какой-то результат, Татьяна Сергеевна это понимала. Но у неё не проходила досада из-за того, что она прошляпила Манжуру, вовремя не прочитала сообщение о витапринтах. Таким образом, Львова винила себя в тех потерях, которые понёс конвой возле Мурино.

Арефьев два дня сидел возле вольеров с лисичками, равнодушно наблюдая за ними. Те вскоре привыкли к присутствию недвижимой фигуры в мягком кресле и перестали обращать на него внимание.

Биолог Лаврентьев отчаянно жалел, что запропал где-то в Забайкалье шаман Данияр и екатеринбуржские вожаки псов, кошек и коршунов. Они-то помогли бы ему разобраться с хвостатыми и пернатыми пленниками. Ведь, пока они стояли вместе в Слюдянке, ещё до появления чёрных солдат, начали работать сообща над проблемой коммуникации с ними.

Кто где оказался

Те, по кому скучал учёный, в это время шли на восток по заросшим кустами и деревьями бывшим рокадным дорогам вдоль давно пропавшей границы. Комброн Пустэко своей властью развернул конных мадьяров обратно и сейчас те вели к Гилёву разношерстный отряд из экипажа взорванного в Гусином Озере «Фантомаса» и гражданских беженцев. Их удалось убедить уйти из ЗКП без особого труда. Женщины даже с удовольствием покинули хотя и обжитое, но всё же мрачноватое подземелье. Пустэко удалось незамеченным пересечь автотрассу у озера (по ней до сих пор проносились автомобили викингов) и углубиться в тайгу. Шли они уверенно, мадьяры находили свои недавние следы. На лошадях везли различный груз, в основном посуду — котлы, чайники и часть продуктов. Рядом с лошадками бежал единственный уцелевший волкодав Рвач. Впереди их ждали сотни километров, но август и сентябрь лучшее время в Забайкалье, поэтому никто особо не переживал. Все были уверены, что обязательно отыщут Гилёва. Ирина не отходила от Манжуры ни на шаг. Закидон, да и практически все отрядники посмеивались над червонорусом, не понимавшим, отчего ему оказывается такое внимание, а Данияр хмуро наблюдал за парочкой. По вечерам он садился подальше от народа и о чём-то угрюмо размышлял. Очень доволен зато был Вася Лицигер. От переходов на свежем воздухе у него разыгрался отличный аппетит.

— В этих поездах сидишь, сидишь, — говорил он. — И есть совсем не хочется. А здесь вообще здорово! Всё время кушать хочу.

Над ним тоже посмеивались, но Пустэко, давно зная васины замашки, всерьёз обеспокоился за продовольственную безопасность при переходе. Поэтому он включил Лицигера в охотничий отряд, добывать зверя. Сколько поймаешь, сказал Васе Пустэко, столько и съешь. А от котлов держись подальше, пестерь бездонный! Здоровяк не обиделся, командир не знал, что его привечает Алиса, серьёзная неулыбчивая женщина, потерявшая всех родных от рук викингов. Она постоянно откладывала что-нибудь вкусненькое для Васечки.

Оставшиеся на запасном командном пункте по очереди несли караульную службу. После ухода отряда Пустэко и группы Сабирова в огромном подземелье стало тихо и неуютно. Иногда они выходили на связь с Приморьем и ждали возвращения своих товарищей. Ринат каждый день прозванивал электрическую цепь заложенных здесь фугасов, проверяя её исправность. В случае обнаружения подземелья викингами он должен был подорвать заряды и выдвигаться с бойцами в сторону Байкала, искать своих.

Те, к кому шёл отряд Пустэко, уже покинули станцию Даурия. Гилёв при движении на юг, обнаружил прекрасную оборонительную позицию возле озера Далайнор. Он отошёл за канал, соединявший этот древний водоём с Аргунью, и оказался полностью прикрыт от нападения с севера. Путь к поездам Гилёва на востоке перекрывала река Керулен. Он разрушил на ней мосты. Также пехотный начальник взорвал все переходы через канал, оставив только один — железнодорожный. Коршуны ежедневно парили в небе, присматривая за тем, что происходит на земле. Здесь он и решил зимовать. Конные дозоры ежедневно патрулировали окрестности, доходя на севере до Забайкальска и Краснокаменска. Вскоре показались и спрятавшиеся поначалу местные жители. Их было немного, несколько сотен. Нашла их одна из кошек-разведчиц, которых выпустили в посёлке. Она забралась в какой-то подвал, где её изловили прятавшиеся там люди. Истошно вопившее животное посадили в клетку, собираясь в дальнейшем съесть. Однако её вожатый поднял тревогу и к подвалу примчались стрелки. После недолгих переговоров на русском и китайском, не понимая друг друга словесно, объяснились на языке жестов. И помирились. Перепуганная кошка залезла под куртку своего вожатого и долго не хотела потом вылезать.

В итоге же у Гилёва под командой оказалось больше полутора тысяч человек, из которых половина могла носить оружие и сражаться. С пушками «Камы» он чувствовал себя в относительной безопасности. Тем более что про чёрных здесь никто никогда не слышал. А викинги, после ряда стычек у Даурии, больше не давали о себе знать. Гилёв решил обосновать здесь опорный пункт и весной двигаться дальше, к Тихому океану. Он верил, что там есть уцелевшие. А за зиму надеялся наладить связь с Набоковым.

Танец в деревьях

Сабиров, неразлучные Саня с Юсефом, снайперы Гоша и Олежка Синий Глаз, Рафа Колун и напросившийся с ними Окунь на третий день осторожного неспешного похода по долине речки Темник наткнулись на группу чёрных. Вышло это неожиданно. Отдохнув после обеда, стрелки цепочкой двинулись вдоль правого берега, пробираясь сквозь завалы обрушившихся лесин. Шли молча, растянувшись цепочкой, так, чтобы видеть только того, кто двигался впереди. Внезапно раздался чей-то громкий удивлённый вскрик, и сразу за ним ударила автоматная очередь. Пули пронеслись в тайге, сбивая иголки и шишки с деревьев, и затерялись в еловых стволах. Все тут же упали и принялись осторожно высматривать того, кто стрелял. Раздались резкие, отрывистые звуки команд. Шедший последним Сабиров от досады сморщился, он узнал их язык, это были викинги.

— Приготовиться к бою! — крикнул он, и заполз за широкоствольную коренастую ёлку. Примостившись меж торчащих снаружи витых узловатых корней, командир взял бинокль и осторожно стал осматриваться. Где-то впереди, выше по течению Темника, стегали короткие очереди. Сабиров опознал по звуку выстрелов оружие, это были бельгийские штурмовые винтовки ФАЛы. Резких щелчков СВД, мягких шлепков винтореза или бодрого грохота Калашниковых пока не было. Стрелки не выдавали себя.

На том берегу Сабиров отметил краем глаза какое-то движение. Он аккуратно присмотрелся и через минуту заметил пристроившегося в кустах смородины викинга. Тот, одетый в камуфляж, тихонько подтягивал свою штурмвинтовку. Потом чёрный поудобнее взял оружие в руки и начал выцеливать кого-то. Наверное, заметил наших, решил Сабиров, нельзя дать ему выстрелить! Он подтянул к себе автомат и быстро, почти не целясь, дал по своему визави короткую очередь. От пуль задёргались ветки смородины, некоторые из них упали, срубленные, наземь. Викинг, видно, матёрый воин, тут же вскочил, понимая, что обнаружен и моментально развернувшись, прыгнул назад, в темноту ельника. Сабиров дал ещё одну очередь ему вслед и тут же сам пополз подальше, опасаясь угодить под огонь товарищей чёрного бойца. Опыт его не обманул. По ёлке ударили несколько очередей с того берега. И тут же с правого берега заговорили автоматы. Чуть позже зашлёпали винторезы, на небольших расстояниях они были незаменимы.

Командир снова выполз на берег, сейчас он прятался за сломанной, видимо, недавним ураганом, ёлкой. Под её достающими до земли густыми лапами он притаился и начал осматриваться. От берега до берега было метров пятьдесят — шестьдесят, река просматривалась далеко. Стрельба прекратилась, противники затаились.

Сзади послышалось шуршание. Сабиров медленно повернул голову налево, в сторону, откуда раздались звуки. По мху, усеянному редкими травинками, меж ёлок и тонких рябиновых стволов полз Окунь.

— Куда прёшь? — тихонько окликнул его командир. — Стой, не шевелись.

Охотник замер.

— Ползи прямо к сломанной ёлке, только зайди со стороны пня, — получил он команду.

Окунь старательно её исполнил и вскоре был рядом с Сабировым.

— Рафу ранили в ногу, — прошептал он, лёжа рядом с ногой командира. — Синий Глаз двоих завалил, больше никого не видел. Меня Рафа к вам послал.

Сабиров думал немного. Решение пришло к нему ещё в начале боя. Надо отходить, отступать от Темника и по распадку, который они недавно миновали, уходить из речной долины. Неизвестно, сколько врагов, какие у них цели. Лучше не связываться и не попадать в плен. Допросят как умеют, вытащат всё, что знаешь, а потом либо сожгут, либо повесят. А говорить им нельзя ничего. Особенно про ЗКП и связь с Приморьем.

— Оставайся здесь, — командир тихонько пополз назад. — Жди нас. Я сейчас соберу всех и двинемся назад. Ты смотри, что происходит и запоминай. Огня не открывай ни при каких обстоятельствах, только если на тебя наткнутся. Хотя. Вряд ли они начнут переправу, не зная точно наших сил. Тоже, наверно, совещаются сейчас. Жди, Окунь!

Тот кивнул и подождав, пока командир вылезет из-под ёлки, занял его место. Намётанным взглядом он не спеша прочесал левый берег Темника в пределах видимости. Никаких движений.

Окунь затаился, он привык подолгу ждать зверя в засадах. Время потекло незаметно. Охотник расслабился, изгоняя мысли и постепенно вжился в лес. Шум реки, как постоянный и ненужный, также исчез из восприятия, слух настроился на другие звуки. Плеснулась рыба, Окунь повёл глазами — неопасно, не обращать внимания. Зашелестели иголки над головой — присела на ветки тёмно-бурая птичка оляпка, водяной воробей; покрутила головой, не замечая человека, и нырнула в Темник. Охотник знал, что сейчас она, растопырив крылья, начнёт бегать по дну, выискивая всяких червячков, а через тридцать-сорок секунд вынырнет наружу. Гнездится, видать, где-то рядом.

Сзади послышалось лёгкое шуршание и негромкий треск валявшихся под деревьями сухих веточек. Окунь неспешно повёл головой, метрах в тридцати от берега, в полутьме ельника двигались размазанные тени. Они прошли назад, вниз по течению Темника. К охотнику подполз Гоша, винторез за спиной, в руке СВД.

— Прикроем отход, — негромко сказал он. — Я метрах в пятидесяти от тебя залягу. Через час отходи. Ну, пока.

Но, как оказалось, чёрные тоже не сидели просто так. Пять их бойцов были посланы вниз по течению сразу, как вспыхнула перестрелка. Они пробежали в глубине леса около двух километров, немного поднявшись из речной долины на сопки, перешли Темник и устроили засаду на правом берегу.

Саня с Юсефом тащили Рафу Колуна. Пуля пробила тому бедро, но прошла в мягких тканях, не зацепив артерию и кость, однако самостоятельно идти стрелок не мог. Сабиров двигался впереди метрах в сорока, Олежка Синий Глаз сзади, с винторезом в руках.

Группа шла не торопясь, командир не привык расслабляться, даже, когда казалось, что опасность осталась позади. На берегу среди деревьев стала видна полянка, здесь недавно бойцы обедали. Сабиров остановился, не выходя из-за деревьев, поднял вверх руку, останавливая группу. Вот палки-рогульки, на которых подвешивали котелки, стоят, покосившись. Вот чёрная проплешина от костра, тут же в носу появился запах гари, это мозг услужил, получив зрительный сигнал о горелом месте. Ничем уже давно не пахло, тем более метрах в ста от кострища! Командир невольно фыркнул, изгоняя несуществующий дым из ноздрей. Он перевёл взгляд налево, на реку. Вроде ничего не изменилось. Можно двигаться. Его кто-то тронул тихонько сзади за рукав. Юсеф.

— Давай я проскочу первым, — он держал в руках Макаровых. — Саня пройдёт там, где взгорье начинается, а я прямо тут. Проверим, есть кто там или нет.

— Давай, — Сабиров кивнул.

Пистолетчики достали своих Макаровых, сняли куртки, оставшись в зелёных свитерах, отстегнули с поясов кабуры, чтоб не цепляться ими за кусты, покрутили корпусами влево-вправо, покачали головами, и чуть пригнувшись, не спеша подошли к опушке. Чуть слышно щёлкнули отключаемые предохранители. Большими пальцами, не глядя, взвели курки. Глаза прикованы к деревьям на той стороне прогала. Юсеф ощутил знакомую лёгкую слабость в руках, когда чуть вспотели ладони. Сейчас сырость уйдёт в самодельные деревянные щёчки рукоятки, и слабость пропадёт. Всё. Готов. Саня скосил взгляд в сторону напарника, тот кивнул. Потом, как по команде, выскочили на полянку, метрах в десяти друг от друга и быстро, зигзагами перебежали на ту сторону ельника. Сразу ударили запоздавшие очереди. Враг ожидал их. Сабиров ёкнул, ему, стоявшему поодаль, невидимому врагами, шальная пуля угодила в грудь. Железная палка будто с размаха ударила его. Он покачнулся, мышцы невольно напряглись, не давая телу падать назад, взмахнул руками, и всё-таки осел на землю. Захрипел, пытаясь сплюнуть, но горло враз пересохло. Лёгкое пробито? Нет? Да? К упавшему командиру от сидевшего у кедра Колуна бросился Олежка.

Он схватил Сабирова подмышки и оттащил к Рафе, расстегнул куртку, снял её, аккуратно содрал через голову зелёный свитер, обнажил грудь. Из маленькой ранки вяло текла кровь. Снайпер глянул на спину командира, рана оказалось сквозной. Он начал перевязку. Рафа даже не глядел на них, с автоматом в руках он наблюдал за обстановкой. Метрах в ста — ста-двадцати от раненых шла ожесточённая, невидимая схватка в густых зарослях.

Быстрыми выстрелами стрекотали штурмовые винтовки ФАЛ, пробулькала очередь Хеклеркоха, отчётливо врезались в стрельбу резкие хлопки Макаровых.

Первая задача пистолетчиков — обнаружить врага, заставить его открыть по себе пальбу. И ещё более важная, и тоже первая задача, не дать ему попасть в себя. И дальше бить на поражение.

Юсеф, немного опередивший напарника, первым выскочил на поляну и привлек внимание к себе. По нему ударили с трёх стволов. Мимо, мимо, мимо, мимо. Он влетел в куст рябины, ветви хлестнули по левой щеке. Движение тоже слева, пора менять высоту, не дать себя выцелить! Прыжок вперёд, полукувырок через правое плечо, двойные выстрелы в ответ туда, где мелькнула вспышка. Полсекунды на колене, упруго вскочить, быстрее двигаться! Ещё быстрее! К дереву! Спиной к стволу. Оглянуться по сторонам. Справа на четыре часа мельк. Правая рука не успевает с разворотом, поэтому левая опускается вниз, большой палец коснулся правого локтя, два выстрела, контроль боковым зрением. Прыжок к дереву, примеченному только что. Ноги! Ноги, крепко впиваться в скользкий мох! Вспышка справа! Но это бьют не по нему! Напарник молодец, отвлёк. На тебе! Тело метрах в восьми, приподнялось и рухнуло обратно возле толстенного пня.

