— В этом доме тетка одна жила с мужем, — Борис Валентинович облизывал ложку после вкусного ужина. — Часто сюда приходил. Велосипед у них был «Салют», сын-то вырос и в город умотал, вот мне дядя Сергей и давал на нем кататься. Один раз после дождя оставил велик грязный, эх, получил же я оплеуху на следующий день.
За окном начинало темнеть. Напарники наелись от пуза и легли на разные кровати отдыхать. Ружье Сергей положил на стул рядом, и там же на полу лежал старенький рюкзак «Колобок». Карандаш на радостях подарил его парню, потом, конечно, пожалел об этом, но слово не воробей, как говорится.
— Переночуем, а завтра с утра рванем, — продолжил Борис. — Пока зомби все сонные. Шучу, конечно, но надеюсь, к этому времени разбредутся.
— А если нет? — ответил Сережа.
— Ну а если нет, — радостным голосом сказал напарник. — Что-нибудь придумаем. Считай, что у тебя отпуск, еда есть, а вот воду надо экономить. Расслабься и отдыхай. Маша справится там и без тебя. Открывать и закрывать ключом дверь много ума не надо, а Крантик отлично ходит за дровами и топит печку.
Прошло ещё какое-то время, в комнате стало темно, но очертания мебели было отчетливо видно. Напарники лежали на спине, смотрели в потолок и молчали.
— Когда я был молодой, — начал вдруг рассказывать Борис Валентинович. — Примерно твоего возраста или чуть постарше. Дружок у меня был. Поехали мы к нему в деревню ранней весной на поезде, еще снег не весь сошел. Родители его зимой туда не ездили, и дом пустовал. Точно такой же, как этот. И печь по центру, и кровать за ней. Мясо взяли для шашлыка и пенного напитка, как положено, несколько полторашек, еле донесли, короче, со станции. Сережа, ты не спишь, случаем?
— Нет-нет, Борис Валентинович, неохота пока, — парень повернулся на бок и сунул одну руку под подушку.
— Ну и погуляли мы, как положено, — продолжил Борис. — На ночь затопили подтопок березовыми поленьями. Насовали, сколько влезло, молодые не соображали еще тогда. В общем, как отрубился, я не помню, начали-то еще в поезде пробовать, очнулся в кресле перед дверцей подтопка. Всё в дыму, ничего не видно. Не знаю, как, но сообразил я моментально, что надо срочно на улицу. Пошел наощупь, руку выставил вперед: печка, окна, стена, дверь, нащупал ручку. И тут мне в голову прилетает мысль: «Дружок-то мой где? Живой он или нет?» Дым такой стоял, что глаза слезились и кашель прошиб. Запомнив, в каком направлении выход, пошел дальше, товарища нашел в этой же комнате, там диван у стенки стоял, вот он на нем и лежал. Стал тормошить, трясти, даже бить ладонью по щекам, еле проснулся, хорошо, что жив. Очнувшись, он не сразу въехал в сюжет происходящего и нес какую-то пургу.
— Откуда дым повалил? — Увлекся рассказом парнишка. — Задвижку вы явно открыли, иначе хрен разожгли бы печь, дым сразу бы повалил в комнату, а не в трубу.
— Где находится дверь, я снова забыл, — Борис встал с кровати, снял покрывало, разделся до майки с трусами и лег под одеяло. — Советую сделать так же, когда еще доведется случай поспать в нормальной постели. В одежде, знаешь ли, тело не до конца отдыхает. Ну так вот, нащупал я опять печь, потом окна и, наконец, дверь, дружка за руку веду, чтобы не потерялся по дороге. Толкаю массивную дверь, а она не открывается. Я и так, и этак, ну никак. Уж и пинал ее, и вдвоём пинали одновременно и по очереди, ни в какую не поддается. Хотели уже выставлять окна, чего же делать, не умирать же? Напомню, всё это время дым валил всё больше, я боялся отрубиться без сознания.
Борис Валентинович положил одну подушку на другую, чтобы голова была выше, и продолжил рассказ:
— И тут меня осенило... Дверь-то была заперта на такой же вот кованый крючок, что и в этом доме. Дернул ручку на себя, поднял крюк, и проход открылся. Представляешь, болван какой.
