Статский советник Евграф Тулин [сборник]

© Георгий и Ольга Арси, 2020

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Данная книга рассказывает о событиях XIX века и является первой из серии книг авторов, повествующих о жизни и быте общества этого периода. Сюжет раскрывает деятельность общины скопцов на территории Российской Империи. Подобные общины существовали в дальнейшем и в СССР.

В книге наряду с вымышленными героями присутствуют реальные исторические фигуры, активно влиявшие на развитие общества XIX века. Однако авторы не дают им оценки, в отличие от выдуманных героев, они только констатируют их историческую роль и события, связанные с ними. Импровизируя и предполагая их поведение в духе и нравах того времени.

Авторы не ставили цель создать историческое произведение. В связи с этим, степень ответственности за историческую ценность книги весьма условна. Они создали художественное время-пространство, ограничили его чёткими рамками, в которых исторические сюжеты имеют прикладное значение для раскрытия замысла книги.

Авторы признательны и благодарны русским писателям и журналистам: Матвею Камарову, Владимиру Ивановичу Даль, Николаю Ивановичу Надеждину, Михаилу Александровичу Кальневу, Михаилу Евграфовичу Салтыкову-Щедрину, Владимиру Алексеевичу Гиляровскому. Труды этих замечательных людей помогли создать эту книгу.

Посвящается старому и надёжному тульскому другу семьи Л. А. В., в знак признательности за более чем десятилетнюю дружбу и взаимное уважение.

Текст печатается в авторской редакции и пунктуации.

Пролог

В полутьме горничной комнаты деревянного дома, располагавшегося на одной из окраинных улиц Тулы, на кровати лежал полуголый человек. Из одежды на нём имелось исподнее бельё. Да и то, только портки. Окна дома были закрыты ставнями, пол был не покрашен и покрыт половиками. Только на кухне имелось одно окно без ставней. Однако на нём, внутри дома, висели плотные шторки. Убранство дома говорило о том, что живущий здесь человек занимался канцелярским трудом, так как крестьянского обихода в доме не замечалось. В углу комнаты, там, где обычно находятся иконы, располагались картинки на религиозные темы. Особо много было изображений ангелов с трубами. Все они были исполнены из жести. На остальных имелись лики некоторых известных православных святых, однако, почему-то с кинжалами, на белых конях и белых одеждах до пят. Рядом с лежащим больным, в изголовье, на табурете, сидел другой человек, пожилого возраста. По виду и одежде гостя возможно было сделать вывод, что он достаточно богат и обеспечен. На его высокомерном, но несколько женском и обрюзгшем лице отражались раздумья и сомнения. Он сидел, уставившись в одну точку.

– Батюшка Кормчий, что со мной? Почему я плохо себя чувствую? Внутри жжёт всё! Ноги и руки отказывают, голова разрывается. Ты же обещал, что этот порошок ничего дурного не сделает! – истерично спрашивал больной основательного мужчину, сидящего у кровати.

– Не волнуйся, Ванечка, не переживай, милый. Наши образы тебя не оставят в беде, – сказал гость, встал и поклонился углу избы, где находились изображения.

– Плохо мне. Не помогают образы. Боюсь умереть. Врача бы мне?

– Ты, Ванечка, не болен, просто переживаешь. Это всё у тебя от нервной горячки. Дело ты сделал нужное, для общины полезное. Во век тебя наши братушки не забудут, – ответил человек, внимательно наблюдая за больным.

– Доктор, заводской, приходил. Присылали его с завода. Сказал, что болен я. Обещал аптекаря прислать с настойками и лекарствами, помощь обещал. Что скажешь, Кормчий? – задал вопрос больной, страдальчески заглядывая в глаза сидевшему возле него человеку.

Но безбородом лице гостя ничего не отражалось. Ни малейшей гримасы жалости или сострадания. Глаза «Кормчего» пытливо наблюдали за больным, как будто бы пытались оценить и определить, сколько же ему осталось жить на этом свете.

– Доктор, говоришь? Смотри, не давай ему себя осматривать. Помни о своей тайной печати. Я тебе нашего доктора приведу, вот он тебе и поможет. Аптекарю тоже не открывай, все они грешники. Только вред тебе принесут, милый мой Ванечка, – ответил «Кормчий».

Вид его был задумчив. На лице, на секунду, появилась гримаса страха.

– Ох, батюшка! Как хочется верить твоим словам. Не обманываешь?

– Как можно, Ванечка! Я же тебя с детства знаю. Мы же родственники. Я твоим родителям обещал заботиться о тебе! Неужто ты не веришь? Да и слово учителей-искупителей наших, спасёт тебя. Ты же печать очищения на себе носишь, она тебя от всякой болезни и горя спасёт. Верь, Ванечка, и спасёшься, – сказал человек.

Иногда, когда он разговаривал со страдальцем, на его губах появлялась лицемерная улыбка сочувствия, невидимая в сумраке комнаты.

– Верю, Кормчий, верю. Только больно мне. А как там на заводе. Никто не спохватился?

– Глупые они. Ничего не узнают. Головы у них мирские, без истинного учения. Пойду я. Поздней ночью вернусь с доктором. Жди. Пусть с тобой останется вера, моё благословение и дух общины.

– Верю, жду и надеюсь! – с этими словами больной впал в болезненный сон, прерываемый всхлипами и стонами.

Мужчина с сожалением посмотрел на него. Хотел накрыть лёгким одеялом, лежащим рядом, на втором табурете. Для этого протянул руку, но затем одёрнул и брезгливо отвернулся. Подошёл к образам-картинкам, постоял молча возле них. Беззвучно, одними губами, что-то произнес несколько раз. Повернулся и подошёл к столу, на котором лежал свёрток. Осторожно развернул большое холщовое полотенце, в которое что-то было завернуто. Посмотрел на содержимое, плотную пачку каких-то бумаг. Вновь завернул и осторожно забрал с собой. Тщательно прикрыл входные двери деревянного дома, затворил калитку забора, и вышел на улицу. Сел в экипаж, и внимательно посмотрев по сторонам, дал команду: «Трогай».

Прошло некоторое время, больной очнулся. Медленно встал, превозмогая боль во всём теле, осмотрел свои руки и тело. Лицо передёрнула судорога страха и жалости. Ковыляя подошёл к переднему углу, где имелись «святые» образы.

«Как же больно! Все внутренности выворачиваются наизнанку. Кожа стала жёлтой. Не стихает боль в животе. Невозможно глотать, болит горло. Всё болит, всё тело ломит. Нет ни одного кусочка тела, чтоб не болел. Что же делать? Кормчий обещал, что всё будет хорошо. А на самом деле, всё плохо. Нужен доктор. Да где же его взять? Но он же обещал, что всё будет хорошо и доктора обещал. Должен выполнить своё обещание, он же отец нам, он же Кормчий», – подумал страдалец.

Затем, страдалец встал на колени и начал беседовать с картинками- «образами», стоящими в углу. Он говорил вслух, периодически корчась от боли. Так длилось некоторое время. Лучше не становилось. Затем желание естественного испражнения организма заставило его отойти от этого места беседы с высшими силами, выйти из горничной и переместиться в дальний угол холодной прихожей. Там имелось отхожее ведро. Дефекация не принесла облегчения. Он развернулся и краем глаза посмотрел на результаты естественного процесса организма.

– Ой, ой! —закричал от увиденного страдалец.

Лицо его передернулось от ужаса. Ведро дымилось. Он упал на пол холодной прихожей и в страхе пополз в горничную. Слезы лились не останавливаясь. Руки и ноги отказывались подчиняться. Кое-как добравшись до ведра воды, попробовал лёжа на полу, ковшом зачерпнуть воды. Но силы оставили его, опять наступил обморок.

Прошло некоторое время, наступил вечер. Человек пришёл в себя. Он лежал на полу комнаты. Вокруг валялись чашки посуды, перевёрнутые табуреты, одежда. Он привстал и на четвереньках подполз к столу. Зацепившись за край, поднялся и опёрся о стол. Зажёг свечу, осмотрелся. Везде была темнота, только слабый огонёк свечи освещал маленькое пространство вокруг него.

«Как же больно. Где же учитель? Он обещал ночью приехать и помочь. Он сказал, что это дело нужно общине. Что это не опасно. А что получилось? Я умираю! Нет, надо верить! Кормчий не обманет. Наступит ночь и он приедет с доктором. Доктор поможет и избавит от болей. Но почему так пахнет чесноком? Я же не ел чеснок! Зачем я согласился на воровство? Вот моя расплата», – подумал он.

Посмотрев на свои руки, он вновь закричал. На руках образовались язвы. Но это ещё не всё. Язвы на руках светились в темноте слабым и неестественно бледным светом. Человек упал и больше не поднялся.

Глава 1 Сыскная часть и преступный мир Москвы

Молодой человек, около тридцати лет, с приятными чертами лица, чистил револьверы. При этом любовно протирая каждую деталь. Это был Евграф Михайлович Тулин, бывший офицер Российской Императорской армии, а ныне чиновник по особым поручениям сыскной части Московской полиции. Револьверов было два. Первый, Смита и Вессона, шестизарядный с укороченным стволом. Так называемый Вессон для полиции. Этот револьвер, сыщик предпочитал применять в местах, где было много обывателей и публики, а значит мало маневра для действий при задержании. Благодаря укороченному стволу возрастала возможность применения револьвера, и уменьшалась возможность поражения невинного человека. Второй, французский револьвер системы Шарль-Франсуа Галана, Tue Tuе. В переводе, убить-убить. Он остался у него еще с войны на Кавказе. Сыщик находился в хорошем настроении. На службу он прибыл рано, потому как семьи не имел. Постоянной или временной дамы по ряду причин, в данный момент не было. Он прибыл из Санкт-Петербурга только вчера, поэтому, встав ни свет ни заря, направился в управление. Впереди была встреча с шефом, с которыми находился в приятельских отношениях, товарищами по службе, ну и конечно, получение новых приказов по сыскной части. Надеяться на то, что начальник, Николай Никифорович Струков, примет его рано утром, не приходилось. Московская сыскная часть была создана буквально несколько месяцев назад и дел у него было невпроворот. Проекты по развитию сыска, как отдельного направления полиции, имелись давно. Последнее покушение революционеров из движения Народная Воля на императора Александра Второго, привело к его гибели от самодельной бомбы и ускорило данный процесс. Некоторые знающие люди в модных салонах Санкт-Петербурга и Москвы, говорили, что когда-то цыганка нагадала императору, о спасении от семи попыток лишить его жизни. Он пережил девять покушений. Из них два не состоялись, их можно не подвергать счёту. Итого семь. Восьмое, стало роковым и смертельным. Оно было особым. Оно было седьмым и восьмым одновременно. Первого марта, Александр Второй выехал из Зимнего дворца Санкт-Петербурга в Михайловский манеж, где собирался присутствовать на разводе войск по караулам. Сопровождал его обычный конвой. После развода он изменил планы и маршрут движения. Однако, это не помешало террористам реализовать свой план. Около пятнадцати часов под ноги лошадей кареты императора была брошена бомба одним из них. От взрыва пострадали казаки конвоя. Сам император не пострадал. Охрана уговаривала государя покинуть место взрыва, но природное благородство не позволило это сделать. Государь подошёл к раненым, чтобы помочь им. В этот момент судьба настигла его второй бомбой. Это было восьмое покушение. Пострадали служивые люди, обеспечивающие охрану. Было ранено из свиты, конвоя и полиции одиннадцать человек. Пострадал мальчик четырнадцати лет, случайно находившийся на месте взрыва. Все эти люди выполняли свой долг. Мальчик просто гулял. Правящий дом Романовых и возмущенное правительство выработало решение об увеличении полиции, расширению её полномочий. Были приняты гласные и негласные меры по укреплению гражданского мира и спокойствия. Шли разговоры, что несмотря на противодействие либеральных кругов, к концу года будут приняты государственные решения, направленные на подавление возможных революционных выступлений. В них предполагалось дать особые властные полномочия губернаторам и командующим округами. Общество присмирело, оно начинало понимать, какое непростительное и преступное действие совершило. После покушения, Евграф был откомандирован на три месяца в северную столицу для помощи в проведении расследования, обысков и облав в отношении членов движения Народная воля и Чёрный передел. Обе организации преследовали цели свержения монархии, однако разными путями. В Народной воле собрались оголтелые террористы по своим жизненным убеждениям. В Черный передел вошли более умеренные революционеры, считавшие главной формой работы с народом агитацию и пропаганду. Власти действовали решительно и энергично. За очень короткое время, все террористические группы были выявлены. Более восьмидесяти активных членов были задержаны. Пять из них, повешены на плацу Семеновского полка. Более пятидесяти отправлены на каторгу. Различные сроки уголовного наказания получили и остальные. Но, впрочем, революционеры мало беспокоили его в обычной жизни. Ими занималось жандармское управление. Евграфу по роду службы были предоставлены более весёлые по жизни люди – уголовный элемент империи.

– Ваше благородие, господин Струков приглашает! – сказал вошедший надзиратель.

– Что так рано? Шеф, как правило, в это время обычно занимается изучением срочных докладов и донесений за прошедшую ночь. Сводки читает по всяким преступлениям, грабежам и другим неправедным событиям, произошедшим в Белокаменной, – шутливо, сказал, сыщик. – Я вот револьверы ещё не дочистил. Что-то изменилось, пока меня не было? Отвечай, друг мой!

– Не знаю. У нас всё как прежде. С утра был в настроении. Может соскучился. Три месяца вас не было.

– Ладно, не льсти! Знаю я тебя. Соврёшь не моргнёшь! Иди, иди. Сейчас прибуду.

«Не выдержал! Сам вызвал. Видимо, хочет заслушать по поездке в Петербург. Узнать столичные новости. А может в чем-то нарушил инструкции или уставы при задержании или при сыске? Да и пришла петиция от прокурора или судебного следователя? Такое бывало часто, на всех не угодишь. То купец пожалуется, то чиновник!» – размышлял Евграф, следуя по коридору.

Помещение сыскной части состояло из кабинета начальника с приемной, общего кабинета, для чиновников по особым поручениям и канцелярии, совмещенной с адресным столом. В адресный стол приводились подозреваемые и совершившие преступления, для опознания. Проходя через адресный стол, сыщик заметил, что там было, как всегда, шумно и многолюдно, несмотря на утро. Тут тебе и купец с жалобой на ограбление. Мещанин с жалобой на купца. Барыня со слезами и горестным выражением лица, со страхом смотревшая на обывателя, задержанного за какое-либо преступление. Испугалась и забыла, наверное, зачем она здесь оказалась. В общем, всё как обычно. Евграф прошел в приемную, но оказалось, что у начальника находится какой-то высокий чиновник из военного ведомства.

«Ну вот! Сам вызвал и сам занят! Ох, уж эти начальники! Сложно у них всё в голове! А может, это по мою душу чин? Тот, который у него в кабинете! В Петербурге задержанные лица, все как один не просты! Дети сановников, дворян, богатых людей. Все из семей сильных мира сего! Пожалуй, чтобы уйти от уголовных осуждений или затормозить дела, жалобы и ходатайства пишут. Адвокаты усердствуют!» – подумал сыщик.

Он решил подождать в приёмной. В ожидании своей очереди, мысли о сложностях и трудностях исполнения своего долга заполнили его голову. У него, как и у всех, подчинённых какому-либо начальнику, несмотря на добрые отношения с ним, всегда в голове просыпалась жалость к себе перед «начальствующими дверями». Так как узнать, какое настроение у их хозяина, практически было невозможно. Ничего хорошего эти двери обычно не сулили. А задуматься было о чем. Чины сыскных отделений были обязаны вести гласный и негласный надзор за преступниками и порочными элементами общества всех мастей и положений. Активно использовать всевозможное наблюдение в местах скопления праздно гуляющего люда. В театрах, церквях, на рынках, в торговых лавках, на базарах и площадях, в гостиницах и питейных заведениях, в общем везде где могло быть совершено преступление. В обязанности входило проведение расследований по лицам, заподозренным в нарушении законов Российской империи. В том числе, розыску имущества, на которое было наложено взыскание по долгам. Наведение справок по лицам, которые задерживались участковой полицией на предмет претензии по линии уголовных преступлений или отсутствия паспорта. Надзор полагалось вести секретно, тайно для обывателей и уж тем более для преступников. Внимание сыщиков должно быть обращено на все вредные и хитрые действия, которые остаются скрытыми от надзорных органов. На поступки лиц, навлекающих на себя подозрение образом жизни. Все происшествия, приключения и случаи, относящиеся к воровству или его попытке, обману, приему краденых вещей на сбережение или в покупку. Укрывательству подозрительных лиц, беглых и беспаспортных людей. Составлению подложных бумаг всякого рода. В общем, к открытию всех тех злоупотреблений, которые фискальные органы должны предупреждать и искоренять постоянно.

Права чинов сыскной полиции были значительно выше прав обычных полицейских. Район деятельности сыскной части ограничивался пределами полицейского управления, в которое она входила. Но по особым задачам, с разрешения обер-полицмейстера Москвы, расследования, дознания, негласные розыски возможно было проводить по всей губернии и далеко за её пределами. Тулин стал сыщиком недавно. Став на эту стезю, прежде всего предметно изучил все инструкции и требования законов. Основным руководством к действиям был Устав уголовного судопроизводства, 1864 года, и Устав о предупреждении и пресечении преступлений, 1872 года. В них определялось, что сыскная полиция должна была при обысках и выемках действовать на основании решения суда. По представлению прокурора или судебного следователя, который подчинялся прокурору. Это означало, что все необходимые сведения чины уголовного сыска, собирают посредством розысков, словесными расспросами и негласным наблюдением. Не производя ни обысков, ни выемок в домах. Согласно этим документам, судебный следователь, прокурор или товарищ прокурора, имел над сыскным чином огромную власть. Так, иной раз, следователь или прокурор мог по прибытию вообще отменить все действия, которые были проведены до его посещения места происшествия. Казуистика и путаница полная! Пока всё это учтёшь и выполнишь, иной преступник все следы уничтожит. Может и в бега податься. Матушка Россия необъятная, ищи—свищи потом! Денег кому надо передаст, на подкуп! Связи поднимет! Тогда всё, что делал долгими днями и ночами, с риском для жизни, «коту под хвост!» Поэтому хитрили! Например, ссылались на статью двести пятьдесят четвёртую. В ней было сказано, что можно провести допрос, если преступник мог не дождаться прибытия прокурора или судебного следователя по причине ранения или увечья. Была у Евграфа и другая хитрость. Да не хитрость даже, а манера работы. Он предпочитал задерживать преступника на месте преступления. Тогда он мог действовать самостоятельно и проводить неотложные следственные мероприятия, осмотры, сбор показаний, обыски и выемки. Это давало возможность сложить картину преступления, подготовиться к прибытию следователя. Хорошей статьёй для профессиональных уловок являлась двести пятьдесят вторая. В ней говорилось, что если следователя или прокурора нет на месте, то полиция сама может совершить дознание. Можно было задержать преступника, а затем послать за следователем. Пока он доберется до места успеешь допросить и обыск провести. Много чего можно успеть! Ну а самой любимой, двести пятьдесят седьмая, эта статья позволяла быстро задержать злодея, однако, только в особых случаях. Если он застигнут при совершении преступления или сразу после совершения. Когда потерпевшие или очевидцы прямо укажут на преступника. Если на подозреваемом или в его жилище будут обнаружены следы преступного деяния, служащие доказательством преступления и принадлежащие преступнику. Когда подозреваемый предпринял попытку побега, пойман во время или после побега. Или же не имеет постоянного жительства. Сыщик предпочитал в начале сделать так, чтобы один из этих пунктов обязательно присутствовал. Лучше поймать преступника, а потом иметь встречу со следствием. По-другому дело просто вести было невозможно. Так как преступник на месте не сидел и сыскного чина не ждал. Да и чины следствия каждый раз по-новому подходили к обстоятельствам дела. Всё это совместить было совсем не просто, ошибки имелись. Особенно в начале службы в сыскной части. В последнее время всё реже и реже. Москва, наряду с Санкт-Петербургом, Одессой, Киевом и другими крупными городами, притягивала к себе всех более или менее уважающих себя воров. После отмены крепостного права, количество преступлений увеличилось в разы. Все больше и больше происходило имущественных преступлений, грабежей, убийств с целью присвоения чужого добра. Свобода она на то и свобода, что бы для всех и во всём. Чины сыскной полиции должны были проводить и профилактику преступлений. Но на это не хватало ни сил, ни средств. Да и как её было проводить, если в одной только Москве были такие районы, которые были недоступны для надзора полиции. Каждый поход в эти злачные места тщательно готовился, как военная операция. Особо выделялась московская Хитровка. В свое время этот участок земли выкупил генерал-майор Николай Захарович Хитрово и устроил там торговую площадь. Со временем, эта площадь обросла ночлежками, трактирами с громкими и колоритными названиями: Сибирь, Каторга, Пересыльный и другими. Бывало, придет какой сиделец, сбежавший с каторги в Москву тайно, так прямым делом туда. В трактир Сибирь или какой другой. Погуляет, поозорничает полгода или год, и опять сядет. Но уже в настоящую Сибирь. На Хитровке царил мир нищих, бродяг, преступников всех мастей и национальностей. В прошлом году на там открыли биржу труда, на которую прибывали безработные чтобы найти работу. Многие из них так и не найдя достойной, пополняли армию преступного мира, заканчивая пересыльным этапом и каторгой. Преступное царство было четко регламентировано по принадлежности и промыслу, а также личной матёрости. Так Иваны – это грабители и авторитеты у тюремных и каторжан. Храпы или Глоты, помогали Иванам, брались за любую работу если чувствовали выгоду и были вторыми по авторитету после Иванов. Они относились к деловым ребятам, которые работали по-крупному, с оружием. Игроки занимались азартными играми. Вернее, разводом на деньги и имущество пьяных и случайных лиц, веривших в собственную удачу. Огольцы, подрастающее поколение Хитровки, специализировались на мелких кражах с торговых рядов. Поездошники смело прыгали в экипажи и пролетки, быстро хватали у хозяев то, что плохо лежало, затем растворялись в толпе и переплетении улиц. Портяночники воровали по мелочам. Шапку или корзинку. Ширмачи были способны аккуратно вытащить кошельки. Да так что иной обыватель, замечал это только когда приходил домой, или когда хотел что-то прикупить. Форточники, умело забирались через форточки. Затем открывали квартиру и выносили все ценное имущество. Могли и вылезти обратным путем, предварительно передав самое ценное имущество пособнику. Ну и конечно, Марухи – цветы местной любви. Так как без любви не мог обойтись и этот весёлый мир. На Хитровке можно было купить все что угодно. В том числе и любого человека, для любой преступной деятельности. Можно было и продать все, что этой деятельностью добывалось или предполагалось к добыче заранее. Даже за несколько месяцев вперёд. О чём какой-нибудь обыватель и не догадывался, считая имущество своим. Причём совершенно напрасно, так как оно уже было продано, или проиграно в карты, или заложено. Но как не была опасна Хитровка, еще большим опасным местом являлась московская Треисподня, на Трубной площади. На этой площади находился известный публике, своей печальной славой трактир Крым. Там каждый первый гость заведения был преступник или начинающий преступник. Каждый второй искал этого преступника, чтобы нанять его на дело. В этом месте можно было найти любого специалиста преступного мира. Первый этаж был отведен под торговлю, второй и третий под ресторан где гуляли шулера, деловые люди и прочие весёлые и свободные от дел и требований государства люди. Но мало кто из обывателей знал, что под трактиром Крым, находился ещё два трактира. Так называемый, Ад – занимавший часть подвального помещения и Треисподня – располагавшаяся в остальной. В трактире Ад, публика была посерьезнее, обычный обыватель туда не заглядывал. Попытка пройти без надлежащих оснований для обычного человека могла закончиться увечьями или смертью. Еще сложнее было попасть в Треисподню. В неё допускались только, по особым словам, по знанию в лицо. Там собирались основные вожаки преступного сообщества. Разрабатывались новые большие криминальные дела, шла игра в карты по-крупному. На кону могли быть деньги в десятки тысяч. В этом заведении сеть ходов и подвальных помещений позволяла уйти от любой полиции. Евграф в этих «красивых» местах бывал несколько раз, но только с облавой. Ради профилактики и наблюдения ни разу. Дело было очень опасным и требовало личного разрешения Струкова. Прежде чем решиться на такое, нужно было создавать систему подстраховок. Свои особенности имела Марьина роща и Грачевка. В первом и во втором местах процветали воровские порядки, там и там находили прибежище воры всех мастей. Но Грачевка была особой, там были самые дешёвые притоны, собрались почти все самые прожжённые женщины легкого поведения, под охраной знающих жизнь и преступный мир «котов-сутенёров». Те, не только эксплуатировали их по женской натуре, но и через них выискивали клиентов для ограбления. Основное количество преступлений происходило в праздничные дни. Как правило, местные деловые люди готовили «наживу». Выбирали богатых и неосторожных купцов, мещан, замышляли мошеннические схемы. Приезжие ухари-налётчики захватывали эту наживу и в дальнейшем, естественно делились с местными. Все эти места были самой большой головной болью сыскной части. Все знали, что ворованное имущество и всевозможный преступный люд, надо искать именно там. Только проникнуть туда было сложно, да практически невозможно. Если и заводился какой агент, то жил он, как правило, не долго и умирал не своей смертью, а с чьей-то помощью. Не трудно догадаться, с чьей?

Глава 2 Пожар на Императорском заводе

Николаю Никифоровичу Струкову было пятьдесят пять лет. Ранее он служил частным приставом одного из семнадцати районов Москвы. Первым начальником сыскной части был назначен недавно, и еще не привык к должности. В штате сыскной части было всего тридцать восемь чиновников, надзирателей и помощников на всю семисот пятидесяти четырёх тысячную Москву. Со всеми жителями и приезжими. Добрыми и не очень. Тулин и Струков были знакомы около трёх лет. После ухода с военной службы, в звании штабс-капитана, Евграф был принят на службу в управление московского обер-полицмейстера на должность предусматривавшую присвоение статского чина титулярного советника. Через некоторое время его благополучно получил, что соответствовало его предыдущему армейскому званию. По долгу службы ему приходилось заниматься расследованиями уголовных преступлений. Часть города, которой руководил, пристав Струков была одной из самых криминальных и активных по части уголовных деяний. Поэтому служебные встречи были не редкими. Николай Никифорович родился в Малоярославце, калужской губернии. Карьеру свою сделал трудом и риском. Самодурством и высокомерием не страдал. Отношения у них, были земляческими, почти дружескими. Статус начальника сыскной части был приравнен к шестому разряду, согласно табелю о рангах. Соответствовал коллежскому советнику, в армейском звании полковнику пехоты или гвардии, что требовало обращения: «Ваше высокоблагородие». Но несмотря на то, чин Евграфа приравнивалась всего лишь к девятому классу и соответствовал титулярному советнику, это не повлияло на человеческие отношения между ними. Общались они без условностей. Когда вновь образованное сыскное отделение возглавил коллежский советник Николай Никифорович Струков, то он завёл строгие порядки. Требовал от всех на службе, и вне службы, вести себя скромно и прилично. Быть уживчивым по отношению к товарищам. С публикой и обывателем быть вежливым, предупредительным, готовым всегда помочь пострадавшим в особенности от действий злонамеренных лиц и всякого рода злодеев. Вознаграждения и подарки, принимать от частных лиц, которым была оказана помощь или содействие в достижении правоты, было запрещено. Бесплатно ходить в увеселительные учреждения, где обычно собиралась всякая праздная публика, если это не вызвано делами розыска, поиска преступников и всяких злонамеренных лиц, тоже запретил. Бесплатно ездить на извозчиках можно было только на основе специальных служебных билетов, и в целях служебной надобности. В отношении скромности, взаимоуважения, помощи попавшим в беду всё было понятно и предельно ясно. Так как в уголовном сыске люди подобрались сплошь отчаянные, уважающие друг друга и своё дело. Искренне помогающие обывателю и простой публике спастись от попыток лишить их жизни или имущества. Понимающие, что только соседнее плечо напарника, спасет от пули или ножа криминального завсегдатая злачных мест. Но, в отношении вознаграждения и бесплатного посещения публичных мест, использования извозчиков всё было сложно. Уголовный сыск требовал растрат. Как посетить трактир с целью негласного наблюдения и не потратиться? Как быть на празднике, в окружении публики с целью розыска преступника и представить билет в театр, приобретенный полицейским управлением? Как незаметно доехать до нужного, тайного места, предъявив извозчику служебный билет? Ни как! Подобных поворотов казуистики было предостаточно. Поэтому все делали вид, что неуклонно соблюдают установленный порядок, но делали по-своему. Так как требовали интересы борьбы с преступностью. Каждый крутился, как мог. Сам Струков ходил в форменной одежде, того же требовал от своих помощников по особым поручениям, за исключением работы по делам сыска. С этим приходилось смириться. В остальном, начальник был молодец, служащих от нападок прокурора оберегал и защищал, всячески заботился. Дверь из кабинета начальника открылась. Вышел полковник. Осмотрел строгим, надменным взглядом вставшего Евграфа, как бы оценивая на степень умелости и способности. С этой целью он даже остановился, напротив. Затем повернулся к Струкову, попрощался и убыл.

– Заходи, Евграф Михайлович! Рад видеть! Я вначале вызвал для отчета по поездке в Санкт-Петербург, но гость все планы перепутал и вам работу нашел! Но, думаю, что за неделю управитесь, – интригующее сказал он, пропуская его перед собой, в кабинет.

– Ждал тебя с утра. Поговорить хотел о Петербурге! Да полковник всё планы испортил. Появился, как снег на голову, – повторил начальник.

– Что за гость такой серьёзный и загадочный? На меня посмотрел, как купец на приказчика, – уточнил сыщик.

– Да, полковник из военного ведомства. С поручением от начальника главного оружейного управления. Вот поэтому и важный, на кривой козе не объедешь!

– Это и видно, штабной! – с сарказмом заметил Тулин.

– Сейчас расскажу. Давай чайку выпьем, заварил свежего иван-чая. Сейчас модно говорить – копорского, для гостя. А гость отказался! Ну и хорошо, сами выпьем!

Налив чаю обоим, продолжил: «Так вот дорогой Евграф Михайлович, в Туле большое происшествие! Дело какое-то тёмное, с большими последствиями. Что и как, гость не сказал. Скажу честно, обеспокоен лично начальник главного оружейного управления. Обер-полицмейстер в курсе событий. Скорее всего, через час или другой узнает и военный министр».

– Очень загадочно и интересно? – удивлённо сказал Тулин.

Отпив чаю, Николай Никифорович продолжил: «У них там произошел вчера пожар в правлении завода. Ущерб малый, однако сам начальник Императорского завода, генерал Василий Николаевич Бестужев, вышел с ходатайством помочь ему в расследовании. Очень взволнован. И дело совсем не в пожаре, а в утере каких-то документов, имеющих весьма серьезное значение для оружейного дела. Просит самого лучшего сыщика, непременно из Москвы. Кроме того, надёжного и порядочного, умеющего язык за зубами держать. Вот поэтому вопросу полковник и приезжал. Распорядительную промеморию привез за подписью начальника главного управления и обер-полицмейстера».

– И что там, в промемории? – уточнил сыщик.

– В этой самой промемории, предписано оказать полное содействие главному оружейному управлению и тульскому заводу в лице генерала Бестужева-Рюмина. Своей сыскной части у них пока нет и не известно, когда введут. Почему в полицию не обращаются, сказать не могу, может тайну хотят сохранить? Конечно, можно и отказать, дело явно не криминальное, но нам надо авторитет зарабатывать. Отказать никак не могу, тем более, когда такие вельможи просят помочь! Согласен с моим мнением? – уточнил Струков.

– Согласен. Уважение и почёт нам завсегда нужны! Только здесь, в Москве, кто сыском заниматься будет? Я все понимаю, только в толк не возьму, причем тут пожар, документы и наша сыскная часть. Где мы с вами, а где Тула с оружейным заводом? Мы же должны заниматься преступниками и порочными всякими деяниями в Белокаменной, – уклончиво ответил Евграф.

– Не учил бы ты Евграф отца на рыбалку ходить! Я как могу обер-полицмейстеру отказать? При его активном содействии сыскную часть создали. Нам его расположение как воздух нужно, а он друг Бестужева, а тому сор из избы выносить не хочется. Обойдёмся как-нибудь без тебя. Три месяца прожили же как-то? Ох, и самомнение, однако! Не строй из себя кисейную барышню, не могу и не хочу, не дозволю! Поэтому собирайся и поезжай, сегодняшним поездом, – несколько раздражённо, заявил Струков.

– Что с командировочными? Честно сказать, поиздержался в Петербурге. На что жить? В долгах! А в Туле, возможно розыск активно придётся вести! Опять же проживать где-то нужно, согласно чину. Авторитет столичного уголовного сыска поддерживать.

– Поиздержался! Авторитет поддерживать! В долгах! – засмеялся Струков, – ох и жук, ты Евграф. Небось на дам все деньги потратил. На Невском дорого сейчас дам прогуливать? Не волнуйся. Командировочные получишь на неделю. Кроме того, генерал Бестужев обещал все затраты компенсировать с полна, за счет завода. Выезд обеспечит личным извозчиком.

– Скажите, а кто в Туле начальник жандармского управления и как с ним отношения строить? Что мне делать с прокурорским и судебным следствием, если придется действовать быстро и тайно? – уточнил Евграф, обеспокоенный предстоящим заданием.

– Генерал Муратов Александр Иванович. Он там уже много лет. Собаку съел в своей работе. Человек сложный, всю жизнь в жандармском корпусе. Губернию в руках держит, там революционеров, всяких бунтарей особо нет. Спокойная губерния. Но хитёр, как лис. Приятельствуют с начальником завода, поэтому Бестужев всё решит, со всеми познакомит. Ну и не мне тебя учить, с твоим опытом, как вводить в заблуждение, при необходимости.

– Хорошо, – вздохнув сказал Евграф. – Уговорили ваше высокоблагородие. Есть в ваших словах могучая полицейская правда. Какие еще особые начальствующие указания будут?

– Не юродствуй, будь осторожен в общении. Хотя Тула город не перворазрядный, но знатных фамилий там много. Никогда не знать, на кого и на чьи интересы наткнёшься. Поэтому и особое отношение к тулякам! Много земель в губернии принадлежало еще первому нашему царю из рода Романовых – Михаилу Федоровичу. Избаловал их и государь наш, покойный, Петр Алексеевич, в свою бытность, – Струков перекрестился. – Упокой его душу, Господи! Поднялись да, взлетели многие.

– А кого больше опасаться и избегать? – спросил Евграф, с улыбкой.

– Это уж тебе решать, если впросак попасть не хочешь. Там проживают и бывают в губернии семьи многих вельмож. Некоторые имеют прямой выход на государя. Шутка ли, после Петра Первого, более трёхсот промышленников и купцов в серьезные люди выбились. Со многими лучшими домами России породнились. В первых людях империи значатся и влияние на обе столицы имеют. Глаз да глаз за ними нужен, самовольны весьма!

– Что так и передать генералу Бестужеву? Что за ним глаз да глаз нужен!

– Всё тебе хиханьки, да хаханьки. Когда ты серьезным станешь, одному Богу известно. Смотри амуры не крути!

– Так это мне и нужно! Может и женюсь как раз, на какой нибудь тульской княгине. Кривоногой и кривой! Но главное, чтоб деньги были, на то жалование которое вы мне платите, скоро ноги носить будет нельзя! А по внешнему виду скоро с хитровскими обитателями, сравняюсь. В трактир Ад, в любое время, пускать будут, – засмеялся Евграф.

– Не забывайся, титулярный советник. Это не я плачу, милостивой государь, и ты не приказчик у меня в лавке. Это тебе министерство платит! – подняв правую руку с указательным пальцем в верх, к потолку, сказал Струков. – Так, что все претензии к министру. Пей чай бывший штабс-капитан и не шути так.

– Что касается твоих амуров. Популярности у одиноких и обеспеченных дам, то все знают о твоих поклонницах. Пока сыском в Туле заниматься будешь, и мы от тебя отдохнём. Вернее, от твоих дам сердца!

– Неужели, эти поклонницы беспокоят сыскное больше, чем все подозрительные и беспаспортные лица Москвы?

– Меня не беспокоят. А общество наше волнуется, судачит! В сыскном все знают о твоей популярности у вдовы купца Сахорова и дочерей вдовы отставного генерала Корнюшина. О тебе слухи ходят, как о Дон Жуане в сыске.

Пока ты в Петербурге службу исполнял, ни одной не было на горизонте. Кстати, как они поживают? По-прежнему пирожками прикармливают?

– Николай Никифорович! Полно меня упрекать в том, в чём я не виновен и умысла никакого не имел. Дурь на дам напала, вот и взбесились, почем зря!

– Хорошо, убедил. Однако собирайся и сегодня же выезжай. Пока твои поклонницы не узнали, что приехал. Тебе все карты в руки, увидишь малую родину. Да и дело, я думаю, простое и нехитрое. Разберёшься в три – четыре дня.

– Хорошо, ваше высокоблагородие. Вы имеете дар убеждения, – улыбаясь ответил сыщик.

– Два дня даю дополнительно, на отдых. В том числе, на поиск подходящей княгини, хромой и косой. Таких долго уговаривать не надо, сразу замуж выйдет, как только узнает, что ты с сыскной части. Итого, почти неделя. Только смотри, чтобы самовары с чаем по ночам не предлагали в окна полицейского управления.

– Вот вам, Николай Никифорович, все неймется. Вроде бы и закончили, нет же опять вспоминаете старые истории! Все эти басни – полная выдумка болтливых и бездельных чиновников полиции. Я этих дам уже давно не видел и в их присутствии не нуждаюсь. От вдовы генерала съехал, когда в Санкт-Петербург был по службе направлен. А чтоб вы знали, Николай Никифорович, Дон Жуан – это придуманный герой! Вот был такой итальянский дворянин Мигель де Маньяра, у него действительно были победы у 640 итальянских, 100 французских, 231 немецких, 91 турецкой и 1000 итальянских дам.

– Ты, я чувствую, такими темпами, тоже скоро станешь Евграфом де Маньяром! – ответил Струков.

Дело в том, что Евграфу не везло с хозяйками съемных квартир. Вернее, более чем везло, но по-своему. Переехав в Москву после военной службы, он вначале снял дешёвое жильё. Комнату с обслугой и самоваром за сорок копеек в сутки. Прожив около года, Евграф понял, что Марья Ивановна, сорокалетняя женщина, пятипудового веса, испытывает к нему явно не материнские чувства. Евграф появлялся в своей комнате редко, пропадая на службе. Вначале это явно устраивало хозяйку. Но вскорости всё изменилось. Вначале она предложила ему столоваться у неё бесплатно, из уважения к его службе. Евграф согласился. С этого всё и началось. Купчиха начала кормить его все лучше и лучше. Пытаясь угодить изысками купеческой кухни. Но этим дело не закончилось. Через месяц стала приезжать в полицейское управление с пирожками, когда он не появлялся к столу. Тулин вначале избегал купчиху, но поняв, что это не изменит ситуацию, решил съехать с квартиры. Съезжал он под плач Марии Ивановны, которая упрекала его в бездушии и не человечности. Злые языки шутили в полицейском управлении о том, что иногда они вечером видят плачущую тень купчихи, которая протягивала самовар и блюдо с пирожками то в одно, то в другое окно полицейского управления, в поисках Евграфа. Не находя его, тень страдая, вытирала слёзы подолом платья, а зимой рукавом собольей шубы. Второй раз он поселился в меблированной, небольшой квартире доходного дома вдовы отставного генерала Корнюшина за семьдесят копеек в сутки, без столования и самовара, но с обслугой. Квартир всего было восемь. В одной, большой и хорошо отремонтированной, с отдельным выходом, проживала сама Анна Алексеевна с двумя дочерями. В остальных жила публика разная, но приличная. Чиновники и отставные военные. Хозяйке, вдове генерала, было за пятьдесят. Она благосклонно приняла нового жильца, а когда узнала, что он служит при полицейской части, снизила квартирную плату. Сразу на десять копеек. Как потом понял Евграф, в этом был свой особый коммерческий интерес. После этого доброго подарка, всем жильцам было рассказано о том, что он из полиции. Наверное, для того, чтобы обеспечить в доме порядок среди жильцов. Все усилия Евграфа по сокрытию своей службы, а он приходил в квартиру исключительно в гражданском платье, не бравировал местом службы и родом деятельности, оказались тщетными. Но это было только начало. Анна Алексеевна была женщиной строгой и педантичной, как положено вдове генерала, имела двух дочерей. Одной было двадцать шесть, а другой двадцать восемь лет. Они были почти ровесницами Евграфа. По обывательским нравам уже начинали считаться старыми девами. Евграф ощутил опасность, когда его пригласили на вечерний чай к вдове, где ему представили обеих. Нельзя сказать, что они были дурны, совсем нет. Но свобода была ему дороже. Он начал избегать общения с хозяйкой дома. Через несколько дней она, как положено жене генерала, перешла в наступление. Однажды возвращаясь домой, он увидел её гуляющую с собачкой возле дома, в слишком позднее время. В этот час прогулок раньше не было. Увильнуть не удалось. Увидев его, сразу пошла в атаку.

– Евграф Михайлович, милый, здравствуйте! Почему так долго? Не бережёте себя. А я знаю почему! Вы так поздно возвращаетесь с работы, потому что вам просто одиноко.

– Да нет, Анна Алексеевна, совсем нет. Дел много, скучать недосуг, – ответил, насторожившийся, Евграф.

– Вы такой положительный мужчина! Занимаете достойную должность в полиции. Потомственный дворянин. Так молоды, но уже титулярный советник!

Евграф от слов генеральши насторожился.

– Вам просто одиноко, нет родного гнезда. Вам надобно жениться! Я же вижу, что одна из моих девочек вам нравится. Ну же, смелее Евграф, решайтесь. Вы же смелый мужчина! – сказала она, строго смотря на Евграфа, так что даже собачка присмирела и тоже как показалось, с укоризной на него посмотрела.

Он еле ушёл, сославшись на недомогание и усталость. Поняв, что наступление на его холостяцкую жизнь началось, решил немедленно искать новые апартаменты. Но он недооценил генеральшу. Новое наступление началось к концу недели. Евграфа вызвал товарищ обер-полицмейстера Москвы и отеческим тоном пожурил за несерьезность жизни. Отсутствие ответственности перед Богом и обществом за создание семьи. Очень долго он рассказывал о порочности холостяцкой жизни. Евграф понял, что вляпался, и генеральша ввела в бой резервы. Неожиданно судьба спасла его и от Анны Алексеевны, и от товарища обер-полицмейстера. Спасло его то, что он по служебной необходимости отправился в Петербург, для оказания помощи местной полиции. Сам он квартиру не сдавал, не решился. Направил младшего чина рассчитаться за проживание. Он же забрал и вещи. Теперь он надеялся, что по прошествии трёх месяцев, генеральша нашла новый объект для атаки. Забыла про него, но опасения так или иначе, душу терзали.

– Давайте с Тулой закончим. Как съездил в Санкт-Петербург, всех ли народовольцев выявил, совместно с коллегами?

– Как их всех переловишь. У них своя философия, которая помогает им выживать в любых условиях, да хоть Нечуева взять, что он заявляет? Он проповедует, что у каждого идейного борца с царизмом, должно быть под рукою несколько помощников, непосвященных во все дела. Ими нужно умело пользоваться. На них нужно смотреть как на часть человеческого капитала, отданного в его распоряжение. Он должен умно тратить этот запас. Когда товарищ попадает в беду, надо взвесить пользу, приносимую им с одной стороны и трату сил на его спасение – с другой. Как выгодно, так и поступить! Хочешь и спасёшь, хочешь нет.

– И что ж, их самих это пренебрежение к самим себе не сердит, не обижает и не унижает? Ты же их насмотрелся в столице, революционеров этих? – уточнил Струков.

– Нет не унижает. Сами видите, покушение удалось. Исполнители, несмотря на угрозу смертной казни, нашлись!

– Покушение – это большие деньги и интересы многих богатых домов, сообществ, всяких сект. А философия – это мысли общества!

– Как хотите рассуждайте, но к обществу они пренебрежительно относятся, хотя общество это и не замечает, а отдельные члены болеющие революцией, только хлопают в ладоши не понимая, что их ждёт!

– Это ты опять о Нечуеве? Где ты этому поднабрался, что читаешь запрещённую литературу? – засмеялся Струков.

– Я много чего читаю, для пользы дела и запрещённую тоже. Да, хотя бы, опять же Нечуева взять. По его словам, общество состоит из категорий. Первая – это те, кто обязательно должны быть осуждены на смерть. Причём по его мнению, прежде всего, погибнуть должны именно те, кто наиболее опасен для революции. Чья смерть нагонит страх на правительство и общество. Вторая, те, кто помогает революции своей глупостью и жадностью, доводя народ до крайностей поведения против власти. Третья – личности без мозгов, но со связями, властью и большими деньгами. К ним отношение особое. Советует их шантажировать, овладев их грязными секретами, а потом доить как дойных коров.

– Дальше угадаю сам. Четвёртая – всякие карьеристы, которых можно использовать в своих целях. Пятая, и самая лучшая, они сами – главные разрушители. Но тоже, наверное, по категориям: болтуны и лидеры террористов. Причём болтунов, необходимо поймать на каких-то тайнах и скомпрометировать, что бы возврат к обычной жизни для них был не возможен. Так? – уточнил Струков.

– Почти правильно! Откуда знаете?

– Опыт, милейший, опыт. А что про дам-с, данный революционный философ говорит? Как их делит по категориям? Обычно их делят по красоте, деньгам и уму! – поинтересовался Струков.

– У него совсем другой взгляд, у него их три группы. Первая – глупые, но с возможностями в обществе и высоким неоправданным самомнением. Ими можно пользоваться, как третьей и четвертой категорией мужчин. Вторая – преданные, способные, но не дошедшие до истинного понимания общего дела, их он приближает к пятой категорией. И, наконец, последняя – настоящие товарищи, принявшие всем сердцем дело разрушения общества.

– Ладно, устал я от твоего напора и твоих категорий. Пусть их жандармское управление изучает. Результат каков, удалось искоренить заразу?

– Не уверен, они умны. Линия поведения у них очень простая. Проникнуть во все сословия и присутственные места. Затаиться и ждать сигнала для действий. Потихоньку разрушая систему внутри. Сколько их, этих революционеров, и где они засели, никто, кроме их самих не знает, – доложил сыщик.

– Жалко государя, какие реформы провёл! Отменил крепостное право, провёл финансовую, земскую, судебную и военную реформы. Да много чего сделал! И вот тебе на – благодарность народа, смертельное покушение, – вздохнул Струков.

– Я с вами согласен, меня не убеждайте! – ответил сыщик.

– Ладно, хватит о них, пусть жандармское с ними разбирается. Нам до себя дел много. О себе надо подумать, расскажи, как там у них в сыскном?

Евграф с удовольствием перешёл на новую тему разговора.

– Видите ли Николай Никифорович, само существование Санкт-Петербургской сыскной части с 1866 года, создало особую школу сыска, которой у нас пока нет. Но, я уверен, что под вашим руководством обязательно будет!

– Не льсти старику, не поможет тебе! Но продолжай, очень интересно!

Евграф продолжил: «В Санкт-Петербурге накоплен огромный опыт. Знания передаются от старших к младшим. Раскрываемость-половина преступлений, а то и больше. Наши соседи активно привлекают негласных агентов, которых у нас пока почти нет. Эти агенты есть везде. В гостиницах, трактирах, на постоялых дворах, вокзалах, базарах, банках и торговых рядах, местах проживания и работы проституток. Да и сами проститутки иногда поставляют информацию. В общем, везде, где есть возможность. Через этих агентов и получается информация о членах шаек. Кроме того, налажена система доносов, справок от различных лиц, преследующих свой корыстный интерес. Сбор слухов через дворников и швейцаров. На каждого чиновника по особым поручениям замыкается три надзирателя, каждый надзиратель имеет до десяти агентов и двадцати осведомителей. Кроме того, у чиновников по особым поручениям, свои агенты и свои осведомители для контроля надзирателей».

Евграф не стал говорить о том, что начальник имеет своих агентов и осведомителей для наблюдения за чиновниками по особым поручениям. Он подумал, что незачем старику знать такие тонкости сыскной работы, а то еще надумает внедрять их у себя, возьмёт всех под «колпак», в том числе и Евграфа. Он и так не прост. Не зря занял эту должность.

– А кто же у них негласными агентами работает? Денег то на это немного отпускается. Кто ж головой рисковать будет бесплатно? – спросил Струков, несколько удивлённо.

– Когда как, Николай Никифорович! Кто за совесть! Кто из мести! Кто по принуждению. Кто за прощение мелких грехов и преступлений. Кто за вознаграждение, а кто назло соседям и товарищам по службе. Они всех слушают, да привечают для пользы дела. Из всего этого вороха информации выбираю главное и нужное, в данный момент.

– Значит, всё по-прежнему. Или на голой вере или на человеческой подлости, – задумчиво, сказал Струков.

– Самое главное, что в Петербурге есть лаборатория, которой еще нет нигде в России. Эта лаборатория может исследовать орудия и предметы преступлений, жидкости, припасы, документы и многое другое.

– Ну и зачем, это баловство новомодное?

– Не скажите! Например, лабораторная экспертиза, может дать ответ, есть ли в пятне на одежде кровь или нет? Человеческая это кровь или животного, женская или мужская. Был отравлен пострадавший или умер сам. В общем многим может помочь для расследования.

– Ну а ещё, что у северян?

– Ещё имеется хорошая картотека фотографий преступников и личных данных. Роста, веса, особых примет, ну и всего другого. Что позволяет опознавать преступников при повторном совершении преступлений ими. Для розыска лиц применяются розыскные листки, которые раздаются всем заинтересованным. Активно используются телеграммы в губернские города для ускорения розыска. Нам надо тоже немедленно создавать свою картотеку. Да всего сразу не расскажешь. Подробный отчет подготовил, в канцелярии оставил для вас.

– Да, нам этот опыт надо перенимать, иначе как работать. Ладно, поезжай, время не терпит. Хоть и приятно с тобой поговорить, новости петербургские узнать, но надо дело делать. Я тоже поеду нынче, к обер-полицмейстеру, денег просить. Обещал он мне на развитие сыскной части. Да и к окружному прокурору надо заехать, доложить ему по планируемым облавам на Хитровке. С Богом! Поосторожней там в Туле. Если помощь понадобится, могу пару служащих в твоё распоряжение откомандировать, – закончил разговор начальник сыскной части.

– И вам, Николай Никифорович, удачи. Если что, телеграфирую. Честь имею, до доброй встречи! – сказал Евграф, встал и откланявшись, вышел.

Глава 3 Московские тайные гости. Секта

На одной из московских улиц располагался богатый, трёхэтажный дом купца Непогодина Артемия Афанасьевича. Несмотря на поздний вечер, около двадцати часов, окна особняка горели огнями. В дом съезжались гости. Каждые десять минут, в течение часа, к особняку подъезжал новый экипаж. Из коляски, с системной периодичностью, выходил гость и в сопровождении встречающего дворецкого входил в дом. Там он снимал верхнюю одежду, головной убор и проходил в большую гостиную с камином. Интерьеру гостиной мог бы позавидовать любой дворянский дом с богатыми историческим наследием и звучной фамилией. Окна были украшены тюлевыми, кружевными занавесками. Возле стен, обшитых панелями из дуба, стояли мягкие диваны, декорированные бронзой и перламутром. Стены украшали многочисленные фотографии в дорогих и красивых рамках, большие зеркала. В центре комнаты стояли небольшие высокие круглые столики со стульями вокруг них. На каждом столике имелось угощение. Обязательно: соки, квас в красивой стеклянной посуде, небольшой самовар с чайными чашками, варенье и сладости. Между столиками сновали несколько слуг, предлагающих гостям угощение. Все слуги были как на подбор. Молодые, от двадцати до двадцати пяти лет. Высокие, безбородые. Некоторые имели не пропорциональные по длине к телу руки. С тонкими голосами и лицами похожими на женские. Без внешней грубости и угловатости, свойственной мужчинам. Да и гости отличались общими особенностями. Все они так же были безбороды. Имели широкие дряблые лица, как у пожилых женщин. Фигуры тоже отличались дряблостью и полнотой. Однако, одежда была дорогой и безукоризненной. У всех присутствующих имелись золотые часы-луковицы и массивные перстни. На шеях были повязаны белые платки, обозначавшие чистоту помыслов и жизни. Первым делом, по прибытию в дом, гости по одному проходили для конфиденциального разговора в кабинет хозяина особняка, купца первой гильдии. При каждом был свёрток, видимо с деньгами. Задерживались они там ненадолго, около пяти минут. Для того, чтобы очередь не нарушалась, возле двери находился специальный слуга.

В гостиной дорогие, немецкие, напольные часы пробили двадцать один час. Дверь кабинета открылась. Вышел сам Непогодин Артемий Афанасьевич. Было ему около шестидесяти лет. Вся Москва знала о его богатствах и больших доходах. Денег на обустройство общественных мест он не жалел, поэтому числился в известных благотворителях. Лицо его, безбородое и дряблое, с обвисшими щеками выражало саму любезность и радость от встречи с давними товарищами. Руки были заведены за спину, отчего большой живот, казался ещё более огромным.

– Все в сборе, рад, рад! Ещё раз здравствуйте, милые мои голуби, уважаемые купцы. Прошу ваше степенство отужинать. В столовую, друзья мои, братушки, в столовую. Там и обсудим, за столом, все общие вопросы. Всё уже накрыто, всё ждёт вас, други сердешные, – громко сказал купец первой гильдии и пригласил жестом гостей в следующее помещение.

Гости степенно прошли в столовую. Спокойно, с чувством высокого достоинства заняли места, без разделения по чину. Видимо, все они были равными между собой. Хозяин занял центральное место во главе. Большой стол на десять человек был заставлен различными блюдами. На столе имелись рыбные паштеты, различная холодная рыба, соленья, белые грибы в сметане, различные пирожки, ананасы, дыни, персики и многое, многое другое. Только мяса и мясных продуктов не было. Красиво возвышались дорогие сосуды, только не с вином, а чистой водой и напитками. Все сели и установилась тишина.

– Братушки – братики, белые голуби мои ненаглядные, предлагаю вспомнить батюшек-братушек наших главных. Селиванова Кондратия Ивановича, Шилова Александра Ивановича, которые не умерли, а вознеслись на небо. Прочесть наставления их, – нараспев провозгласил Артемий Афанасьевич.

Гости встали и приготовились слушать. Лица у всех собравшихся были серьёзны и высокомерны. Слуги, сновавшие по столовой, замерли там, где, кто стоял. В доме наступила тишина.

– Завещал наш Великий Кормчий, белый голубь, Кондратий Иванович, о жизни и вере, в своих заповедях. Все их знают, да давайте вспомним вновь некоторые слова нашего искупителя. Во-первых, живите чистотой и работайте со страхом, радуйтесь с трепетом. Во-вторых, примите наказание нашего учителя-искупителя за благо и имейте между собой искупительную любовь. Верьте учителю-искупителю. А где любовь, там и Бог. И где совет, там и свет. В-третьих, бойтесь женской лепости и не заглядывайтесь братия на сестёр, а сёстры на братиев. Удалите ключи ада и жизнь ваша станет святой и сладкой. Ибо присутствие похоти и желания является грязным. В-четвёртых, не входите в праздные разговоры. От этого не столько душе подмога, сколько внутреннее смятение и тревога. У иного сердце заболит, да овин с пшеницею сгорит. Поэтому, при беседах надо со страхом и трепетом нашу службу и веру продолжать. Так надо от чужих людей молчать, как будто в гробу лежать. В-пятых, не за лепостью умом своим бежать, а частотою мыслей, думы украшать. Как говорил и завещал наш Великий Кормчий, лепость человеческой душе пагубна. Лепость яко вселютейший змей, всю вселенную пожирает, к вере не подпускает и от веры отвращает. Мучили и лютовали над нашим учителем. В Туле распинали его, голову сургучом обливали. В других местах, тюрьмах и ссылках издевались над плотью его, а он ради нас страдал. Сто тюрем обошёл, а нас нашел и к вере привёл. Будем братики сердечные верны ему. За дело наше, верное, не страшитесь ни темниц, ни кандалов. Тайн наших, никому не рассказывайте, тому и учеников своих учите. Помните всегда, при ходьбе, поворачивать направо, если в этом необходимость имеется. Так как наше дело правое, а если не получится, то замолить такую ошибку как можно скорее нужно. В этом большой смысл укрыт. Вина не пейте, мяса не ешьте, мирских песен не слушайте, ругательных слов не произносите. Имени дьявола не говорите. А уж если необходимость будет, заменяйте это имя, словом враг. Отвечайте, братушки, как учителя велели, – встав, громко проговорил Артемий Афанасьевич.

Общество, находящееся за столом, встало, и громко пропело:

«Прости нас вся небесная сила, прости земля, прости солнце, простите звёзды, простите озёра, реки и горы, простите все стихии небесные и земные. Мы заграничные воины небесного царя постоянно, днём и ночью, исполняем волю учителей-искупителей».

– Приглашаю к столу. Друзья, братушки мои, предлагаю начать с ушицы из стерлядки. Вносите угощения для дорогих гостей, разлюбезных наших белых голубей, – приказал слугам хозяин, после совместной скороговорки.

Гости одобрительно зашушукали. Слуги засуетились. Внесли уху в фарфоровых супницах. Разлили по тарелкам.

– Вино нам в тягость. Не наш это напиток, а срамных людей, жизнью обиженных. Давайте за Кондратия Ивановича и Александра Ивановича, поднимем чистой водицы и изопьём. Они, конечно, в другой жизни видят, как их знания в души людей вошли и закрепились. Пусть их души спокойно покоятся, а учение и вера процветает, – громко сказал хозяин дома, встав и подняв высоко над собой красивый хрустальный стакан с водой.

За ним такие действия повторили и все присутствующие. Затем, пригубив воды, гости присели за стол и начали угощаться. Некоторое время все молча и сосредоточенно кушали хозяйское угощение. Слуги сновали тихо и уверенно, подливая уху, убирая пустые тарелки, подливая воды и соков. Меняя полотенца на коленях присутствующих. После ухи прозвучал новый тост.

– Братушки, разлюбезные. Потом, за чаем, обсудим наши беды и радости, пути и дороги. Но сейчас скажу спасибо вам за веру вашу, которую вы в людях сеете. Придет время, и армия в сто сорок четыре тысячи соберётся и придёт. Придет и наведёт порядок на нашей земле. Будет вершить праведный и честный суд. Давайте братушки, вспомним всех неправедно отправленных в каторгу и посаженных в тюрьмы. Но мысли наши и мечты сбылись. Нет больше государя Александра II. Погиб, пораженный праведной бомбой. Много он нас преследовал, но время его закончилось. Все вы знаете, не без нашей помощи свершилось правосудие на земле, – радостно заявил «Главный Кормчий-купец» и призвал всех пригубить бокалы с водой.

– Позволь Главный Кормчий, стих прочесть про Великого Кормчего, Кондратия Ивановича. Не откажи, – спросил хозяина один из присутствующих.

– Читай, читай родимый. Спасибо, что помнишь, – с лицемерной улыбкой заявил Непогодин.

Купец с большим животом и покрытыми маслом, завязанными волосами на затылке встал и тонким голосом, со слезами на глазах прочёл:

«Одни верные детушки станут вспоминать;

Станут они вспоминать, плакать и рыдать,

А неверны детушки станут забывать,

Станут они забывать, в землю зарывать;

Немного останется во моём саду,

многие заблудятся во темном лесу.

Без поры без времечка, завянет мой сад.

Забыли вы, детушки, мои словеса,

Обманули, детушки, слабы телеса.

Помните, детушки, мои наставления-страды

Вы названы, детушки, живые сады».

После этого, заплакав, сел на место. Общество одобрительно зашумело в поддержку, выражая одобрение его чтением. Некоторые улыбнулись, пряча презрение, к читавшему, в уголках губ.

– Спасибо тебе, Кондратий Михайлович. Пусть на орловской земле такого не произойдёт. Пусть вера убеления всегда будет процветать. А жеребцы мирские пропадут пропадом. Давайте за это и выпьем водицы, – заявил Артемий Афанасьевич и вновь призвал всех пригубить бокалы с водой.

Насытившись, гости вальяжно развалились за столом. Слуги быстро убрали со стола ненужную снедь и вино. Накрыли по-новому. Появились вычурные сладости, чай и напитки. Компания приступила к серьезному разговору. Беседу вёл хозяин, Артемий Афанасьевич.

– Вот что, братушки! Начну я с наших дел и расскажу о них. Надо принять общие решения, как нам в разных местах единую волю нашей общины проводить. Как приблизить наш праздник и праведный суд над пропащими людишками-жеребцами. Хочу сказать, братушки, что новые осветлённые приходят и принимают печати, проходят огненное крещение. Однако мало. Мало мы трудимся. Надо бы подумать и больше денег вкладывать в крестьянских деток. Давайте назначать разрезных агентов из самых лучших братушек. Пусть ездят по сёлам и деревенькам, рассказывают крестьянам о нашем процветании. О веровании нашем, призывают прекращать грехи, принять огненное крещение, побороть плоть человеческую. Особенно, надо деток в истинную веру приводить, тогда и община будет молодой и вечной. Денег надо давать отцам и матерям. Если они не хотят в истинную веру убелиться, тогда пусть детей отдают. А вы им деньги за это. Что скажите, братья? – уточнил купец.

– Правильно ты, Главный Кормчий, говоришь. Верно советуешь! Я уже так и начал у себя в Калужской губернии делать. Двух братьев назначил. Денег дал. Сами они лицом пригожие и румяные, одеты красиво. Образованы и говорливы. Люди им верят. Но аккуратно надо. В начале присмотреться, приглядеться. Понять, чем дышат, чем живут. А потом уж и предлагать. Только огненное крещение не в сёлах проводить надо. Если погибнет такой малец, беда будет. Или денег надо будет дать в десять раз больше или вообще полиции выдадут. Тогда каторга. К себе надо вывозить, в тайные места, там и убелять. Если удачно проходит, то приживаются эти бывшие крестьянские детки. Родителей и не помнят. А что им помнить, стол сытый. Одежда справная. В поле работать не надо, – встав, высказался один из гостей.

– Вот, прислушайтесь братья! Так всем делать надо. Чем больше ваши корабли в губерниях, тем больше в империи флотилия! Может есть еще какие советы? Кто желает сказать слово мудрое? – уточнил Артемий Афанасьевич.

– Есть, батюшка, Главный Кормчий. Я вот что у себя, во Владимирской губернии, делаю. Один наш брат специально на ростовщичестве служит. Тем, кто в долгах и расстройствах хозяйства находится, предлагает принять первое убеление. Многие соглашаются. Приглашаем на радения. Такой человек посмотрит, посмотрит и решится на первое убеление. За это мы его долги прощаем или выкупаем эти долги у неправедных. А там, за первым убелением, и второе. А когда второе, уже и греха нет. Так как всем известно, нет удесных близнят, нет причинного места, нет и греха. За это мы ему денег на своё дело даём. А чтобы всё получилось в коммерции и в торговли, брата-наблюдателя ему приставляем на год-два, – поделился своим путём привлечения в общину, владимирский купец.

– Вот братья вам и путь! Молодец, настоящий Кормчий, – удовлетворённо, похвалил выступавшего Непогодин Артемий Афанасьевич, – кто ещё поделиться мудростью?

– Можно я, – заявил рязанский «Кормчий».

– Говори, Иван Михайлович, говори. Будь добр, сердечный! – поддержал хозяин дома.

– Мы, батюшка, Главный Кормчий, вот как делаем. По солдатикам смотрим. Они, служивые, бедствуют. Тяжело им, горемычным. Служба, лямка солдатская тяжёлая. Хочется им отдушину иметь. Приближаем мы их, подкармливаем. Семьям помогаем деньгами. Они к нам и отходят. Многие уже оскопились. Первую печать на себя наложили. Уверовали в нас и наши помыслы.

– Это правильно. Ещё покойный учитель наш Александр Иванович Шилов пример нам показал хороший, когда в ссылке в чужой стороне был. Он смог одним праведным словом унтер-офицера, который его охранял, в веру обратить и тут же убелить. Лишить его греха плоти. Там, в Шлиссельбургской крепости, многим повезло из рук самого Александра Ивановича веру почерпнуть. Человек десять он подверг огненному крещению, а то может и больше. Ни власти, ни надзор остановить праведное дело не смогли. Надо все возможности использовать. Учитель наш, Кондратий Иванович, за свою долгую и праведную жизнь сам собственноручно больше ста человек огненному крещению подверг.

– Как в Орле, Кондратий Михайлович? Как у вас дела идут. Много ли новых членов на корабль вошло? Поделитесь, поучите всех. Может, полезно будет кому из присутствующих? – спросил, «Главный Кормчий», купец Непогодин.

– Что касаемо солдат, займов и крестьянских детей, то у нас на это работа налажена. Но у нас, батюшка, ещё и два постоялых двора имеется. Мы, конечно, очень осторожно себя ведём, но всё же умудряемся корабль пополнять. Девок красивых мы наняли на обслугу, вместо половых. Вначале долго с ними беседовали, к истинной вере приобщали. Смогли, приняли они огненное крещение первой печати. Теперь привлекают молодых, да ретивых. Тех, которые больны лепотой женской. Пообщаются с месяц, другой с девицами, а потом и соглашаются на первое огненное крещение. Оно-то, плотскому, не особая помеха. Где первое, там и второе. Через грех к святости идём. Вот так-то батюшка! – ответил орловский «Кормчий».

– Это не по правде учения. Это отступление от заповедей братушек и искупителей, Селиванова и Шилова, – заявил один из приглашённых.

– Что ж тут неправильного? Всё правильно, если новые члены прибывают в круг корабля, – ответил Артемий Афанасьевич, – а скажи, Кондратий Михайлович, как проводите крещение? Много ли гибнет людей?

– Нет, батюшка, не много, за этот год только одного похоронили. Умер, не приходя в себя. Человечек у меня появился, веру крещением принял. Немного в медицине понимает. Огненное крещение проводит быстро и чисто. Заживает быстро всё, что у мужиков, что у баб. При этом настойки всякие использует, с ядовитыми грибами, волчьей ягодой, болиголовом. Иной человечишка заснёт, а проснётся уже на пегом коне.

– Молодцы! Берите пример братья, с голубей орловских. Я тоже поделюсь московским знанием. Скупаем мы все воровские вещи из драгоценных металлов, для этого специальных скупщиков держим. Переплавляем через наших ювелиров и продаем жеребцам мирским, доход хороший. Монеты старого чекана за бесценок скупаем, а затем на серебро её. Цена в изделии в два раза, а то и в три против покупочной возрастает. Посмотрите у себя, кто такой порядок не завёл, может подумать пора об этом.

– У нас в Костроме давно так, – заявил один из гостей-купцов.

– Вот видите, Илья Прокопович, давно своим умом дошёл до разумной мысли. Да, братья нам осторожными быть нужно. Дам я всё же наставления вам, хотя уверен, что и сами всё знаете. Однако напомню всё же. С чужими, жеребцами и кобылицами, надо таясь себя вести, в свои дома да в душу не пускать. Собак держите, да и ворота на замке. Ставни особо открывать не нужно, мирской человек-жеребец всегда на чужое добро с завистью посматривает. Меж собой ссоры сразу пресекать, а то иной раз свой общинный, братушка, из-за злобы или обиды пакость может задумать и сделать. Женщины, принявшие веру и огненное крещение, под надзором должны быть. Баба она завсегда баба, язык впереди ног бежит. Осторожней с властями. Вспомните уважаемого моршанского купца Птицына. Всё у него было. Денег куры не клевали. Общество признавало и наградами баловало. Но жена одного из братушек, известного своей любовью и преданностью вере, предала его. Три девицы, которых он ввёл в веру, родителям рассказали, а те Тамбовскому губернатору донесли. Не помогли ни расшитый золотом мундир бургомистра, ни регалии почётного жителя и гражданина, ни деньги, пожалованные на благотворительность. Понаехали враги с жандармского управления и где он сейчас? Умер в ссылке, на каторге. Пострадал безвинно за веру и огненное крещение. Деньги все потерял, хозяйство разрушилось. Как завещали наши учителя, богатство наше наследовать должны только те родственники, кто принял веру, и имеют «печати». Если нет таковых, пусть наши братушки, белые голуби, завещают всё духовным братьям по вере. Детей меньше заводите. Говорите братьям о том, что от них одно разорение, учите слабых и заблудших. Так наши батюшки-искупители Кондратий Иванович и Александр Иванович, нам завещали. Чужих детей для нашей веры хватит. Молитв ничьих не читайте. А когда в церквях бываете, не слушайте, и братьям с сёстрами наказывайте. Помните, ни гиены огненной и нет терзаний после смерти.

Ещё долго беседовали гости за столом, обмениваясь новостями. Много было высказано советов и пожеланий. Наконец-то, вечер начал подходить к концу. Все темы были изложены и переговорены. Артемий Афанасьевич встал, и подал знак сидевшим. Разговоры затихли.

– На этом наше собрание предлагаю окончить. Всем спасибо за оказанную денежную помощь, всё пущу на развитие нашего дела, да на подкуп властей. Предлагаю, братушки, остаться ночевать у меня, под каждого комната подготовлена. Под каждого слуга имеется. Если нет желания оставаться, то мои экипажи стоят у ворот, числом десять. А на дорожку или на отдых, давайте нашу любимую песню-стих послушаем в исполнении нашего молодого братца. Именно ту где говориться о нашем батюшке Кондратии Селиванове и его встрече с Императором Павлом Первым. Не послушал он искупителя, вот и умер насильственной смертью, – закончил Артемий Афанасьевич и подал знак слугам.

Вошёл молодой парень в хорошей одежде и сосредоточившись начал петь тонким голосом кастрата:

«Загорюнился без отца, царь без веры и креста!

Подошёл к нему братушка, белый, белый голубушка.

Он не умер ведь, а жив, во Иркутске всё блажит.

Сорок лет в страдах он жил, очень много он тужил.

Царь сердцем встрепенулся, на отца он ужаснулся.

И заплакал, затужил, всё собранье нарушил.

Послал скорого гонца, отыскать свого отца.

Скоро это сотворил, отцу двери растворил.

Он вошёл со бурным бухом, а сам гордо говорил:

«Сотвори мою ты волю. Я имею власть теперь.

Отдам скипетр и венец, коль ты мне родной отец».

А наш батюшка-искупитель, проглаголал с высоты:

«Ты послушай молодец, что греху я не отец.

Я затем сошёл с небес, разорить грехи в конец.

Чистоту буду любить, хочу грех весь я, погубить»».

Последнее четверостишие присутствующие за столом пропели вместе с певцом. Встав и положив руки на плечи друг друга. Пропели трижды, тонкими фальцетами, раскачиваясь из стороны в сторону. Затем певец продолжил:

«Тут царь жёстко осерчал, забыл первый свой начал.

Затворил он крепко двери, сильно, грубо закричал:

«Не хочу быть в твоей вере, а за этот, за смешок,

А пошлю-ка я тебя в каменный мешок.

Батюшка-искупитель, кротким гласом повестил:

«Я бы тебя простил, воротись ко мне ты Павел,

Я бы жизнь твою исправил.

Царь гордо и надменно отвечал: «Божество в тебе,

я не замечал. Лучше бы ты промолчал».

Не стал слушать и ушёл, да покоя не нашёл.

Наш батюшка, своим сердцем, горестно воздохнул.

Правой рученькой вокруг себя махнул:

«О земная клеветина! Вечером твоя кончина!

Изберу себе слугу, царя-бога на кругу!

И отдам земную царску справу, кроткому царю.

Я тронами и дворцами Александра благословлю.

будет верно управлять, властям воли не давать!»»

Последнее четверостишье, опять подхватили гости, и вновь, встав, вместе пропели три раза. Затем степенно простившись с хозяином, убыли в дорогие московские гостиницы, чтобы отдохнув, с утра убыть по домам: Ярославскую, Владимирскую, Рязанскую, Орловскую, Калужскую, Тульскую и другие губернии. В гостеприимстве и экономии денег они не нуждались, все были очень богатыми людьми. Одними из самых богатых в государстве. Остался только один гость. Хозяин проводил всех, поцеловал на прощание, обнял. Гости грузно и медленно закинули тучные, обрюзгшие тела в экипажи. Безбородые кучера с провисшими щеками, бодро заскочили на козлы. Не мешая друг другу, получив приказ от клиентов, сидящих в экипажах, начали разъезжаться по улицам Москвы. Хозяин, проводив их, вернулся в столовую.

– Давай, братушка, поговорим по душам. Всё ли получилось, что обсуждали раньше? – уточнил Артемий Афанасьевич.

– Всё получилось, удачно всё. Бумаги у меня. Поможем нашим братьям в изгнаниях и искупителей наших вытащим из ссылки. А многих и из тюрем удастся освободить. Деньги тоже готовы. Кому передать? – уточнил оставшийся гость.

