В ту осень Черный Котел устроил стоянку у реки Уошито, в сорока милях восточнее Антилопьих гор. Когда понемногу стали подходить бежавшие из Канзаса молодые люди, он журил их за неразумное поведение, но, как любящий отец, принимал в свой клан. В ноябре, услышав, что идут солдаты, он вместе с Маленьким Сюртучком и двумя вождями арапахо прошел почти сто миль вдоль по течению реки Уошито до форта Кобб, где находилось их новое агентство. Комендантом форта был генерал Уильям Б. Хейзен, который, как показалось весной, когда чейены и арапахо приходили в форт, относился к ним по — дружески и с симпатией.
Но тут Хейзен не проявил особой дружелюбности. Черный Котел попросил разрешения переселить 180 семей ближе к форту Кобб, где они имели бы защиту. Хейзен такого разрешения не дал. Он не позволил также, чтобы чейены и арапахо поселились на стоянках кайова и команчей. Он, правда, заверил Черного Котла, что если вожди, вернувшись домой, удержат своих юношей на месте, то никто на них не нападет. Хейзен дал гостям немного сахару, кофе и табаку, пожал руку и послал обратно. Генерал знал, что живыми он их уже не увидит. Он был хорошо осведомлен о военных планах Шеридана.
Разочарованные вожди — сквозь пургу, под суровым северным ветром отправились на свои стоянки. 26 ноября они были на месте. Хотя Черный Котел был измотан, он тут же созвал совет вождей племени.
Черный Котел заверил своих людей, что на этот раз их не захватят врасплох. Они не будут ждать, пока солдаты явятся к ним. Он, вождь, которому белые верят, сам пойдет со стариками навстречу солдатам и убедит их, что чейены — люди миролюбивые. Снег сейчас глубок, выше колен, и все идет и идет, но, как только тучи на небе разойдутся, Черный Котел пойдет навстречу солдатам. Он им все объяснит.
Хотя Черный Котел пошел спать в ту ночь поздно, проснулся он, как обычно, перед рассветом. Он вышел из вигвама и обрадовался, увидев, что небо чисто. Долину Уошито закрывал густой туман, но на вершинах холмов за рекой было видно много снега.
Вдруг он услышал женский крик. Голос приближался и звучал все более отчетливо. «Солдаты! Солдаты!» — кричала женщина. Черный Котел инстинктивно бросился в палатку за ружьем. Тут же созрело решение: нужно поднять лагерь и позаботиться, чтобы все ушли. Резня, которая случилась когда‑то с чейенами у Песчаного ручья, не должна повториться. Сам же он пойдет навстречу солдатам к броду на Уошито и поговорит с ними. Он поднял дуло к небу и нажал спуск. Выстрел разбудил всех. Черный Котел спешно распорядился, чтобы все садились на коней и уходили, а его жена в это время отвязала и привела ему коня.
Он уже спускался к броду, когда в тумане зазвучал горн, послышались слова команд и раздались дикие вопли атакующих солдат. Снег приглушал топот копыт, слышались тупые удары ранцев, звон уздечек, хриплые крики и завывание горнов. (Кастер Твердый Зад привел военный оркестр и для атаки приказал играть марш «Гарри Оуэн».)
Черный Котел предполагал, что солдаты пойдут через брод на Уошито. Они, однако, вынырнули из тумана со всех четырех сторон. Но как идти навстречу сразу четырем колоннам атакующих и говорить с ними о мире? Так же было тогда, у Песчаного ручья… Черный Котел подал жене руку, помог ей сесть на круп позади себя и пустил коня в галоп. Его жена пережила с ним резню у Песчаного ручья; и теперь вновь они бежали от свистящих пуль, подобно измученным, лишенным навечно сна людям, которых непрерывно преследует ночной кошмар.
Они были уже почти у брода, когда увидели атакующих кавалеристов в тяжелых синих шинелях и меховых шапках. Черный Котел придержал коня и поднял руку, показывая, что у него мирные намерения. Пуля попала ему в живот, и конь завертелся на месте. Следующая пуля попала вождю в спину, и Черный Котел рухнул в снег на берегу реки. Несколько пуль сразили его жену, и она упала рядом с ним, а конь убежал. Кавалеристы проскакали через брод, прошли по бездыханным телам Черного Котла и его жены и затоптали их.
Кастер получил от Шеридана однозначный приказ: «Наступать к югу в направлении Антилопьих гор, оттуда к реке Уошито, где, по всей вероятности, зимуют враждебные племена; стоянки уничтожить, коней перебить, всех воинов умертвить или повесить, женщин и детей увести».