Сидим мы, значит, на улице, приходим в себя. Постепенно до нас доходит, что дом-то продолжает гореть. Вышли из калитки, смотрим, в доме на противоположной стороне свет горит в окне. Я бегом туда, стучу в окно, занавеска отодвигается, и появляется толстая тетка. Говорит: «Хватит безобразничать, сейчас милицию вызову». Я кричу: «Воды... Дай воды в ведрах... Пожар...» Она ушла и через минут пять снова через окно сказала, но уже спокойным таким голосом: «Всё в порядке, я пожарных вызвала».
Думаю, пожарных нам еще не хватало, мало того, что товарищу за дом влетит, так еще и за вызов достанется. Посмотрел издалека на дом, в котором мы уснули, в окне светился огонек, но не сильный и дрожал, будто пламя свечи.
Что же делать? Смотрю дальше, по ряду возле одного дома лампа светится на крыльце, знаешь, такие раньше были, литровая банка вместо плафона. Бегу туда, стучу в дверь, открывает мужичок средних лет и очень даже адекватно реагирует на мой приход.
Говорю так и так, показываю на дом, на свет в окне и дым, а он спокойным голосом отвечает: сейчас насос в скважине включу, вон ведра стоят, таскать сам будешь, у меня спина болит. Притащил я воду, ведра оказались худые, и до места дошла только половина объема, но этого хватило. Мужчина тоже пришел, открыл дверь, лег на деревянный пол в доме и пополз во вторую комнату с ведром, потихоньку переставляя его. Наверное, потому что дыма меньше снизу, спрашивать как-то не до этого было.
Через пару минут возвращается и объявляет, что всё нормально и можно расходиться. Зевак собралось у калитки порядочно, та тетка, видимо, всех обзвонила. Кстати, в пожарную службу она так и не звонила, оказывается, наврала. Ну, оно и к лучшему, как выяснилось.
Сидим на крыльце, смотрим в землю. Все разошлись, и мы пошли в дом.
— Что же там загорелось, Борис Валентинович? — полюбопытствовал Сережа.
— Печь после зимы холодная была, — ответил напарник. — А мы ее раскочегарили на полную, два сопляка. Да напоследок еще дров запихнули под завязку, чтобы на дольше хватило. Вот и лопнула кирпичная кладка. Снаружи замазка на задней стенке тоже треснула, и в образовавшуюся малюсенькую дырочку вышло пламя, да не просто, а под давлением, как через форсунку. Смекаешь? К печи была приставлена кровать, на ней два матраса, один на деревянном каркасе, второй обычный сверху. Вот они оба и загорелись. Хорошо, я вовремя очнулся, иначе задохнулись бы оба точно и сгорели. Видимо, ангел-хранитель меня в тот день разбудил.
— Отругали родители вашего друга? — Сережа поднялся и сел на край кровати.
— Это еще не всё, — ухмыльнулся Борис. — Вроде всё успокоилось, и мы легли дальше спать. Чую запах опять какой-то странный, горелым, и причем свежаком. Встаю и вижу: матрас тот, что здоровый на каркасе, снова дымится. Мужичок воду вылил, а вата внутри всё равно тлела потихоньку. Пришлось его из дома вытаскивать и нести на помойку за огород, пусть там дотлевает. Не за водой же снова идти, и так всех на уши поставили.
Утром искал свой свитер и нашёл только один рукав на полу. Видимо, когда я его снимал, то положил на ту кровать. А еще интересно то, что на потолке висела люстра. Раньше такие были из множества висящих ламелек из оргстекла, они еще падали постоянно на пол, может, видел? Так вот, натопили дом так, что она оплавилась от высокой температуры и стала похожа на хрустальную сосульку. А родители, да... Его отец, когда приехал, почесал затылок и сказал матери: «Нех... Незачем кровать возле печи ставить». Пришлось, конечно, приезжать еще и помогать другу красить потолок и клеить новые обои. Ругать нас не стали, потому как сами всё поняли.
— Да, Борис Валентинович, с вами не соскучишься, — зевнул Сережа. — Может, попробуем уснуть?
— Я-то еще что, а вот отец мой мог безостановочно истории рассказывать, которые тут же, прямо на ходу, и придумывал. Борис отвернулся к печке, и через три минуты раздался храп