– Посмотрим, как воспользоваться. Прямой шантаж правительства не применить никак. Много больше врагов наших, чем друзей. Но аккуратно попробуем. А если не получится, то передай вместе с деньгами все эти бумаги курьеру от братьев из Румынии. Там сейчас самая активная борьба разворачивается. Глядишь, и придет из этой страны огненное крещение на всю нашу державу.

– Хорошо, так и сделаю. А что, уже известно, когда Верховного Кормчего выбирать будут? – уточнил гость.

– Зачем тебе беспокоиться об этом, живи спокойно. Может, сам желаешь стать Главным Кормчим? – подозрительно уточнил Непогодин.

– Куда уж мне. Рылом не вышел.

– Оставайся на ночлег, у меня всё готово, – предложил хозяин дома.

– Нет, не останусь. Поеду в гостиницу. Завтра с утра дел не в проворот. Надо встречи провести по коммерции. Так что, давай прощаться, Артемий Афанасьевич. До доброй встречи вновь! – ответил гость на любезное предложение хозяина.

– Как знаешь.

Гость степенно собрался, попрощался с хозяином и в сопровождении слуги вышел из дома к ожидавшему его экипажу. Артемий Афанасьевич, дождавшись ухода последнего гостя, прошёл к себе в кабинет. Закрыл дверь на замок. Подошёл к шкапу, открыл дверцу и достал из тайного места открытую бутылку дорогого белого вина, Шато Дикем, от вин Бордо. Налил себе, до полна, высокий красивый фужер и сразу выпил. Затем, с удовольствием посмотрел на девять кучек денег, лежащих ровными рядами в шкафу. В каждой было не менее ста тысяч. Его предприятие, под названием «скопческая ересь», давала отличный доход и позволяло влиять на многие губернии в центральной полосе, да и по всей России. А в друзьях у него имелись министры, генералы, судейские, и даже члены сената. Налил ещё и снова залпом выпил.

«Покуда людская глупость не извелась, будем жить и процветать. Глупость и невежество тёмное, иногда получше всех мануфактур и заводов денежки приносят. Коль попал какой крестьянин, аль мещанин или купчишка в общину, то обратно после огненного крещения ему не выйти. Никому он такой не нужен. Вот и остаётся у него только один соблазн, деньги копить и приумножать. И нам, таким как он Главным Кормчим, толику отдавать за спокойствие от властей и возможности хорошей коммерции», – с большим внутренним удовольствием подумал Артемий Афанасьевич Непогодин, купец первой гильдии и почётный московский житель.

Затем, он вновь налил в бокал вина, но не по края, как ранее. Бутылка закончилась. Подошёл к шкапу, взял новую. Открыл и долил до краев. Присел на дорогой кожаный диван и отпил немного из бокала.

«Больно уж самостоятелен последний из гостей, своенравен. Давно уже в общий котёл не платит, под всякими предлогами свою линию гнёт. Не задумал ли чего? Может, сам желает Главным Кормчим стать? А что, устранит меня и станет, денег у него много. Надо бы поосторожней с ним. Усилить охрану нужно, чем чёрт не шутит! Скоро на общий сход-корабль собираться надо. На юге будет проходить. Их, Главных Кормчих всего-то двенадцать. Надо будет обсудить один вопрос. Может, пора уже забыть немного про этих шутов-плутов, основателей-искупителей, Селиванова и Шилова. Выбрать нового Великого Кормчего. Пусть кто-нибудь из двенадцати при жизни с небес спустится и станет Великим или Верховным. Может, самому попробовать? Нет, мороки много и рискованно, такого власти точно не потерпят. В каторгу угонят, и деньги здесь не помогут. Но выбрать такое существо обязательно надобно, что бы дело процветало!» – с этими мыслями Артемий Афанасьевич спокойно допил вино и прилег на диван, подложив под голову удобную подушку.

Через минуту он заснул и снилась ему красивая и обнажённая женщина.

Глава 4 Извозчики и воры. Поездошники

Выйдя от Струкова, Тулин прямиком направился в свой кабинет и принялся собираться, времени до отправления поезда было не много. Большая часть личных вещей находилась в служебном кабинете, остальная у одного из близких товарищей, на квартире. Новой квартирой, по приезду из Санкт-Петербурга, он еще не обзавелся, помня свой несколько неудачный предыдущий опыт по съёму жилья. В этот раз он решил подойти к этому вопросу более осторожно, боясь провокаций «охотниц» за его свободой. Поэтому, пока ночевал в недорогой гостинице, недалеко от полицейского управления. Взял всё необходимое, в том числе уложил в саквояж револьверы, запас денег, накладные бороды, усы, другие приспособления для грима. После этого уточнил задачи подчиненным надзирателям. В целом, сборы были недолгими.

Выйдя из полицейского управления поймал извозчика и выехал на вокзал, надеясь приобрести билеты и сегодня же убыть в Тулу. Пока ехал, вспомнилась недавняя история. Накануне его поездки в Санкт-Петербург вел он интересное дело. За один месяц в сыскную часть обратилось четыре купца с жалобами, что их ограбили прямо в экипаже извозчика. Сюжет ограбления везде был примерно похож. Некие молодые и наглые люди, обычно двое, запрыгивали в экипаж и под угрозой оружия одного из них отнимали бумажник и саквояж. После ограбления воры быстро соскакивали и пока ограбленный купец начинал орать от страха и унижения, жалея своё добро, исчезали в ближайшей подворотне. Все купцы были известные и уважаемые граждане своих губерний. Один из Орла, два из Калуги, один из Тулы. временно проживали по торговым делам в Москве. Расследование поручили Евграфу. Под особый контроль это дело взял лично окружной прокурор. В Москве было около десяти тысяч извозчиков, содержащих коляски. Коляской назывался открытый экипаж с откидным верхом. Разновидностью коляски были брички, дрожки, пролетки, линейки, фаэтоны и ландо. Городские извозчики разделялись на «Ванек», «Лихачей» и «Живейных» – это среднее между «Ваньками» и «Лихачами». Кроме того, были легковыми и ломовыми, то есть грузовыми. Легковые, могли быть биржевыми, то есть ожидавшими пассажира в определённом месте. Рабочий день начинался с шести утра и продолжался по пятнадцать и более часов в сутки. Лошади работали через сутки, а извозчик каждый день. Днем поездка стоила примерно час-шестьдесят копеек, а ночной час-девяносто. За ожидание платили особо, по договорённости. Согласно требованию градоначальника Москвы вблизи дорогих гостиниц, мест присутствия, трактиров, театров стояли особые, лакированные экипажи, с красивыми лошадьми. «Ванькой» назывался как правило бедный, полунищий крестьянин, приехавший на заработки в город, из ближайшего уездного города губернии. Лошадь у него была плохенькая, сбруя и экипаж скудный. Жизнь и того хуже. Каждый день его обирал городовой и хозяин извоза, у которого он держал постой. Клиенты у него были не богатые и только ночью ему удавалось заработать, но с риском для жизни. В том числе, катая «деловых» людей. «Ванька» за поездку брал от тридцати до шестидесяти копеек. С «деловых», конечно, больше – за риск. «Лихач» был в другой категории. У него, как правило, была хорошая молодая лошадь и щегольской экипаж на пневматических шинах-дутиках. Он работал на себя, мог выбирать между клиентами того, кто был ему выгоднее. На таких экипажах ездили офицеры, кавалеры с дамами, богатые купцы. Их выбирали и авантюристы различных мастей, им было очень важно обмануть бдительность купца или какого другого богатого человека, подчеркнуть своё финансовое положение. Нанимали и «деловые люди» для того, чтобы быстро покинуть место преступления. Трудиться начинали с обеда и до утра, с мыслью поймать достойного клиента, искателя ночных приключений, кутежа или разврата, покидающего с дамой ресторан, трактир или театр. Особо ценились экипажи с откидным верхом, так как в них отдыхающие господа с дамами могли не бояться взглядов публики. Такие экипажи нанимали на всю ночь. «Лихач» работал по-крупному, поездка стоила до трёх рублей, а то и выше. В среде «Лихачей» наиболее ценились «Голубчики», имевшие на своих экипажах наборы колокольчиков, приятно звеневших при езде, развлекающих звоном клиента в коляске, заодно отпугивающих публику. Обычно начинавших поездку выкриком: «Эх, кони-голуби, не подведите, с ветерком прокатите!» или что-то похожее.

Занявшись поиском грабителей купцов, сыщик сначала изучил письменные описания двух преступлений, которые были составлены ранее, до передачи дела ему. Затем побеседовал с двумя из купцов. Теми, которые еще не уехали из Москвы после ограбления, а остались в Белокаменной, надеясь вернуть свои деньги. Проведя эту несложную работу, он понял, что все ограбления похожи. По его мнению, работали, умелые Поездошники. К сожалению, купцы, занятые своей коммерцией, были не внимательны и не могли рассказать некоторые детали ограбления: как выглядел экипаж, особые приметы извозчика, лошади и экипажа. Вначале Евграф попытался разыскать извозчиков по номерам, каждый их них имел номер на экипаже и на спине. По описанию купцов, номера были разные, и то только двое из купцов их запомнили. Сыщик немедленно проверил номера, указанные купцами. Выяснилось, что под этими номерами работали заслуженные «Лихачи», не вызывающие подозрений, положительно характеризующиеся обществом извоза и публикой. Имеющие стоянки возле дорогих трактиров и имевшие извозные книжки в полном порядке. Описание извозчиков в случаях ограблений показывало, что их одежда ничем особым не отличались от общепринятых норм. Во всех случаях они выглядели стандартно, согласно распоряжению городской управы Москвы. Имели на голове форменный невысокий цилиндр с пряжкой, высокие сапоги и установленный желтый кушак. Только в одном случае кафтан был красный, что означало извозчика первого разряда. В трех случаях синий, что в свою очередь означало второй разряд. Видимо, синий кафтан из-за экономии денег приглянулся жадноватым купцам более красного, так как поездка по второму разряду была значительно дешевле. Все купцы жили в двух первоклассных гостиницах. Орловский и тульский купцы – в Славянском Базаре, что на Никольской улице. Калужане в Париже, что на углу Тверской. Поездка у всех четырех была схожей, гостиницы-вокзал. Но места ограбления были каждый раз новые, однако, всегда рядом с большим количеством проходных дворов. Сыщик понимал, что несмотря на дружбу отдельных извозчиков с «деловым людом» с Хитровки или с каких-то других мест, настоящие извозные на такое откровенное преступление не осмелятся. Скорее всего, в ограблении участвует шайка Поездошников, под руководством какого-то Ивана. У него возникла мысль проверить, не было ли какого хищения месяцем ранее. В трактирах, которые посещали извозчики для того, чтобы поесть и покормить лошадь. Или на постоялом дворе, у хозяина, который давал и лошадь в прокат и место для ночлега. С этой целью Евграф проверил все книги в полицейском управлении и выяснил, что кража была. Украли хороший лакированный фаэтон, ночью, от трактира, оставив лошадь на месте привязи. Хозяин в это время находился в трактире. Это событие наталкивало на мысль, что извозчики в этих ограблениях не участвовали. А фаэтон давно уже перекрашен и переделан. Фаэтонов в Москве больше тысячи, как узнать, какой краденый, а какой нет. С лошадью сложнее, её могли узнать на улице, в трактире или на постоялом дворе, поэтому лошадь не тронули. Это только кажется какому нибудь обывателю, что лошадь или собака не узнаваема. На самом деле, каждая лошадь имеет свою морду и особые отличия, повадки. Евграф решил действовать «на живца», так как другого способа не видел, не будешь же сверять жетоны или проверять извозные книжки у каждого, из несколько тысяч извозчиков, которые занимаются развозом клиентов от гостиниц Москвы или других присутственных мест. Он подумал, что Поездошники грабят не простых купцов, а тех, кто с большими деньгами уезжают из Москвы, а для этого нужно было им иметь своих людей в обеих гостиницах. На этом, после доклада Струкову, и решили сыграть. Легенду продумали до мелочей. В её основе значился купец, который был должен получить деньги за ранее проведённую удачную сделку. Время выбрали утреннее. Местом проведения облавы на банду определили Малую Никитскую. Она находилась между Большой Никитской и Гранатным переулком. Там, возле церкви Георгия Победоносца, можно было заблокировать выезды со стороны Большой Никитской и Гранатного переулка очень быстро и просто. В то же время, можно было сидеть в засаде, вблизи места операции, незамеченным и скрытым от лишних глаз. Струков план утвердил, но с изменениями. Потребовал не рисковать так открыто и бесшабашно. Купцов решили сделать двух. Евграфа стал купцом-«модником», создав представление, что он сын богатого купца из Нижнего Новгорода, который не имеет счета деньгам и достаточно легкомыслен в поведении. Отцом назначили пожилого сыскного надзирателя Егора Егоровича Кротова, его вид не требовал изменений. Круглое лицо с большой бородой с проседью, седоватые прямые и густые волосы на голове, нависающие над глазами строгие и толстые брови, проницательный, тяжёлый и жёсткий взгляд глаз, кряжистая мощная фигура с короткими и широкими кистями рук подходила под образ купца полностью. Реальных похожих семей было предостаточно. Отец в такой семье носил старое русское платье, а сын был «модником», наряжаясь по европейской моде. От отца постоянно пахло табаком, а сын пользовался духами. Поселиться вначале решили в Славянском базаре. Деньги собирали со всего сыскного отделения, так как на такие затеи бюджет был не предусмотрен. Можно было бы, конечно, получить деньги на операцию от обер-полицмейстера, но для этого полагалось исписать несколько прошений. Кроме того, имелось опасение, что в конце концов, кто-нибудь продал бы эту тайну на Хитровку, там она, распространяясь с огромной скоростью, нашла бы свои «уши» в обществе Поездошников или контролирующих их Иванов. Итак, поселились в хороших, дорогих номерах. День как полагается, проспали. Вечером «отец» остался в номере, а «сын» пошел кутить в ресторацию при гостинице. Евграф много не пил, но болтал много, стараясь привлечь к себе внимание, расширить круг знакомств. Особенно много разговаривал с официантами, выходя покурить в курительную комнату. Демонстративно доставал дорогие и модные папиросы фабрики Мангуби, предлагал их желающим. Окружающим он рассказывал одну и ту же историю, но каждый раз по-новому. О том, что за поставку соли в Москву с Нижегородской ярмарки должны они с отцом получить большую сумму денег. Когда его спрашивали: «сколько же денег?». Он широко открывал глаза или наоборот закрывал их и многозначительно говорил, что это тайна. Но гораздо больше, чем любой министр за два года зарабатывает. К закрытию ресторации за ним пришел «отец». Который, как и заведено было в подобных семьях, имевших сыновей-лоботрясов, расплатился за молодого повесу. Добротно дал на чай официанту и практически взашей вывел «сына», игравшего золотую купеческую молодёжь, в номер гостиницы. На следующий день переехали в гостиницу под названием Париж, под предлогом того, что «отцу» стало стыдно за своего «сыночка» и он опасается за его «язык». С этой целью, с утра перед переездом, уже Егор Егорович беседовал с официантами в ресторации Славянского базара и прочим обслуживающим персоналом. В ходе разговоров задавал им вопросы. О чем его сын-лоботряс разговаривал вчера, какие секреты, не дай Бог, выдал публике? Уточнял, как тот себя вёл и не опозорил ли купеческую семью. При этом качая головой и жалея себя рассказывал, сколько сил вкладывает в своего «сына», чтобы обучить торговому делу. Сыщик надеялся, что он и надзиратель сделали все, чтобы молва о купце с сыном-глупцом, приехавшими в Москву за деньгами, распространилась в гостинице. В Париже, поступили по-другому, в ресторацию пошли вместе, но создали впечатление, что теперь отец не отпускает сына от себя ни на шаг. Спиртного пили мало, сидели недолго. Но в курительной комнате Евграф вел себя по-прежнему, особенно он начинал рассказывать свои истории, когда туда входили люди из обслуживающего персонала для уборки. Егор Егорович весь следующий день потратил на расспросы у персонала гостиницы, как доехать до Малой Никитской и как там найти церковь Георгия Победоносца. Когда его спрашивали причину поездки, он всем объяснял, что должок там у него имеется. Выезд за деньгами наметили на следующий день на семь утра, для чего поручили нанять хорошего извозчика до улицы Никитской и обратно служащему гостиницы. Утром, в установленное время, к радости Евграфа стоял экипаж, подходящий под описание. На козлах сидел извозчик в синем кафтане, тоже соответствующий описанию ограбленных купцов. Рядом, для прикрытия, стоял кабриолет, где кучера играл агент сыскной части Лёшка Мурзин. Как только они тронулись, он с одним из агентов, обозначавшим пассажира, последовал на некотором расстоянии от них. На улицу Никитскую ехали быстро. Москва была пустая, публики было мало. На Никитской к ним подъехал экипаж, из которого вышел переодетый полицейский и передал сверток, якобы с деньгами. Долго и громко извиняясь за просрочку денег и доставленные неудобства. Прощание после передачи денег шло длительно и с заверениями всеобщего уважения и дружбы, приглашениями посетить должника в его родном доме, на Ордынке. Должник уговаривал выпить водочки и познакомить молодёжь в целях соединения капиталов. Кротов играл как в театре, обижался, ругался, грозился, крестился, но в конце концов приглашение принял. На взгляд сыщика, сцена была сыграна безукоризненно. Сам он продолжал изображать «глупого» купеческого сына, то бестолково улыбаясь, то обижаясь, то кривляясь, показывая различные ужимки, когда разговор зашёл об объединении капиталов, то есть предстоящей женитьбе. Как только они взяли сверток, после отъезда должника и сели вновь в фаэтон, якобы намереваясь выехать в гостиницу, к ним быстро подбежали двое Поездошников. Цель у них была явно очень простая – этот свёрток отнять, но были встречены двумя пистолетами. С двух сторон на улицу уже въехали экипажи с сыскными чинами. Было задержано двое грабителей и подручный переодетый кучером. Несколько позже, и двое официантов, по одному с каждой гостиницы, которые снабжали информацией Хитровку. Деньги, ценные бумаги, саквояжи с вещами были возвращены купцам, но не полностью за минусом растрат в ресторанах и гостиницах. Не вернули и часть денег, которые воры уже успели потратить, но купцы и этому были несказанно рады.

Вот в таких раздумьях сыщик подъехал к вокзалу. На Курско-Нижегородском вокзале билеты во второй и третий класс уже были распроданы, пришлось потратиться и взять за восемь рублей билет в первый класс на поезд дальнего следования, Москва-Курск, в смешанном вагоне «микст». Хотя служебные поездки для выполнения заданий полицейского управления оплачивались только во втором и третьем классе. Но это поручение оплачивал оружейный завод, поэтому Евграф решил не церемониться.

Евграф вошел в поезд рано, как только начали запускать пассажиров. Двухцветный вагон был новым и современным. С 1879 года по требованию ведомства Министерства путей сообщения Российской империи все вагоны имели свой цвет: первого класса – синий, второго – жёлтый или коричневый, третьего – зелёный, а четвертого – серый. Вагоны смешанного типа красились в два цвета, соответствовавшие классу. Сыщик еще помнил, что, когда в семидесятых годах ему пришлось съездить в Санкт-Петербург с секретными документами, донесениями и поручениями командования, в период войны с Турками на Кавказе, вагоны первого и второго класса были несколько другими. Тогда для размещения пассажиров имелись диваны, которые предоставлялись на двоих пассажиров. Конечно, никто не хотел спать с незнакомым человеком, поэтому приходилось спать полусидя или полулежа, укрываясь или верхней одеждой, или шарфами. Обычно, вместо подушки под голову приспосабливали саквояж или одежду. Сейчас же в купе имелся огромный мягкий диван, напротив стояли кресла, весело сверкало зеркало. Внутренняя отделка отличалась изысканностью расшитых занавесок, полированного красного дерева и инкрустацией.

Глава 5 Поездка в Тулу. Странный пассажир

В вагоне еще не было ни одного пассажира. Кондуктор указал место. Впереди была поездка в родные места, туда, откуда начался его путь в жизнь. Удобно расположившись в купе первого класса, Евграф начал читать шестой том книги графа Толстого: «Война и мир», взятой с собой. Однако, прочтя несколько страниц отложил её. Невольно вспомнил обучение в военной гимназии в Туле и последующую службу в действующей армии. Евграф Михайлович считал себя туляком отчасти. Кроме рождения в Тульской губернии особо больше с Тулой ничего не связывало. Судьба сыщика не жалела, но и не бросала. Родился в старинной дворянской семье. Отца практически не помнил. Будучи на военной службе, отец погиб в одной из многочисленных Турецких войн Российской Империи XIX века. Семья значительно обнищала, то и оставалось, что дворянское положение, которое не давало ни денег, ни особых привилегий. Да небольшой дом в близи усадьбы Астебное, Тульской губернии. Матушка, женщина строгих правил, замуж больше не вышла, несмотря на предложения поклонников. Когда Евграфу было десять лет, скончалась. По всем правилам жизни, ничего хорошего обнищавшего сироту в жизни не ждало. Так бы и мотаться ему по дальним родственникам и везде считаться «лишним ртом». Ближних родственников не осталось, а дальние были ничем не богаче Тулиных. Однако, сделав его несчастным, судьба, подарила первую удачу и перспективу жизни. Ему повезло. Благодаря патриотическому порыву тульского дворянства, ещё в 1801 году решено было в Туле создать учебное заведение для небогатых, но подающих надежды мальчиков из хороших дворянских семей. В канцелярии Тульского губернатора был разработан проект устава создаваемого учебного заведения и представлен для рассмотрения и утверждения Императору Александру Первому. Решение было положительным. Известный тульский промышленник, Андрей Родионович Баташев, пожаловал вновь созданному училищу большой двухэтажный дом, с подвалом на набережной реки. Недалеко от Александровского училища стоял храм во имя Святителя Николая Чудотворца, Никола – Зарецкая церковь или Никола Богатый, как называли её в народе. Церковь эта была построена сыном Никиты Демидова, Акинфием. В дальнейшем училище стало Александровским кадетским корпусом, а затем Александровской военной гимназией. В 1866 году вообще было сокращено и переведено в город Орел. Евграф успел проучиться в Туле всего два года. После сокращения военной гимназии продолжать учебу пришлось во второй Московской гимназии. Затем Евграф закончил Александровское пехотное училище в 1872 году, проучившись в нем два полных года. По окончанию училища был выпущен по первому разряду, с присвоением звания подпоручик. Со старшинством один год. Направлен в действующую армию. Крымский, 73-й пехотный, Его Императорского Высочества Великого Князя Александра Михайловича, полк. По выпуску получил от государства револьвер, шашку и бинокль. В роте, в которую он прибыл, было 226 солдат и офицеров. Состояла она из четырёх взводов. Каждый из взводов состоял из четырёх отделений под командованием унтер-офицера. Кроме того, в роте имелись горнисты, сигналисты, барабанщики, носильщики, кашевары, рабочие по кухне, вольноопределяющиеся и четыре денщика. Офицеров было четверо, штабс-капитан – командир роты. Один поручик и двое подпоручиков, одним из которых и был Евграф. Обычно, взводами командовали унтер-офицеры. Но тогда, когда необходимо было провести сложное занятие или выполнить боевую задачу, тогда к командованию приступал один из младших офицеров роты. Поручик исполнял обязанности заместителя командира роты.

Каждому офицеру был положен денщик. Прежний не понравился Евграфу своими вороватыми глазками и повадками. Нового денщика он выбрал сам, из родных мест, крепкого мужика с Венёва. Вновь назначенный денщик был неграмотен, зато отличался хорошей хваткой, преданностью, чистоплотностью и смелым характером. Денщиком при холостом офицере мечтал стать практически каждый солдат, так как постоянно в строю или в казарме находиться было не нужно. Да и жизнь была сытнее, время для личных нужд оставалось.

Тишина вагона способствовала возвращению в далекие годы службы на Кавказе и Кавказской войны. Мысли текли плавно и спокойно. Переживания и страдания, которые он перенес, сейчас казались далекими и не реальными. Тем не менее, память сама выдавала события далёкой давности. Евграф с теплотой вспомнил Степана-денщика, с которым он провел вместе столько лет. Теперь, став значительно старше, он понимал сколько работы было у него. Надо было почистить, а иногда и починить сапоги или мундир. Навести порядок в жилище, купить необходимые продукты. Узнать из приказа по полку, нет ли у вашбродия дежурства или другой какой задачи. Ночных стрельб или патрулей, а то и выхода в горы. Если есть, то куда и зачем? Подготовить всё для дежурства или выхода на задачу. При всём при этом не забыть и себя. Так как в бою или при наряде в горы место денщика рядом со своим офицером.

После окончания училища молодому офицеру императорской армии приходилось думать о себе самому. Как содержать незамысловатое офицерское хозяйство, как распределить получаемые за службу деньги. На что справить себе приличный вид. Так как обмундирование он получил от училища первый и последний раз. Теперь же пошив надо было править самому. Деньги были не малые. Мундир стоил около шестидесяти рублей. Сапоги около двадцати рублей. Фуражку можно было приобрести за семь, а погоны за три рубля. Кроме того, деньги нужно было распределить на взносы в полковую кассу офицерского собрания, на покупку снаряжения, вечно приходящего в негодность, на полковые праздники. Правда, выплачивались караульные и столовые выплаты, но они были не большими. Обязательно часть денег шла на то, чтобы пустить «пыль в глаза» местным красивым девушкам-казачкам своим внешним видом и подарками. Надо было и угостить товарищей хорошим вином, да и мало ли на что могут уходить деньги у молодого человека. Но, все равно, это была особая, настоящая жизнь и она нравилась. Степан корил его за расточительность и неумелое ведение офицерского хозяйства. Отсутствие заботы об обмундировании. Вообще, приучал его к экономности. Со временем, Евграф отдавал ему часть денег полностью доверяя, чтобы отвязаться от него и не беспокоиться за жизнь на целый месяц. До 1876 года служба проходила в нескончаемых дежурствах по охране станиц, сопровождении различных обозов, освоении новых территорий, обустройстве укреплений. Постоянно происходили стычки с непокорными и гордыми горцами. Служба была интересной, один день не был похож на другой. Кавказ затягивал своей необычностью и неповторимой красотой в обычаях, взаимоотношениях, красоте мест, своем укладе службы и воинской жизни. Все было не так, как в центре России. Здесь, на Кавказе, был постоянный риск для жизни, поэтому отношения были проще и честнее. Небольшая прибавка к денежному содержанию не окупала тяжёлых условий жизни. Однако офицеры, привыкшие к тяжелой службе на Кавказе, не особо стремились в центр России. В большинстве своем они имели прегрешения перед империей и светским обществом. Поэтому и были сосланы на Кавказ. Кто проигрался в карты, кто-то ударил начальника, кто-то залез не в ту пастель. Отдельные просто хотели риска. Незаметно прошло четыре года. Евграфу было присвоено звание поручик. В 1876 году «запахло» войной. Полк был передан в состав Эриванского отряда с расквартированием в губернском городе Эривань. Губерния состояла из семи уездов и большого количества волостей и поселений в которых проживало более восемьсот тысяч жителей. Все говорили о приближающейся войне с турками за Балканы. Евграф посчитал, что если война случится, то она будет одиннадцатой войной России с Турцией. Более шестидесяти лет Россия воевала с Османским Султанатом. Одну войну от другой иногда отделяло чуть больше двадцати лет. Но думать об этом было особо некогда. Рота в составе полка готовилась к войне, совершала многокилометровые марши, располагалась на ночные ночлеги лагерем. Готовила оружие, припасы, тренировалась к действиям в атаке. Полк вошел в состав Эриванского отряда, который в свою очередь входил в состав действующего Кавказского корпуса. Отряд получил приказ овладеть населенными пунктами Баязетского санджака, губернии в Османской империи. В апреле Крымский 73-й пехотный полк перешёл границу Османской империи в составе Эриванского отряда и направился к небольшому городу Баязет. В составе полка выдвинулась и пехотная рота, в которой исполнял свои обязанности поручик Евграф Михайлович Тулин. По данным вышестоящих штабов и лазутчиков-пластунов, против Эриванского отряда могло действовать до десяти тысяч человек при пятнадцати орудиях. Силы Турецких войск находились в разных населённых пунктах. В самом Баязете находилось не больше двух батальонов пехоты и шестидесяти всадников. Всего около тысячи семьсот человек с шестью орудиями. Узнав о приближении русских войск, турецкий гарнизон спешно покинул город. Губернатор спас только свой гарем и движимое имущество. Жители встречали русских солдат хлебом и солью. Евграф гордо шел по улицам освобождённого города, чествуя себя героем. Это была его первая настоящая война. Рота Евграфа расположилась в цитадели, бывшем дворце одного из сановников Османской империи Исаак-Паши. На следующий день после захвата он и ещё несколько офицеров вышли в город с разрешения полкового командования. Город напоминал лабиринт с одноэтажными домами азиатского типа и примыкавшими к домам заборами. Двухэтажных домов было совсем немного. Имелись три армянские церкви, две мечети на шесть тысяч жителей. По окраинам расположились прекрасные сады. Несмотря на войну, на базаре шла бойкая торговля армянскими, турецкими и персидскими товарами. Русские офицеры разглядывали товары, с гордостью и не торгуясь покупали безделушки и восточные сладости, посматривая на местных красавиц, тщетно пытаясь с ними познакомиться. В городе, задержались не долго, около недели. Затем, в составе основных сил двинулись на запад Османской империи, вглубь Турции. В крепости был оставлен уменьшенный гарнизон в составе одного батальона пехоты и сотни казаков. Боевые действия в дальнейшем были незначительными. Все больше отличались перемещениями войск и захватом, практически без сопротивления, мелких населённых пунктов. В мае все изменилось, командование Эриванского отряда приняло решение усилить гарнизон Баязета и заменить начальника гарнизона. Новым стал командир батальона, 73 пехотного Крымского полка, подполковник Григорий Михайлович Пацевич. Происходил он из обычной простой обер-офицерской семьи с Полтавщины. Чего и не скрывал. Даже гордился, так как всего в жизни достиг сам. На Кавказе придворные чины и родовые звания играют мало роли. Постоянный риск службы создает новые знаки отличия, такие как порядочность, щедрость, верность и многие другие. Службу он начал с унтер-офицерства, вначале в артиллерии, затем продолжил в пехоте. За боевые действия получил последовательно все чины до подполковника. Служил он достойно, впечатляющим был и наградной список. Григорий Михайлович был кавалер пяти боевых орденов, имел четыре медали за войну на Кавказе. Покойная супруга оставила ему на попечении пятерых малолетних детей, поэтому каждый рубль он экономил, направлял в семью. В мае две роты Крымского полка, подчинённые подполковнику Пацевичу, прибыли в Баязет. Расположились в крепости, в ожидании действий. Прежний комендант подполковник Ковалевский был оставлен в крепости для командования частью сил пехоты. Сторожили гарнизона искренне, переживали о замене коменданта. Прежний, Ковалевский, по своим заслугам был офицер уважаемый. Орденов достаточно, и служил достойно. В офицерской среде ходила молва, что Ковалевский слишком дерзок с командованием, всегда имеет своё мнение. А Пацевич дружит со многими чинами в Кавказской армии. Офицеры разделились на два лагеря. Те, которые пришли с Пацевичем, стояли горой за него, те что служили с Ковалевским, высказывали недовольство Пацевичем. В конце мая Пацевич собрал офицеров на совещание. Довел о том, что в районах близких к крепости сосредоточено около тридцати тысяч турок и курдов. Имеются орудия. Поставил задачу отряду в составе двух сотен Уманских казаков и двух сотен милиции на разведку боем. Как потом рассказывали очевидцы, отряд вступил в бой с превосходящими по численности конницей курдов, но смог оторваться и практически без потерь вернулся обратно. Жизнь в крепости становилась всё сложнее. Обстановка нагнеталась. Денщик Степка, который ходил на местный рынок с другими денщиками, рассказывал, что местные жители становиться дерзкими и больше не кланяются по каждому поводу. Цены поднимают, высказывают недовольство присутствием Русской армии. Армянское население в страхе всё больше пряталось и избегало публичной радости от взятия крепости русскими войсками. В полночь шестого июня Пацевич вновь собрал всех офицеров на военный совет. На котором общим обсуждением старших офицеров было принято решение провести дальнею рекогносцировку главными и наиболее боеспособными силами гарнизона. В них вошла и рота крымского полка. Впервые, на офицерском военном совете, Евграф по-другому посмотрел на ситуацию двойного командования и понял, что ни к чему хорошему это не приведёт. Подполковники не желали друг другу уступать, «собачились». Мнения по выходу на рекогносцировку разнились. Ковалевский, обвинил Пацевича в том, что ему надо выслужиться. Нужны награды для себя и для начальников, приславших его в крепость. Упрекнул, что награды в этом случае могут дорого обойтись отряду, смертями и ранениями солдат и офицеров. Он утверждал, что рекогносцировка не нужна, все сведения и так имеются. Какая разница сколько противника, главное, что его в десять раз больше чем войск в крепости. Поддержки ждать не от куда, необходимо готовиться к обороне, надо думать, как защитить мирное население в городе. Пацевич не соглашался. Мнения разделились, но в конце одним голосом победил Пацевич. Евграф практически не спал в эту ночь. Раздумья и переживанья не давали заснуть. Он думал о том, какая же глупость, иметь в одной крепости двух командующих. Ему тоже не нравилось решение Пацевича. Оно было с позиций военной науки бездарным и глупым. Что такое, около двух тысяч солдат и казаков против тридцати тысячной силы противника, рассеянной в полевых лагерях вокруг крепости. Да и вообще надо готовиться к осаде, подумать о мирных жителях, запасах продовольствия. Если и действовать, то методом засад и партизанских рейдов, используя информацию от лазутчиков. Война на Кавказе приучила его к осторожности, здесь всё необходимо было продумать прежде, что-то решить. До зари отряд в составе четырёх рот пехоты, трёх сотен казаков и четырёх сотен милиции выступил из Баязета по направлению Байской дороги. В авангарде и по флангам двигались казаки. В тылу милиция, в средине пехота. Двигались уверенно. Пацевич был весел. Ковалевский двигался отстранённо, как бы выполняя приказ, всем видом показывая пренебрежение к командам и решениям Пацевича. На расстоянии примерно семнадцати верст от крепости, произошла первая встреча с противником. Курды появились неожиданно, но казаки, не страшась, атаковали отряд противника. Стычка закончилась перестрелкой казаков с врагом. Пехота не участвовала, наблюдала из далека, обсуждая действия одной и второй стороны. Противник отошёл, солдаты с улыбками обсуждали трусов курдов, настроение приподнималось. Прошли еще версту, противник не мешал. Вдруг Евграф увидел, как впереди по всему горизонту пространства свободного от гор, на расстоянии взгляда, появилось большое количество конницы, которая стремительно приближалась. Конница начала обходить отряд справа и слева, не уменьшаясь по фронту. Курды неслись с криками и ветер доносил их истеричные и продолжительные, устрашающие крики. Стало страшно, Евграф услышал команду штабс-капитана: «Отходим братцы, Пацевич приказал, отходим братцы!». Рота начала отходить назад по направлению к крепости, отстреливаясь и на ходу перезаряжая оружие. Показалось, что ущерба противнику, от их стрельбы нет. Тулин тоже стрелял, сейчас лучше было стрелять, чем не стрелять. Выстрел в противника вызывал какое-то спокойствие в душе. Как будто посылая пулю в противника, ты посылаешь проклятье, которое может спасти тебя от угрозы смерти. Курды продолжали приближаться, воинственные вопли становились всё ближе. Стало понятно, еще половину часа или час, и отряд будет окружён. Уже начали появляться убитые и раненные. Упал солдат его роты, второй солдат. Евграф приказал их забрать и нести в крепость. Через час отступления отряд оказался окружённым с трёх сторон. Пацевич объявил, что он передаёт командование Ковалевскому. Кто-то обрадовался вслух, кто-то не скрывая выругался, но строй заметно подтянулся и начал более активно хвататься с противником. Курды начали стрелять с фронта и с флангов. Появились еще больше раненных и убитых. Был ранен в живот подполковник Ковалевский, который руководил отходом. Евграф делал своё дело, то, что ему предписывал устав. Командовал и стрелял, отгоняя от себя страх за собственную жизнь. Количество раненых и убитых все больше увеличивалось, увеличивалось и количество носильщиков. Казаки авангарда и те, которые находились по флангам, вынуждены были спешиться и раствориться в пехоте. Офицеры и солдаты устали, отступление длилось более часа. Прошли больше двадцати пяти верст, наступало безразличие. Курды нападали, выискивали самых слабых в передних шеренгах и рядах, безжалостно рубили. Огонь не прекращался. Количество нападающих увеличивалось. Казалось, что отряд никогда не вернётся в крепость, весь погибнет в отступлении. Евграфу уже автоматически отдавал команды. Следил, чтобы не допустить хаоса, иначе если прекратить огрызаться, то неминуемо зарубят всех. Солдаты вели себя героически, стреляли, отбивались штыками, тащили убитых и раненых. Пацевич молчал, он давно уже передал командование Ковалевскому, а когда того ранили не захотел принимать обратно. Он отступал, не кланяясь пулям, но и не управляя строем. Никто не обращал внимания на него, каждый сжался в ожидании неминуемой смерти, но паники не было. Мужество было высоким, сильные поддерживали слабых, а слабые заряжались смелостью от бесшабашных. Но Господь спас остатки служивых, отступающие с изумлением увидели всадников на конях. Вначале показалось, что это турки. Отстреливаясь и отступая, практически бегом, на подкашивающих ногах от усталости и морального напряжения, Евграф не забывал наблюдать за приближающейся конницей. Вытерев пот со лба и глаз, он понял – это милиция.

Кто-то из казаков, подтвердил его мысли, криком: «А ну братцы, дадим этим с… жару. Милиция идет!»

Казаки «пьяные» от своей бесшабашной удали и боевого «угара» вновь воспаряли, вскочили на коней. Вот уже сотник начал выстраивать боевой порядок. Были они страшны в своей храбрости и удали и казалось, что сам черт им брат. Перекрестились и пошли на курдов, не считая сколько их и не заботясь о своей жизни. Преследуя только одну цель – не опозорить свои станицы и родной полк. Милиция сходу столкнулась с курдами и началась сечь. Прибывшие дрались храбро и смело, но даже не вооружённым взглядом отступающих, было видно, что среди них много молодёжи. Смелой, отважной, но не обученной. Защищая отход раненых и пехоты, они гибли, но гибли и курды. Многие группы противника начали искать пути отхода. Трусливо избегать встречи в бою, не желая связываться с неизвестно откуда появившимися милиционерами. Евграф, как и другие офицеры, начал поторапливать солдат. Отступление ускорилось, но при этом всё равно продолжали стрелять в курдов, стараясь не навредить милиции и казакам. Казаки, продолжали собираться, группируясь десятками и полусотнями, намереваясь поддержать эту силу, внезапно появившуюся неизвестно откуда и неизвестно по просьбе какого Бога. Это был отряд Эриванского конно-иррегулярного полка во главе с командиром полковником Исмаил Ханом Нахичеванским. В отряде было около пятьсот всадников. Атака отряда милиции спасла отряд Баязета. Около двух часов отряд Исмаил Хана сдерживал противника и практически весь погиб в бою. Много потеряли товарищей и казаки. Наконец-то, вошли в крепость. Отступающие растянулись почти на две версты. Раненых вынесли всех, судя по количеству тех, кто вернулся, две трети от первоначального отряда были или ранены, или убиты. Пальба вокруг крепости продолжалась, стреляли курды и турки, стреляли в спины из-за укрытий местные жители, которые решили поддержать курдские отряды. Обстрел крепости продолжался весь день. Она была обложена с трёх сторон, началась осада. Постепенно уменьшались рационы воды и продуктов. И она продолжалась почти месяц. Евграф с содроганием и горечью вспомнил все те тяготы и лишения. Каждый день хоронили солдат и офицеров, не хватало воды и еды. Порция воды к концу осады равнялась одной столовой ложки на человека. Когда один раз прошел дождь, за все время, воду набирали во все посуды. Набирали даже в форменные сапоги. Что бы выжить, ели молотый ячмень, приготовленный для лошадей. К концу осады забили несколько оставшихся артиллерийских лошадей. Вода была рядом в ручье, который находился в шестидесяти шагах. Но турки завалили его трупами людей и лошадей, и держали под перекрёстным огнем. Редко кто из смельчаков, рискнувших добыть воды, возвращался живой. Двадцатого июня, к полудню, после длительного обстрела, курды бросились на штурм. Евграф совместно с солдатами и казаками стрелял прицельно, внимательно выискивая жертву в рядах противника, так как не хватало патронов. С разрешения нового командира гарнизона, полковника Исмаил Хана Нахичеванского, четыре офицера и около сотни охотников решились на вылазку в город, чтобы отбросить курдов от стен крепости и позволить мирным жителям сбежать или укрыться. Среди них был и Евграф. Задачу они свою выполнили. С этой вылазки вернулась треть всех, кто в ней участвовал. В конце июня всё кончилось, так как подошли резервы. Оставшихся защитников спасли. Жаль, оба коменданта погибли героически в ходе борьбы за крепость!

Раздумья Евграфа прервались. Поток воспоминаний остановил вошедший пассажир. Он был необычным своей одеждой и внешним видом. Одет был по-купечески, но с некоторым фарсом, что редко встречается у провинциальных купцов. Одежда представляла смешанный стиль между старым купеческим и новым, модным. Такое смешение стилей можно было увидеть не часто. На своем полном теле имел серый дорогой сюртук из блестящей шерстяной ткани, с тремя застёжками, хотя общепринятым было четыре. По отвороту лацкана сюртук был обшит шёлком, по современной моде. Пуговицы были маленькие и обшитые матовым шёлком. Жилет был штучным, шёлковым с красивым теснённым узором. Пуговицы на жилете были перламутровые, под ним была атласная, вышитая по вороту косоворотка. На голове надет дорогой картуз из люстрина, шерстяной ткани с хлопком. На ногах были «крюки», сапоги, у которых головка составляла единое целое с сапогом. Для этого головки подобных сапог специально вытягивали на фабриках. Было слышно, как они скрипели при ходьбе. Это означало, что новомодная обувь была заказана у серьёзных мастеров за немалые деньги. Между подошвой и стелькой вшита специальная прокладка из бересты. Как положено пожилому человеку, сапоги он носил без каблуков, что тоже было расточительством. Всё в этом человеке говорило о достатке. В руке у него имелся саквояж дорогой кожи с белыми, отдающими серебром застежками. Евграф вспомнил о своем потрепанном и улыбнулся. Необычному пассажиру было около шестидесяти лет, внешне он был достаточно крепок, хотя излишне полноват. Лицо было бабьим, морщинистым, безбородым и бледным. Глаза пытливо и подозрительно осмотрели вагон. Затем он поприветствовал Евграфа, кивком головы с явной лицемерной улыбкой. Прошел на свое место и оказался справа от Евграфа, через коридорчик вагона. Снял сюртук, повесил в установленном месте, поставил саквояж, расположился. Присев, начал смотреть в одну точку вагона перед собой о чем-то думая. Иногда шевеля губами, как будто бы читая молитву или считая барыш.

«Да! Сложный пассажир. По виду богатая купчина, с претензиями к моде!» – сделал вывод Евграф.

Некоторое время он наблюдал за соседом по купе. Затем его внимание выбрало новые объекты. В вагон вошли еще четверо пассажиров, скорее всего, знакомых между собой. Они представляли собой взрослых серьезных мужчин с дамами, хорошо одетых и солидных в поведении. Дамы выделялись своей чопорностью, показным самодовольством. Как только пассажиры расселись на местах второго класса, дамы начали обсуждать покупки в столице. Мужчины, скорее всего, были чиновниками среднего ранга. В разговоре не участвовали, создавая ореол серьёзности и важности, свойственный людям, не достигшим в полном объёме признания общества. Но очень желающим, что бы их уважали, боялись и ценили. Скорее всего, на поездку в этом дорогом вагоне их уговорили жёны, которые теперь радовались поездке и покупкам. Интереса к этой компании не возникло.

«Обычные обыватели с мещанскими замашками», – подумал сыщик.

Как только компания пассажиров расселась и успокоилась, в вагон шумно ввалился молодой подпоручик в новой военной форме, введённой при правлении Императора Александра Третьего. Мундир был просторным, ладно подогнанным по фигуре. Форма ему шла. Но поведение молодого офицера было несколько вызывающим, казалось, что он немного пьян. Гордо осмотрев попутчиков, не соизволив поприветствовать ни одного из них, он сел на свое место. Закрыл глаза, небрежно бросив возле себя перчатки и небольшой багажный саквояж. Через пять минут после офицера в вагон вошла милая молодая дама. Скорее, не дама, а мадемуазель. В возрасте около двадцати, но не старше двадцати четырёх лет. Она была приятно сложена, примерно одного с ним роста или чуть ниже. Прекрасные черные волосы спиралями окаймляли очень нежное и светлое лицо. На милой головке надета изящная дорожная шляпка «бэби», с небольшой вуалью. Красоту усиливали пухлые губы и синие, озорные глаза. За ней следовал носильщик с багажом.

«По всем внешним признакам это очарованье относится к кисейным барышням», – подумал сыщик.

Он прекрасно знал о процессах, волнующих современную золотую молодёжь. В России полным ходом шел процесс социального диалога, затрагивающий отношения полов. Старое мышление о роли женщины в обществе, где ей отводилась роль быть «при муже», постепенно менялось. Дамы хотели быть самостоятельными личностями, мужчины стойко сопротивлялись, но не всегда удачно. Если раньше женщины не ездили в поездах без сопровождения мужчин, теперь это стало общепринятым. Представительницы прекрасного пола все чаще осваивали профессии стенографисток и секретарей, учительниц и акушерок, телеграфисток. Делали успехи в коммерции. Уже давно существовали высшие женские курсы в крупных городах. Всё больше женщин оказывались втянутыми в революционную деятельность. В восьмидесятые годы количество женщин, участвующих в борьбе с правительством, увеличивалось. Примером являлись такие неординарные личность, как Софья Перовская, пережившая двадцатилетнее заключение в Шлиссельбургской крепости. Вера Засулич, стрелявшая в Петербургского градоначальника генерала Трепова. Более ста женщин проходили по процессам, связанным с подрывом власти императора. Однако, это не приводило к некой легкости знакомств, к огорчению мужского общества. Женская половина начала делиться на «кисейных барышень» и «нигилисток». Последние подчеркнуто отрицали все нормы в одежде и поведении, отличались полным отрицанием всего женского. Стриглись коротко, курили, носили черные платья или другую неженственную одежду. Их костюмы напоминали мужской гардероб. Стремились к образованию, науке, катались на велосипедах. Гуляли где хотели и с кем хотели. Посещали лекции и мечтали стать вровень с мужчинами во всех профессиях и управлении государством. Хотя в его обязанности не входил политический надзор, тем не менее, много раз Евграф пересекался с подобными «чудесами в женском платье». В том числе и при расследовании преступлений. Был и третий тип современных девушек из хороших семей, активно развивающих себя, познающих прогресс, но не выходящих за правила и нормы поведения. Умудряющихся соблюдать грани приличия и быть современными.

Сыщик заметил, что из вещей у прекрасной незнакомки присутствовала небольшая дамская сумочка, коробка с какой-то новой итальянской шляпкой, судя по вензелям на коробке. Небольшой сверток с упакованными конфетами и фирменной надписью: «Товарищество Абрикосова. Утиные носы». Журнал и небольшая книга, по-видимому, стихов. Конфеты были одними из лучших в Москве, а итальянская шляпка считалась роскошной и модной в светском мире. Судя по классу вагона и багажу, дама не испытывала недостатка в средствах. Он встал и поклонился. Дама ответила наклоном головы вперёд и лёгкой улыбкой. Расположилась она практически напротив Евграфа, не снимая шляпки. Взяв небольшую книгу в красивые нежные руки и раскрыв ее ровно посередине, погрузилась в чтение. «Интересно, едет она до Тулы или дальше?» – продумал Евграф.

Судя по автору книги, который был написан на обложке, совсем неглупа. Шелли был английским поэтом, достаточно хорошим. В своих стихах он ярко передавал образы природы и жизни людей, стремился к светлому и доброму. Евграф любил этого поэта, но по-своему, ему нравилось некоторые из его стихов цитировать дамам. Действовало безотказно! Помогало сблизиться и перейти грани холодности в отношениях. Девушки сразу начинали считать его человеком тонким и романтичным, имеющим душу мечтателя и философа и это очень устраивало.

Евграф считал себя довольно привлекательным мужчиной. Имел рост выше среднего. Благодаря постоянному занятию гимнастикой и физическим тренировкам был строен и хорошо сложен. По крайней мере, так говорили женщины. Придерживался современной строгой моды в причёске и ношении бороды, предпочитая стиль, «а-ля Пуританин». Данный стиль предусматривал боковой пробор, отсутствие усов и короткую аккуратную бороду. Однако он носил усы. Многие друзья утверждали, что так он выглядит гораздо приятнее и мужественнее. После некоторых раздумий он последовал их совету. Борода была обязательной в современном обществе. В органах государственного присутствия тем более. Даже являлась частью удачной карьеры, с ней не шутили. С воцарением на престол Российского государства, императора Александра Третьего, носившего бороду лично, мода на бороды начала охватывать весь высший свет. Кроме того, считал себя воспитанным человеком и образованным, так как много читал разной литературы, в том числе научной. Строго придерживался скромности во всём, в том числе и в одежде. Скромность в одежде не приводит к зависти окружающих. Не бросается в глаза. С его работой это было не просто принцип, а жизненная необходимость. Однако, для поездки в Тулу был надет новый английский костюм. Буквально недавно пошитый для поездки в Санкт-Петербург. Пиджак и брюки, дополненные белой сорочкой, сидели на нем безукоризненно. Пока Евграф раздумывал, проснулся подпоручик. Открыв глаза, с удивлением увидел незнакомку, поразившую его не меньше, чем соседа. Молодой военный, видя вокруг себя только гражданские лица, решил действовать с напором и решительно. Возможно, на него повлияло состояние – некоторое опьянение. Было видно, что он начал готовиться к попытке под любым предлогом познакомиться с ней. Встал, не к месту стукнул каблуками. Постучав легким стуком о стенку купе, бестактно заглянул в книгу. Потом пафосно и развязано произнёс: «Сударыня, позвольте представиться, подпоручик Матвей Лисицын. Могу предложить компанию! Давайте прочтем стихи вместе! Возможно, вам так же скучно, как и мне?».

«Это первое, что пришло в пьяную голову. Откровенная и безграничная глупость. Видимо, больше ни на что не способен», – подумал Евграф.

Однако в слух не промолвил ни слова. Продолжал внимательно наблюдать. Сделал вид, что всё это действие его не касается. Незнакомка молчала. Скорее всего обдумывая, каким образом ответить, не оскорбляя офицера, в то же время не показаться особой, нарушающей общепринятые приличия.

Через минуту молодая особа, внимательно оглядев попутчика ответила: «Я занята, прошу прощенья!».

После своих слов, поджав губы, продолжила чтенье. Было видно, что навязчивая любезность её раздражает и причиняет неудобства. Не желая понимать, что попытка заговорить и познакомиться ни к чему не приведет, подпоручик достал папиросы «Бабочка», с полуобнажённой дамой на коробке. Не обращая внимание на окружавших пассажиров, закурил. При этом предварительно предложив папиросы в серебряном портсигаре незнакомке. Затянувшись дорогой папиросой, развалился на купейном диване, осматривая публику. Вообще-то, курили везде и всюду. Это считалось модным и безвредным занятием. Курили в ресторациях и на приёмах. Курили в салонах и кабинетах. Курили женщины и мужчины. Высший сорт папирос стоил шесть копеек за десять штук. Второй и третий значительно дешевле. Но в данном случае, вагон был некурящим, да и поведение подпоручика было хамским. Евграф не курил и не одобрял этого занятия. Категорически отрицательно относился к курящим женщинам. По правилам хорошего тона мужчина не мог курить в присутствии женщины без её разрешения. Тем более в закрытом помещении.

Но молодой нахал не желая успокаиваться, продолжил: «Большое спасибо за ответ. Ради Бога, извините за беспокойство. Но хотелось бы узнать, сударыня, почему вы одна? Не смогу ли быть вам полезен? Я в Туле проездом. Останусь на несколько дней, перед убытием в полк. Имею желание отдохнуть в Туле. Не смогли бы посоветовать, где я могу применить себя. В какой гостинице остановиться?»

Соседи уже с интересом начали смотреть на купе. Конечно, общество не стояло на месте. Пределы дозволенного расширялись. Но хамство оставалось хамством. Правила поведения в обществе никто не отменял. Они гласили, что женщина должна быть скромна и сдержана в поступках, поведении и словах. Если по отношению к ней возникала бесцеремонность, тогда она должна была найти в себе силы её подавить. В том же месте где мужчина проявляет бестактность. При невозможности это сделать, немедленно покинуть это место.

Подпоручик, несмотря на молчании дамы, продолжил: «Вы, я смотрю, не курите? Напрасно, сударыня! Сейчас в Москве все уважающие себя женщины из хорошего общества курят! Это правильно! Это поднимает настроение! Позволяет расслабиться! Найти общее во взаимоотношениях! Хотя понимаю, развитие общества ещё не дошло до провинции! Тула еще долго будут жить по старым традициям! Жаль, сударыня! Очень скучно! Что вы читаете? Шелли, этого наивного поэта?»

Поведение становилось всё более хамским. Нарушались все приличия и нормы. Незнакомка не знала, как себя вести. У неё не было возможности покинуть это место. Это был вагон, а не улица! Она была столь молода, что не имела опыта, как дать отпор наглому офицеру. Евграф чувствовал, что переживания и волнения переполняют её. Лицо её покраснело. Глаза налились слезами. Было видно, ещё немного и она разрыдается от бестактности соседа по купе. Подпоручик этого не замечал. Будь он трезв, возможно никогда бы не вёл себя так вызывающе недостойно. Но он был немного пьян и просто веселился. Кроме того, молчание пассажиров вокруг него поднимало его в собственных глазах. Тулину надоел этот выскочка.

«Надо прекращать это хамство. Довёл до слёз. А она очаровательна и интересна! – подумал Евграф. – Чем не повод для хорошего впечатления обо мне!».

Очаровательная незнакомка определенно нравилась! Кроме того, он был офицер. Если бы в его присутствии демонстрировали невоспитанность даже к женщине простого происхождения, он всё равно бы пресёк такое поведение. Но прилюдно оскорблять офицера не хотелось. Надо было хитрить. Это только в книгах пишут, что рыцари сразу хватаются за шпаги и пистолеты, стреляют и убивают хама, не отходя от оскорблённой дамы. В жизни все не так! Есть законы, правила и многое другое! Например, суды, тюрьмы и каторги!

– Господин подпоручик! У меня есть личный вопрос. Прошу уделить несколько минут. Окажите небольшую любезность. Проконсультируйте меня по ряду вопросов военной службы! Пройдемте в тамбур, составлю вам компанию, если угостите папиросой!

Не ожидая реакции и действий, он встал и прошел в конец вагона, будучи уверен, что подпоручик последует за ним. Выходя заметил, как незнакомка, повернулась, внимательно и дружелюбно посмотрела вслед. Сыщик прошёл в тамбур, через минуту, две подошёл офицер. Дыхнул на него запахом вина и папиросы, которую не прекращал курить.

– Слушаю вас. Извините, не имею чести быть знакомым, – развязано сказал подпоручик, совсем не меняя своего поведения.

– Должен сделать вам замечание за недостойное поведение по отношению к даме, другим пассажирам, находящимся в вагоне! Хотел бы вас попросить пересесть! Или привести своё поведение в порядок.

– Кто вы такой? Представьтесь, милейший! Вы мне, офицеру, указываете как себя вести. Какое дело до моего поведения? Я вызову вас на дуэль и застрелю! – заявил хам, тяжело и молча посмотрев на собеседника.

– Хорошо! Как будет угодно. Я сейчас представлюсь, но прошу внимательно послушать всё, что будет сказано.

– И чем же собрались меня удивить? – сказал, нагло улыбаясь, подпоручик.

Евграф спокойно ответил: «Я, милостивый государь, титулярный советник Тулин Евграф Михайлович. Чиновник по особым поручениям Московской сыскной части. Бывший штабс-капитан 73-го пехотного Крымского пехотного полка. Мы с вами только с большой натяжкой находимся в равных положениях. Поэтому дуэль между нами возможна, скорее всего не при вашем желании. Только при моём! Принимать решение о дуэли могу только я! С удовольствием приму! Оружие выбираете вы. Можете найти меня на тульском оружейном заводе в любое время. Спросите обо мне, при необходимости, у генерала Бестужева. Пробуду в Туле около недели. Всё это время в вашем распоряжении! Однако, если сейчас не перестанете ставить даму в неудобное положение, я просто, без всякой дуэли, набью вам морду. Потом буду ждать вызова, по всем правилам! Ваше поведение не достойно. Предлагаю немедленно его изменить, и извиниться перед дамой».

Видимо, решительность и спокойствие Евграфа, повлияло на подпоручика и несколько отрезвило его. Возможно, отрезвила и принадлежность противника к знаменитому и известному Крымскому полку, который прославил себя боями за крепость Баязет. Армейские офицеры всегда с некоторым пренебрежением относились к полиции, но здесь был иной расклад. Пыл подпоручика поубавился, он стоял молча. Только на лице появились красные пятна.

– Честь имею! – сказал сыщик и не ожидая ответа вернулся в купе.

Незнакомка, читая книгу, ни чем не выдавала своих мыслей. Только губы ответили ему чуть заметной улыбкой. Евграф был необычайно счастлив. Ему не впервые приходилось защищать честь женщины, но почему-то в этот раз ему было особенно приятно. Через несколько минут вернулся подпоручик.

– Прошу извинить меня, сударыня! Мне кажется, я утомил вас! Видит Бог, без злого умысла, – заявил он.

После этого, спокойно сел на своё место, закрыл глаза и больше не докучал своими вопросами и поведением. Сыщик подумал о том, что нет необходимости приводить свою угрозу в действие и позорить офицера. Нельзя не оставлять путей для отхода противнику. Так его учили на войне, иначе получишь противника, идущего на верную гибель. По сути, подпоручик просто перебрал вина. Выкинь он сейчас его из купе, у того не останется выбора. Или дуэль, или смерть от собственной руки. В своих силах Тулин не сомневался. За ним был опыт длиною в девять лет войны. Ему, чиновнику по особым поручениям сыскной части, не с руки было убивать молодого и несколько развязанного офицера. Тем более, следующего в полк. Возможно, даже и не дворянина. Дело в том, что еще несколько лет назад было принято решение об обучении в кадетских корпусах и училищах детей купцов, почётных граждан, гражданских чиновников за плату. Евграф уже навоевался, настрелялся на Кавказе, а этому подпоручику только предстояло стать настоящим офицером. Евграф задумался о сути дуэли. Удаче и невезении дуэлянтов.

Неожиданно нахлынули мысли: «Вот Александр Сергеевич Пушкин, самый известный дуэлянт Санкт-Петербурга, более двадцати восьми раз вызывал на поединок разного рода недоброжелателей! Часть этих дуэлей была отменена, часть состоялась. Это только из известных случаев, о которых судачил столица. Смелый человек, не терявший чувства самообладания ни при каких обстоятельствах. Все знали, что господин титулярный советник Пушкин, был замечательным стрелком, постоянно упражнялся с железной тростью. Как известно, много стрелял из пистолета. Он с десяти шагов попадал в игральную карту, но судьба перевернула всё по-своему. В 1837 погиб от руки Георга Карл де Антеса-Геккерна, офицера гвардейской тяжёлой кавалерии. Который якобы выстрелил не на пятом шаге, а на четвертом. Вследствие чего опередил Пушкина в выстреле, на долю секунды. А от кого погиб? Погиб от руки мужа Екатерины Гончаровой, сестры свой жены. Хотя де Антеса – Геккерна выслали из России, лишив всех чинов и званий. Но опять же, судьба распорядилась иначе. Он сделал блестящую карьеру во второй Французской империи, став офицером Почетного легиона. Затем командором Почетного легиона и пожизненным сенатором Франции. Злые языки говорили, что очень доволен жизнью. Считая, что если бы не эта дуэль, так бы и остался в далёкой русской губернии командиром полка с большой семьёй. Без особых средств к существованию. Вот и не думай о судьбе, после таких примеров».

На ум пришла старая сказка-притча: «В древнюю старину жила славянская сказочная волшебница – Мокошь. У неё было две сестры. С правой стороны сидела Доля, с левой Недоля. Не покладая рук, на священном веретене, пряли они человеческие судьбы. У сестры Доли нити человеческой жизни были полновесные, яркие, золотистые. У Недоли блеклые, готовые оборваться в любой момент. Когда Макошь, пряла очередную часть жизни человека, они по очереди касались нитей полотна. Так и определяли периоды жизни людей. Когда и сколько удачи и радости. Когда и сколько неприятностей. От Доли и Недоли и зависели счастье и успех. Но не все так просто! Волшебница отворачивала свой лик от тех людей, которые опустили руки, потеряли надежду и устали от жизни! Она покровительствовала только тем, кто боролся за свою жизнь до конца. К тем, кто не сдавался! Если человек не сдавался, она посылала Долю. Если человек ослабевает и не хотел бороться, то она посылала лихо и несчастье. Славянская волшебница Макошь считалась хозяйкой судьбы. Красивая сказка. От судьбы не уйдёшь!».

В России дуэли проходили постоянно. Но их количество было совсем незначительным. По статистике полицейского управления в Московском военном округе с 1876 по 1881 год произошло всего шесть дуэлей в которых участвовали военные и пять среди гражданских дворян Москвы. Конечно, могли быть и не официальные, но это уже пахло убийством. Во время своего царствования Петр Первый запретил дуэли. Воинский артикул принятый в 1715 году гласил, что казни через повешенье заслуживал не только тот, кто выжил, но и погибший на дуэли! Но на практике никто наказан особо за это не был. Екатерина Вторая продолжила борьбу против иноземной традиции, издав в 1787 году манифест «О поединках». В нем говорилось, что если дуэль заканчивалась бескровно, то за организацию незаконного деяния участники наказывались большим штрафом в казну государства. Если встреча закончилась гибелью одного из участников, то выживший преследовался как виновник убийства и, как правило, ссылался в Сибирь. Но и этот манифест почти полностью остался на бумаге, наказания применялись редко, в большинстве своем или ссылка на войну или огромный штраф. В Европе русскую дуэль считали верхом «жестокости и варварства». В России редко дрались с применением холодного оружия, все больше на пистолетах. В Европе стреляли с тридцати шагов, а в России с десяти. Иногда, по решению самих участников, дистанция доходила и до трех. Имелось несколько основных правил, которые сводились к следующему. Дуэль могла быть только между равными. Это означало, что если не дворянин вызывает дворянина на дуэль, то дворянин не может принять вызов. Дворянин должен отклонить его и предоставить право на судебное разбирательство. Аналогично и наоборот. В свою очередь, дворянин мог вызвать человека ниже себя званием на поединок только по решению суда чести. Суд рассматривал и принимал решение, достойно ли лицо не дворянского происхождения подобной чести от дворянина. Оскорбления определялись тремя видами. Первой степени – это оскорбление против самолюбия конкретного человека. Второй – против чести и достоинства. Третьей – это удар, пощёчина, любое действие, связанное с применением физической силы. На самом деле, граней между этими степенями практически не было. Первая степень могла моментально превратиться во вторую или третью. Выбор оружия оставался за оскорблённым, но это право распространялось только на один вид оружия, который не может быть изменён в ходе дуэли. Особо определялось всё, что связано с нанесением оскорбления женщине. Оскорбление в отношении женщины её не касалось, но ложилось на её защитника. Выступить за честь дамы могло любое постороннее лицо, находящееся в этот момент на месте, где произошло оскорбление. Ну и конечно, муж или родственник, Правил было много, но основные правила согласовывались секундантами.

Не заметив, Евграф задремал. Проснулся, когда уже подъезжали к Туле. Подпоручик спал или делал вид, что спит. Странный пассажир, который во время конфликта сидел с закрытыми глазами, теперь активно делал какие-то свои коммерческие расчеты. Периодически задумываясь и записывая их в малую конторскую книгу. Остальные пассажиры занимались кто чем: кто спал, кто читал, а кто тихо разговаривал друг с другом. Девушка пила чай и продолжала читать, но уже не книгу, а литературный журнал «Отечественные записки». Журнал печатался в Санкт-Петербурге и считался не очень благонадёжным. В нем, в разное время, опубликовывались Николай Некрасов, Денис Давыдов, Михаил Лермонтов, Иван Тургенев, Михаил Салтыков и многие, многие другие известные писатели и поэты, отличавшиеся критикой в адрес правящей власти. По обложке было видно, что она читает журнал №1, за 1880 год. В этом номере была опубликована сказка Салтыкова: «Игрушечного дела людишки». Евграф знал это. Публикация этого произведения вызвала большие обсуждения в обществе. Он снова начал любоваться изящными формами своей попутчицы, не выдавая своего интереса. Думая о том, что в России читают много чего. Читают газеты, читают книги иностранного и русского издания, но барышни должны, как правило, читать женские романы, а не сказки крамольного Салтыкова. Хотя сказка была занятной. В ней описывался мастер кукольных дел Изуверов, который создал кукол похожих на людей. Сам мастер считал людей за куклы. В этой сказке содержалась революционная мысль о том, что большинство людей не имеют своего «я». Живут по тем правилам, которые им предписаны обществом и правительством. Эти люди-куклы порождают вокруг себя много злобы и несправедливости, не принося пользы. По мнению этого мастера, куклы лучше людей их хотя бы в коробку можно уложить. А человека – куклу в коробку не уложишь. Вот он и приносит окружающим одни горести и страдания.

В Тулу прибыли во второй половине дня, ближе к вечеру. Барышня аккуратно убрала журнал, собрала вещи. Вновь с интересом посмотрела на Евграфа и пошла к выходу. Он тоже начал собираться. Встал и проспавшийся подпоручик. Они оба слегка поклонились очаровательной незнакомке, проводили её взглядом.

Собравшись, Евграф перед выходом сказал: «Всего доброго! Я не желаю вам зла, подпоручик. Если я буду нужен, знаете где меня найти! Честь имею!»

Не ожидая ответа вышел. Поездка была интересной, в дороге было не скучно. А это самое главное!

Глава 6 Карманники. Малая родина

Вокзал был деревянный, с красивой резной отделкой по внешнему фасаду. Выйдя на перрон, Евграф постарался нагнать незнакомку, никак не желая терять возможность познакомиться с милой барышней. Для этого решил аккуратно обогнать медленно идущий поток пассажиров. Это удалось, и в дальнейшем он не терял её из виду, двигаясь на некотором удалении. Молодая особа шла по перрону с красивой грацией, многие мужчины провожали восхищенными взглядами.

Евграф был влюбчив. Первое желание познакомиться всегда покоряло его с ног до головы. Но вдруг, непроизвольно, Евграф заметил, что «сложный пассажир» резко остановился, наткнувшись на впереди идущего по перрону человека. Столкнувшись, оба начали выяснять отношения. Причем основным скандалистом был тот человек, который являлся виновником произошедшего. Этот человек размахивал руками, громко о чём-то говорил. Возможно упрекал. В период перепалки к спорящим в плотную приблизился паренёк лет четырнадцати. Скудно, но чисто одетый. Долей минуты хватило, чтобы он быстро, двумя пальцами правой руки, попытался достать из правого кармана пиджака купца бумажник. Но попытка провалилась. Купец быстро развернулся и рука мальчонки соскочила с проема кармана. Неудачный воришка, по-видимому, ничего не украв, бросился бежать. Пассажир не сделал ни одного нервного движения. Он внимательно наблюдал, как малец быстро попытался скрыться на перроне. Человек, на которого наткнулся «странный пассажир», тоже моментально скрылся. Посмотрев в след то одному, то другому, купец пошел дальше на вокзальную площадь. По пути к нему присоединился встречающий, с подобострастием подхвативший кейс. Сыщик профессионально все понял и оценил. Карманники. Обнимальщики и трясуны. Все очень просто. Один толкает, обнимает, а другой – ворует кошель из сумки или кармана. Профессиональный интерес сыграл свою роль. Забыв о привлекательной попутчице, Евграф изменил направление своего движения, и ускорив шаг последовал за мальцом. Преследуя, старался двигаться быстро, в то же время не привлекать к себе внимания со стороны пассажиров, идущих по перрону. Паренёк повернул от вокзала в левую сторону, завернул за угол какого-то склада. Евграф последовал за ним. Как только он миновал угол здания ему предстала картина, вызывающая жалость. Тот самый человек, на которого наткнулся «сложный пассажир», по-видимому старший карманник, схватил мальчишку за правую руку, развернул к себе и несколько раз ударил. На лице паренька появились вначале слезы, а затем и кровь.

– Ну что, звереныш, что уркам скажем? Как пустые придём? – зашипел карманник. – Какой ты трясун, даже кошель-лепень подрезать не смог.

Сделав паузу и отдышавшись, он опять ударил. Паренёк пытался вырваться, но у него не получалось. Понимая тщетность своих попыток, весь сжался, готовясь принять новую порцию ударов. В руке он держал скомканную купюру кредитного билета. Видимо, это все, что успел вытащить из кармана «сложного пассажира».

«Ловок! Всё-таки что-то украл!» – непроизвольно подумал сыщик.

Карманник быстро выхватил купюру из руки мальчишки и замахнулся снова. Было видно, что издевательства приносят ему удовольствие. Евграф, быстро выскользнув из-за угла, схватил его за руку и нанёс удар. Противник взвыл, сломался, упал на колени. Слезы появились на лице. Затем боком отполз в сторону, оперся о землю левой рукой, не выпуская из правой купюру. Вначале медленно, а затем быстрее и быстрее начал двигаться от Евграфа. Видя, что тот не желает его преследовать, карманник начал убегать, оглядываясь и молча грозя кулаком. Сыщик подошёл пареньку. Взял его аккуратно, но цепко, за ворот рубахи и приподнял к себе.

– Кто ты будешь? Где живёшь? Кто родители? – спросил Евграф, не обращая внимание на слезы и лицо с размазанной кровью. – Отвечай, иначе сдам тебя городовому.

– Меня никуда не надо отправлять барин. Я сирота и дом мой вокзал, – нагло ответил начинающий мелкий карманник, вытирая слезы и размазывая по лицу кровь.

– Зачем воруешь?

– Я не собирался воровать, барин! С чего вы, барин, это взяли? Показалось вам! Ей Богу, я просто шел и натолкнулся на этого купчину. Это на меня напали, избили, ограбили! – сказал паренёк, уже успокаиваясь.

– Ох и хитрец! – с улыбкой заявил сыщик.

– Спасибо, барин! Спасли сироту! Господь вам поможет! Дай Бог здоровья! Вы благородный! Не то, что некоторые, у нас за такую босоту как я никто и не заступится! Спасибо вам, барин! Спасли сироту! Господь вам поможет! Спасибо вам, барин! Спасли сироту! Господь вам поможет…

Евграф понял, что если его сейчас не остановит, тот и дальше будет повторять одно и то же. До тех пор, пока не поймет, что хватка ослабла. Поняв это, тотчас попытается улизнуть. Этот хитрый ход молодых воришек известен давно. Он был общим для всей малолетней босоты России. Паренька было жаль. Тулин вспомнил себя, свои горести и страдания в этом возрасте, когда матушка ушла из жизни. Все беды того времени пронеслись в один миг перед глазами! Хотелось помочь мальчонке отойти от темного дела! Да и глаза и уши всегда нужны! Но Евграф знал, что никакие разговоры и убеждения не помогут. Улица уже создала определённые манеры поведения и мышления у паренька. В этом случае, можно привлечь его только уважением к нему, деньгами и собственным примером.

– Стой! Хватит болтать. Слушай внимательно. То, что ты мелкий воришка мне объяснять не нужно, я сам из полиции, не проведёшь! Но обойдёмся без городового. Предлагаю тебе честный договор и работу. Сейчас я тебя отпускаю и будем договариваться, – сказал сыщик, аккуратно встряхнув паренька за ворот рубахи.

После этих слов, Евграф отпустил ворот рубахи. Паренёк сразу отошел на два шага. Но сбегать не стал, остановился. Внимательно оглядел случайного защитника.

– Говори, барин, какой такой может у нас с тобой быть договор? Как между курицей и лисой? Тыж из лягавых? А я честный шкет! Не верю я тебе! Чем ближе к барину, тем ближе к плетям!

– Это ты молодец, про барина правильно подметил, – засмеялся Евграф. – Я тебе хочу вольную работу предложить! Помощник мне нужен, я по делам здесь! Мне глаза нужны за тем, на кого я укажу. Может записку кому отправить незаметно для чужих глаз. Будешь исправно дело делать, я оплатой не обижу.