Саня знал, что сейчас все смотрят на Юсефа, даже те, кому поручено наблюдать по сторонам, на миг отвлеклись на движение пистолетчика. В эту секунду он огромными прыжками преодолел половину поляны. Юсеф уже скрылся в лесу, там ему помогали деревья и полумрак. Ворвавшись в заросли, Саня заметил вспышки и молниеносно, прыгнув перекатом, дал по одной из них два выстрела. Зная, что слева атакует Юсеф, Саня стремился уйти подальше, тогда враг будет вынужден разделиться, воевать на два фронта. Единственное преимущество пистолетчиков было в том, что викинги не двигались с места. Они были хоть и отличные, но обыкновенные бойцы. Их задачей являлось сдержать подходившего противника до появления своих. Конечно, они могли менять место в бою, отходя на заранее примеченные позиции, чтобы к ним не пристрелялись. Но с врагами, которые постоянно перемещались, причём находясь буквально в нескольких метрах, сражаться было тяжело. Тут сказалось и то, что отличные штурмвинтовки оказались не очень удобны для бою в лесу. Для их передвижения вправо, влево, вверх, вниз требовалось гораздо больше усилий, чем для пистолетов, которые, казалось, срослись с кистями стрелков. Мелькали в глазах деревья, качались ветви, тронутые пулями, в лесных тенях как из ниоткуда появлялись вспышки огня. Над деревьями, крича на своём языке, поднялись птицы. Испуганные белки прижались к шершавым стволам, шнырявший по своим делам полосатый бурундучок шмыгнул в кучку прошлогодних полуистлевших уже листьев и затаился там.

Бах! Бах! Гремели выстрелы. Бах! Бах! Саня уже обездвижил двоих врагов. Попасть-то в них он попал, но какие ранения те получили, было неясно. Пистолетчики заставили викингов обнаружить себя, и сейчас прижали тех огнём к земле, не давая высунуться. Время быстротечной схватки окончилось, надо было передохнуть. Юсеф, стоя за огромным кедром, сунул пистолеты за брючный ремень и потряс руками, расслабляя пальцы. Одновременно он присматривал за теми местами, где засёк противника. Саню он не видел, но знал, что тот где-то неподалёку. Стрелок поменял магазины, несколько раз бесшумно вдохнул и выдохнул. Кровь быстрее заструилась в жилах. Глянув ещё раз туда, где скрывались чёрные, Юсеф дважды свистнул, подавая сигнал атаки. Откуда неподалёку раздался ответный свист, Саня был жив и готов к атаке. Пора. Мягко ступив на какой-то бугорок, пистолетчик перенёс на эту ногу тяжесть тела и аккуратными прыжками, оберегаясь от возможных выстрелов справа, он понёсся к залёгшим врагам. Но стрелять не пришлось. Все викинги были мертвы. Во время первого огневого контакта Саня с Юсефом не промахнулись. Проверив состояние врагов, убедившись, что они уже никогда не встанут, стрелки вернулись к своим.

Сабиров страшно хрипел, и бился. Рафа вытащил из аптечки одноразовый шприц с болеутоляющим и воткнул его командиру в бедро, прямо сквозь штанину. Тот дёрнулся несколько раз и затих, голова безвольно упала на мох.

— Отходим, — Юсеф приподнял Сабирова и закинул себе на спину. — Бежим сейчас скорее. Поднимайте Рафу. Э-э-э, шприц не бросай тут. Нельзя им дать понять, что у нас раненые есть. А то как волки привяжутся тогда. Как там решали, первый распадок направо. Всё, идём.

Выше по течению Темника забухали выстрелы. Это Окунь с Гошей приняли бой, сдерживая викингов.

Распадок оказался рядом. По его дну протекала небольшая речушка. Стрелки пронеслись по ней, вздымая тучи брызг, и вскоре вышли на небольшую поляну в сопках. Осмотрелись. Вершины сопок были безлесными. Деревья росли внизу и немного на склонах.

— Ага, тут гольцы, — Олежка Синий Глаз вытер пот. — Куда сейчас?

— На запад двинем, — Юсеф аккуратно положил командира на землю. — Раненых уберите в тень и срубите носилки для них. Я обратно, парней встречу.

Он метнулся обратно в распадок. Надо торопиться. Юсеф собрал оружие убитых викингов, вытащил из винтовок затворы, забросил их в реку. Сами стволы сбросил на берегу. Потом, воспользовавшись найденными у чёрных гранатами, смастерил несколько растяжек возле тел врагов. Только он закончил присыпать натянутые шнурки (достал их курток викингов) хвоей и веточками, как услыхал быстрые шаги.

Это бежали Окунь и Гоша. Юсеф свистнул им.

— За нами примерно с десяток идёт, — задыхаясь, сказал Окунь. — Вроде подранили несколько.

— Уходим, — Юсеф повёл парней за собой. — Сабирова тяжело ранили. В грудь. Сейчас постараемся уйти подальше, а там решим, что делать. Побежали.

Они вошли в речку из распадка, впадавшую в Темник и помчались к своим товарищам.

На третьи сутки блужданий меж гольцов, речек и хмурых деревьев утром группа Сабирова вышла к какому-то озеру. Правда, сам командир этого не видел. Вчера он впал в беспамятство. Рана в груди воспалилась, края почернели, опухли, начал сочиться гной.

Рафа Колун, хоть и был в сознании, тоже томился. Пробитое бедро ныло, там что-то дёргало, иногда остро кололо, но чаще тупо ныло.

— Лекарства мощные вам обоим нужны, — Гоша осторожно снял повязку с ноги стрелка. — Причём, чем раньше, тем лучше.

С бредившим Сабировым возился Саня. Юсеф с Олежкой прилегли на несколько минут. Они очень устали. Нести двух раненых впятером было тяжело, с одним-то подменщиком. А ещё оружие, снаряжение.

Окунь, полежав немного, мельком глянул на раненых и подошёл к краю поляны, выходившей на берег горного озера. Взял бинокль и осмотрелся.

— Место какое-то тут сырое, — поморщился он. Берега густо заросли кустами карликовых берез, осин, мелким ельником. Совсем рядом отблёскивала неширокая речка, вытекавшая из озера. На другой её стороне виднелись развалины домов, уже поросшие кустами и деревцами. Группа находилась метрах в двухстах от воды, им повезло, они наткнулись на выступавшие из мха каменные плиты. На солнце они нагрелись. Там пока и расположились.

— А ну-ка, ну-ка, — Окунь всмотрелся, подкручивая окуляры, отнял их от лица, поморщился от упавших на глаза солнечных лучей, прищурился и снова приник к биноклю.

— А ведь это оно, — пробормотал он.

Оглядываясь по сторонам, охотник вернулся к своим и присел.

— Парни, — он посмотрел на товарищей. — Это колдовское озеро. Здесь волшебный цветок растёт.

На него посмотрели без удивления, просто ожидая продолжения.

— Я был здесь, пацаном ещё, лет пятнадцать назад, — Окунь глубоко вдохнул и выдохнул. — В общем, надо подарок оставить бурятским богам. Что-нибудь положить к куче камней. Вон там она, за речкой, я в бинокль видел. Называется она, называется — обо! Да, точно, обо. А потом цветок искать, он кровь очистит.

Юсеф вытащил из кармана складной нож, раскрыл лезвие.

— Пойдёт такая жертва? — спросил он.

— Ага, — кивнул Окунь. — Я пару патронов положу. Пошли. Заодно и воды наберём.

На берегу, возле самой воды, у истока речки, возвышалась ничуть не развалившаяся от времени высокая куча камней. Ни травинки, ни мха на ней, отметил пистолетчик. Рядом лежал опрокинутый навзничь деревянный потрескавшийся идол. Трогать его не было никакого желания. Они положили свои дары возле обо и не спеша пошли по берегу, Окунь хотел найти место почище. Здесь на мелководье плавала тина, а вся гладь озера густо покрыта жёлтыми цветами лотоса. Вдруг Юсеф резко остановился, рука потянулась к кабуру. Он заметил какое-то движение на ровной глади озера. Присмотрелся. По воде плыл остров. Небольшой, но всё-таки остров. Десяток берёзок, кустики, травка. С него вспорхнула какая-то птичка.

— Их полно здесь, — Окунь махнул рукой. — Пойдём скорее, воды набрать надо. Там, подальше, помнится, родник был. Долго на берегу оставаться нельзя, мне тогда старшаки говорили. Потом надо будет на этот берег перебраться.

Вернувшись обратно, поставили котелки на уже разожжённый костёр. Сабиров притих, над ним натянули полог, чтобы не пекло солнце. Рафа лежал молча, он приучал себя к мысли, что ногу придётся отрезать. Не сегодня, так через несколько дней. Надо решаться, пока не загнила совсем.

— Вот мужики, смотрите, только умоляю, тихо, тихо, — послышался громкий шёпот Окуня. — Вот, значит, что тут живёт. Это и есть хозяин озера.

Все приникли к биноклям, кроме Колуна. Тот от любопытства приоткрыл рот, но молчал.

На берег, там, где недавно бродили стрелок с охотником, выползло чудище. Похожее на огромную выдру, с длинными передними лапами, покрытое тёмной мокрой шерстью. Оно обернулось вокруг обо, полежало не двигаясь, потом нырнуло в кусты, послышался треск ломаемых веток.

Оттуда чудище, у которого стрелки заметили отсутствие задних лап, вылезло, держа в пасти охапку каких-то растений. Размахивая плоским хвостом, местный житель легко, совсем без шума и брызг вернулось в озеро. Только заколыхались на мелкой пологой волне цветы лотоса.

— Сейчас подождём полчасика, оно заснёт, и пойдём цветок искать, — повеселевший Окунь отложил бинокль.

— Я лотос приметил, — Юсеф глянул на него. — Ты про него говоришь?

— Нет, — охотник помотал головой. — Оно такое, приметное. На стебельках ровно по три листика. Не спутать. Но тоже в воде растёт.

Попив чайку, стрелки решили перебраться на левый берег речки, вытекавшей из горного озера в северную сторону. Лагерь они устроили возле повалившейся избушки, метрах в шестидесяти от обо. Охотник посоветовал не шляться возле него, не злить хозяина озера.

— Так-то он добродушный, — Окунь окончил натягивать полог над охапками нарубленных еловых веток, на которые сверху бросили спальники. — Но не любит навязчивых. Может откусить что-нибудь, или утащить в воду и всё. Смотрите, парни, лось.

Непуганый никем сохатый пришёл к озеру на водопой. Гоша метким выстрелом из винтореза обеспечил группу мясом. Юсеф взялся разделать добычу, а Окунь ушёл искать волшебный цветок.

Вернулся он не скоро, но довольный. В одной руке тащил найденный в одном из разваленных временем домов здоровенный котёл с проволочной дужкой, в другой свою куртку, набитую чем-то влажным. Вода капала с неё.

— Вот он, трёхлистник этот, — Окунь бросил ношу возле костра. — Сейчас примочки сделаем, должно помочь.

Морщась от боли в ноге, первым к сырой куртке подполз Рафа. Волшебное растение не очень впечатлило его. Стебелёк, на верхушке гроздь белых соцветий, на кончике они светло-фиолетовые. Рафа понюхал, слабенький аромат его не ободрил.

— Его, что, есть надо? — он недоверчиво посмотрел на Окуня. — Где тут полезное место?

Охотник замахал на него руками.

— Что ты! Что ты! — белые соцветия полетели в сторону. — Вот они, трилистники!

Раненый Колун закусил губу от боли — потревоженное бедро выстрелило болью так, что колено загудело.

Тем временем Окунь принялся обрывать листья, которые и в самом деле росли странно. Стрелку с цветком окружали стебельки, каждый из которых оканчивался тремя мясистыми продолговатыми тёмно-зелёными листочками. Вот их охотник и намял сильными ладонями.

— Снимай штаны и повязку, — скомандовал он, держа зелёную кашицу в горсти.

Наблюдавшие за ними Олежка и Саня помогли Рафе стащить пропитанную кровью жёсткую брючину до колена, аккуратно отодрали бинт. От ранки пахнуло неприятным гнилостным запахом. Прощай, нога, подумалось Рафе. Окунь тихонько разложил намятые листья на потемневшее по краям пулевое отверстие.

— Вот, держи над ранкой еловую лапу, — охотник сунул её Колуну. Уловив его недоумённый взгляд, пояснил: — От солнца закрывай. Менять надо примочку каждый час. А из цветков мы чаёк запарим. Глистов выводит хорошо! Ха-ха! И вообще полезно.

Рафа лежал, чувствуя, как нарастает нытье в ране. Мышцы бедра свело лёгкой судорогой, нога дёрнулась. Прохлада от влажных листьев, казалось, потихоньку забирается внутрь. Может, и правда, нога выздоровеет, подумалось Рафе сквозь накатывающуюся дрёму. Рука расслабилась, колючая ветка упала на траву, слегка кольнув иголками воспалённое бедро, но раненый этого не почувствовал. Он заснул.

Остальные возились с Сабировым. Грудь промыли кипячёной водой, морщась при этом от сильного запаха гниения, густо уложили на входное и выходное отверстия намятых листьев и оставили его лежать под пологом.

Прикрыв ногу Рафы упавшей было еловой лапой, стрелки сели отдохнуть. Разлили по кружкам заваренный настой из белых соцветий, глянули на молчавших раненых. Те спали. Командир лежал спокойно, не стонал. Колун даже улыбался.

— Мясо надо в воду убрать, — Юсеф глянул на место разделки лося. — На такой жаре протухнет быстро.

— Это надо к сопкам на той стороне идти, — Окунь махнул рукой на противоположный берег. — Ты внимания не обратил, что вода в озере тёплая? Здесь горячие ключи бьют. А там ручьи стекают, они холодные. Сейчас чаю попьём, котёл отчищу, что нашёл, мясо сварим. Мужикам, как проснутся, бульончику надо попить.

— Э-э-э-э, — просипел Гоша, глядя ему за спину. — Не дёргайся.

Все медленно посмотрели, отчего бесстрашный снайпер побледнел. Им тоже стало не по себе. Метрах в двух от них, поднявшись на лапы, внимательно разглядывало лагерь давнишнее чудище. Оно ловко подползло к Сабирову, понюхало его и повело башкой к напрягшимся стрелкам.

— Чего? — спросил напряжённым горлом Гоша и зашёлся в кашле. Его крепко обхватил Юсеф и прижал к себе. Тот потихоньку успокоился. Чудище нюхнуло собранные Окунем растения и быстро поползло к речке. Когда оно нырнуло в воду, все как-то сразу расслабились.

— Это? — не договорив, Гошу вновь пробил кашель.

— Ну, вроде нормально, — растерянно проговорил Окунь, глядя на речку, где скрылся хозяин озера. — Вроде не гонит нас.

— А вот он снова! — вскочил на ноги Олежка Синий Глаз. — Смотрите! Вот он!

Чудище вынырнуло возле обо, как-то помотало башкой над землёй. Потом глянуло в сторону стрелков и снова нырнуло в воду. Охотник, забыв оставить кружку, так прямо с ней в руке, подбежал к месту визита. Мужики увидели, как он что-то подобрал.

— Глядите! — Окунь разжал кулак. — Это он подсказал. Пиявок принёс! Они дурную кровь сейчас быстро оттащат из командира.