Солдаты Кастера уничтожили стоянку Черного Котла за несколько минут; за несколько следующих минут они перестреляли сотни лошадей в загонах. Если бы они хотели перебить или повесить воинов, то их пришлось бы отделять от стариков, женщин и детей. Такая процедура казалась кавалеристам очень долгой и небезопасной. Гораздо проще и безопасней перебить всех подряд. Они умертвили сто трех чейенов, среди которых нашелся едва ли десяток воинов, и захватили в плен пятьдесят три человека — женщин и детей.
Стрельба в долине привлекла из близлежащей стоянки группу арапахо. Вместе с чейенами они ударили на солдат с тыла. Отряд арапахо окружил взвод в составе девятнадцати солдат, под командой майора Джоэла Элиотта, и всех перебил. Около полудня начали подходить из отдаленных речных районов кайова и команчи. Когда Кастер заметил на окрестных холмах все увеличивающееся число индейских воинов, он собрал пленников, предоставил пропавшего майора Элиотта его судьбе и быстрым маршем направился на север, к своей временной базе в лагере Сэпплай у реки Канадиэн.
Генерал Шеридан в лагере Сэпплай с нетерпением ожидал известия о победе Кастера. Когда ему сообщили, что кавалерийский полк возвращается, он приказал, чтобы весь гарнизон приготовился к военному параду. Под торжественные звуки оркестра проходили победители, размахивая скальпами Черного Котла и других убитых. Шеридан публично поблагодарил Кастера «за героизм, проявленный к пользе отечества».
В официальном донесении о победе над «кровожадными дикарями» и «бандами диких и жестоких разбойников» генерал Шеридан разливался соловьем, рассказывая, как он «ликвидировал Черного Котла… это измотанное и ни к чему уже не пригодное старое ничтожество». Он добавлял, что обещал Черному Котлу убежище, если тот придет в форт, прежде чем начнется боевая операция. «Он отказался, — доносил, не краснея, Шеридан, и был убит в бою».
Когда старый друг Черного Котла Уинкуп, который в знак протеста против политики Шеридана покинул службу, узнал о смерти вождя чейенов, он заявил, что белые подло убили Черного Котла и гордо размахивают его скальпом. «Кого же называть дикарями?» Нашлись и другие люди, в основном те, кто знал и любил миролюбивого старого вождя, которые публично выступили против Шеридана.
Шеридану, по его словам, начхать было на эти протесты «лицемерных святош, которые так и норовят помогать кровожадным дикарям».
Шеридан был в себе уверен — и не ошибался. Сам Великий Воин Шерман поддержал его. Более того, он приказал ему и впредь истреблять враждебных индейцев и их коней. Правда, мирных индейцев он распорядился расселить в специальных лагерях, где они будут получать питание и смогут перенять цивилизацию белых.
Выполняя этот человеколюбивый приказ, Шеридан с Кастером выслали из форта Кобб гонцов к четырем племенам, жившим поблизости, с призывом явиться и заключить мир. «Иначе, — мягко добавил Шеридан, — их найдут где угодно и перебьют». Индейцы уже хорошо знали, что в этой части обещаний Шеридану можно доверять.
В конце декабря в форт Кобб начали подходить уцелевшие чейены Черного Котла. Индейцам пришлось идти пешком, так как Кастер перебил их коней. Вождем племени стал теперь Маленький Сюртучок; когда его привели к Шеридану, он сказал вождю Серому Медведю, что его люди голодают. Кастер сжег у них все запасы мяса, а бизоны около Уошито не водятся. Люди так голодают, что съели своих собак.
— Придите в форт Кобб и сдайтесь без всяких условий — получите еду, ответил Шеридан. — А то знаю я вас: сейчас заключите мир, а весной опять начнете убивать белых. Не хотите заключить полный мир, можете вернуться к себе. Посмотрим, чем дело кончится. Знаете ведь меня, Серого Медведя, я слов на ветер не бросаю.
— Мы сделаем все, что ты скажешь, — только и мог ответить Маленький Сюртучок.
Вождь арапахо Желтый Медведь тоже обещал, что приведет всех своих людей в форт Кобб. Несколько дней спустя сдался первый из вождей команчей Тосави. Когда Тосави привели к Шеридану, команч сжал зубы. Он отодвинул переводчика, представился сам и добавил:
— Тосави — хорош индеец.
Вот тогда‑то генерал Шеридан и произнес слова, которые вошли в историю:
— Единственные хорошие индейцы, которых я когда‑либо видел, — мертвые индейцы.
Слова эти стали широко известны, пресса разнесла их по всей стране, и, переходя из уст в уста, они превратились в американский афоризм: «Только мертвый индеец — хороший индеец».