– Я тебя, барин, понял! Бархатный ты весь, а жальце у тебя есть! Тебе баре, агент нужен, только каждая собака в своей шерсти ходит. Мне своих сдавать не гоже! Мне потом уши отрежут и холодец из них сделают, – с этими словами паренёк отошёл еще на один шаг от Евграфа.

– Ладно, дело твоё! Только я тебя за товарищами, агентить не прошу. Я в этот раз не по этому делу, мне надо за благородными присмотреть. Твои вокзальные подмастерья мне не нужны, их всякий городовой на вокзале знает. Только за мзду, которую вы ему платите, позволяет обворовывать пассажиров. Я по другим делам, поважнее. Лови! – Тулин, вытащил рубль, бросил в воздух в направлении паренька, который умело и ловко подхватил его на лету.

– Благодарствую, барин!

– Если надумаешь, приходи к правлению оружейного завода, послезавтра, часам к девяти утра. Получишь задание на целый день. Вечером, если исправно, да с умом всё сделаешь, получишь и оплату. Как зовут, величают тебя?

– Гладка шерстка, да коготок остёр! Хитёр ты, барин, да может человек ты и хороший? Леший вас, московских, знает! Пашкой меня зовут, кличка солдатик! Батька солдатом был на войне. Под Баязетом от турка сгинул, за царя да матушку – Россию воевал! Бумага пришла такая, – грустно добавил мальчишка. – Подумаю я. Обещать не обещаю. За рубль спасибо! Бывай, барин. Оружейный, значит?

– А кто это тебя избивал? За то, что, ты своровать не смог?

– Это Яшка, по прозвищу с копейкой три гроша. Никто! Просто старше меня. Подожди, чуть вырасту я ему верну всё с прибытком и с приварком! – немного помолчав, зло ответил паренёк.

Ни слова не говоря, развернулся и не прощаясь, уверенно припустился бегом в проходы между складами. Прочь от вокзала. Видимо, от радости полученного рубля по дороге громко напевая пословицы и поговорки: «Коли в Туле ты кузнец, значит всюду молодец! Когда тульский молот бьёт, кто-то чудо выдаёт! Оружейный наш хорош, пушку сделает за грош!».

«Да, малый не промах! Может, пригодиться в сыске. Да и может получится его вытащить из карманного дела и спасти от тюрьмы. В дальнейшем, на оружейный или ещё куда пристроить. Жаль мальчонку. Сначала на вокзале поворовывать будет, а потом и до грабежей и убийств дойдет. Там и каторга светит!» – подумал Евграф, прислушиваясь к скороговоркам Пашки.

На земле остался лежал помятый визитный билет. Был он без излишков и вензелей, но напечатанный на хорошем картоне. Сыщик поднял его, прочёл: «Магазин-лавка в Туле. Бакалейная торговля. Лучшие колбасы. Карамель. Крупы. Масло. Мука. Заготовки и многое другое. Кузьма Кузьмич Платинин. Купец второй гильдии. Хозяин. Киевская улица дом четырнадцать».

Евграф положил, визитный билет в карман. Затем вышел из-за складов и направился к привокзальной площади. С некоторым сожалением думая о том, что, конечно, милой барышни на площади уже нет. Как только Тулин вышел на привокзальную площадь к месту стоянки извозчиков, томившихся в ожидании хорошего клиента, к нему подошел человек в гражданском платье, несколько моложе его самого. Несмотря на то, что договоренности о встрече не было, видимо его ждали. Выправка соответствовала чиновникам, которые когда-то были на военной службе. Встречающий был подтянут, одного с ним роста, безупречно одет согласно светской моде. Придерживался стиля «а-ля Каракалла», как у римского императора Каракаллы. Имея короткие кудрявые волосы на голове, небольшую кудрявую бородку и тонкие усы. Лицо его было весёлым и жизнерадостным, взгляд задорным и хитрым. Создавалось впечатление, что все действия, в том числе и встреча гостя развлекают его и наполняют жизнью. Что-то неуловимое в его чертах напомнило Евграфу о прекрасной незнакомке, следовавшей в поезде.

– Не вы ли будете титулярным советником Евграфом Михайловичем Тулиным? – спросил подошедший.

– Да это я. Что вам угодно?

– Петр Владимирович Брежнёв! Помощник по особым поручениям при начальнике Императорского тульского оружейного завода главного артиллерийского управления, генерале от артиллерии, Бестужеве-Рюмине, – несколько высокопарно представился встречающий.

Затем улыбнулся и весело добавил: «Вы один? Без самовара? Очень рад вас видеть! Генерал ждёт, не будем задерживаться! Я уж думал, что вы не приехали. Все пассажиры уже давно вышли и разъехались, а нашего гостя всё нет и нет. Пойдемте за мной, вон к тому экипажу с важным кучером».

Евграф не стал делиться с новым знакомым своими приключениями. Просто последовал за ним. По поводу фразы о «самоваре»? Он давно знал, что, это визитная карточка коренных жителей Тулы. Фраза была шутливой и означала бессмысленное предприятие, напрасное действие. То есть, не надо брать с собой в Тулу самовар, их тут на каждом шагу много. В данном случае, видимо, означала, что не надо привозить с собой особ женского пола, так как в Туле их достаточно.

Пока они следовали к экипажу, стало понятно, что Брежнёв – коренной туляк, так как говорил он с местным диалектом, напоминавшем южнорусские говоры. Практически не выговаривая букву «г», а меняя её на букву «х». Поэтому некоторые фразы сразу позабавили, дав хороший настрой первой встрече. Евграф от этой привычки давно избавился и даже не помнил, как. Видимо, в связи с тем, что уехал из Тулы в раннем возрасте. Но произношение слов, подобным порядком, совсем не портило общение. Наоборот, даже добавляло какой-то провинциальной самобытности и доброты. Буквально через несколько минут сыщик привык к выражениям спутника и забыл про эти изъяны речи. Извозчик ждал. Пролетка была явно заводская, в хорошем содержании. Кучер с бородой, уверенный в себе, сидел на козлах как генерал в кабинете. Создавал впечатление человека строгого, важного, выполняющего работу необходимую обществу, которую кроме него выполнить никто не сможет.

– Евграф Михайлович, какие у вас планы на сегодня? – спросил встречающий.

– Давайте к цыганам в хороший трактир, непременно с дамами! Погуляем хорошенько. Утром к генералу. Я всегда так работаю!

Увидев широко раскрывшиеся глаза чиновника, Тулин засмеялся и сказал: «Не пугайтесь. Шучу! Совершенно никаких личных планов. Знакомых здесь нет. Мне совершенно нечем занять себя, в том числе и вечером. Постараюсь как можно быстрее выполнить задание, для которого прибыл в Тулу. Вечером поселюсь в какой-нибудь тихой гостинице, недалеко от завода и без рестораций. Для того, чтобы спокойно спать и не мозолить глаза местным сплетниками. В этом надеюсь на ваши рекомендации. А что предлагаете вы?».

– Генерал Бестужев ждет вас! Ждет немедленно, очень обеспокоен! После разговора с ним определимся о дальнейших действиях. Прошу присаживаться и поедем! Здесь недалеко.

– Тогда зачем спрашивать? Или это тульская традиция? Меня предложение вполне устраивает. Едемте к генералу.

Первым присел в пролетку гость. Подождав, когда тот удобно расположится, Петр Владимирович тоже разместился. Экипаж тронулся. Разговор продолжился.

– Что у вас случилось? В чем такая обеспокоенность и важность? Что за пожар? – уточнил Евграф.

Но представитель завода не ответил на заданный вопрос. Промолчал, как будто не расслышал. Но в то же время начал рассказывать о местных обычаях и достопримечательностях, с живостью и интересом. Как будто это его интересовало гораздо больше, чем заводские проблемы.

– Как наш вокзал, не правда ли хорош? Это наш новый, лет тринадцать назад построили, старый вокзал был в Заречье. Лес для вокзала хороший использовали, поэтому выглядит достойно. Вначале хотели начать каменный строить, да не получилось по деньгам. Якобы потратились наши купцы дюже сильно.

Посмотрев на недоуменное лицо Евграфа, продолжил: «Большие капиталы в Москву и Санкт-Петербург отвезли, на подкуп. Говорят, что когда в 1864 году принималось решение на строительство Московско-Курской железной дороги, мы в плане не стояли. По первоначальному проекту, дорога должна была обойти Тулу стороной, на Калугу и далее на Орел. Но купцы и промышленники, занимавшиеся продажей зерна, каменного угля, оружия и другими промыслами, всем миром взялись за дело. Никто не знает сколько денег отвезли в Москву и Санкт-Петербург, но проект изменили. Так Тула обрела свою железную дорогу. Если бы не они тогда, сейчас бы вы к нам на перекладных летели. Когда построили вокзал, в 1868 году, здесь, в этом захолустье, тоже все изменилось. Раньше, на месте вокзала, была только ватная фабрика и склады, да цыганский табор обитал. В общем дыра дырой. А сейчас здесь и круглый сад и столовая и трактир. Все, что нужно пассажиру и обществу. Земля в этой округе подорожала, многие богатые люди дома строят именно здесь. Это место становится модным».

– Вот бы никогда не подумал, сколько козней связано с простым железнодорожным вокзалом, – сказал Евграф.

– И я бы не подумал, пока знающие люди не рассказали. Кстати о вокзале! Сейчас у нас новый веселый рассказ гуляет по Туле: «На перроне Курского вокзала, в Туле, стоит высокомерная тульская дама. Стоит, высоко задрав нос. А рядом с ней два чемодана. Мимо проходит скромно, но с достоинством одетый, мужчина с бородой. Дама просит занести чемоданы в вагон и платит за эту работу гривенник. Мужчина с благодарностью принимает гривенник. Уважительно кланяется и выходит на перрон. Соседний пассажир удивлённо говорит даме: «Знаете, кто это был?». Дама отвечает: «Нет, я не заметила. Да и не смотрела на этого носильщика». Попутчик, с чувством юмора рассказывает ей, что это был граф Лев Николаевич Толстой, собственной персоной. Дама бросается к выходу, выбегает на перрон. Подбегает к писателю и стыдливо извиняясь, говорит: «Лев Николаевич, извините, ради Бога, простите меня глупую, не узнала, верните уж гривенник». Лев Николаевич совершенно невозмутимо смотрит на эту глупую даму и без тени улыбки отвечает: «Нет-нет сударыня, не отдам и не просите. Я его честно заработал».

Оба пассажира весело рассмеялись. Кучер тоже веселился, слушая разговор молодых людей. Это было видно по его хмыканью и активно дрожащей от смеха спине.

– У нас в Туле очень весело! Трактиров и питейных домов много. Все они в рост идут на грехе человеческом. Для каждого сословия свои, по доходам. Богатеют на пьянстве и кураже. Рабочих много. Почти сорок фабрик да заводов. Рабочий люд зарплату получая лучшую ее часть оставляет в кабаках. Пить начинают в субботу, после расчета у хозяина. Продолжают отдыхать в воскресенье. Некоторые и понедельничают и вторничают. К работе приступают аж только в среду, а то и в четверг. От пьянства драки, да и убийства бывают. Бьются насмерть. Оно ведь как, шатающейся корове где сена клок, где вилы в бок! – продолжал рассказывать Пётр.

– А когда же работают? – спросил Евграф.

– Работают знатно, по шестнадцать, восемнадцать часов в день! Все упущенное время наверстывают. Все, что положено выпускают к сроку. Хозяева их прощают и особо не ругают. Все довольны: и хозяева, и рабочие. Поэтому у нас здесь бунтов со времен мятежника Ивана Исаевича Болотникова не было и, надеемся, не будет.

– В Москве тоже трактиров не избегают. В белокаменной знаете, как купцы говорят в шутку: «Пей, да людей бей, чтоб знали чей ты сын!» – с улыбкой ответил Евграф.

– У нас тоже купцы не отстают. Вот вчера, в воскресенье, один заезжий купец то ли с Калуги, то ли с Орла, на Миллионной улице устроил весёлую потеху. Это улица на чугунный мост, на выезд в сторону Москвы. Нагулявшись в ресторации где-то на Литейной, побил достойно посуды да зеркал. Потом нанял трёх извозчиков. Посадил в две пролетки Афанасьевых девок – наших дам легкого поведения, цыган. Сам сел в третью, кучера выгнал, и начал устраивать гонки от пересечения Литейной с Миллионной, до Чугунного моста и обратно. Но катался не просто, а норовя сбить случайный люд. Дурил так больше часа, так бы и не остановился, пока кого-нибудь не покалечил. Но к радости народа, городовые в воскресенье находятся в полной готовности к наведению порядка. Девок и цыган остановили сразу, они плохого и не делали. Только за ним ездили и песни пели. Но за самим купцом гонялись долго. Когда поймали, да скрутили, лежа в луже злобно смотрел на народ и кричал на городового: «Ты моему нраву не перечь, все куплю новое, зачем г… беречь».

– А как же местная власть на эти безобразия реагирует? Неужто прощает и не наказывает?

– Почему не наказывает, наказывает! Строго спрашивают! За такие шалости поручат ему сделать большой благотворительный взнос. Купцу наука, народу польза.

– Чем ещё интересна ваша губерния, занимательным и поучительным?

– Вы в первый раз в Туле? – спросил Пётр.

– Нет, не первый. Я здесь родился. Учился в Александровской кадетке. Однако покинул Тулу давно, ещё в юном возрасте. Особо жизнью губернии не интересовался. Хотя, признаться, мне это не безразлично, – ответил Тулин.

– Что вы говорите? Это очень интересно. Постараюсь в дороге рассказать вам как можно больше о городе и публике.

– Как вы, наверное, знаете, у нас проживало и проживает много интересных людей, – с уважением и истинной гордостью сказал Пётр Владимирович, – вот, к примеру, статский советник Михаил Евграфович Салтыков! Ваш тезка, только наоборот. Был у нас в Туле управляющим казённой палатой, лет пятнадцать назад. Как рассказывают старожилы, заслужил к своей персоне почет и уважение и вечную память образованного народа.

«Опять Салтыков, у них похоже вся Тула читает его нравоучительные сказки», – подумал Евграф, но вслух ничего не сказал, продолжая с интересом слушать говорливого собеседника.

Пётр продолжил: «Приехал из Москвы в 1866 году. Меньше года послужил управляющим казённой палатой, шуму навел знатного! Если кто плохо докладную представил, он его и в шкуру и в гриву. Ногами топает, кричит, чернильницами бросается, глядь того и пришибет ненароком чиновника. При нем все крысы канцелярские, как мыши стали, боялись его страшно! Как в сказке, чудеса в решете, дыр много, а вылезти негде. Зажал он всех наших богатых отцов города жесткими тисками. Сам лично проверял все ли пошлины да сборы направлены в казну. Ремесленников и всяких людей дела защищал, а взяточников и мздоимцев не любил. С нашим губернатором Михаилом Романовичем Шидловским они вначале были друзьями, чуть не в обнимку ходили. Играли в пикет, каждый день встречались. Весь город знал, где генерал-майор Шидловский, там и действительный статский советник Салтыков, и наоборот. У нас ведь в Туле генералов можно по пальцам пересчитать, а если считать, так одной руки хватит. А поводом для обид, бывших друзей, стало заседание, которое проходило в служебной квартире губернатора. Он всех на утреннее присутствие собрал, но сам на час или два опоздал. Так вот, ваш тезка, только наоборот, при всех присутствующих чинах сказал губернатору, что его опоздание на общее присутствие – это невежество по отношению к собравшимся и значительное свинство. Салтыков не холоп и не мальчик, чтобы ждать милости прибытия такого большого чина как Михаил Романович. Хотя губернатор был тоже крикун хороший, но виду не подал. Промолчал, генеральскую гордость спрятал, не хотел ссоры. Но вечером, какая-то муха опять укусила действительного статского советника Салтыкова, а может почувствовал слабину у губернатора. Он продолжил указывать губернатору на его ошибки в управлении губернией. А дальше ещё интереснее. На вечернее присутствие губернатора явился еще один наш уважаемый гражданин города, городской голова Николай Никитич Добрынин. Явился не в настроении, на присутствие начал устраивать словесную перепалку с полицмейстером по поводу его воровства, овса и сена для своих личных нужд. Того самого сена, которое город отпускает для содержания пожарных лошадей. Началось тут бей сороку, бей ворону. В общем, скандал пошел, взаимные оскорбления. Только лишь драки не было. Говорят, что Михаил Евграфович, тоже масла в огонь подлил своими высказываниями в адрес губернатора и его стилей руководства губернией и публикой. Особенно по поводу пьянства чиновников в различных кабаках. Уборок улиц с привлечением полиции. Дело в том, что Михаил Романович раньше был командиром Волынского полка и считал, что одна из задач полиции заставлять хозяев домов и дворов убираться на территориях, примыкавшим к домовладениям. Дошло до того, что губернатор закрыл присутствие по причине возбужденного состояния его членов. Перед закрытием начал выговаривать Салтыкову в резкой форме за его высказывания в утреннее и вечернее собрание. С этого дня начались генеральские войны на потеху всему городу. В кляузах победил Михаил Романович! Добился того, что бы господина Салтыкова с этой должности убрали. Говорят, что лично Александр Второй принял данное решение. Однако и Михаил Евграфович оказался не прост. Как говорится в старой русской поговорке: шалишь кума, не с той ноги пошла. Создал господин Салтыков о губернаторе долгую народную память, написал на него такие сатиры, которые всю Россию уже давно веселят!».

– Да, такой интересной истории я не слышал. Удивительные подробности! – улыбнувшись, ответил Евграф.

– Читали сочинение господина Салтыкова: «История одного города»?

– Не читал, но слышал! – ответил Тулин.

– Очень зря! Прочтите обязательно! Это про нашего губернатора и наш город, в том числе. Это произведение не приветствуется, но у нас все, кто просвещён, читают и смеются. Автор, конечно, сам и про себя там написал. Тоже был не подарок для подчинённых чиновников казначейства. Но и губернаторство наше прославил от души. Господину Салтыкову хватило девять месяцев пожить в Туле и он смог написать такой шедевр литературы. А если бы он побольше прожил и послужил в казённой палате? Что было бы с нашей городской публикой? Сюжет от говорящей головы градоначальника, описанный господином Салтыковым в «Истории одного города», особо мне нравиться. На память, для вас, зачитаю: «Градоначальник безмолвно обошёл ряды чиновных архистратигов, сверкнул глазами, произнёс: „Не потерплю!“ – и скрылся в кабинете. Чиновники остолбенели; за ними остолбенели и обыватели». Или вот такие сюжеты: «Новый градоначальник запёрся в своем кабинете, не ел не пил и всё что-то скрёб пером. По временам он выбегал в зал, кидал письмоводителю кипу исписанных листков, произносил: „Не потерплю!“ – и вновь скрывался в кабинете». «Проснувшись обыватель мог видеть, как градоначальник сидит, согнувшись, за, за письменным столом, и всё что-то скребёт пером. И вдруг подойдёт к окну, крикнет: „Не потерплю!“ – и опять садится за стол, и опять скребёт».

– А вы, Пётр Владимирович, я гляжу смутьян и бунтовщик. Народоволец с опасными взглядами! Как же вас терпит генерал Бестужев, или он разделяет эти предпочтения? – обратился Евграф к собеседнику с улыбкой, не то в шутку, не то в серьёз.

– Да нет, Евграф Михайлович, какой я смутьян? Я за сильную государственную власть, но без дурости и самодурства! Просто уважаю талантливых людей, к которым относится и господин Салтыков! Кроме того, я люблю хорошую шутку, а в его произведениях их достаточно. Господин Салтыков вообще-то был в разное время чиновником по особо важным поручениям при Министре внутренних дел, вице-губернатором в Рязани, в Твери. Вышел в отставку в чине статского советника, что соответствует званию генерал-майора, согласно табелю о рангах. Насколько я осведомлён, сейчас трудится для журнала «Отечественные записки», что в Санкт-Петербурге. Полностью разрешенном правительством.

– Да, вы правы. Я пошутил, уважаемый Петр Владимирович. Продолжайте, не кипятитесь. Право вас интересно слушать! – сказал Евграф, видя, что вызвал обиду у собеседника.

Он не стал говорить ему, что журнал находится под негласным контролем полиции, периодически изымаются целые экземпляры этого журнала.

– А вы слышали о таком произведении господина Салтыкова, как «Дневник провинциала в Петербурге»? Прекрасное произведение, он написал его о жителях уездного города Алексин. Одна только фраза чего стоит: «Все притворялись, что у них есть нечто в кармане, и ни один даже не пытался притвориться, что у него есть нечто в голове». Ну и другое: «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил». На мой взгляд, одно из самых удачных произведений. В этом произведении упоминается наша река Упа. Читали?

– Слышал, конечно, но к сожалению, такие произведение господина статского советника Салтыкова не читал, – слукавил сыщик.

Евграф, конечно, читал эти произведения, но предпочел не говорить об этом в слух. Офицер сыскного отделения не имел права поддерживать сочинения против подрыва самодержавия, нарушающие основы общества. Господин Салтыков был уволен в полную отставку, с резолюцией императора Александра II на его деле, которая звучала примерно так: «Уволить этого беспокойного человека, как чиновника, проникнутого идеями, не согласными с государственной пользой».

– Мне очень нравится сама манера изложения сатиры! Действительно же, у нас некоторые высокопоставленные чиновники кроме узких знаний по службе больше ничем не интересуются. Закостенели в своей служебной безграмотности. Стали сдерживающим барьером развития прогресса и общества. Без слуг и помощников сами уже и расписаться не могут. Мне вот нравится, как это подчеркнул господин Салтыков в беседе двух генералов: «Как нет мужика – мужик везде есть, стоит только поискать его! Наверное, он где-нибудь спрятался, от работы отлынивает!».

Истории продолжались. Евграфа поражала память и знание собеседником такого обилия пословиц, поговорок, событий, различных историй, близких к жизни всех слоёв общества.

– Так вот, когда нашего уважаемого управляющего казначейством господина Салтыкова обворовали на нашем вокзале, он на присутствии у губернатора заявил: «Во всех странах железные дороги для передвижения служат, а у нас сверх того и для воровства».

Евграф опять вспомнил о своем приключении. Подумал о том, каким же образом попытаться разыскать прекрасную незнакомку, следовавшую с ним в одном вагоне. Задача была сложной. Не будешь же посещать все публичные места. Или спрашивать у случайных людей. Глупо!

– А что ж, сейчас тульский губернатор представляет собой, как местное общество о нем отзывается?

– Ныне у нас с 1878 года губернаторствует Сергей Петрович Ушаков. Тайный советник и почётный гражданин города. Много для города и губернии старается сделать, правда за чужой счёт. Меценатство расцвело, купцы и богатые промышленники деньги не жалеют для общества. Умеет он их убедить! Вот недавно известный купец первой гильдии Игнат Козьмич Платонов отдал под общественную лечебницу свой дом. Да за свой счёт и переоборудовал. Год назад купец Красноглазов был награжден орденом Святого Великомученика Равноапостольного князя Владимира IV степени, за то, что пожертвовал двадцать пять тысяч рублей на открытие в Туле приюта для неимущих граждан. Да много таких благодетелей, долго перечислять. В общем, губернатор не сидит на месте. Человек добрый и весёлый, ночью его никто в окнах не видит сидящим за письменным столом! Из окон крики, запорю и не потерплю, не раздаются, – с уважением сказал Брежнёв.

– Мне кажется, что Вы, Пётр Владимирович, знаете всё про Тулу. Если так, тогда скажите, а откуда пошло название города? – спросил Евграф.

– Всё, да не всё! Но знаю много. А вы, что ж не знаете? Какой же вы туляк тогда?

– Я тоже знаю, но хотел бы сравнить. Может вы что нового расскажите, – ответил Тулин.

– Хорошо, но вначале моя версия, затем ваша! Откуда пошло название? По-разному говорят. Народ одно, умные и учёные другое! Но я придерживаюсь следующей: «В давние времена правил Золотой ордой, хан Жанибек, одиннадцатый хан золотой орды. Как полагается настоящему хану, своё место на троне расчистил путём уменьшения своей родни. Убил двух старших братьев. Он был младшим сыном и трон по обычаям был не положен. В дальнейшем, в своё правление, был мудрым ханом, активно поддерживающим и укрепляющим религией свой ханский престол. При нем было построено много мечетей, активно развивалось мусульманское учение. Но, в тоже время хан, не мешал развитию в Московии и православия! А почему? Мы с вами поймём чуть позже! В поход на Русь он ходить не любил, видимо растратно было для ханской орды. Денежно, куш небольшой, а волокиты много. Но один раз всё-таки дошёл до Алексина. Но не грабил. Только забрал дань, попугал народ, да и ушёл с войском обратно. Огромную власть над ним имела его мать, ханша Тайдула, которая помогла войти ему на ханский трон и простила убийство братьев. Сама она возглавить орду не могла, так как не принадлежала к Чингизидам. Кроме того, по обычаям Золотой Орды, женщина не могла править. После того, как Жанибек утвердился во власти он подарил матери один из улусов. Тот где сейчас располагается город Тула. Поэтому есть притча, что Тула названа в честь великой ханши Тайдулы. Но это ещё не всё! Ханша Тайдула заболела от старости глазами и практически ослепла. Приказала она явиться в орду Московского Митрополита Алексия, прослышав о том, что он совершает чудеса по исцелению и Бог слышит его молитвы. Но пригрозив при этом, что если тот не явится, то огнем и мечом хан Жанибек опустошит русские земли. Митрополит не посмел подвергнуть родной народ верной гибели и направился в орду совершать чудо, надеясь на Бога. Молился он денно и нощно, и чудо свершилось. Ханша выздоровела и зрение вернулось к ней! Митрополит вернулся в родную землю. Да не просто вернулся, а с правом охранного ханского ярлыка для православных церквей и снижения постоянной дани для русских земель. Кроме прочих даров, вручен был ему перстень с драконом и право на посольскую ордынскую землю, в Москве. На этой земле затем был построена церковь Архистратига Михаила. Как вам такая история?

– Занятно. Я слышал версии явно проще! Например, что на языках тюркютов, то есть татаро-монголов, имеется слово «Толум». В переводе, оружие. Имеется и слово «Тула», в переводе, брать силой, отбирать, завоевать. Получается, что название города пошло от слов «Толум» или «Тула».

– Ваша версия, Евграф Михайлович, более проста. Нет романтики. Скучно! – с улыбкой ответил Пётр.

Евграф молчал, переосмысливая всё услышанное. Экипаж следовал по одной из центральных улиц Тулы размеренно и степенно, как следовало экипажу такого значительного предприятия, как Тульский оружейный завод! Кучер управлял важно, строго поглядывая на проходящий по обочинам и тротуарам люд, подчёркивая всем видом статус императорского завода.

«Малый не глуп! Надо бы к нему повнимательнее присмотреться. Возможно, будет очень полезен. Подскажет про внутренние нравы и порядки. Кроме того, его шутки допустимы и поднимают настроение», – подумал Евграф.

Пока Евграф с интересом слушал помощника заводского начальника и осматривал родной город, доехали и до управления завода.

Глава 7 Начальник Императорского завода

Завод величаво раскинул свои корпуса на берегу реки Упы. Как некий основатель всемирной известности, небольшого, но очень мастерового города Тулы. Осмотрев здание правления завода, местность перед ним, Евграф сделал вывод, что завод достаточно хорошо охраняется. Вошли в правление, Брежнёв предъявил пропуск. Было заметно, что Петра Владимировича все хорошо знали и уважали, а может и побаивались. Пропуск проверили для порядка, все чиновники и служащие приветствовали его с глубочайшим уважением. Находившийся в приемной начальника дежурный чиновник встал и доложил, что его высокопревосходительство, генерал от артиллерии Бестужев-Рюмин, ожидает гостя и просил пройти немедленно по прибытию. Вошли, посреди кабинета стоял сам начальник завода. Евграф Михайлович увидел стройного и подтянутого генерала, с раздвоенной бородой, удивительно умными и проницательными глазами. По виду ему было лет сорок пять, может чуть больше. Генерал также быстро осмотрел прибывшего, на мгновение обменялся взглядом с помощником по особым поручениям и вновь остановил свой взгляд на Евграфе. По выражению лица, видимо, осмотром был доволен. Поверхностный осмотр рабочего места генерала, который успел провести сыщик, говорил о строгости и пунктуальности хозяина. Всё лежало на своих местах, каждая вещь или предмет интерьера соответствовала своему предназначению. Над большим письменным столом висел портрет императора в полный рост. Одну стену частично занимала библиотека. На другой стене находилась выставка образцов оружия выпускавшихся на заводе в разное время, а также фотографии в рамках. В углу имелась красивая изразцовая печь. Кроме основного рабочего стола в некотором отдалении, в углу, стоял другой с четырьмя стульями. Имелся и диван, возможно, для дружеских бесед и встреч хозяина кабинета с друзьями.

– Прошу вас, присаживайтесь! Очень благодарен вашему начальнику сыскной части, что не отказал в просьбе! Дело не терпит отлагательств и касается секретных интересов империи! Для ответа на многие вопросы у нас нет подходящих специалистов, да и нужен человек, который не знаком местному обществу. Необходимо скрытно и аккуратно провести расследование!

– Благодарен за оказанную честь, ваше высокопревосходительство, – ответил Евграф.

– Поймите меня, Евграф Михайлович, город у нас небольшой, поэтому все про всё знают. Иногда и того, чего не было припишут и обсудят. Мне хорошо вас рекомендовали. Я предлагаю сразу перейти к делу и произошедшему, выходящему за рамки естественного, событию! Затем готов ответить на вопросы, дать необходимые пояснения. Всё остальное: устройство в гостинице, предоставление рабочего кабинета, необходимых регламентов, извозчиков и денег, обсудите с Петром Владимировичем, моим помощником, – заявил генерал.

– Полностью согласен! Готов оказать любую посильную помощь. Для этого и прибыл.

– Как вы, наверное, знаете или догадываетесь, наш императорский завод – это промышленная жемчужина России. Он был создан по велению великого императора Петра I. Во время войны с Наполеоном, заводские мастеровые отремонтировали и изготовили более пятьсот тысяч ружей. Сейчас занимаемся выпуском одноствольного и двуствольного стрелкового оружия, в том числе центрального боя. У нас трудится более пятнадцати тысяч мастеровых. Наши рабочие имеют особый статус, многие старшие оружейные мастера изготавливают оружие для Императорского двора. Это произведения искусства, смею заверить Вас! Такие художественные экземпляры в качестве подарков Его Императорского величества расходятся по Европе. Многие корпуса реконструированы. У нас имеются две паровые машины, на которые выведено более ста станков. Сейчас мы занимаемся разработкой совершенно новой винтовки для нужд нашей армии. При производстве функционирует оружейная школа, обучающая оружейных мастеров для нужд частей войск. При необходимости, я дам указание познакомить вас с начальником школы, генералом Страховым. Не помешает знакомство и с начальником инструментальной мастерской, Сергеем Ивановичем Мосиным. Все это я рассказываю для того, чтобы вы понимали серьезность и масштабы наших дел. И необходимость нашего завода для государства Российского. Вы ранее знали об этом? – уточнил, Василий Николаевич.

– Я догадывался! Кто же в России не слышал о Тульском оружейном заводе. Но такой информации, конечно, не имел, – скромно ответил Евграф.

– Но это еще не все! Сейчас я расскажу вам то, что является секретом. Это известно только малому кругу лиц! И не только на заводе, но и в России! Если вы согласны, то придется подписать документ о неразглашении государственной тайны. В случае ее разглашения будете подвергнуты уголовному наказанию. Информация очень важна и очень секретная!

«Это уже опасно. В сферу высоких государственных интересов вторгаться не хотелось. Но выхода нет», – подумал Евграф.

Помощник по особым поручениям, положил на стол заранее приготовленный документ, расписку о недопущении государственной измены. На документе имелись гербы России, степень важности и печать оружейного завода. В нем излагалось следующее: «Мне, подписавшемуся под данным документом, известны Уложения Российской Империи о наказаниях уголовных и исправительных. Разделы: «О преступлениях государственных», «О государственной измене и преступлениях против народного права». Мне известно, что Государственной изменой признаётся: «Умышленное предательство государства или какой-либо части оного, другому государю или правительству. Возбуждение подданным Российским, иностранной державы к войне или иным неприязненным действиям против России. Сообщение, с этим же намерением, государственные тайны иностранному правительству. Способствование неприятелю, в военных или других враждебных, против отечества или союзников России, действиях:

– через явное участие в таких действиях; советом, открытием тайны, сообщением иных каких-либо сведений о расположении и движении войск, о состоянии армии, о средствах нападения или обороне, оказание помощи неприятельским лазутчикам (шпионам);

– препятствование успехам Российского оружия или союзников России;

Мне известны наказания за государственную измену, заключающиеся в лишении всех прав состояния и смертной казни, конфискация всего родового и благоприобретенного имуществ, заключении в тюрьмах и на каторгах согласно степени преступления. Я согласен с условиями и принимаю их в здравом уме и памяти. Подписка дана в присутствии генерала от артиллерии Бестужева, начальника Императорского тульского оружейного завода».

Текст расписки, которую представил после слов генерала его помощник, был очень серьёзен. Он грозил крахом всех надежд в случае любой ошибки в ходе розыска. Весёлость и простота помощника по особым поручениям исчезла, как только он приступил к исполнению служебных обязанностей.

Евграф подумал и о помощнике, и о ситуации: «Не прост малый, службу знает! Хитёр, дружба-дружбой, а служба-службой! Если что-то не получится, или невольно секреты будут утеряны при розыске, никто станет разбираться – кто виноват? Обвинят не генерала Бестужева, а меня! Да, попал из огня, да в полымя! Молодец господин Струков, удружил, так удружил! Но деваться некуда, от моего решения ничего не зависит, откажусь – останусь без должности и положения в обществе. Рискнём!».

Евграф ещё раз внимательно посмотрел на документ. Подумал и медленно подписал, заполнив пустые графы своей фамилией, чином и должностью. С этим разделом «Уложения о наказаниях уголовных и исправительных» Российской Империи он был уже знаком в Санкт-Петербурге, когда подвергал допросу бунтовщиков и цареубийц из Народной Воли. Там им в вину предъявлялось нарушение уложения по отделению первому: «О преступлениях против священной Особы Государя Императора и Членов Императорского Дома». Теперь вот приходится самому подписывать расписку по отделению второму, которое по тяжести оснований к обвинениям не легче предыдущего. Увидев подписанную расписку, генерал повеселел и сразу перешёл к делу.

– Прикажите принести самовар, Петр Владимирович. Я распорядился, чтобы он был готов к вашему приезду. Посидим по-дружески, без чинов и званий. Дело общее, государственное, – приказал генерал.

Пётр удалился для выполнения распоряжения. Генерал продолжил свою речь: «Завод активно сотрудничает с Военным Министерством, Военной Разведкой и Министерством Иностранных дел. Несмотря на то, что после 1863 года министерство иностранных дел перестало быть основным звеном в изучении новых изобретений, открытий по военной части, производства и мануфактур в других государствах, тем не менее оно активно продолжает работать в данной области».

Генерал замолчал и сделал паузу, ожидая помощника с чаем. Пётр, внес в кабинет три чайных прибора, заварник для чая, небывалый по художественному исполнению самовар и коробку конфет под названием: «Утиные носы». Самовар был чудный, миниатюрный, литра на три. Евграф с удивлением посмотрел на самовар и конфеты, вспомнив купе вагона.

– Александр, старший из Боташевых, на именины подарил! Действительно красоты необыкновенной, мельхиоровый, а чай в нем необычный, сказочный! Самовары у нас в Туле под каждым кустом делают! В Барсуках, на Осиновой горе, почти в каждом селе по округе в двадцать верст. Чтобы хороший самовар сделать надо двенадцать операций провести. Баташев самый знатный самоварщик, более десяти фабрик самоварных держит. А конфеты эти я очень люблю, с любой оказией из Москвы выписываю. Иногда друзья привозят, зная это, – сказал Бестужев, видя удивление Тулина.

Помощник налил всем чаю, открыл конфеты, присел рядом за стол. Было видно, что в этом кабинете он свой. Хозяин кабинета медленно отпил чай, наступила пауза.

«Этот чиновник по особым поручениям, пользуется уважением генерала. Свой в этом кабинете», – отметил в своих мыслях, Евграф, внимательно наблюдая за действиями генерала Бестужева и Брежнёва.

– Продолжим? Если вы, Евграф Михайлович, не против! По ходу разговора будем наслаждаться чаем и конфетами. Пока есть возможность. А то вскорости, если мы не решим одну серьёзную загадку, то все вместе будем пить чай из кедровых шишек, в Сибири! – отпив чаю, сказал Бестужев, нисколько не улыбнувшись.

– Вы военного министра, Петра Семёновича Ванновского не знаете?

– Не имею чести быть представленным, – ответил Евграф.

– Он недавно назначен военным министром. С момента вхождения на престол нашего государя Александра III. В своё время был начальником штаба у государя на Турецкой войне, когда тот командовал отрядом и был ещё великим князем. Пётр Семёнович, человек жёсткий и весьма требовательный, властный. Своих приказов никогда не отменяет, а за нарушения и просчёты карает, не считаясь с чинами и званиями.

Помолчав некоторое время, Василий Николаевич продолжил разговор: «Так вот, неделю назад, специальный курьер привез из Санкт-Петербурга, из канцелярии военного министерства, пакет с чертежами нового вида оружия! Это пулемёт, который не требует ручной перезарядки и имеет высокую скорострельность. До шестисот выстрелов в минуту. Стреляет винтовочными патронами. Лично управляющий военным министерством, генерал – адъютант Петр Семенович Ванновский, наложил резолюцию. Суть её в том, чтобы изучить данный материал и доложить в трехмесячный срок о возможности применения. У нас была информация, что подобной работой занимается в Америке изобретатель Хайрем Стивенсон Максим. Я не знаю и знать не желаю, как в руки военной коллегии попали эти чертежи и описания пулемета. Но знаю и другое, что в Европе подобного оружия еще нет! У нас данные чертежи хранились в черной комнате. Так называется специальное помещение для хранения совершенно тайных секретов и информации, документов особой важности. Они исчезли, вернее сгорели вместе с другими документами».

Бестужев отпил чай и посмотрев на удивленное лицо сыщика, внезапно встал и начал нервно ходить по кабинету. Подошёл к окну, некоторое время смотрел на улицу, затем сказал: «Продолжим, господа. Если у вас Евграф Михайлович будут вопросы по ходу моего рассказа, задавайте, не стесняйтесь! Разрешаю, для пользы дела и расследования. Так вот, данное небольшое помещение располагается на втором этаже, имеет оконце для проветривания, обстроенное решетками с внешней и внутренней стороны. В него даже ребенок пролезть не сможет. Имеет две двери, обитые железом, несколько замков. Величина этой комнаты, не более трех шагов в длину и ширину. Извините, это мы так оружейники говорим, привыкли на прицелах шаги ставить, вот и все остальное в шагах меряем. За комнату и документы отвечает один и тот же чиновник. При его отсутствии заходить имеет право только лично начальник завода, то есть я! Но только в присутствии трех лиц канцелярии, с обязательной записью в особой книге. Случилась беда – это секретное помещение сгорело. Вернее, не комната сгорела, а все документы сгорели! Двери выломали и пожар потушили. Но пока выламывали две крепкие, обшитые железом двери, все что там находилось, выгорело. Особо ценного в этот период там не было, кроме данных чертежей. Поработать с ними никто не успел, но и не должен был! С этими документами право имел ознакомиться только Сергей Иванович Мосин, наш ведущий мастер-оружейник, начальник инструментальной мастерской! Да и только на второй день по прибытию курьера, согласно моего решения. Получается, что эти документы могут быть полностью утеряны! Я приказал до вашего прибытия помещение не убирать. Возможно, вы захотите ознакомиться с ним, посмотреть, что осталось после пожара».

Воспользовавшись паузой генерала, Евграф задал вопрос: «Ваше высокопревосходительство, сегодня понедельник. Значит чертежи были доставлены в Тулу в прошлый четверг. В субботу с ними должен был работать начальник инструментальной мастерской, Мосин, но к сожалению, он их не видел. И в этот же день, субботу, они сгорели! Я правильно вас понял?».

– Именно так! В субботу завод не работал, не работало заводоуправление, тем не менее пожар случился.

– Каким образом ведётся делопроизводство по секретным документам? – задал ещё один вопрос сыщик.

– Наша система делопроизводства ничем не отличается от делопроизводства в военном ведомстве. Имеется специальный чиновник от первого отделения министерства. Он учитывает секретные пакеты и секретные документы, в специальной учётной книге для пакетов. Там же записывается время, номер пакета, кем направлен и кем доставлен. Секретные пакеты вскрываю лично, проверяя на исправность сургучную печать. Изучаю, затем передаю специальному чиновнику для организации тех указаний, которые отданы на специальном листе, то есть моей резолюции. В данном случае, мною наложена резолюция с разрешением ознакомиться с документами только Сергею Ивановичу Мосину и никому более. Чиновник ответственный за хранение документов в день пожара отсутствовал по причине выходного дня. Сегодня отсутствует по причине болезни, что подтверждено его сослуживцем, видевшим его в весьма болезненном состоянии дома.

– Странно, очень странно, – заявил сыщик.

– Если вы тоже так считаете, попрошу ответить мне: случайность это или злой умысел? Указания об обеспечении вас всем необходимым, в том числе деньгами отданы. Предлагаю со следующего дня приступить к работе.

– Именно так и планирую. Сегодня поселюсь в одной из гостиниц на ваш выбор, обдумаю полученную информацию. Утром начну работать. Проведу опросы, осмотрю помещения, далее будет видно. Прошу отдать указания о выделении мне с завтрашнего дня отдельного кабинета. Кроме того, полагаю, что необходима сказка, с какой целью я нахожусь на оружейном заводе.

– Очень хорошо, некоторые указания я уже отдал. Петр Владимирович в вашем полном распоряжении, в остальном он введёт вас в курс дела, – ответил Бестужев.

Евграф позволил себе задать ещё один вопрос: «Ваше высокопревосходительство, имеется ещё один очень важный момент. Вы же знаете, что пресечением революционной деятельности и агентуры иностранных государств, занимается отдельный корпус жандармов. В Туле жандармским управлением руководит генерал-майор Муратов. Как он посмотрит на мою деятельность? В том числе, если я буду совершать действия, поднадзорные ему? Кроме того, я должен согласовывать свою деятельность с прокурором, судебным следователем. Мне необходимо полное взаимопонимание с их стороны».

– Во-первых, считаю, что никто пока не имеет оснований полагать, что пожар и утеря чертежей – это деятельность революционеров или иностранной агентуры. Полагаю, думать об этом рано? Во-вторых, на соблюдение секретности в этом деле получена санкция Военного Министра и Министра внутренних дел, генерала графа Игнатьева. У меня имеются необходимые доношения военному Министру и промемория от него. В-третьих, ваше ведомство выбрано не случайно. Отделение создано недавно и утечка информации исключена. Полномочий и прав более чем достаточно. Поэтому давайте попытаемся разобраться быстро и не будоража различные ведомства. При наличии недоразумений я в вашем распоряжении и смогу их уладить. Это вас устроит? – несколько раздражённо ответил генерал.

– Вполне, ваше высокопревосходительство.

– Вот и хорошо! Жду вас послезавтра, во второй половине дня на доклад. Да, и еще! – продолжил он в след выходящим молодым людям. – Евграф Михайлович, прошу впредь обращаться ко мне только по имени и отчеству!

Выйдя из здания заводоуправления оба озадаченных помощника молча сели в пролетку, каждый думал о своем. Направились в гостиницу. Брежнёв начал разговор первым: «Давайте обсудим наши дальнейшие планы, предлагаю следующий вариант. Сейчас мы поедем в оплаченную заводом квартиру, по улице Посольской, рядом со Спас-Преображенским храмом. Генерал приказал поселить именно там, недалеко от центра города и завода. По распоряжению начальника, правление завода постоянно содержит эту квартиру для уважаемых гостей. В том числе и для различного рода проверяющих и надзирающих. Вы согласны?».

– Почему бы и нет. Согласен, – ответил сыщик.

– Весь трехэтажный дом, в стиле модерн, принадлежит нашему самому сладкому фабриканту Василию Романовичу Гречихину, пряничному королю.

– Я слышал, что пряники дают большой доход? – сказал сыщик.

– Ещё какой, тем более у нас. Нет бани без веника, нет Тулы без пряника! Наши деловые люди при решении вопросов коммерции всегда презентуют пряники, самовары да искусно сделанное оружие для того, чтобы добавить в скупые коммерческие переговоры веселости и доброжелательности. Всем гостям Тулы предлагают подарки, опять же состоящие из того же перечня, тем самым поднимая известность этих товаров. Гречихины – это самые маститые производители, они больше десяти международных пряничных выставок выиграли. Их пряники завоевали грамоты, серебряные да золотые медали без счетов. А самому Василию Гречихину за такие успехи в пряничном деле, даже перстень от императора пожалован. Мысль у него есть, затмить всех пряничников в мире! Построить такой пряничный дом, в котором можно жить и продавать пряники. Поставить его в самом Париже, на центральном месте! Так что тульский пряник – это наша визитная карточка.

– А что с моей легендой пребывания в Туле и на заводе, что порекомендуете? – уточнил Евграф.

– На заводе уже всем сказано, что прибыл проверяющий ревизор из инженерного департамента. Завтра экипаж прибудет, к восьми. Кабинет я предоставлю свой.

– Почему с инженерного? – спросил сыщик.

– Специально, с инженерного! Для того, чтобы вас не раскусили. Чиновники артиллерийского департамента у нас гости частые, а инженерного нет. Поэтому их у нас не знают. Тем более, правление сейчас ведет переписку с инженерным департаментом по размещению малого заказа.

– Понял, хитро задумано! – не без ехидства ответил Тулин.

– Какие еще будут указания и распоряжения? Вы же к цыганам хотели? Можем устроить! – вполне серьезно, как показалось Евграфу, уточнил Пётр.

– Цыгане – это заманчиво! Но не сегодня. Давайте для начала выспимся. Спасибо за гостеприимство и светские беседы, – с улыбкой сказал, Евграф.

Затем поднялся по отдельной лестнице, на второй этаж, в квартиру предоставленную ему правлением завода.

Глава 8 Опрос свидетелей. Чёрная комната

Утром, прибыв в заводоуправление, Евграф начал свою работу с опросов свидетелей и очевидцев пожара. Вначале опросил начальника караула. Затребовал для изучения личное дело помощника чиновника, отвечающего за работу в «черной комнате». Пригласил его самого к себе на беседу на тринадцать часов, в надежде, что тот уже оправился от болезни. Попросил Петра найти Сергея Ивановича Мосина и уточнить у него, когда тот может прибыть на беседу, чтобы не отрывать его от дел по заводу. Петр Владимирович находился при сыщике постоянно. Все распоряжения и просьбы Евграфа выполнялись, благодаря ему, незамедлительно. В ходе дознания были опрошены штатные пожарные чины пожарной охраны завода и лица, помогавшие им, так называемые, добровольные пожарные. Картина событий несколько прояснилась. Пожар заметил дежурный чиновник канцелярии, который проходил мимо дверей комнаты. По его словам, в начале он почувствовал запах гари и дыма, а затем и увидел еле-еле проникающие через щели струйки дыма. Поняв, что что-то не так, немедленно вызвал пожарную команду, оповестил караул. Поднял дежурного посыльного и направил его к генералу Бестужеву. Все происходило во второй половине дня. Так как завод имеет особое производство, имелась и своя пожарная команда, которая прибыла достаточно быстро. Долго пришлось повозиться с дверями. Когда взломали и потушили огонь, стало ясно, что все бумажные документы сгорели или превратились в еле держащий форму прах. Достаточно было подойти к сгоревшим папкам, как они превращались в пепел. Пол и потолок успели сильно закоптиться. Но так как они были оббиты железом, а стены сделаны из кирпича, ничего опасного для всего здания не произошло. Вот только шкаф, стол, стулья успели сильно обгореть. Всё это говорило о большой температуре огня. Но всех полностью опросить не удалось, так как несколько участников тушения пожара почувствовали недомогания и получили выходные отгулы.

Завод охранялся по периметру постами гарнизона местных войск от караула по охране завода и заводского арсенала. Только со стороны реки Упы постов не было, там выделялся пеший дозор, так как ни справа, ни слева завод обойти было нельзя. Опрошенные солдаты в один голос твердили, что ни в день пожара, ни в ночь, предшествующую ему, ничего возмутительного не видели. На проходных завода посторонних лиц не задерживали, ничего подозрительного не замечали. К сожалению, в ходе опроса не возникло ни одного подозрения, ни одной зацепки для выяснений обстоятельств пожара. Сыщик решил опросить унтер-офицера, отвечавшего за охрану завода, Павла Кудинова, повторно. Он был начальником караула в этот день. Кроме того, Евграф после первого допроса унтер-офицера попросил Брежнёва узнать о нём мнение начальника оружейной школы. Отзыв генерала Страхова был положителен: подчиненных держит крепко. Принимал участие в военных действиях с турками. Церковь посещает постоянно, женат. Живет в Заречье, в оружейной слободе.

– А что скажете о начальнике караула, Кудинове, вы сами? – спросил сыщик у Брежнёва.

– Что скажу? Полностью согласен с генералом Страховым. У нас сравнительно недавно, после войны на Кавказе. По ранению направлен к нам в местные войска дослуживать по причине того, что местный житель. Родственники где-то недалеко проживают, из мещан. Звание заслужил героизмом и отвагой. Пользуется уважением, хороший семьянин. Живёт в Заречье, как уже известно. Там большая часть заводских работников проживает. Так со времён Петра повелось, а что он ещё не был на допросе?

– Я его вначале всех опросил, но на скорую руку. Потом сверил его показания с показаниями остальных участников события. Они не расходиться, унтер-офицер клянётся за каждого своего подчиненного, Богом! Сам был в первых рядах, когда разбивали двери и тушили пожар, будучи начальником караула. Создал у меня хорошее впечатление. На допросе был спокоен, на вопросы отвечал обстоятельно. Его поведение, внешний вид внушили мне доверие и уважение! Сейчас собираюсь более предметно поговорить. Если он такой положительный служака, почему нам его в слепую к поручениям не привлечь? Всё равно он свидетель пожара и многое уже знает. Что скажете?

– Согласен с вами. Давайте с генералом Страховым, начальником школы и решим, пусть в наше распоряжение на неделю откомандирует. Этот вопрос я урегулирую и без генерала Бестужева. Сегодня же! – ответил Брежнёв.

Раздался стук в дверь, еле заметно прихрамывая на правую ногу, вошёл Кудинов. Унтер-офицер внешне был высок, крепок в теле, строгие черты лица выдавали в нем человека крепкой воли и сильного характера.

– Вызывали, ваше благородие?

– Вызывал. Присядьте Павел Федорович. Хотел с вами еще раз обсудить, как случился субботний пожар. Извините, ради Бога, что второй раз вызываю, опереться не на кого!

– Не в обиде, ваше благородие! Дело понятное. Сложное!

– Что ещё можете добавить по пожару?

– Да нет ничего нового. Никто и понять не может, как это в закрытой комнате пожар вдруг случился? Беспокоятся все караульные, волнуются. Какое наказание нам светит? Вроде бы не виноваты мы, но как генерал рассудит?

– Не беспокойтесь. Передайте, что к вам претензий нет. Сказали мне, что воевали на Турецкой? Где, в какие годы, не расскажите? – обратился к Кудинову, Евграф.

Унтер-офицер немного помолчал, посмотрел на Евграфа и начал рассказывать: «Про войну говорить не люблю, но вам расскажу. Пришлось мне сражаться в составе Ахалцыхского отряда, в который вошли силы нашего пехотного полка. Полк сформировали как раз накануне войны с турками. Всю компанию я прошел вроде бы без урона для жизни и здоровья! А дела были и у поста под Сухумом, и у поста Адлер, да еще в разных местах. Но Бог миловал, только царапины и стертые в кровь ноги. А вот в 1879 году в составе батальона принял участие в Ахалтекинской экспедиции под руководством генерал-лейтенанта Лазарева против текинцев. Лазарев в походе умер. Командование принял генерал Ломакин. При штурме крепости Геок-Тепе, что стоит в Туркестане, потеряли почти пятьсот служивых. Там я и ранен был в обе ноги! Крепость не взяли! Вернулись мы восвояси не солоно нахлебавшись. Я, правда, уже не шёл, на повозке обратно доставили! Нога до сих пор прихрамывает. По случаю тяжёлого ранения был списан с действующей армии. Награжден светло-бронзовой медалью: „В память русско-турецкой войны 1877—1878 года“. Вот и весь мой рассказ».

Евграф тоже был награжден этой медалью, но серебряной. Награда была имперской, государственной, просто так не давалась. Серебряной медалью награждались за оборону Шипкинского перевала, крепости Баязет. Светло-бронзовой те, кто участвовал хотя бы в одном бою. Бронзовой тех, кто так или иначе приняли участие в войне.

– Так мы с вами почти однополчане. Я в чине поручика служил в Эриванском отряде, из состава пехотного Крымского полка, – с удивлением воскликнул Евграф.

– Не может быть, ваше благородие, – растерялся Кудинов. – Вот так встреча, где Тула, а где Турция? Так ваш же полк в Баязете стоял, досталось вам! Рассказывали, что вы не только коней съели, но и все растения и природную живность истребили в крепости. Погибших много было и пропавших без вести тоже не мало.

– Всё так, Павел Федорович, всё так. Вот что, любезный, у меня есть к вам предложение, – сказал сыщик, посмотрев внимательно на унтер-офицера.

– Какое, ваше благородие?

– Сегодня Петр Владимирович попросит генерала Страхова освободить вас, Павел Фёдорович, от обязанностей по должности для помощи нам, на недельку. Как на это посмотрите?

– Готов! Ставьте задачу. Отдавайте боевой приказ, – не задумываясь, бодро ответил Кудинов.

– Тогда слушайте. Не привлекая никого из подчиненных, сами пройдите по берегу реки, со стороны оружейного завода, по обоим берегам. Опросите рыбаков, мальчишек. Может кто-то замечал необычное накануне пожара. В день пожара и после него. Может лодка приставала к берегу со стороны завода, может предметы какие найдёте. Вы человек опытный. Только попрошу, никому не рассказывать о поручении.

Унтер-офицер задачу воспринял, как выражение доверия. Обещал немедленно приступить к выполнению. Немного замявшись, попросил разрешения доложить начальству о том, что он будет выполнять поручение столичного чиновника.

– Да, будьте добры, сегодня доложите. Это правильно! Но после того, как Пётр Владимирович решит с генералом Страховым о вашем прикомандировании к нам, это будет совсем не обязательно. А коль мы однополчане, то жду в любое время и по любому вопросу. Не церемонитесь.

– Благодарствую, ваше благородие. Вот так случай, вот так встреча! – не успокаивался Кудинов, восторженно повторяя при выходе.

После ухода Кудинова, Евграф некоторое время посидел молча. Находясь в воспоминаниях о службе на Кавказе. Воспоминания нарушил вошедший чиновник. Он доложил, что помощник делопроизводителя Иван Фремов на службу не вышел. Сыщик посмотрел на часы, время подходило к половине первого.

– Что будем делать, Пётр Владимирович? Помощника делопроизводителя этого, Фремова, на службе нет! Комнату я осмотрел. Комната как комната, требует ремонта. Документы сгорели, восстановлению не подлежат. Свидетели пожара ничего вразумительного сообщить не могут, что могло бы помочь в выяснении причин пожара, он нам очень нужен.

– Предусмотрел я эту ситуацию. На всякий случай заранее направил по адресу проживания служащего, в оружейную слободу, заводского врача. Он должен прибыть в течения часа в правление и сообщить о состоянии здоровья.

– Очень хорошо! – с уважением ответил сыщик.

– Кроме того, отдал распоряжение, приготовить вам личные дела Кудинова, Фремова и других участников этой неясной ситуации. Предлагаю изучить. Да и Сергей Иванович Мосин обещал в скорости быть.

– Полностью согласен. Пожалуй, последую совету и приступлю к изучению информации об этих людях. Будьте любезны, пригласите Сергея Ивановича на чай. На обед не поеду, времени нет. Посижу с Сергеем Ивановичем за чаем, поговорю, тем и буду сыт сегодня.

– Я тоже составлю вам компанию. Интереснейший человек, с ним поговоришь и в библиотеку можно не ходить! – сказал Пётр и вышел.

На заводе имелись специальные материалы на каждого работника, объединённые в дела. Такой порядок был заведен уже давно, в связи созданием архивного дела при каждом ведомстве. Но записей о Фремове было немного. Родился он в 1858 году. Был уроженцем села Верхние Кучки, Моршанского уезда Тамбовской губернии. В шестидесятых годах родители, вместе с ним, переехали в село Алешня, Алексинского уезда Тульской губернии к родственникам, там же и похоронены. В городе Алексине учился в трёхклассном училище. Родители работали у купца Мугинина на полотняной фабрике. Сам же после смерти родителей переехал в Тулу, где по ходатайству все того же купца был устроен на оружейный завод. Проживает в Оружейной слободе, на улице Безымянная, в съемном доме. Кроме того, в деле было и описание достоинств и недостатков Фремова, составленное начальником канцелярии. Из этого документа следовало, что он человек скромный, богобоязненный и регулярно посещающий церковные службы. Не пьющий, не женатый по причине бедности. С людьми, имеющими вольные мысли, знакомств не поддерживающий. Заслуживающий пятнадцати рублёвого денежного содержания в месяц. Недостаток был один – избегает общения и людского внимания. Ничего подозрительного в личном деле не было. Недостаток был скорее преимуществом для подобной должности. Все как у всех. Живет бедно, еле сводит концы с концами, за службу держится.

«Образование невысокое, на взятку денег не накопить, а значит карьеру не сделает. Так и будет служить вечно в делопроизводстве. Уволится, когда время придёт по старости и болезни, как прежний делопроизводитель», – подумал сыщик и отложил документы в сторону, взявшись за дело унтер-офицера Кудинова.

– Евграф Михайлович, я заказал чаю и свежих пряников прямо с производства, сейчас посыльный доставит. Сергей Иванович с минуту на минуту будет, вместе почаевничаем. Заканчивайте утруждать себя, отдохните! – весело заявил Пётр, войдя в кабинет.

– Пётр Владимирович, у меня к вам просьба. Мне право неудобно, но расскажите прежде, кто таков этот Сергей Иванович? Как себя с ним вести? – ответил сыщик и положил дело унтер-офицера на дальний край стола.

– Что знаю, то расскажу. Шесть лет назад Сергей Иванович прибыл на завод после окончания с золотой медалью Михайловской артиллерийской академии, на должность помощника начальника инструментальной мастерской. В прошлом году назначен начальником. Сейчас работает над созданием отечественной магазинной винтовки на базе австрийских ружей. Находится в чине капитана. Предан своей работе, решителен. Не останавливается ни перед чем в достижении своей цели. Влюблён в жену сына местного помещика Арсеньева, Варвару Николаевну. Это двоюродная сестра Ивана Сергеевича Тургенева, писателя. Арсеньев развода не даёт. Сергей Иванович неоднократно предлагал дуэль, на что тот писал кляузы начальнику завода, дуэли отменяли, а Мосина сажали под домашний арест. Всё дело в том, что просит Арсеньев за потерю репутации и предоставление развода пятьдесят тысяч рублей. На такие деньги можно купить несколько деревень и таких средств у Мосина, конечно, нет. Но если новую винтовку изобретёт, то будут и все его планы воплотиться. Дед его из воронежских крепостных. Отец участвовал с восемнадцати лет в войне с турками, за особые заслуги был произведен в дворянство. Вот, пожалуй и всё.

Принесли самовар и пряники, расставили на столе. Дела убрали в сторону на стул, стоящий в углу. Вошёл крепкий красивый офицер в капитанском мундире гвардейской конной артиллерии, в возрасте чуть более тридцати лет. Умное красивое лицо украшала не менее достойная, ухоженная борода. Необыкновенно проницательные глаза бегло осмотрели присутствующих. Евграф и Петр приподнялись со стульев и уважительно поприветствовали гостя. Затем Евграф представился.

– Чем могу быть полезен, господа? – спросил Мосин.

– Сергей Иванович, хотел с вами познакомиться для уяснения важного дела. Затем уточнить несколько вопросов по секретным документам, которые сгорели. Ваше мнение очень важно для меня и если позволите, то за чашкой чая, побеседуем, – ответил Евграф, приглашая гостя к столу.

– Отчего же не побеседовать. Тем более с хорошими людьми и за хорошим чаем, – ответил гость, присаживаясь за стол.

– Хотелось бы послушать ваше мнение о нужности для армии этого пулемёта. Насколько ценность этих чертежей высока? – спросил Евграф.

– Что могу сказать. К сожалению, я этих чертежей не видел, но должны быть действительно интересны. Я давно наслышан об американском изобретателе, Хайреме Максиме, он предлагает использовать энергию отдачи оружия, которая ранее не использовалась. За счет повышения скорострельности оружия можно обеспечить полёт пули до тысячи метров. Насколько я знаю, над пулеметом он начал работать ещё в 1873 году. Возможно, не всё получалось, или был занят другими делами. Он же ещё активно занимается и электричеством и достигает в этой области хороших успехов. На мой взгляд – это оружие будущего, если будет заказ правительства, мы сможем и сами разработать подобные механизмы со временем. Пока это не особо интересует императорскую армию.

– Почему, это же новое в оружейном деле? – спросил Евграф.

– С удовольствием объясню. Вот сейчас мы работаем над тем, чтобы превратить винтовку из однозарядной в многозарядную, тем самым повысить скорострельность. Это несколько важнее на данное время. Пулемёт – это хорошо, но каждому служивому его не выдашь. Винтовка многозарядная положена каждому солдату, это повысит боеспособность армии, а также спасёт и его жизнь. Император сам участник последней войны, в бытность свою великим князем командовал отрядом против стотысячной группировки турецких войск. Он понимает, как действует солдат на войне и что ему нужно в первую очередь. Я думаю, что те реформы, которые государь начал, приведут к увеличению резервов для войны. Понимаете, сейчас наша армия насчитывает около сорока тысяч трехсот генералов и офицеров, почти четырнадцать тысяч классных чиновников, около миллиона шестьсот тысяч нижних чинов и скорее всего будет увеличена. Кроме того, говорят, что сроки службы в армии сократят, но численность увеличат. Тогда большее количество народа отслужит в армии, что в свою очередь приведет к большему количеству обученных военному делу людей в государстве, повысит мобилизационную готовность к войне. Для того, чтобы получить полную отдачу от разного рода воинских частей, государь уже определил, что будет увеличена кавалерия за счёт драгун и казаков. Господа драгуны могут действовать в пешем и конном строю, так же и казаки. Опять это означает, что нужно надежное многозарядное оружие, которое можно применять как в пешем бою, так и в кавалерийской атаке. Вы же знаете, что государь в своем манифесте после вступления на престол определил? То, что первостепенная задача – это поддержание порядка и власти, обеспечение повсюду русских интересов и строжайшая экономия. Все нововведения должны рассматриваться через оценку стоимости, но не в ущерб боевой мощности армии и флота. Для этого нам так же необходимо надёжное, экономичное, многозарядное оружие каждому солдату. Также нужны новые хорошие пороха, говорят, что над этим уже работает статский советник, профессор Менделеев.

– Получается, что применение пулемёта, это слишком дорого для нас? А в других армиях это изобретение закрепится или нет, как на ваш взгляд?

– Вот именно, дорого и не экономично! Для других государств тоже дорого. Но, несомненно, чертежи имеют огромное значение. Многие могут интересоваться этим изобретением. Возможно, и продать его можно за хорошие деньги. Всяким сумасшедшим может быть интересен, как способ реализации больного воображения. Я уже об этом сказал ранее. Будущее покажет, не ко времени пока это пулемет. Ну что, ответил я на ваши вопросы?

– Вполне Сергей Иванович, спасибо вам, что нашли время нас просветить, – ответил Евграф.

– А вы как думаете, этот пожар случаен или нет?

– Думаю, что всякое бывает! Но для того чтобы понять случайность это или умысел, разобраться нужно, – уклончиво ответил сыщик

– Если чем могу быть полезен, то всегда к вашим услугам. Пряники хороши. А вы, Пётр Владимирович, давно ко мне не заходили. Не желаете в цеху с фартуком походить, как настоящий оружейник?

– Увольте, Сергей Иванович. Какой я оружейник. Я ничего не умею по оружейному делу.

– Ну, смотрите. Если оба надумаете, приходите, буду рад. Как очаровательная Ольга Владимировна? Преподаёт?

– Преподаёт в женской гимназии. Вы же знаете, она настроена прогрессивно, не желает жить по-старому, за вышиванием.

– Вот и молодец! Не сидит как клуша, запертой. Сама развивается и людям помогает! Молодец, что прогрессивная. До хорошей встречи. Надумаете – жду. Времени нет, в цеху дожидаются! – с этими словами Мосин встал и вышел, попрощавшись с обоими.

Следом прибыл доктор. Убытие Сергея Ивановича, который сославшись на большое количество работы, было очень кстати. Как только он вышел, приняли доктора, отодвинув недопитые чашки с чаем и остатками пряников.

Доктор представлял собой неторопливого, вальяжного пожилого человека, среднего роста, с благородной сединой. Наверное, он весьма редко испытывал человеческое волнение. Его работа приучила его к человеческим страданиям. Волнение с годами ушло, осталось только сострадание к больным людям. После приглашения он неторопливо присел за стол, достал свои записи. Затем, надев очки, сосредоточился. Осмотрел обоих чиновников из-под очков, откашлялся и наконец-то начал излагать свои мысли: «Наш больной мается заболеванием кишечного тракта. Плохой стул, головная боль, периодическая рвота, сухость слизистой оболочки полости рта. Мучает постоянная жажда, жалуется на боли в области сердца. Имеет очень урезанный пульс и желтушность кожных покровов. По его словам, бродячая собака укусила его за палец, палец покрылся язвой. По его словам, это и явилось причиной заболевания, но мне пока симптомы этой неизвестной болезни ни о чем не говорят. Состояние длится третий день, сегодня во второй половине дня стало лучше. На пальце действительно имеется язва, которая возможно привела к подобным последствиям. Я прописал ему необходимые лекарства, рассказал, как необходимо их применять. Наверное, у него не все в порядке с головой, так как он не ответил мне ни единым словом, ни жестом, только глазами водил. А если лекарства не помогут, тогда только Богу определять дальнейшую судьбу больного».

– Скажите доктор, с кем проживает больной и когда ожидать выздоровление? – спросил сыщик.

– Живет в доме, на улице Безымянной, что примыкает к Дульной. Когда я там был, то не заметил домашних. Думаю, что мои рекомендации помогут больному. Возможно он сможет выйти на службу через день другой, если не прекратит самолечение чесноком. Вы знаете, весь дом пропах чесноком. Что касаемо вашей просьбы, Петр Владимирович, по поводу осмотра двух рабочих и пожарного, которые почувствовали недомогание после тушения пожара. Завтра направлю к ним одного своего знакомого аптекаря, проживающего в конце Миллионной улицы, недалеко от них, Кузьму Елисееча. Он же посмотрит и Ивана Фремова. Денег дал, расписку взял, отдам в канцелярию. Мне ездить в ту слободу не с руки, только в одну сторону больше часа. Верст семь в два конца. Все ваши просьбы выполняются, милостивый государь, вы уж доложите о нашем хорошем взаимопонимании его высокопревосходительству генералу Бестужеву! Буду вам премного благодарен! – с сердитостью посмотрев на Петра Владимировича, заявил доктор.

– Обещаю доктор, обязательно доложу генералу, – ответил, улыбнувшись Пётр.

– Если я правильно понимаю, лечение за счет казны завода? – Петр Владимирович, утвердительно кивнул.

– Отлично. Вот и все. Я, пожалуй, откланяюсь.

Доктор еще раз посмотрел на Евграфа и Петра, посмотрел на стол, нечего ли не забыл? Медленно встал и вышел не попрощавшись.

– Странный он какой-то, – заметил Евграф.

– Уела попа грамота. Завод большой, врач один. Он только из-за моего распоряжения поехал. Поэтому и сердит. Цену себе набивает, когда просит, чтобы перед начальником завода его работу отметили.

– Надо ехать к этому помощнику делопроизводителя домой! Опросить, а то еще умрет ненароком, тогда вообще все концы этой тёмной истории пропадут. Другого выхода нет, поеду на Безымянную-Дульную. А может, он и есть главный виновник пожара? – принял решение сыщик.

Раздался стук, дождавшись разрешения, вошел Кудинов. Сыщику показалось, что он некоторое время стоял возле дверей.

– Ваше благородие, все осмотрел, следов лодок или подозрительных предметов не обнаружено. Да и откуда им взяться? Мы постоянно осматриваем территорию. Может скажете, что искать? Тогда и искать проще будет?

– Спасибо Павел Фёдорович! Если ещё будут поручения я вас найду. На сегодня достаточно. Отдыхайте или вернитесь к службе по чину. Нам в поездке в оружейную слободу, на Безымянную улицу, Павел Фёдорович не пригодится? – уточнил Евграф у Брежнёва.

– Нет, я сам вас сопровожу, не могу отменить приказ его высокоблагородия генерала Бестужева везде быть с вами! Сейчас август, проехаться в экипаже самое милое дело. Тулу покажу. Красивых дам, на прогулках, посмотрим. На Миллионной их пруд пруди. Да и просьба у меня есть к вам. Помочь выбрать пистолет. Приобрести желаю новый, еще один, – с улыбкой ответил Петр.

– Новый, второй? А какой у вас уже имеется?

– У меня старенький револьвер Гольтякова, пятизарядный. Нашего, тульского, производства. Давно хотел приобрести более новой конструкции, да всё времени не было. Я вижу вы человек бывалый, вот и поможете мне выбрать. На Миллионной, по пути нашей поездки, как раз есть хороший оружейный магазин, – ответил Пётр.

– Помогу, с удовольствием. Гольтяков, оружейник знатный, к сожалению, я не знаю его истории. Принёс ему этот револьвер коммерческую выгоду или нет? – заинтересованно спросил Евграф.

– Конечно, причем достойную. Николай Иванович талантливый человек! Из образования всего церковно приходская школа и обучение ремеслу на оружейном заводе. В общем, почти никакого. Но самородок! Вначале открыл собственную мастерскую по производству охотничьих ружей и самоваров, затем сконструировал револьвер. Потом получил привилегию на изготовление и продажу своих револьверов офицерам армии и гражданскому обществу. Получил звание оружейного мастера «Их Императорских Высочеств Великих Князей Николая и Михаила Николаевича» с правом ставить на своих изделиях императорский герб. Затем даже стал даже поставщиком двора греческого короля Георга. Два дома имеет в Туле, оружейная фабрика на Госпитальной улице, самоварная на Георгиевской. Правда, поставки в армию револьверов сейчас прекратились. Наше военное ведомство решило иностранное закупать, но револьвер в обществе пользуется уважением. Недорого и надежно.

Вызвали экипаж. Вышли с правления и направились в Оружейную слободу. Миновали двусторонний мост, соединявший центр города с Заречьем.

– Три года назад отстроен обществом Металлических заводов в Петербурге. По заказу губернатора изготовлен и доставлен вместо Ямского моста через Упу. Как видите, двусторонний, с дорожками для пешеходов. Народ называет мост – чугунным. Великих денег стоит! Специально до сих пор жители посмотреть на него ходят. Наша гордость, не хуже, чем в столице! – пояснил Петр, видя интерес собеседника к этому сооружению.

Въехали на Миллионную. Улица впечатляла богатством домов, ухоженностью фасадов. Всё, как в лучших кварталах Санкт-Петербурга и Москвы. По улице стояли красивые двухэтажные и трехэтажные дома, поражавшие воображение кованными фонарями, навесами, лестницами и перилами.

– Здесь у нас уважаемые граждане Заречья проживают! Большинство – богачи-миллионщики! Купцы, промышленники, разбогатевшие удачливые мастеровые. Как у нас говорят: «Им сам черт ребенка в люльке качает»! Дома здесь каменные, улицы облагорожены тротуарами, бойко идет коммерция. Опять же, от жен и общества здесь спрятаться можно, погулять в волю! Ресторации пользуются успехом. Предлагаю в одну из них на обратном пути и заехать, называется Хива. Кухня там хорошая, кормят добротно и недорого, – предложил попутчик.

На улице прогуливались разодетые дамы в сопровождении кавалеров. Возможно, совмещая прогулки на свежем воздухе с покупками в многочисленных лавках. Евграф и Пётр остановились у оружейного магазина, вошли во внутрь. Магазин был богат выбором оружия. Хозяин торговал не только своим оружием, но и привезенным из Европы и Америки. В России, в отличии от многих других стран оружие мог приобрести каждый благонадёжный гражданин империи. Но имея на то разрешение губернатора или градоначальника. Разрешения выдавались практически всем. Охотничье оружие можно было приобретать и без разрешения. Увидев возможных покупателей, немедленно подбежал услужливый приказчик. Поклонился, представился и сразу же задал вопросы: «Что угодно таким знатным господам? Оружие, боеприпас, хорошее охотничье снаряжение?».