Двух скользких зеленоватых пиявок положили Сабирову на грудь. Они немного пошныряли там и вскоре присосались, одна на животе, вторая возле ключицы.

Лосиное мясо крупно нарезали и залив холодной водой, подвесили в котле над костерком. Потом Юсеф спохватился.

— Расслабились что-то мы, — он огляделся. — Надо пробежаться здесь, поискать следы людские. И позиции наметить для боя, мало ли что.

Снайперы облюбовали себе места — Гоша на этом берегу речки, метрах в двухстах от озера, возле высоченного кедра, Олежка наметил место, где был их старый лагерь. Нашли для себя и запасные лёжки. А пока в часовые отправился Саня. К своим пистолетам и автомату он взял ракетницу, вытащенную из рюкзака Сабирова, и скрылся в кустах.

Меж тем раненым стало заметно лучше. Лица потеряли нездоровый багрянец, порозовели, дыхание стало спокойным. Они по-прежнему спали. Им поменяли примочки, с командира сняли насосавшись раздувшихся пиявок, поднеся к ним дымящие веточки.

Юсеф, вернувшись с разведки, сообщил, что никаких следов, кроме звериных, не нашёл, нарубил оставшееся мясо, завернул в огромные лопухи, положил в рюкзак Сабирова и ушёл в сопки, искать холодные ручьи. Перед этим он попенял Олежке, что тот не смотрит за варевом.

— Воды подлей, мазила! — чем даже немного обидел снайпера. — У лося мясо грубое, жёсткое, его часов пять варить надо. Поэтому подливай, а то выкипает.

Ночь прошла спокойно, только вечером, уже в сумерках, до стрелков донёсся отдалённый, как им показалось, гулкий рёв какого-то зверя. Поинтересовались у охотника, кто это может так орать. Тот пояснил, что шумит филин. Мужики припомнили, как в Кузбассе их атаковали огромные рыжие совы и решили ночью костёр не жечь, чтоб внимания не привлечь. Олежка Синий Глаз вполголоса рассказал Окуню, как одна из тех страшных птиц ухватила за рюкзак начальника контрразведки Львову и поволокла в лес.

— Я сбил сову эту, — снайпер взмахнул руками, увлёкшись рассказом. — Татьяна Сергеевна упала метров с пяти где-то, а сова сверху рухнула. Её откинули, когти из рюкзака вытащили, она полежала и вдруг как побежит! Так и убежала, зараза! Метра полтора ростом птичка была. Здесь филины такие же?

— Да я их вообще никогда не видел, — честно ответил Окунь. — Мне сказали давно уже, если кто орёт страшно в лесу, значит, филин. Давайте спите, мне вас охранять надо всю ночь, а ты мне страсти говоришь.

К вечеру мясо наконец сварилось. Проснувшийся Рафа с удовольствием выпил котелок бульона, закусил сухарём, отведал настоя из соцветий трилистника и снова завалился спать. Сабиров лежал не двигаясь, только его грудь едва заметно подымалась и опускалась. Вскоре угомонились и остальные.

Окунь сидел, по привычке внимательно вслушиваясь в звуки ночной жизни приозерья. В траве, тускло отблескивающей под лунным светом, кто-то шуршал и пищал. В озере послышался вдруг частый всплеск, что-то там всхлипнуло и затихло. Налетевший ветерок зашумел ветками елок и кедров. Но дуновение прошло высоко, стоявшие на берегу заросли ивняка даже не шелохнулись. Только бы дождь не нанесло, подумал Окунь и закутался в спальник. После полуночи слегка похолодало.

Утром, позавтракав, стали совещаться. Сабиров всё ещё спал. Когда ему меняли примочку, отметили, что гнилостный запах исчез, а краснота на груди пропала. Командир явно поправлялся. Рафа пожаловался, что у него в ране началась щекотка, но его успокоили.

— Заживает твоя нога, — пояснил Юсеф. Колун посмотрел на своё бедро, увидел, что из затягивающейся дырки вытекло немного прозрачной сукровицы, и успокоенно откинулся на спину. Гной исчез, и это было хорошо.

— Я предлагаю дня четыре здесь пробыть, — продолжил пистолетчик. — Наши должны поправиться за это время. По крайней мере, на ноги встанут. А потом двинемся на север. Я сейчас карту посмотрел у командира. Это озеро Таглей. По этой речке, она как раз на север течёт, дойдём до Темника, перевалим хребет, и дальше всё вниз, до Байкала. Какие соображения у кого есть?

Никто возражать не стал.

Но днём случилось одно происшествие, после которого стрелки задумались над поиском более безопасного убежища.

Днём Гоша решил пройтись по берегу озера, посмотреть, как тут и что. И ягод ему хотелось набрать, здесь полно было смородинника. Отойдя с пару километров от лагеря, он присел перекурить. Сидя на выбеленном дождями и ветром бревне, снайпер положил винторез на колени, вытащил полупустую пачку сигарет и только собрался чиркнуть своей бензиновой зажигалкой, как заметил какое-то движение метрах в шестисот от себя. Что-то мелькнуло на берегу. Гоша медленно вытащил бинокль, стараясь не делать лишних движений, и глянул в окуляры. Сначала он ничего не заметил, потом его внимание привлекли движения, как будто птичка взмахнула крылышками. Ого, прошептал снайпер про себя. Вместо птички он разглядел что-то вроде толстой полосатой змеи, а присмотревшись, понял, что это тигриный хвост. Сам хищник притаился на берегу, явно поджидая кого-то. Вскоре снайпер увидел, кого караулил огромный зверь.

Из воды, как раз возле тигриной засады, бесшумно вынырнул уже знакомый Гоше хозяин озера. Чудище одним движением, плавно выскочило на берег и принялось своими лапами ломать ветки тальника. И тут ему на спину прыгнул тигр. Жёлто-чёрная кошка легко пролетела четыре метра расстояния до своей жертвы и вытянутыми вперёд сильными лапами с выпущенными кривыми когтями вцепилась в неё. Но хозяин озера с невероятной быстротой успел среагировать на внезапный бросок. Изогнувшись, он своим толстым хвостом ударил тигра, когда тот ещё только падал на него. Поэтому вцепиться как следует у хищника не получилось. Он рванул когтями шкуру врага и тут же отскочил в сторону. Хозяин озера развернулся к нему и оскалился. Злобная кошка отпрянула и не принимая бой, одним длинным прыжком унеслась в лес. Чудище рыкнуло ей вслед, покрутилось, разглядывая рану на боку, потом всё-таки наломало веток, и взяв их в пасть, уплыло.

Таймень!!

Через двадцать четыре дня перехода Пустэко решил устроить большой привал на берегу Онона, до которого дошли хоть и медленно, но без потерь. За неделю отдыха надо было как следует выспаться, наесться, починить изорванную одежду, и вообще, навести порядок в хозяйстве своего отряда. Топать к Даурии оставалось ещё около пятисот вёрст, до конца сентября можно было пройти. В то, что Гилёв мог уйти в Приморье, Пустэко не верил. Да если и отправился, всё равно оставил бы кого-нибудь «на маяке».

Стрелки нарубили жердей, связали их верхушки и обтянули палатками. Получились две сравнительно небольшие юрты, в которые, однако, можно было войти не нагибаясь. В них устроили бани, одна для мужиков, другая для женщин. На берегу весело журчавшего Онона отыскали подходящие каменюги, сложили из них печки-каменки, и уже до вечера половина отряда успела и попариться, и помыться. Из стволов двух срубленных огромных кедров сделали корыта для стирки.

Страстный рыбак Альбертыч вытащил из своего рюкзака не брошенную при отступлении с Гусиного Озера сетку, снасти и отправился ловить рыбу. Ещё вечером, когда обустраивался лагерь, он долго смотрел на довольно широкую речку, перекаты, шиверы и заводи и что-то прикидывал. Подошёл к Пустэко и отпросился на два-три дня. Потом сказал Васе Лицигеру, что добычи будет много. Стрелок, любитель нежной рыбки, тут же вызвался помогать старику. Да и он был рад увильнуть от нарядов, которыми ему грозил Пустэко.

— Надо же, три недели по тайге идём, по буеракам всяким, а у него даже пузо наросло, — выговаривал он Лицигеру. Тот отмалчивался, питался он отлично, и в охотничьем своём наряде, и тем, что готовила для него добросердечная Алиса.

Пустэко хотел назначить его в бригаду лесорубов, но Вася ещё до рассвета умёлся вместе с Альбертычем на рыбалку.

Когда солнце встало, они уже отмахали километров восемь по берегу Онона. Идти оказалось легко. Река, хоть и петляла по долине, но берега оказались ровными, трава была невысокой, её объели и стоптали за лето многочисленные дзерены, одичавшие овцы, лошади и другие травоядные. Рыбаки то и дело натыкались на стайки баранов и антилоп. В конце августа обитатели степи наедались перед холодной зимой, нагуливали себе бока. Раз Вася спугнул лося. Сохатый с огромными — лопатой — рогами, не спеша оторвался от водопоя и смерил замерших мужиков мутным взглядом. Альбертыч на всякий случай снял свой автомат с предохранителя. Но лось только фыркнул и медленно побрёл прочь, пару раз обернувшись.

— Пройдём вот до того леска, — старик махнул рукой вперёд, Вася приставил ко лбу ладошку и увидел километрах в шести сосновый бор.

— Тут отаборимся, — Альбертыч всмотрелся. — Гляжу, там скалы на прижим у реки вышли, непременно, значит, ямы есть, а где ямы, там таймень.

Лучшего места для рыбалки найти было трудно. Оказалось, что возле сосняка в Онон впадает широко разлившаяся при этом речушка. Тут же нашёлся небольшой заливчик, как раз чтобы сетку воткнуть. Рыбаки прошли повыше по течению речки, и там, где помельче, перешли на другой берег, к сосновому бору. У впадения в Онон, на песчано-галечной отмели, разбили лагерь. Соорудили навес из срубленных жердей, сверху расстелили захваченную с собой палатку. Так просторней получается, чем лазить в неё. Вася, взяв топор, ушёл нарубить дров для костра. Ещё Альбертыч указал ему несколько сосен, из них он решил соорудить плотик, на котором можно сплыть по течению, и обратно не идти пешком с уловом. Здоровенный Лицигер легко справился с задачей, натаскал валежника и веток для костра, срубленные деревья ошкурил и разложил на солнцепёке, чтоб немного подсохли. Развёл огонь, повесил на перекладину, кинутую на рогульки, котелок для чая, и сел отдыхать. В тенёчке навеса, пахнущего свежим деревом, Вася вытащил из своего объёмистого рюкзака огромный пакет. Там лежали куски жареного мяса, нарезанный каравай, черемша, и железная литровая банка с голубикой. Очень Лицигер любил всякую ягоду. В быстро закипевшую воду он накидал смородиновых листьев, снял котелок с огня и отставил в сторонку. Потом начал перекусывать. Потихоньку. Половину еды он твёрдо решил оставить Альбертычу. Старик тем временем перегородил заливчик сеткой-сороковкой и налаживал спиннинг. Удилище он вырубил из гибкой берёзки, прицепил к нему катушку, взял с собой леску, блёсны и ушёл вверх по течению Онона, к ранее примеченным скалам.

Вася же задумался, и незаметно, размышляя о том, дадут ли ему у Гилёва новый АГС, всё съел. Растерялся, расстроился, попил чайку и побрёл к Альбертычу, помогать.

— Это всё свежий воздух виноват, — оправдывался он сам перед собой. — Всё время есть хочу.

У скал Онон делал крутой поворот, течение мощно било в основание камня и уходило влево. Немного ниже бурлил перекат. Напротив скалы и основался старый рыбак, готовя снасть.

— Вот, Вася, гляди, — он всмотрелся в мощный безостановочный поток воды. — Там непременно должна быть яма. А в ней таймень. Течение сверху несёт мальков, лягушат, всякую мелочь, а он здесь их поджидает. Ну-ка, попробуем.

Альбертыч взмахнул спиннингом и забросил тяжёлую блесну точно под скалу. Первая проводка прошла впустую. Вторая.

— Ох ты! — закряхтел старик. — Зацеп! Жалко снасть.

Он поводил удилищем в стороны, подёргал, леска не двигалась. Приходилось её рвать, лезть в бушующую воду было опасно, измолотит о камни, собьёт с ног. Рыбак покачал головой и сильно рванул спиннинг на себя. Блесна подалась и вдруг Альбертыча мотануло к воде, он едва удержался на берегу.

— Таймень! — вскрикнул он.

Вася увидел, как леска пошла гулять по глянцевым струям воды. Что-то чёрное мелькнуло в них. Затрещала катушка, Альбертыч пытался подтащить рыбину к берегу. Таймень прошёл поперёк течения, словно не замечая всей силы огромной массы воды, стремящейся вниз, к скалам. Он пару раз резко дёрнулся, но леска надёжно держала его. Вася весь напрягся, растопырил руки, как бы собираясь бороться и не слыша себя от возбуждения, тихонько кряхтел, вроде помогая этим изловить одного из властелинов Онона.

Рыбину удалось подтащить поближе, мужики уже видели в прозрачной на галечном дне воде чёрного метрового тайменя, как вдруг он изогнулся, сильно ударил хвостом и исчез в реке. Спиннинг резко распрямился, на его конце бессильно повисла оборванная леска.

— У меня инфаркт, Вася, — жалобно проговорил Альбертыч и передохнул. — Ты видел, что тут делается? Крокодилы местные леску на ноль восемь рвут, как нитку. Нет, надо сачок делать. Или я помру здесь навсегда.

Они вернулись к табору. По дороге старик нарубил толстых веток тальника и велел напарнику, постепенно нагревая их над огнём, согнуть в кольцо. Сам он полез в заливчик, чтоб отрезать кусок сети на сачок. Вася только присел возле утухающего костерка, держа в руках сыроватую ветку, как Альбертыч вернулся. Молча взял из рюкзака мешок и снова ушёл.

Лицинер поднял голову, в неглубоком, по пояс, заливчике, старик поднимал сетку, и вытаскивал из неё блестящих на солнце рыбин. Одна выскользнула из рук и плюхнулась в воду.

— Вася, здесь рай, — подошедший Альбертыч кинул к навесу битком набитый рыбой мешок. — Сиг, форель, хариус. Я никуда отсюда не пойду. Всё, нашёл я своё счастье. Сачок сделал? Отлично.

Из неплотно затянутой горловины мешка, лежавшего на боку, наружу начали пробиваться бьющиеся рыбины. Толстенные, тяжеленные даже на вид, они крутились на гальке, разноцветные, тёмно-фиолетовые, красноватые, покрытые зеленоватыми полосками, тёмными точками.

— Копай яму возле воды, — Альбертыч аккуратно прилаживал на тальниковое кольцо кусок отрезанной им сети. — Поглубже. Наруби ещё веток, побольше, чтоб её закрыть.

Метрах в двух от речушки, возле кустов, чтоб их тень тоже прикрывала от солнца, Вася сапёрной лопаткой выкопал в песке углубление, до пояса. Сделавший сачок старик выложил ямку прихваченной с собой плёнкой, укрепив её наверху камнями. Потом он начал потрошить пойманных рыб, обязательно убирая при этом жабры. Пластал Альбертыч добычу со спины, промывал в речушке, давал стечь воде и натирал изнутри солью. Уложив сигов и форелей в четыре ряда, пересыпав при этом каждый из них тоже солью, старик затянул яму плёнкой и закрыл её ветками.