– Давайте посмотрим, что у вас нового из личного оружия? Какие образцы можете предложить? – спросил Пётр.

– Образцов у нас предостаточно-с! Вот, пожалуйста, револьвер Галана, самовзводный и улучшенный. Обычный Галана – карманный. Есть еще меньше, под красивым названием «Бэби». Вот Галана с длинным стволом. Очень модный в Европе и называется Галана – спортивный. Имеются улучшенные револьверы Кольта и Лефоше. Наш тульский образец прекрасной оружейной мысли, револьвер Гольтякова. Пользуется успехом, стоит всего пятнадцать рублей. Очень признают господа офицеры. Револьверы Смитта и Вессона тоже в цене, но стоят значительно дороже. Дуэльные пистолеты и пистолеты прошлой эпохи. Есть всё, что вам угодно будет спросить. На чём остановитесь господа?

– Покажите нам Смит-Вессон, – попросил Евграф.

– Прекрасный выбор, очень современная модель. Емкость магазина шесть патронов, ускоренная перезарядка. Возможен к применению в рукопашной схватке. Опять же, вес небольшой. Дельный стрелок может поразить из него на сто шагов человека, на двести шагов лошадь. Всего семнадцать рублей, да еще рубль за амуницию и патроны, – с умилением предложил приказчик.

Убедившись, что покупатели определились с выбором по поводу приобретения оружия, приказчик уточнил, с глубоким почтением и уважением: «А имеется ли свидетельство на ношение оружия?».

Брежнёв предъявил разрешение, в данном документе было написано: «Предъявителю сего, графу Петру Владимировичу Бобринскому-Брежнёву, состоящему на службе чиновником по особым поручениям при начальнике Императорского оружейного завода, разрешено ношение при себе оружия с патронами. Гербовый сбор уплачен».

Евграф прочитал свидетельство, одновременно с приказчиком. В глазах его появилось огромное удивление! Прав был начальник Струков, когда предупреждал, что в Туле, на каждом шагу значительные фамилии. Граф весело улыбнулся произведенному эффекту, попросил упаковать оружие. Забрав покупку, вышли из магазина.

Глава 9 Божество утренней зари

Приобретя оружие, решили немного прогуляться по Миллионной. Настоял Пётр. Тулин согласился, времени было достаточно. Хотелось немного развеяться после душного кабинета в правлении завода и тряски в экипаже. Евграф вначале решил в силу своей деликатности не расспрашивать о сути графства, но потом мнение изменил. Всё-таки решил уточнить, в чём здесь тайна?

– Пётр Владимирович, вы имеете графский титул? Мне придется обращаться к вам – Ваше Сиятельство?

– Да, я наследственный граф, но графства у меня пока нет! Надеюсь завоевать, как только найду подходящее. Обязательно сделаю вас, Евграф Михайлович, своим главным помощником, тоже графом. Тем паче, ваше имя сочетается с этим званием. Будет очень красиво звучать, граф – Евграф! Давайте об этом как-нибудь позже, за стаканом хорошего вина. Клянусь, всё расскажу, как на духу. Согласны? – весело заявил Пётр и засмеялся.

Евграф не удивился тайне. Давно уже дворянство было разным. Многие семьи разорились, как разорилась и его семья. Кроме почётных титулов у некоторых не было ни гроша за душой. Жизнь не по средствам приводила к упадку знати. На первое место выходили промышленники и купцы, умевшие делать деньги, в отличие от дворянского сословия. Пётр был не похож на сноба. Прекрасная военная выправка, хорошее образование, весёлый нрав. Всё это говорило о человеке новых норм поведения, далёких от самоуверенности и кичливой высокомерности, свойственной многим представителям знатных фамилий.

«Какая разница, граф он или нет? Для меня всё едино. Главное, что с ним просто, тем более он не плохо справляется со своим поручением», – подумал сыщик.

– Так что, согласны или нет? – уточнил Пётр.

– Согласен, конечно. С вином оно всегда сподручнее. Но это потом, а сейчас давайте подведем совместный итог, – задумчиво и несколько раздраженно сказал сыщик.

День выдался тяжелым. Опросы, беседы прошли бесконечной чередой, утомив ум. Необходимо было осознать все, что было услышано и обсудить результаты. Это он и решил сделать.

Евграф начал обсуждать проблемы по дороге к экипажу: «Что мы с вами имеем? Особенность пожара в том, что никто не знает и объяснить не может, почему комната загорелась без участия людей. В это помещение никто не входил больше суток. Проникнуть в нее незаметно невозможно. Осмотр места пожара и территории берега реки, куда выходило единственное окно комнаты, тоже ничего не дал. Вызывающих подозрение, улик нет. Опрос охраны, пожарных и помощников тоже не дал никаких результатов. Повода подозревать караульных нет. Фремов, человек по документам благонадежный. Служит на заводе давно, отзывы положительные. По кабакам не ходит, пьяным его никто не видел. В Бога верует, в заводской церкви постоянный прихожанин. Устраивался на завод по протекции известного купца из города Алексина, владельца парусной мануфактуры. И получается, уважаемый Пётр Владимирович, что надо завтра докладывать, генералу, что все нормально и этот случай пожара просто трагическая случайность. Но что-то подсказывает мне, что это не так. Бывают разные ситуации и такие прожжённые ухари, которые что угодно придумают. Вот ответьте мне, почему загорелась комната?».

– Я, ваше благородие, не знаю, я смотрю на дам-с! Это ваша задача, – съехидничал спутник. – Отвлекитесь! Мы уже четверть часа прогуливаемся. На нас посмотрело очень мило уже три дамы. А вы все о своем. Право, тяжело работать в сыскном! Вы, наверное, и во сне сыском занимаетесь?

– В «Уложении о наказаниях уголовных и исправительных Российской империи», за умышленный поджог дома или строения виновные могут подвергаться лишению всех прав и состояния. Ссылке на каторгу на срок от восьми до десяти лет. Но это не останавливает преступников, – не поддержав весёлости Петра, продолжал рассуждать Евграф. – Однако бывают такие ухари, от которых не знаешь, чего и ожидать. Самые ушлые используют бикфордов шнур. В моей практике был один такой. Бывший служивый, инженер, применивший изобретение английского кожевника Уильяма Бикфорда, 1830 года.

– И что он сделал? – с интересом спросил граф.

– Расскажу. Смастерил восьмиаршинный шнур, наподобие бикфордова. Заполнил сердцевину верёвки порохом собственного рецепта. Заранее протянул его к сену в конюшне, в одном поместье под Москвой. Поджог шнур, отлучившись по естественной надобности от компании. Затем вернулся к хозяевам дома, когда конюшня загорелась. Таким образом, у него было полное алиби. Пока восемь аршин шнура горело, да загорелось само сено в конюшне, прошло почти половина часа. Когда хозяева со слугами бросились тушить разгоревшийся огонь, умыкнул дорогое ожерелье, да и бросился всем помогать. Весь грязный, в порванной одежде был почитаем хозяевами как герой – спаситель лошадей. Долго мы искали ожерелье, о котором хозяева вспомнили только на следующий день. Так бы и не нашли, если бы жадность его не подвела. Продал на Хитровке краденое ожерелье, о чем стало известно нашему агенту. На этом мы его и взяли.

– Чего только нет на нашей русской земле! Каких только прохвостов не встретишь! Но здесь нет мотива, да и технической возможности поджога нет. Но вопрос – как загорелась комната на следующий день, после того как в ней работал служащий, действительно важен необычайно.

– Я об этом тоже постоянно думаю, – признался Евграф. – Но ответа у меня нет. Все чиновники на оружейном известны давно. Насколько я понял, все благонадёжны. Иначе жандармское управление уже многих под себя подмяло бы. Оружейники люди воспитанные, богобоязненные, одно слово – государева опора. Давайте уже ехать. Немного развеялись и хватит.

Дульную нашли сравнительно быстро, она представляла собой относительно новую улицу. Старые дома чередовались с новыми, между ними имелись места, ждавшие своего времени для застройки. В сторону Спасской церкви начиналась новая улица, вот она то и называлась Безымянной. По описанию доктора дом тоже нашли почти сразу, он был довольно старый, двухэтажный, бревенчатый. Стоял на отшибе от остальных домов, образующих улицу. Окна были закрыты ставнями, незакрытыми оставалось только два. Забор был еще довольно крепок, несмотря на то, что уже имел склонность к нарушению своего первоначального вида.

– Видно, что хозяин не очень любит общество. А домишко большой. Семья, наверное, большая живет, одну комнату сдают Фремову.

– Судя по его мрачному виду, скорее всего вы правы, – ответил Пётр.

Калитка открылась без труда, молодые люди уверенно вошли. Хозяйственной деятельности хозяев заметно не было. Надворные покосившиеся постройки говорили о некотором запустении. Поднялись по деревянному крыльцу, постучали. Немного подождали. Никто не откликнулся. Открыли дверь, вошли в сени. Нащупав в темноте дверь из сеней во внутрь, вошли.

– Полиция! Есть кто живой в этом доме? – громко сказал Тулин.

Ответа не последовало. Свет едва пробивался во внутрь. В комнате царила тишина и не было видно практически ничего. Через несколько секунд, привыкнув к полутьме, они одновременно увидели тело Ивана Фремова.

Он лежал по пояс голым, прямо на полу. Практически посредине комнаты, в грязном и рваном нижнем белье. Рядом валялись пустые посудины для воды. Стоял устойчивый запах чеснока и человеческих испражнений. Голова его была неестественно вывернута. Тело скрючено, как будто от болей в желудке. На лице отразились страшные страдания. Левая рука зажата между ног. Правая откинута, как будто бы человек, тянулся к воде, но достать не смог. Ноги неестественно вывернуты от судорог. Наверное, переходя в мир иной, человек сильно страдал от боли. Одежда мешала ему, вот он и пытался рвать её на себе. Тело лежало в испражнениях и рвотных массах, но не это поразило вошедших. Рвотные массы и часть испражнений светились в темноте. Светилась и правая рука, до изгиба локтя. Оба застыли в оцепенении, удивлённые увиденным.

– Боже мой! Что здесь случилось? – сказал Петр и быстро-быстро отступил. Затем перекрестился.

– Помолчите! Не мешайте, граф, – ответил сыщик.

Тулин, быстро обойдя тело, подошел к одному окну, затем к другому. Оторвал занавески, бросил их на подоконник. Как только глаза привыкли к свету, предстало страшное зрелище. Рука перестала светиться на свету, но она была покрыта страшными язвами, также, как и было покрыто лицо и всё тело.

– Все ясно, это «phosphoros», светоносный в переводе на греческий язык. Божество утренней зари, в римской мифологии – «Люцифер». По-нашему, просто белый фосфор, – тихо сказал сыщик, посмотрев на труп, затем на побелевшего помощника.

– Что за белый фосфор, откуда он здесь взялся?

– Не знаю откуда он здесь, но это меняет дело. Позже все объясню. Необходимо здесь всё осмотреть. Постойте там, где стоите, – зажав нос платком, сказал Евграф.

– Да уж! Я и не собираюсь ходить здесь! Увольте, – ответил Брежнёв и зажав нос рукой отошёл подальше от тела.

Стоял запах разложения тела, чеснока, испражнений. Долго задерживаться не хотелось, кроме того, на улице уже стоял глубокий вечер. На «скорую руку» осмотрев внутреннее состояние строения, они вышли. Ничего особого при осмотре не обнаружили. Кроме одного, в доме вообще не было икон и лампадок. Ничего, чтобы напоминало о русской православной вере. Кроме того, покойный жил, по-видимому, один, так как присутствия в доме других жильцов не ощущалось. Но об этом говорил и доктор.

– Очень странно, очень странно, так не бывает, что бы в русском доме не было икон и лампадок. На Руси с испокон веков в красном углу стояли иконы, на вышитых полотенцах. Перед этим местом всегда крестились утром и вечером. Да и в ходе дня просили благословения на разные дела и прося прощения за вольные и не вольные грехи. Рядом с иконой спасителя могла стоять только святая троица. Все остальные иконы должны стоять чуть в стороне или чуть ниже. Там же могли быть и духовные книги, и церковные атрибуты. Да и в других местах дома обычно тоже бывают иконы. Но здесь вообще ничего нет.

– Это точно, я тоже заметил! Но, кроме того, и других жильцов нет и вещей их нет. Почему? Дом большой для одного человека. Если его снимать, то дорого стоить должен. Не по средствам помощнику делопроизводителя. Надо узнать кому принадлежит? – поддержал его Пётр.

– Узнаем позже. Сначала осмотрим постройки возле дома. Вдруг что-то интересное или необычное найдём? – сказал сыщик.

– Да уж и работка у вас! Скучать не приходиться, – нервно заметил Пётр.

На улице полная темнота ещё не наступила. Отдышавшись свежим воздухом, Евграф крикнул, обращаясь к кучеру, находящемуся перед домом в экипаже: «Эй, любезный, неси фонарь, осмотрим постройки».

На звук его крика отозвался не только кучер, но и неясный шум где-то среди полуразрушенных дворовых построек. Сыщик обернулся и увидел тень, в саженях двадцати, которая метнулась через огород, в сторону от дома, по направлению к Спасской церкви. Тень была женской. На это указывал длинный платок покрывавший голову и женская юбка, ниже колен.

– Пётр Владимирович, берите экипаж, поезжайте за полицией. Необходимо сделать освидетельствование трупа и все здесь обыскать ещё раз. Выполняйте, милейший граф! Я выясню, кто это ходит в темноте и что ей здесь нужно, этой особе, – тихо сказал сыщик и не дожидаясь ответа, достал револьвер, затем быстрым шагом, бросился в след убегающей женщины.

Подбежав к амбару, остановился. Прислушался и посмотрел вперед, во все больше сгущающиеся сумерки. Вдали была видна быстро удаляющаяся фигура, справа и слева высокая трава, достигающая пояса. Евграф последовал за неизвестной особой. Женщина двигалась очень резво, немного виляя бедрами, это было видно по колыханию широкой юбки. Несколько раз она обернулась, рассматривая преследователя. Сыщик понял, что его увидели и преследование уже не тайное. Расстояние между ними практически не сокращалось. Они двигались синхронно.

– А ну стой, полиция! Стой, подстрелю, шельма!

Но та и не думала останавливаться. Евграф, угрожая выстрелом бегущему человеку блефовал. Стрелять он не мог. Эта ситуация не подпадала ни под один случай применения оружия согласно закону «О правилах употребления полицейскими и жандармскими чинами в дело оружия». В этом законе определялось, что оружие можно применить в четырех случаях. Отражения, всякого вооруженного нападения на полицейский или жандармский чин, в том числе сделанного несколькими лицами или даже и одним лицом, но при таких обстоятельствах или условиях, когда никакое иное средство защиты не было возможно. Обороны других лиц от нападения, угрожающего жизни, здоровью или неприкосновенности тех лиц. Задержании преступника, когда он будет препятствовать сему насильственными действиями, или если его невозможно преследовать или настичь. При преследовании арестанта, сбежавшего из-под стражи или из тюрьмы. О каждом случае применения оружия необходимо было докладывать начальнику и прокурору с разъяснением сути применения оружия. Женщина не являлась преступником и не нападала. Тем более, ни один уважающий себя офицер стрелять по женщине не будет. Вдруг сыщик и преследуемая женщина оказались на кладбище. Здесь случилось странное, она как бы раздвоилась, из темноты крестов появилась похожий женский силуэт, в таком же платке и юбке. Первая фигура, быстро развернулась как-то боком, что бы не было видно лица, вторая стала примерно так же. Обе вскинули руки с револьверами и дважды выстрелили, разорвав тишину ночи. Сыщик вовремя заметил оружие, это его и спасло. Он быстро упал на землю, пули проскочили практически рядом. После выстрелов громко залаяли собаки во всей округе, некоторые протяжно и страшно завыли. Выждав некоторое время, он медленно и осторожно поднялся. Стрелявших уже не было. Дальнейшее преследование было невозможно. Где их искать в темноте при слабом свете месяца?

«Кто стрелял и зачем? Что делал неизвестный или неизвестная, возле дома Фремова? По звуку можно определить, что стреляли из Смит-Вессонов. Если это и впрямь женщины, тогда это или какая-то неизвестная полиции шайка или революционерки. Только в революционных кругах встречались такие отчаянные дамы. Что в доме имеется, то что интересует этих неизвестных? Надо снова осмотреть дом, кто-то очень хотел туда проникнуть?» – думал сыщик, возвращаясь обратно.

Возвращаться пришлось в темноте. Месяц светил плохо, фонарей на этой улице, в отличие от Миллионной, не было. Он отсутствовал, наверное, около двух часов. Возле забора на каком-то старом обрубке бревна сидел Петр. Часть его головы была покрыта кровью, волосы перепутаны. Увидев Евграфа, он, пошатываясь и держась за забор, привстал.

– Что случилось, граф? – спросил сыщик, с волнением оглядываясь по сторонам.

– Сейчас расскажу, – со стоном ответил Пётр. – Как только вы бросились за неизвестным, я всё-таки решил остаться и присмотреть за домом. Естественно, в дом не входил. За урядником послал кучера, а сам остался за забором. Во дворе уже полностью стемнело. Вдруг сзади раздался какой-то слабый шорох. Повернулся на звук и получил удар по голове. Больше ничего не помню. Очнулся недавно.

– Как себя чувствуете и где оружие? – спросил сыщик.

– Голова болит. Все плывет перед глазами, в остальном цел. Револьвер и документы на месте. Тот, кто нанес удар, похоже не интересовался деньгами и оружием. Так что же все это было? Этот фосфор. Эта погоня. Я так ничего и не понял, – уточнил, осторожно трогая голову, Петр.

– Все достаточно просто. Иван Фремов отравился белым фосфором и при помощи его же устроил пожар в здании правления завода, – договорить Евграф не успел, так как прибыл кучер и с ним полиция.

В полицейской пролётке находился околичный надзиратель и городовой. Представители власти лихо соскочили с подножки экипажа и направились к дому. Подойдя, подозрительно посмотрели на обоих. Старший из них, городовой, жестко и с напором спросил сразу у обоих: «Вы кто такие, что можете сказать полиции. Какие документы при себе имеете?».

– Я титулярный советник Тулин, чиновник по особым поручениям при начальнике Московской сыскной части полиции. Со мной чиновник по особым поручениям генерала Бестужева-Рюмина. Находимся здесь по служебной необходимости. В доме труп служащего оружейного завода, на первый взгляд умершего своей смертью, – после этого сыщик предъявил служебный документ. Удостоверение было совершенно новое, так как было выдано только несколько месяцев назад. Сыскные части были в Санкт-Петербурге и Москве. Большинство рядовых провинциальных полицейских мало что об этом знали. Поэтому вначале старший, городовой, долго крутил его в руках, рассматривал под светом фонаря, привезённого с собой. В документе было написано: «Департамент государственной полиции. Сыскная часть. Тулин Евграф Михайлович. Титулярный советник сыскной части Московской полиции. Именем его Императорского Величества обладает полномочиями: Арестовывать. Допрашивать. Конвоировать. Всем государственным служащим и гражданам империи оказывать сему лицу всякое содействие».

Внизу стояла гербовая печать и подпись Московский обер-полицмейстер, генерал Е.О.Янковский. Внимательно рассмотрев печати, прочитав содержание, рассмотрев гербы, изучив кем и когда выдан документ, полицейские заметно подтянулись и стали внимательнее и почтительнее.

– Возьмите лампы и пройдёмте за мной, – приказал Евграф.

Оба полицейских исполнили приказ и поднялись на крыльцо. Пётр тоже следовал за всеми. Осветили сени, вошли в дом, один из них шел впереди, другой сзади. Евграф держал револьвер в руке, его примеру последовали и остальные. Войдя во внутрь и осмотревшись при свете керосиновых ламп, все присутствующие остановились. Евграф изумлённо осмотрелся, тело покойника отсутствовало!

– Да, – сказал, граф, – сегодня беда-бедой, беду затыкает.

– Обыск будем проводить утром, сейчас смысла нет! Один из вас должен обеспечить сохранность места возможного преступления. Все вопросы, связанные с судебными приставами и прокуратурой я возьму на себя. Это ясно?

– Ясно, конечно, но приказа начальства не было! – ответил нехотя городовой.

– Какой вам приказ нужен? Провороните убийцу, под суд пойдёте. Никого в дом, домовые постройки, на огород не допускать, без моего разрешения. Если кто появится, немедля арестовывать! Будьте осторожны, в меня стреляли. Вот графа по голове ударили с целью оглушения. Пока я преследовал возможного преступника, тело выкрали. Вы всё поняли? – строго спросил у городских стражей порядка, Евграф.

– Точно так, ваше благородие, службу знаем!

Глава 10 Тайные радения. Корабельщики

Человек встал с кровати. Подошёл к столу. Налил себе кваса, выпил. Мысли мешались в голове, прыгали как блохи по собаке: «Спать не хочется. А надо бы! Прилёг после полудня, чтоб отдохнуть перед предстоящим служением. Но не спится. Мысли будоражат, спать мешают. Хотя сегодня до утра придётся бодрствовать Сколько всего сделано! Удалось убежать от властей, сохранить богатство, символы служения. Всё далось не просто. Большие взятки отвезли в Тамбов, Москву и Санкт-Петербург. Подкормили, кого следует. Получилось! Хотя эти ищейки из жандармского управления нанесли огромный ущерб кораблю. Пришлось всё бросить, покинуть людей. Уйти с насиженного богатого места, вывезти капиталы. Не все спаслись! Многих эти псы легавые отправили в тюрьмы, на каторгу. А как тяжело было вывезти капиталы. Часть добра, пришлось закопать на месте, раздать близким и надёжным людям. Пусть полежат до лучших времён. Скоро понадобится. Хитрец этот, Непогодин Артемий Афанасьевич, что-то унюхал. Всё ему маловато денег. Да пусть нюхает, всё равно ничего не узнает, мозгов у него мало. Может, устранить его, да и дело с концом? Нет, пусть пока побудет, всё изменится в скорости. Если огненное крещение пойдёт по всей империи, тогда я сам Главным Кормчим пожелаю стать, а может и Великим Кормчим. И стану, даже не сомневайтесь! А армия готовится, она придёт».

Ещё выпил квасу, вздохнул и хотел пойти лечь вновь. Но передумал. Медленно приблизился к окну, осторожно отодвинул занавеску. На улице стоял теплый летний вечер. Воздух был пропитан спокойствием. У ворот лежала собака на огромной цепи. Вновь неспокойные мысли посетили его седоватую голову: «Даже эта бестолковая тварь не лает. Головы не поднимет. Надо её поменять. Совсем зажралась, толку от неё нет. Большая, а бестолковая. С другой стороны, зачем? Коммерция мизерная, доход небольшой. Воровать нечего. Да и причем этот доход? Так, прикрытие одно. Деньги с разных сторон поступают в общий кошель. А я, тульский Кормчий, их распределяю. Деньги на дела должны работать, на корабли. Флот надо строить, растить. Многое получается, во всех городах губернии имеются маленькие кораблики. Время придёт и вырастут они, тогда наплевать на Москву и на Непогодина. Надобно самому с большими чинами отношения в Москве строить. Что бы прикрывали, да и глаза закрыли, если ошибка выйдет в посвящении. Если кто сдаст властям. Если умрёт кто ненароком, при убелении и удалении ключей ада. Правильно ли я сделал, что затеял это дело? Может, надо жить поспокойнее, ждать. Но у меня чутьё, как у зверя, иначе бы не спасся. Почему это он считает себя Главным Кормчим, чем он лучше? Слабый человек. Возомнил о себе не понять что! Связи, за наши деньги, завёл в белокаменной. На моем горбу, да на подобных мне, выезжает. Люди говорят, правила нарушает, хмельное употребляет, мясо ест. От заветов Кондратия Ивановича отступил. Разложился, законы чистоты не соблюдает. Страшно подумать, может и с женщинами живёт. Или с мужиками. А то всех слуг подобрал на одно лицо, румяных да высоких. В иммиграции тоже неплохо жить, за мои деньги, да за деньги остальных Кормчих. Власти не трогают. Пожили бы у нас! Не было бы так вольготно, сыто и спокойно. Нет, нужно завершить задуманное. Уже не отступить. Документы в надёжном месте спрятаны. Всё прошло спокойно. Тем более, самое время сейчас, все заняты дележом власти и влияния. Умер мучитель! Время другое придёт! Многое можно успеть! Надо собрать корабль послужить, поговорить. Людей надо успокоить. А потом посидим, посмотрим. Высовываться не будем. Хорошо, что поручил оповестить всех о сборе общения. Можно за хорошие деньги убрать этого Непогодина с дороги, прибить. Подумать надо и решиться на это. Верить или не верить? Конечно, жалко отдавать капиталы какому-то неизвестному поручителю. А вдруг пропадут? С другой стороны, вот помогли революционерам, и результат есть. Не только мы из своего кошеля помогали, многие. Многие у кого деньги есть. Местные и заграничные, всякие. Без деньжат любая революция умрет, как малое дитя. Умрёт, еще не научившись разговаривать! Дам и деньги, и документы, пусть готовят армию! Не шутка, сто сорок четыре тысячи. А сколько у нас тайных друзей, не счесть! В нужное время и час всё поднимутся. Иван, молодец, не подвёл, только умер в страшных мучениях, так и не дождался доктора. Да и не стал бы я вызывал никого доктора. Доктор – это огласка, конец тайн. Хватит того, что заводской доктор приходил. Повезло, что ленивый он и брезгливый. Не стал Ваньку осматривать, а если бы осмотрел? И узрел, что тот огненную печать на себе носит. Беда бы пришла, могли бы, если особо искали, и до него добраться. А что делать, всё ради дела, ради общины пожертвовал родственником. Но теперь нет Ваньки, а с ним и тайна умерла. Вовремя успели труп спрятать. Лишь бы не узнал никто в общине правды, а то не отмыться от упрёков и обвинений. Ничего, встретится на том свете с учителями – искупителями. Ладно, дам денег на нужное дело. Груз нужно подготовить этому приезжему! Никто знать не будет, что я в Туле. Скажу в Москву уехал, по делам. Сам меня пусть встретит в тайном месте. Хотя нет, известна его морда многим. Пусть помощника пошлёт тайно, будь он неладен».

Человек подошёл к кровати и вновь лёг. Принятое решение помогло уснуть. Пришёл краткий сон. Последний месяц снилось почти одно и тоже. Море и волны, спокойно плывущий корабль, солнце и ветер. Плывет и вдруг уходит под воду. Проснулся от страха. Недовольно поднялся. Пора собираться, на улице уже наступил вечер, медленно уходящий в ночь. Темнело, прохлада вытеснила летнюю жару. Двери домов закрывались, окна зашторивались. Лучины и свечи задувались. Мир людей и природный мир успокаивался, только кузнечики продолжали свиристеть, им всё было не почём. Надо ехать. Приказал запрячь экипаж. Через час выехал. Пока ехал, опять в голове забродили мысли: «Возраст уже большой. Всё тяжелее и тяжелее служить. А людишкам нужен бодрый и подвижный вожак – Кормчий. Надо бы помощника сильного готовить. Фёдор слаб и глуп. Иван может и смог бы, да уже и нет его. На том свете почивает. Жаль обоих, в память об их отце. Отец то у них был серьёзный и основательный. Не чета им. Купцом третей гильдии являлся. Но уже на том свете. Как и Иван. Что с Фёдором случиться, только судьбе известно! Можно было бы пришлого назначить, но нет пока такового. Достойного и покорного нет. А этот служака, когда услышал предложение, чуть не убил. К горлу потянулся. Страшный человек, только жену свою любит. А она не желает быть Кормщицей. Что делать? Хотя спасибо ему за помощь, без него бы не смогли труп убрать. Но нужен тот, кто будет бодро прыгать и скакать для этих дурней, верующих в эту ересь».

«А сам-то ты не дурень? Ты же принял огненное крещение первой печати! Зачем?» – спросил голос в голове «Кормчего».

– Я знаю, зачем это сделал. Я принял ради власти и денег Птицына, купца Моршанского. И этих денег больше, чем у иного князя. А во-вторых, я девок не люблю, природа так меня создала. Хотя, могу иногда себя позабавить, – подумал «Кормчий», отвечая на свой же мысленный голос.

Вскорости он прибыл на место. На окраину города Тулы, где стоял ещё один специальный дом для сбора общины и проведения радений.

– Спокойно ли? – спросил неизвестный, подошедший к человеку, стоявшему на страже.

– Спокойно всё! Не изволь волноваться, батюшка Кормчий! Смотрю в оба глаза, да и нюх у меня как у собаки, – оскалился в темноте говоривший.

– Говори, да не заговаривайся! Человек, это не собака, не греши! С других сторон кто? – не поддержал веселья «Кормчий».

– Там тоже всё нормально, с одной стороны стоит приятель мой «Пустой», а с другой «Коновал». Сигналы продумали. Если что плохое, кричим кукушкой – Зозулей». Три раза, означает поосторожнее. Пять раз, всё спокойно. Два раза, с повтором – убегайте.

– Хорошо, коли так. Вам бы всем троим тоже не мешало к истинному приобщиться.

– Ваша, правда, конечно, батюшка Кормчий, только пока мы не готовы. Пообождём немного, подумаем. Пока и так вам полезны. А что, говорят, Императора подорвали насмерть? Правда, аль брешут?

– Подорвали, так и есть. Ну и поделом, а то и нас зажимать стал дюже! Что, жалко?

– Да мне всё равно. Я так просто спросил.

– Сколько братьев да сестёр на корабль прошло? Велико ли количество?

– Через меня человек пять. Через других не знамо мне. Фёдор нового корабельного привёл. Значит шесть будет. Сказывал, что вы знаете. Правда ли?

– Верно, разрешил я. К истинному и чистому человек хочет подплыть, вот и на корабль собрался, не то что вы. Смотрите, поздно будет, не успеете от грехов избавиться и очиститься. Ну, бывай. Смотри в оба! Потом, после полуночи, проводишь меня с корабля до ближайшего кабака на Миллионной. Там сам поеду.

– Как скажешь, Кормчий, – сказал мужичонка, стоящий на охране.

Затем посмотрел в след человеку, которого он называл «Кормчим». Плюнул себе под ноги и подумал: «Нет уж. Сами как-нибудь этой хренью занимайтесь. Мы пока ещё бабёнок любим. За деньги вас будем охранять. Заработать можно и на вас, чудных. Тоже, нашёлся корабельный Кормчий. Смех и грех. Но деньги, они не пахнут, хорошо платит, а это главное!».

Дом, к которому, осторожно осмотревшись, подошёл «Кормчий», как его назвал страж, стоял на окраине. Окна были забиты. Петли калитки смазаны, чтобы не скрипели и не нарушали тишину ранней ночи. Кормчий тихо поздоровался с человеком, сидевшим возле крыльца на охране дома и вошел в сени. Там, скинув обычную рубаху, надел радельную. Свою положил на лавку. Затем, на ощупь открыл дверь и оказался в самом доме. По стенам стояли люди. В руках держали свечи и лучины. Часть из них горела, часть даже ещё и не зажигалась. Люди ждали его – «Кормчего».

«Хорошо иметь несколько домов, хитро. Мало кто догадается, что на самом деле в пустом доме проходит. В Ванькин дом теперь появляться нельзя, полиция его опечатала. Удачно получилось труп спрятать и картинки убрать. Теперь не догадаются, все концы в воду спрятаны. Да и правильно задумано, каждый раз в разных местах радения проводить. Властям невдомёк. Этому ещё в молодости обучил покойный купец Птицын из Моршанска. Спасибо ему, все деньги мне завещал, как и положено, по наставлениям учителей искупителей. Тот, кто рядом, кто в одной вере, тот и ближе, чем самый лучший родственник. Так в завещании батюшки Селиванова говориться, таково нравоучение ко всем белым голубям», – думал «Кормчий», осматривая своих «белых голубков».

– Рад приветствовать в добром здравии, братья и сёстры. Больше двух недель уже не виделись. Это великое благо, что все пришли на корабль!

– И вам батюшка, доброго здравия! – в разнобой, ответили присутствующие.

– На, Фёдор, прикрепи к стеночке, наших искупителей, – с этими словами «Кормчий» передал мужичку предмет, завёрнутый в холщовую ткань.

– Спасибо батюшка Кормчий за то, что принёс «святые» картины. Не оставил нас без лицезрения искупителей, – закричали присутствующие.

– Хочу вам сообщить, что Император Александр Второй скончался! Сильно он нас мучил за праведное, неправедно. За это и поплатился. Радость у нас! Жить теперь станем, как прежде жили, свободно. Братьям нашим поможем. Многие в неволе томятся за грехи не наши, а за тех, кто ждёт суда праведного. Скоро армия в сто сорок четыре тысячи соберётся и настанет на земле нашей благословение и покой. Мы во главе этого покоя будем. Верите ли мне? – спросил «Кормчий».

– Верим, батюшка, ещё как верим, – ответили люди со свечами.

– А помните ли, что говорил я о том, что скоро всё изменится и тот, кто не любит нас и гонениями испытывает, сам гонениям подвергнется?

– Помним, батюшка Кормчий, твоё слово исполнилось!

– Тогда приступим, братушки и сестрёнки, к празднику, к радениям. Насмотрелись вы на мирских жеребцов, давайте к истинному учению приобщимся. Привёз я вам из Москвы святыни, ладанки с волосами и ноготками учителя-искупителя Кондратия Ивановича, нашего великого белого голубка. Раздам после радений. Смог достать для вас у Главного Кормчего. Сегодня мы все в радельных рубахах. Проводим Ванюшку. Умер мой Ванечка, и проводить его нам, по правилам, не получиться. Не знаем где и трупик его. Полиция увезла и спрятала. Причина смерти неизвестна. Горе большое для всех нас! Но, ничего не поделаешь. Улетел он на небо к отцам, основателям. Улетел белым голубем. Начнём, братушки и сестрёнки, – заявил «Кормчий» и стал в центр круга, который организовали его последователи.

Зачитав молитвы, присутствующие приступили к хоровому пению. Запевала затянул песню про Кондратия Селиванова, во время которой все присутствующие начали прихлопывать ладошкой по правому боку. А затем, через некоторое время обеими перед собой. В руках «белые голуби» держали белые платки. Пел он медленно, тягуче и плаксиво. Каждую фразу за ним повторяли, стоящие в кругу люди.

«На восточной, на сторонушке, вырастал зелёный сад.

Среди того садику, стояло дерево кипарисное.

Выросло то древичко до седьмых небес.

Сотворило древичко множество чудес.

Расцвел в нём цвет, во весь белый свет.

Наслаждались пташечки счастливой порой.

Царём у пташечек был золотой орёл.

Воспитывал он пташечек духовной едой.

Поил он пташечек живой водой.

Сберегал он пташечек под своим крылом.

Вырастайте, пташечки, милые детушки.

Наслаждайтесь времечком, красною весной.

Неравно взойдет на вас туча грозная.

Зашумят леса на вас, леса темные.

Закричат враны на вас, птицы чёрные.

Возьмут меня, пташечку, за оба крыла.

Поведут от детушек с широкого двора.

Сошлют меня, пташечку, во сторону дальнюю.

Запрут меня, пташечку, в тесную клеточку.

Долго не услышите обо мне весточку.

Одни верные детушки станут вспоминать.

Станут они вспоминать, плакать и рыдать.

А неверны детушки станут забывать,

Станут они забывать, в землю зарывать.

Не много останется во моём саду.

Многие заблудятся во темном лесу.

Без поры без времечка, завянет мой сад.

Забыли вы, детушки, мои словеса.

Обманули, детушек, слабые телеса.

Помните, детушки, мои наставления-страды.

Вы названы, детушки, мной-живые сады.

Закончив с совместным пением, все присутствующие в один голос закричали: «Ой, ой, дух «святой» и приступили к обычным радениям-кружениям. Они начали кружить вокруг «Кормчего», то в одну сторону, то в другую. Затем круг разорвался и каждый начал кружить на правой пятке самостоятельно, стоя на одном месте. Всё кружение совершалось в правую сторону, всё с большей и большей скоростью. Вскорости, люди кружились так, что лиц не было видно. Одетые в белые и широкие развевающиеся рубашки до пят, люди вертелись с такой скоростью, что полы рубашек развивались вокруг них. Всё это представляло страшное, непонятное и загадочное зрелище. Через некоторое время «белые голуби» начали останавливаться в усталости. В центре круга кружился, как мог, толстый «Кормчий», поддерживая общие действия.

– Отдохнём, братушки, отдохнём, голубочки мои, – устало проговорил мокрый от пота «Кормчий» и присел на табурет, уважительно поднесённый ему кем-то из общины.

Участники радений разошлись по стенкам избы, прислонились к ним в изнеможении. Тяжело дыша и обливаясь потом. Некоторые сотрясались в судорогах, бормоча непонятные слова себе под нос. Отдохнув, «Кормчий» встал и обратился к присутствующим: «Братушечки и сестрёночки мои, давайте продолжим наши радения. Теперь, приступим к крёстным. Становитесь, как положено, совершим общинные работы».

Люди стали крест на крест к друг другу, четырьмя группами, с «Кормчим» в средине. Затем начали прыгать, то навстречу друг другу, к центру, то от центра. Вперёд, назад. Вперёд, назад. Вперёд, назад. Таким образом выполняли данные движения по нескольку десятков раз. Купец-вожак общины прыгал на месте, по нескольку раз, в каждую сторону из четырёх. Наконец то силы закончились. Требовался отдых.

– Всё, стой, голуби мои, отдохните и подготовьтесь к главному! У нас радость великая, новый голубок прилетел на наш корабль. Счастье великое! Радость знатная! – крикнул «Кормчий», вновь отойдя в сторону и присев на табурет.

«Корабельщики-голубки» устало остановились и вновь разошлись по стенам избы для отдыха и подготовке к дальнейшим радениям.

– Федорушка, приглашай, милый, нового корабельного. Зови Новика, – умилённо обратился «Кормчий» к одному из «корабельщиков», пряча лицемерную улыбку за гримасой доброты.

Один из участников радений, мужичок лет тридцати, полноватый, с коротенькими руками и жиденькими белёсыми волосами на голове, мокрыми от пота, выбежал из горницы.

«Да, нового члена нам надо обязательно. Ванька умер, пусть его заменит. Община не должна уменьшаться, только возрастать. Да и недорого обошёлся. Всего-то десять рублей на руку, да избу купил старенькую на окраине Тулы. Перевёз семейку со скарбом и двумя детишками. Работу нашёл, легковым кучером. Лошадёнку и коляску, пока, в аренду дал. Пусть горбатится, пока не выкупит. Всё мне доход. Такие людишки, корабельные, тоже нужны. Свой человек в городе, всё видит, всё слышит. Глядишь и семейные в общину войдут, потихоньку понемногу. Через день первую печать наложим, примет огненное крещение», – думал «Кормчий» в ожидании нового члена.

Отсутствовал Фёдор недолго. Через одну минуту вошёл в избу с мужиком, высокого роста, с длинными непропорциональными руками и спутанными волосами по плечи. Был он одет в обычную рубашку и отличался от радеющих, одетых в белые рубашки до пят. Войдя он скромно и испуганно остановился посредине избы. Один из «корабельных», Фёдор, подтолкнул его легонько в направлении «кормчего», сидящего на табурете. Мужичонок сделал несколько шагов и остановился.

– Макарушка, не бойся, милый. Наши голубочки с радостью тебя примут на кораблик. Приступим, милые, к приёму новообращённого, – с этими словами «Кормчий» встал с табурета.

Услужливый Фёдор подал ему пучок свечей. «Кормчий» взял их в правую руку. Всё тот же Фёдор, подойдя к нему зажёг все свечи одновременно, после этого «Кормчий» начал раздавать их всем участникам радений, кроме нового мужичка.

– Желаешь ли ты, Макар, вступить на корабль чистоты и правильной веры? – торжественно и громко вопросил «Кормчий».

– Желаю, батюшка. Желаю, – мертвым голосом сказал мужик.

– Помнишь ли ты заповеди наши, правила, установленные учителем-искупителем Кондратием Ивановичем? Если помнишь, то повтори! – опять торжественно и громко вопросил «Кормчий».

– С чужими, жеребцами и кобылицами, надо таясь себя вести, в свои дома, да в душу не пускать. Обманут и с истинного пути собьют. Меж собой ссоры не допускать, жить в любви к братикам корабельным и сестрёнкам. Слушать надо Кормчего и никого другого, иначе власти с пути чистоты собьют, обманут. Молитв ни чьих не читать. А когда в церквях быть придётся, молитв не слушать, а повторять песни корабельные. Помнить, что корабль – это дом. Это верная и добрая семья. Это всякое спасение. Это и есть истинная лепота, – ответил мужичок.

– Молодец, Макарушка, молодец. Что, братья и сёстры, примем Макарушку на корабль? Возьмём ли Макарушку из тяжёлого моря мирской грязи и разврата? Возьмём ли милого к берегам истины и чистоты, куда все мы стремимся и куда приплывём? – воскликнул «Кормчий».

– Возьмем, батюшка, возьмём миленький. Пусть плывёт с нами на кораблике, к чистой небесной земельке, – ответили хором пятнадцать человек, мужчин и женщин, присутствующих в избе.

– Братья и сёстры берут тебя, Макарушка. Повезло тебе, спасёшься от грязи земной. Но смотри, наши дела никому не сказывай. Повторяй за мной клятву корабельную, – сказал «Кормчий» и громко начал говорить слова клятвы.

– Я, Макар Мишкин, сын Иванов, пришёл на истинный путь спасения от грязи мирской не по неволе. Я пришёл по собственной воле и мыслям. Клянусь про дела любезные и правильные, про радения и общения никому не сказывать. Ни царю, ни князю, ни отцу, ни матери, ни родству, ни приятелю. Готов принять мучения, гонения, уничтожения, болезни, лишения, огонь, плаху, топор и верёвку. Обещаю всему кораблю и учителям искупителям Кондратию и Александру про это. Дела корабельные никогда врагам не сказывать. Под смертной казнью молчать обещаю. Выше матери, отца и семьи буду чтить братушек и сестрёнок. Клянусь на этом! Больше не нужно мне общество людское, кроме братушек и сестрёнок корабельных. Простите меня небесная сила, небо, луна. Простите меня земля, озёра, реки, горы и воздух. Больше вы мне не нужны. На корабле всё есть! Всё мне братья дадут! – громким и дрожащим голосом заявил Макар, повторяя слова за кормчим.

– Принимайте, братья и сёстры, нового белого голубя! Залетел к нам из грязной и развратной жизни. Любите и лелейте. А сейчас все вместе поприветствуем вновь обращённого нашим общим радением, кружением и полетом в небеса, – медленно и торжественно проговорил «Кормчий».

На нового новика надели белую рубаху, как у всех присутствующих, дали в руку свечу. На плечи повесили платок. Все присутствующие, в том числе и новик образовали круг, в центре которого стал «Кормчий». Затем медленными шагами начали двигаться в правую сторону, положив руки на плечи друг другу. Через некоторое время, всё больше и больше ускоряясь, перешли на бег. Вскорости круг радеющих бегал, как группа сумасшедших, вокруг человека, стоящего в центре. В движении они подпрыгивали и подскакивали, не разрывая круг. Сам «Кормчий» вертелся в центре, вокруг своей оси. Наконец-то устав, он остановился и поднял руку вверх.

– Всё, братья, достаточно! На меня сошло небесное пророчество. Слушайте все! – закричал «Кормчий».

Радеющие остановились и упали на колени, подняв руки в направлении «Кормчего». Тот положил несколько поклонов в сторону портретов Селиванова и Шилова. Затем подняв руку с платком в руке начал громко кричать, брызгая слюной.

– Детки мои, сошло на меня пророчество! Дух завладел мной. Посетила меня сила небесная! Передала она мне, что видят нас наши искупители-учителя. Видят и помогают! Жизнь наша праведная приведёт нас к счастью. Все очистятся от скверны! А тебе, Макарушка, новый голубок, Кондратий Иванович сказал следующее: «Я так тебе, Макар, рад! Что дам тебе и семье твоей много наград! Жди, не унывай, ожидай удачи каравай!», – дурашливо закричал «Кормчий».

– Спасибо тебе, батюшка, спасибо тебе миленький. Передай им, нашим покровителям, большое спасибо, – завопили радеющие.

– Передам, миленькие. Заканчиваем радения, голубки мои и осторожно расходимся. Смотрите, чтобы никто не узнал об этом. До нового сбора. Оповестим, где и когда.

Радеющие по нескольку раз поклонились вначале картинкам Селиванова и Шилова, затем «Кормчему» и начали собираться. Сам «Кормчий» подошёл к стене, снял картинки с гвоздей, бережно свернул и передал Фёдору.

Глава 11 Поиск пропавшего тела и чертежей

По прибытию на службу, генерал Бестужев-Рюмин сразу же принял Тулина и своего помощника. На столе уже стоял баташевский самовар, лежали баранки на подносе и белёвская пастила, нарезанная аккуратными ломтиками. Генерал внимательно оглядел хмурые и серые от бессонной ночи лица молодых людей. Предложил присесть, налить чаю и рассказать о случившемся. Петр Владимирович налил чай генералу, Евграфу, себе. Затем тоже присел, напротив. Сыщик подробно рассказал о событиях прошлого дня и ночи. Когда хроника событий дошла до причин пожара, отравления и исчезновения тела чиновника Фремова, генерал попросил еще раз детально уточнить возможность этих предположений. Особо его удивили две стрелявшие женщины и похищение тела. Тулин вновь начал повторять те события, которые заинтересовали генерала, но уже со своими выводами.

– Дело в том, ваше высокопревосходительство, что мы не знаем, как именно отравился Фремов. Но, можно предположить, что это произошло путем вдыхания паров или через случайно обожжённую кожу. Когда фосфор, всасываясь, проникает в кровь и ткани человека, проявляются определённые симптомы. Жжение во рту. Головокружение. Заболевание кишечного тракта, рвота, отрыжка с запахом чеснока. В результате наступает смерть. Симптомы нам описал заводской доктор, но самое главное, рвотные массы и места пораженных участков тела, места ран, в темноте светятся. Данный факт указывает на то, что отравление произошло фосфором. Кроме того, белый фосфор, очень огнеопасное вещество. При взаимодействии с воздухом он очень легко воспламеняется из-за взаимодействия с кислородом. Поэтому его хранят под водой, в закупоренных сосудах из темного стекла, в мало освещённых помещениях. В связи с этим, я могу полностью утверждать следующее. Исходя из двух ситуаций, смерти от отравления фосфором и беспричинного пожара в дневное время-это явно злой умысел. Помощник делопроизводителя, применяя фосфор, устроил пожар. При помощи этой хитрости спрятал следы преступления, похитив чертежи. Он рассчитывал, что никто об этом не узнает, так как пожар уничтожил и всю остальную документацию, хранившуюся в специальной комнате. Чтобы у него было алиби, он решил заболеть. Может и реально уже был болен или чувствовал себя плохо, после отравления этим веществом. Возможно, он не до конца знал свойства этого материала. Этого сейчас мы не узнаем, он мертв. Да это и неважно. Главное выяснилось, каким образом произошло это происшествие. Зачем украдено тело Фремова и в чем мотив действий, пояснить пока не могу. Надо разбираться!

– Так я и знал, что пожар – не случайность! Но зачем этому помощнику делопроизводителя делать поджог в комнате? Откуда у него фосфор? Что предполагаете предпринять, любезный Евграф Михайлович, для выяснения правды? – с волнением в голосе спросил Василий Николаевич.

– Какую роль в этом играет покойный служащий? Где сейчас чертежи? Зачем они ему? Придется выяснить. Для этого я предлагаю следующий план. Во-первых, необходимо досконально обыскать дом Фремова. Сейчас там, со вчерашней ночи, по моей просьбе, дежурит околичный надзиратель Оружейной слободы. Этим я займусь сам, немедленно, после выхода от вас. Результаты обыска, если позволите и, если таковые будут, доложу завтра к вечеру. Во-вторых, надо отдать распоряжения к немедленному поиску тела Фремова. Труп был похищен именно в то время, когда Петр Владимирович, находился в беспамятстве, то есть в течении примерно одного часа. Из этого следует, что, когда я преследовал одного злоумышленника, второй находился рядом. Он то и ударил чем-то тяжёлым Петра Владимировича по голове. Возможно, где-то рядом была пролетка, или легкая повозка, на которой вывезли тело. Из всего этого следует, что их было не меньше трех, четырёх человек, а это целая банда. Предлагаю, для поиска тела, привлечь учеников оружейной школы. Пусть обыщут лесные посадки, овраги, речки и болота. Необходимо направить учеников оружейной школы для осмотра кладбищ и уточнить по всем новым захоронениям. Я считаю, эту задачу можно поручить унтер-офицеру Кудинову. В ходе допроса я познакомился с ним. Как мне показалось, достаточно разумен. Кроме того, он мой сослуживец по Кавказу и турецкой войне. Попросил бы, ваше высокопревосходительство, получить содействие у полицмейстера. Нам необходимо опросить местных жителей в Оружейной слободе. Для этого привлечь местных полицейских. Может, кто-то из местных жителей что-то видел или слышал. Причину особо раскрывать не обязательно. Достаточно естественного повода, смерти чиновника, помощника делопроизводителя. Кроме этого, решить вопрос с прокурором и судебными следователями, чтобы не давать огласке происшедшее. В-третьих, чтобы понять мотивы совершения преступления, нам надо понять его жизнь. Поэтому, я полагаю направить телеграмму, по линии сыскной части Московской полиции. В Тамбов, местному полицмейстеру о предоставлении данных по месту его бывшего жительства с семьёй. Попросим лично, начальника сыскной части, Струкова посодействовать в получении скорейшей информации по месту его рождения. Если Николай Никифорович поможет, информация завтра или послезавтра будет у нас телеграфом. В-четвертых, свою юность, он прожил в селе Алешня, с семьёй. Его родители работали у купца Мугинина, на полотняной фабрике, там и похоронены. В городе Алексин он закончил трёхклассное училище, получив образование. Оба населённых пункта располагаются в Тульской губернии. Это я узнал из личного дела, хранящегося в канцелярии завода. Намереваюсь завтра выехать в Алексин, по той же причине, что и в Алешню. Чтобы узнать про всю его родню и жизнь до службы при заводе. В-пятых, конечно, можно представить, что Фремов, как алхимик Хенниг Бранд- изобретатель, первооткрыватель фосфора в семнадцатом веке, изготовил фосфор из мочи. Собирая ее, отстаивая и затем перегоняя. Но это маловероятно! Необходимо разобраться, где он достал фосфор. Если мы это узнаем, то подтвердим нашу версию, или узнаем что-то новое об этом деле. Данный вопрос я хотел бы поручить Петру Владимировичу. Он попробует разобраться, кто торгует фосфором в Туле, может в Калуге или Орле. Хотя, данный химикат можно было привести и из Курска или Воронежа. Из Москвы везти очень сложно и рискованно. В-шестых, хочу отработать версию революционеров. Вы же знаете, что эти люди ни перед чем не остановятся ради достижения своей цели. Всё возможно, в том числе и продажа чертежей в Европу с целью получения денежной выгоды на нужды движения. Сейчас у них в моду входят эксы – грабежи денег для нужд революции. Пулемет незаменимое оружие для грабежа. С таким оружием и на большие охранные команды нападать не страшно. Необходимо решить вопрос по предоставлению мне секретной информации по народовольческому движению в Тульской губернии. Без вашей договорённости с жандармским управлением, меня к этим сведениям никто не допустит. В-седьмых, нельзя сбрасывать со счетов и всяких шпионов. Необходима информация об иностранных гражданах, находящихся на территории губернии. Это тоже можно узнать только у Муратова. Я понимаю, что, конечно, версия звучит дико! Где Тула, а где иностранные агенты? Но, всякое быть может. Оказались же чертежи у вас на заводе, почему они не могут интересовать другие страны? Всем хочется иметь самое лучшее вооружение, тем более, я думаю, завод не обходится без пристального внимания государств, конкурентов России. Вот в общем-то и всё, – закончил Евграф.

– Да, заварилась каша, не расхлебать одной ложкой! Я вас внимательно послушал, всё одобряю! Сегодня же поговорю с прокурором и судебным следствием. Это не проблема. Будем их каждый день информировать. Они нам позволят некоторое время заниматься этим делом в одиночку в целях сохранения тайны. А вот с Муратовым может быть загвоздка, – задумался генерал, – не обещаю, но попробую.

Генерал встал, начал ходить по кабинету, продолжая свою речь в движении: «Я немедленно отдам все необходимые распоряжения. Спасибо Евграф Михайлович! Вы и Пётр оправдываете мои надежды! Дай бог, всё найдётся вовремя и без потерь. Но, только одна просьба, будьте добры информировать меня ежедневно, а при вашем отсутствии, пусть это делает Пётр. Он должен быть при вас постоянно и знать все ваши планы. Прошу обоих, будьте осторожны. Будем надеяться, что чертежи сохранены и они в Туле.

– Как угодно, Василий Николаевич.

Оба чиновника, поклонившись, вышли. После выхода от генерала, зашли в кабинет к Петру Владимировичу.

– Я вас попрошу, Пётр Владимирович, заняться поиском возможностей приобретения фосфора этим служащим. Скорее всего, это возможно сделать со спичечной фабрики. На этих фабриках из белого фосфора делают спички, нанося на щепу фосфор с клеем.

– Хорошо, готов это сделать. Подскажите каким образом этого добиться, где узнать?

– В Туле такой фабрики нет. Но, скорее всего, есть представительство по продаже спичек. Для начала поднимите все газеты, почитайте. Поговорите со знающими людьми. Если что найдёте, определите список этих мест. Только без меня ничего не предпринимайте. Дождитесь моего прибытия, после обыска дома Фремова. Как закончу, так подъеду на завод.

Перед выездом на обыск, Евграф направил депешу Струкову с просьбой оказать помощь по выяснению личности Фремова. Затем, прибыл к месту обыска. На скамье, возле дома, сидя спал околичный надзиратель, Услышав шаги, он живо встал и с испугу вытянулся во фрунт.

– Кто-то появлялся возле дома, какие-либо подозрительные лица? – уточнил Тулин.

– Никак нет, ваше благородие. От дома ни на шаг не отходил. Глаз не сомкнул! – ответил надзиратель.

– Да, врать ты горазд! Видел я, что ты спал. Пойдем со мной, милейший, обыщем жилые помещения и постройки.

Надзиратель медленно и сконфуженно пошел за ним. Ему явно не хотелось входить в мрачный дом, тем более участвовать в обыске. Войдя, Евграф приказал раздвинуть занавески. Убедившись, что света достаточно, осмотревшись, приступил к тщательному обыску. Обошёл каждую стену, нагнувшись осмотрел каждый подоконник, заглянул в печь. Залез в подвал, там, используя свечи, внимательно осмотрел пространство. Осмотр пришлось сделать в полусогнутом состоянии, так как пространство между полом и землёй было небольшим. Особенного ничего не заметил. Только у стены, которая выходила к огороду имелся заделанный лаз. Для этого использовались кирпичи без раствора. Хозяева просто заложили его и всё. Возможно лаз применялся для наполнения подвала овощами, после уборки урожая. Но этим летом он точно не использовался. Стоял неприятный запах сырости, плесени и гниения, пауки всюду развесили паутину. Сыщик вылез наверх, отряхнулся и приступил к дальнейшему осмотру, внимательно перебрав весь основной скарб, находящийся в доме. Привлёк и надзирателя. Он начал тщательно, проверять вещи и предметы, на которые обращал внимание сыщик. В доме было достаточно чисто, чувствовалось периодическое присутствие женщины. Бельё было поглажено, посуда имела чистый вид, шторы были постираны сравнительно недавно, пол убран, паутины не было. Сыщик сделал вывод, что помощник делопроизводителя жил несколько богаче, чем мог себе позволить. Упаковки от продуктов говорили о том, что он приобретает их в хороших лавках. Личная одежда была дорогой и качественной. Во всем доме он не нашел ни одной тары из-под алкоголя, ни сигарет, ни других предметов, свойственных холостякам. Особо он остановился на странностях, замеченных им при первом посещении дома. В этом доме не было икон. Фремов отмечался всеми, знавшими его, как глубоко верующий человек, постоянно посещавший церковь. Полочка для икон в переднем углу была, но икон не было. Вообще не было ни одной вещи для проведения обряда верующего. Однако в переднем углу на месте, где должны стоять иконы было чисто и прибрано. Имелись остатки пыли на полке для образов. Пыль была как бы за образами, если бы они были на полке. Евграф сделал вывод, что какие-то портреты или образа на полочке всё-таки были. По всей комнате был отчетливо виден овал или неровный круг на полу. Пол был сделан из добротных крепких и толстых досок, неокрашенных и местами почерневших от времени. Так вот, на этих досках явно были видны следы от хождения по кругу. Естественный цвет досок был нарушен, по сравнению с остальным цветом пола. На стенах имелись одинокие гвозди, на которых ничего не висело в данный момент. Но гвозди были не разбросаны по стенам, а расположены на одной линии, как будто на них висели какие-то предметы. Больше ничего примечательного не было. Лекарств тоже не было. Видимо, боль скрутила чиновника внезапно и привела к помутнению сознания. Поэтому он за свою жизнь не боролся с использованием лекарств, а применял народные средства. На полу валялись остатки каких-то трав и растений.

Осмотрев постройки, сыщик ничего особенного не нашёл. Огород был не ухожен, зарос сорняками. Евграф решил пройти по своему ночному маршруту. Трава уже поднялась и следов практически видно не было. Оставалась едва заметная тропинка в направлении церкви. Дошёл до церкви, подошёл к месту, где он упал, спасаясь от пуль. Постоял внимательно всё осмотрел, затем последовал далее к месту, где в него стреляли. Там поднял две гильзы от револьвера системы Смит-Вессон. Примерно прикинул, откуда мог появиться второй преступник и куда они потом делись оба. Для этого направился между крестов и могил, вглубь кладбища. Некоторое время ходил по тропинкам, собрался уже уйти, но вдруг заметил, что под кустами лежит какой-то свёрток. Взяв корявый сук от дерева, валяющийся недалеко от свёртка, распотрошил его. В свёртке были два больших женских платка и две большие, длинные юбки, похожие на те, в которых были одеты ночные фигуры преступниц или преступников. Сыщик собрал свёрток и взял с собой, одежда могла пригодиться для опознания. Возвращаясь назад к дому, по тому же пути которым шёл ночью, он задумался над всем происходящим: «Значит, преступники не женского пола. Их одежда маскарад, и маскарад заранее придуманный, целью похищения тела. Но зачем им тело? Какая-то тайна в этом есть. Кто им сказал, что я собираюсь к дому, где проживает Фремов? Об этом знал только один человек – Пётр. Который, кстати, и задержал меня покупкой револьвера и прогулкой, почти на час. Как раз этого могло хватить, чтобы успеть к дому на час раньше них, если выехать одновременно. За это время вполне возможно изъять необходимые документы, а затем ждать подходящего момента, чтобы похитить тело. Нет тела, нет и дела. Без него невозможно сделать анатомическое исследование причины смерти. Слова и выводы к делу не пришьёшь! Неужели Брежнёв – предатель? Не может быть, хотя в жизни бывают более странные вещи, и совпадения. Надо будет понаблюдать!».

Убедившись в бесполезности дальнейшего осмотра, поблагодарил надзирателя и убыл на завод. Подъехав к правлению, вошел в кабинет Петра. Хозяина кабинета не было, на столе лежала подборка газет Тульские губернские ведомости. Внимательно осмотрев лист газеты, небрежно брошенной на столе отдельно от основной подшивки, он обратил внимание на объявление о продаже спичек оптом и розницу представительством Курской фабрики. Оно располагалось по Петровской улице. Объявление было подчеркнуто. Сыщик все понял и быстро спустился вниз. В отличие от бесшабашного графа, рванувшего по адресу представительства и не понимающего степень реального риска, он риск осознавал. Ни один человек не захочет расстаться со своими тайнами, тем более если они «дурно пахнут» и могут привести к бедам для него. Если мертвые трупы пропадают и обстреливают представителя власти, то дело серьёзно. А если в этом представительстве продали фосфор Фремову, то за этим или стоит организованная группа или этих свидетелей могут убрать, что бы они не выдали заказчика. Если только заказчик не покойный Фремов. Ему уже всё равно. Хотел выехать немедленно, но не получилось. Кучер кормил и поил лошадь. Кроме того, внизу, у входа в правление стоял, прислонившись к фонарному столбу, заложив ногу за ногу, вокзальный приятель Пашка. Сыщик совсем забыл, что сам его пригласил, пообещав временную работу посыльным. Поторопив кучера, подозвал к себе паренька.

– Здравствуй, Павел. Как твой промысел, даёт ли доход? Приближает тебя к тюрьме, да к каторге?

– Здорово, дядя. Вольна баба в языке, а чёрт в бабьем кадыке. Ты, дядя, говори да не заговаривайся, за руку меня не ловил. Сам приглашал, обещал пособить с работой, я пришёл, а от тебя одни упрёки. Так!

– Ну-ну, не обижайся! Я шутя. Времени у меня маловато здесь разговаривать, давай по дороге всё обсудим. Садись со мной, поехали по одному важному делу, – пригласил его Евграф, указывая рукой на экипаж, который был уже готов к поездке.

Пашка с интересом оглядел «породистый» экипаж и без колебаний запрыгнул на сиденье. Выехав от завода вместе с сыщиком, он некоторое время с удовольствием смотрел по сторонам. Гордо посматривая на прохожих и строя рожи таким же как он сам босякам, попадавшимся на пути. Но вскоре ему это наскучило. Кучер по просьбе Евграфа ехал быстро, покрикивая на обывателей заранее, чтобы те не попали под лошадь.

– Ну что, дядя, нашли труп? – бесшабашно, с хитрецой спросил Пашка.

– А ты, чертёнок малый, откуда знаешь? – спросил удивленно сыщик.

– Да есть добрые люди. Дядька Никанор, надзиратель зареченский, бабе своей рассказывал. Сын его Егорка, дружок мой, мне рассказал, как оно всё было. Как ночью приехали и до утра сторожили на Безымянной улице. Особо говорил, что какой-то дядька из полиции всё там обыскал и к церкви даже ходил. Дюже строгий. Да ты дядя не дрейфь, у нас тайны не выдают. Я смекнул, что ты это был, вот и решил навестить.

– Я и смотрю, что тайны не выдают! А ты что живёшь там, в Заречье?

– Так и есть. Угадал, – ответил Павел.

Евграф ехал некоторое время молча, думая о своем: «Только ему с Бестужевым кажется, что они секрет сохраняют, а получается, что слух пошёл уже по Оружейной слободе. Сегодня баба надзирателя знает и сын её, да Пашка. Завтра и другие бабы да обыватели узнают. Вправду русские пословицы говорят: «Где сатана не осилит, да не сможет, там баба поможет. Где сатана не справиться, туда бабу пошлёт!»».

– Что молчишь? Удивил тебя? – спросил Павел.

– Ну а кто еще владеет тайной, можешь узнать? Да и вообще собрать информацию по этому случаю, – спросил у паренька сыщик.

– Разведаю, так и быть. Я этого Фремова видел раньше, нелюдимый человечище. Да и люди к нему ходили какие-то странные, всё больше вечерами, по одиночке в доме собирались. Дворами приходили. У нас думают, что ведьмуют наверное. Последить можно! – загорелся поручением Пашка.

– А что за люди? – уточнил сыщик.

– Да не знаю, не наши, не Зареченские. По одежде тоже не поймёшь, кто такие? Но одеты все прилично, не рвань.

– Давай, если не в тягость. Да не бесплатно. Заработанный ломоть, всяко лучше ворованного каравая. Заплачу, если информация толк будет иметь, – решил привлечь Пашку к сбору сплетен и досужих разговоров Евграф, а вдруг, что-то дельное появиться.

– Хорошо! Сегодня похожу по слободе, может, что и узнаю, – ответил паренёк.

Держался он очень серьезно, не по годам. Всем видом показывая, что он делает большое одолжение, несмотря на недостаток своего времени, что разрешает прокатить его в экипаже. Серьёзность его еще более увеличилась, после того как сыщик дал ему поручение.

– И часто они приходили? – опять спросил сыщик.

– Кто? – переспросил Пашка, занятый осмотром улиц.

– Посетители этого Фремова? – уточнил сыщик.

– А, эти?! Да нет, раз в месяц. Не чаще.

Глава 12 Огненная печать. Кастрация

На окраине Тулы, в старенькой избе, с утра шла полным ходом подготовка к действиям огненного крещения. Макар Мишкин ходил из угла в угол, не находя себе места от переживаний и волнений. Его то бросало в холод, и он дрожал всем телом, то в жар, и он покрывался потом. Трое новых для него «корабельных братьев» проводили подготовку, не обращая внимания на Макара. Это был Фёдор, ближний помощник «Кормчего» и уставник «корабля». Егор, мастер огненного крещения и ещё один, ранее Макаром неведомый. Видно, на прошлом радении он отсутствовал. Ждали «Кормчего». По середине избы к одной из стен поставили большую скамью. Вскипятили воды в большом количестве. Приготовили чистые полотенца. Выварили в особом настое из трав полоски материи, специально нарезанные для бинтования. Постелили свежую постель. На кухонном столе лежала холщовая сумка, видимо с лекарственными мазями, снадобьями, инструментами и приспособлениями для огненного крещения. Макар поглядывал на эту сумку с опаской. Уж больно страшно всё это действие. Жена с детишками находились в деревне, по договорённости должна была прибыть через неделю. По словам Егора, весь уход за новообращённым должен был осуществить именно тот, новый человек, по имени Василий, которого и не знал ранее Макар. Был он задумчив и молчалив. В подготовке к огненному крещению особо не участвовал, был на подручных работах.

– Что, Василий, как дела в хозяйстве? – спросил Фёдор, лицемерно улыбнувшись.

– Нууууу, – ответил мужичок, кивнув головой и простецки улыбнулся.

«Так он немой! А как же я разговаривать с ним буду?», – подумал Макар.

– Ну и молодец. Молчанье – золото! – заявил Егор, ухмыльнувшись, и продолжил приготовления.

«Несколько дней не сплю, как же тяжко. С того момента, когда был на радении и не спится. Мысли одна страшнее другой. А вдруг я умру, когда огненное крещение пройду? Вдруг в страшных мучениях на тот свет отойду? Может, отказаться? Да как откажусь? Как? Все тайны узнал, всех в лицо увидел. Со многими познакомился. Деньги взял, половину потратил на одежду для жены и детей. На утварь всякую. Долги раздал. В избу вот заехал из глубокой деревни с окраины Тульской губернии. Извозчиком уже почти как месяц работаю. Деньжата появились. Так если пойдёт, то через год отдам деньги Кормчему за арендованную коляску и коня. И за избу расплачусь. Тогда все деньги в семье останутся. Кормчий обещал, что после первой печати ещё два рубля подарит. Жена сказала: « Как хочешь, так и делай». Ей что, ей не надо принимать печать. А по-мужскому, так можно будет ещё! Так что она ничего не потеряет, поэтому и не отговаривает. Хотя баба у него к плотским вожделениям и не охочая совсем. Желания у неё бывают раз в три месяца. Денег ей тоже хочется. Да она тоже готова, только после него. Кормчий сказал, что если и баба огненное крещение примет, и детишки примут, тогда по пять рублей за каждого добавит. Если так, тогда он сразу и расплатится за коляску, коня и избу. Только жить начали в сытости и достатке. А вдруг умру? Тогда зачем эти деньги? Да почему я должен умирать? Вон на радениях сколько мужиков было, и на заводе работают, и свои мастерские держат. Все в достатке живут. Не умерли же. Одного вчера на вокзале видел, тоже извозчик. Поклонились незаметно друг другу, чтобы никто не видел, подморгнули. Что же делать-то? Пойти коня, что ли, покормить? Может работа от мыслей отвлечёт!» – думал Макар, не находя себе места от переживаний.

– Пойду на улицу, коня накормлю, – сказал громко Макар, ни к кому конкретно не обращаясь и вышел из избы.

– Ну-ка, Фёдор, быстро за ним. А то ещё сбежит. Тогда Кормчий голову нам оторвёт, – сердито и отрывисто сказал Егор.

– Да ну, он же на радениях был, клятву дал. Не может быть такого, – весело ответил Фёдор.

– Ну, му! Не тебе учить меня, малец! Делай, что говорю. Бегом! – приказал Егор, доставая из холщовой сумки тонкий, острый нож и приступая к его отточке.

Фёдор стремглав выбежал за Макаром. Выскочив на крыльцо, осмотрелся. Затем решительно направился к покосившейся конюшни. Войдя внутрь он увидел Макара. Тот плакал, приложив голову к коню и ласково его поглаживая по морде. Фёдор осторожно подошёл, постоял молча, осматривая сгорбившегося Макара.

– Вот что, Макарушка, не терзай себя. Выбор сделан. Видишь, я живу. У меня всё хорошо. И одёжка, и еда. Через год-другой сам купцом стану. Не береди себе душу. Учителя-искупители всё видят. Они в чистоту тебя приглашают. Зачем тебе грязь плотская. Не мучай свою душу! Пойдём в избу, дальше продолжим готовиться, – спокойно проговорил Фёдор.

Макар промолчал, взял сена в охапку и бросил коню. Затем, развернулся и направился молча в избу. Вошёл, тоскливо осмотрел присутствующих. Глаза были красными. Видимо, изменения на лице заметил и Егор, продолжавший точить нож.

– Хватит, братик, переживать, успокойся. До тебя крещение принимали и после тебя примут. Знаешь, сколько я уже удесных близнят отсёк. Да штук двадцать! Все выжили и живут, да добро наживают. Так и ты будешь жить. Всё тебе в лучшем виде сделаю. У меня рука лёгкая. Смотри, какой нож, остроты особой. Раз и всё. Видишь? – как будто услышав его мысли, заявил мастер.

– Угу, – ответил Макар.

– Мази и отвары имеются. Через неделю всё заживет. На-ка, выпей вот, сколько хочешь! Выпьешь, и полегчает. Как раз к прибытию Кормчего готов будешь. Да и мы уже почти готовы, – сказал, усмехаясь, Егор-мастер, передавая Макару бутыль с каким-то содержимым.

Макар взял из рук Егора бутыль, оплетённую лыком, и пригубил. Напиток был сладковатый. Постоял, прислушавшись к своим ощущениям. В голове зашумело, тревога начала пропадать. Он подошёл к малому столику, стоявшему в горнице, взял кружку и налил половину. Выпил и присел на лавку. Голова стала тяжёлой. Захотелось спать. Тревога почти сошла. Наступило равнодушие.

– Как тебе настоечка, Макарушка? – спросил Фёдор, с ехидной ухмылкой.

– Хороша! – сказал Макар и кивнул в знак поддержки своих слов.

– Ну, вот и хорошо! – засмеялся Егор-мастер, доставая из холщовой сумки обрубок какого-то металлического прутка загнутого, на пример кочерги, только маленького размера и показывая его Макару.

Макар посмотрел на кусок металла, налил ещё полкружки и залпом выпил. Ему было уже всё равно. Он даже и не стал думать, зачем этот пруток. Видимо, был нужен.

– Не спи, рановато ещё. И больше пока не пей. Ты ещё не готов. Иди, мойся. На кухне всё готово. Потом Васька за тобой уберёт и протрёт. Вот тебе мыло, называется черное, аж из самого Петербургу! Невское стеариновое товарищество выпускает! Батюшка-Кормчий на подъезде, – заявил Егор, посмотрев на хорошие медные часы и передал Макару кусок мыла, вытащенного из холщовой сумки.

Макар встал, пошатываясь, прошёл за печь, отделявшей горницу от кухни. Там уже на полу лежала солома. Он встал на неё, разделся, в последний раз осмотрел свой низ. Взял кусок непонятного состава, понюхал. Затем попробовал на вкус, не понравилось. Облил себя водой и начал намыливаться. Раньше он мылся только золой. Закончив, он надел длинную рубаху для радений и прошёл в горницу.

– Молодец, а вот уже и Кормчий, – сказал Егор, выглянув в маленькое окошко.

Через несколько минут вошёл «Кормчий». По-хозяйски осмотрел горничную. Взглянул строго на всех четверых.

– Здравствуйте, братушки. Как у нас? Всё ли готово, милые? – уточнил он.

– Всё готово, батюшка. Всё готово, только вашего слова ждём, – поклонившись, ответил Фёдор, который при его появлении, вновь стал за старшего.

– Вот и хорошо милые. Ты готов, Макарушка, чистоту испытать? – уточнил «Кормчий» у «Новика», переходящего в разряд настоящих членов общины.

– Готов, – тихим голосом ответил Макар, сделав некоторую паузу.