— Значит, рыбачить, брат мой Вася, будем до тех пор, пока соль есть, — упёршись руками в поясницу, он разогнулся и принялся стряхивать с себя прилипшую чешую. — А её у нас, дружище, ещё килограмм десять.

— А я думаю, что так тяжело! — возмутился Лицигер. — Тащу, тащу. Я прямо как лошадь у тебя. Лопата, топоры, палатка, спальники, котелок, котёл, сковородка, соль, еда!

Тут он примолк.

— Вот за эту нечеловеческую скромность я тебя и ценю, — Альбертыч похлопал его по плечу. — Я там оставил четырёх форелей и хариусов. Свари-ка, брат, ухи пока. А хариуса почисти и засоли. Вон там крапива растёт, листьев нарви и заверни их потом.

Рыбное варево уже было почти готово, ароматы распаренного лаврового листа смешались с изумительными запахами рыбы, когда к табору примчался расстроенный Альбертыч.

— Смотри, что творят эти негодяи! — он сунул Васе под нос тройник. Одно жало у того было отломано. — Я такого не видел!!! Леску рвут, снасть портят. Давай есть! Сегодня рыбалки там не будет. Обколол я их, не поведутся они больше.

Хлебая горячую ушицу, и обсасывая варёные рыбьи головы, Альбертыч пояснил, что таймени всегда ходят парами. Тех, что под скалой, он сегодня напугал, познакомил с блеснами. Сейчас много времени пройдёт, чтобы они забыли про них. Придётся другое место искать.

— Завтра пройдусь у переката, — рыбак вытер руки об штаны. — А сейчас здесь попробую подёргать. А где харюзки?

Развернув крапивные листья, он наклонился к рыбкам. Несравненный запах свежих огурцов поплыл над табором, Вася сглотнул слюну. Нежные хариусы с почти невесомым мясом буквально растаяли во рту. Это сказка, подумал Лицигер, завтра сам наловлю этих харюзков. Нет ничего их на свете вкуснее, особенно свежепросоленных.

Пока солнце не село, Альбертыч бродил вдоль берега речушки, закидывая блесну. С десяток форелей и пара сигов, каждая рыбина не меньше килограмма, пополнили яму у воды.

Закат угасал, и казалось, чем темнее становится, тем громче шумит Онон. Постепенно рыбаки привыкли к ровному гулу воды и уснули. Сетка, привязанная к крепко вбитым в дно двум кольям, шевелилась от дёргающейся рыбы. Древние звёзды, выкатившиеся на чёрное небо, своим тусклым мерцанием осветили сосняк, тлеющие угли костра, навес из жердей и двух спящих людей. Ничего не менялось в степях Забайкалья за сотни и тысячи лет. Так же здесь ходили охотники и дичь, которую они подстерегали. Так же спали усталые добытчики у потухающего костра. И такие же комары, что пили кровь из гуннов, воинов Чингисхана и самого Потрясателя Вселенной, кружились сейчас возле спящих Альбертыча и Васи, подбираясь к их открытым лицам.

Утром удача раскрыла рыбакам свои объятия. После третьего заброса на перекате таймень взял блесну с тройником намертво. Около часа Альбертыч и Вася вываживали сильную рыбу. Наконец, подхваченный сачком, речной красавец оказался на берегу. Больше метра в длину, с чёрной спиной, стальным брюхом, повелитель Онона недолго бился на гальке и скоро уснул.

— Хватит, — у Альбертыча дрожали руки. — Это король всей рыбы. Хватит, пойдём сетку проверять. Я не могу больше. Вымотал меня этот зверь.

Выкатившееся с востока солнце ярко осветило забайкальские степи. Зазвенели в воздухе птичьи голоса, в траве показались пасущиеся гураны. Они и другие животные не боялись людей, видимо, отвыкли от них за многие годы.

Старик лежал под навесом и мечтал, что срубит здесь избушку и останется жить. Река, рыба, степь, сосновый бор! Что ещё надо человеку?

Вася солил рыбу, попавшую в сеть. Яма, казавшаяся вчера огромной, оказалась заполнена доверху. Да ещё у кострища лежало с десяток сигов. В тени кустов, завёрнутые в крапивные листья, просаливались хариусы.

— Слышь, Альбертыч, — стрелок подошёл к навесу. — Рыбу некуда девать. Давай я сегодня её в лагерь отвезу, и вечером вернусь. Соли ещё привезу.

— Хм, — старик глянул на реку, потом на Васю. — А ты прав, как всегда. Давай плот вязать.

Но сделать они ничего не успели. Над сосняком, до которого было метров двести, взвились птицы и тревожно закричали.

— Что там, медведь, что ли? — приставил ладошку ко лбу Альбертыч. Вася, верный вбитым в него рефлексам, быстро вытащил из-под навеса автомат.

Из бора не спеша выехали пять всадников. Они направились прямиком к рыбакам.

— Вот и всё, — Лицигер быстро глянул по сторонам, ища место для стрельбы поудобнее. — Нашли нас викинги.

Альбертыч испуганно метнул взгляд на молодого друга, и бросился доставать гранаты из своего рюкзака. Он взял парочку на всякий случай.

— Вася!! — один из всадников приложил ладони ко рту. — Вася, не убивай нас, мы тебе пожрать дадим!

Рыбаки замерли. Конники подъехали ближе. Они оказались стрелками, бывшими пограничниками.

— Вот так встреча! — белобрысый Кёстас спрыгнул с седла. — Вася, Альбертыч! Живые! Вот так новость.

Всадники слезли с лошадей и бросились обниматься. Все они были из отряда Гилёва. Порадовались, похлопали друг друга по плечам и спинам, начали говорить, кто, что, где, когда, как. Стрелки находились в дальнем разъезде, разведывая обстановку.

— Мы вас в бинокль заметили из лесочка, — командир группы, невысокий Филимон Шилов, с текучими, обманчиво медленными движениями корпуса, подошёл к табору. — Ага, вот и рыба. Давайте поедим, а то мы сухарями да консервами уж неделю питаемся.

Вилли Штюбинг, молчаливый, порой даже угрюмый мужик, один из лучших пулемётчиков похода, улыбнулся, увидев сигов.

— Вася, — он вытащил с поясных ножен свой известный всему конвою клинок. — Давай воду неси. Мы очень кушать хотим. Я почищу сейчас всю эту рыбу.

Лицигер, выпустив из объятий Кёстаса, почесал затылок. Потом махнул рукой и побрёл за хариусами.

— Вот, лопайте пока, — он положил их возле навеса. Вздохнул и добавил: — Вы же гости, с дороги, устали, а уху я сварю.

— Обездолили мы Васю, — засмеялся Кёстас, принюхиваясь к чудесному аромату.

Через пару часов сытые и немного отдохнувшие всадники помогли Лицигеру соорудить плот, загрузили на него мешки с рыбой и распрощавшись с Альбертычем, оставшимся половить тайменей, порысили по берегу Онона навстречу отряду Пустэко.

Вскоре они были в лагере. После радостных объятий, коротких рассказов, что с кем было, стали решать, как быть дальше. Филимон Шилов, попивая чаёк, предложил Пустэко пока оставаться на месте.

— Никаких следов викингов мы не нашли, так что сидите спокойно, — говорил он, отгоняя черемуховой веточкой надоедливого паута. — Они, может быть, восточнее, возле железной дороги ошиваются. Но там тоже им не развернуться. Наши разъезды их дёргают, не дают спокойной жизни. Разве что по Онону чёрные могут подняться сюда, но зачем это им? До Далайнора, где база сейчас, километров триста-четыреста. Неделя туда, два-три дня на сборы, неделя обратно. Приведём лошадей и заберём вас всех.

Поразмыслив, Пустэко согласился.

Утром разъезд ушёл к Далайнору, забрав с собой мешок солёной рыбы и пару глухарей, добытых стрелками Пустэко. Вася Лицигер, нагрузился мешками, солью, и взяв плот на буксир, как старинный бурлак, попёр его к Альбертычу. Ловить рыбу было лучше, чем обустраивать лагерь и заниматься сторожевой службой, тем более что командир отряда, отведав запечённого на углях тайменя и солёных харюзков, сам приказал ему ловить ещё и ещё.

Старики разбили свой бивачок подальше от всех. Закидон и Данияр не очень любили шум и суету, неизбежные при женщинах и детях. Альбертычу было всё равно. Тем более что он ночевал здесь только раз, а потом утащился на рыбалку.

Как-то попарившись в банной юрте, размягчив старые косточки, деды ушли к своему шалашику, точнее, навесу из веток, куда сверху положили пару палаток. Разожгли костерок, поставили вариться добытого вчера зайца, и потихоньку начали прикладываться к фляжкам Закидона. После бани-то грех не выпить.

— Я не понимаю, что происходит с Николой, — Данияр раскурил трубочку от ярко шающей веточки. — Как он вообще живёт?

— А что тебе-то? — Закидон прикидывал, где быть взять толстостенную посудину с крышкой, чтоб можно было мясо тушить, а то варенина надоела. — Может, это ты ничего не видишь, ты же старый, а у него душа молодая, не даётся твоим глазам замшелым.

Шаман задумался. Однако, поразмыслив, решил, что его товарищ не прав. Бездушный Манжура ничего не помнил о своём прошлом, был равнодушен. А может, он из ада появился? Сбежал оттуда, вот камы его и стерегут. Вполне вероятно, вполне. Хотя подобных прецедентов Данияр не знал, даже когда практиковался у алтайских шаманов, про такое не слышал.

Но как же тогда он живёт вообще?

— Понимаешь, душа, она ведь движет нами, нашим телом, — Данияр затянулся и выпустил клуб горького, вонючего дыма, Закидон даже замахал руками, отгоняя его. — Она помогает нам жить. Кто кровь-то гоняет по жилам? Кто сердце толкает? Кто сражается с микробами, раны заживляет?

— Как кто? — товарищ даже опешил. — Организм, вот кто! Ты, что, в школе не учился что ли?

— То есть он отдельно, сам по себе? — шаман постучал себя согнутым указательным пальцем по голове. — Что несёшь-то?! По твоему, некто, с условным названием «организм» помогает нам жить? Подсказывает иногда, что к чему, порядок в кишках наводит?

— Ну сдаюсь, сдаюсь, — Закидон поднял вверх руки. — Ты бросай курить, а то что-то всё умнее с каждым днём становишься. Хотя, по ночам можно подымить, комаров отгонять.

— Чтоб тебе понятно было, душа это вроде такой ремонтной мастерской, — затянулся трубкой Данияр. — Чинит нас, лечит, охраняет. Но. Чем больше вокруг людей, тем хуже.

— Это почему?

— Души, они только о своём хозяине заботятся, понимаешь? И при возможности обязательно что-нибудь сопрут у другой. Например, как тебе пояснить, вот мастерская. Зашёл туда посторонний и утащил отвёртки или ключи какие, молоток. Для себя. Там инструментов меньше стало, качество ремонта хуже, всё! А когда много людей рядом, их души постоянно силу друг у друга тащат. Кто-то держится, кто-то теряет много, и умирает рано. А вот, может, помнишь, отшельники такие были, в лесах жили, в одиночку?

— Ну да, наверное, помню, — Закидон принялся выстругивать палочку, чтобы тыкать ею в зайца, проверяя, сварился он или нет.

— Так вот, — увлёкся говорильней шаман. — Они вдалеке от людей, одни, вот души-то свои и сохранили, а те за ними присматривали без опаски. И жили потому долго и спокойно.

— Ну, а Никола-то причём?

— Не знаю, — пожал плечами Данияр. — Я вообще не понимаю, что происходит.

— Знаешь что, чернокнижник, служитель тёмного пламени преисподней, возьми котелок и сходи за водой на речку, чайку запарим, — улыбнулся Закидон. — Я нынче смородинных листьев нарвал и душицы. Сейчас заяц сварится, поддадим немного бражки и спать.

— Сам ты прислужник чёрта, алкоголик! — возмутился шаман и засмеялся. — Ладно, ты варево-то солил?

— Иди, иди, философ души, разберусь тут без тебя, да глянь, где там Серёга Пустэко болтается. Он всё хотел до моей фляжки добраться. Тоже придумал, на войне, говорит, пить нельзя! А я же пьяный не воюю! Повоевал немного, выпил немного, и всё по очереди.

Данияр уже ушёл к речушке, встретил там одного из стрелков, поговорил с ним, вернулся, а Закидон всё ещё возмущался нечеловеческими порядками, которые, на его взгляд, установил командир отряда.

Первый шаг

Манжура сидел на старом бревне, принесённом речкой много лет назад, и выброшенным на берег. Здесь оно застряло в камнях, с него слезла кора, ветки обломались, а сотни дождей и ветров, пронесшихся здесь, сделали поверхность гладким.

— Кто же я? Что со мной? — размышлял червонорус. — Данияр говорит, души нет. А какая она, душа? Иринка говорит, что я замечательный, лучше всех. Да и мужики ко мне относятся ровно. Делаю то же, что и все. А почему не помню, откуда я?

Из снов он помнил злого негра. А сегодня ему привиделась некая купель с кипящей водой. Тонкие волосинки, блестящие, прозрачные, матовые, жёлтые, синие, тянулись оттуда прямо в глаза Манжуре. Он не испугался, не стал биться и рвать их. Спокойно ждал, чем кончится. Но картинка с волосинками пропала, исчезла в мутном тумане и Никола увидал очень маленьких, буквально крошечных людей. Вытянув руки, они ухватывались за ступни тех, что были выше и сплетались в густые косички. Потом человеческие верёвки начали лопаться, люди разрывались, падали, взлетали. Тут Манжура проснулся.

Днём он помогал ставить банные юрты, что-то ещё, помылся сам, пообедал и ушёл сюда, на берег. Что же хочет от него Иринка? Для чего вообще женщины? Елизавета Николаевна вроде командира у них, да и мужиками руководит. Всё так непонятно! Но рядом с Иринкой находиться приятно. Вчера, когда сюда шли, заставила его на руках через ручеёк перенести. Ноги, что ли заболели у неё? Почему тогда ухмыляются стрелки. А Елизавета Николаевна головой только качает. Закидон дураком назвал. Души нет, ну ладно, в это никто, кроме Данияра, не верит, но дурак-то почему?

Что-то он делает не так, как положено. А как надо? Я же не помню, что было со мной до встречи с эскадроном пограничников Набокова. Вероятно, есть алгоритм действий. Стоп, а что это за слово — алгоритм? Что оно значит?

Голова загудела, виски как будто напухли. Манжура вздохнул, наклонился, зачерпнул воды ладонью, намочил виски. Похолодало, голова успокаиваться стала.

— Никола, как дела? — рядом опустился Яков Седых. — Какой-то ты забитый, смурной ходишь? Данияр со своей душой замучил? Наплюнь! Вот Иринка вокруг тебя хороводы водит, а ты, как мальчик глупый.

— А что ей надо от меня? — Манжура развернулся к старому приятелю. — Я не понимаю.

— Опа-на! — бывший старшина эскадрона, а ныне завхоз отряда хлопнул себя ладонями по коленям. — И точно, ты же дикий дядя. Слушай и помни, а если что забудешь, я повторю. Таким вещам с детства учатся, а ты как этот, мальчик от волков.

— Какой мальчик? Какие волки?

— Были случаи, да и я сам раз видел, детей дикие звери воспитывают, — Седых закурил. — Вот чему они их научат, те то и знают, а потом уж никак не воспитать. А ты, походу, про любовь и не слыхал, а слыхал, так забыл. Хотя, может прав Данияр? Душа бы напомнила, а? Такие вещи они, сами они. Ха-ха. Ладно, слушай. Сначала найди цветов каких-нибудь поярче и подари Иринке. А когда одни где-то останетесь, поцелуй её.

— А как это делать? Покажи, — Манжура развёл руками.

— Нет брат, это только рассказать можно, — старшина даже отпрянул от него и захохотал. — Ты ей только скажи, а она уж покажет. Да не вздумай с мужиками целоваться! Не так поймут. Реально деревянный ты, и правильно Закидон тебя дураком зовёт. Ой, ой, держи меня.

От смеха Седых, дёрнувшись, поскользнулся и скатился с бревна в речку. Встал, отряхнулся, снова засмеялся.

— Пойдём, Коленька, сейчас ты узнаешь много нового и полезного. Но от меня только теория! Ха-ха-ха! Практику ты уж сам осваивай! Дурак и есть дурак! Пошли цветы искать!

Ничего не понимаю!

Утром следующего дня в укрепрайоне Далайнор суровый пехотный начальник Ардальон Гилёв проснулся от толчка. Его как будто уронили. Он открыл глаза, всё нормально, в своём купе, только немного неудобно лежать. Гилёв встал. Его острый глаз тут же заметил, что вагон стоит немного набок. Что случилось?

Исчезли чудо-юды, или камы, как их называл запропавший где-то шаман Данияр. Поезда упали на рельсы, но получилось не совсем удачно, кое-где колёса оказались на шпалах.

— Вот это да! — вырвалось у всегда спокойного Гилёва. — И куда они подевались?

Таким же вопросом задались и те, кто находился в Слюдянке.

— Как пришли, так и ушли, — отметил начальник штаба Сибирской Экспедиции Меньшиков, и после того, как умылся и побрился, записал этот факт в журнале боевых действий конвоя.

На берегу Онона пошедший за водой Данияр увидел улыбающегося Манжуру и остолбенел. Над головой червоноруса сияла слегка отливающая синевой чистейшей воды аура! А камы исчезли!

Рядом с червонорусом крутилась Иринка. Её растрепанные волосы были наскоро собраны в пучок на затылке. Парочка набирала воды для завтрака. Сегодня Иринка была дежурным поваром. Девушка довольно потянулась, прильнула к нагнувшемуся к речке Николе, тот не удержался, и они вместе рухнули вниз. Данияр присмотрелся, у Иринки отблёскивала точно такая же аура. Это что такое случилось-то?

— Здравствуй, дедушка Данияр, — весело поздоровался с шаманом Манжура. — А мы с Ириной решили пожениться. А что ты так смотришь?

— Радуюсь, — растерянно ответил тот, и с пустым котелком отправился обратно к своему бивачку.

Там у него ослабли ноги и он принялся растолковывать не слушавшему его Закидону свою версию.

— Женщина жизнь человеку даёт, а вместе с ней и душу, понимаешь меня, или нет? — шаман вытащил свою трубку и зачадил.

— Про баб не знаю, а вот слыхал, что раньше курильщикам носы рубили и вообще казнили, особенно таких вонючих! — Закидон замахал еловой лапой. — Ведь комаров-то уже нету, да и не было их, чего ты гоняешь тут дым!? Иди на речку за водой, уху варить будешь, я на общую кухню не пойду сегодня.

Данияр не слушал его, он рассуждал, ошеломлённый увиденным. Дело-то в женщине, оказывается? Видимо, у Манжуры всё срослось с Ириной, и вот результат. Значит, душа-то от женщины идёт, а не от камов. Как велик мир, как богат открытиями и познаниями, а самая большая тайна всё-таки таится в женщине. Надо срочно рассказать об этом алтайским шаманам! Данияр встал, потом очнулся. Ладно, будет время ещё осмыслить случившееся, а пока надо набрать воды.

Полосатая парочка

Чудодейственный цветок трилистник и вправду здорово помог. На следующий день Рафа Колун уже мог ходить, правда, сильно припадая на раненую ногу, а Сабиров, с трудом, но шевелился и даже мог самостоятельно садиться.

— Ну парни, спасибо, — командир откашлялся и сплюнул. Его легкие, отвыкшие от нагрузок, сейчас приходили в норму. Из них выходила скопившаяся там жидкость. — Отоспался я надолго.

— Может, подежуришь тогда нынче ночью, — тут же предложил Окунь. — А то тигра эта покоя нам не даёт.

Сабиров удивился сообщению об опасном звере, стрелки тоже, как так, командир и не знает обстановку. Но вместе посмеявшись, решили на ночь выставлять караульного. Лагерь пришлось перенести с открытой полянки поближе к развалинам избушки, чтобы костёр, который обязательно надо было поддерживать всю ночь, был меньше заметен с дальнего расстояния. По одному решили не прогуливаться. Да и провизии у небольшого отряда хватало и отлучаться не было необходимости. Всё-таки, когда прошли двое суток, едва встав на ноги, Сабиров приказал на следующий день выдвигаться.

— В Слюдянку надо срочно, — он глубоко дышал, пытаясь уловить, кружится ли у него голова. — Вырубите мне сегодня костыль, я с ним пойду.

Утром Окунь сбегал к обо и оставил там приношение хозяину озера — блестящую металлическую пуговицу. Когда группа уходила, то обернувшись, Олежка Синий Глаз заметил, как чудище вылезло из воды, понюхало подарок и опёршись на лапы, посмотрело им вслед.

Спустившись по вытекавшей из озера речки всё к тому же Темнику, стрелки пошли дальше на север. Им предстояло перевалить горный хребет и попасть в одну из речных долин, выходивших к Байкалу.

Спустя пару дней, когда группа с уже уверенно шагавшим Сабировым дошла ещё до одного горного озёра, Юсеф заметил попутчика. Отстав по нужде, он увидел, как на их следы вышел тигр. Огромная полосатая кошка склонила голову к земле, словно выискивая что-то, потом медленно осмотрелась и быстрым прыжком, мелькнув в воздухе, скрылась в зарослях.

— Посмотрим, — выслушав Юсефа, медленно произнёс Сабиров. — Если и завтра его увидим, значит, за нами идёт. Тогда придётся засаду на него ставить. Чёрт! Стрельба будет, внимание можем привлечь.

Сейчас им приходилось быть вдвойне осторожными, уже попадались следы пребывания викингов. Гоша нашёл пустые гильзы от ФАЛов, и видимо, забытую камуфлированную кепку, висевшую на сучке огромного чёрного тополя.

Тигр не отстал. Стало ясно, что он преследует группу с какой-то своей целью. Ночью все спали вполглаза, огонь не разводили. Сабиров решил оставить засаду из снайперов. После очередного перехода те выбрали себе позиции и утром, когда остальные ушли вниз по долине, затаились.

Иногда налетавший с недалёкого уже Байкала ветер шумел верхушками поразительно высоких тополей. Булькая среди скользких камней, быстро бежал ручеёк рядом с тропинкой. Переждав проход людей, в лесу дали о себе знать его обитатели. Где-то гулко застучал дрозд, запищали мелкие пичуги, шнырявшие по земле в поисках пропитания. На тропинку выбежал полосатый бурундучок, осмотрелся, встав на задние лапки и скакнув, исчез за широкими листьями какого-то растения.

Снайперы лежали не двигаясь. Тигра решили бить в грудь, из СВД, как только он покажется. Однако, вместо зверя, засадники услышали сначала поднявшийся сорочий стрекот, затем шорох веток, шум шагов и наконец, увидели троих викингов. Те шагали, нисколько не прячась, о чём-то переговариваясь на ходу. Гоша, находившийся метрах в тридцати от тропинки, плавно прильнул к прицелу. Он решал, что делать. Если чёрные пройдут сейчас дальше, они могут наткнуться на неспешно шагавших стрелков. Впрочем, Сабиров решил, отойдя километра три, встать и дожидаться снайперов. Так что врасплох их не застанут. Пусть идут, подумал Гоша, наше дело тигра взять. Хотя, эти парни опасней, чем целая стая тигров.

Викинги подошли к месту стоянки сабировцев и остановились. Один из них что-то заметил на берегу ручья. Да это они следы на мокрой земле рассматривают, догадался Гоша. Вот мы, тоже следопыты паровозные, забыли про осторожность. Чёрные воины склонились ниже, один указал на что-то пальцем и наклонился, чтобы поднять.

Снайпер напрягся. Если враги сейчас пойдут назад, придётся стрелять. Они за подмогой поспешат. Олежка ждал от него сигнала. Викинг присел на корточки и начал не спеша раздвигать травинки. Его товарищи молча смотрели на его действия. Остроглазый удивлённо вскрикнул и поднял руку вверх, держа что-то пальцами. В это время через него перемахнула чёрно-оранжевая молния и упала на одного из чёрных. Тигр ударом лапы разорвал ему горло и крутнувшись, атаковал второго воина. Сидевший на корточках следопыт, резко распрямил ноги, его унесло спиной вперёд, прямо в ручей. Пока его товарищ руками отбивался от тигра, он, плюхаясь в воде, стащил со спины винтовку, и даже не вставая, открыл огонь по дикой кошке. После первой длинной очереди зверь присел, опёршись здоровенными лапами на грудь бившегося викинга, и длинным прыжком унёсся вниз по течению ручья. Стрелявший по нему воин молниеносно развернулся и продолжил пальбу по бежавшему тигру. Вдруг задние лапы зверя подломились, он рухнул в ручей, поднял голову, обернулся и упал ничком. Поднявшийся на ноги викинг заменил магазин винтовки, и бросился к товарищам. Оба уже не двигались. Они лежали, один раскинув руки, второй на боку, сжавшись в комок. Уцелевший воин помотал головой, огляделся и подбежал к тигру. Тот не шевелился, запруженный им ручей разлился, вода побежала по берегам. Викинг вытащил нож, ткнул ногой зверя и убедившись, что тот не двигается, взялся одной рукой за голову тигра. Наблюдавший за быстрой схваткой Гоша уловил краем глаза какое-то движение. Он медленно повернул голову и замер, от внезапного страха у него онемели пальцы на ногах. Метрах в десяти от него стоял ещё один тигр! Оскалив клыки, он молча хлестал себя толстым хвостом по бокам. Грозно зарычав, в два прыжка достиг викинга, видимо, хотевшего вырезать клыки у мёртвого зверя. Услышал рык, тот обернулся, схватил отложенную винтовку и тут же скрылся под тушей обрушившегося на него хозяина тайги. До Гоши донеслись несколько выстрелов, рычание, крик и всё стихло.

Тигр рвал клыками и когтями тело убитого им викинга. Потом отошёл, прилёг, тяжело дыша, и принялся вылизывать себе брюхо. Шатаясь, встал, и медленно скрылся в густых кустах.

Подождав минут десять, Гоша поднялся и скользнул к ручью, держа наготове СВД. С другой стороны ручья появился Олежка Синий Глаз. Он молча посмотрел на коллегу. Гоша махнул ему рукой, дескать, пошли и тут же указал на землю у воды и обувь. Напарник кивнул, понял, что не надо оставлять следов. Они, оглядываясь по сторонам, быстро двинулись вниз, не ступая на тропинку, по траве, догонять своих. На минутку Гоша остановился, проверил, живы ли лежащие викинги, те, кого первыми порвал тигр. Пульса не было у обоих. Олежка осмотрел место последней схватки. Трава на берегу, листья кустарника, всё было забрызгано кровью.

Глянув на убитого тигра, через чью тушу вовсю уже переливался весёлый, неумолкающий ручеёк, снайперы растворились в лесу.

К вечеру стрелки увидали Байкал. Здесь в него впадала речка, вдоль которой они шагали по склону сопки. Большой посёлок с полуразрушенными домами и улицами, заросшими берёзой, осиной и тополями, казался пустым. Однако заходить в него стрелки не стали.

— Почему-то всегда манит подойти, посмотреть, что там, в домах, — Рафа, прихрамывая, немного спустился и прислонился к высокой сосне. Достав бинокль, начал осматриваться.

Юсеф с Саней, перекусив холодным жареным мясом добытого ещё на Таглее лося, завернулись в спальники и легли спать. Ночью им предстояло караулить становище. Сабиров достал карту и начал сверяться с нею, определяя, где они сейчас находятся.

— Командир! — к нему подхромал Рафа. — Посмотри, что там! На берегу!

Там, где речка впадала в Байкал, на самом берегу, Сабиров увидел разбитый вертолёт.

— Это же наш, — шёпотом говорил Рафа. — Я «Лиду» издалека узнаю.

Командир группы знал от мадьяров, пришедших на ЗКП, что конвой попал в засаду, что были потери, поезда не смогли пройти, застряли в Слюдянке, но вид своей подбитой вертушки крайне расстроил его. Он привык к мощи эшелонов, всегда был уверен, что они сокрушат любого противника. Сейчас Сабирову стало даже душно, пришлось расстегнуть пуговицы от горла до груди и оттянуть горловину свитера. Воздуха не хватало. Вертолёт лежит брошенный, не стали вывозить, а экипаж? Пилоты? Что тут было? Как сбили вертушку? Надо бы осмотреть его, может быть, никто и не знает, что здесь лежит. Подумать надо.

Все стрелки посмотрели на переломанную боевую машину, бессильно лежавшую на песке. Перекусывали молча. Оставив на вечернем карауле Окуня и Рафу, снайперы и Сабиров легли отдыхать. Потихоньку стемнело, в сумерках с озера незаметно подкралась тучка, зацепилась серым брюхом за острые верхушки сосен и кедров на макушке сопки и принялась брызгать на них редкими мелкими капельками. Задремавшие стрелки накинули на лица капюшоны спальников, повернулись на бок и снова уснули.

Сабиров лежал на спине с закрытыми глазами. Он не стал закрываться от дождика. Холодные капли помогали ему успокоиться, остужая горевшую кожу. Командир заложил руки за голову и думал. Идти или не идти к вертолёту? Нет, не стоит. Ничего там не найдёшь, а риск засветиться есть. Может, где-то есть наблюдательный пост у чёрных. Поэтому, нет, оставим вертушку в покое. Судя по карте, они вышли к Выдрино. Сейчас путь лежит на запад, вдоль побережья. Хорошо бы по шоссе пройти, но опять же могут заметить. Сабиров вспомнил, что ему сказали снайперы, когда догнали группу. Викинги шли безбоязненно. Это значит, что в местных лесах они чувствуют себя в безопасности. Конечно, здесь обязательно должны бродить разведгруппы конвоя. Но сколько их? Одна, от силы две. Наткнуться на них нереально. А вот чёрных надо опасаться, так что на открытые места лучше не выходить. Решено, пойдём по обратным к озеру склонам сопок. Холодные капли намочили отворот свитера, по шерстяным нитям слабая сырость пробралась под клапан непромокаемого спальника. Заныла рана. Сабиров повернулся набок, прикрыл лицо капюшоном и задремал.

Шли они осторожно, не спеша и на третий день после выхода к Выдрино командир прикинул по карте, что Слюдянка совсем рядом. Пистолетчики, двигаясь бесшумно, скользя меж деревьями, подобные теням, вышли на вершину хребта. Вернулись они удивлённые и встревоженные.

— До Слюдянки километров восемь, — Юсеф шмыгнул носом. — Но. Около берега стоят корабли. С пушками.