– Тогда начнём. Повторяй, Макарушка, голубок белый, слова за мной. Скоро ты запрыгнешь на пегого коня и скверна тебя уже не догонит. Эти слова передали тебе сами учителя-искупители, Селиванов и Шилов. Во сне, мне грешному, сегодня, приснились они. Сам Кондратий Селиванов, все свои имена назвал. Это знак тебе знаменитый, угоден ты ему. Сказывали они: «Передай Макарушке, наши слова. Да пусть повторит их. Тогда озарит его чистота и истинная правда».

«Кормчий» торжественно стал посредине горницы, запрокинул голову в вверх и начал громко и истерично выкрикивать слова из своего сна, прихлопывая, в такт себе, правой рукой по бедру: «Я, Кондратий, Андрей, Омушка, Иванушка Селиванов, как говорили люди и братья по вере, не тот на самом деле. На самом деле я Пётр III, над царями царь! А Алексашка Шилов, мой помощник ближний, князь Дашков. Мы говорим тебе, верный наш избранный, Макарушка. Ждём мы не дождемся той поры-времечка, когда перебирать будем всех. Перебирать, отсеивать. Правильных в одну сторону, неправильных в другую. И полетят белые голуби тучами. Все купцы-корабельщики, все кормчие-миллионщики, все чистые корабельные, с печатями на телесах, на пегих и белых конях поскачут. Завладею всеми престолами и всеми державами. Всеми коронами, что на земле, грешной, созданными. Все цари и власти мне поклонятся. Зазвонят они в большой колокол к великому прославлению. Верь нам и будешь с нами, а если нет – погибнешь без имени и счастья! Един учитель! Я ваш искупитель!».

Макар Мишин, непослушным от напитка языком, выговаривал слова за «Кормчим». Под конец он совсем запутался. В голове совсем помутилось. Наконец-то он закончил. Перед его глазами вновь оказалась знакомая бутыль, предложенная Егором. Он взял её и отпил несколько глотков. Его зашатало, закружило. Егор и Фёдор, взяв под руки, посадили Макара на лавку. Он практически ничего уже не понимал и не слышал.

– Начинай, Егорушка, начинай, – тихо сказал «Кормчий» и отвернулся к окну.

Через несколько минут, по комнате потянуло запахом жжёного человеческого мяса. Затем послышались шаги «корабельных», относивших Макара на кровать. Они бережно его уложили, положив под голову подушку. Макар лежал молча, только грудь его вздымалась, и раздавались непонятные болезненные вскрики и бормотания. Вряд ли он произносил их в сознании, скорее всего, оно было затуманенным.

– Всё, батюшка. Всё закончено в лучшем виде, – сообщил Егор.

«Кормчий» повернулся к говорившему. Осмотрел избу. Фёдора, молчаливо стоящего возле Егора и мужика Ваську, убиравшего корыто с кровью и отрезанной плотью. Помолчал, вздохнул и жёстко сказал: «Хорошо, Егор, спасибо тебе. Как всегда, молодец. Ты после нас уходи. Нужен будешь, то найду. Ты, Фёдор, со мной поезжай. Дел у нас не впроворот. Васька оставайся здесь, уход за Макаром обеспечишь. Смотри, если всё будет нормально, тогда жду тебя через неделю с хорошими вестями. Если что пойдёт не так, то как договаривались. Понял меня?».

Васька простецки улыбнулся. Достал короткий нож из-за сапога и показал «Кормчему».

– Да, да! Правильно понял, – ответил «Кормчий» и подойдя к Егору и Ваське вручил им по рублю.

– За работу! Пошли, Фёдор, дела у нас.

Купец-Кормчий развернулся и не глядя на лежавшего на кровати Макара, вышел из избы. За ним последовал Фёдор. Подойдя к пролётке, на козлах которой находился один из «корабельных» братьев, тяжело сел в неё. Пригласил Фёдора. Жестом руки «Кормчий» дал команду на движение. Видимо, сидящий на козлах, знал желание хозяина, потому как тронулся в нужном направлении без лишних вопросов. «Кормчий» ехал молча. Его воспоминания вернулись к прошлому. Вспомнил он, как сам подвергся огненному крещению. «Жил в Моршанске, Тамбовской губернии весёлый приказчик, радовался жизни. Был не богат, но умён, хитёр и смышлён. Народ обманывал, на раз-два. С девками дружил, многих ласками привечал. У хлыстов часто бывал, во всех их радениях участвовал. У них один разврат в голове, а всё остальное напускное. Никаких страданий. Он к ним попал не спроста, а желал с людишками познакомиться. Через общину к хорошей жизни прийти. Только вот присмотрелся к этому приказчику большой и богатый человек. Купец второй гильдии Птицын. Уважаемый в обществе и у властей. Меценат и благотворитель. Денег у него было в сто раз больше, чем у купцов первой гильдии, миллионщиков. Дальний родственник. Начал приглашать к себе, поить чаем. Дальние разговоры заводить, обсуждать разные тайные дела. Нравилось молодому приказчику такое внимание. Дальше, больше. К себе взял, первым среди помощников сделал. Большие деньги стал доверять, с собой в высокое общество брать. С богатыми и именитыми людьми знакомить. Потребовал, что бы он с хлыстовством закончил. Деньги и власть своё дело сделали. Ушло веселье, ушли компании и девки сельские, взамен пришло богатство, самодовольство и власть. Дальше, больше. Однажды рассказал ему про корабли, поведал про белых голубей. Убедил в своей правоте, а через неделю склонил вступить в тайное общество. Взамен предложил стать наследником огромной власти и богатств. Не удержался приказчик, принял огненное крещение и первую печать. Страшно, больно было, как будто бы вырвали живот, отделили его от тела. Кровь с ошмётками мяса лилась недели две. Боль утихала только под воздействием специальной настойки и то только во сне. В беспамятстве провёл несколько дней. Думал, что и не выживет. Выжил. Отныне много было денег и власти, корабли были везде. Где бы ни бывал, везде встречали братья корабельщики. Всё, о чём мечтал приказчик, всё сбылось. Только взамен душу пришлось отдать и немного плоти. Длилась такая жизнь лет пять. Занимался он уставными делами, ритуалами, сбережением чудесных вещей, доставшимся общине от отцов-искупителей, хранением запретных картин и письменов Селиванова и Шилова. Вроде бы всё было хорошо. Но прознали власти и начались допросы и обыски. Купца, Моршанского, несмотря на то, что тот с властями свой в доску был, в каторгу сослали. Так как прибыли жандармы аж из самой столицы, Санкт-Петербурга. Жуткие и неподкупные. Корабль разогнали, многих осудили. Ему, бывшему первому помощнику, уставнику общины, удалось сбежать с большими деньгами. Предчувствовал Птицын, что беда приближается. Заранее все деньги спрятал, его предупредил и направил с капиталами в Тулу. Удачно он сбежал, скрылся. В Туле новый корабль создал, нашёл последователей. Уроки из ошибок Птицына сделал. Так вот и сейчас, приказал Ваське наблюдать за вновь обращённым. Если выживет, пусть живёт. Если нет, тогда и его и всю его семью под корень, чтобы не болтали лишнего. Жесток он, но по-другому нельзя. Если власти узнают, то светит ему каторга. Несмотря на то, что уважаемый человек в обществе, благотворитель и помощник обездоленным и нищим. Любую просьбу губернатора и властей тотчас исполняет. Любые деньги жертвует. Правильно ли он тогда сделал, что променял счастье и мужское начало на богатство? Верно ли поступил?» – думал, сидя в коляске, «Кормчий».

– Что, батюшка? О чем задумался, закручинился, – перебил мысли «Кормчего», Фёдор.

Главный «корабельный», посмотрел на него, ничего не сказал. Отвернулся и вновь задумался: «Вот дурак, перебил мои рассуждения. Всё правильно! Где плоть, а где деньги? Деньги позволяют мне жить так, как я хочу и желаю. А что плоть, минуты удовольствия и всё. В Москве я живу полной жизнью. Любые желания исполняются. Денег много, приумножил всё то, что дал Птицын в десятки раз. Лавка купеческая так, для отвода глаз. Главный доход идет от незаконного промысла золотом, скупки драгоценных краденых вещей, незаконного производства и торговли водкой. Да и всякие извозчики, торговцы самоварами и прочая, прочая тоже деньги в клюве приносят. Везде свои люди работают, общинные, корабельные. Они не продадут, не предадут, все связаны клятвой, общиной и единым делом. Хотя, как подумать. Вон, у Птицына то же самое было. И что? Предали и продали. Баба, родная, близкого корабельного брата, взяла и предала. Навлекла беду на общину. Да и с этим приказчиком, поставщиком товара не всё хорошо. Будь он не ладен. В любой момент продать может. Он-то не из нашего круга. Надо Федьке поручит с ним разобраться. А в помощь пусть кого хочет возьмет. Хороших помощников, пока деньги есть, хватит. За деньги мать родную продадут. Нет, надо подумать, куда часть золотишка припрятать? Кому на хранение отдать? Конечно, часть-то я закопал в лесу. Место известно только Фёдору и мне самому. Фёдор уставщик корабля и мой близкий человек. После меня он общину и возглавит. Хотя слаб, конечно, но другого пока нет. Но этого мало, надо ещё на чёрный день припрятать» – продолжал рассуждать, в памяти, «Кормчий».

– А что, Фёдор, давно не видел Фильку-хлыста? – уточнил «Кормчий» у помощника.

– Зачем вам, батюшка, этот грешник? Он же не знает правильного пути, в грязи обитает.

– Дурак ты, Федька. Учись жизни быстрее. У нас кроме хлыстов друзей-приятелей нет. Наше ученье из хлыстовщины вышло. Разве ты не помнишь, что искупитель Селиванов и искупитель Шилов из хлыстовской общины выросли? Кроме того, для властей они тоже враги, как и мы. А если враги, тогда нам приятели. Понял?

– Понял, батюшка, понял, – удивлённо ответил Фёдор.

– А если понял, то найди его. Договорись о встрече. Поедем к нему сами. В дом. Ночью, чтобы никто не прознал про нашу встречу.

Глава 13 Тульские губернские ведомости

Оставшись один, после убытия Тулина на обыск, Пётр в первую очередь рассмотрел служебную переписку и подготовил её для доклада генералу. Отдал необходимые распоряжения для выполнения текущих поручений. Затем, освободившись от дел по должности, приказал принести подборку газет Тульские губернские ведомости, за прошедшие три месяца. Вызвал к себе унтер-офицера Кудинова. Принесли газеты, в них было много интересного. Описывались способы лечения триппера. Имелись объявления о продаже само играющей гармони. Предлагались новейшие средства от геморроя. Давались советы по развитию красивой женской груди. Размещались предложения о продаже новых духов, мазей и мыла. Широко освещались объявления с предложениями о знакомствах. Несмотря на поручение, по поиску информации о фосфоре, не отказал себе в их изучении. Эти объявления всегда забавили. В одном из них было написано: «Поэт – неудержимый безумец. Мистический анархист имеющий красивую оболочку. Постоянно находящийся в бездне переживаний и волнений. Призывает из необычных далей существования, необычную нимфу. Ту которая дерзнёт с ним, рука об руку, душа к душе пройти житейский путь. Познать и радости, и горести. Ту которая отрицает спокойную жизнь. Предложение исключительно серьёзно. Москва. Редакция Брачной газеты. Предъявителю почтовой квитанции №666».

«Какие только дурни не публикуются! А ведь найдётся для него какое-то чудо, такое же, как он сам», – подумал Пётр.

Следующие были ещё забавнее. В одном из них говорилось:

«Предлагаю иметь меня своим мужем. Красота, молодость при мне. Однако нужны средства, не менее ста пятидесяти тысяч. Кто захочет создать положение, безразлично. Барышня, вдова ли всё равно! Возраст значение не имеет. Хотелось бы наличие вкуса. Москва 5-е почтовое отделение. Предъявителю пяти рублёвого билета с номером 758333». Во втором было следующее: «Родители, весьма обеспеченные люди, ищут своему сыну хорошую жену. Приданое обязательно. Сам он занимает важное общественное положение. Свои средства имеет. Окликнувшие не пожалеют. Прошу писать правдиво и честно о нынешнем. Вначале знакомство с родителями. Прошлого писать не надобно. Москва 7-е почтовое отделение. Предъявителю квитанции с номером 358633».

«Вот молодцы! Один себя продаёт, второй жену, как кобылу покупает» – подумал Пётр и продолжил чтение, но уже коммерческих объявлений.

Их было много, однако предложений по продаже спичек не встречалось. В дверь постучавшись, вошел унтер-офицер, Петр оторвался от подшивки газет.

– Прибыл по вашему приказу, ваше благородие, – доложил Кудинов с удивлением посмотрев на забинтованную голову Брежнева.

– Уважаемый Павел Фёдорович, рад вас видеть! Присядьте и внимательно слушайте.

– Слушаю, вашбродь, – ответил унтер-офицер и присел на стул напротив Брежнёва.

– То, что я сейчас расскажу, является секретом. Вам запрещено эту тайну рассказывать кому бы то ни было. Имейте в виду, что разглашение влечёт собой последствия, вплоть до каторги. Об этой информации знает только ограниченный круг лиц, теперь будете знать и вы. Поняли?

– Всё понял. Служили и служим. Порядок знаем.

– Хорошо, если так. У нас произошло непонятное происшествие, вчера вечером умер в своем доме чиновник Иван Фремов, а его труп пропал! Мы с Евграфом Михайловичем там были. В него стреляли, меня ударили по голове, последствия удара, как видите на лицо.

Унтер-офицер, широко раскрыл глаза, но ничего не сказал. Только покачал головой.

– Кстати, а вы знали Фремова? – спросил Пётр.

– Да, знал немного. Но лично с ним отношений не поддерживал. Да и какие у нас отношения могут быть, я человек служивый, а он бумажный. Он особняком вел себя, ни с кем особых отношений или какой дружбы не поддерживал. Но человек был строгий, на работу всегда прибывал раньше срока, уходил позже. Всегда был опрятен.

– О нём все, в целом, положительно отзываются. Вы не первый, – ответил Брежнёв.

– Странно, очень странно, кому нужен его труп? – удивился Кудинов.

– Была бы плоть, а грех найдется! Вы знаете ровно столько, сколько полагается и этого достаточно. Так вот, уважаемый, возьмите учеников оружейных мастеров третьего класса, определите по командам, назначьте старших. Пусть обыщут лесные посадки, овраги, речки и болота в данной местности, осмотрят кладбища, уточнят у сторожей по всем новым захоронениям. Да не просто опросят, пусть сами убедятся, когда захоронения сделаны. Для этого надо посмотреть учетные книги и завтра вечером мне доложите о результатах.

– Так точно, ваше благородие, будет сделано. Не сомневайтесь, всё в лучшем виде проверим, – ответил Кудинов с блеском в глазах.

– Что, засиделись без дела, хоть чем-то заняться дельным, военным? Я вас понимаю, Павел Фёдорович. Кстати, мои распоряжения согласованы с начальником школы генералом Страховым. Вам выделят двадцать учеников школы оружейников. Объяснять истинную цель им не обязательно. Вы поняли?

– Конечно, понял, что тут не понять, – теперь уже с некоторой обидой ответил унтер-офицер.

– Кстати, Павел Фёдорович, не знаете, где у нас в Туле спички оптом можно приобрести?

Унтер-офицер, задумался, лицо его приобрело строгое, несколько злое выражение, потом ответил: « Нет, не припомню, я сам спички не покупаю, не курю, а витрин не замечал. Если вспомню или узнаю, то сообщу. Разрешите убыть на поиски?»

– Да, Павел Фёдорович, желаю удачи и жду с докладом.

Оставшись опять один, Петр продолжал листать газеты Тульских губернских ведомостей. Нужного ему объявления не находилось. Просмотрев ещё раз всю подборку он вдруг понял, что недоставало трёх номеров газеты. Собраний газет в правлении было два, второе находилось в приемной начальника оружейного завода, туда и направился Пётр. Подборка была на месте. Перелистав её, он нашел нужный лист газеты, а в нём и нужное объявление: «Спичечная фабрика, купца Титова Курская губерния. Впервые открывает представительство в Тульской губернии по адресу: Петровская улица дом пятнадцать. Склады возле железнодорожного вокзала. Представительство предлагает товар не только партией, но для коммерции по штучно, не меньше дюжины: самоварные, охотничьи спички, подарочные спички в бумажных и жестяных коробках, салонные спички, спички для дам и кавалеров, серебряные спичечницы».

Несмотря на запрет Евграфа, Пётр загорелся идеей лично выехать и переговорить с представителем или приказчиком, не обращался ли к нему кто-то по вопросу приобретения белого фосфора. Некоторое время всё-таки подождал, развлекаясь чтением газет. Однако, ожидание и вынужденное безделье начало утомлять. Выпив чаю, подумал: «А что если Евграф и до ночи не вернется? Что, сидеть и ждать его? Время идёт, надо дело делать».

Пристегнул под костюм вновь приобретенный револьвер, снял повязку, надел головной убор и вышел из здания правления. Остановил первого попавшегося извозчика и направился на Петровскую улицу. В дороге его мысли крутились около создавшейся ситуации. Он думал: «Вот Тула. Город весьма спокойный. Проживает около ста тысяч горожан. В год происходит до двухсот преступлений, как утверждает полиция. Получается, на каждые пятьсот граждан по статистике два преступления. Наиболее частыми являлись поджоги, мошенничества, грабежи, незаконное лишение прав на имущество обывателей и коммерческого люда. Но все они происходили среди обычных обывателей. Но что бы такое произошло на государственном Императорском заводе, никто и предполагать не мог! Скорее всего, здесь задействованы большие деньги и целая группа государственных преступников. Хорошо, что прислали Тулина! С ним уверенность в поиске злоумышленников и обнаружении документов возрастает. Да, человек он весьма интересный, хотя очень скрытный и сложный. Но с ним жизнь бурлит. Много новых событий. Опять же, Ольга заинтересовалась всеми этими делами. Только и разговоров о Евграфе и совместных планах. Да, таких криминальных дел и не припомнишь в губернском городе!».

Не доезжая за три дома до нужного, Пётр вышел. Осмотрелся по сторонам и расплатился с извозчиком. Экипаж держать не стал. Не хотелось переплачивать, да и не знал он, сколько времени пробудет в представительстве. Ещё раз осмотрев улицу и не заметив ничего подозрительного, направился к нужному дому. По дороге думал, как построить разговор? Какую манеру взять для того, чтобы приказчик сразу понял с кем дело имеет? Решил говорить строго и твердо. Если разговор получаться не будет, немного прижать возможностью вызова в полицейский участок.

Глава 14 Курский приказчик

Улица Петровская, названная по Петровской горе и храму Петра и Павла, была вымощена булыжником, но отличалась простой архитектурой. Дома были не те, что на Миллионной. Видно, что здесь в большинстве своем селились мещане, причем не самые богатые. Магазинов и коммерции практически не было. Тулину вкралась мысль: «Купец-то Титов из Курской губернии не особо богат, если снял представительство на Петровской».

Само представительство располагалось в небольшом двухэтажном доме. Сыщик подъехал прямиком к этому дому, экипажа Графа Бобринского не было, вышел и осмотрелся по сторонам, не заметил ничего опасного или необычного. Как и думал, на первом этаже размещались склады. Здесь работали два рабочих, раскладывая, видимо, недавно привезенный товар.

– Жди меня здесь, я скоро. Потом договорим, – сказал он Павлу.

– А где хозяин? – спросил он у рабочих подойдя к ним.

Один из них, разговорчивый, показал указательным пальцем правой руки на потолок.

– Наверху. На втором этаже. Как положено хозяевам. Коммерческие планы обдумывают!

Вдруг раздались приглушенные стенами синхронные револьверные выстрелы как раз там, куда только что показал рабочий. Сыщик, достав револьвер, бросился к выходу со склада. Затем вбежал по лестнице на второй этаж. Осторожно спрятавшись за косяк, заглянул в приоткрытую дверь. Петр стоял с револьвером в руке. В пяти метрах от него лежали, раскинув руки, два трупа. Возле правой руки одного из них, по-видимому, застреленного графом, валялся револьвер. Около второго, лежавшего с ножом в груди в районе сердца, валялись часы на цепочке, бумажные деньги и какие-то бумаги, видимо коммерческие документы. Евграф быстро, но соблюдая меры предосторожности вошёл во внутрь, держа оружие двумя руками перед собой. Осмотрел слева на право пространство помещения.

– Что случилось? – спросил он у графа.

Смертельно бледный Петр, показал кивком головы на трупы, со вздохом хрипло сказал: «С ножом в сердце, в углу, видимо старший приказчик. Второй, полагаю, убийца».

– Что здесь произошло, кто стрелял? – уточнил сыщик.

– Если бы не успел выстрелить чуть быстрее, чуть раньше, чем один из них, то лежал бы здесь я. Этот неизвестный почти одновременно со мной выстрелил. Повезло, на немного я его опередил, – объяснился граф.

– Слава Богу! Действительно, повезло. Я же просил подождать, пока вернусь. Такие ошибки к смерти могут привести!

– Кто эти убитые люди? – спросил сыщик, подозвав к себе двух рабочих, прибежавших на звук выстрела и стоящих боязливо в дверях.

– Это наш старший приказчик из Курска, представительство держит. Спичками да прочим торгует. Вернее, торговал, прости меня Господи. От купца Титова человек. Второго не знаем, но он товарищ убитого. Приходил два или три раза к хозяину, друзья они кажись были, выпивали иногда, – высказался всё тот же говорливый рабочий.

– Надо осмотреть дом. Я верхнюю часть, а вы, граф, нижнюю и склады, может, что-то подозрительное найдёте или заметите, – поставил задачу Евграф.

Первым делом сыщик, тщательно осмотрел труп одного из убитых, постарался запомнить приметы. Правую щеку убийцы пересекал большой шрам, от уха до подбородка. На левой руке не было указательного пальца. Возле него он обнаружил скомканное письмо, частично измазанное в крови. Поднял его, расправил, стараясь не измазаться, прочел:

«Доброго здравия вам, ваше степенство Леонид Николаичь! Надеюсь я, что дела ваши идут успешно, семья в достатке, во всем сопровождает вас удача. Письмо ваше получил. Из письма видно, что обеспокоены вы коммерцией в Туле. Дела по представительству нашему хороши. О чем, вам, с глубоким уважением сообщаю. Торговля идет прибыльно, самоварные спички скупают хорошо, так как в губернии своей фабрики нет, как вам известно. Расчет торговый ваше степенство, был умный. В основном берут в мелочные магазины и торговцы-лоточники. Подарочные спички в бумажных и жестяных коробках пока успехом не пользуются, больше охотничьи спички в цене. Спички для дам и кавалеров не берут вовсе, Тула город провинциальный, товару этому примененья нет. Спрос на спичечницы в серебре, продал дюжину. Пока товару на месяц хватит, дальше сообщу. Неделю назад пришли ко мне двое местных, взяли почти два фунта фосфора-сырца, заплатили очень хорошо, обещали еще прикупить. Да душа моя не спокойна, больно один страшен, лицо в порезах, пальца нет, не иначе как Иван какой, может дела какие обделывает, боязно мне Леонид Николаич, вот и решил сообщить. Второй с виду вроде нормальный, но он не говаривал совсем, на вид немой, наверное. Вы человек степенный, опыт у вас, ваше степенство большой. Жду подсказки. Кланяюсь вам. Остаюсь жив и здоров, чего и вам и семье вашей желаю. Поклон супруженьке и деткам вашим. Верный вам – Иван Р».

«Все понятно! Уважительный приказчик пишет хозяину, как и положено с почтением. Беспокоиться о своих опасных знакомствах. Но выгода превыше страха, вот и привела она его к смерти. Отсюда вывод – значит фосфор приобретали двое. Иван Фремов, которого нарекли немым и человек со шрамами, убитый графом. Фамилия и род занятий пока неизвестны», – подумал сыщик.

Ещё раз осмотрелся, убедившись, что ничего не забыл, спустился вниз. Попросил Петра рассказать подробности.

Петр устало поделился произошедшим: «Получилось так. Когда я подъехал, то вышел из экипажа за три дома, до нужного. К рабочим на склад не стал заходить, а сразу поднялся, в представительство. На двери имелась табличка о закрытии. Внимания я на неё не обратил. Это меня, наверное, и спасло. Убийца не ожидал увидеть посетителя, то есть меня. Хозяин, наверное, сам перевернул табличку стороной „закрыто“, чтобы побеседовать со старым знакомым, без свидетелей. Услышав, как открывается дверь, убийца развернулся и достал револьвер. Увидев меня испугался и решил стрелять. Но стрелять ему было неудобно. Он стоял на одном колене и обыскивал карманы убитого. Развернулся, выстрелил в направлении меня, слава Богу, промахнулся. Я, конечно, ответил. Может и надо было вначале как-то попытаться обезвредить убийцу и взять живым, но не получилось. Всё быстро произошло, не до раздумий было».

– Понятно, а с осмотром складов что? – уточнил Евграф.

– Всё, как обычно, товары. Рабочие подтверждают, что это человек гость частый. Приказчик с ним дела какие-то имел, но очень его опасался, – ответил Петр.

Поговорив еще некоторое время, уточнив, детали случившегося события, сыщик, подумал: «Ну вот и ещё двух свидетелей нет и опять рядом граф?».

– Пройдемте, Пётр Владимирович, к экипажу, вызовем городового, надо бы всё произошедшее объяснить полиции, – сказал сыщик в слух.

Спустились к экипажу и подойдя к кучеру, сыщик обратил внимание, что экипаж стоял, а паренька не было. Кучер, не ожидая вопроса пояснил: «Как только прозвучали выстрелы, а вы побежали в дом, малец все головой крутил. Испугался, наверное. А я значит побежал искать дворника. Когда его нашел, то за полицейским послал, вернувшись, побежал наверх к вам в дом, думал, может чем пригожусь. Поднимаясь наверх, мельком заметил, что мальца в экипаже уже не было. Наверное, не дожидаясь вас, убежал, ничего не говоря».

«Испугался Пашка, может оно и к лучшему, мало ли что могло произойти?» – подумал сыщик.

Прибыл вызванный городовой. Тулин, предъявив документы, поручил ему все остальные действия по осмотру места происшествия. Попросил назавтра предоставить всю информацию по убийце, если она имеется в картотеке. Впрочем, мало надеясь на то, что его просьбу кто-то удовлетворит, так как Евграф был человеком неизвестным для тульской полиции. Петру пришлось заверить городового, что это была самооборона и формальности по смерти подозреваемого в убийстве старшего приказчика и попытке его ограбления с полицмейстером решит сам генерал Бестужев, начальник завода. Однако городовой все данные по Брежнёву тщательно записал. Еще раз попросил документ у Евграфа, долго его рассматривал, видно, что-то запоминал. Затем, отдав приветствие, приступил к опросу свидетелей и другим действиям согласно своей инструкции. «Надо будет завтра нанести визит вежливости в жандармское управление к генералу Муратову, без визита никак. Уже три трупа, везде отдаю указания местной полиции совершенно незаконно. Скорее всего, это уже известно полицмейстеру и Муратову. Кроме того, надо бы поговорить о местных народовольческих обществах и возможных иностранцах, проживающих в городе или находящихся проездом. Да и уточнить как-то невзначай по личности графа Бобринского-Брежнёва. Обязательно телеграфировать начальнику сыскной части, чтобы он подтвердил мои полномочия, не раскрывая причин. Как же плохо, что еще нет телефонов в Туле. В Москве и Санкт-Петербурге, Одессе, в Варшаве телефоны уже появились с этого года. Можно было решать вопросы быстро, не бегая от одного присутственного места до другого», – после разговора с городовым подумал Евграф.

Но в слух он сказал другое: «Поедемте, граф, к генералу, доложим плачевные результаты сегодняшнего дня!».

– Кому плачевные, а кому и нет. У меня до сих пор холод по спине расходится! Ещё предстоит разобраться, зачем он убил приказчика, – парировал Пётр.

– Вполне ясно. Вот почитайте. Надо личность этого стрелка узнать, он может ко многим привести, – с этими словами Тулин передал ему найденное письмо.

Доложив Бестужеву суть произошедшего, оставили его в глубоком раздумье. Дело приобретало скверный оборот. За два дня три трупа. Ни одного хотя бы маленького результата по обнаружению чертежей или свидетелей. Все следы глубоко запрятаны. Можно только догадываться, что этот неизвестный убийца приобрел у приказчика фосфор. Затем убил его, чтобы тот не выдал тайну. В ходе разговора с генералом у Брежнёва возник тот же вопрос, который возникал ранее и у Евграфа. Как их враг, некий «некто», умудряется их опережать? Откуда у него информация? Возможно, что этот «некто» не один, возможно это целая группа. Сыщик попросил генерала устроить ему на завтра утренний приём у начальника жандармского управления, генерал-майора Муратова Александра Ивановича.

– Вот что, Евграф Михайловичем, чтобы долго не судить и рядить, не обмениваться курьерами с Муратовым, мы поедем к нему вместе с вами. Прибудем с раннего утра, пока у него ни возникли какие-либо незапланированные дела. Он очень положительный человек, мой хороший приятель! Думаю, примет нас сразу и всё, что нам надо расскажет. Вы согласны?

Нельзя сказать, что Евграф был рад предложению. Но генералу он ответил, что это было бы отлично, подобный ход устранит многие канцелярские проволочки. На том и порешили. Сыщик решил изменить ранее намеченные планы, отменить поездку в Алексин. Муратов с его информацией был важнее. Петру, по-прежнему, было поручено заняться продолжением розыска трупа Ивана Фремова. Дополнительно, уточнением сведений по убийце приказчика в спичечном представительстве. Определившись по делам на предстоящий день, сыщик решил ехать на квартиру, отдохнуть и выспаться. Петр Владимирович посмотрел на него внимательно, в некотором раздумье. Вдруг предложил: «Знаете что, уважаемый Евграф Михайлович, а поедемте ко мне домой, выпьем с вами Ерофеича».

– Предложение, конечно, заманчивое, но удобно ли это, – ответил сыщик.

– Последние три дня уж очень тяжелы, считаю, что мы с вами имеем полное право немного расслабиться. Поужинаем у меня, на Пятницкой.

– А что за Ерофеич? Только не говорите, что это именно та настойка, которая названа от имени фельдшера кадетского корпуса, если не ошибаюсь, Владимира Ерофеича Воронова. Так ли это? – спросил Тулин.

– Именно так. История этой великой настойки гласит, что в 1769 году благодаря этой живой воде поднялся на ноги и вылечился от длительной болезни граф Александр Орлов. Младший брат Григория Григорьевича Орлова, фаворита императрицы Екатерины Второй. Делаю её я сам, по только мне известному рецепту.

– Ну не скажите же, что вам известен тот старинный рецепт Орловых? Она, конечно, популярна в обеих столицах, но старый состав утерян, об этом все знают.

– Когда попробуете, посмотрите разницу. Если воду в ступе толочь, вода и получится, едем! – серьезно заявил Брежнёв.

– Ну, тогда я готов, следуем на Пятницкую. Повод есть, ваше второе рождение!

Глава 15 Прекрасная незнакомка

Ехали весело, в дороге граф с большим удовольствием продолжал знакомить с историей Тулы и немного рассказал о себе. Выяснилось, что родом он из уездного города Венёва. На заводе работает сравнительно недавно, с момента прихода на начальство генерала Бестужева-Рюмина. Имел честь отслужить в армии согласно реформам Императора Александра II и военного министра графа Милютина. Манифест о всеобщей воинской обязанности провозглашал переход от рекрутского набора к всеобщей службе в армии с двадцати лет. С января 1874 года не зависимо от сословий. Петр уволился в чине поручика гвардии, что соответствовало гражданскому чину титулярного советника. Оба были в одинаковых чинах, только Евграф являлся штабс-капитаном пехоты, а Петр поручиком гвардии. В гвардии всё было на ранг выше, чем в обычной пехоте или кавалерии. Видимо, пережитое напряжение этих дней расположило графа к открытости. Тулин, пользуясь этим, задал ему вопрос, откуда тот знает такое большое количество поговорок и пословиц. Ответ его не только удивил, но и оказался очередной загадкой жизни графа.

– Знаете, уважаемый титулярный советник, – усмехнулся Петр, – если бы вы пожили с дедушкой – купцом в Венёве, не того бы нахватались. Я еще и торговать умею.

– Торговать? Вы что, торговали? – удивился Тулин.

Граф начал весело рассказывать: «Конечно, торговал! И в лавке торговым мальчиком был. С таким дедом, как мой и не тому научишься. Знаю все правила, изложенные в книге Зегимеля: „Необходимые правила для купцов, банкиров, комиссионеров и вообще для каждого человека, занимающегося каким-либо делом“. В ней изложен кодекс чести или общепринятые правила поведения российских купцов и коммерсантов. Я эти правила знаю не по наслышке, а в практике. Дед мой много времени уделил моему коммерческому воспитанию».

Вся эта неразбериха с двойной фамилией интриговала все больше и больше. Что-то в свете не было слышно, чтобы члены такой вельможной фамилии, как Бобринские, в лавке работали торговыми мальчиками. Въехав на Пятницкую улицу, спутник прекратил откровения о себе, переключившись на местные достопримечательности.

– Я живу на съемной квартире. Четыре комнаты, хватает. На этой улице для жизни есть все необходимое, гостиный двор, цирюльни, аптека, бакалея и многое другое, до центра города рукой подать. Дома каменные, в большинстве своём купеческие. Конечно, не Миллионная улица, но тоже не последняя в городе. Возле каждого подъезда стоят фонари. Не жалеют купцы денег, прославляют своё имя, да и обывателю ночью удобно. Улица начинается у Пятницких ворот тульского кремля. Дальше ведет на Посольскую. Затем на мост, через Упу, в Заречье. До службы недалеко, что тоже очень удобно. Здесь и церковь своя имеется, Покрова Пресвятой Богородицы, 1790 года постройки. Построена на месте храма Параскевы, именем которой и названа улица. Имя святой, имеет значение – пятница. Родилась Параскева на территории Римской империи, в городе Иконий. Сейчас это территория Османской империи. В своей жизни жила так праведно, что стала святой. Ей молятся люди, желающие мира в семье, те, кто не могут зачать ребенка, желающие удачно выдать дочь замуж за достойного жениха и те, кто просят удачу в хозяйстве, делах торговли, разной коммерции. Говорят, что традиция организовывать ярмарки по пятницам, пошла именно от святой Параскевы Пятницы. Еще говорят, что её образ ставят при источниках воды и она обретает целебную силу. Кроме этого молитвы к святой исцеляют в случаях невыносимой боли и дьявольских искушений.

Подъехали к нужному дому. Проживал граф на втором этаже особняка, принадлежащего купцу Золоторёву, о чём свидетельствовала вывеска: «Галантерея. В.М.Золотарёв». В этом же доме имелось ателье, а рядом парикмахерская. Отпустили экипаж с кучером, поднялись по красивой лестнице. На площадке имелось три двери, одну из них спутник открыл своим ключом. Вошли в квартиру. В прихожей-парадной стояла барышня из вагона того самого поезда Москва-Курск. Евграф замер, поражённый встречей.

– Знакомьтесь, моя сестра. Ольга Владимировна Брежнёва, выпускница Смольного института. Преподаёт французский и британский языки в женском училище первого разряда, что располагается по улице Посольской.

– Титулярный советник Евграф Михайлович Тулин. Штабс-капитан в отставке, ныне чиновник по особым поручениям при Московской сыскной части, – представился Евграф, слегка поклонившись и несколько смущаясь.

– Очень приятно, Евграф Михайлович, что мы с вами опять повстречались. Я еще в вагоне поняла, что вы полицейский или что-то в этом роде.

– Чем я себя выдал? – уточнил Евграф.

– Вы очень быстро привели в порядок того наглого подпоручика в поезде, внимательно рассматривали коробку со шляпкой, конфеты, мой журнал, всех окружающих. Мне показалось, что на вашем лице было написано подозрение ко мне в вольнодумстве. Я все видела в стекле окна! И на перроне пошли за мной следом, внимательно наблюдая куда я пойду, наверное, пытались узнать, кто меня встретит? А куда потом вы пропали? Вам надоело наблюдать? – лукаво спросила Ольга.

– Не пропадал совсем. Обстоятельства! – несколько смущенно ответил Евграф.

– Так я, значит, угадал. Твой попутчик в поезде – это Евграф Михайлович. Сестра мне рассказала о некотором приключении и двух героях. Благородный герой – это вы, а не благородный- это пьяный подпоручик. Кстати, каким образом вы с ним поступили? Видели ли после?

– Нет, не имел чести видеть после этой поездки. В ходе беседы он отказался от своей манеры поведения добровольно, как всякий воспитанный человек, извинился. Я думаю, что его хамское поведение было сиюминутным. Молодой человек хотел всего лишь познакомиться с очаровательной незнакомкой, хотя и не очень удачно.

– Вы не вызвали его на дуэль? – удивился граф.

– Он сам вызвал меня на дуэль. Я объяснил, где меня можно найти. Пока не появлялся, – ответил Тулин.

– Это к лучшему! Не хочется, что бы из-за меня пострадал человек, даже несмотря на дерзкие поступки. Давайте забудем недоразумение. Я очень благодарна за защиту. Приехав домой, всё рассказала Петру. Через день узнала, что скорее всего этот благородный человек найден. Брат рассказал мне о неком сыщике из Москвы.

– Совершенно верно. Потому как я узнал в этом благородном человеке, защитившим мою сестру, именно Евграфа Михайловича и смотрите, не ошибся. Когда я рассказал свои предположения Ольге, она не поверила. Мы с ней заключили договор.

– Какой договор? – уточнил Тулин.

– Пустяки. Речь о моей прихоти, как говорит брат. Расскажу после. Если вы не против? Уже хватит разговоров, Петр. Как тебе не стыдно держать гостя у порога. Пройдёмте, – мило сказала Ольга.

– Прошу, Евграф Михайлович, проходите. Как и обещал, найду Ерофеича и наконец-то приступим к дегустации, – сказал граф, пропуская Тулина вперед.

– Мы в Туле особо ни с кем кроме Бестужева не дружим, поэтому рады каждому новому человеку. Вы же из Москвы? Не знаю, как брат, но я с удовольствием послушаю ваши рассказы. Поэтому уединяться не позволю, – пошутила Ольга.

– Я не знала, что вы придёте вместе, стол еще не накрыт. Побудьте некоторое время вдвоем, я быстро. Прислуги постоянной на проживании не держим. Только для ежедневной уборки приглашаем. Такие принципы в нашей семье, не любим, когда за нами постоянно прислуживают и ходят посторонние люди. Да и непривычны, в родительском доме всё делали сами. В институте, знаете, тоже не баловали.

Все слова сестры, Пётр сопровождал комическим нахмуриваем лица, а требовательные интонации в словах, весёлыми гримасами и мимикой.

– Хватит играть шута, Пётр. Вы же подпоручик и чиновник по особым поручениям, вообще, кто из нас младше? По-моему, ты, судя по твоему детскому поведению. Даже присутствие титулярного советника тебя не останавливает, – улыбаясь сказала Ольга, отчитав шутливо брата и удалилась накрывать на стол.

Евграф был обрадован и поражен везеньем. Конечно, он думал о прекрасной незнакомке. Но, если быть честным, не ожидал её встретить. Это было исключено, по теории вероятности. Кто бы мог подумать, что она сестра Петра!

– Вот так судьба, – подумал, сыщик. – Теперь понятно, откуда московские конфеты у генерала! И не зря мне показалось, что незнакомка в поезде и Пётр похожи.

Ольга определенно нравилась ему. В ней было что-то незнакомое, новое. Поражающая смелость, с которой она общалась, открытость, отсутствие жеманства. Кроме того, она очень привлекательна, если не сказать, красива. Раньше у него не было знакомых, окончивших Смольный институт благородных девиц. Как с ними общаться, Евграф не представлял. Всем известно, что это высоко прогрессивное учебное заведение. Туда принимаются за казённый счёт дочери лиц чинов не ниже полковника или действительного статского советника. Дочери потомственных дворян за годовую плату. В этом институте девушек готовили для придворной и светской жизни. Сложно было определить тип поведения и мировоззрения Ольги. Она не подходила ни к нигилисткам, ни к консервативным кисейным барышням. Несмотря на лирический настрой, волновал один вопрос: «Граф Бобринской-Брежнёв и его сестра, кто они? Граф отслужил в гвардии, Ольга отучилась в Смольном институте. Откуда эти привилегии?».

«Все это не сочетается с небольшим городком Венёвом. Где-то здесь скрывается загадочная тайна», – думал Евграф, но спрашивать было не по правилам.

Прошли в комнату, которая служила для графа чем-то средним между спальней и кабинетом.

– Пётр Владимирович, удивили вы меня, если честно! Да, действительно я очень хотел познакомиться с вашей сестрой, но в вагоне и на перроне воспитание не позволило мне это сделать. Затем, вообще стало не до знакомства и представлений. Был вынужден оказать помощь и защитить одного босяка, Пашку. Его избивал какой-то бродяга из вокзальной шайки карманников.

– Хочу вас предостеречь! Наша Оленька, интересуется всем новым. В том числе, последнее время активно изучает произведения Толстого, Салтыкова, Тургенева, Чичерина. Критично настроена к старым традициям управления государством, если так можно сказать. Считает, что необходимо больше создавать возможностей для обучения не дворянской прослойки общества, в том числе женщин. Так что, вы, придя к нам на ужин, можно сказать попали в либеральный кружок! Она от вас не отступит! Вы новые свободные уши. На вас моя сестра будет оттачивать свою риторику, – рассмеялся Петр.

– Учту! Спасибо за совет! – ответил Тулин.

– Где вы, там одни приключения. Что за события произошли на вокзале, что за карманники? А то потом будет поздно. Сестричка займёт всё пространство и время либеральными рассуждениями, – уточнил с любопытством, Петр.

Евграф вкратце поделился произошедшим в поезде и на привокзальных складах. Пока они беседовали, стол оказался накрытым. Ольга пригласила мужчин. Войдя в столовую, они увидели буженину под луком, жареную рыбу, утку под рыжиками, часть телячьей головы с черносливом, соленые огурцы, маслины, моченые яблоки, слоеные пироги, и многое другое. Посреди стоял литровый штоф Ерофеича.

– Не думайте, Евграф Владимирович, что у нас каждый день такой праздник. Из Венева вчера привезли, матушка передала, подкармливает нас, – не ожидая вопроса, пояснила Ольга.

– Хорошо, когда есть такие богатые места как Венёв, – скромно ответил Тулин.

Вся компания присела к столу, мужчины выпили по рюмочке Ерофеича. Напиток действительно был хорош. После того, как немного перекусили, Пётр продолжил разговор: «Уважаемый Евграф Михайлович, я понимаю, что я вас шокировал, но у меня был и личный интерес. Если бы я пришёл один, то остался бы без Ерофеича. Сестрёнка почему-то строга к нему. В связи с этим, я был вынужден взять вас в друзья-собутыльники. Заодно и отдохну от домашнего угнетения с её стороны. Дело в том, что Ольга полностью увлечена идеями историка и правоведа, профессора Чичерина. Кстати, в Москву, она ездила на прослушивание его лекций. Сестра у нас, как и господин профессор, либералка, считает, что управление в государстве необходимо реформировать, предоставив больше прав выборным органам, расширить гражданские права различных сословий! В одиночку слушать её рассуждения очень утомительно».

Ольга молча выслушала брата, посерьёзнела. Лицо её изменилось. Несколько порозовели щёчки. Носик, сердито, взлетел вверх. Не дожидаясь окончания его речи, она сама начала говорить: «Да, действительно, я придерживаюсь идей Бориса Николаевича Чичерина. Что здесь плохого? В отличие от тебя, Пётр, имею чёткую гражданскую позицию. Опять же, в отличие от тебя, Пётр, прочла несколько трудов Бориса Николаевича о русском праве, в том числе последнее: „Собственность и государство“. Борис Николаевич совершенно справедливо утверждает, что обществом управляет семья, как естественный союз. Гражданское общество, как добровольный союз. Церковь, как союз нравственных граждан. Государство, как общий союз граждан. Считаю, что он прав, когда утверждает, что не народ существует для различных учреждений власти, а учреждения существуют для народа. Единоначальное правление должно быть ограничено конституцией. При монархии необходим парламент. Сегодня нашему обществу необходимы политические свободы. Если этого не сделать, то система притеснения приведёт к взрыву общества и революции. Но революция опасна, она сметёт и хорошее и плохое. Нарушит естественный ход истории. Борис Николаевич осуждает терроризм и реакцию. Он против привычки хвататься за топор по поводу и без повода. Необходим диалог общества и верховной власти».

– Как бы твой учитель не загремел на каторгу с такими мыслями о свободах и прочими либеральными штучками. Как вы считаете, Евграф Михайлович? – спросил Петр.

– Я не готов к дискуссии и далёк от политики, совсем ей не интересуюсь, – ответил сыщик.

– Кстати, напрасно улыбаешься Пётр, Борис Николаевич избирается городским головой города Москвы на три года. Как утверждают знающие люди, им обязательно станет. Он уже получил разрешение от Императора на эту должность! А если он получил это разрешение, тогда из этого следует, что Император, в чем-то разделяет его мысли! Вы согласны со мной, Евграф Михайлович? – уточнила Ольга.

Евграф, немного задумался, он был далёк от всяких идей по устройству государства, не было времени на эту «чепуху». Но сказать против, значит, потерять нить общения с Ольгой. Ему было всё равно либералка она или нет. Она была очень красива как женщина и интересна как человек. Это, в данном случае, было главным.

– Я полностью согласен, Ольга Владимировна. Скажите, о каком договоре было сказано буквально час назад?

После этих слов, Пётр поперхнулся, да так, что пришлось налить ему воды. Удивленно посмотрев на собеседника, он её медленно выпил.

– Вот видишь, Пётр, в отличие от тебя Евграф Михайлович свободно мыслящий человек и современный! Читает Чичерина. С ним приятно поговорить! А если говорить про договор, так его брат выиграл, он утверждал, что знает человека, благородно оказавшего мне поддержку в поезде. По его словам, это гость начальника оружейного завода генерала Бестужева. Я была уверена, что он ошибается. Оказывается, он прав. Если бы я выиграла, тогда он обещал обучить меня стрельбе из револьвера. Увы! Остаюсь необученной, – сказала Ольга, мило загрустив.

– Хоть в чём-то я обыграл тебя, Олечка, тебя нельзя учить этому. Либералка, умеющая стрелять из пистолета, это угроза обществу, – засмеялся Пётр.

– Я вас с удовольствием обучу сам. Я совершенно не против, что бы женщины умели защищать себя. Всякое может случиться в наше тяжёлое время, – с готовностью изъявил желание Евграф.

– Вот видишь! Не все настолько занудны, как ты! – весело сказала Ольга.

– Когда угодно вам принять уроки стрельбы из револьвера? Всегда готов оказать эту услугу. Вот только несколько дел решим с вашим братом по заводу и можем начать курс занятий, – ещё раз подтвердил свою готовность Евграф.

– Вы знаете, Евграф Михайлович, я действительно хотела бы научиться пользоваться револьвером. Считаю, современной девушке это необходимо для самозащиты. Брат не понимает. Он консервативен и поддерживает крепостное право среди женщин. Мы женщины должны развиваться. Многие делают огромные успехи, совершают достижения в различных сферах жизни общества. Вот, Софья Васильевна Ковалевская, доктор философии. В тридцать один год, член московского математического общества. Представляете?

– Да, она достойна восхищения, – ответил Евграф.

– Или Надежда Андреевна Дурова. Слышали о ней?

Не ожидая ответа, Ольга продолжила: «Будучи замужем, имея ребёнка, в двадцать три года влюбилась в казачьего есаула и убежала с ним от нелюбимого мужа и злобных родителей. Вначале жила под видом денщика, затем, боясь разоблачения, перешла на службу в уланский полк. Она опасалась, что сослуживцы узнают, что она женщина. Всё дело в бороде, которой по естественным причинам иметь не могла, а какой казак без бороды. Среди улан назвалась дворянином Дуровым. Неоднократно участвовала в сражениях перед войной 1812 года с французами. Однажды, её секрет раскрылся. Выдало письмо, которое Надежда Андреевна написала отцу перед сражением. В нем попросила прощения за своё поведение и побег из родительского дома. Отец поднял все связи, чтобы вернуть дочь домой. Полковое начальство под конвоем направило её в Санкт-Петербург к Императору, пожелавшему её видеть. Император, Александр Первый, узнав о таком случае, покорённый желанием девы служить государству в императорской армии, и восхищённый храбростью, разрешил ей остаться на службе. Определил ей дальнейшее место службы – Мариупольский гусарский полк. Имя ей изменили и назвали Александром Андреевичем Александровым. Она даже была адъютантом у военного губернатора Киевской губернии, Милорадовича. Говорят, что служила и под командованием генерала Алексея Петровича Ермолова. В войну с французами 1812 года ей было присвоено звание подпоручика. Командуя полуэскадроном, эта уникальная женщина, принимала участие во многих сражениях, в том числе и под Бородино. Там, получив ранение. Некоторое время была адъютантом у Кутузова. В отставку вышла в звании штабс-ротмистра. Умерла в 1866 году, в возрасте восьмидесяти трёх лет. При погребении были отданы воинские почести. Написала книгу: „Записки кавалерист-девицы“. Была знакома с Пушкиным. Публиковалась в журналах „Современник“. В 1840 году вышло собрание сочинений в четырёх томах. Для меня она пример раскрепощения и преодоления разницы, которой так гордятся мужчины».

После монолога Ольги, поперхнулся уже Тулин. Пришлось выпить воды, под весёлый и довольный взгляд графа.

– А вы, Евграф Михайлович, читали книги госпожи Дуровой?

– Знаете, нет. К моему сожалению, не читал, но много слышал. С удовольствием приступлю к чтению, завтра же. Только достану где-то! – ответил Тулин.

– Не беспокойтесь, я вам дам. У меня есть все её книги. Первую принесу сейчас, – радостно сказала Ольга и убежала за книгой.

– Ну что, влипли? Теперь будете изучать мемуары Александра Андреевича Александрова? А вы, Евграф Михайлович читали книги госпожи Дуровой? – передразнил Пётр.

Евграф промолчал. Он думал о том, что в Крымском полку, на эту тему было много анекдотов. Когда её сын попросил в письме благословения на брак, при этом обратившись к ней со словами-маменька. Она выбросила письмо в огонь. Но когда написал в обращении – Александр Андреевич, то получил благословение. Перед своей смертью, кавалерист-девица, завещала похоронить себя как раба божьего Александра. Да священник не решился.

Но вслух он сказал другое: «От чего же не прочесть? Очень интересно. С удовольствием ознакомлюсь!».

– Правда, у меня только второе издание, тридцать девятого года: «Записки Александрова. Добавление к Девице-кавалерист». Первое у неё называлось: «Кавалерист-девица. Происшествие в России». Прочтёте и немедленно верните. Потом обсудим, правда? – уточнила девушка, передавая книгу Евграфу.

– Обязательно прочту, Ольга Владимировна. Спасибо! С удовольствием обсудим, – очень серьёзно ответил Евграф

– Извините, но вас обоих пора в смирительный дом, – засмеялся Пётр.

– А как вы, Евграф Михайлович, относитесь к театру? Пётр очень любит любые постановки. Мы не пропускаем ни одной пьесы, будь это драма, комедия или оперетка. Кстати, в нашем театре прекрасный состав актеров. Однажды его посещала императрица Екатерина Вторая. Мы часто бываем в Крыму, в Симферопольском театре. У Петра там есть хорошие знакомые, среди актёров и актрис. В Санкт-Петербурге я обошла все театры, а вот в Москве не была ни разу. Предлагаю посетить, если вы не против, наш тульский. Пока вы здесь!

– С большим удовольствием, если только позволит время, – ответил Евграф.

– А вы, Евграф Михайлович, тоже служили в гвардии, как мой брат? Петр служил в Кирасирском Его Величества лейб-гвардии полку, к счастью, редко принимал участие в боевых действиях. Интересно то, что шефом полка всегда были императрицы. Вначале жена Павла I, императрица Мария Фёдоровна. Император Николай I назначил уже свою супругу, Марию Александровну. После её смерти, наш император назначил свою супругу Марию Федоровну, которая и сейчас является шефом полка. Наверное, интересно служить в полку, где шеф императрица? Жизнь гвардии очень весела, не правда ли? – засмеялась Ольга, ни минуты не давая покоя Тулину своим вопросами.

– Согласен, жизнь гвардии действительно весела! – улыбаясь подтвердил Евграф, испытывая некоторое смущение от такого количества вопросов.

– Так всё-таки, где служили вы? – не отступала, Ольга.

Евграфу не хотелось рассказывать о своем прошлом, но пришлось. Он не стал расписывать свою жизнь в тяжелых красках и подробностях. Рассказал немного об обучении в Александровском пехотном училище. О нравах и порядках службы на Кавказе, необычности и неповторимости его природы. Поделился впечатлениями о Турции, немного о службе в Эриванском отряде и решил на этом закончить.

– Евграф Михайлович, да вы очень интересный человек! Думаю, намеренно не рассказали и одной десятой от вашей жизни. Вы что, были в Баязете? Эриванский отряд имел там гарнизон, который подвергся осаде! Поделитесь впечатлениями, – попросила Ольга с живым интересом и огромным уважением посмотрев на гостя.

– Ольга Владимировна! Это долгая и скучная история, поверите или нет, но совсем нечем хвастаться, давайте в другой раз. Уже поздно, позвольте откланяться, вечер подходит к концу.

– Согласна, время позднее. Вы, кажется, спрашивали меня, когда я смогу принять уроки применения револьвера? Я преподаю в женской гимназии на Покровской. Когда будет удобно, заезжайте за мной во второй половине дня. Пётр знает мой распорядок жизни. Обещайте мне, что при следующей встрече подробно расскажете о своём прошлом.

– Ольга Владимировна, в следующий раз всё сделаю так, как пожелаете! – с облегчением ответил Евграф.

– Учитесь, подпоручик гвардии! Вот так необходимо угождать дамам. Я очень рада нашей встрече Евграф Михайлович! – сказала Ольга.

Следуя домой, Евграф испытывал хорошее, приподнятое настроение. Вечер удался и хотелось продолжения.

Глава 16 Революционеры и агенты

Губернское жандармское управление Тулы располагалось на Ново-Павшинской улице. Рабочий день начальника управления, генерал-майора Муратова Александра Ивановича, начинался рано. Он исполнял эту должность с 1862 года. Пережил реформы, а также многих умных и не умных начальников, закулисные интриги всех рангов и мастей. Особенно неприятными на закате службы стали реформы 1880 года. Третье отделение и жандармский корпус вошёл в департамент полиции. Самостоятельность корпуса сильно уменьшилась, значит уменьшился страх перед жандармским управлением. Но для губернского города реформы мало что изменили. Тульское управление по прежнему подчинялось Московскому жандармскому окружному управлению, по-прежнему боролось с инакомыслием и другими угрозами государству, основными из которых были политические преступления. В России полиция была создана в 1733 году. Каждый город делился на части от двухсот до семисот дворов, надзор в которых обеспечивали частные приставы. Части города в свою очередь делились на кварталы от пятидесяти до ста дворов, под наблюдением квартальных надзирателей. Полицией города руководил полицмейстер, в уездном городе исправник, избираемый дворянством на три года. В свою очередь, уезды делились на станы, под руководством становых приставов. Но обычной полиции для контроля за всем этим сложным хозяйством, было недостаточно. Для наблюдения за обывателем и пресечения инакомыслия имелось третье отделение Собственной Его Величества императора России канцелярии. Ему подчинялся жандармский корпус, который осуществлял политический сыск и политическое следствие. Эта структура была очень серьёзной и находилась вне общей системы государственных учреждений. Все боялись и трепетали перед третьим отделением. Министры должны были исполнять требования третьего отделения по вопросам пресечения вольнодумства и злоупотреблений. Губернаторы доносить о проблемах в управлении губерниями. Полицмейстеры информировать о своих делах. Начальник отделения лично докладывал государю, минуя министра внутренних дел, о всех серьёзных проблемах в империи и угрозах монархии. На местах, в губерниях, волю третьего отделения исполняли учреждения и воинские части жандармерии. Корпус жандармов имел права армии, состоял из десяти округов и по численности был около шести тысяч. Аппарат отделения состоял из пяти экспедиций, общего архива, типографии, двух секретных архивов. Первая экспедиция занималась наблюдением за революционерами и политически неблагонадёжными. Вторая, за сектами, тюрьмам, фальшивомонетчикам. Третья, за проживающими в России иностранцами. Четвёртая, наблюдением за крестьянами. Пятая, цензурой и прессой.

Но в 1880 году всё изменилось. Третье отделение было расформировано, как самостоятельный орган. В высоких кругах посчитали, что оно не оправдало надежд. В ходе реформы подчинено, вместе с корпусом жандармов, департаменту полиции. Руководство департаментом полиции было возложено на товарища министра внутренних дел. Он же стал директором департамента полиции и командиром корпуса жандармов. Шефом жандармов являлся министр. Вот к такому человеку, наделённому огромной властью, прибыли ранним утром генерал Бестужев и Тулин. В приёмной находился молодой жандарм в звании поручика жандармерии. Практичная, красивая форменная одежда бросалась в глаза. На офицере был надет тёмно-синий мундир-куртка с запашным бортом на пять крючков, без пуговиц. Шею облегал высокий воротник – стойка с алой выпушкой. На воротнике и обшлагах имелись серебряные петлицы. Шаровары тоже с алой выпушкой, заправлены в высокие сапоги. Имелась шашка и револьвер. При появлении генерала он быстро встал. Но при этом загородил своим крепким телом проход к двери начальника.

– Ваше высокопревосходительство, рад видеть вас в добром здравии! Разрешите полюбопытствовать, какова цель прибытия, как доложить?

– Здравствуйте, поручик. Тоже рад видеть вас. Смотрю, без смены при Александре Ивановиче.

– Слава Богу, в доверии! Стараюсь не подвести.

Евграфу стало понятно, что без доклада пройти к генералу Муратову не удастся, несмотря на любезный разговор. Офицерский состав в корпусе жандармов был элитным. Набор осуществлялся из среды армейских офицеров, окончивших военное училище по первому разряду и прослуживших не менее четырёх-шести лет в действующей армии и положительно характеризующихся, не замеченных в карточных долгах. Имеющих боевой опыт и правильные политические взгляды. Успешно сдавших экзамены, которые принимал лично начальник корпуса. При этих условиях кандидат направлялся на специальные курсы. На них преподавались предметы по устройству и организации жандармерии, розыску, дознанию, государственному и уголовному праву. Подробно изучалась Общая и Особенная часть Уложения по уголовным и политическим преступлениям. Службой в жандармерии гордились и ценили, офицеры были преданы корпусу и начальству. Евграф одно время тоже думал, не пойти ли ему в жандармерию, он подходил по всем требованиям, но потом оставил эту мысль. Не желал обратно возвращаться к жёсткой, армейской дисциплине. Хотя иногда эта мысль к нему закрадывалась вновь.

– Я к Александру Ивановичу, по весьма важному делу.

– Прошу прощения, никак не могу без доклада, прошу подождать, – ответил офицер.

– Александр Иванович всегда меня ждёт! – возмутился генерал Бестужев.

– Прошу прощенья, но я доложу генералу, – настойчиво и неумолимо ответил поручик.

– Ну тогда доложи Александру Ивановичу, что прибыл генерал Бестужев, с сопровождающим, – несколько раздражённо ответил Бестужев.

– Слушаюсь, ваше высокопревосходительство.

Поручик, нисколько не смущаясь недовольством генерала, дождался пока они присели на мягкие кресла, стоявшие в приёмной. Только после этого, со стуком вошёл в кабинет начальника. Через несколько минут дверь открылась, вышел генерал Муратов в форменном мундире.

– Василий Николаевич, дорогой проходите в кабинет. Ради Бога, простите за неудобства, – с этими словами Муратов обнял гостя и они прошли в кабинет.

Евграф, улыбнувшись поручику, прошёл за ними.

– А это кто с вами? Новый помощник? Куда графа Бобринского дели? – спросил генерал.

Евграф представился. Хозяин кабинета пригласил его присесть и вновь обратился к старому другу.

– Рассказывайте, дорогой мой, как поживает Мария Филипповна? Как дети? Что вас привело ко мне? Мы с вами давненько не виделись!

Пока старые друзья мило беседовали, сыщик скромно присел в сторонке от них, позабытый обоими. Начал осматриваться. На стене кабинета, над креслом хозяина, имелся, как и полагается, портрет императора Александра III. Значительно ниже от портрета государя, слева и справа располагались два других портрета. Министра внутренних дел генерал-адъютанта графа Игнатьева и директора департамента полиции, командира корпуса жандармов Вячеслава Константиновича Плеве. Недавно назначенного. В остальном кабинет Муратова отличался от кабинета Бестужева только наличием большой карты тульской губернии. Вскоре генералы начали говорить о служебных делах, Евграф прислушался.

Говорил Муратов: «Так что, Василий Николаевич, особо после реформ в работе ничего не изменилось. Штат больше не стал. Количество преступлений не уменьшается, а только возрастает. Революционеры получают хорошие деньги из-за границы, да и от местных наших горе-меценатов. Эти дарители не понимают, что оплачивая развитие революционного движения, рубят сук, на котором сидят. Не дай Бог прийти революционерам к власти, сметут этих меценатов, жизни лишат, всё отнимут. В ходе реформ только начальников стало больше. Теперь приходится работать с восьмью делопроизводствами. Ещё с особым отделом, секретной частью, канцелярией и инспекторским отделом. В новом ведомстве наши функции растворились. Теперь подчиняемся первому делопроизводству, по вопросам назначений, пенсий и другим денежным делам. Второму, по предупреждению преступлений против личной и общественной безопасности, содержанию питейных заведений, устройству развлечений для публики, паспортному положению и рабочему законодательству. Третьему и седьмому, по направлению политического розыска и охране высших сановников империи. Четвёртому, по своему направлению, родному для жандармской деятельности. Пятому, по гласному и негласному надзору. Шестому, по контролю за оружием и взрывчатыми веществами. Восьмому, по сыскной части, как раз по направлению вашего спутника. Еще и в особом отделе имеются дублёры по тем же вопросам. Вот такие дела! Единственная радость, товарищем министра и командиром корпуса назначен Плеве Вячеслав Константинович. Можно сказать, наш тульский. Хотя родился он в Калужской губернии, кажется в городе Мещовске. Вы же знаете, Василий Николаевич, что я уже девятнадцать лет на этой должности. Так вот, Вячеслав Константинович был у нас товарищем прокурора в окружном суде, с 1870 по 1873 годы. От нас уехал в Вологду. Я с ним хорошо знаком. Он порядок наведет! Я уверен!».

– Ни вы один с ним знакомы, Александр Иванович. Я с ним тоже в приятелях с 1871 года. Не помните? Я в 1870 стал помощником начальника завода у Владимира Васильевича фон Нотбега. С того времени и приходилось работать вместе. Он товарищ прокурора, а я помощник начальника завода. Как помощник с помощником виделись часто по служебным делам.

– Да, да, да. Точно, точно. Вы как раз были помощником у Владимира Васильевича, в это же время! Как он? Давно его не видел. Генерал-лейтенанту фон Нотбегу, Тула многим обязана! При нем берданку запустили, завод получил почётное название – Императорский. Огромная коллекция старинного и редкостного оружия была сведена в публичный музей и стала достоянием публики. Оружейную школу создал. Но и его не забыл государь-император. Генерал-лейтенанта присвоил, орден Святого Станислава Первой степени дал. На должность инспектора стрелковой части в войсках поставил. Правильно? – уточнил Муратов.

– Не совсем так. Не интересуетесь, вы Александр Иванович столичными новостями. Наш Владимир Васильевич высочайшим указом назначен в этом году инспектором оружейных и патронных заводов всей империи. Так что, ожидаем в скорости в Тулу с инспекцией. Может и вместе с Александрой Петровной.

– Он же женат на дочери адмирала Анжу, известного полярного исследователя. У них, если память не изменяет, девять детей. Наши жёны знакомы тоже и немного приятельствуют. Вы, Василий Николаевич, когда узнаете о его планах на поездку в Тулу, обязательно сообщите. Я желал бы засвидетельствовать ему своё почтение. Если переписываться будете, попросите! Пусть обязательно Анну Петровну возьмёт с собой. Жена будет очень рада! Вы же знаете, мы, туляки, люди не богатые, но гостеприимные.

– Обязательно. А вы также сообщите, если Плеве надумает нас посетить. Я тоже хотел бы его увидеть.

«Когда же к делу перейдут?» – подумал Евграф, устав слушать разговор двух генералов.

Наконец-то, Бестужев, как будто бы услышав мысли Евграфа, решил перейти к вопросам, ради которых он прибыл.

– Александр Иванович, я по делу! Необходима ваша помощь! Меня интересуют данные по ряду ситуаций в городе. Нам бы знать, кто у нас сейчас активно участвует в политике? Замешан в неблагонадёжности? Нет ли в городе иностранцев?

Александр Иванович улыбнулся, немного подумал и ответил: «Василий Николаевич, я вас знаю давно, вы в пустую не приедете! Конечно, по делу. И дела ваши я немного знаю. Не вмешиваюсь, потому как получил депешу от министра. В ней предписано оказать любое содействие, но не мешать. Знаю и то, что пожар у вас был на заводе. И то, что вот этот молодой человек уже третий день как в Туле занимается сыском по поручению Струкова и вашей просьбе. Не знаю только, что ищете? Да мне и не надо, меньше знаешь – лучше спишь. У спутника вашего за три дня два раза служебный документ проверили! Как положено, сразу донесли полицмейстеру, он мне сообщил, что высокого полёта птица, из новой Московской сыскной части на нашей земле трудится. У нас таких нет, вначале подумали, что какой-то мошенник залётный, но потом секретная депеша пришла. Кстати, полицмейстеру тоже такая телеграмма поступила. Дело по-убитому мы себе забрали, чтобы огласки избежать. Сами знаете, у нас порядка больше, чем у полицмейстера. Убитого со шрамами опознаём, но пока данных нет. След надо искать в Белёвском замке, наколочка у него присутствует, такие только там делают. Есть там мастера умелые!».

– От вас ничего не скроешь! – удивился Бестужев.

– И не надо. Я даже знаю, что Евграф Михайлович вчера ужинал у графа Бобринского в компании с прелестной красавицей графиней. Изумительной красоты барышня, скажу я вам и голова на месте. Преподаёт в гимназии. Смотрите молодой человек, нас с генералом Бестужевым пригласить на венчание не забудьте! – засмеялся генерал.

«Значит, за мной уже два дня как филёр ходит! Вот так я профессионал!» – подумал, смущённый Евграф.

Муратов продолжал высказывать своё мнение об Ольге: «Только несколько либеральна Ольга Владимировна. Вы смотрите, Василий Николаевич, чтобы она не перешла границы, как графиня Софья Львовна Перовская. Отец, Лев Николаевич, известная личность, пять орденов. Действительный статский советник, член совета Министра внутренних дел, бывший Санкт-Петербургский губернатор. Мать, Варвара Степановна из Сабуровых, древнейшего Московского рода бояр и воевод. Испокон веков при царях были. Дед, Николай Иванович, тоже действительный статский советник, бывший губернатор Таврической губернии. Вот что было нужно? Нет, увлеклась идеями вольнодумства и вся семья прахом пошла. Софью вместе с Желябовым, гражданским её мужем, повесил Иван Фролов третьего апреля за цареубийство. Во всем виноват Лев Николаевич, не досмотрел. Надо было под замок сажать и пороть, когда она из дома убежала в семнадцать лет, да вольностями увлекалась. Или замуж выдать, чтобы пристойный муж смотрел за ней, а не Желябов – член исполнительного комитета Народной воли».

«Хитёр Александр Иванович, с виду не скажешь. Про жен поговорили, детей вспомнили, приятелей обсудили. Про охоту и рыбалку посудачили. А он, оказывается, знал зачем они пожаловали», – вновь подумал сыщик.

– Жалко старого Перовского! Но, ничего не поделаешь, что искали, то нашли. При Иване Грозном или Петре Первом весь род бы казнили в пятом поколении за такой грех. У нас еще государь либеральный. За смерть отца, Александра II, только шестерых повесили, да одного расстреляли. Остальных на каторгу! – добавил Бестужев, горестно вздохнув.

– Согласен, Василий Николаевич. Согласен! Государь действительно слишком добр.

– А кто это, Фролов. Люди всякое говорят, – удивлённо спросил Бестужев.

– Фролова не знаете? – спросил Муратов.

– К сожалению или радости, даже и не слышал о таком!

– Он арестант Бутырской тюрьмы. Имеет пожизненное. Там и живёт в тюрьме, в отдельной комнате. Ему жену разрешили привести после того, как сам вызвался стать палачом. У нас в России со времён царицы, Елизаветы Петровны, с 1741, особо никого не вешали. Если вспомнить, то при Екатерине Великой казнили только пугачёвцев. При Павле и Александре Первом казней не припомню. При Николае Первом казнили только декабристов. Поэтому своих палачей не было, из Швеции пришлось пригласить. При казне даже курьёз вышел, инженер который виселицу сооружал, так не умело её поставил, что несколько человек из петли сорвались. Его потом в солдаты разжаловали.

– Прости о Господи, их заблудшие души, – перекрестился Бестужев, а за ним Муратов и Евграф.

– Так этот Фролов испытывает от этих казней истинное удовольствие, а верёвки с виселиц продаёт и не дёшево.

– Мерзость какая! Кто ж их покупает? – спросил Бестужев.

– Поверья всякие имеются. Например, что верёвка от повешенного разную удачу приносит. Вот и покупают.

– Какие поверья? – опять уточнил Бестужев.

– Говорят, что кто скот желает иметь хороший, тот должен в ясли верёвку эту повесить. Больному жизнь может продлить такая верёвка, если в постель положить. Если в винную бочку положить, тогда торговля вином удастся. Да много ещё чего.

– Да уж, чего только люди не придумают! И что, клиенты есть?

– Отбоя нет! – заверил Муратов, – Так что смотрите, Василий Николаевич, за Бобринскими. Особенно, за Ольгой Владимировной. Отец, Владимир Алексеевич, из Киева не выезжает, всё своим сахаром занимается. Мать, Мария Гавриловна в Венёве, в Туле носа не кажет. Молодёжь сама себе и предоставлена. Брак родителей был мезальянсом, прожили всего три года. Высший свет Марию Гавриловну не принял. Говорят, что она против того, чтобы дети фамилию отца выбирали. Но это дело их, по закону имеют право. Вы к ним по-отечески относитесь, беспокоитесь. Я знаю.

В голове Евграфа, что-то начало проясняться, а что-то ещё больше запуталось.

Генерал Муратов продолжил: «Я не знаю, что вы ищите. Соваться в это дело не буду, коль министр приказал. Раньше, до реформы, по-другому было бы! Обязан был бы немедленно сообщить в третье отделение. На следующий день самому государю стало бы известно. Военный министр объяснялся бы на ковре в кабинете государя. Но, сейчас порядки другие, так что вам Василий Николаевич, повезло. Как я понимаю, вас с молодым человеком интересуют три вопроса. Первый, не могли ли революционеры и прочие политически неблагонадёжные участвовать в ваших бедах? Второй, нет ли на территории города иностранных агентов или близких к ним людей? Третий, личность убитого графом преступника. Я прав, Василий Николаевич?».

– Как всегда! Как всегда! – ответил Бестужев.

– Тогда отвечаю по порядку, на все три вопроса. Во-первых, из всех террористов, участвующих в покушении на императора из Тульской губернии известна только Квановская Прасковья Семёновна. По мужу Волошенко. Уроженка села Соковнино, Чернского уезда. Из семьи священника. Сейчас она в розыске, как и многие из выявленных активных членов организации Народная Воля. Ей светит не меньше бессрочной каторги, не буду скрывать, мы тоже ищем беглянку. Вся ее семья поражена брожением умов. Старшая сестра, Мария, также из этой организации. Ещё в 1880 году выслана в Архангельскую губернию под надзор полиции. Занималась биологией и медициной в Санкт-Петербурге. Младшая, Анастасия, закончила наше тульское духовное училище, выслана в Кострому под полицейский надзор. Старший брат, Григорий, врач. Окончил белёвское духовное училище. Затем, тульскую духовную семинарию и Императорскую медицинскую хирургическую академию, а всё туда же, в революцию! Отсидел в своё время в Петропавловской крепости. Вот он был в Туле замечен, пытался организовать тайные библиотеки. Книжки всякие распространял, желал, так сказать, революционные знания передавать массам. Но я ему на хвост наступил и он решил родную землю покинуть. Переехал, по-моему, в Петербург или в Москву. Сейчас он эмигрант, живет в Румынии. Активно помогает своим из-за границы, ведёт там частную практику врача. Уехал давно, ещё в 1878 году, задолго до покушения, бежав из Басманного арестантского дома. Есть еще двое братьев. Один Фёдор, ему двадцать два года. Тоже закончил духовное училище, а затем учился в тульской духовной семинарии. С восемнадцати лет занимался пропагандой, за неё и был отчислен из семинарии. Отсидел два года в тюрьме в Белёве. Сейчас под надзором, в покушении не участвовал. Второй – Пётр. В тринадцать лет арестовывался, но сейчас вроде не активничает. Другой информации пока нет. Вы же знаете, у нас люд рабочий, ему нет времени пустяками заниматься. Да и за девятнадцать лет научился я порядок поддерживать в губернии.

Евграф внимательно слушал. Особо его внимание привлёк тот факт, что один из Квановских проживает в Румынии. Да не просто проживает, а ведёт активную подпольную деятельность. Кроме того, он врач, а значит прекрасно знает особенности такого вещества, как фосфор.

Муратов, сделав паузу, продолжил: «Что касаемо всяких иноземцев, то здесь есть небольшая информация. Мы сейчас как раз ей занимаемся. Но, позвольте извиниться, я вам предоставить её не могу, сам разрабатываю. Хотя подождите, так вы молодой человек недалеко от Миллионной проживаете? Вас Василий Николаевич поселил на Посольской, в одной из съемных квартир, на втором этаже? Завод, если память мне не изменяет, снимает их для своих интересов. Хотите я вам, Евграф Михайлович, сделку предложу. Вы нуждаетесь в информации по иностранцам и мы также. Услуга за услугу. Я вам всё расскажу, что знаю, а вы постараетесь подружиться с одним объектом и меня будете держать в курсе. Моих агентов знают многие. Тем более, где француз и где мои агенты-простаки? Кажется мне, что моим сотрудникам опыта и образования не хватит, чтобы в доверие войти к такой птице. Не знаю, как к нему подступиться. Хотел из Москвы агента попросить, а тут вы как раз. Дворянин, хорошие манеры, французский знаете. Если согласны, тогда найдётся общий интерес».

Евграф задумался: «Ох и лис, знает, где меня поселили. Осторожничает. Ему нужно прощупать иностранного подданного, но не знает, как. Значит, у него подозрения на то, что француз высокого полёта. Если его служба ошибется, то разнос будет полный. Поэтому меня к нему направляет, если что, я и виноват. Ох и лис, не зря девятнадцать лет на должности. И где? В Туле, до Москвы всего сто восемьдесят верст! Быстро он меня двойным агентом сделал. Опыт не пропьёшь».

Однако вслух сказал другое: «Всегда готов быть вместе с жандармским управлением».

Генерал Бестужев одобрительно поддержал: «Это очень хорошее предложение. Нам и вам польза».

«Ему что? Хоть я с самим чёртом подружусь, лишь бы документы добыл», – про себя отметил Евграф.

– Вот и ладно. Везёт вам, Василий Николаевич, смышлёный у вас помощник. Струков плохого не пришлёт. Ну если так, то раскрываю карты.

Муратов немного продумал, сосредоточился, что бы не сказать лишнего и начал рассказывать: «Неделю как живет у нас в Туле один интересный и загадочный граф, француз. Вначале жил на 3-м этаже в гостинице у Фёдора Карловича Вермана, но затем съехал на Миллионную, недалеко от ресторации Хива. Поселился в лучшем, самом дорогом номере. Зовут его, величают – граф де Тулуз-Лотрек. Возраст около тридцати лет. Прибыл, судя по его рассказам, из Болгарии. Якобы по отцу русского происхождения. Цель у него, изучение железных дорог и коннозаводство. По той информации, которой обладает жандармское управление, у него имеются большие связи с торговыми домами и коммерцией в Италии. В частности, он поставлял коней для Итальянской армии и имеет эксклюзивное право на строительство железных дорог в Болгарии, о чем имеет поручения от правительства. Эти документы, подписанные председателем нового совета министров, Стефаном Стомбулавым, в разговорах с нашими купцами и промышленными людьми граф демонстрировал. Вы же знаете, что по окончанию войны 1878 года, Болгария получила независимость от Турции и теперь является нашим признанным другом и партнёром. Кроме того, граф отправил несколько писем в Америку и получил ответы, прочесть мы их пока не смогли. Так вот, он вначале объехал все конезаводы. Затем, активно начал встречаться с деловыми купцами и промышленниками. Предлагает вложить средства в развитие Болгарии. Ведет себя достойно, прилично, в ресторанах не перепивает, драк не чинит, мебель не бьет. Даже в карточной игре пока не замечен. Многие купцы уже перевели на его счет большие деньги. Предлагаю с ним познакомиться, каждый вечер в ресторации Хива ужинает, с девятнадцати часов и до полуночи. Хотите и графа прихватите, Ольгу Владимировну не забудьте. Пусть государству и государю послужат. Да что вас учить, вы ж в сыскном служите. Я в свою очередь дело закрою, по убийце приказчика. В Белевский замок дам все рекомендации. Без моей рекомендации вряд ли вы информацию там получите! Согласны?».

– Согласен, ваше высокопревосходительство, – ответил сыщик.

– Так, так. Вот и ладненько. Василий Николаевич, не могу больше принимать вас, при всём уважении. Губернатору обещал заехать. Уже больше двух часов сидим, прости ради Бога и чаем вас не угостил, и наливки не предложил. Стар становлюсь, память уходит. Давай договоримся, когда надо обращайся, всё сделаю, всем помогу. Свои мы люди. Осенью предлагаю вместе на птицу, утку или гуся. В Чернский или Алексинский уезд.

Два тульских генерала обнялись, расцеловались и вполне довольные друг другом, простились. Поклонился и попрощался Евграф, обещая доложить, как только что-то выяснит.

«Ох и лис, всем лисам лис!» – восхищённо подумал Евграф.

Глава 17 Ресторация. Французский граф

К обеду Евграф и генерал Бестужев вернулись на завод. Поездку в Алексин Евграф решил отложить на завтра. Тем более, что если удастся познакомиться с французом и придётся засидеться в ресторации, то в дороге на Алексин можно будет выспаться. Пётр его уже ждал, не находя себе места от любопытства.

– Ну что, как принял Александр Иванович?

– С таким начальником жандармского управления вы еще лет сто без больших проблем проживёте. Мне показалось, что он здесь каждого зайца знает. Да не только знает, но и управляет им. Определяет, какую ему шубу зимой носить, а какую летом!

– Да, Александр Иванович, генерал известный. При нём уже пятый губернатор, а он всё на месте, всё при должности. Статского советника Салтыкова, когда тот с губернатором Шидловским поссорился, не без его помощи из Тулы убрали. Долгожитель! Каковы наши планы?

– Мы сегодня идем с вами в ресторацию, предлагаю пригласить Ольгу Владимировну.

– Чему посвящено столь торжественное событие, что за повод? – уточнил граф.

– Знакомству с французским графом де Тулуз-Лотрек. Но он об этом ещё не знает! Я должен с ним познакомиться в ресторации Хива. Вы мне предлагали, как-то раз, там поужинать. Интересующий нас француз каждый вечер ужинает обычно с двадцати часов до полуночи. Составьте мне декорацию, заодно и Ольгу Владимировну развеселим. Кстати, это просьба и поручение Александра Ивановича, – весело ответил Евграф.

– Я совсем не против. Думаю и сестра будет согласна.

– Тогда к делу. План простой. Я в двадцать часов сяду за один из столиков. Вы подъедете ненадолго в ресторацию. Там сыграете роль местного высокопоставленного чиновника, который по поручению генерала должен ублажить проверяющего из Санкт-Петербурга. Это у нас в России сплошь и рядом. Поверит любой. Ольга Владимировна пусть побудет вашей женой ненадолго. Для пользы дела. Главное, чтобы она согласилась, – доложил свой план, сыщик.

– Прекрасно! А вы не боитесь, что ваш граф начнет волочиться за Ольгой? я не позволю или вы вспылите! Тогда ваш план полетит к чёрту, – уточнил Пётр.

– Боюсь. Вот поэтому и предлагаю вам быть мужем Ольги. Затем, когда вы выполните роль декораций, надлежит быстренько уехать. В остальном я сам разберусь. Без компании и очаровательной дамы он не клюнет.

– Согласен. Ольга сразу привлечёт его внимание. Он не сможет устоять, чтобы не познакомиться с красивой дамой, а это означает и с нами. Так? – поддержал Тулина, граф.

– Именно так, – согласился сыщик.

– Хорошо. Я думаю, что сестре такой план тоже понравится. У неё, как вы заметили, особо авантюрный склад характера. Тем более, мы давно нигде не бывали. Сколько лет этому графу? – уточнил Пётр.

– Насколько я знаю, ему около тридцати лет. Активно ищет крупные капиталы для вложения средств в болгарские железные дороги. Имеет обязательства и поручения от Болгарского правительства по данному вопросу. Кроме того, интересуется коннозаводством, для поставок лошадей итальянской армии.

– Крупная фигура! В чём интерес? Он что, подозревается в мошенничестве? – уточнил Пётр.

– Даже не знаю. Пока задача очень проста. Необходимо подружиться и для этого создать легенду.

– Ясно! Муратов думает, что тот не чист на руку. Однако боится связываться с ним открыто. Нас использует как прикормку для рыбы, – сказал Пётр, улыбнувшись.

– Подготовьтесь, чтобы поддержать разговор. Думаю, ему будет интересна новая и молодая компания. Кроме того, в ходе разговора держитесь легенды, что я посланник некого министра и известного промышленника Александра Федоровича Второва. Богатый, предприимчивый коммерсант ищет применение своим капиталам, предлагая их вложить в оружейный завод в Туле. Хочет открыть новый цех. К примеру, для поставок оружия и военного снаряжения через Монголию для династии Цин. Вернее, для императрицы Цыси в Китай.

– Не слишком загнули? Не сломается? – засмеялся Пётр.

– Чем меньше правды, тем больше верят обыватели и публика! – ответил Тулин.

– Но он не обыватель? Или граф, или крупный мошенник? – парировал Пётр.

– Вот и посмотрим на реакцию. Атакуем, потом будет видно, чем воевать, саблей или штыком.

– А кто это императрица Цыси? Я такую даму не знаю, да и о Второве не слышал, – задумчиво уточнил Пётр.

– Да вам и не надо. Надо представить себе, что есть такая императрица. В ходе разговора спросите у меня, как я планирую ей быть нужен и угоден. Можете спросить и о Второве. Вот и все. Остальное я сделаю сам. Не волнуйтесь, всё получится. Главное, чтобы нас не выдала Ольга Владимировна. А сможет ли она сыграть роль вашей супруги?

– Она сможет всё. Даже не переживайте. Её актёрству многие театры мира могут завидовать! – ответил Пётр.

– Понимаете, если граф ищет денег или авантюр, то нам пригодится крупный иркутский промышленник Второв. Здесь он никому не известен. В том числе и императрица Китая. Все эти версии проверить трудно, но заинтересовать возможно.

– Согласен. Плюс глупый тульский чиновник с очаровательной женой, так вы задумали? – улыбнувшись, сказал Пётр.

– Не совсем уж так. Но в целом вы правильно понимаете. Договорились, жду вас к двадцати одному часу.

– А почему так поздно ужинает этот граф? – уточнил Пётр.

– Это понятно. Играет образ жизни аристократа. Ночью гуляет, днем спит. Он же не служит, как вы или я. Тем более, ночью все кошки серы. К вечеру народ уже набирается хорошенько, проще разговоры вести, информацию легче вытянуть.

– С этим всё понятно, а какие планы на завтра?

– Завтра я еду в Алексин, узнать хотя бы что-то об Иване Фремове, – ответил сыщик.

– Я с вами, если генерал будет не против, – предложил Петр.

– Думаю, что нам не нужно терять время. Было бы лучшим, если вы, с разрешения генерала Бестужева, посетили Муратова. Он обещал информацию из Белёвского замка о том человеке, которого вы застрелили. Сделайте милость, разберитесь в этом. Если будет необходимость, договоритесь о посещении Белёвского замка.

– Ну что ж, для пользы дела я готов. Вам виднее, Евграф Михайлович. Только в Белёв одним днём не обернуться, больше ста вёрст, – ответил Пётр.

– Далеко ехать, конечно, не хочется, да может и не понадобиться. Посмотрим, как дальше дела пойдут.

Остатки времени решили занять каждый по своему усмотрению. Пётр удалился для решения обычных дел по должности.

Евграф задумался об эмигранте проживающим в Румынии и иностранце из Болгарии: «В период русско-турецкой войны, Румыния практически воевала против Турции на стороне России. Русские войска прошли с разрешения властей через территорию Румынии. Румынские и русские солдаты сражались с 1877 по 1878 год в одном строю. Во время осады Плевны нынешний король Румынского королевства исполнял обязанности главнокомандующего и был награждён двумя орденами. В марте сего года, князь Карл провозгласил Румынию – королевством и стал первым королём. Коронация состоялась в мае этого года. Отношения между Россией и Королевством Румыния прекрасные. По логике вещей, если бы народоволец Квановский вел какую-либо активную подрывную деятельность против дома Романовых, то по запросу сразу же был бы арестован. Ждать от него действий на заводе по похищению чертежей, маловероятно. Однако со счетов снимать не нужно. Как обычно, всё гениальное всегда очень просто. Подозрительно то, что с каких это пор за займами и кредитами иностранцы приезжают в Тулу, а не в Москву и Санкт-Петербург? Хотя тоже резон есть. В Туле богатых людей много, а к большим государственным проектам местных промышленников не допускают. Ну, а здесь возможность имеется приложить свободные деньги и хорошенько подзаработать. Болгария и Румыния находятся практически рядом. Граф де Тулуз-Лотрек и выходец из тульской губернии, некий Квановский, проживающий в Румынии, могли быть знакомы. Оба человека потенциально внушают интерес и могут быть связаны общим делом. С иностранцем из Болгарии будет проще, с ним я сегодня обязательно познакомлюсь. Дальше будет видно!»

На этом рассуждения сыщика закончились. Около шестнадцати часов, сыщик вышел из правления завода и поехал, на первом попавшемся нанятом извозчике, к себе на квартиру. Он специально не стал брать заводского, закреплённого за ним. Решил посмотреть, как будут работать филёры, следящие по поручению генерала Муратова. Глядишь кто и выявит себя неосторожным взглядом или действием. В том, что они существуют и следят за ним, сомнений не было. После того, как побывал у генерала Муратова, было ясно, что тот контролирует каждый его шаг. Служба в полиции приучила его относиться с уважением к филёрам. Это были специалисты особого класса. Этот полицейский агент должен быть благонадёжным, смелым, выносливым, с хорошей памятью и зрением. Иметь чёткий слух и обычную, ничем не выделяемую внешность. Правда, превыше всего ценится честность. Он не мог врать, свои ошибки не должен скрывать. Успех общего дела зависел от совокупности разной информации, полученной от разных источников и в разное время. Нельзя было брать филёрами людей, поддающихся соблазнам. Излишне любящих женщин, деньги, семью, друзей и родственников. Особенно допускающих пьянство. Это не допустимо! Сыск превыше всего. Они должны были знать все проходные дворы, трактиры, сады и скверы, фабрики и заводы и многое другое. Кроме того, сами в обычной жизни жить так, чтобы никто не заподозрил в обычном мещанине или обывателе специального агента. Евграф ехал и внимательно наблюдал по сторонам, но не замечал ничего ни обычного. Никто из прохожих не бросился ловить извозчика. Никто из публики стоящей напротив завода не заволновался и не выдал себя излишней активностью. Все занимались своими делами. Мальчишки разносили газеты. Рабочие шли на завод и с завода. Телеги и экипажи проезжали мимо, спокойно и размеренно. Всё было как обычно.

Следуя в экипаже, Евграф мысленно рассуждал: «Но это ещё ничего не доказывает. Вот у нас в сыскном имеется Алексей. Филёром стал недавно, со дня образования сыскного. Раньше помощником станового пристава был в какой-то захудалой волости. Изрядный артист, от Бога. Обычно, извозчиком применяется. В этом деле большой человек. Если нужно ждать длительное время в одном месте, он что угодно придумает. Одному клиенту, скажет: „Жду барина, заказан уже, не сердись!“. Другому: „Барин, лошадь нездорова! Может нагадить в дороге! Подождать треба, четверть часа, а то и больше! Чтобы у неё в животе всё успокоилось, да уладилось, а то мало ли что приключиться. Был один такой случай, нагадила прямо на меня, и пассажиру досталось“. После таких подробностей бежит от него клиент! Знамо, никто не хочет, чтобы в дороге лошадь воздух испортила, или того страшнее…. Дворнику, чтобы разжалобить или заинтересовать, может заявить: „Милый мой государь, потерпи! За барином приехал, он у чужой жены находится, не кричи. Барин выйдет и отблагодарит, а если орать будешь, попадёт тебе“. Тот за подробности пикантных встреч не только не гонит извозчика с места, но ещё и сам поможет убраться за лошадью. Может и этот извозчик-филёр? Да нет, извозчик, как извозчик, уже видно с ума схожу! Немного отдохну, приведу себя в порядок, придумаю манеру поведения и общения в ресторации. Повод для знакомства может сама судьба предложит, если не найдётся, то до полуночи далеко. Можно попросту сделать вид, что нажрался до пьяна, да и попытаться войти в друзья. В ходе пьяного разговора пообещав хорошие знакомства и связи. Тем более, продолжу общение с Ольгой Владимировной. Это очень хорошо, что повод подвернулся. Если без дела пригласить, то всем сразу станет понятно, что начал ухаживать за ней. А что, если это ей не понравиться? Тогда прощай отношения».

К двадцати часам Евграф на самом дорогом лихаче, с колёсами дутышами, подкатил к ресторации. Извозчик лихо остановил кабриолет. Громко и высокомерно крикнул стоящему на входе человеку в узбекском халате, по моде Средней Азии.

– Что стоишь, увалень! Не видишь, кого привез? Живо дверь открывай!

После того как Евграф вылез из экипажа, кучер добавил: «Что, барин, в полночь, как обычно, по дамам, или как?». Дождавшись кивка, с шумом удалился. За такое прибытие, с «выходом», было доплачено заранее. Ресторация Хива, в которую вошёл сыщик, была даже по московским меркам неплохим заведением. На входе принял метрдотель, полноватый, в отутюженном фраке. Очень внимательный и подобострастный. Полностью слышавший, как кучер отчитывал встречающего на входе служку.

– Что будет угодно-с барину? – спросил он.

– Да что угодно-с, что угодно-с, – передразнил Евграф метрдотеля, – как обычно, поесть хотел, да отдохнуть душой! А может и телом!

– У нас любые желания исполняются, только пусть барин определится мнением.

Евграф, глуповато и пошловато рассмеялся и продолжил: «Да дыра у вас, наверное, как и всё в Туле! Я вот из Москвы приехал три дня назад, ещё ни одной ресторации приличной не видел. Публика тёмная! Поговорить не с кем! В меню одни пряники! Музыки нет! Так что ли, у вас здесь?».

– Как угодно-с барину, но у нас не так-с! Мы стараемся в грязь лицом не упасть. Публика у нас хорошая! Граф французский у нас даже бывает, из Европ прибыл. По коммерческой части. С ним многие наши тульские отцы города и известные граждане бывают-с.

– Граф французский? Бредишь небось или брешешь? Откуда ему здесь взяться в этой дыре? Врёшь, сказочник? Отвечай, коровья шкура! – нагло спросил сыщик.

– Правду вам говорю! Истинную правду! Уже как три дня здесь обедает и ужинает!

– А что у вас в меню, караси из Упы? – уточнил Евграф.

– Караси из Упы? Ну вы скажете, барин! – засмеялся метрдотель, желая польстить гостю. – Нет, не держим-с. Мы же не трактирщики с Орловского тракта. Меню хорошее, достойное. Двенадцать блюд, повар хороший.

– А с музыкой что? Небось на армейских барабанах играете?

– Опять шутите, барин? Музыку играет скрипач-с. Цыгане имеются. Сегодня гастролёрша – певичка Анжела из Москвы, будет петь и публику развлекать со своим кавалером Альфонсом. Романсы и простые песни от народа представит. Хоры бывают. Как душа прикажет-с, аль развернётся, – подобострастно ответил метрдотель.

– Что за Альфонс такой? Известный? – уточнил сыщик.

– Так себе. Сущая обезьяна. Анжела – красавица, вам понравится. Голос милый, красивый. Предлагаю поближе к сцене присесть, рядом с французским графом. Граф каждый вечер у нас кушать изволит-с. Вот посмотрите наши порядки и будете довольны-с!

– Ну смотри, пройдоха! Если что, будешь должен! Надеру уши! – весело сказал сыщик.

Метрдотель очень старался угодить, это было видно из того большого количества «с», которое он употреблял в обращении. Такая «приклеенная» к словосочетаниям буква, означала слово «сударь» и показывала степень уважения к собеседнику. Евграф демонстративно, нехотя согласился и сел за один из столиков с идеально белой скатертью в почти пустой ресторации.

– Эй, человек, подойди! Да быстрее, увалень тульский. Ходишь как самовар, на растопырку, – крикнул сыщик, продолжая играть избалованного столичного гостя.

Подбежал быстрый и услужливый официант, одетый в белую сорочку при галстуке и красивый жилет. На левом предплечье имелась белая салфетка с символом ресторации.

– А что, французы здесь появляются? – уточнил Евграф.

– Именно так-с, барин-с, уже три дня присутствуют, ужинать изволют-с!

– Что пьёт, ест? – спросил сыщик и подбросил монету в воздух, которую официант быстро поймал правой рукой. Именно так, как ловят собаки мух. Быстро и невозмутимо.

– По-разному, когда с кофия начинают-с, когда с ликёра, когда с вин красных. Когда с холодного пунша со льдом. Когда француз один-с, тогда заказывает поскромнее. Когда гости платят, тогда и белуга, и осетрина, и раковый суп, аль жареный поросёнок. Да и многое другое.

Сделав заказ, Евграф начал осматриваться более тщательно, так как гости уже начали прибывать. Большинство столиков занимали личности купеческого сословия. Появилось и несколько офицеров с дамами, компания чиновников. Наконец то пришел и долгожданный граф де Тулуз-Лотрек. Роста выше среднего с отменной военной выправкой, изысканно одетый по последней европейской моде. На нем был дорогой визитный костюм. Лицо было строгое, гордое, высокий лоб, пронзительные, но в то же время внушающие доверие глаза. Мягкие элегантные усики добавляли мужского шарма. Волосы тщательно зачёсаны назад. Небрежно сев за столик с видом хозяина заведения, достал золотые часы, посмотрел время, затем оглядел зал ресторации. Буквально на несколько секунд взгляд задержался на Евграфе, которой расположился за соседним столиком. Кивнул ему в знак знакомства, сыщик с уважением ответил. Расстояния между столиками были настолько малы, что казалось, при желании, они смогут различать отдельные фразы разговоров друг друга. Это очень устраивало. Евграф сделал вид, что никого не ожидает и находится в расстроенных чувствах. Читая газету, он медленно пил красное вино и постукивал пальцами левой руки по столу. Заиграла музыка, все взгляды присутствующих перенеслись на певицу Анжелу, которая низким контральто начала исполнять русский романс. Сновали официанты, выполняя заказы гостей. Граф де Тулуз-Лотрек слушал, не отвлекаясь на гостей ресторации, сделав какой-то заказ официанту. Вошёл Петр с сестрой, вызвав тихий фурор со стороны посетителей ресторации. Практически все гости посмотрели на эту молодую и красивую пару, кто нагло, прямым взглядом с нескрываемой завистью, кто вскользь менее развязано. Однозначно, что прибытие красивой пары привлекло внимание публики, в том числе и французского графа. Он перевёл взгляд со сцены на столик Тулина, так как Петр и Ольга уже подошли к сыщику.

– Добрый вечер! Евграф Михайлович, наконец-то мы сможем отдохнуть от всех этих забот по заводу и проблем по вашему заказу! От всех этих надоедливых и непонимающих людей. Если вы не против, мы с Оленькой проведем вечер с вами, – очень громко заявил Пётр, как только подошёл к столику.

– С превеликим удовольствием! Так вот какова ваша супруга? Видно, первая красавица в Туле! – заявил сыщик.

– Спасибо, Евграф Михайлович! Мне приятно это слышать от гостя нашего города. Мой супруг много рассказывал о вас! – подыграла улыбающаяся Ольга.

Евграф встал. Пригласил гостей за столик и приложил губы в поцелуе к руке дамы. Вообще, этого делать не стоило, так как она была не замужем, а ручку целовать позволялось только замужней женщине. Но обстановка требовала и можно было воспользоваться ситуацией и нарушить правила. Да и Ольга играла свою роль безукоризненно, руку не отдёрнула, вела себя как замужняя дама. Сыщику показалось, что она не против его вольностей.

– Вы очень любезны, Евграф Михайлович. Спасибо за приглашение. С большим удовольствием присоединимся к вам. Надеюсь, что наше общение будет приятным, – мило сказала графиня.

Петр продолжал громко разговаривать, закидывая удочку французу: «Я очень удивлён! Почему с вашими связями и деньгами, вы никак не можете найти понимания у генерала? Он уже полностью выживает из ума! Вас послал сам министр! За вами сам Александр Второв с его запасами иркутского золота. У нас имеются свободные ресурсы и нет никакого понимания. Дайте время и всё устроится. Мы сможем запустить новое производство для поставок товара в Монголию. Уверяю, в моем лице имеете надёжного друга. Я полностью на вашей стороне».

– Присаживайтесь! Предлагаю сделать заказ. Здесь неплохая кухня и, кажется, весело. Ваша прелестная супруга скоро устанет от наших серьезных разговоров, – очень громко, так, чтобы слова были слышны за соседним столиком, сказал Тулин.

Подошёл официант. Некоторое время все молчали, тщательно выбирая блюда и напитки. Заказали ростбиф с гарниром из овощей, паштет из гусиной печени с трюфелями, немного лимбургера. К ним красного вина. Украшением стола явился ананас. Метрдотель не соврал, действительно, кухня в ресторации была хорошей. Сделав заказ, вновь продолжили разговор.

– Я вам скажу, граф, очень тронут вашим вниманием! Действительно, министр и сам Второв направили меня для уточнения возможностей завода по выпуску военной продукции. Императрице очень нужна наша помощь. Александр Фёдорович давно торгует с Монголией и знает все пути решения вопросов, в том числе и маршруты перевозки товара. Несомненно, буду подключать его, надеюсь с его связями всё устроится наилучшим образом. А давайте послушаем романсы, поёт не дурно, говорят, что из Москвы, – внезапно заявил Тулин.

Было заметно, что французский граф давно прислушивался к разговору за соседним столом, видимо, его заинтриговали речи Петра и Евграфа. Также его заинтересовала и Ольга, это было видно невооружённым взглядом. Пётр вел себя безукоризненно. В ожидании кулинарных изысков глуповато улыбался, говорил какую-то чушь. После слов Тулина, компания сосредоточила своё внимание на певице.

«Разговор тебя заинтересовал. Кроме того, явно видно, что изрядный бабник! Не устоишь от соблазна познакомиться с хорошенькой дамой и возможности закрутить роман. Скоро созреешь, тем более, что тебе кажется, что муж явный глупец! Это бросается в глаза», – подумал Евграф про француза, наблюдая за его реакцией.

– Какая прелесть – эта певица! – воскликнул громко Пётр.

– Ничего особенного! Пьер, вы переходите все границы, – возмутилась спутница, играя обиженную супругу.

Евграф думал о своем: «Есть ли здесь филёр Муратова? Должен быть. Место встречи определено заранее, не может не быть. Хотя его присутствие в ресторации совсем не обязательно. Главным для политического розыска является внутренняя, совершенно секретная постоянная агентура. Она может состоять из постоянных агентов различных присутственных и публичных мест. Возможно, и из случайных, таких как гуляющая в ресторации публика, официантов, того же самого метрдотеля. Вон, купец, через столик, глуповато смеющийся и много пьющий, но не забывающий осматривать зал маленькими хитрыми глазками! Чуть дальше по виду чиновник, не скрывая интереса, интересовался у официанта сидящими в ресторации. Да мало ли кто? Вот и посмотрим, что на завтра доложат Муратову. Будет он знать или нет о разговорах об императрице Китая».

Евграф был не против этой информации. Это забавляло. Хотелось понять, насколько этот «лис» является хозяином в Туле. Тем временем, официант принес бутылку дорогого вина от французского графа. С некоторым волнением от непонятной фамилии гостя, передающего бутылку, попросил принять её от графа де Тулуз-Лотрека, при этом несколько её исковеркав. Компания с удовольствием приняла вино, всем своим видом демонстрируя восхищение и годом изготовления, и ценой, и заботой нового друга. Пётр даже встал и поклонился. Выражая на своём лице явную радость от такого дорогого подарка и заботы. Через некоторое время граф де Тулуз-Лотрек подошёл к столику весёлой компании. Началось знакомство.

– Позвольте присоединиться к вам, надеюсь не помешаю. У вас чертовски весело. Я, как видите, один. Обещали прийти друзья, но видимо задерживаются, – уважительно и почтительно заявил французский граф.

– Прошу вас! Мы рады новым знакомствам. Но зачем такие дорогие подарки? – несколько глуповато заявил Пётр.

– Пустяки, предлагаю сегодня отдохнуть за мой счёт! Разрешите представиться, граф де Тулуз-Лотрек, в Туле впервые. Если здесь много таких красавиц, как ваша дама, тогда останусь здесь навсегда, – сказал гость на русском языке, поприветствовав мужчин и поцеловав руку Ольге.

В свою очередь представились Тулин и Брежнёв. Ольга внимательно наблюдала за театральным действием, которое разворачивалось с ее участием.

«Она совершенно не выглядит смущённой. Возможно, её это забавляет. Вот из таких современных дам и получаются женщины-революционерки. Прав Муратов, за ней должен быть глаз да глаз», – подумал Евграф.

Сыщик всем своим поведением создавал о себе впечатление как о человеке, выпившем изрядное количества вина, но не терявшем памяти. Немного понаблюдав за поведением француза, послушав, о чем говорят за столом, решил приступить к «обработке» гостя.

– Ваше сиятельство, мне так приятно познакомиться с вами. Позвольте спросить? Не родственник ли вы знаменитому генералу Валериану Александровичу де Тулуз-Лотрек, бывшему начальнику знаменитой Кавказской дивизии?

– Евграф Михайлович! Конечно родственник. Но, к сожалению, лично не знаком. Наш род ведёт своё происхождение с четырнадцатого века и фамилия очень редкая. Все, кто носит её, без сомнений, родственники. Мне рассказывали о том, что граф Жозеф-Пьер де Тулуз-Лотрек уже давно переехал в Россию. Где-то в тысяча семисотом году. Был принят на военную службу в чине генерал-майора. Имел поместья где-то в Ковенской губернии. А его внук стал вот именно тем генералом, о котором изволили сказать, – несколько жеманно заявил гость.

– Позвольте уточнить, ваше сиятельство, какими судьбами в Туле? – спросил сыщик.

– Дела по коммерческой части! Имею большие полномочия от нового болгарского правительства. Хотя я очень люблю путешествовать! Во Франции, Америке, Италии и Испании у меня усадьбы. В России к сожалению, пока нет.

– Не хотите ли сказать, что хотите построить усадьбу у нас, в Туле? – задал глупый вопрос, следуя придуманному образу, Пётр и сам рассмеялся.

– Совсем нет. Сейчас я представляю интересы Болгарии на территории Российской империи. Вернее, нового Болгарского правительства. Занимаюсь поиском кредитов для строительства железных дорог. Буду признателен любым знакомствам и любым перспективам.

– Что вы говорите. Это очень интересно! Я никогда не была в Болгарии! – поддержала разговор Ольга.

– Да, это очень красивая страна. Там есть море! Горы. Много замечательного! А чем занимаетесь вы?

– Жуткая и скучная служба на заводе! Супруга хандрит! Наш друг из Санкт-Петербурга здесь по делам. Знаете ли, хочет пробить большой заказ! Но вы понимаете, у нас в России всё сложно! – промямлил Петр.

Евграф сделал вид, что задумался. Он думал, стоит или нет раскрывать карты в отношении Второва и Китая сразу. Может, перенести этот разговор на следующий день, сохранив интригу. Боялся спугнуть графа излишней откровенностью при первом знакомстве. Но вдруг неожиданно на помощь ему пришла Ольга.

– Евграф Михайлович! Право, не скрывайтесь! Поделитесь с нашим новым другом планами, – своим милым голоском сказала она. – Это и ваш шанс, и наш. Вместе, с моим Пьером и графом, можем объединить усилия в достижении наших общих целей. Вы поможете светлейшему графу знакомством с господином Второвым. Граф, возможно, сможет через правительство Болгарии попросить оружия у России. Затем продать его Китаю. Согласитесь, это возможно. Нужно только постараться.

Евграф чуть не рассмеялся, посмотрев на Петра. Он был шокирован активностью сестры. Тулуз-Лотрек внимательно задержал взгляд на Ольге и перевел его на «чиновника из Санкт-Петербурга».

– Возможно, это было бы интересным правительству Болгарии. Но не знаю, чем могу помочь? Для начала необходимо понять, что мы хотим сделать? Или что вы хотите сделать? Как вам будет угодно определить перспективы дела!

– Евграф Михайлович, я прошу вас, расскажите всё без утайки светлейшему графу. Я верю в вас и светлейшего графа. Эта встреча принесёт нам удачу. Так ведь, мой милый Пьер, – мило улыбнувшись, посмотрев на ошарашенного Петра, продолжила Ольга.

Наступил правильный момент. Находясь в придуманном образе болтливого и глуповатого чиновника, не лишённого человеческих слабостей, Евграф не должен был отказывать очаровательной даме. Тем более в лёгком подпитии. Это было оправданием возможной разговорчивости с посторонним человеком. Он сделал вид, что колеблется, думает. Кроме того, сам светлейший граф смотрел на Ольгу и компанию очень внимательно. Пытаясь тщательно скрыть интерес. Только было непонятно что больше его интересует, сама Ольга или её предложение. Мнимый супруг продолжал играть роль мужчины, которым свободно крутит жена. Всё складывалось удачно. Тулин решил действовать. Ещё минуту, или две, он демонстративно думал. Вся его мимика лица показывала борьбу с самим собой. Борьбу между желанием обогащения и осторожностью. Наконец-то на его лице отразилась решительность, и он произнес длинный монолог: «Видите ли, ваша светлость! Я очень хорошо знаком с известным иркутским купцом Александром Фёдоровичем Второвым. Он занимается различными торговыми делами, но также и добычей золота. Как понимаете, в двух вариантах, законном промысле и тайном. В любом случае, денег у него достаточно. Кроме того, он уже давно торгует с Монголией. К нему обратились высокие вельможи от имени императрицы Китая – Цыси. Она правит Китаем вопреки традициям наследования трона. Имеет много врагов. Её сторонникам необходимо оружие, чтобы в Монголии сформировать вооружённую силу для поддержания правления. Я от имени одного министра обратился к местному начальнику завода. С просьбой в кратчайшее время увеличить производство оружия. Запустить новый цех. К сожалению, он не понимает выгоды империи и своей. Всё уперлось в его личную неприступность и нежелание заработать денег. Все разрешения можно получить в Санкт-Петербурге в кратчайшие сроки, при разумном подходе».

После этих слов Евграф покрутил тремя пальцами напротив своих глаз. Во всех странах этот жест похож – деньги, после этого хитро взглянул на Тулуз де Лотрека.

– Я никогда не был в Китае и слабо ориентируюсь в политике этого государства. Не могли бы более подробно рассказать об этой загадочной императрице? – ответил француз.

– Да, пожалуйста! Если разрешите, я продолжу! Это очень интересно и загадочно! – ответил сыщик.

Граф де Тулуз-Лотрек отпил вина и приготовился слушать своего нового друга. Ольга и Пётр сделали вид, что им очень интересно. Хотя им действительно было занимательно слушать эти выдуманные рассказы, так как они понятия не имели, что Евграф придумал. Сыщик, оглянувшись по сторонам, проверяя не подслушивает ли кто, начал рассказывать с лицом человека, излагающего огромную тайну: «Цыси, по маньчжурски Ниласы, имеет от рожденья имя – нефритовая, драгоценная орхидея. Она очень красива как женщина и очень умна как правительница. Родилась в семье высокого по чину вельможи. В своей жизни прошла путь наложницы императора. Вначале, пятого уровня, самого низшего по принятому в Китае рангу драгоценных людей, до уровня второго, драгоценной наложницы. Со временем, она завоевала огромное уважение среди вельмож Китая. Даже говорят, что спасла императрицу от смерти, когда ту пытались отравить во время каких-то традиционных чаепитий. Родила императору наследника. Стала после императрицы Цыань второй по значению. После смерти императора в 1861 году, она получила статус вдовствующей императрицы на ряду с императрицей Цыань. С 1861 года Китаем начали править две императрицы с равными правами. В этом году, одна из них скончалась от пищевого отравления. Имеется слух, что отравление произошло от лепёшек, которые направила ей императрица Цыси. Многие в Китае недовольны её единоличным правлением, особенно клан и приверженцы умершей правительницы. Всё остальное я уже рассказал вам раньше. Что вы об этом думаете?»

– Какая интересная и загадочная история. У нас в Европе ничего об этом не знают. Конечно, наш долг помочь императрице. А также заработать хорошие деньги! – загадочно улыбнувшись, ответил французский граф.

Ольга и Петр смотрели на рассказчика широко раскрытыми глазами. Евграф не понимал. Или их удивила эта история, или их удивляло мастерство, с которым он врал.

– Да, если вы благородные мужчины, вы просто обязаны помочь этой бедной женщине. Только представьте, наложница пятого уровня! Наложница четвёртого уровня и так далее! Какой ужас! Несмотря на то, что она императрица. А теперь ещё и хотят отнять власть, – возмущённо сказала Ольга.

– Ce que femme veut, Dieu le veut, [1]– произнес француз.

Граф де Тулуз —Лотрек, достал из внутреннего кармана часы. Посмотрел на них, следом достал из кармана визитницу, с визитными карточками. Вручил по одной Евграфу и Петру. При этом из кармана выпало открытое письмо, написанное женским почерком. Оно упало на пол, со стороны Ольги. Граф встал, принёс извинения и быстро поднял его. Затем спрятал обратно в карман.

– La racine du travail est amère, mais son fruit est doux.[2] Я готов помочь, господа. Думаю, что я уговорю Болгарское правительство обратиться к Царскому Правящему дому России с предложением помочь с производством или продажей оружия для Болгарии. Затем, Второв продаст его в Монголию, которая является наместничеством Китая. О каком количестве ружей идет речь?

– Около двадцати тысяч ружей. Давайте начнём и посмотрим, что из этого получится, – согласился сыщик.

– Необходимо быть осторожными, господа. Это очень опасное и серьёзное дело, – задумчиво добавил Пётр.

– Parler est bien, mais faire est encore mieux.[3] Надо стараться достигнуть нашей цели. Mieux vaut être que paraître,[4] Пьер, – жёстко заявила Ольга, вначале посмотрев несколько укоризненно на него, а затем и на остальных мужчин, задрав капризный очаровательный носик.

После её выходки и слов, Евграфу вправду стало казаться, что он действительно продаёт оружие Монголии. Ольга была очень убедительна. Ему показалось, что просто необходимо помочь «бедной» императрице Цыси. Одинокой после смерти императрицы Цыань, от «плохих лепёшек».

– Сегодня уже поздно, предлагаю встретиться завтра во второй половине дня или послезавтра. Мне необходимо всё обдумать, – ответил француз.

– Что вы предпримите? – уточнил сыщик

– Je vais envoyer le colis en Bulgarie. Je vais ensuite rendre compte de la décision du gouvernement bulgare. En outre, vous comprenez que tout est un secret. Nous avons besoin d’une confidentialité stricte».[5]

– Полностью согласен. Жду новостей, – ответил сыщик.

«Беседа получается. Знакомство удалось. Можно будет его развивать. Есть чем порадовать Муратова. Но граф не прост! Не похож на глупца», – подумал Тулин.

За столом было достаточно комфортно. Петр много шутил, сыпал пословицами и поговорками. Ольга заразительно смеялась. Разговор шёл то на русском, который граф знал в совершенстве, то на французском языках. Иногда, компания прерывала беседы для того, чтобы послушать романсы певицы Анжелы. Конечно, Анжела была не Антонина Ивановна Абаринова-Рейхельт, известная оперная певица императорских театров в Санкт-Петербурге. Но пела тоже неплохо, кроме того, была привлекательной дамой. Исходя из чего имела огромный успех у публики, в особенности купеческой. Купцы, посетители ресторации, заказывали цветы и через официантов дарили Анжеле огромные корзины. Наверное, не забывая вложить денег и личные визитки.

В ходе беседы, Тулин и граф договорились встретиться через день, через час после полудня в этой же ресторации. Расставание было окружено взаимными любезностями и заверениями глубокого уважения друг к другу. Граф попытался задержать руку Ольги в своей дольше, чем это полагалось по этикету. Чем вызвал неожиданную ревность, в душе Евграфа. Но Ольга не дала повода. Быстро убрав руку после поцелуя и повернувшись к нему спиной, направилась к выходу. Пока Евграф провожал Петра и Ольгу из ресторации и ждал вместе с ними экипаж, между ними состоялся разговор: «Ольга Владимировна, я выражаю своё восхищение. Вы просто не подражаемы. Любые театры мира позавидуют вам».

– Весьма польщена вашей оценкой, Евграф Михайлович! А помните, что граф выронил письмо, когда находился в нашей компании? Я прочла от кого письмо. Подписано некой Л. Ф. Я успела увидеть одну фразу, она звучит так: «friend in T.», то есть «друг в Т.». Но ничего не поняла. Оно было написано на американском языке. Этот язык несколько отличается от британского своей простотой изложения. Но могу ошибаться, так как плохо ориентируюсь в американском. Было недостаточно времени, чтобы внимательно прочесть.

– Спасибо. Думаю, что информация пригодится. Этот французский граф сам по себе очень интересен. Никто не имеет представления, кто он на самом деле? Нам предстоит разобраться в этом. Помощь очень важна, и особенно ваша, – ответил Тулин, слегка поклонившись.

Прощание было теплым. Всем было жаль окончания встречи и тех приключений, свидетелями которых они стали. Этот вечер очень сблизил всех троих. Наконец-то, был обнаружен и филёр. Молодой человек проходящий мимо ресторации, несколько дольше чем обычно задержался взглядом около вывески. Затем постоял бесцельно недалеко от компании, осматриваясь по сторонам, продолжительно посмотрел на Ольгу. Она в это время усаживалась в экипаж в сопровождении брата. Затем и на Евграфа. Сыщик поймал его взгляд ещё и потому, что сам с удовольствием наблюдал за грациозной фигурой графини в ожидании прощального жеста рукой. Человек несколько смутился и поспешил удалиться с места наблюдения. Евграфу было достаточно мимолётного взгляда и он понял, что именно этого молодого парня послали на задание. Агенту категорично запрещено смотреть в глаза наблюдаемого. Они могут выдать объекту наблюдения того, кто это наблюдение устраивает.

«Может, на лице уже читается ревность в отношении Ольги? Обычный прохожий заметил её и поспешил ретироваться! Скорее всего, нет! Просто агент молод и не обучен. Ещё не в полной мере обладает всеми навыками своей профессии. Ну вот, господин Муратов, у вас тоже есть ошибки!» – подумал сыщик.

Глава 18 Уездный город Алексин

День начался несколько раньше, чем обычно. В четыре утра Тулин уже выехал из тульской квартиры в город Алексин. Перед поездкой некоторое время был еще в раздумье, ехать в Алексин или в Алешню? Уезд был один, Алексинский, но места были практически противоположные. За один день оба этих места посетить было невозможно. Подумав, решил вначале направиться туда, где обучался Иван Фремов. Пойти напрямую к местному полицейскому начальнику, заручиться поддержкой. Если получится, то сразу узнать сведения о его прошлой жизни. До города было около шестидесяти верст. Это составляло однодневный переход для лошади. Сыщик надеялся прибыть на место часам к одиннадцати дня. Оставаться в городке, с ночёвкой, он не планировал. Имелась договоренность, что заводской экипаж останется в городе, а он вернется на нанятом экипаже с почтовой станции. В дороге Евграф хорошенько выспался, несмотря на тряску и качку экипажа, двигающегося по грунтовой дороге. Нахождение в ресторации с французом несколько утомило его. Всю остальную часть времени, свободную от сна, он думал об Ольге. Пытаясь разгадать её характер и прогнозировать отношения.

Въехав в город и уточнив где располагается полицейский участок, он немедленно направился в представительство местного полицейского начальника. Пройдя мимо дремлющего дежурного, постучался. Не дожидаясь ответа, вошёл в кабинет городского пристава, под крики, несущиеся в след от незадачливого сторожа: «А ну стой! Не сметь входить. Стой кому сказано! Его благородие занят государственными делами».

– Честь имею! Титулярный советник Тулин, из Москвы. Московская сыскная часть. К вам по особому сыскному делу, – представился он, не обращая внимания на крики.

На встречу Евграфу из-за стола поднялся заспанный полицейский начальник, в расстёгнутом форменном мундире. Лицо его приобрело удивлённое выражение. Он явно не ожидал в своем городе таких залётных птиц, которые в наглую входят в кабинет без разрешения.

– Молчи дурень! Пошел вон. Рот свой и дверь прикрой! – заорал он на дежурного, который сразу же предпочёл ретироваться.

Возможно, слова гостя он и не расслышал. Но посмотрев на Тулина, оценил степень должностной опасности. Видимо, решил не рисковать, мало ли кто? Не напрашиваться на проблемы. Вдруг серьёзный гость? Молодцевато застегнул мундир, насколько это было возможно при огромном животе. Пригладил волосы на голове.

– Становой пристав Лисицын Иван Иванович, в то же время и местный полицмейстер. Пока один две должности исполняю, прошлый уволен. Знаете ли, всю ночь воров караулили, подустал малость, – поспешно представился он, извиняющимся тоном, в то же время распространяя запах алкоголя по небольшому кабинету.

– Понимаю. Приятно с вами познакомиться Иван Иванович. Уезд сложный, далеко от Тулы. Понимаю, приходиться вам за всех работать! Ответственность большая. Воры всем мешают жить. Вот переловим и заживем как в раю. Я к вам за помощью, – заявил сыщик, вспомнив, что где-то уже слышал эту фамилию.

– А вы присаживайтесь. Хоть и неудобно мне у вас спрашивать, будьте милостивы, предъявите документ. Мало ли что? Залетных много, – сказал пристав, подвигая стул гостю, стоявший возле рабочего стола.

Евграф предъявил. Пристав внимательно прочитал служебный документ. Изучил внешнюю и внутреннюю сторону. Молча, с уважением, даже с малым поклоном, отдал обратно в руки.

– Иван Иванович Лисицын, местный пристав, – вновь представился он, не обращая внимание на сарказм гостя.

Затем, выпрямившись, внезапно заорал: «Прохор, неси самовар, баранки и еще какого угощения! Не скупись».

Заглянул все тот же дежурный. Несколько не стесняясь гостя, зло заявил: «Так вы же, ваше благородие, все баранки съели еще вчера! Всю снедь и сало уничтожили! Тогда, когда ночью ими, с гостями, закусывали самогон. Самогон остался немного. Нести?».

– Дурень и есть дурень. Болтаешь много, – покраснев, сказал Иван Иванович. – Ну коли так, беги на базарную площадь и возьми там, чего надобно, – так же нисколько не смущаясь гостя, произнес местный полицейский начальник.

«Чем дальше от начальства, тем счастливее жизнь», – подумал Евграф.

– Спасибо не голоден. Я к вам по делу, – сказал он вслух.

Пристав, так же быстро успокоился, как и взволновался ранее. Сел за стол, и с серьёзным видом посмотрел на незваного гостя. При этом взгляд у него не отличался трезвостью.

– Внимательно слушаю вас. Всё что в моей власти и силах, все для вас сделаю-с, – с любезным выражением лица сказал он, выдохнув перегаром в сторону гостя.

– Московская сыскная часть занимается одним очень важным делом, – начал рассказывать, несколько лукавя, сыщик. – В связи с этим меня интересует любая личная информация о Иване Фремове. Этот человек обучался в уездном училище. Окончил три класса в период с 1873 по 1876 год. Интересно, где он проживал в этот период. Не вступал ли он в какие-то противообщественные союзы? С кем вел дружбу? Как характеризовался?

– Иван Фремов, Фремов? Ничего не припоминаю. На памяти моей, такая фамилия не вертится, не крутится.

– У вас же есть картотека. Учет всех происшествий, происходивших на территории города. Хотелось бы воспользоваться с вашего разрешения, – предложил сыщик.

– Картотека, говорите! Картотека? – задумчиво ответил полицейский начальник, почесывая лоб и голову.

Затем, гроза всех ночных воров города встал и уверенно подошел к шкафу. С самой верхней полки достал амбарную книгу, в пыли и паутине. Вместе с ней со шкафа упали какие-то предметы. Это несколько его не смутило. Отодвинув ногой все эти вещи под шкаф, отошёл в сторону от стола. Стряхнул пыль, которая распространилась по всему кабинету. Чихнул! Вернулся на рабочее место. Рассевшись за столом, положив книгу перед собой. Стукнул по ней правой ладонью.

– Вот наша картотека! Другой нет. Сам веду.

Затем начал внимательно изучать книгу с первых страниц. Искал он достаточно долго. Найдя нужный год долго изучал записи. Наконец-то подняв голову, глядя в глаза Евграфу, произнёс: «Нет никаких записей. Это значит, что подобное лицо в противоправном не замечено».

– А может, соседи или ещё кто помнит этого Фремова? Подумайте, Иван Иванович, не может быть, что бы никто не помнил, – попросил Тулин.

– Есть один человек! Смотритель училища. Он уже старый, но память хорошая. В эти годы он так и был смотрителем. Старик все про всех знает и про всех помнит. Едемте, – уверенно застегивая мундир, заявил пристав.

Но внезапно открылась дверь, в кабинет пристава вошёл молодой подпоручик. Именно тот, который доставил неприятности своим поведением Евграфу и Ольге, в поезде.

– Евграф Михайлович! Позвольте представить. Мой сын Матвей Иванович Лисицын, подпоручик. Служил в Москве при штабе. Умница, не чета современной молодежи, которая курит, пьет, да проедает отцовские деньги. Получил новое назначение в полк. Но отца не забыл, заехал на несколько дней, – гордо представил сына, полицейский.

– Очень приятно познакомиться! Честь имею! Тулин, титулярный советник. Рад за вашего батюшку. Матвей Иванович, как вам Тульская губерния после столицы. Не скучно проводить здесь время? – съязвил сыщик.

– Честь имею, – выдавил из себя Матвей, не зная, как себя вести. Видимо находясь в волненье, так как не понимал цели нахождения Евграфа в кабинете отца.

– Поговорите между собой, будьте добры. Вы люди молодые, найдёте, о чем посудачить. А я пока отдам необходимые распоряжения перед выездом в город, – с этими словами Иван Иванович вышел из кабинета.

Скоро в приемной раздался его раскатистый крик: «Прошка! Чёрт тебя побери! Куда ты пропал, куриная шкура? Где коляска? Готовь немедля, дьявол косорылый! Едем к училищу, ты на козлах правишь».

– Вы меня извините! Прошу отцу не рассказывать о нашем приключении в поезде. Это явное недоразумение. Обычно я не позволяю себе вольности, тем более по отношению к дамам. Просто проводы были весьма шумными и весёлыми. Вот получил назначение к новому месту службы, в Ташкент. Заехал к отцу, матери ненадолго.

– Я уже и забыл, Матвей Иванович, о нашем разговоре. Считайте, что его и не было совсем. Желаю вам удачи. Может и увидимся, когда, – ответил сыщик.

– Благодарю вас. Какими судьбами? – уточнил подпоручик.

– По службе, Матвей Иванович. По службе.

– Может чем могу быть полезен? С превеликим удовольствием помогу, – предложил офицер.

– Польщён, но право нет необходимости, – уважительно ответил Евграф, на искреннее предложение Лисицына.

– Тогда, если вдруг будете в Ташкенте, рад принять. Ради Бога, ещё раз простите.

– Все готово к выезду. Матвей, поедем с нами, прогуляемся, гостя нашего проводим. По московскому делу прибыл! – сказал вошедший Иван Иванович.

– Нет, я случайно зашёл, у меня есть дела, – с этими словами подпоручик простился с Евграфом и переговорив с отцом на некотором отдалении от гостя, вышел.

– Вот молодёжь! Всё им дела, да дела. Небось по дамам намылился, – весело хмыкнул пристав.

Евграф и Иван Иванович выехали, на коляске пристава, в город. В дороге узнав, что гость никогда раньше не бывал в этих местах, принялся рассказывать ему краткую историю города: «Согласно преданиям, Алексин основан в третьем веке первым московским удельным князем Даниилом Александровичем, младшим сыном Александра Невского. Ему нарезали в то время, как младшему, самый малый и скудный удел. Кстати, князь канонизирован под именем Даниила Московского. Наш Алексин москвичи всегда любили. Вот и Иван Грозный некоторое время у нас держал воинство, один из шести полков, полк правой руки. В 1566 году Алексинская земля была личным уделом царя и вошла в опричнину. Являлась особой территорией и имела своё отдельное управление из всех городов правого берега Оки. Бунтовать жители Алексина раньше любили. Активно поддержали, в семнадцатом веке, бунтовщика Ивана Болотникова, бывшего боевого холопа. Пока его не разгромили и не сослали в Каргополь. В 1817 году наш город принимал и государя Александра Первого. Император останавливался в доме купца Ивана Федоровича Маслова. Потом к Маслову заезжал и наследник престола, нынешний император Александр Второй. Отслужил молебен, принял местную власть и пожаловал пятьсот рублей для раздачи бедным. Остался превелико довольным. Но больше всего гостей приезжают к нам в деревню Колюпаново, с ней связаны божественные чудеса. В 1845 году там поселилась старица Ефросинья, у помещицы Протопоповой в ее усадьбе. Только старица была не простая, как потом стало известно. Являлась она урожденной княжной Евдокией Григорьевной Вяземской, выпускницей первого выпуска Смольного института благородных девиц. Ставшей, по окончанию, фрейлиной у государыни Екатерины II, водившей знакомства со всеми вельможами при дворе. Даже с самим Александром Суворовым. Надоела ей светская жизнь и она сбежала прям из царского села, переодевшись крестьянкой. По приказу императрицы была найдена и доставлена обратно. Но государыня, убедившись, что Евдокия хочет посвятить себя Богу, её отпустила. Говорят, что больше десяти лет она скиталась по монастырям и храмам. Везде выполняла самую черную работу. Когда силы начали её оставлять, попросила у митрополита Платона благословить её на подвиг юродства. Отказалась от всего мирского, ради старания стала казаться глупой и безумной, для на влечения на себя поношений и оскорблений. Митрополит благословил её и направил в Серпуховской женский монастырь, под именем дуры Ефросиньи. Однако, оповестив местную игуменью об её происхождении. В монастыре жила она в небольшой избушке, ходила зимой и летом босиком. В избушке держала собак, кошек, кур и другую живность. В доме она не убиралась, все было грязно от остатков пищи и испражнений животных. Когда ей задавали вопросы: „Как так можно жить?“ Она отвечала: „Я хуже собак“. Не знаю, что произошло в монастыре. Врать не буду, но она оттуда ушла и поселилась у нас в Колюпанове. Здесь занималась молитвами и лечила людей, когда просили. Многим помогло. Зимой она печки не топила и жила в холоде. Летом наоборот. Личных вещей у нее не было, не было и мебели. Спала она в гробу. Умерла старица в 1855 году. Перед смертью выкопала источник. Этот источник оказался лечебным. Людям от разных болезней помогает. Вот к нему и приезжает публика из разных губерний, приходят странники. Предлагаю, съездить и искупаться».

– Знаете, я бы с удовольствием, – сказал Евграф. – Но сами понимаете, сегодня хотел бы отправиться назад. В следующий раз не откажусь.

– Буду ждать. Источник у нас уникальный! Много болезней излечивает! – повторил Иван Иванович.

В ходе разговора пристав не забывал осматривать дороги, гуляющий и работающий народ. Строения и проезжающие коляски и подводы. Отвечать кивком головы на поклоны гуляющей публики и ремесленного народа. Отмечать какие-то безобразия, известные только ему одному. Лицо его то хмурилось, то источало удовольствие. Всё это весьма забавляло Евграфа. К уездному училищу подъехали достаточно быстро, Алексин город небольшой, все присутственные места практически рядом. Не пришлось искать и смотрителя, находился он при училище. Как только Иван Иванович торжественно вышел из коляски, на встречу ему подбежали несколько человек. Видимо, служащие училища. Степенно подошёл очень пожилой человек с гордой походкой и независимым взглядом. Всех остальных, кроме него, пристав удалил. Остались втроём.

– Вот и наш смотритель, Иван Петрович. Сколько себя помню, Иван Петрович служит при училище. Всех помнит, всех знает. Порядок строгость поддерживает, – представил смотрителя, пристав.

– Хорошо бы, чтоб Фремова вспомнил, – ответил сыщик.

– Приветствую вас, Иван Петрович! – поприветствовал смотрителя пристав.

– Доброго здравия вам! – добавил сыщик.

– И вам не хворать, Иван Иванович. Здравствуйте и вы молодой человек. Чем обязаны такому высокому гостю? Не каждый день пристав лично прибывает. Что за праздник? – в голосе смотрителя явно звучал сарказм.

– Да вот, привез к вам для бесед высокого московского гостя. Из самой московской полиции. Ты уж, милейший Иван Петрович, помоги, чем можешь! Память у тебя отменная. Говорят, что ещё Куликовскую битву помнишь! – засмеялся пристав.

– Куликовскую битву не помню. Э как ты загнул. Но чем я могу – помогу. Твои слова, да Богу в уши! Старею уже, не помню всего. Но всё равно, приятно за похвалу. Тебя то ещё голопузым помню! Говорите, за чем пожаловали.

– Иван Петрович, а не учился ли на вашей памяти некий Иван Фремов из Алешни. Который затем, по окончанию училища, попал на службу на тульский оружейный завод. Попробуйте вспомнить. Очень важно!

Старик смотритель, наморщил старческий лоб. Пошевелил губами, повторяя вопрос про себя, долго думал. Пристав стоял молча. Видимо старик пользовался заслуженным уважением. Посмотрел оценивающе на сыщика.

Вдруг начал рассказывать, иногда делая паузу и что-то вспоминая: «Да были такие ученики, два брата Фремовы. Один точно Иван, а второго не вспомню. Разница в возрасте всего год. Когда Иван отучился первый класс и перешёл во второй, то на первый класс пришёл его родной младший брат. Как раз в этот год у них и родителей не стало, умерли по старости. Но кто-то их содержал, деньгами да заботой помогал, не голодали, одежка всегда была в исправности. Один раз всего приезжал какой-то родственник, забирал братьев на похороны родителей. Важный, немногословный, видно на военной службе. Больно уж выправка профессиональная. Только прихрамывал малость. Они запомнились мне тем, что очень разные были. Иван очень прилежный был, старательный. Учился хорошо, всем, кто просил, всегда помогал. Слова плохого не услышал от него никто никогда. Вот брат был другой. Пока Иван учился, он брата контролировал. Когда закончил учиться и уехал в Тулу работу искать, то младший брат, по-моему, Федор, – вспомнил смотритель, – совсем от рук и отбился. На третьем году, когда значит Иван уехал, он с одним местным связался. Тот был оторви и выбрось с детства. Родителя у него не было. Отец на войне солдатом погиб. Мать пила беспробудно, пока зимой не замерзла на улице. Так вот, этот товарищ воровством промышлял. В начале, жалели его все горожане, кто знал его сиротскую долю. Подкармливали, прощали мелкое воровство. Затем, когда вырос и достиг осемнадцати летнего возраста, прощать перестали. Да и буйный сильно был, из драк не вылазил. В одной такой драке ему ножом щеку сильно порезали, на всю жизнь страшный шрам остался. В другой драке, по пьяному делу, указательный палец на левой руке отрезали. Когда за нож схватился рукой. Кабаки сильно он любил, а как напьется, все в драки лез. Так вот, подружились они сильно. Федор учиться бросил, одни отрицательные претензии начал получать. Постоянно у босяка этого в доме, развалюхе, на окраине жил. Но, как раз к выпуску, друг его босяк убил по неосторожности человека в трактире. С ним был и Федор. Товарища этого посадили в Белевскую тюрьму, на сколько лет не знаю, врать не буду. С тех пор горожане, да трактирщики, у нас свободно вздохнули. Он больше в городе не появлялся. Где сейчас обитает, неизвестно. Помог чем? Или нет?».

– Молодец, Иван Петрович! Говорил же, что память у тебя отменная! Может, ещё что припомнишь? – похвалил и попросил пристав.

– Хвалить меня вздумал! Сам знаю, что молодец! – сердито огрызнулся независимый старик.

Евграф слушал не перебивая, сведения были значительными, многое проясняли. Память у смотрителя действительно была отменная. Но ходу расследования по чертежам по-прежнему ничем особым не помогло. Иван Петрович, сделав паузу, посмотрев вновь на гостей, продолжил: «Так вот, когда этого товарища посадили, приезжал Иван, брат его. С ним и сестра младшая была. Как звать точно не вспомню. Один раз всего видел. Но красивая девка была, ухоженная, не забитая, на крестьянку не похожая. Только вид какой-то страдальческий».

– Чем же всё закончилось? – спросил сыщик.

– Так вот, они все и уладили. С кем и кому сколько дали, не знаю. Может и не давали ничего, врать не буду. Рядом не стоял, – смело посмотрев на полицейского начальника, заявил старик.

– Тебе бы, старый, всех обвинить в воровстве да казнокрадстве! Побойся Бога, – несколько сердито вклинился в разговор пристав.

Весело сверкнув глазами, Иван Петрович продолжил: «Вот Бога только и боюсь, остальных бояться не с руки. Старый я уже, что бы людей бояться. Так вот, все с местной властью и потерпевшими уладили, как я уже говорил. Два дня здесь жили, квартиру снимали. Доучиться не дали Федору, увезли с собой в Тулу. Всем учителям и даже дворнику подарки сделали, что бы значит, не поминали лихом».

– А как звали этого хулигана? Не припомните? – уточнил сыщик.

– Помню, как не помнить, он у меня еще и рубль украл из сюртука. Умелый по темным делам малый был, с самого детства. Герасим Кондратьев, кажись звать.

Постоял, подумал, опять наморщив лоб и шевеля губами.

– Больше нечего мне вам сказать, – сказал он и не обращая внимания на обоих полицейских, старческой походкой пошел ко входу в училище.

Евграф был удивлён. Получалось, что Фремов не указал брата и сестру в своём деле. Кто этот родственник? Тот, который приезжал всего один раз? Где сейчас проживают брат и сестра покойного Ивана Фремова? Вопросов возникло много. По босяку, как его называл смотритель, все было ясно и понятно. Это скорее всего и был убитый человек, при нападении на графа, грабитель и убийца старшего приказчика со спичечной фабрики. Времени на разбирательство, в общей сложности, он потратил не много. Около четырех часов. Делать здесь было больше нечего. О поездке он не жалел, сведения были действительно нужными. Вероятность того, что сыщик может вернуться в Тулу к вечеру, была полной. Поэтому он попросил Ивана Ивановича сопроводить его на почтовую станцию. Простой народ называл станцию – ямой. Надо было, основываясь на авторитете пристава, помочь ему найти подходящий экипаж. Страж порядка с радостью согласился. Перспектива отправить беспокойного гостя из родного города его устраивала полностью. В глазах Ивана Ивановича читалось желание продолжить ночные посиделки, видимо, похмелье давало о себе знать. Тем более, что Прохор, наверное, уже сбегал на базарную площадь и принес все необходимое для застолья. Пока ехали до почтовой станции, сыщик попросил пристава никому не рассказывать о полученной информации. На что получил полные заверения, радостного Ивана Ивановича.

Пристав вошел на станцию полным хозяином. Разговоры и склоки сразу стихли. Вызвал к себе станционного смотрителя. Тот прибежал немедля, поклонился и уточнил, что необходимо сделать. Полицейский начальник, как уважаемый в городе человек, приказал выделить курьерскую лошадь для Евграфа. Их в Алексине было всего две и предназначались только для правительственных курьеров и особо важных персон. На почтовой станции сыщик предъявил станционному смотрителю вместо подорожной, дающей право пользования лошадьми, свой служебный документ. Немедленно был записан в особую учетную книгу, куда вносились все путешественники.

Ямщик был рад, что лошадь была лучшей, курьерской, и бежала резво. Кроме того, был молод, весел и обладал хорошим звучным голосом. Как только выехали за черту города, попросил разрешения петь песни до хрипоты. На что получил разрешение от довольного развлечения сыщика. Евграф с удовольствием слушал ямщика, голос его разлетался над полями. Было весело, несмотря на грусть и печаль, отражаемые в песнях. Песни все у ямщика были о несчастной любви, грустные с печальным концом, иногда он их чередовал с солдатскими. Исполнял их по два-три раза. Каждый раз меняя интонации. Иногда пел с грустью. Иногда с залихватской радостью. Время пролетело незаметно, начинало темнеть, возница перестал петь. До Тулы оставалось немного. К деревне Барсуки подъехали уже в сумерках.

«Верст через восемь буду у Петра. Уточню его результаты по Белёвскому замку, беседе с генералом Муратовым. Возможно, увижу Ольгу», – подумал Евграф.

Последнее его интересовало больше всего. Надо сказать честно, обмениваться сведениями не было никакой необходимости. Сыщик просто напросился на беседу и обмен информацией за чаем, для того, чтобы был повод встретиться с ней. Вдруг, неожиданно, два громких выстрела из охотничьего ружья разорвали тишину. Стреляли картечью или дробью. Стрелок, скорее всего, находился недалеко, не больше двадцати сажень от дороги. Следом за выстрелом из охотничьего ружья, вдогонку за повозкой, последовали четыре выстрела из револьвера. Они не причинили вреда. Непосредственно на этом участке река Упа делала изгиб, возле Барсуков, и вплотную подходила к дороге. Около ста сажень приходилось ехать по обрыву вдоль реки. С другой стороны дороги на небольшой возвышенности находился лесок. Вот оттуда, по всей вероятности, и стреляли. Несколько дробинок попали в левое плечо Евграфа, обжигая руку болью. Дробь попала, видимо, и в лошадь, так как от неожиданности и болевого эффекта лошадь понесла. Сыщик достал револьвер, но стрелять не стал, расстояние было слишком большим. Да и возможности не было, так как лошадь скакала, не разбирая дороги и экипаж болтало из стороны в сторону. Главным в этот момент было удержаться в повозке и не вылететь из неё на обочину. Скорее всего, именно на это и рассчитывал неизвестный стрелок. Он делал ставку на обезумевшее от страха и боли животное, которое в этот момент становится неуправляемым. Лошадь несла повозку прямо к обрыву. Кучеру с трудом удавалось держаться левой стороны дороги.

– Барин, что делать? Стреляют в нас, – закричал, испуганным голосом, ямщик.

– Не дрейфь! Держи лошадь! Тащи её в лево, от обрыва! Цмыгай, цмыгай. Сильнее, черт тебя побери, – закричал сыщик.

Тот, послушав, прилагал все усилия, чтобы остановить повозку. Натянув левую часть повода, он «пилил рот» лошади перебором поводьев, слева направо и наоборот. Наконец-то ему удалось остановиться, практически перед самым обрывом. Он выпрыгнул с экипажа и начал успокаивать лошадь, гладя её и разговаривая с ней.

– Успокойся, милая, успокойся! Спасла ты нас, спасла, милая! – приговаривал ямщик со слезами на глазах, от испуга или от радости.

– Молодец, с меня два рубля, за смелость. Лошади тоже купишь угощенья, – сказал Евграф, спускаясь с повозки. Рука болела, ноги дрожали от перенесенного напряжения.

– Благодарю, барин! – сразу повеселел ямщик.

«Преследовать стрелявшего бессмысленно. Он, скорее всего, ушел тропинками, которые хорошо известны местным жителям. Кто-то не на шутку занялся моим устранением с белого света. Если вначале никто не хотел убийства высокопоставленного чиновника занимающегося поиском документов, то сейчас хотят уже погубить. Ситуация обостряется», – подумал Тулин.

Вдруг подумал: «Петр знает ровно столько, сколько и я. Его могут тоже попытаться убить. Где Петр, там и Ольга. Необходимо их предупредить».

Подумал и испугался своим мыслям. Дело приобретало весьма опасный оборот. Успокоив лошадь, ямщик, пришедший в себя, предложил ехать дальше. Дальнейший путь они проделали без приключений. На Пятницкую улицу прибыли, когда уже окончательно стемнело. Отпустив ямщика, к его немалой радости полученными деньгами и прощанием с опасным барином, Евграф позвонил в квартиру. Дверь открыла Ольга. После обмена любезностями, уточнила: «Брата еще нет». Намекая на то, что присутствие Тулина, без брата, невозможно.

– Позвольте узнать, когда будет Пётр Владимирович? – спросил он в раздумье о том, что делать дальше, уйти или дождаться графа на улице.

– Что с вами, Евграф Михайлович? У вас кровь! Разорванный рукав! Откуда вы в таком виде? – всполошилась она, не ответив на вопрос, наконец-то заметив кровь.

– Ради Бога, не беспокойтесь, Ольга Владимировна! Это пустяки. Зацепило слегка.

– Ничего себе, пустяки. Весь рукав намок от крови. Немедленно пройдите в кабинет Петра. Там снимите костюм и рубашку, присядьте и подождите меня. Сейчас подготовлю самое необходимое. У нас всё имеется. Я в институте училась на курсах сестер милосердия.

Сыщику ничего не оставалось, как пройти в комнату-кабинет Петра. Он вошел, осмотрелся. В помещении был относительный порядок, практически ничего не изменилось с прошлого раза, когда он был у них в гостях. Вдруг его внимание привлекла книга, он подошёл к секретеру и прочел название на французском языке: «Nouvelles recherches sur les lois des proportions chimiques, sur les poids atomiques et les rapports mutuels».[6] Автором был некий неизвестный ему Жан Серве Стас. Вошла Ольга и принесла в комнату бинты, карболовую кислоту для промывания ран, йодоформ. Положила всё это на стол и отвлекла от изучения подозрительного сочинения.

– Вы почему до сих пор не сняли рубашку, как я буду вас лечить?

– Ольга Владимировна, право мне неудобно. Позвольте я сам сделаю себе перевязку. Я умею, я же офицер!

– Что за мужские глупости. Вы как ребенок. А еще чиновник по особым поручениям. Немедленно снимайте рубашку!

Может быть Евграф и прекратил бы препирания с дамой и уступил бы ей, но в квартиру вошёл возбуждённый Петр.

– Задержался на заводе. Затем не было извозчика, всех расхватали. Пришлось идти часть пути пешком. Совсем из головы вылетело, что мы должны встретиться. Потом вспомнил и поэтому пришлось идти быстро и поторопиться. В конце концов удалось поймать извозчика, и вот я здесь. Прошу простить за опоздание.

«Надо будет проверить, где он задержался? Много каких-то необъяснимых совпадений», – подумал сыщик.

– Что это с вами? Мне кажется вы ранены, – сказал Пётр, посмотрев на Тулина.

– Конечно, ранен! Очень серьезно! Немедленно необходимо сделать перевязку и вызвать врача! – возмутилась Ольга.

– Врача не надо. Это всего лишь дробь. Прошу вас, без паники. Я готов сделать перевязку, – спокойно сказал сыщик.

– Давайте я вам помогу. Если вы уверены, что врач не нужен, обойдемся без него, – пришел на помощь Петр.

– Да, сделай Евграфу Михайловичу перевязку и обработай рану. Он не соглашался на мою помощь. Очень стеснительный титулярный советник!

С этими словами Ольга оставила мужчин. Граф сделал перевязку достаточно умело и быстро. Раны оказались незначительными. Вытащил пять дробинок из руки, обработал антисептиком и затянул бинтом. Пока Пётр делал перевязку, Евграф, рассказал ему о происшествии случившимся в дороге. Затем о том, что ему удалось узнать в Алексине.

– У меня тоже особо радостного нет. Информация из Москвы в ваш адрес не поступила. Розыски трупа Фремова ни к чему не привели. Унтер – офицер Кудинов, по его докладу, обыскал все. Но труп как в воду провалился. Муратов предлагает съездить в Белёвский замок. Обещает, что местный Иван всё нам расскажет, по поводу убийцы приказчика.

– То есть Герасима Кондратьева, как я думаю!

– Это кто? – удивился Брежнёв.

– По всей вероятности тот, кого вы подстрелили! Все признаки сходятся по описанию. Нет пальца на левой руке, порезанная щека со страшным шрамом. Он друг Федора Фремова. По-видимому, знал и Ивана. Вообще семейка очень странная. Надо искать Федора, сестру и какого-то прихрамывающего родственника. Но в Белёв ехать нужно. Возможно, это Кондратьев, а возможно и нет. Единственная возможность убедиться в этом, это переговорить в тюрьме. Тем более, с помощью Муратова это будет очень просто. Там и про семью можно будет что-то выведать.