— Какие корабли? — Сабиров вскинул голову. — Что такое?

— Да с пушками, говорю же, — стоящий рядом Саня кивнул, подтверждая. Юсеф продолжил: — Но флаги на них наши. Андреевские. И ещё. Над Слюдянкой воздушный шар висит. Непонятно.

Командир думал недолго.

— Пойдём в посёлок, — он поднялся. — Только внимательно и осторожно.

Настороже, медленно группа начала спускаться к Байкалу. Но далеко они не прошли. Гоша обнаружил установленные растяжки.

— Да здесь минные поля, — он повернулся к Сабирову. — Смотри, там завалы, а с ними рядом наверняка тоже заряды.

Стрелки, растянувшиеся на склоне, молчали. Окунь огорчённо вздохнул, глядя на такое близкое озеро, и от досады кинул сосновой шишкой в белку. Та притаилась у корня кедра и разглядывала людей. Вспугнутый зверёк метнулся в кусты, что-то пшикнуло и через секунду вверх ударил фейерверк. Сигнальная мина!

Неплохо тут прикрылись, подумал Сабиров. Точно, в Слюдянке наши. Иначе, зачем им минировать подходы. Викингам это было бы без нужды. Только вот как сейчас пробраться туда? Надо искать проход.

Командир посмотрел карту. Лучше всего тогда идти в посёлок по дороге. Там обязательно должны быть секреты или посты.

— Возвращаемся обратно на тот склон, — велел он. — Оттуда пойдём ещё на запад, к дороге из карьера какого-то.

Судя по всему, у викингов здесь нет постоянных постов, но на патруль можно было наткнуться запросто.

Рамзан, находившийся в дозоре вместе с двумя стрелками и одним стажёром из Красноярска, заметили движение на верхушке сопки. В просвете меж деревьев появилась и замерла фигура с винтовкой в руках. Контрразведчик коснулся рукой стрелка. Тот глянул на него, затем проследил взгляд. Беззвучно хмыкнул. Рамзан не спеша взял викинга на прицел. Но выстрелить не успел, тот пропал из вида. Расстояние до врага было метров двести. Обнаглели чёрные, давно уж не появлялись возле Слюдянки. Надо пройти за ними. Если получится, языка захватить. По известному им проходу в минном поле Рамзан с ещё одним стрелком, быстро скользя меж кустов, двинулись вперёд. Остальные остались прикрывать их отход, и кроме того, если бы пара не вернулась, они должны были установить здесь мины — перекрыть проход.

Через полчаса Рамзан миновал минное поле и оглядевшись по сторонам, прижимаясь к деревьям, направился туда, где видел викинга. Напарник шёл за ним.

Они часто останавливались, прислушиваясь. Но в лесу было тихо, птицы и звери, учуяв людей, запрятались по своим норам и гнёздам. Добравшись до места, где появлялся чёрный, Рамзан начал присматриваться, ища, куда, в какую сторону тот мог пойти. Судя по следам, тот был один, что уже настораживало. В одиночку здесь никто не ходил.

— Рамзан, ты что ли? — вдруг услышал он. — Тихо ты, не дёргайся. Это я, Рафа.

Оказывается, Юсеф заметил группу контрразведчика, когда те на пару секунд показались на прогалинке. Сабиров решил выманить неизвестных вооружённых людей и сам сыграл роль приманки. Заметив у двинувшихся к ним пары автоматы Калашникова, командир группы немного расслабился, скорее всего это были парни из конвоя. А когда те подошли ближе, то Рафа узнал Рамзана.

Не прошло и трёх часов, как поход группы Сабирова закончился. Стрелки отправились отдыхать, а командир начал рассказывать Набокову и Меньшикову о приключениях своего взвода и экипажа Сергея Пустэко. Но сначала он сообщил про связь с Владивостоком.

— Рядом с этим ЗКП вертолётная площадка есть, — Сабиров показал на карте, где примерно она находится. — Я прикидывал, сесть там можно.

— Завтра и полетим, — Руслан глянул на Меньшикова. — Как думаешь?

— А чего нет? — пожал плечами начальник штаба. — Сейчас команду дам, чтоб вертушку готовили. Многое разъяснилось и стало проще. Ещё бы связь с Гилёвым наладить и было бы тогда совсем хорошо.

Но добраться к пехотному начальнику оказалось непросто. Пришлось создавать на ЗКП, где сидели едва не одуревшие от безделья парни Рината, дозаправочный пункт, совершить несколько разведывательных полётов. К Гилёву полетели через несколько недель.

Отпилить надо. Или не надо?

Все вагоны в поездах группы Гилёва оказались перекошены. Камы пропали и эшелоны опустились на землю. Но оказалось, что железнодорожная колея китайских дорог уже, чем у прибывших составов. Колёса упёрлись в шпалы.

— То есть, что получается, — чесал затылок кинолог Никитин. — Мы тут намертво встали.

Спать в наклоненных вагонах было ещё можно, но ходить по ним очень неудобно.

Гилёв собрал совет, пригласив на него представителей читинских беженцев и старейшин китайской общины. Вопрос был один — как выбраться из ситуации? Поезда, особенно артсоставы лишились манёвренности. В случае нападения викингов это грозило проблемами. Конечно, вагоны уже начали поднимать, подкладывая шпалы, железки всякие, но двигаться было невозможно.

— Я маленький ещё был, — на ломаном русском заговорил Дэмин, старший китаец. — Тогда в Россию поезда ездили, и из России тоже. А как они ездили?

Никто ответить не смог. Начали поступать разные предложения. Главмех конвоя Николай Борисович молча слушал и записывал всё в свой толстый блокнот.

Самым реальной показалась идея об укорачивании осей в колёсных парах. Снять колесо, отпилить лишнее, снова навесить колесо. Но объём работы впечатлял — сотни колёсных пар были в составах.

Поскольку все присутствовавшие на совете прошли сложную и опасную школу выживания, они считали себя специалистами по выходу из трудных ситуаций. Начали спорить и ругаться.

— Подождите! Хватит орать! — зашумел Гилёв. — Вот смотри, Дэмин, говоришь, раньше поезда ходили через границу. И что, всё время у них что-то отпиливали?

Специалисты замолчали. Действительно, трудно представить, что даже тридцать лет назад, когда технологии достигли высочайшего уровня, кто-то пилил вагонные оси.

— Так решаю, — Гилёв встал. — Все ищут, как это делалось. Как вагоны проходили границу.

— А может, они не проходили, — задумался Юра Снегирь, читинец. — Может, перегружали и всё. Или оси были телескопические, раз! удлинили, раз! укоротили.

— Такой вариант нам не подходит! — пехотный начальник покрутил головой, разминая шею. — Искать такой, чтобы подошёл!

На следующий день, ближе к полудню, к эшелонам подъехали всадники из дальнего дозора. Они привезли весть о группе Пустэко. Через сутки за путешественниками отправились конные обозы и два грузовика.

После воссоединения отрядов Гилёв отругал сначала бывшего комброна за утрату техники и вооружения, потом смилостивился, и разрешил доложить обстановку.

— Ну что же, — он выслушал рассказ Пустэко. — Сабиров грамотный воин, отчётливый боец и не пропадёт. Думаю, что вскоре мы Набокова здесь увидим. А сейчас готовиться к зимовке надо.

У Ирины, ловко обротавшей Манжуру, вдруг появилась головная боль. Испытавший любовь и ласку Никола был неудержим. Он даже расцвел, прямо на глазах. Выше ростом стал, глаза сияли, на женщин смотрел, как на необходимую для жизни добычу. Ирина плакала и советовалась с подружками, что делать. Она очень ревновала.

— Главное, не отпускай его от себя, — посоветовали ей знающие дамы. — Чтоб всегда рядом был. А перебесится, успокоится. А то мигом уведут.

Пришлось идти к Гилёву, просить, чтобы Манжуру не направляли в разные выезды, где он без присмотра оставался. Пехотный начальник после ухода Ирины выругался, бабьи проблемы, бессмысленные и глупые, могли ухайдакать мозги не хуже спецназа викингов. Но просьбе внял. Назначил Манжуру старшим рыбацкого поста на озере Далайнор. В подчинённые определил жену его Ирину.

— Вот там и живите до холодов, — приказал Гилёв. — Ловите рыбу, солите рыбу, сушите рыбу, ешьте рыбу. Сюда чтоб ни ногой! Особенно ты, Ирина!

Никола с удовольствием отправился на озеро. В нём опять появилась жадность, скопидомство и бережливость, утраченные было во время похода. Он обустроил пост — маленькую избушку, утеплил её, выпросил генератор и как-то очень хорошо себя почувствовал. Сны ему не снились больше вовсе. Ни хорошие, ни плохие. Раз в три дня приезжала к ним на берег повозка со старым китайцем. Манжура скидывал с неё пустые ящики, загружал наполненные рыбой, потом распивал с возницей бутылку самогона, и ложился спать. Вскоре к молодожёнам перебрался Альбертыч со своими мерёжами, мордами и прочими снастями. Рыбу солили, вялили, коптили. Зимой всё уйдёт, говаривал Альбертыч, а если ещё пиво научатся варить, как положено, ещё и не хватит.

Главмех Николай Борисович решал проблему постановки поездов на рельсы. Поскольку он был инженером (обучался давным-давно в Пермском политехе проектированию твёрдотопливных ракет), то знал, что всё уже придумано, людьми или природой. Настоящий технарь только улучшает или совершенствует. Рассуждал главмех просто и без затей. Если на российской стороне колея шире, а на китайской уже, значит, есть место перехода, то бишь её сужения или расширения. Надо найти, где это и внимательно всё вокруг изучить. Николай Борисович взял с собой кинолога Никитина с волкодавом по кличке Прима и двинулся на север по железной дороге. С ними напросился и Закидон. Любопытный старик не сидел на месте, да и скучно ему стало. Его приятели были заняты — Альбертыч оценил озеро Далайнор как перспективное на ловлю и сидел на рыбацком посту Манжуры, плёл сети, готовясь к зимней подлёдной рыбалке, Данияр набрал бумаги, карандашей, и закрывшись в одном из пустующих домов посёлка, писал трактат о душе.

Увязался и старейшина Дэмин. С приходом эшелонов забот у него стало меньше, проблем в общении с пришельцами у его подопечных практически не было, и он решил прогуляться. Когда-то, очень давно, Дэмин закончил Институт русского языка на станции Маньчжурия и мог неплохо общаться.

Старики ехали на личном УАЗике главмеха. Старинная «буханка», помнившая ещё разноцветные светофоры на улицах городов и суровых с виду, но добрых автоинспекторов, тряслась по ухабам рядом с железкой.

Движок жутко шумел и пёр машину вперёд. Сидевший за рулём Борисыч велел остальным глядеть на рельсы и сообщить, когда колея расширится.

Но этого так и не произошло. Уже проехали станцию Маньчжурия, старую границу, миновали Забайкальск, выскочили в степь, где им помахали руками конные патрули.

— Я ничего не понимаю, — остановил «буханку» главмех. — Одно из двух, или мы проскочили место расширения, или не доехали ещё до него.

Он вытащил из кармана пятиметровую рулетку и померил расстояние между рельсами.

— Полтора метра и двадцать сантиметров, — Борисыч вытащил блокнот из куртки, листнул и хмыкнул. — А там было метр сорок три. Проглядели мы.

Разгадку тайны они нашли в Забайкальске. Всё оказалось так просто, что главмех даже сплюнул от досады. В крытом терминале станции оказались два пути, имевших по четыре рельса. Снаружи российская колея, внутри китайская. Немного побродив, Борисыч прикинул, как и что здесь происходило. Да и Дэмин тоже припомнил, как раньше проезжал границу.

— Вот эти столбы поднимали поезда, — указал он на огромные жёлтые домкраты, стоявшие возле путей. — А потом колёса откручивали и меняли.

Вскоре выяснилось, что меняли целиком вагонные тележки. Их отсоединяли, потом вагоны поднимали вверх. Старые тележки угонялись на запасные пути, пригоняли новые и ставили на них вагоны.

— Как просто, — вздохнул Николай Борисович. — Вот смотрите, мужики, как инженеры раньше-то работали. Всё продумано, всё удобно. Ладно, давайте собираться обратно. Проблема решена.

Пока техническая группа моталась по железной дороге, на Далайнор прилетел вертолёт. Единственная вертушка «Ворон» привезла Набокова, Львову, молчаливо-тревожного Жору Арефьева и пистолетчиков Юсефа с Саней.

Татьяна Сергеевна первым делом принялась разузнавать, как тут себя ведёт Манжура. Оставив Арефьева под присмотром дежурного караула, она отправилась к Данияру.

— Привет, красавица, — обрадовался старый шаман, и убрав со стола исписанные, исчёрканные бумажные листы, поставил пару кружек. Разжёг печурку и водрузил на неё чёрный от копоти чайник. Львова выложила пакет с сахаром и подсохший пирог с тайменем.

— Ты за Николой примчалась? — угадал Данияр, бросая в закипевший чайник листья смородины и малины. — Тут такие дела с ним произошли. Я в затруднении. Но приятном затруднении.

— Мне сказали, он женился? — Львова распахнула окно. — Что ты куришь, такое вонючее?

— Ага, Иринка его захватила. Сейчас сама не рада. Он во вкус этого дела вошёл и на баб смотрит, ну прямо всех любит. Аккуратней с ним общайся, хе-хе.

— Расскажи-ка, что и как случилось?

Шаман порыскал взглядом по комнате, обнаружил мешочек с табаком на полу, поднял, отряхнул и начал набивать свою трубку. Львова поморщилась и открыла второе окно, подумала, распахнула настежь дверь, и чтоб не закрылась, подпёрла её стулом.

— Хоть бы женщину не травил, уважение выказал, — проворчала она, взяв в руку чистый лист и складывая его гармошкой, мастеря так веер, дым отгонять.

— Ну, Танюша, во-первых, старость надо почитать, а во-вторых, за что мне тебя, как женщину уважать? Ты контрразведчик из особого отдела, вот и терпи, работа такая. А как женщину тебя пусть мужик твой уважает, а ты ему за это любовь, чистые носки и котлеты. Ха-ха. Мне же до твоих женских прелестей никакого дела нет. А своими капризами ты мне мозг туманишь, могу информацию важную забыть. Ясно?

— Да ясно, ясно, — Львова вздохнула. — Давай уже, говори.

— Вы как сюда добрались? Нормально? — шаман не торопился переходить к главному, обдумывал, собирал мысли.

— Отлично. На запасном командном пункте дозаправку сделали. Вертолётом туда горючки натаскали, потом сюда стриганули. Пилоты говорят, обратно тоже хватит. Больных у вас возьмём. В Слюдянку только я с Набоковым вернусь. Хотя, может, я и останусь пока. Может, китайских старейшин прихватим. Надо же контачить им с нами. Там уж дивизия целая у нас сформировалась. Ну давай уже, что с Манжурой-то? Мы ещё одного такого же поймали. Его возле поездов так шарахнуло, что он в себя прийти не может до сих пор. Разбираться будем. Говори, Данияр!