– Кстати, когда Кудинов узнал, что вы в Алексин поехали, очень огорчился. Хотел что-то лично доложить. Есть у него мысли по поиску трупа или в Упе, или в каких-то болотах поблизости с Оружейной слободой. Но ему нужно ваше разрешение и одобрение. Очень старателен. Выслужиться хочет, – поделился Пётр.

– Выслужиться, это хорошо. Надо поощрять подобные желания. Плохого в этом нет. Но исходя из ваших новостей, труп так и не нашли. Если не нашли в течении первых двух – трёх дней, то искать его уже смысла нет. Спрятан глубоко!

– Генерал волнуется, какой уж день, а новостей нет. Просил завтра вас зайти к нему и доложить о результатах.

– Давайте с утра вместе зайдём и доложим. А затем выедем сразу в Белёв. Сколько верст до города? Вы как-то говорили, – уточнил сыщик.

– Да, больше ста тридцати верст. Одним днем никак не обойтись. Два дня в Белёв, два дня обратно. Место известное, тюрьма находится на стыке трёх губерний, Тульской, Орловской и Калужской. Там содержатся сидельцы со всех трёх. Штат состоит из начальника тюрьмы и десятка надзирателей. Постоянно в тюрьме содержатся до трёхсот сидельцев. Стены по ширине метровые, пока ещё никто не сбегал, – ответил Пётр.

– Всё ясно. Давайте отложим до завтра обсуждение этого вопроса. Пожалуй, пора домой.

Вошла Ольга и предложила чаю. Евграф хотел отказаться от чая, сославшись на позднее время. Но она настояла и в ходе беседы пришлось рассказать ей некоторые детали нападения на него в дороге. Это вызвало неподдельное беспокойство со стороны девушки. Обсудив планы на следующий день, Евграф откланялся. Но прежде, он очень серьезно, один на один, попросил графа уделить внимание своей безопасности и безопасности сестры.

Глава 19 Необычное веселье. Хлысты

На окраине сельца Барсуки располагался хороший одноэтажный дом, из крепких сосновых брёвен, под железной крышей. Улица, на которой размещалось это строение, была малолюдной. На ней имелось ещё всего три скудных крестьянских избёнки. Окна дома были украшены резными наличниками. Вокруг дома располагался высокий и глухой забор из жердей. В котором, если присмотреться, имелось три тайных калитки для незаметного выхода за пределы ограды. Имелись и ворота, с круглыми железными ручками-кольцами. Собаки не было. Луна тускло освещала окраинную улицу. Возле дома прохаживался молодой парень, в хороших сапогах и рубахе на выпуск. Волосы его были кудрявы, лицо хитро и не глупо. В руках он держал прутик, отломленный от кустарника, растущего возле всё того же дома. Двигаясь мимо дома, от нечего делать, он похлёстывал им себя по голенищу. К одинокому парню очень тихо и осторожно подошли двое. Это были мужчина и женщина. Мужчина был одет по самой скромной мещанской моде, женщина так же. Лица её практически не было видно из-за платка, наброшенного на голову. Пара остановилась рядом с парнем. Под мышками у обоих имелись узелки, видимо, с какой-то одеждой.

– Привет, Петруша, охраняешь? Много уже пришло? – спросил человек, остановившись со спутницей возле парня.

– Нет, пока вы первые, если не считать Недобоя-плясуна. Что, не терпится? – оскалился похабной улыбкой Петруша.

– Скажешь тоже, не терпится. Всё-таки оболтус ты, Петруша, правильно Кормчий тебя так называет, – без злости ответил мужчина.

– Матвеевич многих так называет. Не только меня одного. Ладно, проходите. За улицей смотреть надо. Заговорился я с вами. Весело, наверное, сегодня будет! Жаль, я на дозоре всю ночь. Да ладно, наверное, не последний раз, – ответил Петруша, похотливо осматривая женщину.

Мужчина, махнув рукой, вместе со спутницей направился к воротам. Затем они прошли через открытую калитку во внутрь. В течение тридцати минут прибыло около пятнадцати мужчин и женщин. Все они так же осторожно, как и первая пара, не минуя охранника, прошли в дом. Этот дом принадлежал купцу второй гильдии Филиппу Матвеевичу Пирожкову. Сам он в нём не проживал, а сдавал московскому мещанину, который ни разу в Туле не был. Деньги за съём дома платили не Пирожкову, а наоборот Пирожков платил деньги за пользование своим же домом этому москвичу. Вся эта замысловатая схема была создана для того, чтобы избежать преследования властей в случае огласки, так как в доме проходили тайные встречи общины. К концу часа сборов прибыл и сам Филипп Матвеевич, в экипаже с кучером. Он поприветствовал Петрушу, наказал ему смотреть хорошенько. Хотя сам купец особо и не беспокоился. Жители соседних нескольких домов давным-давно входили в общину. Местный городовой и околоточный надзиратель были на прикорме. Исправно получали небольшую сумму денег, чтобы не вникать в процессы, происходившие в доме. Не часто, один – два раза в месяц. Пирожков прошёл через калитку в дом. Вошёл в сени. В них прошёл в один из углов. Там располагалась «сборная» комната для переодевания. Стояло несколько лавок и имелась вешалка на бревенчатой стене. На ней уже висели предметы верхней одежды и исподнего белья прибывших. В большинстве своём, все предметы одежды были тёмных цветов. Возле вешалки имелось несколько больших веников, сделанных по образцу метёлок. Видимо, для быстрой уборки. Переоделся купец при свете свечи, горевшей здесь. Скинул одежду полностью, до гола и надел белую длинную, до пят, льняную рубаху. Повесил свою одежонку на отдельную вешалку, предназначавшуюся только для него. После этого открыл дверь в главную комнату, горничную, называемую в общине «собором». Комната служила местом проведения «работ». Имела некрашеные полы, лавки по стенам, большой шкаф с посудой, икон в углу не было. Вместо них имелись какие-то картинки христианского, религиозного содержания, возле них горели большие восковые свечи. Эти картинки представляли собой рисунки: пастыря, несущего заблудшую овцу, сказочную птицу пеликана, кормящую кровью из своего сердца птенцов, райского сада с птицами. На одной из стен располагался портрет Данилы Филиппова, основателя хлыстовщины. Свечи имелись в специальных подсвечниках, и по всем стенам. Свет от них скудно освещал горницу. На подоконниках располагались специальные тюфяки, сшитые под размер окна, с целью закрытия. Благодаря этому незамысловатому приспособлению с улицы света было не видно, кроме того они и звук поглощали. В углу комнаты стоял отодвинутый туда стол, для того, чтобы не мешать присутствующим. На нем размещался большой самовар и большое количество сладостей, принесённых присутствующими. Здесь были и конфеты, и печенье различной выпечки, как домашней, так и купленной в лавках. Лежали различные пироги и пирожки. Стояли банки с вареньем и мёдом. Имелось несколько бутылей с напитками и многое другое.

– Мир дому сему, мир вам, голуби серые! – с порога зычно крикнул «Кормчий-хлыст», Филипп Матвеевич Пирожков.

– С миром принимаем, – одновременно ответили пятнадцать человек в белых, как у купца, рубахах, находившихся в комнате.

Пирожков прошёл к столу и положил огромный куль с дорогими конфетами на стол. Пятнадцать человек, семь женщин и восемь мужчин сидели в горнице по лавкам. Все одобрительно зашушукались. Женщины располагались отдельно от мужчин. Все они были чем-то похожи друг на друга. Мужчины имели волосы смазанные чем-то жирным, от чего они блестели. Причёски были странными, высоко подстриженными у висков. Бегающие, как от испуга или переживаний, лживые и наглые глаза, лицемерные и иронические улыбки на худых лицах. Никто из них спокойно не сидел, тела их время от времени нервно подёргивались. Лица, что у женщин, что у мужчин, в большинстве своем, были бледно-серые. Некоторые из присутствующих наоборот имели неподвижные, устремлённые в невидимое пространство взгляды. На всех лицах читалось внешнее, большей частью, притворное смирение. Пришедшие, сидя, постоянно вздыхали и напускали на себя горестный вид. В горнице пахло косметическими запахами, исходящими от женщин, а на их лицах имелись и румяна, и белила, волосы были подрезаны.

– Простите, Христа ради, братья и сёстры, простите голуби серые, – продолжил главный хлыст, створяя три поклона в сторону стоящих людей.

– Прощаем тебя, Кормчий, – ответили присутствующие, аналогично кланяясь, привстав с лавок.

У всех присутствующих рубахи были подпоясаны поясками. Сами они были в носках. В руках каждый держал за один из уголков так называемое «крыло архангела». Обычный белый платок средних размеров.

– Прежде чем приступить к работам, давайте повторим братушки и сестрицы, наши заповеди. Определённые давным-давно нашим отцом-основателем Данилой Филипповым. Их всего двенадцать, каждый, на кого укажу, скажет по три. Давай-ка ты, Иванка, начни, – обратился «Кормчий» к одному из мужиков.

Тот вышел на средину дома, прямой, военной походкой, и громко начал перечислять заповеди: «Во-первой, нет другого Бога, кроме основателя нашей истинной веры, батюшки Филиппова. Потом, значит, нет другого учения, кроме нашего. И искать его не надо. Наше учение самое правильное. В-третьих, на чем поставлены мы, на чём живём, на том и должны стоять».

– Молодец, миленький. Молодец, родненький. Давай ты, Фёдор.

– Надо помнить заповеди, тогда все мы во всей вселенной найдем и поймаем то, что нам надо. Хмельного пить нельзя. Вино – это кровь дьявола. Только свою настоечку, специальную, домашнюю, в общине сделанную для работ. Плотского греха творить нельзя, окромя своей общины. Жениться на девицах не общинных нельзя. А лучше вообще не жениться. С жёнами жить надобно, как с сёстрами, – ответил Фёдор, приподнявшись с лавки.

– Теперь ты, сестрица Марфа, – обратился купец, к одной из женщин, имевшей приятное миловидное лицо.

Женщина лет тридцати встала и начала звонким, певучим голосом говорить: «Скверных слов не говорить, на свадьбы да крестины не захаживать, хмельные беседы не заводить. Помнить надо всем, что каждую сворованную копейку на том свете приложат к темечку вора иль воровки».

– Хватит, сестрица, а ну-ка ты продолжи, братец, Макар, – обратился главный хлыст к ерзающему на скамье мужику, невнимательно слушающему Марфу.

– Сие заповеди надо держать в тайне, ни отцу, ни матери не рассказывать. Ежели кнутом или огнем будут жечь – терпеть. Кто вытерпит, в случае чего, тот будет верный. Тот получит на том свете царство небесное, а в жизни радости всякие. Друг другу надо ходить, к общинным. Хлеб-соль водить, любовь творить. Всё, батюшка, – одним залпом выпалил Макар.

– Верно, всё. Не елозь больше, как блохастый. Теперь, перед работой, надо покаяться. Кто желает, кто виновен? – уточнил Пирожков-«Кормчий» у всего собрания.

– Я покаюсь, батюшка. Расскажу всему собранию о грехе своём, – сказал всё тот же Макар.

Он поднялся со скамьи и вышел в центр, стал на колени и стал говорить, обращаясь к присутствующим: «Третьего дня я вина выпил в городе. Проходил мимо трактира, встретил приятеля. Он меня пригласил, я в начале отказывался. Но тот упрекать меня начал, не хлыст ли я, что было делать? Вошёл я и усугубил вместе с ним. Признаюсь вам, как на духу. Что мне сделать батюшка?».

– Бей десять поклонов. Но вина твоя небольшая. То, что надо было тайну сохранить, спасает тебя, брат Макар. Все мы знаем, что обман ради сохранения тайны это и не грех совсем. Зверей этих, врунов и грязнуль, обманывать надо. Все, кто человека не общинного обманет, не корабельного, прощаются сразу. А иначе как нам тайну сохранить? – ответил «Кормчий».

Выполнив наказ, мужик вернулся на скамейку.

– Кто ещё желает прилюдно, при народе покаяние сделать? – опять уточнил главный хлыст, Филипп Матвеевич.

– Я желаю, – сказал молодой парень, встав с лавки и выйдя на середину.

Затем он стал на колени и тоже начал говорить, обращаясь к людям, сидящим на скамейках.

– Я вчера на базаре, в Туле, засмотрелся на одну приятную девицу из крестьянок. Торговала семечками. Даже разговор с ней начал. В блуд меня потянуло. Сам не свой стал от мужского желания. Не общинная она, чужая. Что мне сделать? – спросил он.

– Бей тридцать поклонов. Но полностью прощён будешь, если к нам в общину уговоришь вступить. И смотри мне, больше не балуй. Ну, а теперь, детушки, потрудимся, – ответил «Кормчий» и махнул платком.

Женщины встали со скамеек и весело затянули песню: «Уж вы, птицы, мои птицы, души красные девицы…». Недобой – плясун, один из молодых парней, взмахнул платком и образовался круг из мужчин. Они начали ходить по кругу, вокруг «Кормчего-хлыста», в такт песни, прихлопывая в ладоши. Женщины продолжали петь, всё более усиливая скорость произношения слов в песнях. Закончив одну, они начинали вторую и так дальше.

– Уж…, ах…, гой…, ой…, ох…, – слышалось со всех сторон.

Всё больше и больше ускорялся круг в своих движениях. Всё больше и больше росло возбуждение участвующих в этом действии.

– Начинаем, братики и сестры, одиночное! А кто хочет, то в схватку, – раздался голос Пирожкова.

Услышав команду наставника, главный танцор Недобой, первым, начал припрыгивать на месте и крутиться вокруг своей оси. Вслед за ним эти действия начали повторять все остальные. Вся община остановила «корабельный», общий танец и приступила к одиночным «радениям-работам». Все завертелись как могли. У кого-то получалось, у кого-то нет. Но все очень старались. Женщины запели новые песни, ещё более разухабистые и заводные. Особенно сильно крутился Недобой. Его рубаха разлеталась вокруг него, высоко оголяя волосатые, мужские ноги. Несколько человек подбежали к женщинам и схватили их за руки, чтобы начать «радения-работы» в схватку. В доме стоял шум и гвалт, оханье и уханье, похрапывание и посвистывание. «Корабельные», в своих диких плясках, неистово кружились, вертелись, что-то вскрикивали, хрипели, бессмысленно смеялись. Слышались подбадривающие крики: «Быстрее! Веселее! Поддай братцы! Ну давай, не зевай!». Наконец-то все устали и начали останавливаться. Пот катил градом с обезумевших лиц. Рубахи на плечах и груди были мокры от человеческой влаги.

– Отдыхаем, братья и сестры. Каждому сейчас скажу, что мне дух небесный сказал, – заявил, тяжело дыша, от кружений, Пирожков.

После этого он поочерёдно начал подходить к каждому из «корабельных». Набросив на присутствующего мужчину или женщину платок, «Кормчий» говорил несколько слов пророчеств. Эти слова касались или жизненного быта, или поведения в обществе каждого конкретного человека. Иногда он давал советы, увещевания или высказывал одобрения. Все присутствующие внимательно слушали рифмованные словечки «Кормчего», иногда сопровождая эти изречения диким смехом или не менее диким плачем. Иногда он говорил полную чушь и глупость, в такие моменты некоторые из «корабельных» начинали смеяться, накрываясь платками. Понять, смеются они или плачут, было невозможно. После того, как Филипп Матвеевич закончил пророчествовать, все ему поклонились и сказали в один голос: «Спасибо тебе, родимый батюшка, за твой труд. Во век не забудем твои старания».

– И вам спасибо, детушки, голубочки серые, за послушание. Теперь можно и подкрепиться, – ответил «Кормчий» и тоже поклонился всей компании.

Все поочерёдно подошли к столу, на котором стояли бутыли с напитком. Каждый, налив себе по стакану жидкости, медленно выпивал её. Запах алкоголя, смешался с запахами человеческого пота. Женщины вновь затянули разухабистые песни, с ещё большей скоростью повторяя слова. Вновь началась дикая пляска. Недобой подошёл к Пирожкову и внимательно заглянул в глаза.

– Давай, начинай. Летите, голубочки, летите, – громко крикнул хлыст-«Кормчий».

После слов старшего, Недобой поочерёдно подошёл к свечам и задул их. В доме воцарилась темнота, а вместе с ней пришла и полная тишина. Но длилась она недолго. Также как внезапно воцарилась, так же внезапно и разорвалась криками присутствующих. С разных сторон слышались слова: «Давай, начинай. Давай, начинай». Послышались стоны, всхлипы, крики. Везде была возня. Все «корабельные», кроме Пирожкова, оказались на полу. Начался свальный грех и человеческий блуд. Филипп Матвеевич постоял некоторое время, пытаясь рассмотреть в темноте, греховные действия своих братиков и сестричек, и вышел в сени. Там он переоделся в обычную одежду и направился к выходу. На улице его встретила свежая своим прохладным воздухом ночь и человек, ожидавший возле крыльца. Этот человек нетерпеливо прохаживался возле дома, заложив руки за спину.

– Здравствуй, Кормчий. Мир делам твоим, – поприветствовал, неизвестного человека, Пирожков.

– И тебе, Кормчий, не хворать. Мир дому твоему греховному, – ответил неизвестный.

– С чем пожаловал? Фёдор твой сказал, что видеть ты меня хочешь. Правда? – уточнил Филипп Матвеевич, главный хлыст.

– Хочу. Дело есть одно. А что, дела свои греховные, так и не прекращаешь?

– Кому греховные, кому нет. У тебя греха-то поболе будет. Человеков в живую плоти лишаешь. А у нас что, кто желает, тот и отдыхает. Говори по делу. Чего меня искал? – ответил Пирожков.

– Припрячь вот это. Пусть у тебя полежит, до лучших времён. Я тебе верю, так как знаю давно, – с этими словами, скопец- «Кормчий», как его назвал Пирожков, передал небольшой свёрток Филиппу Матвеевичу.

– Что, властей опасаешься? Трудно становится? – уточнил Пирожков, взяв свёрток из рук ночного гостя.

– Твоя правда, – ответил неизвестный.

– Сделаю. Схороню. Если мы друг другу не поможем, тогда кто нам поможет, – ответил Пирожков.

Перекинувшись еще парой фраз, ночные переговорщики распрощались. Филипп Матвеевич пошёл обратно в дом. А гость, выйдя из-за забора сел в экипаж, на козлах которого находился его незаменимый Фёдор.

Глава 20 Задержание в мелочной лавке

«Кому могли понадобиться чертежи? Что с ними можно сделать на территории Империи? Ровным счетом ничего. Их можно только продать за весьма хорошие деньги представителям иностранных государств. До ближайшего иностранного государства, Турции или Германии, больше двух тысяч верст. Нет, здесь, что-то другое, другой умысел, пока непонятный. Разгадка в переплетении интересов. Срок, определенный Струковым для проведения сыска по делу, заканчивался. Необходимо сегодня заручиться поддержкой генерала Бестужева по его продлению, пусть решает», – думал сыщик, двигаясь на извозчике к заводу.

С Петром они встретились в приемной, обменявшись взаимными приветствиями, направились к начальнику. Следуя к кабинету ожидали увидеть его в плохом настроении. Заранее готовясь к возможным упрекам в бездействии. Евграф понимал предполагаемую реакцию генерала. Утеряны документы, которые с большим трудом были добыты, возможно, военной разведкой, возможно, министерством иностранных дел. Возможно, всеми вместе, в интересах Империи. Сыщик мог догадаться, что в глазах управляющего военным министерством, Бестужев выглядит не в лучшем свете. Новое оружие нужно для России, такое же мнение и Сергея Ивановича Мосина. Если эти чертежи не найти, дело может закончится полной отставкой. Вошли в кабинет. Но на удивление, генерал был в хорошем настроении.

– Проходите, господа, проходите, – сказал он. – Вот, Евграф Михайлович, в ваш адрес имеется телеграфная депеша от Николая Никифоровича. А в мой адрес имеется депеша от управляющего военным министерством. Обе телеграфные депеши несколько меняют ход дела. Будьте добры, ознакомьтесь с обоими!

Тулин взял депеши и внимательно начал читать. Первая из них гласила: «Весьма секретно. Срочно. Главная Телеграфная станция в Санкт-Петербурге. Телеграфная депеша. Подано: в 06 часов 1881 год 20 августа. От города Санкт-Петербурга до города Тула. Начальнику Императорского тульского Оружейного завода генералу Бестужеву-Рюмину. Получена: в 06 часов 05 минут 1881 год 20 августа. Телеграф губернского города Тула. Оправлена на оружейный завод в 06 часов 20 августа.

Сообщаю вам. Король Дании Кристиан IX не одобрил механизм, известный нам. Назвал бесполезной тратой средств. Таково мнение и большинства Европейских государств. Только Британский банкир Ротшильд желает лично финансировать проект для достижения коммерческой выгоды. Угроза миновала. Продолжайте поиски. Ускорьте работы Мосина. В них пользы больше, чем в этом проекте. Управляющий Военным министерством. Генерал-адъютант Ванновский».

Несмотря на то, что служащим телеграфа было строжайше запрещено разглашать тайну переписки, депеши военного ведомства и других государственных ведомств всегда шифровались. Телеграфная депеша из Санкт-Петербурга, от управляющего военным министерством, была исполнена на французском шифре, но уже подверглась предварительному дешифрованию. Вторая депеша была гораздо проще. Отправка телеграфного сообщения из одного города в другой была очень быстрым способом передачи информации. До десяти минут и депеша в другом городе. В зависимости от срочности и значительности органа империи, отправившего депешу, дежурный почтальон немедленно отправлялся доставлять её адресату. В наиболее важных случаях для быстрой доставки практиковалась доставка верхом. Так же применялись служебные брички. Но, в связи с этим, стоимость отправки депеши телеграфом была совсем недешёвой. Состояла из основной стоимости самой депеши и стоимости каждого слова. Около пятидесяти копеек за слово. Вот Струков, начальник сыскной части, и экономил. У полицейского управления, по данной статье расходов, денежных средств на эти цели было не много. Текст телеграммы был следующий: «Тулину. Работайте. Ждите помощника и с ним документы. Струков».

Но больше информации было и не нужно. За продолжительный период совместной работы, Евграф научился с одного слова угадывать мысли и желания начальника. Сыщик улыбнулся, старый пристав, как всегда, хитрил. Сей текст гласил примерно следующее: «Дело весьма важное. Необходимо и дальше воплощать раннее определенные планы. Нахождение в Туле продлевается до особого распоряжения. Информацию, которую вы просили из Тамбова, не могу отправить телеграфом в связи с её важностью. Может быть и большим объемом. Но она найдена и представляет большой интерес. Поэтому и направлен курьер. В целом вами доволен».

«Кто же курьер? Струков обещал, если что, направить помощника! Хорошо бы кто-то из своих, давно известных. Тот, с кем уже работал! Было бы проще», – подумал сыщик.

В своей работе они со Струковым не доверяли ни работникам телеграфа, ни шифровальщикам. Тем более, что их в полицейском управлении и не было. Для расшифровки некоторых сообщений, с которыми они сталкивались в процессе сыска, приходилось документы отправлять в министерство иностранных дел. Там шифровальщики имелись.

Необходимость шифровать информацию действительно была. Революционеры не сидели на месте. Члены различных партий и движений были повсюду. Они не только активно изучали возможности сбора информации с переписок различных ведомств империи, но и сами активно применяли любые возможности зашифровать свои сообщения. Так, революционеры подпольных организаций Народная воля, Народная расправа, анархисты и другие, в целях конспирации применяли различные агентурные шифры. Наиболее распространенными из которых являлись такие, как «книжный шкаф». Шифр простой замены. Для него необходимы были книги – ключи. «Старославянский шифр» – замена букв на их числовое значение в старославянской письменности. «Невинные письма» – когда для получения истинного смысла письма было необходимо читать каждое шестое или другое по взаимной договоренности слово. Популярным был и тюремный шифр – «полибия», его можно было использовать для перестукивания между камерами. Например, буква «б» стояла на втором месте в алфавитном ряду и звучала она следующим образом: «длинный удар, пауза два коротких удара». Буква «в», стояла на третьем месте, значит она звучала как: «длинный удар, три коротких удара». Активно применялись подмены слов, например, «Владимир» – «Тула», «Французы» – «Городовые». Евграф предпочитал не усложнять процесс, тогда, когда он этого не требовал. Тем более, его служба сталкивала больше с уголовным элементом империи. Этот фартовый элемент общества особо к шифрам был не приучен. Да и необходимости в этом у «Иванов», «Жиганов», «Шпаны» и других видов уголовного элемента, не было.

– Так вот, господа, депеша управляющего военным министерством несколько упрощает дело. Видите ли, если вы не знаете, король Дании, Кристиан IX, исключительно авторитетная личность в Европейском мире. В России также! Его слова в корне меняют отношение к этому вопросу! Дело в том, что уважаемый король является отцом короля Греции Георга I, британской королевы Александры, чей муж Эдуард VII, является королем Великобритании, Ирландии и Императором Индии. Но самое главное, король Кристиан IX, отец нашей императрицы Марии Федоровны – жены нашего государя. Поэтому его мнение очень важно для военного министерства и нашего государя, – пояснил Бестужев.

– Да, действительно, это меняет дело! Может быть и стоит прекратить розыск вообще, – предложил, засмеявшись, Брежнёв. – Если так сказал король и нам не нужен этот пулемёт, тогда стоит забыть об этой истории.

– Нет, розыск прекращать нельзя. Так как судя по вашей информации, кража имела место. Это опасно для других секретов завода. Злоумышленников необходимо найти. Тем более это дело чести! Я прав, Евграф Михайлович? – ответил генерал.

– Вы совершенно правы, проведено много работы. Мы так или иначе близки к окончанию. Я уверен в положительном результате дела. Если оставить розыск преступников, тогда возможно ожидать любой беды от них, причём в любое время. Тем более, что скорее всего действует целая группа.

– Конечно, найти чертежи обязательно надо! Они продолжают представлять особый интерес для оружейного дела. Тем более, что с ними связаны смерти и убийства, – снова повторился Бестужев, – хотелось бы знать, что вы намерены делать дальше?

– Ваше высокопревосходительство, все необходимое по сыску пропавших документов делается. Скорее всего опознан убийца старшего приказчика. Имеются дополнительные данные по семье Ивана Фремова. Определенную информацию в наш адрес направил начальник Московской сыскной части. Думаю, что скоро мы покончим с этим делом, – уверенно заявил сыщик, не став рассказывать о вчерашнем пришествии.

– А вы что скажете, Пётр? – спросил Бестужев.

– Полностью с Евграфом Михайловичем согласен! Мы практически у цели! То, что я сказал, это неудачная шутка.

– Тогда продолжим, господа! Я в вас верю! С Богом! – подвел итог разговора, Бестужев, – Кроме того, посетите генерала Муратова сегодня, после полудня. Он вас ждет.

Евграф и Петр с уважением поклонились и вышли из кабинета, по дороге решив подышать свежим воздухом возле правления заводом.

– Значит, поездка в Белёв сегодня отменяется, поедем к Александру Ивановичу. Интересно, зачем он нас сегодня к себе приглашает? – задал вопрос Пётр.

– Получается, так. Кроме того, если вы помните, сегодня у нас встреча с графом де Тулуз-Лотреком, в ресторации. Предлагаю не приглашать Ольгу Владимировну, – напомнил сыщик.

– Сомневаюсь в этом. Она помнит и настроена на продолжение приключения. Если уж вы впутали её в это дело, то никоим образом она не отстанет от нас.

На улице сыщик увидел Пашку. Тот стоял, прислонившись к фонарному столбу. Увидев Тулина и Петра, мальчишка, не спеша, вразвалку подошел к ним. Не церемонясь, поправив картуз, начал разговор, активно жестикулируя руками. Он был чрезвычайно важен от той информации которую хотел рассказать. Разговор начал на языке бывалого обитателя трущоб, видимо, по его мнению, это добавляло ему серьёзности.

– Я тебя, дядя, уже третий день дожидаюсь. Хочу тебе кое-что рассказать. Помнишь, мы с тобой третьего дня вот этого искать поехали, – показал он пальцем на Петра.

– Конечно, помню. Потом пропал ты куда-то, без объяснений, – ответил сыщик.

– Никуда я не пропадал, я делом занялся, для тебя старался, – обиженно ответил паренёк.

– Не обижайся, продолжай, – предложил сыщик.

– Так вот, когда шпалять начали в этой лавке, а ты с револьвером облаву решил устроить, побежав на второй этаж. Я сразу подумал, что делу хана и ты сейчас там хорошее шмоне устроишь! Скумекал я, что может поблизости кто-то и стрём держит.

– Это он о чём? Что за чушь? – тихо спросил Пётр.

– Давайте послушаем, перебьём его, обидится паренёк, убежит и поминай как звали! – так же, тихо ответил сыщик.

Пашка внимательно посмотрел на обоих, увидев, что они внимательно слушают, продолжил: «Посмотрел я туда, сюда, заметил одного, он клифт-прикид имел хороший. По нему сразу было видно, что на стреме стоял, пока ухарский извоз за подмогой побежал. Я за этим фрайером смотреть начал. Как только шпалять начали в лавке, фрайер озираться начал, видимо понял, что корешу хана пришла. Решил, значит, закос сделать. Начал ваньку-дутика искать, а нигде нет его. Искал, искал, но не нашёл. Тогда он чуть ли не бегом побежал. Я за ним. Наконец-то, поймал он ваньку-дутика, сторговался и укатил. Думал я, все, не найду этого фрайера».

– И что же дальше? – спросил Евграф.

– Но не на того напали, я многих Ванек знаю лично, – вытерев нос тыльной стороной правой руки, продолжил Пашка, – это был дядька Семен с бана, с вокзала. Там я кружу постоянно. Там и с тобой, дядя, познакомился, когда ты рога обломал, Степке – упырю. Дядька Семен привозил, наверное, какого-то барина, а то может и фартового на эту улицу. Как только фрайер этот укатил, я побежал на бан, пока добрался, уже к вечеру дело шло. Долго я ждал дядьку Семена, искал его, искал, только к вечеру дождался. Начал уговаривать, ещё время потерял. Вначале он ни в какую не хотел хазу фрайера раскрывать, отмазы всякие кидал. Потом, когда я про вас рассказал и рубль серебром пообещал ему, от вашего имени, он поделился. Рассказал, что фрайер хазу держит где-то на Киевской улице, вместе с мелочной лавкой.

– И где же это дядька Семён? Где его искать? – с волнением, спросил сыщик.

– Да вот стоит, недалече, на своей кобыле! Всё сам и расскажет, – показывая на извозчика, сидящего в пролетке с накаченными колесами, хитро улыбнулся Пашка.

– Отлично! Зови его к нам! – попросил Евграф.

– А зачем звать? Он не хочет особо светиться, боится! На двух экипажах поедем. Он впереди дорогу покажет, у мелочной лавки остановится. Вот и всё. Главное рубль отдай, чтоб вручить ему.

– За деньгами дело не станет. Все получите. И ты, и извозчик.

– Я сразу понял, когда с тобой поехал на Петровскую, что дело будет с вышивкой. Ты, дядя еще на бане мне понравился, когда меня от упыря спас. Фартовый смотрю ты человек, поэтому я и решил помочь. Не подумай, что за твои деньги-филки.

– А как он выглядел? – спросил Евграф.

– Кто? Фрайер? – уточнил Пашка.

– Да, да! Фрайер, – улыбнулся сыщик.

– Рост ниже вашего, по плечам вам будет. Полноватый, с животиком, волосы зачесаны на бок, жиденькие такие, белесые. Лицо полное, щекастое. Руки короткие, кисти пухлые. Вот так и выглядел. Фраер как фраер!

– Молодец! Спасибо тебе! Сейчас поедем.

– Это кто? Что за босяк? – задал вопрос Петр, отводя Евграфа в сторону.

– Это Пашка! Я его на вокзале от какого-то карманника спас, избивал мальца за неудачную кражу. Хочу вытащить из плохой жизни, а то сначала малолетний преступник, а потом каторга. Чем-то на меня похож в этом возрасте, может на завод возьмете кем-нибудь? Посыльным, например. Мальчишка не глупый, толк будет.

– Давайте обсудим с генералом. Может, посыльным пригодится, хотя сомневаюсь. Уж больно речь у него красивая. Представляете, если он письмо передаст кому-то с такими оборотами? – засмеялся Пётр.

– Да это он от важности своей так разговаривает. Удивить нас хочет. Нахватался в подворотне всякой чепухи. Он и не то ещё сказать может. Может и частушки пропеть! На самом деле, ловок и в деле, и в языке.

– Подумать нужно. Хотя генералу и знать об этом не надо. Прикажу сам в канцелярии ко мне прикрепить. Пусть растет при заводе, если просите.

– Если результат по делу будет? И мы чертежи найдем, я думаю его высокопревосходительство, в просьбе не откажет! Особенно, узнав о его роли в поиске документов.

– А что он рассказал? Я особо ничего не понял, – уточнил граф.

– Это смесь двух жаргонов. Феня – это блатной, уголовный жаргон, офеня – это язык, на котором разговаривают мелкие торговцы галантереей. Иногда языки так сливаются, что разобрать их невозможно.

– И что дальше? Какая суть всей этой фени-офени, – вновь сердито уточнил Пётр, не понимая веселья сыщика.

– Хорошо, сейчас переведу, – сказал сыщик с улыбкой. – Пашка, после того как услышав выстрелы и увидев, что я побежал на второй этаж, заметил гуляющего человека. Был он в хорошей одежде. Делал вид, что он занят прогулкой. После выстрелов начал нервничать. По мнению Пашки, он занимался тем, что наблюдал за подходами к дому, пока его напарник убивал и грабил. Когда этот человек понял, что подельник попал в тяжелую ситуацию, решил немедленно уйти с места событий. Для чего нанял извозчика. Нам повезло, паренёк знает этого извозчика, который работает на вокзале. Так вот, Пашке удалось договориться с извозчиком. Тот готов за рубль показать нам, где на Киевской проживает этот человек. Мальчишка утверждает, что рядом находится бакалейная лавка и возможно этот человек в ней хозяин.

– Теперь более понятно. Надо ехать на Киевскую. Наверное, еще кого-то взять надо для подстраховки? – с волнением сказал Пётр.

– Конечно, может и ошибка, напрасно потревожим человека. Но это шанс, надо проверить версию. Согласен с вами, надо ехать. Поедем одни, оружие у меня при себе. На улице день, чего опасаться?

– А если это не ошибка? И тот, к кому мы сейчас поедем, реально замешан в убийстве или в деле похищения документов? Мы что ему предъявим? У нас же свидетель малолетний! Ему перед законом веры нет, – уточнил Пётр.

– Я уже об этом подумал. Мы ему предъявим записку, которую нашли возле убитого приказчика. Кроме того, он не знает, что у нас свидетель малолетний. Говорить ему об этом не будем, солжём и слукавим. Для дела это полезно. Нам главное документы найти, – ответил Евграф.

– Насколько мы его можем задержать по закону?

– На основании свидетельских показаний и записки, которая косвенно указывает именно на него? Наверное, этого кренделя сможем суток на двое, трое. Если улики подтвердятся, тогда суток на четырнадцать для начала! Только есть одна особенность! Если его через полицейский участок проведем для задержания и там оставим, ничего не получиться. Во-первых, весь город к утру знать будет. Во-вторых, все, кто захотят с ним поговорить, обязательно поговорят, помешать этому мы не сможем. Если это тот, кого мы ищем, нам бы еще и испугать его немного! Чтобы он понял, что дело не шутки и попал он в серьезные передряги, понимаете, граф? – уточнил сыщик.

– Понимаю, конечно! На арапа редко кого возьмёшь, тем более торгового человека. Если не признается ни в чем и улики не подтвердятся, тогда через двое-трое суток придется отпустить, – рассудил Пётр.

– Подумайте, граф! Какие варианты есть, чтобы и закон не нарушить и дело огласке не предать. Надо его изолировать от публики и покровителей. Задуматься надо заставить!

– Есть одна мысль! На кордегардии, где городской караул стоит, можно разместить. У Одоевских ворот. Там четыре комнаты, одна из них для военных арестантов, которая пустует постоянно. Гауптвахта там, по совместительству. В Туле стоит сейчас только штаб и 4-я рота резервного пехотного батальона. Командир роты штабс-капитан Николай Алексеевич Мишкин, часто у генерала бывает. Достойный офицер и порядок у него жесткий. Думаю, что Бестужев указания отдаст, для него это пара пустяков, – ответил Пётр.

– Может, хватит болтать уже? Поедем или испугались? Или не интересно то, что рассказал? Дядька Семён ждать не будет! Деньгу теряет ожидаючи! – сердито спросил паренёк, вмешавшись в разговор.

– Едем, но тебе с нами опасно! Поэтому ты после Киевской домой поезжай, извозчику еще сверху доплачу за твою поездку. Деньги на вот, забери. Здесь извозчику и тебе за помощь.

– Извозчику отдам, мне не надо. Я же сказал, что не за филки с тобой дружу. Но вначале я с вами, в сторонке постою. Может, понадоблюсь для показа, тот фрайер или нет. Без меня не узнаете. В дом или мелочную заходить не буду, посмотрю со стороны, с улицы. Потом по делам пойду, если нужен буду, найдёте меня на вокзале.

– Ну, как знаешь! А не хочешь со своей жизнью шалопутной распрощаться, за ум взяться? Например, на Оружейный завод пойти работать, грамоте обучится? – спросил Евграф.

– Подумаю я дядя, как надумаю так приду, а если не надумаю, не поминай лихом.

Выехали от оружейного завода в двух экипажах. Миновали Посольскую улицу и последовали на Киевскую улицу. В одном, двухместном, гордый Пашка, с кучером Семеном. Во втором, четырехместном, стареньком, повидавшем жизнь ландо, Евграф и Петр.

Следуя в купеческую лавку, мысли сыщика невольно крутились вокруг жизни купеческого сословия. Пользуясь случаем, он решил поговорить с графом о тайнах и особенностях жизни тульских купцов.

– А сколько сейчас капитала нужно иметь, чтобы записаться в купеческую гильдию и что она дает? Вы должны знать, если воспитывались в купеческой семье, – спросил Тулин, следуя с Петром в одном экипаже.

– Не меньше пятидесяти тысяч рублей для первой гильдии. Двадцать тысяч для второй. Восемь тысяч для третей. У каждой гильдии свой статус. Купцов первой и второй гильдии нельзя наказывать телесно, да и третьей наказывают редко. Кроме того, купцы первых двух гильдий могут получать чины и награды, почётные звания. Кто в первой гильдии, может носить шпагу и мундир, если губерния ему их присвоила. Но, если деньги кончились, всё обратно возвращается, к началу.

– Это всем известно! А что, порядки жизни у тульских купцов сильно от московских отличаются?

– Да нет, всё едино. Денег меньше, а люди те же. У нас тоже своих и безбородых – современных, и бородатых хватает. Дед у меня бородатый, старой закваски, но справедливый, самодурством не отличается. А товарищ его безбородый всю семью, как в тюрьме держал. Сын у него до тридцати лет всё говорил: «Как тятенька скажет, как тятенька велит, как тятенька прикажет». Когда отец умер, того как понесло кутить. Начались пьянки да гулянки, прикуривания от денежных купюр, цыгане да различные дамы лёгкого поведения. Так за один год всё промотал и пропил. Всё, что отец всю жизнь по рублю копил, да преумножал. В Москве таких тоже много, у нас поменьше, но есть.

– В чём отличие бородатых от безбородых купцов? Кое-что я знаю об этом, но мало, коль уж разговор зашёл на эту тему!

– Да особо ни в чём. Вроде бы считается, что бородатые – это наши внутренние купцы. За границу не лезут, или не хотят, или размаху мало. Безбородые и за границей приторговывают, и нового в торговле не чураются. Стараются фабрики и мануфактуры открывать, детей учить по дворянским нормам. Но, это раньше так считалось, сейчас этих граней нет. Главное, что в голове и в душе. Борода на мозг особо не влияет. Единственно, что новых, быстро разбогатевших, не особо любят. В старый круг долго их не пускают, вначале доверие полагается заслужить.

– А вот мне говорили, что купцы мастеровых и дворян особо недолюбливают. Это правда?

– Как вам, Евграф Михайлович, сказать, всяко бывает! Как и у всех людей. К мещанам да крестьянам купеческие люди относятся как к равным. Мастеровых не любят только за одно, за их пьянство. Чиновников бранят, если только чрезмерными поборами они увлекутся. А вот к дворянам подход особый! Дворянам завидуют и не доверяют, с ними только корысть рассматривают. Если купец с дворянином дружбу завел, то корысть где-то обоюдная есть.

– А вот что касается замужества. Как же купеческие дочери замуж выходят, они же обычно из дома ни ногой. Приданного много ли полагается при замужестве?

– Вы, Евграф Михайлович, не жениться ли решили на купеческой дочке? Хорошо, расскажу, а то вдруг и правда решили! Женитесь и знать не будете, чего и сколько положено. Обманут вас, вокруг пальца обведут!

Пётр заливисто засмеялся и начал рассказывать: «У купцов второй гильдии полагается жениха или невесту искать по солидности семьи, по доходам. Можно присматриваться на тайных смотринах, во время гуляний. Затем, посылается сваха, которая вначале изучает мнение родителей на этот счёт. А после обсуждается приданное».

– По приданному поподробнее, – засмеялся сыщик.

– Хорошо, слушайте. В приданное входит обычно до десятка различных церковных образов. Серебряных или других, но не менее дорогих. Потому, как первично вначале духовное милосердие, а уж затем и мирское. Три-четыре цепочки золотые, серебряные или жемчужные, с крестиками или образами. Серьги, перстня, кольца не меньше дюжины, а то и больше. Разные платки и шали. Французской тафты, кисейные, газовые, бумажные, кашемировые, пуховые – в общем всякие. Количеством дюжин десять, можно и больше. Платьев тоже дюжины две. Верхнего холодного и теплого платья тоже много. Особое место занимают шубы. У невесты должны быть шубы из соболей, на лисьем меху, общем количеством четыре-пять. Все новые. Бельё в огромном количестве. Обязательно несколько комодов, гардеробов и сундуков. Вся спальня за счет невесты. Много одежды и для жениха. Можно и деньгами. В общем всего не счесть и не рассказать.

– А вот если дворянин захочет жениться на купеческой дочке или наоборот. Как считается это в купеческой семье?

– Вот тут всё сложнее. Если дворянин захочет жениться на дочке купца, тогда вначале посмотрят, не обобрать ли захотел? Есть ли свой капитал у этого дворянина. Дворянки за купцов редко замуж выходят. Только если нищие уж совсем. К ним тоже недоверие, а вдруг умыкнёт часть богатств? Хвостом крутанёт, да в свой круг обратно и уплывёт. Да и у дворян считается не правильным жениться на купчихе. Редко такие браки долговечны и счастливы. – вздохнул с горечью Пётр.

«Вот я дурень! Затронул больную тему!» – подумал Евграф и замолчал.

Подъехали к нужному адресу. Дом располагался в самом конце Киевской улицы. Недалеко от Киевской заставы и Ямской слободы. С одной стороны, это была окраина, а с другой стороны покупатели были всегда, так как проезжих было много. Дом был в два этажа, достаточно большим. В одной части, скорее всего, жили хозяева. Кроме того, видимо, здесь сдавали одну или две комнаты приезжающим. Особенно нуждались в этом те, которые прибыли поздно и не хотели ночью искать ночлег в незнакомом городе. Другую часть дома занимал магазин по продаже бакалеи. В лавку имелся собственный вход. От него вокруг всего дома имелся крепкий глухой забор, за которым был слышен громкий лай собаки На воротах размещался большой крест от злого сглаза. Над входом в лавку размещалась вывеска: «Бакалейная торговля. Магазин-лавка Кузьмы Кузьмича Платинина». Справа и слева также были размещены вывески с надписями и рисунками товаров. Как только Евграф и Пётр вышли из коляски, из-за подворотни высунулась большая голова цепного пса, злобно их облаявшая. Во дворе дома скорее всего располагались, как это было принято в купеческом сословии, склады для лавки, различные кладовые, сеновал, баня, ледник, конюшня, прачечная.

«Где-то я уже встречал эту фамилию», – подумал, Евграф и вспомнил про визитку, которую обронил Степка-«упырь» на вокзале, когда избивал мальчишку. Сыщику сразу вспомнился странный пассажир в купе поезда и встречающий его человек, подхвативший саквояж. Этот эпизод в памяти запомнился смутно, но если бы он встретил того помощника, то непременно бы его узнал.

«Так вот где магазин купца Платинина», – подумал сыщик.

– Спасибо тебе, Семен, – отдавая рубль извозчику, сказал сыщик, – если что, буду обращаться. Поможешь?

– Завсегда, барин, что надо сделаю, плати только, а за рубль благодарствую.

– Поезжай, больше не нужен.

Извозчик, спрятав рубль во внутренний карман, поклонился, не слезая с козлов, привстав на пролетке. Не спеша, довольный заработком, покатил по Киевской обратно. Пашка отошел немного от дома. Привалился к забору в решимости наблюдать за дальнейшими событиями. Вошли в лавку и огляделись. Лавка была богата товаром. Хозяин видимо торговал всем, чем мог. Кроме бакалеи (икры, сыра, орехов, колбасы, хлеба) имелось мыло, лампадное масло, спички, керосин, сапоги, платки и многое, многое другое. За прилавком неустанно бегали трое, торговля шла бойко. Но всего торгашей было четверо. Молодец, о шестнадцати годков, который был средним чином в любой лавке. Два младших чина, торговые мальчики, лет двенадцати. Мужчина лет тридцати, по-видимому, приказчик, полностью соответствующий описанию Пашки.

Евграф с Петром не торопились, решили подождать, пока выйдут все посетители. Сыщик вспомнил, что именно его он видел на вокзале встречающим купца. Приказчик весьма ловко управлял лавкой. Взгляд бегал то с покупателя на товар, то с товара на входную дверь, то с двери на покупателя. При всем этом, он успевал прикрикивать на помощников. Которые то приносили товар покупателю, то уносили его, то взвешивали, то упаковывали и завертывали. Пространство лавки было небольшим, но они умудрялись «летать» по узким заставленным товаром проходам. Даже не задевая друг друга, не мешая ни себе, ни покупателям.

Жизнь торгового мальчика была не простой, хочешь жить «в шоколаде» – крутись. Нужно было лет пять пробегать в этой условной должности помощника. Перетерпеть унижения и от хозяина, приказчика и молодца, которые за любую провинность давали хороших тумаков. Надо было встать раньше всех, нагреть самовар, сбегать за свежим хлебом. Да мало ли чего? Лечь позже всех, убравшись после рабочего дня. Что добудешь у покупателя, то и съешь. По-другому никак. Поэтому, обманывать, хитрить, обвешивать и приворовывать учили с детства. Не сможешь, тогда не быть торговому мальчику молодцом! Евграф знал, как торгуют такие резвые и сноровистые помощники. Они могли отправить покупку на весы легким незаметным броском и товар сразу прибавлялся в весе. Весы показывали совсем другой результат. Жизнь во впроголодь у жадного купца заставляла их проводить обвес «на бумажку». Это тогда, когда большое количество ненужной упаковки также добавляло вес покупке. Обычно это практиковалось при упаковке рыбы, колбасы и круп и другого примерно похожего товара. Были хитрости вообще достойные цирка. Когда обвес отрабатывался «на путешествие». Пока покупатель ходил в кассу для оплаты товара, ловкий торговый мальчик отрезал от товара небольшой кусочек или отсыпал крупу. Были в употреблении и поддельные гири с большим весом. Применялись и «радуги», когда сорта рыбы или мяса быстро менялись с дорогих на дешёвые, пока покупателю заговаривали зубы. Вот для этого обычно при приказчике и работали молодцы, а также два-три торговых мальчика. Сами мечтавшие стать вначале молодцами, потом приказчиками, затем и купцами. Но, в прочем, были и честные, их было гораздо больше чем вороватых.

Дождавшись выхода последнего покупателя, Петр быстро затворил входную дверь на засов. Произошло это практически перед носом какой-то бабы, желавшей войти. Баба завопила, на чём свет. Начала ругать лавку, грозясь никогда больше не ходить к ним за покупками. Внимания на неё никто не обратил. Появление господ в лавке, как говорил простой народ, не осталось ни замеченным. Приказчик краем глаза начал следить за ними, но виду, что его интересуют господа, не показывал. Когда Петр закрыл дверь, он взял в руки топор, а молодцеватый помощник дубовую палку. Мальцы в страхе прижались к стенам. Вдвоём угрожающе начали приближаться к непрошенным гостям, приняв их за лихой люд.

– Стоять! Московская полиция! – жестко и громко потребовал сыщик, разворачивая служебный документ сыскной полиции, и держа его в левой руке.

Правой он держал револьвер, быстро извлеченный из кобуры, который направил на старшего приказчика. Его примеру последовал и Петр, направив револьвер на молодца, который подошел значительно ближе.

– Титулярный советник Тулин. Московская сыскная часть! Быстро отошли и положили топор и дубовьё на прилавок! Кто здесь хозяин?

Видя два револьвера направленные на них, оба остановились. Осторожно и испуганно бросили своё подручное оружие на пол там, где стояли. Старший хрипло ответил: «Я приказчик. Хозяина нету, в Москву за товаром уехав! Дня через два будет. Чего надоти?».

– Мы к вам, любезный! Хотелось бы уточнит некоторые вопросы, без свидетелей – обратился к нему, сыщик, не убирая револьвер, но спрятав документ в карман.

Приказчик посмотрел на помощника, затем на мальчишек. Те все поняли и быстро пропали во внутренних помещениях.

– На улицу идите. Нужны будяте, позову! – крикнул он им в след.

Внутренняя дверь хлопнула и наступила тишина. Взгляд приказчика изменился, стал услужлив, на лице появилась «медовая» улыбка. Руки суетливо теребили рубаху.

– Чем могу быть полезен? Федор, приказчик при лавке. Если нужен хозяин, то он в отъезде. Будет возможно завтра или через день. В Москву уехали-с! Если что из бакалеи или чего другого подсказать, к вашим услугам-с.

– Пока хозяин нам и не нужен. У нас вопросы к вам, Фёдор! – сказал сыщик.

– На все вопросы отвечу с превеликим удовольствием.

– Я их, если позволите, задам. А вот основание – еще раз предъявила документ от сыскной полиции Евграф.

– Верю, барин! Верю, ваше благородие! Но, если позволите полюбопытствовать, хотелось бы прочесть.

– Читай, не тороплю! – ответил сыщик.

Федор начал читать документ, шевеля губами, на лице его ничего не изменилось. Видимо, давняя работа приказчиком из обычной улыбки сделала «маску лица с улыбающимся видом». Читал он в слух, останавливаясь на каждом предложении, думая и осознавая прочитанное, поднимая глаза на сыщика, как будто бы проверял его терпенье или реакцию на такое медленное знакомство с документом. Наконец-то полностью прочитав документ «от корки до корки» и внимательно осмотрев гербовую печать и подпись московского обер-полицмейстера, генерала Янковского. После этого, начал разговор настороженным голосом: «Чем обязан столичной полиции? Особо сыскной части. У нас в Туле такой и нет совсем, я и хозяин мой, уважаемый купец второй гильдии, Кузьма Кузьмич Платинин, законы не нарушаем-с. Образ жизни ведем богобоязненный. Товар-с продаем обычный, бакалейный, не испорченный. Людишек не обворовываем-с. Квартальный надзиратель почти каждый день заходит. Против воли государевой себя не мыслим-с».

– Хотелось бы паспортную книжку или вид на жительство посмотреть, – уточнил сыщик.

– А как же, господин титулярный советник, а как же. У меня паспортная книжка в порядке. Околоточный надзиратель проверял. Я человек серьезный, законы соблюдаю. На три года выписан паспорт. Всё по ходатайству хозяина моего, Кузьмы Кузьмича. Сейчас, секунду-с и представлю.

Федор быстро вернулся за прилавок. Видимо открыл какой-то сейф или шкаф. Евграф и Петр, держа в руках пистолеты, не спускали с него глаз. Он это видел краем глаза.

– Не стоит беспокоиться. Человек я мирный. В жизни пистоля в руке не держал. Уберите, ради Бога. Страшно мне под пистолем стоять!

– Всё-таки есть документ или нет? – спросил сыщик, не убирая револьвер.

– Как же нет книжки, господин Тулин? Конечно, есть, все в лучшем виде. Мне ж за товаром приходиться выезжать, в том числе и в другие губернии. Вот пожалуйте, паспорть, на гербовой бумаге. Все, как у хозяина моего, только плакатный, по сословию моему. Я, ваше благородие, значит, из крестьян. Собственник, торговлей занимаюсь. По коммерции работаю-с. А вы говорите, нет паспорта?

Сыщик взял документ и начал внимательно читать. В паспорте было написано:

«По указу Его Величества Государя Императора Александра Николаевича. Самодержца Всероссийского и прочая, прочая. Объявитель сего, Тульской губернии Алексинского уезда сельца Алешня крестьянин-собственник, промышляющий торговлей, Фёдор Фёдорович Фремов. Уволенный в разные города и селения Российской Империи для собственных надобностей по торговой и коммерческой части, вперёд на два года. По происшествию сего времени явиться ему обратно. В противном случае будет поступлено с ним по закону. Дан сей документ по документу, записанному в книге под номером 25 из Алексинского уездного управления. С приложением печати оного 1 января 1881 года. Секретарь уездного управления Листов».

Паспорт был настоящий, выданный по всем правилам, с гербовой печатью и орлом в верхней части. Там было еще много чего написано. Например, приметы. Возраст, двадцать пять лет. Рост два аршина. Волосы соломенного цвета, жидкие. Брови такие же. Рот большой. Глаза на выкате, серые. Особые приметы – лицо в оспах. Подбородок круглый. Семейное положение – не женат. Приметы полностью соответствовали оригиналу. Но это сейчас совсем не интересовало сыщика, он прочел документ и удивлённо посмотрел на Петра. В паспорте было написано: «Объявитель сего Тульской губернии Алексинского уезда, сельца Алешня, крестьянин-собственник, промышляющий торговлей, Фёдор Фёдорович Фремов». Евграф и Петр молча смотрели друг на друга, не веря своей удаче. Нашёлся родственник покойного. Появилась первая ниточка в расследовании. Это была удача.

– Любезный, а не братом ли приходитесь Ивану Федоровичу Фремову, чиновнику оружейного завода? Похожи весьма? – обратился к приказчику, сыщик.

– Знаете брата моего? Приятно мне, конечно, но рассорились мы! Уже года как три не общаемся. Хотя в одной губернии живем и в одном городе. Обидел меня сильно, за человека не считает! Сам собой гордится, своим положением, а меня раньше времени из училища забрал. В неучах оставил! Так бы и я чиновником стал. Теперь вот керосин разливаю, да продаю. Я в уездном училище учился, да злоба его замучила, жадность. Платить за меня надо было, а он не хотел. Родители уже померли к тому времени. Сиротами мы стали. Денег лишних не было, – запричитал приказчик.

– Так что, вообще не видитесь и не общаетесь? По церковным праздникам не встречаетесь? – спросил Евграф.

– Не желаю я с ним общаться. Он меня забрал и в услужение купцу отдал, к Кузьме Кузьмичу. Да только Кузьма Кузьмич человечным оказался, степенным, настоящим отцом и хозяином.

– Значит, хорошо тебе при купце? – уточнил сыщик.

– Хорошо, не скрываю. Он меня всему обучил, на дорогу праведную поставил. Торговать без обмана приучил, людей не обворовывать. Сами знаете, какие купцы бывают. Вместо обеда чай и то раз в день. Что своруешь у покупателя, то и ешь. А если воровать не научишься, то в петлю хоть полезай. Кузьма Кузьмич не такой, он богобоязненный. Очень я его уважаю! Он мне и отец, и брат. Справедливый да добрый хозяин! – с умилением закончил Фёдор.

– А сестра где ваша, милейший?

– Сестра у меня тоже есть. С ней тоже не общаюсь, потому как полностью сторону брата держит! Одна у них мысль на двоих!

– Интересные семейные отношения!

– Что тут интересного? Многие так живут. Каждый сам себе указ!

– Где живут не знаешь? Чем занимаются? – уточнил сыщик.

– Не знаю, где Иван и она. Живут-с сами по себе. Не знаю и знать не желаю. Родители давно померли, поэтому Бог всем судья. Плохого им не желаю, однако знать про них ни плохое, ни хорошее не хочу. У меня отец названый, Кузьма Кузьмич, он мне и родственник, и друг, и хозяин. При нем работа и наука торговая есть. Дай Бог, года через два-три своё дело открою, – опять с умилением сказал Фёдор.

Евграф и Петр переглянулись. Удача уплывала. Или он действительно не общался с родственниками или тщательно скрывал. Хотя и мог не знать про смерть брата. Похорон-то еще не было, так как труп был не найден, несмотря на вялые продолжающиеся поиски.

– Знаете, Федор Федорович, к вам еще есть вопросы! Где вы были около двух часов дня, третьего дня, этой недели. Не было ли вас по какой необходимости на Петровской улице? – спросил сыщик.

– Как же не был, был-с, ваше благородие. Долго был-с, гулял я долго!

– С какой целью, позвольте спросить? – уточнил сыщик.

– Причина очень проста. Житейская, так сказать. Мужская, человеческая, так сказать. Познакомился в понедельник на вокзале с одной мещаночкой, моего возраста. Приглянулись мы с ней друг другу. Договорились встретиться и погулять вместе. Улицу эту специально выбрали, дальняя она, не заметная. Барышня отца опасается больно сильно. Да только напрасно я её ждал часа два, все ноги избил гуляючи. Новые сапоги только истоптал, не пришла та барышня. Все понапрасну. Видимо, или передумала, или отца убоялась. Что с них, с баб бестолковых возьмёшь? Не обязательные они, наших переживаний не понимают-с, – уверенно ответил Федор.

– А ничего особенного не заметили на Петровской, когда вы барышню ожидали? – хитро спросил сыщик.

– Как же не заметил, заметил! Пальба началась в одном из домов. По-моему, там, где представительство спичечной фабрики Курской губернии размещено. Мы там спички не брали еще ни разу, поэтому сам я там не был. Но по звукам, скорее всего, там. Я как пальбу услышал, испугался, так и начал извозчика искать. Еле нашел. А когда нашел, двойную цену дал, чтоб на Киевскую отвез. Знаете, ваше благородие, я человек сугубо мирный. По болезни и в армию не взяли, с головой бывает плохо. Причина не известна, только Господь Бог знает. Припадочный я, по весне и осени в припадке бываю. Травами лечусь. Знахари помогают, заговаривают. Поэтому, боюсь я всяких выстрелов и опасностей, – спокойно сказал Федор.

– Ну, а не знаете ли вы милейший, человека одного? Из Алексинских городских жителей, Герасима Кондратьева, друга вашего по обучению в училище.

– Помню! Только знать не хочу. Он, да брат, повинны в моей неудачной учебе. Знать не хочу об этом человеке ничего, жизнь мне испортил, – зло сказал приказчик.

Евграф подозвал к себе Петра и тихо полушепотом сказал: «Или вправду ничего не знает или врёт. Вы посмотрите, брата и сестру знать не желает из-за пустяковой причины. Где они живут – не знает, хотя живет с ними в одном городе. Находился в одном месте с бывшим приятелем своим, Герасимом Кондратьевым, в одно время. Однако, даже не столкнулся на улице. По-моему, надо брать его в оборот. Достаю последний козырь».

– Верится, милейший, с трудом. Дело в том, что рабочие со склада, видели вас в представительстве. Кроме того, интересная бумага обнаружена на месте убийства, письмо к своему хозяину. Не знаете к кому и о чём?

– Откуда мне знать, ваше благородие? Приказчика того знать не знал. У меня свой хозяин есть! А что, убили его? Не дай Бог такому приключиться!

– Так вот, письмо это предназначалось курскому купцу Леониду Николаевичу Титову. В нем он о вас много хорошего рассказывает. В том числе, что вы от имени своего хозяина Кузьмы Кузьмича, хорошую коммерцию ему предлагаете. Торговлю фосфором сырцом. Что скажете на это? – прижал сыщик, приказчика к «стенке».

– Откуда мне знать, что этот покойный приказчик писал? Может, какие сомнительные дела-макли от хозяина задумал, а меня приплёл! – уверенно ответил Фёдор.

– Пишет в письме, что первую партию уже приобрели за хорошие деньги. Кстати, в этом доме Герасим Кондратьев тоже был убит, при попытке нападения на полицейского, – жестко, с напором, сказал Евграф, слукавив про нападение на полицейского.

– Знать не знаю, о чем вы, ваше благородие, говорите. Люди оболгали. Герасима не жалко, с молодости он себе такую дорогу нарисовал.

– Вот документ, прочтите! Читайте, чтобы у вас не было сомнений – с этими словами, сыщик подошел к приказчику ближе и предъявил ему письмо.

Тот начал медленно читать, чем больше он погружался в чтение, тем больше лицо его начинало выражать смятение. Фёдор вдруг всхлипнул. На глазах появились слезы. Он вдруг упал на колени и на коленях начал двигаться в сторону сыщика.

– Оболгали, не был я там! Оболгали, зачем не знаю. Не знаю никакого приказчика из Курска. Зачем мне какой-то фосфор, для чего? Его и продать то некому. Ваше благородие, не дайте погибнуть! Только жить начал!

– Вставай, хватит Ваньку валять! Вашего брата знаю хорошо. У нас в Москве и не то еще умеют, не того насмотришься. Собирайся. Задерживаю на четырнадцать дней, для проведения дознания. Подозреваешься в подготовке убийства приказчика купца Титова, – жестко и требовательно сказал сыщик, умолчав что разрешения на задержание ещё не было.

Не выпуская из вида Федора, Евграф и Пётр, проследили как он собрал все необходимое. Отдал распоряжение помощнику. Потом вышли из лавки, сели в ландо. Задержанного сыщик посадил рядом с собой и дал команду ехать к Одоевским воротам. У задержанного изменилось лицо, когда он услышал куда держит путь. Он внимательно посмотрел на спутников. Не найдя ответа на лицах, решил спросить: «Разве не в участок следуем, ваше благородие. Зачем нам Одоевские ворота? Там участка нет».

– Милейший, кроме убийства старшего приказчика, я подозреваю вас в военных преступлениях! Потому, и к Одоевским воротам, там гауптвахта! Сегодня и завтра там посидите! Потом мы поговорим, может, по сговорчивее станете. Там сыро, мокро, это позволит осмыслить все грехи. Если честно расскажите правду, тогда подумаю о создании для вас лучших условий.

– Нечего рассказывать, оболгали! – опять запричитал Фёдор.

– Всё, хватит! Надоел! Завтра поговорим! – сердито заявил сыщик.

Вначале прибыли на оружейный завод. Евграф остался с задержанным. После слов сыщика, Федор всю дорогу молчал, видимо обдумывая свою судьбу. Петр поднялся к генералу, но находился у него недолго. Вернулся с распоряжением к штабс-капитану Мишкину. В документе было изложено требование поместить задержанного, и не допускать к нему посторонних. Исключение составляли титулярные советники Тулин и Брежнёв. Прибыв на гауптвахту, предъявили распоряжение генерала. Начальник караула, увидев печать и подпись генерала, беспрекословно принял задержанного в камеру. Обещал «глаз не сводить» и доложить штабс-капитану в кратчайшие сроки. Он в скорости ожидался с проверкой.

– Пётр Владимирович! Прошу вас, отдайте указание, чтобы никаких продуктов от родственников и близких не передавали. Направьте немного денег на закупку снеди для задержанного, за счет завода.

– Обязательно! Евграф Михайлович, обязательно!

Поместив задержанного на гауптвахту, вернулись в правление. Унтер-офицер Кудинов ждал перед кабинетом Петра. Поздоровались, прошли в кабинет.

– Прошу присядьте и начинайте докладывать о результатах, – предложил Тулин.

– Доложить особо нечего, ваше благородие. Все кладбища проверили. Захоронения или старые, или разрешённые. Подозрений не вызывают. Опушки леса прочесали, следов тоже нет. Труп как в воду канул. Предлагаю собрать рыбаков да осмотреть возле оружейной слободы все доступные болота. На лодках и плотах по ним походить, у берегов поискать. Если команду дадите, так с сегодняшнего дня и начну.

– Спасибо, Павел Фёдорович, спасибо! Достаточно поисков. Незачем учеников школы отрывать от занятий. Нет больше необходимости в этом. Думаю, завтра или послезавтра мы многое узнаем. У нас есть задержанный. Я надеюсь, что он кое-что расскажет.

– Что вы говорите, ваше благородие. Вам с Петром Владимировичем поймать преступников удалось? Кто это, прошу поделитесь! Это те, кто на вас нападал в Оружейной слободе или те, кто приказчика убили? – с волненьем и интересом задал вопрос Кудинов.

– Нет, мой друг, завтра все узнаем! Обещаю, что в скорости что-то расскажу. Поверьте, ваше отношение к долгу не останется без награды. Не держу более.

– Хороший служака, побольше бы таких. Только вот откуда он про убитого приказчика узнал? Хотя, ничего странного, город маленький, возможно, сплетни ходят вовсю! Прошло достаточно времени. – сказал Евграф, после того как унтер-офицер вышел из кабинета.

– Что будем делать дальше? – спросил Петр.

– Что дальше? Дальше остается только ждать! Вы же знаете, что Струков обещал скорого прибытия курьера. Задержанный пусть посидит, подумает. Думаю, что завтра мы его навестим. Мне кажется, он станет сговорчивее. Надо искать сестру Фремовых. Возможно, она что-то знает? Торгового молодца и торговых мальчиков опрашивать, на мой взгляд, пока бессмысленно, но хорошо бы обыскать дом Платинина и его самого допросить.

– По допросу и обыску дома купца надо заручиться чьей-то поддержкой. Он купец второй гильдии, скандал может быть большой. Предлагаю немного подождать. Вначале надо обсудить это с Муратовым.

– Полностью согласен, но пока не время. Сегодня обсуждать не будем. Помните, граф, вы мне хотели рассказать свою историю? Не время ли сейчас, пока будем следовать к Муратову?

Глава 21 Граф и графиня Брежнёвы

По дороге к генералу Муратову, Петр, собравшись с мыслями, начал рассказывать о своей жизни: «Мой прадедушка являлся незаконно рождённым ребёнком, появившемся на свет от взаимной любви двух знаменитых для России государственных особ. Его назвали Алексеем. Чтобы избежать молвы и преследования, любящая мать была вынуждена отдать маленького ребёнка на воспитание в семью своего камердинера. В ней ребенок долгое время воспитывался совместно с родными детьми верного слуги. Камердинер был очень предан. Когда рождался Алексей он поджог свой дом, чтобы отвлечь нелюбимого и опостылевшего мужа от родов, так как всему обществу было известно, что супруг очень любил наблюдать за пожарами. За свою преданность он был щедро вознаграждён. В дальнейшем стал бригадиром и владельцем тысячи душ крестьян. Умер в чине тайного советника, а его дочери были фрейлинами императрицы. В дальнейшем Алексея воспитывал Иван Иванович Бецкой, будущий президент императорской академии художеств. Что самое интересное, тоже внебрачный сын, только генерала-фельдмаршала, князя Трубецкого, соратника Петра Первого. Фамилия Бецкой была сокращенной от фамилии отца – Трубецкой. Кстати, Иван Иванович инициатор основания Смольного института».

– Таких тайн никогда не знал. И ничего о них не слышал! – удивлённо сказал Тулин.

– Слушайте дальше, ещё не то услышите. В тысячу семьсот семидесятых годах, Алексею Григорьевичу присвоена фамилия Бобринский. В дальнейшем, в 1782-м году Алексей Григорьевич, после окончания сухопутного кадетского корпуса в Санкт-Петербурге получил звание поручика армии. После выпуска из кадетского корпуса, совместно с лучшими выпускниками, отправился в путешествие по России и за границу. В начале объехал большое количество городов Российской империи. Затем посетил Вену, Венецию, Флоренцию, Рим, Неаполь, Женеву. После возвращения в Россию, был поселён в Лифляндии, одной из Прибалтийских губерний Российской империи, на берегу Рижского залива Балтийского моря. Где приобрёл замок для постоянного проживания. Через некоторое время сочетался браком с урождённой баронессой Унгерн-Штернберг из остзейских немцев. Она была дочерью коменданта Ревельской крепости. В 1796 году Алексею был пожалован графский титул. Закончил службу генерал-майором, удалившись от суеты в свое имение в Богородицк. В отставке занимался сельским хозяйством, периодически навещал Санкт-Петербург и замок в Лифляндии. Похоронен Алексей Григорьевич в семейном склепе в Бобриках. У Алексея Григорьевича от счастливого брака было четверо детей. Не буду утомлять ваше внимание длительным рассказом о них. Все прожили достойно и с пользой для отечества. Старшего сына назвали Алексей Алексеевич Бобринский. Дед рано ушел в отставку и занялся сельским хозяйством и развитием сахарной промышленности. Он построил пять сахарных заводов, один из которых в селе Михайловском в Тульской губернии. Занимался добычей угля с земель своего имения в Бобриках и поставкой его в Пруссию. В браке родилось трое мальчиков, одним из которых является мой отец – граф Владимир Алексеевич Бобринский. Вы еще не запутались? – спросил Пётр.

– Напротив! Это очень интересно! Продолжайте.

Пётр улыбнулся и продолжил: «Мой отец, граф Владимир Алексеевич, ранее занимал большой пост в министерстве путей сообщения. Имеет чин генерал-майора и действительного тайного советника. Сейчас в отставке, по болезни. Проживает в Киеве, в местечке Смела. Там стоят сахарные заводы, построенные еще дедом. Занимается развитием сахарного производства. В 1861 году, находясь по делам в Туле, встретил мою матушку Марию Гавриловну Брежнёву, дочь купца из Венева. В дальнейшем сочетался с ней браком. Брак изначально был мезальянсом, неравным. В браке родители прожили недолго, три года. От брака родилось трое. Я, ваш покорный слуга, старший из детей в семье. Ещё Ольга и Емельян. Дед Гаврила Никитич Брежнёв назвал меня в честь Петра Первого. Вот и вся наша история. Кстати, не самая грустная. Мы поддерживаем отношения с отцом, часто переписываемся».

– Да, не простая у вас семейная история, – задумчиво сказал Евграф.

– Наша матушка вообще была против того, чтобы соединились две фамилии Бобринские и Брежнёвы, но потом, уважая наше мнение, смирилась. Мы не снобы и не страдаем излишним высокомерием. В семье нашего деда, Гаврилы Никитича, мы привыкли к простой купеческой жизни. Многие знают нашу историю и положение в обществе, например, Бестужев. Но это не мешает ему иногда ругать меня для пользы дела, – подвел итог Пётр.

В ходе разговоров и не заметили, как подъехали к резиденции начальника губернского жандармского управления. Вошли в здание, прошли в приемную, с разрешения адъютанта были допущены в кабинет. Александр Иванович сидел за столом, рассматривая документы. Как только Евграф и Петр вошли, он пригласил их присесть за рабочий стол, напротив него.

– Добрый день, господа! Как мне старику приятно видеть молодых сыщиков.

– Добрый день, ваше высокопревосходительство, – в один голос ответили Евграф и Пётр.

– А вы, граф, делаете необычайные успехи в сыске. Что особо впечатляет, что в этом участвует и графиня. Я готов вас взять к себе, в жандармское управление. Смею уверить, на достойную должность. Давайте, оставляйте своего старика Бестужева, переходите ко мне!

– Александр Иванович, вы шутите! Вы же знаете, что Ольга имеет своё мнение на государственное управление Россией. Да и я не смогу у вас служить! Я же, не дисциплинирован!

– Согласен, согласен! Вы, действительно, свободолюбивый человек, да и генерал Бестужев вас любит. Это я так, к слову сказал. Так сказать, шутка. Шутка и больше ничего. Евграф Михайлович, а как ваши успехи?

– Ваше высокопревосходительство, вам ли не знать! Мне кажется, что вы знаете каждый мой шаг, – ответил Тулин.

– Ну уж, конечно, не каждый! Но знаю много, вы правы. В том числе и про ресторацию, и про ваши выдумки про Китай и императрицу Китая. Должен сказать, вы сильны в выдумках. Когда узнал, вначале долго смеялся. Молодец! Однако с Китаем вы угадали, попали в самую точку.

– Благодарю вас, ваше высокопревосходительство! Из ваших уст слышать такие слова, всё равно что орден получить.

– Пригласил по делу. Знаю, что вы встречаетесь сегодня в ресторации с Тулуз-Лотреком. Попрошу продолжать эту дружбу. Развивайте тему Китая. Тем более, кажется, она ему весьма интересна. Также поговорите об Америке. Скажите, что вы не прочь уехать из России.

– Для чего? – уточнил сыщик.