Раскурив трубку, шаман начал говорить по делу. Камы по его мнению, были поражены тем, что встретили живого человека, не имеющего души. Он постоянно пытались выведать из Манжуры, кто он, откуда взялся, но итогом этого стали только кошмары в сновидениях червоноруса. Может, со временем, они бы и добрались до его сути. Ведь самая загадка была в том, что без души человек просто набор мяса и костей. Как же он может существовать? И тут, какая-то девчёнка Иринка пробудила в нём чувства, да такие сильные, что душа в него буквально впорхнула. Как это произошло, почему, пока не ясно. Но очевидно то, что утерявший ауру Манжура вновь её обрёл. Сейчас он обычный мужик, возможно, подкаблучник. Никаких отличий от других людей нет. И камы, увидев, что душа к нему вернулась, исчезли. Он стал неинтересен.

— Не терял он ничего, — отмахивалась веером Татьяна Сергеевна. — Тут похуже дела.

Начальник контрразведки рассказала деду о разработках чёрных учёных. Те научились делать людей, используя при этом принцип работы объёмного принтера. Упомянула и происшествие с Жорой Арефьевым.

— И чего, никакой электроники? Никаких компьютеров? — уточнил шаман.

— Нет. Сам знаешь, все эти штучки запрещены под угрозой немедленной расправы. Никому неохота все ужасы заново переживать. Я думаю, что само название «объёмный принтер» не соответствует тому, что было раньше. Это какой-то прибор, функционирующий на неизвестных пока нам принципам.

Данияр хотел спросить, достоверна ли полученная информация, но сообразил, что ответ будет положительный, а как иначе, и кроме того, Львова поймёт, что вопрос бестолковый, и он потеряет при этом немного авторитета. Придержи язык, сказал он сам себе, и задумался, что бы умного спросить.

— В кастрюлях их, что ли, варят? — неожиданно для себя самого вдруг выпалил он.

— А чёрт его знает! — Львова чихнула. — Да перестань ты дымить вонючестью своей!!! Давай уже чаю налей. Весь пирог прокоптил, как его есть сейчас?

Разлив по кружкам чаёк, Данияр присел и начал рассуждать.

Если викинги делают людей, как-то обучают их, и те ничем не отличаются от нормальных, кого мамка родила, тогда понятно отсутствие души.

— Без женщины не человек выходит, а ходячка с глазами, — сделал вывод он.

— А почему тогда камы их сразу не шарахают? — Львова снова чихнула.

— Так они только в Каме, Ганге и ещё одной речке обитают. Учуяли этих двоих и давай и интересоваться. Ты думаешь, они только под поездами были? Э-э, Танюша, да их видимо-невидимо ошивалось.

— Слушай, дед, мне, откровенно говоря, дела нет до этих камов, душ и ауры, — Львова достала платочек и высморкалась. — Меня больше тревожит угроза конвою. Сейчас, когда камы пропали, как мы сможем вычислять этих витапринтов? Они ведь заряжены на диверсию наверняка.

— Давай сведём Манжуру с твоим мужиком. Посмотрим, что получится, — предложил шаман.

— А что может получиться?

— Ты что, меня виноватым сразу хочешь сделать? — засмеялся шаман. — В случае чего, это не я, это он предлагал так сделать. Откуда я знаю, что выйдет, подумай сама!

— Да нет! Что ты, — возмутилась Львова. — Я просто так спросила.

— Глупый вопрос. Не ожидал от особого отдела такого, — внушительно произнёс Данияр. А про себя подумал, вот немного авторитета и добавил себе. Вроде на пустяке, а всё равно. Чуть больше будет его уважать Татьяна Сергеевна. Сейчас она лёгкую вину чувствует за бестолковый вопрос, и это хорошо.

Дело решили не откладывать. Ирек Галимов выделил для них повозку и контрразведчица вместе с шаманом и Жорой Арефьевым отправились на рыбацкий пост.

Избушка Манжуры стояла там, где легендарная река Керулен впадала в Далайнор. Засветло доехать не удалось, пришлось ночевать на берегу озера.

— Поторопились мы, — Данияр скинул на землю одеяла. — Давай, красавица, ложись в телегу, а мы с Жорой тут пристроимся.

Красное солнце закатывалось на западе озера, в бинокль Львова пыталась рассмотреть пост Манжуры, но лучи небесного светила слепили её.

Разожгли костерок, запарили чаёк в котелке, вытащили и порезали пироги с рыбой. Сели ужинать. Хмурый молчаливый Жора, обычно не проявлявший никакой инициативы, вдруг встрепенулся. Он, держа в руке кружку с горячим настоем, уставился на запад.

— Почуял что-то, — Львова переложила пистолет из кабура в карман куртки. — Вот и срабатывает твой план, Данияр.

Ночью спали плохо. Шаман дремал, поглядывая на сидящего у потухшего костра Жору, Татьяна Сергеевна тоже бдила, но под утро всё-таки её сморило и она уснула.

Разбудил их Манжура.

— Привет, товарищи! — он внимательно посмотрел на вставшего Арефьева. — А ты кто?

— Привет, Никола! — из-под одеял вылез Данияр. — Чего припёрся? Сходи-ка за водой, чайку попьём.

В телеге завозилась Львова. Села, потянулась и уставилась на молодого мужа.

— А где супруга твоя? — спросила она, спрыгнув наземь.

— Там осталась, дома, — Манжура махнул рукой. — У меня в голове что-то бумкает с вечера. Еле уснул. Потом чую, надо сюда идти.

Арефьев задрожал, шея у него напряглась, он покраснел, пытаясь что-то сказать.

— Ты гляди! — шаман сунул Манжуре котелок. — Немтырь наш возбудился. Интересно как!

— Ох! Ох ты ж! — схватился за голову Николай. — А-а-а-а-а!

Шагнувший к нему Жора вдруг расслабился, и вяло, как мертвецки пьяный, рухнул на землю. Манжура застонал, и схватился рукой за телегу. Пятернёй другой руки Николай захватил своё лицо, при этом закопчённый котелок, который он держал, ударил его по лбу, оставив чёрный мазок.

Львова и Данияр спокойно смотрели на них. Люди они были бывалые и сейчас ждали, чем кончатся страдания витапринтов.

— Что же это было? — Манжура осел наземь, разжал пальцы, котелок упав, звякнул о гальку. — Как ветер с камнями в голове просвистел.

— Ты как себя чувствуешь? — склонился к нему шаман.

— Да нормально, — Николай встал, ухватившись за телегу. — J'ai fait le travail, où sont mes récompenses?[1]. Что это я сказал?

Контрразведчица и Данияр пожали плечами.

— Ой! Zuerst müssen Sie Offiziere und Ingenieure zu töten.[2]

— Ты чего несёшь, Никола? — засмеялся шаман. — Угомонись!

— You are Pharaoh, I remember, and who I am?[3] — заговорил, поднимаясь, Арефьев. — I have a headache.[4]

— Жорик, ты что, русский язык забыл? — Данияр посмотрел на него. — Ты же отлично понимаешь, или что такое?

— Ладно, хватит, — Львова хлопнула в ладоши, привлекая внимание. — Дед, запрягай коня, поехали в гости к Манжуре. Будем разбираться.

Через четыре часа, когда наконец-то добрались до рыбацкого поста, попили чаю с жареной рыбой (картошки не хватает на столе, сетовал Альбертыч, приварок нужен даже к форели и налиму), контрразведчица взяла под ручку насторожённую Ирину и ушла с ней на бережок. Шаман рассказывал Альбертычу новости, а Манжура с Жорой что-то говорили друг другу на разных языках и морщились от непонимания.

— Говорить по-русски! — приказала вернувшаяся через час Львова. — Смирно!

Витапринты вскочили, деды закряхтели, вылезая из-за стола. Заплаканная Иринка принялась убирать со стола. Львова оглядела кухоньку и приказала мужикам выйти на воздух.

— Я могу слышать его, — вскоре заговорил Манжура, сидя на брёвнышках, осыпанных высохшей чешуёй. — Как будто пульсирует точка в голове, и я могу её успокоить, но знаю, откуда идёт сигнал, и как снова связаться.

— Я тоже так же его издалека чую, — Арефьев нюхал растёртый в руке листочек. — Вот вчера вечером забилось в голове. И знаю, что оттуда сигнал идёт.

— А почему вы на разных языках говорите? — поинтересовалась Львова.

— Это откуда-то прёт, — пожал плечами Манжура. — Вылазит и само говорит. Jag Дr din vДn, flydde frЕn svart.[5] Вот что это? Я не знаю. Как водоворот внутри меня, и что всплывает, то и наружу лезет.

— А как это? — Жора зачерпнул горсть песка и поднёс к носу. — Мой нос, он как уши, тоже слышит! Такого не было!

— Привыкай! — Данияр разжёг трубку, Львова замахала руками, отсаживаясь от него. — А это твой нос слышит? — он дунул ему дымом в лицо.

— Гха! Крхга! — закашлялся Арефьев. — Страшное что-то. Я знаю дым, но этот ужасен.

продекламировал он.

Все оторопело посмотрели на Арефьева. Тот вдруг, совершенно неожиданно, виновато улыбнулся и пожал плечами.

— Вы мне скажите, — помотала головой Львова. — Вы нас убивать будете?

Николай с Жорой переглянулись.

— Зачем? — вразнобой спросили они.

— Что ты помнишь? — она обратилась к Арефьеву.

Тот задумался.

— Вот смутно, какие-то животные, птицы, потом трясёт, я в круглое окошко смотрю, а там лес, лес, потом вот здесь. Он подошёл близко, — Жора ткнул пальцем в Манжуру. — У меня как вскипело в голове, и сразу ясно стало. С утра помню всё очень хорошо.

— А ты? — Львова глянула на Николая.

— Да как и раньше, только в голове сигналило, — он вздохнул. — А на стоянке утрешной мне будто перемешало всё внутри, — Манжуру постукал согнутым пальцем по макушке. — А потом отпустило.

— Ладно, — Львова встала. — Погостили и хватит. Ирина! — громко позвала она. Та выскочила из домика. — Забирай своего мужика, мы поехали обратно.

Когда солнце уже скрылось за далёкими сопками, а Альбертыч наконец-то угомонился и залёг спать в свою палатку, залёгшая в кровати сбоку от Манжуры Иринка всхлипнула.

— Ты чего это? — удивился Николай. — Что случилось?

— Эта женщина, которая приезжала, сказала, что ты много мучился, и голова у тебя может болеть иногда, — захныкала жена. — Просила, чтоб я присматривала за тобой, и если что странное будет, сразу ей сообщала. А ведь я не знаю, что у тебя странного может быть! Ты нормальный ведь, Коленька? Нормальный?

— Да всё в порядке, — обнял её муж. — Видно, болел я чем-то. Да всё прошло. Не помню ничего, а что-то прёт из меня порой. Но ведь это не опасно. Спи давай, отдыхай. Всё будет хорошо.

Успокоившаяся Иринка вскоре уснула, беззвучно дыша. Манжура прислушивался к лёгкому, почти не осязаемому мозгом редкому пульсированию где-то в глубине головы. Оно затихало, гасло и наконец пропало совсем. Видать, далеко уехали, подумал Манжура и тоже задремал. Никаких снов ему опять не приснилось.

Набокову лагерь Гилёва понравился. Система обороны продумана, все подходы просматриваются. Постоянно действуют конные патрули. Днём над посёлком кружат коршуны и вороны, обозревая окрестности.

— Неплохо устроился, молодец! — Руслан Калиныч пил чай с Гилёвым. — Думаю, не стоит тебе дальше двигаться. Хорошую базу здесь можно соорудить. По весне на Хубсугул двинем тогда. Мы от Слюдянки, ты отсюда.

— А как же Владивосток? Сам говорил, что связь с ними появилась.

— Да, я тоже пообщался. Флот у них есть, войско своё. Но конкретно не говорят, сколько. Это понятно. Я так думаю. Пришлю сюда Меньшикова. И ты его отправишь по железной дороге, через Харбин на Дальний Восток.

— На чём отправлю? — Гилёв долил в свой стакан горячего чайку, кинул ложку сахара и гремя ложечкой о стекло, принялся его размешивать. — Знаешь ведь, что тележки под вагонами придётся менять. Ума не приложу, как их поднимать здесь. Пока хоть один тепловоз, не говоря уж о составах, на здешние пути поставишь, зима начнётся.

— Да ты что? — удивился Набоков. — Тут же наверняка полно китайских тепловозов. Почините парочку, да с вагоном, двумя и отправьте.

Пехотный начальник склонив голову набок, глянул на коменданта конвоя.

— Хм, а мне и в голову не пришло, — он отставил стакан в сторону. — Ладно, пусть Серёга прилетает. А что с Манжурой делать? Я понял так, что кроме меня, вы никому про него не говорили?

Набоков помотал головой.

— Ни к чему это.

— И не надо говорить, — Гилёв встал и подошёл к окну, обернулся. — Если что там такое с ним случится, мне его жена все мозги съест. Там такая баба боевая. Плохого от него не было, думаю, и дальше не будет.

— Татьяна с ним пообщалась, вчера доложила, — Набоков тоже встал. — Они могут чувствовать друг друга. На расстоянии где-то километров десять-пятнадцать. Так что Жору мы с собой заберём, а Манжура здесь останется. Будут таких же выявлять. И с Меньшиковым его отправишь, чтоб в Приморье поискал товарищей.

— А жену его куда девать?

— Хм, жену. Да вместе и пошли их. Она за ним тоже присмотрит. Дело такое. Мужики эти опасности не представляют. А просто так их бояться, подозревать в чём-то просто глупо. Будут проблемы, будем решать. Доверять надо. Я так считаю. А упрёмся — разберёмся.

Потом командиры обсудили, когда примерно прилетит начальник штаба Меньшиков, кого из старейшин надо будет пригласить сейчас с собой. Пистолетчиков Набоков решил оставить тут. Телохранителями для Меньшикова. Мало ли что.

Вкус дипломатии

Короткий поезд, из четырёх спальных вагонов, платформы с краном и пары тепловозов — один спереди, второй в хвосте, не спеша двигался на восток. Позади остался Большой Хинган, жёлтые степи, сваленные под откос составы. Железная дорога, хоть и сопротивлялась травам и деревьям, потихоньку заросла за последние годы. Рельсы отржавели, пути кое-где повело, но двигаться было можно. Хотя, на всякий случай, ехали только днём.

— А вот и Харбин, — как-то днём сообщил по телефону с тепловоза машинист взявшему трубку Вилли Штюбингу. — Готовьтесь поработать, входные стрелки на станции наверняка придётся ворочать.

Ближе к вечеру состав затормозил у харбинского вокзала.

— Что-то никого не видать, — выглянула в окно Ирина. — Коля, пойдём по магазинам пройдёмся, я хочу чайный сервиз поискать. А то у нас четыре чашки всего и те битые.

— Подожди, сейчас начальник штаба распоряжения даст, тогда и решим, — Манжура накинул куртку, застегнулся и достав с полки пистолетный кабур, привесил его на поясной ремень. После новой встречи с Юсефом и Саней он решил научиться стрелять как они. И сегодня тоже надеялся на очередной урок.

Ирина посмотрела на него с недоумением, как так, неужели ему командир дороже жены? Хотя, с этим Меньшиковым не забалуешь. Может шугануть так, что пятки вспотеют. Серьёзный мужик. Ладно, пусть займутся своими делами. И одна могу сходить.

В городах северного Китая на удивление было безлюдно. Видимо, уцелевшие после катастрофы люди отправились на юг, там, где потеплее. Ирина этим пользовалась и барахолила по заброшенным четверть века назад магазинам. В их купе уже лежали пять потемневших подсвечников, три тюка шёлка и зеркало в серебряном рамке.

Меньшиков собрал своё посольство на перроне.

— Кто хочет, может идти в город, посмотреть, что тут и как, — он оглядел подчинённых. — На всё про всё у вас три часа. К восьми вечера все здесь. В одиночку не ходить. Кёстас, Лицигер остаются здесь, на караул. Всё, можете двигаться.

Но прогуляться по Харбину решили только Манжура с Ириной, и Филимон Шилов. Он давно завидовал клинку Вилли Штюбинга, и хотел заиметь такой же, или лучше. И пошёл искать место, где торговали раньше ножами.

В небольшом магазинчике в получасе ходьбы от вокзала Ирина увидела замечательный чайный сервиз. На белом фарфоре чашек и блюдец плыли, расправив голубые крылья, драконы с собачьими мордами.

— Вот его и возьмём, — женщина сложила сервиз в подобранную тут же коробку и вручила её мужу. — Пошли в поезд. Что-то устала я сегодня.

В дверях что-то звякнуло, они обернулись. Там стоял китаец с двустволкой в руках. Он вздохнул, повесил ружьё на плечо и поманил их к себе согнутым пальцем.

— Так вы из России? — вскоре расспрашивал Манжуру седой старичок, назвавшийся Шэнли. — И куда едете?

— По делам, — спокойно отвечал Никола. — Своя надобность у нас есть. И вообще, вам бы не со мной говорить, а с нашим начальником.

Но Меньшиков не заставил себя ждать. Оказывается, Филимон увидел, как семью Манжур уводят куда-то трое вооружённых мужчин. Он проследил, где они зашли в дом, потом вернулся и доложил об этом начальнику штаба.

Вскоре у этого дома были перекрыты все входы и выходы, а оставшиеся на поезде приготовили к бою пулемёты и огнемёты.

Но стычки не случилось. Жители Харбина были настроены дружелюбно и даже радостно. К ним, много лет живущим без связи с кем-либо, наконец-то приехали гости. Старейшина общины, которого все звали господин Шэнли, решил устроить праздник в честь встречи.

Пришлось Меньшикову доставать ящик коньяку, предназначенного для подобных случаев.

Ели какие-то невообразимые китайские кушанья, острые, кислые, но при этом свинина была сладкой. Данияру очень понравились рисовые клёцки в приправлённом жгучими специями овощном бульоне. Он сел около огромной мисы, где находилось это блюдо и попивая местную водочку, заедал её клецками. Каждый раз после очередного захода, шаман открывал рот и несколько раз выдыхал воздух, пытаясь охладить рот. Потом вытирал слёзы и одобрительно подмигивал своему соседу, улыбчивому китайцу в ярко-синем шёлковом халате.

Когда в углу залы, где гуляли гости и аборигены, накопилось достаточно пустых бутылок, господин Шэнли поднялся и подошёл к Меньшикову. Как и большинство китайцев, он сносно говорил по-русски.

— Сейчас, уважаемый Сергей, мы угостим вас блюдом, которое освежает ум и помогает мужской силе.

На столе поставили таганок. На железном листе краснели чёрные угли, а над ними, на подставке, кипела в небольшой кастрюле вода.

В залу занесли картонную коробку, где что-то шуршало. Гости и хозяева затихли, одни с весёлым недоумением, другие перешёптывались и хихикали.

Господин Шэнли поставил перед Меньшиковым блюдечко с коричневатым соусом, вежливо улыбнулся и открыл коробку. Немного посмотрел внутрь, потом вытащил оттуда крошечного мышонка, держа его за хвостик. Показал Меньшикову, у которого глаза стали больше блюдечка с соусом, тихонько ударил мышонка по голове, тот затих и безвольно повис. Затем окунул тельце в кипящую воду, через пару секунд вытащил, обмакнул в приправу и съел.

Ирина побледнела и выскочила из-за стола, зажимая рот руками.

— Так вот ты какая, восточная дипломатия, — Меньшиков засопел носом, принимая от Шэнли ещё одного мышонка. — За дружбу!

И тоже съел ошпаренного зверька.

Новорожденные мышата оказались одним из изысканных китайских блюд. Ради этикета и уважения к хозяевам их попробовали все гости. Кстати, с коньяком они шли совсем неплохо. Юсеф слопал аж пять штук.

На следующий день, после разговоров со старейшинами общины Харбина, на борт состава взяли господина Шэнли и двух его сопровождающих. После этого двинулись дальше на восток.

Большие корабли со всех сторон Земли…

На мосту автобус остановился. Евстафий Жилин не стал глушить двигатель, и улыбаясь, развернулся к пассажирам.

— Ну что, сухопутные товарищи, пойдём, поглядим, как оно есть с высоты, — он открыл дверцу и легко спрыгнул на покрытый смёрзшимся снегом асфальт.

Сидевшие в небольшом автобусе Манжура, Ирина, и другие пассажиры снегоочистителя «Гарпун» переглянулись и тоже полезли наружу. Вид с огромного подвесного моста, соединявшего Русский остров с материком, открывался замечательный. Моря, заливы и проливы, окружавшие Владивосток, хоть и замёрзли, но всё равно впечатляли.

— А где кораблики? — закутав личико от ветра, поинтересовалась Ирина, оглядывая места, где начинается Тихий океан. — Они в гараже стоят? На зиму-то убрали их?

У Жилина от смеха сморщилось лицо, из-за оскаленных улыбкой зубов вырвались лохмотья пара.

— В гараже! — он аккуратно вытер слёзы, набежавшие в уголки глаз. — Ну ты скажешь!

Остальные тоже заулыбались, только осторожно, кто его знает, эти морские дела. До этого же морей никто из них не видал.

— А нам сказали в гостинице, что вода солёная здесь, это правда, что ли? — Иринка бесстрашно подошла к ограждению и глянула вниз. Подскочивший Манжура бережно, но крепко взял её за руку. Жена тут же прижалась к нему, но повернула голову к Жилину: — Солёная вода ведь не замерзает, а тут лёд один.

— Поехали на флот, а то простынете ещё у меня, там вам всё расскажут, — Евстафий зашагал к автобусу. Продрогшие на ветру пассажиры двинулись за ним.

В одной из бухт острова стояли три судна. Краска с бортов облезла, корпуса поржавели, в сыром воздухе поднятые флаги не вились, облепив флагштоки, но грозные корабли всё равно поражали своей открытой взгляду мощью. Угловатые надстройки, массивные орудийные башни, лихие, хищные обводы давали понять, что военно-морской флот таит в себе огромную силу.

— Вот это да! — вырвалось у Меньшикова. — Такие махины! И что, все исправны?

Встречавший их на пирсе командующий флотом молча кивнул.

— Весной борта отпескоструим, покрасим и в путь! — он посторонился, пропуская гостей вперёд. — Прошу на борт!

В кают-компании флагмана был накрыт по-флотски богатый, хлебосольный стол. Когда все уселись, комфлот Иван Михайлович поднялся и произнёс тост.

— Мы очень рады встрече с соотечественниками, — он глубоко вздохнул. — Много лет, больше четверти века, дальневосточники были оторваны от России. Страшные времена пришлось пережить всем нам. Надеюсь, что они сейчас уже позади. Знаю, впереди немало трудностей, сложных проблем, вопросов, которые нам придётся решать. Но это уже не так печально. Вместе мы обязательно победим! Ну, за встречу!

Проплыл хрустальный звон бокалов, зазвякали вилки о фарфоровые тарелки, у всех появились улыбки, Данияр склонился к соседу, весёлому флагманскому механику Авдеичу, спрашивал, много ли ещё кораблей на Дальнем Востоке. Тот чуть прищурил глаза.

— Здесь, во Владике двадцать два судна из Тихоокеанской эскадры. Восстановили пока восемь, — ответил он. — Людей не хватает, специалистов. Экипажи пока укомплектованы едва на треть. Хорошо хоть, топлива хватает. В этом году ходили до Сахалина, несмотря, что экипажи неполные, отлично всё получилось. Надо бы до Камчатки дойти, там мощная база была. Но не рискнули. Сейчас до ума доведём эти и за другие примемся. Видишь, во Владике народу-то всего сорок тысяч. Да и то, в городе тыщ пять. Остальные, кто уголь добывает, кто на фермах, кто где, в общем. Ваши-то, что думают?

— Нам велено всё разузнать, — Данияр отложил вилку. — Потом Сергей, начальник штаба, с докладом на Байкал поедет. Но скорее всего, наш отряд, что на Далайноре сейчас, сюда весной двинет. Если, конечно, на викингов не пойдём.

— О, кстати, а расскажи, кто это такие? — Авдеич налил шаману и себе водочки. — Вчера Михалыч что-то говорил про них, но я по делам ушёл, и не в курсе совсем.

Данияр чокнулся с ним, выпил, закусил, и только открыл рот, чтобы рассказать, как поднялся Меньшиков с ответным словом.

Потом просто разговаривали, выпивали, закусывали. Ирина, оказавшаяся единственной дамой, вскоре почувствовала внимание со стороны мужчин. Заиграла музыка, её начали приглашать танцевать. А она не умела! Тут же появились учителя, в красивой чёрной форме с золотыми шевронами на рукавах.

— Самый лучший танец, это вальс, — говорил смущённой покрасневшей Ирине командир флагманского корабля Мартын Корытов. — Сейчас сами услышите.

Он покопался в груде пластинок, выбрал одну, поставил. Заиграла волшебная музыка.

— Ой, что это? — восхитилась Ирина.

— Вальс «Метель» Свиридова, — Корытов нежно взял её за талию. — Давайте на счёт. Раз-два-три, раз-два-три, раз, два, три.

Позже захмелевших гостей развели по каютам, отдыхать.

На следующий день, после обеда, когда самочувствие окончательно пришло в норму, командиры сели совещаться. Из Владивостока приехал председатель Народного Собрания Юрий Волков и главком армии Дальнего Востока Леонид Ли. Вместе с комфлота, Меньшиковым и господином Шэнли из Харбина они принялись обсуждать дальнейшие действия.

— Давайте решать, как быть, — Волков сплёл пальцы и положил руки перед собой. — Как я понимаю, у вас заноза, чёрные викинги. И что они опасны и беспощадны, так?

Меньшиков кивнул.

— Дело в том, что мы здесь делаем опору на флот, — продолжил Волков. — Конечно, у нас все обучены обращаться с автоматами и пулемётами, пушками там всякими. Но кого мы к вам отправим на подмогу, вот в чём вопрос? Это же дело добровольное. Никого принудить мы не можем.

— Ну хоть так, — Меньшиков качнул головой. — Нам любая помощь позарез необходима. В первую очередь надо с викингами разобраться, что в Монголии засели, на Хубсугуле. Вы ещё не знаете, на что они способны. Отчаянные воины, к тому же Конана ищут. Кто это, неизвестно, но явно ничего хорошего для нас не будет от этого.

— Я вам прямо скажу, — вошёл в разговор седой Шэнли, всё время поглаживающий свою короткую бородку. — Мы очень рады встрече и тому, что остались не одни. Но воевать никому не хочется. Может, нас и не тронут?

Начальник штаба конвоя вздохнул. В Харбине и его окрестностях проживало сейчас около трёх тысяч человек. Большинство выживших после катастрофы ушли потом на юг Китая, где земля благодатнее и зимы не такие суровые. На помощь харбинцев Меньшиков и не рассчитывал. Союзниками бы их сделать, и больше ничего не надо.

— Но многие молодые люди у нас хотят набраться новых эмоций, увидеть новые страны, — Шэнли улыбнулся. — Мне уже говорили дома, что таких наберётся около сотни. И я совсем не против отпустить их. Опытные воины всегда нужны.

— Очень хорошо, — Волков расплёл пальцы и положил ладони на стол. Посмотрел на молчащего Леонида Ли и комфлота. — Мы вот что предлагаем. Вы же говорили, что центр и штаб викингов в Лондоне? Надо ударить по нему!

Меньшиков широко раскрыл глаза, не понимая, к чему тот клонит.

— Всё просто, — Волков подвинул к себе карту. — Через северные моря наши суда доходят летом до Архангельска. Этот город вы контролируете?

— Ну, в общем, да, — кивнул Меньшиков.

— Вот и хорошо, — глава Народного Собрания улыбнулся. — Там мы сажаем на корабли десант, обходим Скандинавию. Там же держатся ещё северяне?

Начштаба вновь кивнул.

— Вот и ещё союзников добавим. Потом обрушимся на Лондон и победим. Не думаю, чтобы там ждали массированной атаки. Викинги ведь знают, что флота у вас нет, и считают, что они в Лондоне в глубоком тылу. Ну может, и не совсем победим, но навредим хорошенько. Как такой план?

— Отлично! — Меньшиков встал, заложил руки за спину и прошёлся по каюте. — Отлично. Давайте план разработаем. Подробный, детальный, как, что, где, как, кто.

— Подождите, подождите, — Шэнли снова заулыбался. — А наших добровольцев можно на эти корабли принять? Матросами и десантниками.

— Сейчас всё решим, — откашлялся Леонид Ли. — Давайте прикинем, что к чему. Выходить надо весной, чтобы успеть и Сахалин осмотреть и Камчатку, и Чукотку, и на Аляску заглянуть.

Командиры заговорили, обсуждая подробности. Меньшиков молчал, он только сейчас осознал все преимущества, которые предоставляло владение флотом. Оставалось только связаться с Казанью, с Ложкиным, чтобы готовились к десанту на Лондон.

До весны военные моряки собирались привести в порядок танкер. Он и четыре судна, из них один бывший большой противолодочный корабль и три десантных, уже практически готовы к эксплуатации. И пройти Северным морским путём.

— Пять судов можем смело отправить, — говорил Волков Меньшикову. — Они возьмут на борт минимум тысячу десантников. К тому же на противолодочном корабле есть два вертолёта. У вас экипажи есть безлошадные, как раз подойдут. Подходим, сжигаем штаб викингов. Этот налёт всяко затормозит их подготовку к дальнейшей войне. Они будут вынуждены отложить нападение на Евразию минимум на два-три года. Станут опасаться. Но надо думать, думать и решать.

— Давайте всё обдумаем, и я отвезу предложения в Слюдянку, — Меньшиков покрутил пальцами карандаш. — Заманчиво, очень заманчиво.

И снова поход

План моряков Набоков принял. По зимним дорогам к Далайнору перебросили три сотни бойцов, и по железной дороге их доставили во Владивосток. Весной флотилия тронулась в далёкий путь. Стальные корпуса боевых кораблей резали серые волны, над судами вились Андреевские флаги. Вперед их ждал суровый северный путь. Манжура с Ириной, Данияр и Закидон, контрразведчики Рамзан и Лёша Прутков также отправились в набег на Лондон. После рассуждений и дискуссий, решили доставить топливо для нового конвоя в Лабытнанги. Набоков рискнул и отправил свой единственный вертолёт на связь с Ложкиным. Прорваться сейчас через Кузбасс, когда поезда встали на рельсы, представлялось совсем уже безнадежным делом.

— Главная наша задача выполнена, — сказал командир Сибирской Экспедиции на праздновании Нового Года в Слюдянке. — Мы прошли до Тихого океана, нашли новых друзей. Но впереди ещё много проблем и острых углов, о которые можно израниться.

На весну был запланирован набег к озеру Хубсугул. Однако, вышедшие туда бойцы не нашли викингов. Только огромный памятник Конану возвышался на берегу степного озера. Увидев опустелый лагерь врагов, командиры пришли к выводу, что тяжёлые сражения ещё впереди.