– Я всего сказать не могу, но о кое-чем могу с вами поделиться. Есть информация, что сей французский граф не для строительства железных дорог приехал. Совсем за другим. Он активно ведет переписку любовного содержания с неким агентом женского пола – Л.Ф., предполагаю, что она зашифрована. Кто эта особа, мы не знаем. Но содержание писем скорее всего далеко от любви. Еще настораживают его встречи с купцами. Составлен список, с которыми он активно встречается. Но нам кажется, что из этого списка его интересует только кто-то один. Остальные только ширма. Но кто он и для чего он нужен графу де Тулуз-Лотрек, пока не известно.

– Позвольте уточнить. То есть вы считаете, что француза интересует конкретное дело, связанное с одним из тульских купцов? В то же время он имеет отношение к Китаю? Кроме того, ведет какую-то неизвестную переписку с человеком из Америки?

– Примерно так. Этот американец нам не известен. Мужчина это или женщина? О чем переписка в действительности? Вот вопрос! – ответил Муратов.

– Хорошо! Что делать нам с Петром Владимировичем? Идти в ресторацию и продолжать пытаться вникнуть в планы француза? Узнать, что его интересует?

– Хорошие вопросы молодые люди. Да, необходимо продолжать общение с графом, возможно удастся что-то узнать. Скоро он начнёт вам доверять. Только одно! В ресторацию необходимо идти не только с Петром Владимировичем, но и с Ольгой Владимировной. Без неё вы очень подозрительны. С ней не внушаете подозрений. Просто глуповатые мужчины при умной, желающей денег, женщине!

– Благодарим, ваше высокопревосходительство, – в один голос сказали гости генерала, не пытаясь скрыть иронии.

– Полно, полно обижаться. Я ещё не всё сказал. Это же для пользы дела, ради успеха, – засмеялся генерал.

– Возможно ли посмотреть письма, это что-то может дать в изучении француза, – уточнил сыщик.

– Копию письма я дам. Кроме того, в ваш адрес, Евграф Михайлович, вскоре придёт интересная информация. Не буду рассказывать, но ваш начальник сыскной части раздобыл её для вас.

Я пока и сам не понимаю, как все эти случайности связать в единую цепь. Но, думаю, с вашей помощью мы всё это соединим в единый узел. Кроме того, вы правильно сегодня поступили, поместив задержанного приказчика на гауптвахту. Продолжайте с ним работать.

«Старый лис уже знает, что мы задержали Фёдора. Ничего невозможно скрыть», – подумал Евграф.

– Вот копия переписки француза, отдаю вам. С одной стороны, они просты и понятны, с другой стороны, мы пытаемся их дешифровать. Если хотите, займитесь этим и вы. Все три письма получены в разные дни. Наша служба перехватила их соответствующим образом на почте и сделала копии. Кто вам прочтёт? – уточнил Муратов.

– Прочтёт Ольга Владимировна, она знает британский.

– Да, конечно. Совсем забыл про графиню, действительно, она знает язык. Что касается задержанного Фёдора Фремова, никаких указаний от меня нет. Занимайтесь с ним сами. Если интерес появится у жандармского управления, дам знать. И вот еще что, никакой необходимости ехать в Белёвский замок нет, я всё для вас узнал. Убийца курского приказчика, некий Герасим Кондратьев, действительно отсидел в тюрьме, за убийство по неосторожности. Там свёл дружбу с такими же босяками, как он сам. Это Мишка Коновалов, по кличке – Коновал. Егор Пустов, по кличке – Пустой. Оба они отбывали сидку за темные дела, которые случались на дорогах и трактах под Калугой. Там в одно время очень дюже купцов, да и прочий богатый люд грабили. Со смертным боем были случаи. Взяли их на ворованном имуществе, убийства доказать не смогли. Шайку свою они не выдали, поэтому отделались не каторгой, а только Белёвским замком, – поделился информацией, Александр Иванович.

– А что, они уже на свободе? – уточнил сыщик.

– Да. Вышли они на свободу практически все в одно время. Год назад. Я думаю, что все вместе держатся. Но после гибели Герасима в Курском представительстве остальные, могли затаиться. Может, и вообще из Тулы ушли. Если только кто-то ими повыше не руководит, кроме Фёдора.

– А есть ли фотографические карточки или описание преступников? – спросил Евграф.

– Только описание этих душегубов, – с этими словами Муратов передал сыщику два листа бумаги.

– Ваше высокопревосходительство! Как вы думаете, купец этот, Егор Платинин, не может с ними в единой шайке состоять?

– Думал я уже об этом, всяко может быть. Кстати, французский граф с ним тоже один раз встречался. Но потом интерес потерял, как мне кажется. Вот, заодно, и этот вопрос попытайтесь узнать. Вы сегодня в какое время встречаетесь с графом де Лотреком?

– Время прежнее, около двадцати одного часа, в ресторации.

– Отлично, удачи вам. Вот видите, наше с вами сотрудничество взаимно полезно. Как только будет необходимость, приглашу вас. Спасибо, что не отказываете старику, – с этими словами Александр Иванович встал, показывая о том, что аудиенция окончена.

Встали и Евграф с Петром, любезно попрощавшись вышли из кабинета начальника жандармского управления. Садясь в экипаж, Петр задумчиво заявил: «Вы знаете, Евграф Михайлович, до вашего прибытия в Тулу я считал старика врагом себе и Ольге. Теперь думаю, что он нас искренне опекает. Удивительно, как вы влияете на ситуации».

В ресторацию решили ехать все вместе, пригласив по дороге Ольгу. Заехав на Пятницкую, застали её в полной готовности и в новом красивом, вечернем наряде. До встречи оставалось ещё около часа, свободное время решили занять прогулкой по Миллионной.

– Ольга Владимировна, хотел бы обратиться к вам с вопросом и просьбой, – сказал Тулин воспользовавшись, что граф отлучился в охотничий магазин.

– Пожалуйста, Евграф Михайлович, к вашим услугам.

– Скажите, почему вы помогаете мне?

– Так вы же помогли мне, в поезде. Считаю обязанной, поэтому и помогаю. Вас это устроит?

– Да! Устраивает полностью. И наконец-то просьба.

– Согласна рассмотреть, но не готова выполнить, – рассмеялась Ольга.

– Да не волнуйтесь. Всё очень просто. Прошу перевести некоторые выражения с британского на наш родной язык, – попросил сыщик.

– Давайте ваши выражения.

Сыщик раскрыл лист бумаги, который получил от Муратова и представил Ольге, на нем имелось три письма:

«Dear Earl, I wish to inform You that our friend in T., he urged to accelerate the preparation of the move. Your L. F».

«My dear Count when You finish Your work, I miss you. Your L. F».

«Count I miss. «Streams merge with the River, and with the Ocean – the River.

Mixed sweet peace and mountain wind forever.

Everything in the world is connected.

It is the destiny to unite all in one…So I’m not with you?

Look, mountains cling to the Sky, waves stroking each other.

There is no forgiveness for those two flowers that do not get along with each other. Your L. F «».

Она начала читать. Затем, прочтя, задумалась. Вздохнула и наконец сказала: «Евграф Михайлович, вы, конечно, наверное, занимаетесь чем-то очень серьёзным, но зачем читать чьи-то любовные письма? Это же неприлично!».

– Ольга Владимировна, конечно, читать переписку других людей очень и очень неприлично. У меня совершенно нет никакого личного интереса, просто я сыщик и по долгу службы обязан это делать. Поверьте мне! – несколько удивлённо сказал сыщик.

– Ну, полно так сердиться! Сейчас переведу всё то, что здесь написано. Итак, слушайте: «Дорогой Граф, я хочу сообщить вам, что наш друг в Т., он призвал ускорить подготовку переезда. Ваша Л. Ф.» – это в первом письме. В следующем: «Дорогой мой граф, когда вы закончите вашу работу, я скучаю по тебе. Ваша Л. Ф». Наконец в третьем: «Граф я скучаю. «Ручьи сливаются с Рекой, а с Океаном – Реки. Смешались сладостный покой и горный ветер навеки. Все в мире соединено. Положено судьбой соединяться всем в одно… Так что ж я не с тобою? Взгляни, льнут горы к Небесам, друг друга волны гладят. Прощенья нет тем двум цветкам, что меж собой не ладят. Ваша Л. Ф.».

– Так это поэт Шелли, – воскликнул сыщик.

– Евграф Михайлович, совершенно верно. Безобидная переписка какой-то дамы с графом де Лотреком. Шелли один из любимых моих поэтов. Американская дама, Л.Ф., тоже его любит. А откуда он известен вам?

– Я, Ольга Владимировна, тоже его иногда читаю, – мило ответил Евграф, не став рассказывать для чего он использует стихи. Вспомнив, сколько раз они пригодились для знакомства с хорошенькими дамами.

– Удивительно! Не ожидала от вас таких увлечений. Вы знаете, как он трагически погиб?

– Да, он утонул в Средиземном море, – ответил Тулин.

– Так что, Ольга, ты перевела письма графа? – спросил подошедший Пётр.

– Да, Ольга Владимировна их перевела. В них, на мой взгляд, нет ничего опасного. Скорее всего, генерал Муратов просто взволнован и слишком осторожничает по поводу этого француза. Кроме того, он говорил о каком-то шифре. Здесь нет никакого шифра. Всё на виду.

– Олечка, переведи мне тоже. Хочу ознакомиться. Хорошо иметь сестру, знающую иностранные языки.

Компания остановилась и Ольга вновь перевела все три письма.

– Да, я тоже поддерживаю вас, Евграф Михайлович. На мой взгляд это обычная любовная переписка. Генерал действительно слишком подозрителен, ему всюду мерещится заговор.

Подошли к ресторации. Даже на улице было слышно, как пели цыгане. Ровно в двадцать один час вошли в Хиву. Публики было много. Заливисто пел и плясал цыганский хор. Женщины были в хороших дорогих пёстрых юбках с оборками. В ярких кофтах с широкими рукавами. С монистами и огромными шалями на плечах, расшитых восточными узорами и с бахромой. Они выглядели как сказочные существа из неизвестного общества. Мужчины блистали в казакинах и полукафтанах, расшитых золотыми галунами. Всё это необычайно яркое сообщество крутилось, вертелось, прыгало, пело и плакало одновременно. Одним словом, поражало взгляд и душу, заставляло сердце весело трепетать. Если у человека не было настроения, то оно сразу появлялось от цыганской песни. Вся компания невольно залюбовалась этим хором. Петр даже начал притоптывать одной ногой, за что получил сердитый взгляд сестры. Граф де Тулуз-Лотрек сидел за тем же столиком. Он сразу заметил знакомую компанию, жестом пригласил к себе за столик. Они подошли. Граф был очень весел, даже возбужден.

– Olga Vladimirovna, messieurs, comme vous le voyez![7] Как видите, у нас очень весело. Ольга Владимировна, сударыня, вы выглядите божественно и не подряжаемо, впрочем, не только сегодня, но и всегда. Пётр я завидую вам, не нужно ни каких денег, при такой жене. Ваша супруга – бриллиант! – заявил граф, вставая из-за стола, на смеси русского и французского языка.

– Спасибо граф! Моя супруга действительно бриллиант! Но принадлежит сей бриллиант, только мне!» – с сарказмом, ответил Пётр.

– Граф, вы сама любезность, французские мужчины умеют говорить любезности и польстить даме. Пьер, прекрати капризничать, граф не хотел тебя обидеть. Ведь правда, граф? – разрядила обстановку Ольга.

– C’est vrai, je demande mille excuses.[8] Пьер простите меня. Если я, что-то сказал не так, как принято у вас в России! – поправился де Лотрек, видя недовольство Брежнёва.

– Я предлагаю присесть за столик, любезно предложенный графом и перейти на язык той страны на территории которой мы находимся. Насладиться пением этого прекрасного табора, а затем перейти к ужину и делам, – предложил сыщик, разряжая надуманную Петром сцену ревности. Которая, впрочем, ему понравилась. Сыщик был тоже против «павлиньих» перьев де Тулуз-Лотрека.

– Спасибо вам, Евграф Михайлович, а то бы эти два петуха заморили меня и вас голодом. Давайте выбирать блюда и вино. Прошу, начните обсуждать наши вопросы! – мило сказала Ольга, взяв в руки меню.

– Да, давайте о делах. Я, господа, получил согласие нашего Болгарского правительства на ту миссию, которую мы с вами обсуждали в прошлый раз. Болгарское правительство готово обратиться к дому Романовых с просьбой помочь с производством и продажей оружия для Болгарии, в количестве двадцати пяти тысяч ружей. Обращение поступит в течении этой недели. Думаю, что при нашей дружбе с Россией, отказа ожидать не приходится.

– Просто отлично, ваша светлость! Но есть особенность. За сколько времени завод сможет произвести столько ружей и как ввести в дело господина Второва? – уточнил Тулин.

– Завод сможет выпустить эти ружья партиями по тысячи штук в месяц, – добавил с важным видом Петр.

– Что касается господина Второва, я не вижу проблем. Он прибывает в Болгарию, обсуждает финансовые вопросы напрямую с представителями правительства. В дальнейшем, оставляет инструкции и ждёт свой товар в Монголии. Ваша императрица Цыси будет довольна, – внимательно выслушав Евграфа и Петра, сказал граф де Тулуз-Лотрек.

– Отлично, я завтра же телеграфирую Александру Фёдоровичу Второву. Думаю, согласится. Он доверяет мне полностью. Кроме того, я завтра же сообщу министру, который меня направил, чтобы он воздействовал на начальника завода, – ответил Тулин.

– Господа, если вы закончили, то я предлагаю насладиться песнями и танцами цыган. В них столько самобытности и внутренней народной красоты, – жеманно заявила Ольга.

Цыгане, как будто ждали её слов. Как только взоры компании повернулись к ним, хор начал петь ещё с большей удалью. Одна из цыганок, самая старшая, подошла к столику. Остальные, как будто бы, и не и заметили её ухода. Всё пели и плясали, покоряя и заводя присутствующий народ.

– Налачэ мануша пхэндлэ, со рома джювалэ: лачэ мануша пхэндлэ со амэ соловьи. Плохие люди сказали, что цыгане вшивые, хорошие люди сказали, что мы соловьи. Э чиб бикокалэнгири, тэ кокалы пхагирла. Язык без костей, а кости переламывает, хочу погадать вам барин, – сказала она, обращаясь к графу де Тулуз-Лотреку, мешая русский и цыганский язык. Вначале говоря фразы на цыганском, а затем повторяя их сразу и на русском.

– Пожалуйте, милая! – ответил подвыпивший граф.

Цыганка взяла руку француза, развернула ладонью к себе и начала говорить: «Я хоть и не шувани, но гадать умею хорошо и правильно. Жить, барин, будете долго, но вдали от родины, в чужеземных странах. Увидите многие перемены и умрёте от вина От ваших излишеств, в далекой восточной стране. Жизнь ваша будет яркой и красивой. Многие женщины будут сходить от вас с ума. Помочь своему старшему другу не сможете, да и не нуждается он в помощи и дружбе. Не интересны уже другу своему, другой жизнью он живёт».

– А денег хватит ли на жизнь? – спросил Тулуз де Латрек.

– Бог ум даёт, а чёрт хитрость. Вам всего дано в полной мере, всего хватит и денег тоже. Но, недолго они в руках держатся будут, придут и уйдут. Вы – птица вольная. Проживете более восьмидесяти годков. Только помните, что люди тоже не дураки, не заиграйтесь. Э мыцакиро кхэлыбэ-сы мышоскиро мэрибэ, игра кошки – есть смерть мышки.

– Погадай нам всем, чудесница, – попросил Петр.

Евграф и Ольга промолчали.

– Хорошо, баре, погадаю! Только не обижайтесь и не кляните меня, если что не так. В начале тебе, барин, – сказала она, посмотрев на Тулина.

– Тебе, барин, трудиться в жизни предстоит много, однако труды твои будут тебе в радость. Всё, что ты захочешь, сбудется. Проживёшь великие перемены. Счастлив ты в жизни сейчас и будешь счастлив и дальше. Потому как сам себе судьбу создаёшь. Мануш барвало, зорало-инкэ на годявер мануш, человек богатый, сильный – еще не мудрый. Стремись к мудрости, это вечно, она поможет достигнуть успехов. Счастье у тебя будет с той дамой, которая у тебя сейчас в мыслях.

– Что тебе, барин, сказать. Счастливый ты, удачливый. Хорошо, что понимаешь. Сарэ манушэндэ кокалэ парнэ и рат лолы. У всех людей кости белые и кровь красная, не кичишься своим родом. Это поможет найти хороших друзей, – кивнув на Тулина, сказала Петру цыганка.

– Хоть не просила ты меня погадать, милая, всё равно скажу, – обратилась цыганка к Ольге. – Хвост у тебя быстрый. Сама ты себе жизнь не определила, мучаешься в мыслях. Брось все модные замашки и вернись к бабьей жизни. Твоя судьба перед тобой, но сердце мне говорит, что ты поймёшь это не сразу. Будь гитарой с хорошими струнами, гитара без струн никому не нужна. Тогда у тебя всё получится в жизни. Фыдыр гудьваре манушеса тенашавес, чем деленеса теластес! Лучше с умным потерять, чем с дураком найти!

– Что-то я не совсем понял! Почему вся ваша жизнь, Ольга Владимировна и ваша, Пьер, крутится возле господина Тулина? – засмеялся де Тулуз-Лотрек. – Не увлечён ли Евграф Михайлович вашей супругой, Пьер?

– Спасибо тебе, милая, держи серебряный, – Тулин вложил в руку цыганки рубль, стараясь побыстрее уйти от неприятного разговора.

– Кон ромэскэ доплатяла, одолэс ром крэпкос уважинэла! Кто цыгану доверяет, того цыган крепко уважает! Спасибо тебе, барин, верь словам моим, так всё и будет! Кон мангэ на патяла, одолэс обхухавава, кон мангэ патяла, последнёнэса угостинава! Кто мне не верит, того обману, кто мне верит, последним угощу! Удачи тебе! – с этими словами цыганка с высоко поднятой головой, красивым танцем с чечеткой отошла от стола компании.

– А почему вы, Евграф Михайлович, хор назвали табором, – спросила Ольга, несколько смущённая гаданием.

– Дело в том, что каждый хор это и есть табор, а табор есть хор. В нем все поют. Жениться, как правило, положено на своих. Хотя и не возбраняется найти себе половину и за пределами. В этом коллективе строгая дисциплина, там помогут и спасут. Когда надо вылечат. В нём рождаются и умирают. Для цыгана табор, это самое главное.

– А кто такая шувани? – вновь задала вопрос Ольга.

– О, шувани? Это цыганская ведьма! Значение слова в переводе с цыганского – ведающая тайными знаниями. Исцеляет и проклинает. Помогает советами и практическими колдовскими заклятиями! Владеет различными ритуалами гаданий и заговоров. Хранит эти знания из поколения в поколение. Цыгане не считают ведьм злыми и приносящими беду. Наоборот, они их очень уважают и почитают за мудрость и знания. Шувани охраняет табор и приносит ему богатство и удачу. Хранит спокойствие. Она никогда не зарабатывает гаданием и песнями, тем более каким-либо мошенничеством. Своему ремеслу учится с малого возраста и получает весь свой багаж знаний годам к девятнадцати. Затем продолжает учиться колдовству и заговорам, науки лечения людей всю свою жизнь, – совершенно серьёзно разъяснил Евграф.

– Откуда вы всё это знаете? – спросила Ольга.

– По роду службы. В Москве цыган достаточно.

– Довольно о цыганах, господа! Хотел бы задать вопрос, нет ли у кого из вас знакомых в Ташкенте? Хотелось бы посетить этот красивый и старинный город, – устав от темы беседы, изменил ход разговора граф де Тулуз-Лотрек.

– Есть один знакомый офицер, но знакомство шапочное. Некий подпоручик Лисицын, сын полицмейстера из уездного города Алексин. Он получил назначение для службы в Ташкент.

– Так вот оно что. Вы нашли этого несколько буйного подпоручика в Алексине? Он оказался сыном полицмейстера? – удивились Ольга и Пётр.

– Да нашёл, совершенно случайно. Встретился в Алексине. Оказался хорошим малым, извинился за своё поведение.

– Ваша светлость, если желаете, я напишу записку этому молодому человеку. Вы можете с ним встретиться, но поедите ли в Алексин, всё-таки шестьдесят верст! – спросил Тулин.

– Ради него, конечно, нет. Говорят, что там есть лечебный источник. Хотелось бы посетить, поэтому подумаю. Но записка не помешает. Возможно, съезжу. Если нет, то найду его по приезду в Ташкент. С вашего позволения, передам привет от вас, Евграф Михайлович.

– Каковы ваши интересы в Ташкенте? Почему не Самарканд? Говорят, что там похоронен легендарный Тамерлан, – спросил сыщик.

Француз задумался. Было видно, что вопрос застал его несколько во врасплох. Подумав, ответил: «Имеются коммерческие интересы. Коннозаводство. Меня интересуют Карабаиры. Удивительные кони. Выносливы и неприхотливы. Могут пройти за двое суток до трёхсот вёрст. Существует поверье, что они были выведены от знаменитого Буцефала, коня Александра Македонского. Хотел бы заняться разведением данной породы».

– Не посетите ли Китай, находясь в Ташкенте? – не унимался Евграф.

– Таких планов у меня нет. Однако, если наша с вами коммерция удастся, тогда обязательно. Рано загадывать об этом. Не хотел бы испугать удачу, – закончил неприятный разговор француз.

– Наверное, нам пора, Пьер. Уже поздно. Завтра тяжёлый день, мне необходимо быть в гимназии.

– Вы преподаёте? Разве в России графини работают, как вся публика? – удивился граф де Тулуз-Лотрек.

– Я – да! Не считаю это зазорным. Преподаю французский в гимназии для девушек из благородных семей.

– Je vous admire, Olga Vladimirovna. Vous n’êtes qu’un ange![9] – с уважением воскликнул Тулуз де Лотрек.

– Да, нам стоит откланяться! Было очень приятно провести вечер с вами, граф! Мы надеемся на продолжение нашего общения, – подвел итог Пётр, вставая вместе с сестрой.

– Пожалуй, граф, я тоже удалюсь, – добавил сыщик.

– Хорошо, ждем высочайшего решения. Я думаю, оно скоро придёт. Но, а я, пожалуй, останусь ещё. Эти песни и танцы пьянят душу. Заставляют забыть всё тяжёлое и плохое. С этой музыкой хочется летать, как птице.

– Вы правы! Но, к сожалению, нам пора, – сказала Ольга.

– Господа, не оставляйте меня надолго. Буду ждать вас в любое время, хотя бы у себя в квартире. Как вам будет угодно меня посетить, не стесняйтесь, приезжайте! До полудня, а то и позже, я всегда без выезда, в гостинице.

После недолгих прощаний, компания оставила графа де Тулуз-Лотрек в одиночестве. Он с большим удовольствием продолжал наслаждаться цыганским хором. Евграфу с Петром Владимировичем обсуждать особо было нечего, решили распрощаться, а назавтра встретиться у гауптвахты для допроса Фёдора.

Глава 22 Тайны белых голубей

Утром следующего дня Евграф и Петр встретились, как и договаривались, у гауптвахты. Как только они поприветствовали друг друга, их внимание привлёк всадник, который на полном скаку приблизился к ним. Остановив коня практически перед молодыми людьми, он выкрикнул: «Срочно вызывает его высокоблагородие генерал Бестужев. Требует прибыть немедля, по особому делу. Встревоженные неожиданным вызовом они отказались от допроса, решив перенести его на другое время. Запрыгнув в коляску, быстро поехали в правление. В приёмной генерала находился Егор Егорович, надзиратель московской сыскной части.

– О, Егорыч! Депешу от Струкова привёз? – спросил Тулин, обрадованный прибытием старого товарища.

– Здравия желаю, ваше благородие. Николай Никифорович отправил, говорит: «Поезжай Егорыч, помоги титулярному советнику. Что-то дела не спорятся»! А я что, быстро собрался. Бабу поцеловал, детей приголубил и сразу к вам.

– Рад я тебе, Егор Егорович! Хорошо, что именно ты прибыл! Вдвоём сподручнее работать. Подожди нас, я думаю, мы не задержимся.

Генерал, обычно вежливый и уравновешенный, в этот раз, нервно заявил: «Черт знает что происходит! Надо в шею гнать полицмейстера, совсем распустил народ. Нет порядка и дисциплины в губернии».

– Что произошло, ваше высокопревосходительство?

– Сегодня рано утром прибыл курьер из Москвы. От вашего начальника, Евграф Михайлович. Привезли документы на мое имя, но и для вас. Я прочел, ознакомился. Такая мерзость, знаете ли! Прошу, ознакомиться с Петром Владимировичем. Заберите все это, – брезгливо сказал он, показав на разорванный большой серый курьерский пакет. – Когда ознакомитесь, полностью разберётесь, через час-другой жду обоих ко мне для доклада. С этим безобразием надо заканчивать. Скоро всё военное министерство надо мной смеяться будет!

Не понимая, в чем дело, Тулин молча забрал вскрытый пакет. Спросив разрешения, прошли к кабинету Брежнёва, по дороге забрав с собой надзирателя, ожидавшего в приёмной. Там достали документы, присланные из Москвы. Тулин с интересом начал читать их громко и в слух: «Уважаемый Евграф Михайлович! Получив выписку по делу Ивана Фремова из Моршанского уезда Тамбовской губернии, от местного станового пристава, я понял, что дело ваше весьма сложное. А также государственной важности! Вы обнаружили общество скопцов. В Тульской губернии ранее были распространены корабли хлыстов, но скопцов не было. Два эти общества взаимосвязаны и поддерживают друг друга. Я запросил в архивах корпуса жандармов и третьего отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии информацию и о тех и о других. Как вам должно быть известно, именно они занимаются в империи производством дознания и следствием в отношении государственных преступлений. Получив ответы, направляю их вам. Становой пристав любезно направил несколько фотографий однодворцев Фремова. Возможно, пригодятся для опознания и изучения лиц, подвергаемых подозрению по делу. Кроме того, мне удалось с большим трудом и на время получить, в Министерстве Внутренних дел, некий труд под названием: „Исследование о скопческой ереси“. Его провели помощники министра по особым поручениям, Даль и Надеждин. Они причисляют скопческую ересь к четвёртому разряду, самому тяжёлому и фанатичному. В исследовании говорится, что даже сами члены общин не знали, чему они верили, настолько были введены в заблуждение основателями этой ереси. Сумасбродное и чудовищное уродование тела говорит об психических заболеваниях, способных привести к любым действиям против общества. Исследование напечатано в 1845 году, по поручению самого министра. Имеется только в двадцати экземплярах. Исключительно для членов специальной государственной комиссии, учреждённой для изучения злоупотреблений, происходивших от скопческой ереси. Мне кажется, вам полезно изучить это исследование. Оно поможет в сыске. Там имеются литографии: портреты Кондратия Селиванова и Александра Шилова, изображение гробницы Александра Шилова, процесс оскопления, корабельного радения, привод новых людей в общество ереси, радения мужчин. Некоторые из рисунков были изъяты у скопцов. Данные картинки являются для них чем-то вроде „икон“. Направляю курьером вашего старого товарища по прежним делам. Сыскной надзиратель Кротов останется при вас. Окажет помощь в розыске. Дерзайте. Коллежский советник Н. Н. Струков».

– Да, большую работу провел Николай Никифорович. Спасибо ему! – сказал сыщик.

Присев за стол, они внимательно начали изучать остальные документы. Следующей была докладная из Моршанска, от станового пристава. Затаив дыхание все слушали информацию, которую в слух читал Тулин: «Весьма секретно. г. Моршанск. Тамбовская губерния. Начальнику сыскной части, коллежскому советнику Струкову. Ваше высокоблагородие, по вашему запросу на бывшего крестьянина Тамбовской губернии Ивана Федоровича Фремова имею следующую информацию. Возможно, сей человек, является сыном купца третьей гильдии Фремова. По производству дела о раскольном обществе скопцов проходят родители вышеназванного Ивана Фремова. Фёдор и Марфа, которые тайно покинули место жительства, Моршанский уезд Тамбовской губернии, с тремя детьми малолетнего возраста в 1868 году. Именно тогда, когда началось дознание жандармским управлением города Санкт-Петербурга, по делу скопцов. Розыск не велся в связи с отсутствием за ними преступлений и наличием паспортов. Место проживание семьи неизвестно. Суть производства по делу. В 1868 году в ряде деревень и сёл Моршанского уезда Тамбовской губернии, выявлена деятельность секты скопцов. Сами себя они называли белыми голубями. Староста общины назывался кормчим, сама община – кораблём. Члены общины называли мужские яички – ключом ада, основу – ключом бездны. В ходе производства дела определены основатели раскола, ими являлись купец и почетный гражданин Моршанска, Максим Птицын и его сотоварищи купцы Попов и Заводной. По непроверенным данным и купец Фремов. Сам купец Птицын являлся кормчим общины и обладал неоспоримой властью. Править и держать людей в повиновении ему помогала кормщица из крестьянок. Из всех денег найдено всего сто тысяч рублей, остальные миллионы найти не удалось. Золота, серебра не найдено. Имелись показания, что кто-то предупредил об обыске заранее и деньги были отправлены единоверцам. При обыске у купца Птицына были найдены предметы ереси. Картинка с изображением Петра III, с овалом над головой. Картинки Селиванова, Шилова. Подсудимых по делу проходило пятьдесят человек, из них восемь женщин, проживавших в доме купца на полном содержании. Выявлено, что многие члены общины оскоплялись целыми семьями. У женщин были испорчены груди полностью или частично и женские нижние половые органы. У мужчин отсутствовали частично или полностью мужские половые признаки. Община проводила раскольничьи и еретические служения, которые называла радениями, в ходе которых члены общины кружились и плясали до изнеможения, припадков и галлюцинаций. Мясо скопцы не употребляли. Алкоголь не пили. Не курили. На свадьбах и других праздниках и гуляньях не присутствовали. Единоверцы-раскольники общины принимали «огненное» посвящение, в ходе которого удалялись часть половых органов и прижигалась каленым железом. Оскоплением занимался специальный человек. Он оскоплял членов общины путем частичного отсечения мужских органов. Первое посвящение предусматривало частичное оскопление. Это физическое состояние именовалось малой печатью или первым убелением. Кроме того, имело категорию – всадника пегого коня. Второе посвящение предусматривало полное удаление мужского органа и называлось особой печатью или вторым убелением. Имело категорию – всадника белого коня. Третье посвящение предусматривало удаление сосков на теле и раздельную жизнь полов и именовалось высшей царской печатью. Имело категорию – всадник двух коней. По показанию скопцов, совершивших второе убеление, для препятствования самовольному извержению мочи в мочеиспускательный канал вставлялись оловянные или свинцовые изделия. При следствии выяснилось, что сам купец Птицын оскоплен не был. Кормчий, как его называли члены секты, долгое время обманывал власти и церковь. Около тридцати лет он постоянно посещал церковные службы. Имел многочисленные медали и другие общественные знаки отличия. Вся община посещала церкви. Но промеж собой приверженцы ереси смеялись над верованиями. При допросах скопцы дали показания. Когда их число в империи достигнет сто сорок четыре тысячи, наступит время счастья и счастливой жизни. Будут они на земле первыми. Настанет рай для скопцов и полная гибель для остальных. Брак, деторождение считали причиной бедности и несчастья. В доме купца имелся подвал с толстыми стенами и массивной железной дверью, из-за которых криков было не слышно. В этом подвале проходили операции по желанию, и без, по оскоплению мужчин и женщин. При неудачной операции умерших хоронили по ночам во дворе или там же, в подвале. Для увеличения своей общины купец использовал раскольничьи проповеди, посулы денег в большом количестве. Купец все обвинения отвергал, утверждал, что в раденьях не участвовал, про оскопленных женщин и мужчин не знал. Сам купец был лишен всех отличий и званий. Сослан в Сибирь на каторгу вместе с основными подельниками и помощниками.

С глубоким уважением. Становой пристав Моршанского уезда, Тамбовской губернии».

– Да уж, Евграф Михайлович! Вот мы вляпались. Вот это чертовщина! И что получается, Иван и Фёдор – скопцы? Дети бывшего купца Фремова? Когда в Моршанске завели дело по ереси, эта семья сбежала. Могла и деньжат прихватить. Вот он пишет, что серебра и золота вообще не нашли? – спросил взволнованный Пётр.

– Получается, именно так! Возможно, нет никаких денег, а возможно деньги кем-то припрятаны до лучших времён. То, что никто их не разыскивал, это всё от лукавого. Взятку дали хорошую, вот и не искали. Всем известно, что после смерти имя императора активно использовали самозванцы. В народе ходило преданье, что он жив. Выявлено более сорока случаев спекуляции его именем. Давайте посмотрим дальше, потом обсудим. Вон ещё и книга есть, и фотографические карточки, – предложил Тулин.

Прочитав название следующего документа, сыщик понял, что тот раскрывал личности основателей общины. Он опять начал читать вслух: «Весьма секретно. Начальнику сыскной части Московской полиции, коллежскому советнику Струкову. Выписка по делу: «О раскольниках Кондратии Селиванове и Александре Шилове». В 70-х годах прошлого столетия, в Орловской губернии имелась еретическая община хлыстов под названием корабль и под руководством небогатой помещицы. Однажды, в эти годы, к ним пришел Кондратий Селиванов, беглый крестьянин. Там он близко сошелся с крестьянином Тульской губернии Александром Шиловым, находившимся среди общины. Тот поддержал Селиванова и его мысли по исправлению неправедной жизни путем оскопления. Пользуясь поддержкой товарища, Селиванов обвинил хлыстов в разврате и призвал всех лишить себя возможности заниматься плотскими утехами, но поддержан не был. Шилов полностью поддерживающий Селиванова, в начале оскопил себя, а затем и его. Не найдя понимания общине хлыстов, они покинули общину и перебрались в Алексинский уезд Тульской губернии, где начали проповедовать и распространять скопчество на фабрике купца Мугинина. Затем, они переместились для проживания в Тамбовскую губернию, там основали собственный корабль и собственное ученье. После этого развернули активную работу по его продвижению. Селиванов объявил себя главным спасителем, целью учения он ставил избавленье всех людей от похоти путем оскопления. О данной ереси было сообщено местным властям и произведён розыск. Преступникам удалось бежать. В 1775 оба были пойманы, наказаны телесно, затем отправлены в ссылку. Селиванов в Сибирь, Шилов в Ригу. Одновременно с ними были сосланы в различные места ещё девять скопцов. Шилов, работая в кузне, продолжал распространять свою веру и в Риге, в среде служивых нижних чинов. Организовал в городе свой корабль, так как пользовался послаблениями охраны. После выявления данного факта, был бит телесно вместе с последователями. Перемещен на новое место ссылки в той же местности, где продолжал активно заниматься оскоплением сторонников, опять же из-за послаблений надзирателей надзора. В 1791 году была выявлена его переписка со многими скопцами во многих губерниях России. В 1795 году Селиванов бежал из ссылки. Оказался в Москве, где пошли слухи, что он – это государь император Петр III. Многие люди от народа, купеческого сословия и дворянского происхождения верили самозванцу. Селиванов был повторно пойман в 1796 году. Тогда же обоих пожелал увидеть император Павел I. Селиванова из Москвы, а Шилова из Прибалтики привезли в Санкт-Петербург. Император лично разговаривал с каждым из них. Суть разговора неизвестна. Однако после этой встречи, Селиванов был отправлен в дом сумасшедших, в Санкт-Петербурге. Шилов был помещён в крепость Шлиссельбург, там же скончался в 1799 году. Через двенадцать дней неизвестные лица перезахоронили тело недалеко от крепости. Селиванов в 1802 году был отправлен на проживание в богадельню при женском монастыре Санкт-Петербурга. Там взят в товарищи камердинером бывшего короля польского, Станислава II, Елянским. Тот принял ученье и оскопился. Этот камердинер подготовил документ-проект, по которому все государство должно стать скопческим. Главным лицом после императора должен стать Селиванов. В результате этого предложения сам камердинер был направлен в монастырь. В 1819 году генерал-губернатору Петербурга, графу Милорадовичу, стало известно, что два его родственника оскоплены вместе с несколькими нижними чинами гарнизона. Возмущённый, он начал процесс преследования. В 1820 году Селиванов был взят под арест и направлен Суздальский монастырь, где он прожил до 1832 года. Имеется информация, что продолжателем его дела является некий Кузьма Лисин. Находясь в ссылке, последователь бежал. В данный момент скрывается в Румынии. Желание его – это собрать армию из ста сорока тысяч скопцов, направить её на Москву и войти на престол. Затем перестроить всю суть жизни в России. Для этого он поднимает на борьбу скопцов по всему миру. Письма его имеют очень большой вес и значение. Имеется информация о том, что существуют группы для подготовки данной армии скопцов. В своем поведении скопцы превзошли хлыстов. Взяв у них самое лучшее в вопросах конспирации, соблюдения тайны, сокрытию своих мыслей и жизни. Картинки основателей ереси и фотографические карточки еретических действий исключительно ценят. Берегут. Передают друг другу с большими предосторожностями. Утеря подобных изображений является большой бедой и неудачей для любого члена общины. Общество скопцов представляют большую угрозу обществу и государственному порядку, так как разлагают основы государственного строя империи, отрицают основы вероисповедания и семейные традиции. Внизу стояла подпись ответственного исполнителя жандармского управления г. Санкт-Петербург, отдельного корпуса жандармов».

– Что скажете? – обратился сыщик к помощникам.

– Что можно сказать, эти скопцы люди непредсказуемые. Вера у них странная. Это как же без женщин жить? – засмеялся Пётр.

– Не знаю, как вы, а я точно не смогу. Но смысл не в этом. Зачем им документы по пулемету Максим? Всё это очень странно, – бросил реплику сыщик.

– Что здесь странного, Евграф Михайлович? Вот вам и разгадка. Они же армию собираются создавать, на Москву пойдут войной. Своё государство строить будут. Нас всех оскопят. Как же я буду без бабы своей жить? Никак не смогу! – добавил, ухмыльнувшись надзиратель.

– Я представляю эту армию и пулемёты. Это будет ужасное зрелище! Они в длинных рубахах, и с пулемётами идут на Москву! – усмехнулся Пётр.

– Судя по их состоянию веры и психиатрическому состоянию, что угодно можно ожидать. Они же оскопляют себя! Даже представить страшно, совсем разум потеряли! Получается, гнездо у них здесь! Возможно, документы нужны для какого-то шантажа. Только какого? Ну, давайте дальше прочтём! – предложил Тулин.

Следующий документ был тоже от жандармского управления, о деятельности ещё одной секты, он гласил: «Весьма секретно. Начальнику сыскной части Московской полиции, коллежскому советнику Струкову. Выписка из материалов изучения ереси злоупотреблений и норм поведения обществ хлыстов. О самом расколе, основателях, правилах поведения. Общества хлыстов представляют большую угрозу обществу и государственному порядку. Тот, кто попадает в общество практически никогда из него не выходит. Тайны радений раскрываются постепенно, вначале будущий брат-корабельщик или сестра могут ничего и не знать. Затем, обманом, страхом, посулами затягивается в глубину всех действий общества. Раскол хлыщей возник в 1645 году. Основатели раскола – беглые солдаты и крестьяне. Хлысты считают, что душа живет вечно, она только меняет тело после физического старения. После износа тела, душа снова начинает скитаться по земле, искать новое тело. Может вселиться в животное, может в новорождённого младенца. Но, чтобы телу сделаться чистым, необходимо стать хлыстом. Члены данной общины преследуют плотские утехи, отвергают семьи, презирают детей, рожденных от семейных браков. Они не отрицают сожительство родственников, поддерживают плотские отношения с посторонними женщинами и жёнами. Дети, родившиеся от подобных утех, считаются правильно рожденными. На период радений каждый получает духовную жену. По их учению, это не является грехом. Так как эти плотские связи в период радения, по их мнению, являются истинной любовью. Хлысты против появления детей. Для прекращения беременности употребляется ртуть и порох. Свои общины они называют кораблями, во главе с кормщиком. Со дня его избрания его воля исполняется беспрекословно. Назначается и кормщица. Она является хозяйкой корабля, разделяет власть с кормчим. На неё возлагается прием новых членов, управление и организация радений. Корабельщики разделены на три категории по допуску к тайнам. Первая, допускается только на простые посиделки и встречи. Вторая, только на обычные раденья. Третья, особая, допускается на наиболее важные, там не скрывая проходят встречи между старыми членами общины, творится блуд и разврат. Общения проходят в безопасном месте, неизвестном обычным людям, не входящим в общину. Под охраной наиболее подготовленных членов. Суть подготовки к основной части, плотским утехам, заключается в исполнении разных движений. Самостоятельных круговых движений, кружений с большой скоростью по солнцу, подпрыгиваний и приплясываний. Совместных между мужчиной и женщиной или несколькими парами. Общих, корабельных, когда участвуют все участники, бегая друг за другом и совершая общие движения всей общиной. Эти действия, по учению хлыстов, имеют основное значение, и должны быть направлены к миру духовному. В этот момент хлыст всей душой желает воспарить над обычной жизнью. Эта радость находит во время кружений на братьев, корабельщиков, и они начинают говорить непонятные речи. Эти несвязанные речи и являются пророческими, по их мнению. При любом виде раденья, участники впадают в состояние сильнейшего нервного стресса. Наступает перевозбуждение, исступление, у них проявляются галлюцинации. От нервного возбуждения начинают произносить всякую несусветицу и бессмыслицу. Самым активным является кормчий и кормщица. Поэтому у них получается больше бессвязной и бестолковой речи. Такое поведение старших общины приводит в радость остальных. Это означает, что небо сошло на весь корабль. Все участники вскакивают со своих мест, начинают подпрыгивать, подскакивать, кружиться и вертеться, все больше и больше. Когда наступает полное психическое исступление все падают в одну кучу, не зависимо от пола. Там, где их застал этот порыв, образуется свалка из общих тел. Один специально назначенный брат, корабельщик тушит свечи. В темноте наступает общий грех между всеми, кто находится в этой общей куче. Родство не имеет значения. Все действия совместного и общего греха длятся до полного изнеможения и по нескольку раз. Имеются правила общего посещения бань. Совместные ночёвки по несколько человек. К церкви корабельщики относятся пренебрежительно, но на виду постоянно посещают церковь и участвуют во всех таинствах. Кормчий приветствует посещение церкви и проявление усердия в храмах во время службы. Если во время службы порицается прелюбодеяния, то корабельщики первые будут это порицать и возмущаться недопустимостью этих мерзостей. Все это делается для того, чтобы отдалить от себя подозрения. К прочему народу, не входящему в корабли, они испытывают ненависть, пренебрежение, злобу. Называя его заблудшими, неверными, скудными. Власть презирают, употребляя к ним следующие названия: звери, скоты, вруны и т. д. Для достижения своих целей общины используют подкупы, шантаж, интриги, запугивание. При выявлении хлыстов рекомендуется наблюдать за проявлениями: тайные собрания в тёмное время суток, отказ от мяса, отказ от употребленья спиртных напитков, предпочтение сладостей, причёска смазанная жиром или маслом у мужчин, смиренная, вкрадчивая речь, бегающие без причины глаза, наличие на месте проживания странных рисунков, брезгливое отношение к крестинам, свадьбам, рождению детей, употребление ласкательно, уменьшительных имен по отношению друг к другу, нелюбовь к власти, умилённое, любовное отношение к любому начальнику при публике, подчёркивании своего уважения к церкви, традициям жизни русского человека при нахождении в общественных местах.

Жандармское управление г. Санкт-Петербург».

– Вот эти то повеселее будут, чем предыдущие – скопцы. Эти женщин очень любят! Даже излишне! Всё продумано. Вначале танцы, а затем общение в темноте. Нам, дворянам, надо брать пример с весёлого народа, – пошутил Евграф.

– Какие у нас выводы? – уточнил Пётр

– Выводы очень простые. Документы несколько меняют дело. Как я уже говорил, получается, что Иван и Фёдор Фремовы из семьи скопцов. Возможно, и сами скопцы. Тогда возникает версия, что тело покойного было похищено для того, чтобы никто не догадался о том, что здесь замешана секта. Вас, граф, ударили по голове для того, чтобы беспрепятственно проникнуть в дом и изъять труп. До нашего приезда они успели забрать еретические фотографии или рисунки. Возможно, того же Селиванова или Шилова, которых почитают за учителей, а труп не успели. Кроме того, можно предположить, что этот дом использовался для радений, – ответил сыщик.

– Это вполне вероятно. Дом стоит на окраине, окна были завешаны, когда мы его посещали, – заметил Пётр.

– Надо всех проверить в лавке, – предложил надзиратель Егор Егорович.

– А как проверить, Егорыч? Портки снять? Построить их всех на одной линии и снять портки? Прям на Киевской улице! Вот тебе и поручим. Видим мы с графом, что интересно тебе данное действие, а Егор Егорыч? – засмеялся сыщик.

– Что такое вы, ваше благородие, говорите? Вы ж меня знаете. Я еретиков не люблю. Побойтесь Бога. Черти и те и эти, не позорьте боле, – перекрестился надзиратель, несколько сконфужено.

– Там, в письме, об этом тоже написано! Пункт десятый. Внешняя полная поддержка власти. Умилённое, любовное отношение к любому начальнику на людях, при публике. Подчёркивание своего уважения к церкви, традициям жизни русского народа при нахождении в общественных местах. А, Егорыч? Может ты водку не пьёшь? – продолжал в шутку допрашивать надзирателя, Тулин.

– Да ну вас! Уйду сейчас! Не ожидал от вас такого, Евграф Михайлович! – обиделся надзиратель.

– Ладно, ладно. Шуток не понимаешь. Извини! Давайте книгу посмотрим, что там интересного по нашим героям. Потом на доклад к генералу. Ждет, если помните. Доложим ему план дальнейших действий. У меня кое-что сформировалось в голове.

Материалы, изложенные в книге, датировались 1845 годом. Как понял сыщик, это исследование было проведено по распоряжению Перовского, министра внутренних дел этого времени. Провели его следующие лица: секретарь министра, писатель и врач Владимир Иванович Даль и чиновник особых поручений Николай Иванович Надеждин. Исследование представляло собой книгу, имевшую триста одну станицу. Написана тяжёлым языком, практически на старославянском, в тексте имелось большое количество выдержек из церковных книг. Да и сам язык, который применялся практически сорок лет назад, был не похож на современный. В книге подробно описывался путь развития скопчества в России и других странах. Назывались фамилии лжепророков и их последователей. Раскрывались ритуалы и традиции жизни секты и радений. Всю книгу читать необходимости не было. Краткое содержание было прекрасно изложено в тех документах, которые прислал Струков. Просмотрев на скорую руку книгу, совместно с Петром и Кротовым, уделили особое внимание снимкам с картин, отобранных у скопцов. Их было несколько. На одном из них были представлены лидеры секты, Селиванов и Шилов. Внешне они были похожи. Волосы у обоих длинные, с ровно подрезанными чёлками, спадающие на плечи. На узких, вытянутых лицах присутствуют длинные до скул усы. Оба сидят в креслах, одетые в распашные зипуны или кафтаны с меховыми воротниками. Селиванов был изображён с платком на шее и в длинной рубахе, вышитой крестиками, которая выглядывала из-под верхней одежды. Одна рука покоилась на колене, а вторая держала виноград. Шилов, напротив, имел вид более строгий. Руки были подняты, как бы что-то указывали. На другом снимке изображалось само оскопление. На третьем – корабельное радение, где в центре был изображён «кормчий», а вокруг него кружились люди. Лица этих людей имели совершенно дикие взгляды и сумасшедшие гримасы. На четвёртом снимке был изображён мужчина, стоящий на коленях перед другим, с полотенцем. Вокруг сидели люди с загадочными лицами. Снимок назывался: «Привод». На пятом имелось одиночное радение в окружении поклонников этой ереси. На данном снимке лица людей были странными, как и на предыдущих. Страдальческими и сумасшедшими одновременно. Имелись снимки и гробницы Шилова.

Евграф устало отложил книгу в сторону.

– Наверное, хватит рассматривать все эти картинки. По-моему, всё понятно. Предлагаю посетить Бестужева, доложить планы. Время истекло, которое он нам дал. Необходимо быть педантичными, господа. Егорыч, ты на охране документов, тем более, что тебе книга понравилась! – опять пошутил сыщик.

– Ваше благородие, хватит бесовские слова говорить! – с укоризной сказал надзиратель.

Генерал Бестужев их уже ждал, с его разрешения вошли в кабинет. Присели за стол. Тулин чётко, по-военному, начал докладывать. Генерал был не в духе.

– Ваше высокопревосходительство! Несомненно, труп был похищен с целью сокрытия принадлежности Ивана Фремова к секте ереси – скопцам. Теперь уже ясно, что документы похитили они. Цель пока неизвестна. Версий три. Первая – шантаж правительства с какой-либо целью. Вторая – продажа или передача иностранному государству, чтобы получить какие-либо выгоды. Третья – оснащение, своей призрачной, армии скопцов.

– Ну эта же последняя версия – полная чушь, господа. Отдаёте себе отчёт, Евграф Михайлович, что вы с Петром Владимировичем думаете? Кроме того, предлагаете мне эту версию всерьёз! – возмущённо прервал доклад, Бестужев.

– Да, ваше высокопревосходительство! Последняя версия – это действительно полная чушь. Однако, поняв степень их фанатизма и веры во всякий бред, данную версию отвергать не стоит. Последователи данной ереси оскопляют себя, жён, детей, совершенно не задумываясь о последствиях. Не признают существующую власть, отвергают Бога. Совершают деяния несоизмеримые с нормальной жизнью. Они больны и это доказывает исследование Даля. Поэтому, я бы не отвергал и эту версию, которая на первый взгляд кажется глупой и неразумной.

– Хорошо, господа! Убедили. Что вы будете делать, Евграф Михайлович?

– Во-первых, мы сегодня с Петром Владимировичем допросим Фёдора, брата Ивана Фремова. В том числе, проведём его медицинский осмотр на предмет принадлежности к секте. Во-вторых, предлагаю провести обыск в доме и лавке купца Платинина. Допросить всех, кто работает в лавке и в доме по хозяйству. Проверить личность самого купца. Возможно, Кузьма Кузьмич тоже проживал на территории Моршанского уезда и покинул его, когда началось следствие. Есть вероятность, что большая часть тех денег у него. Именно тех, которые не нашли у купца Максима Птицина. В-третьих, необходимо искать корабль на территории Тулы, общину скопцов. Скорее всего, Фремовы не одиноки. Корабль должен быть. А если он есть, то должен быть кормчий и кормчая. Считаю, что этих мер пока достаточно. По результатам этих действий будем строить планы дальше.

– Прошу вас допросить этого приказчика Фёдора немедля и сегодня же мне сообщить результаты! Что касаться купца, здесь нужно быть осторожнее. Обязательно необходима поддержка Муратова. Без него подобные действия проводить просто не разумно. Платинин является купцом второй гильдии, имеет награды. Жертвует на благотворительность. Если вы ничего не найдёте, произойдёт огромный скандал. Прошу вас, после допроса посетите генерала Муратова, посоветуйтесь. Скажите ему, что я вас поддерживаю. Какие есть ко мне вопросы и предложения, господа? Если нет, желаю удачи. До доброй встречи. Жду вас вечером!

По окончанию доклада все трое немедленно выехали к Одоевским воротам, на гауптвахту.

Глава 23 Неожиданная смерть

По дороге к гауптвахте особо не разговаривали. Каждый думал о своём. Тулин думал о том, как построить допрос. Документы, присланные Струковым, в корне меняли дело. Только Егор Кузьмич вертел по сторонам головой, изучая Тулу и разглядывая прохожих. На гауптвахте было всё, как прежде. Да и прошло немного чуть больше суток, что могло измениться? Предъявили предписание, прошли к камере содержания Фёдора. Караульный открыл дверь. Фёдор лежал на нарах, лицом вверх. Лицо исказилось судорогой, выражало страдания. Глаза закатились под веки. Левая рука безвольно свесилась.

– Вставайте, Фёдор. Поговорим с вами. Есть нам о чём побеседовать, – громко сказал Евграф.

– Да он, кажись, не дышит. Дайте посмотреть, – с этими словами Кротов быстро подошёл к Фёдору, осмотрел его, пощупал пульс, после чего взволнованно сказал. – Евграф Михайлович, мёртв он, ваш Фёдор. Вот и еда какая-то возле него лежит, не доел, бедолага! А может, отравили?

– Как мертв? – сыщик сам подошёл в плотную к Фёдору, взял руку, проверил пульс, – скорее всего, ты прав, он умер и мы опять не успели.

– Служивый, вызовите начальника караула, да поживее, – приказал сыщик, обращаясь к караульному.

– Пётр Владимирович, вы оставайтесь здесь. Вызовите судебного врача. Прошу дождаться его, посмотрите, что бы никто не убирался здесь в камере. Особенно не трогал еду. Попросите осмотреть покойника и как можно быстрее ответить на два вопроса. От чего умер Фёдор? Оскоплён он, или нет? Сделайте всё возможное! Хотелось бы, чтобы мы сегодня об этом узнали, – взволнованно сказал сыщик, внимательно посмотрев на Петра.

– Хорошо, Евграф Михайлович, я займусь немедленно этим вопросом.

– А мы с Егорычем сейчас заедем к Муратову, а затем к генералу Бестужеву, необходимо посоветоваться, что делать дальше.

– Прибыл по вашему приказанию, ваше благородие, – доложил прибывший пехотный унтер-офицер местного гарнизона, взволнованно смотря на труп Фёдора.

– Скажите, а как это могло произойти? Как умер сиделец? Может, кто-то входил к нему? Откуда пища? Как она у него оказалась?

– Утром к нему вошёл караульный, вывел по нужде. Затем передал узелок с провизией от родственников. Закрыл его, больше никто не входил. Один он был в камере, – доложил взволнованный унтер-офицер.

– Вам же было сказано, что не кормить его едой от родственников! Да и деньги были оставлены на покупку снеди. Почему нарушили?

– Не было таких распоряжений, ваше благородие. Мне никто не доводил! – доложил взволнованный офицер.

– Так ведь мы обсуждали, Пётр Владимирович, этот вопрос? – взволнованно и подозрительно уточнил Тулин.

– Евграф Михайлович, это так. Денег прислали. Распоряжения подобные мы отдали с вами вместе. Надо искать того, кто не выполнил их, разобраться, в чём умысел. Подожду врача, разберусь, кто нарушил наши указания, затем всё вам сообщу.

– Ну что ж! Что есть, то есть, – немного подумав заявил Евграф. – Я ждать больше не могу, мы с Кротовым действуем согласно нашего плана. А вы – согласно вашего. Встретимся сегодня к вечеру в правлении завода у генерала Бестужева. Я вначале к генералу Муратову, а затем на завод. Необходимы быстрые и жёсткие меры. Иначе всё скоро провороним. Уже третий свидетель мёртв!

Прибыв к генералу Муратову, сыщик оставил надзирателя в приёмной. Сам настоял перед порученцем, чтобы его приняли немедленно. Через четверть часа генерал его принял.

– Чем обязан, Евграф Михайлович, подобной спешке?

– Мне просто необходимо ваше разрешение на действия, а кроме того совет.

– Внимательно слушаю вас, – ответил генерал.

– Ваше высокопревосходительство, должен сообщить, что Федор Фремов, задержанный вчера и помещённый в камеру гауптвахты, мертв. Сдается мне, что отравлен. Прошу, дайте распоряжение судебному врачу срочно выяснить, отчего он умер и не отравлен ли приказчик. Кроме того, мы получили сегодня ряд документов, раскрывающих прошлое его семьи. Это связано с их верованиями и заблуждениями родителей.

– Не продолжайте далее, милостивый государь. Я знаком с документами, направленными вам. Эта информация направлена из жандармского управления Санкт-Петербурга, поднята из архивов. Не думаете ли вы, что, направляя её в адрес Струкова, не направили копию мне? Конечно, направили, причем ранее чем сыскной части. Что хотели попросить? – уточнил Муратов.

– Пусть судебный врач осмотрит покойного Фёдора. Даст заключение о проведенных воздействиях на гениталии покойного. Мы сможем определить по степени воздействия и отклонений, скопец или нет? А также определить статус покойного. Вы же знаете у них имеется своя градация. От градации зависит статус в секте.

– Это да! Пегий конь – первая печать. Белый конь – вторая или царская печать. Мистика и психиатрия. Хорошо, я эту задачу поставлю. Я уже отдал распоряжения по жандармскому управлению по поиску корабля, кормчего и кормчей. Давно у нас в губернии подобного не было. Поэтому, я не менее вас заинтересован в осмотре покойного приказчика. Если он принадлежит к секте, будем искать корабельщиков, – ответил генерал

– Благодарю, ваше высокопревосходительство!

– Я думаю, об этом вам сообщат сегодня-завтра, нарочным. Значит, дошли документы, которые господин коллежский советник Струков достал для вас, это хорошо! Теперь знаете очень много. Возможно, это поможет вам в розыске пропавших чертежей. А мы вам поможем тоже, так как это уже полностью в нашей компетенции и касается сохранения устоев Империи.

– У меня есть ещё просьба, могу ли задать? – спросил Тулин.

– Говорите, Евграф Михайлович!

– Прошу отдать распоряжение о немедленном задержании купца Платинина, и проведения обыска в его доме и лавке. Так как человек известный и награждённый многими знаками отличия без вашего ведома задержан быть не может!

– Это потруднее! Дайте подумать. А если это ошибка, тогда жалоб и челобитных не оберёмся, позор будет для жандармского управления. Какие у вас претензии к этому уважаемому человеку? – спросил Муратов.

– Я считаю, что Иван и Фёдор Фремовы были полностью связаны с ним. Кроме того, в документах, присланных Струковым, косвенно указывается возможно на него. Там говорится, что некий родственник моршанского купца Птицына, задержанного за скопничество, вывез тайно большой запас золота и денег. Возможно и других ценных предметов. Фамилию, за такие деньги можно и поменять. Паспорт оформить новый. Я подозреваю, что Платинин Кузьма Кузьмич, и есть этот родственник.

– Это, милейший, всё подозрения. А улик нет. Я его задержу, обыск санкционирую, а затем всё купечество Тулы поднимется как один на защиту этого Кузьмы Кузьмича. Будет направлена жалоба государю. С деньгами нашего Тульского купечества и меня можно в отставку отправить, даже губернатора, если захотеть. Как думаете, милейший, почему я столько лет эту должность исполняю? Даже и не думайте долго! Потому как осторожен в своих решениях и приказах. Сто раз отмерь, а затем один раз отрежь! Да и сам я его знаю. Достойный человек, меценат, денег на общественность не жалеет. Так что с этим повременим, подождём. Подозрений ваших маловато будет, чтобы задержать его, а тем более арестовать. К тому же в Москве купец. Завтра только приедет. Были у меня вчера товарищи его купеческие, рассказывали, что уехал он по коммерческим вопросам в Москву. Товар новый закупает. Что ещё? – несколько сердито отреагировал Александр Иванович.

– Но, если упустим главного преступника? Вдруг именно он кормчий? Тогда ждать результата не приходится вообще!

– Ну, вы, Евграф Михайлович, не ерепеньтесь. Сейчас обследует медикус покойного приказчика и доложит. Последим за купцом, информации поднаберём. Агентов направим. Почту почитаем. После этого и решение будем принимать. Может, и виновен? Может, и нет? Рано пока говорить! Быстрый вы какой! У вас с Петром Владимировичем тоже не всё гладко получается. У меня подозрения есть насчёт его роли в этом деле.

– Что именно вы имеете в виду? – спросил сыщик.

– Сами посмотрите, Евграф Михайлович. Первый свидетель Иван Фремов умер дома, от ожогов фосфором, живого его не застали. Затем, в этот же вечер, когда вы преследовали неизвестного человека, оказавшегося возле дома Фремова, Пётр Владимирович получил удар по голове, а труп был выкраден из дома. До сих пор не найден. Сами вы были обстреляны из револьверов неизвестными лицами. В доме вещей и картинок, указывающих на принадлежность хозяина к секте скопцов, не нашли. А скорее всего, труп выкрали по той причине, что боялись показать его причастность к секте. Значит, и улики должны были быть. А ведь при вас всё это время был граф собственной персоной! Что думаете об этом?

– Это случайность, ваше высокопревосходительство!

– Пусть так. Но дальше ещё интереснее. После возвращения из города Алексина, вы были вместе с извозчиком обстреляны по дороге из охотничьего ружья. Только чудом удалось остановить погнавшую лошадь. Прибыв домой к нему, дома не застали. Появился он только через четверть часа, а то и больше после вашего появления. Был в таком виде, как будто бы за ним собаки гнались. Растрёпан и возбуждён. Как раз этого времени, пока извозчик лошадь успокаивал, и достаточно, чтобы опередить вас, – основательно изложил свою версию Муратов, хитро улыбнувшись

– Я с вами не согласен, не верю, Пётр – достойный дворянин.

– Хорошо, что вы его защищаете. Похвально, но факты – вещь упрямая, я и не такое встречал за свою службу!

– Давайте повременим с обвинениями, – сказал, задумавшись Евграф.

– Давайте, давайте повременим! Но есть и ещё факты. Сегодня вот, умер третий свидетель. Причина неизвестна, как я полагаю пока. До этого Пётр Владимирович застрелил убийцу курского приказчика. Как всё происходило, знает только он сам, а мы уже с его слов. Может, это он убил курского приказчика, а затем и свидетеля или грабителя, оказавшегося там случайно? Если вы в своей памяти покопаетесь, то наверняка и ещё найдёте странностей и случайностей достаточно.

– Откуда вам всё это известно?

– Очень трудно узнать. Вы, право, как малый ребёнок! Часть информации сами рассказали. Часть агенты, отдельные истории алексинский извозчик доложил на допросе. Мы его обязательно, не говоря вам, допросили после этого случая. Не зря же государственный хлеб едим.

– Вы не доверяете мне. Мне кажется, что половина службы тульского жандармского управления следит и занимается мной! – возмутился Евграф.

– Вы не ерепеньтесь! Не на прогулке в Туле. Документы государственной важности пропали! Наоборот, я вам доверяю, не мешаю работать. Ко мне вот в любое время заходите. Полное уважение к вам. Я это к чему говорю? А к тому, что случайных событий много происходит. Они кажутся на первый взгляд доказательствами вины, но правильно ли это? Необходимо тщательно разбираться, поэтому просьбу в задержании купца пока отклоняю. Но не забываю! Будем думать. Если у вас ко мне все, милостивый государь, тогда позвольте заняться своим рутинным делом, управлением Тульской губернией по вопросам поддержания государственного спокойствия, – с этими словами Муратов демонстративно вернулся к бумагам, показывая всем своим видом, что более Евграфа не задерживает.

Сыщик вышел от генерала Муратова в смешанных чувствах. С одной стороны, генерал был прав дважды. Во-первых, что касалось купца Платинина, так как на его задержание не хватало улик. Но обыск, конечно бы, провести не мешало и опрос тоже. А во-вторых, по Брежнёву у него самого были подозрения. Генерал не знал, что он обнаружил у графа дома подозрительную книгу: «Новое исследование законов химических пропорций, атомных весов и взаимоотношений», в которой, в том числе излагались материалы по применению ядов. От генерала Муратова сыщик направился к Бестужеву. Пока он вместе с Кротовым следовал в экипаже, Тулин обдумывал план дальнейших действий. Он опять зашёл в тупик. Верить в то, что Пётр Владимирович предает его не хотелось, в том числе и из-за Ольги. Купца Платинина задерживать пока запретили. Что делать, он не знал. У генерала его уже ждали, дежурный чиновник в приёмной, по его прибытию попросил сразу пройти в кабинет. Войдя, Евграф кратко доложил ситуацию и события, которые произошли за день. Генерал был в раздумье и опять явно не в настроении. Пётр тоже был не радостен, как обычно. Видно, до прихода Тулина уже состоялся какой-то не очень лёгкий разговор между ними, возможно, касающийся лично его.

– Что-то у нас ничего не получается. Все свидетели мрут как мухи. Результатов нет. Или мы не профессиональные? Или наш враг хитрее нас? – сказал генерал, сделав несколько бесцельных хождений из угла в угол по кабинету,

– Результаты вскрытия будут завтра. Судебный медик обещал объявить их с самого утра. Для этого взялся работать всю ночь, – ответил сыщик.

– Всё ясно! Думаю, что и Муратов работает по этим вопросам. Информация, которая поступила сегодня вам, Евграф Михайлович, скорее всего пришла и в его адрес. Поэтому он теперь землю носом рыть будет. Ни о какой дружбе разговоров быть и не может, если в этом деле замечена карьера. Возможность лично показать свои заслуги перед отечеством.

– Что вы имеете в виду, ваше высокоблагородие?

– А то, что ему теперь наши секреты побоку. Главное, это скопцы, они угрожают основам государства. Поэтому он сам ими и займётся, в том числе Платининым. А всё то, что он рассказывал о недостатке улик, это всё ширма. Он сам его будет отслеживать и при удачном ходе расследования сам и арестует. Затем, если найдёт чертежи, то сам их и отправит через жандармское управление напрямую в Санкт-Петербург, – раздражённо ответил генерал Бестужев.

– Что же нам делать, по-вашему, чтобы исправить ситуацию? – спросил Пётр.

– А ничего! Ждать дальнейшей ситуации, как кривая вывезет. Спасибо, господа, давайте до утра! Утро вечера мудрёнее. Сам завтра его посещу. Да и результаты экспертизы будут завтра. Вот всё и обсудим. Пожалуйте ко мне к полудню.

Вышли из кабинета без всякого настроения. Разговор с генералом поставил последнюю точку в мыслях Евграфа. Немного обсудив произошедшее, решили на сегодня расследование закончить. Ждать судебной экспертизы. Тулин, сославшись на то, что хотел бы более подробно изучить исследования Даля, посвященное секте, направился в служебную квартиру. Книгу он прихватил с собой, предварительно взяв её из кабинета Брежнёва, на его глазах. Простились с Петром около пятнадцати часов. Надзирателя он взял с собой под предлогом размещения в своей служебной квартире из-за старой дружбы с ним. На что встретил недоумённый взгляд Брежнёва. Но сыщик и не собирался ждать до завтра, экспертиза ровным счётом ничего не давала ему. Был ли отравлен или умер сам Федор, это конечно очень важно. Однако, где же найдёшь того паренька, который принес снедь для задержанного. Если он был отравлен, то круг подозреваемых не уменьшался, он оставался всё тем же. Обижать Петра он не хотел, ждать разрешения от Муратова о задержании купца тоже. Тулин со слов Бестужева понял, какую хитрую игру затеял Александр Иванович, не зря же он был начальником жандармского управления. Евграф решил действовать самостоятельно, без Петра, не откладывая дело в долгий ящик. После прощения с Брежнёвым, направился в школу, где нашёл унтер-офицера Кудинова. У них состоялся разговор.

– Павел Фёдорович, я могу на вас рассчитывать, если у меня будет необходимость в смелом поступке?

– Конечно, ваше благородие, я весь в вашем распоряжении. Мы с вами почти однополчане, сами же говорили.

– Тогда я попрошу на рассвете, к пяти часам утра, прибыть на улицу Киевскую, к трактиру: «Тульский пряник». Там меня подождать часа три, отпустив извозчика. Можете в трактире обождать. Он всю ночь работает, если что, я вас там и найду.

– Для вас, Евграф Михайлович, любую задачу выполню.

– Не привлекайте внимание публики, наденьте простонародную одежду, постарайтесь выглядеть как обычный обыватель. Прошу вас, никому, даже вашему начальнику не сообщайте о моей просьбе. Если вдруг я не прибуду к установленному времени, спокойно поезжайте домой. Я всё равно вам буду благодарен, – попросил сыщик.

– Как будет угодно, за вас хоть в огонь, хоть в воду! – ответил ничуть не удивлённый Кудинов.

– Ну, вот и хорошо! Благодарю заранее, до встречи.

«Возможно, Кудинов может понадобиться. Никто не знает, сколько подручных у Платинина и чем задуманная мной выходка может закончиться. А если ничего не получится, он и знать не будет, для чего был нужен, – подумал сыщик, – надо идти на риск!».

Трактир находился за несколько домов от лавки купца. Совсем недалеко.

Глава 24 Тульский купец. Ересь

Подъехав к дому и закрывшись с полицейским надзирателем в квартире, сыщик приступил к осуществлению своего плана. Для начала он хотел посоветоваться со старым служакой, а заодно перетащить его на свою сторону, потому как без помощника в его планах было не обойтись.

– Вот что, Егорыч, нам что-то делать нужно, чтобы распутать весь этот клубок. Ждать больше нет времени.

– Что предлагаете ваше благородие, я готов на любое дело!

– Егорыч, я вот что придумал. Мы с тобой один финт провернем, как в прошлый раз в гостинице. Купцами побудем одну ночь. Я смотрю, ты так и одет, под купца, молодец, что в такой одёжке приехал. Я загримируюсь, так как в лавке этой уже был, когда задерживал Фёдора. У меня с собой есть всё нужное. А одежду по-купечески ты мне купишь в лавке, где-нибудь недалече. Только особо не дорогую и не новую, так как едем мы с тобой от самого Орла. Больше двухсот вёрст отмахали за два дня. Соответственно, одежда должна сильно потрепаться, да и нет такого купца, что бы дорогую, да новую одежонку в дорогу надел. Скажем, что лошадей меняли в Мценске и в Сергиевском, едем на вольных, то есть на обывательских, до Тулы. А завтра поездом в Москву. На ночлег хотим устроиться недорого и у надёжных людей. Если спросят, почему именно в этом месте, то скажем, что рекомендации у них хорошие. Когда был прошлый раз там, приметил у них две комнатки. Даст Бог, свободные они будут в этот раз. Я ночью дом обыщу. Ты с людом поговоришь, пока жить там будем. Может, что и услышишь меж речей.

– Так-то оно так. Только почему мы не на Москву сразу направились?

– А дела у нас были в Сергиевском, по зерну, по закупкам. Все знают, что там купцы Сазоновы зерном торгуют в большом количестве. А вот в Туле у нас дел нет, но хотим посмотреть базар, может и мануфактуры. Я думаю, что поверят. На утро попросим извозчика посоветовать из знакомых, за хорошую плату. Они сами, скорее всего, подрядятся. Конюшня у них есть, что не заработать? Вот у них и двойная выгода получится. Комнаты дорого сдадут и наутро на извозе заработают. Должны по жадности клюнуть, торговаться не будем, деваться нам некуда. Не в ночь же в Тулу ехать приключений в незнакомом городе искать себе на шею. Ведь правдоподобно?

– Верно-то оно верно. Складно всё, но если как узнают они?

– Чего нам бояться? Тебя никто не знает, я загримируюсь по твоего сына. Если спросят, чего у меня, всё твердить буду: «Да, тятенька, как скажешь тятенька». Ну, а если и раскусят нас, то что? Мы ж не воры, а сыскная часть. Чего бояться?

– Согласен, Евграф Михайлович. Давай рискнём. Хорошо, приняли нас на постой, к примеру. Наши действия?

– Вот и молодец Егорыч. Так вот, как поселимся, спать меня оправишь в роли строгого отца. Сам ужин закажешь, непременно с настоечкой. Может, и хозяев удастся хорошенько угостить для того, чтобы спали хорошенько. Я под утро, когда светать начнёт, дом обыщу, хозяйскую половину. Понял?

– А если купец или семья встревожатся?

– Дело в том, что купца нет. Сказал мне об этом генерал Муратов. Он уверен, что Платинин по делам в Москву укатил, за товаром. Думаю, ему верить можно. Будет через день или два. Семьи у него нет. Живёт бобылём, значит это, что дом охраняет кто-то из молодцов. Но ведь всем известно, что хозяин из дома – мыши в пляс. Я думаю, что приказчики купца гуляют и отдыхают, пока его нет. Кто по девкам, кто по кабакам, – ответил сыщик.

Вечером того же дня, на Киевскую четырнадцать подъехал экипаж. Из него быстро и резво выпрыгнул молодой бородатый купец и степенно спустился еще один, постарше. Оба направились к дому. Начали громко стучать в ворота. За что были зло облаяны здоровенной собакой, так и норовившей из подворотни покусать непрошенных гостей.

– Чего вам надоти? – крикнул кто-то из-за ворот.

– Вечер добрый, люди добрые. Переночевать хотели у вас. Многие орловские торговые люди говорили, что надёжные вы и ночлег приличный держите. Как нам бы это обсудить, с хозяином или ещё с кем?

Калитка открылась, вышел молодой человек, лет двадцати пяти, не знакомый Евграфу. Видимо, новый помощник. Возможно, его не было в лавке в прошлый раз. За его спиной выглядывал один из торговых мальчиков, уже известный сыщику. Приказчик приструнил собаку. Осмотрел непрошеных гостей, задал вопрос: «Оттелева говорите, с Орла? На сколько днёв? Сколько заплатите?»

– Нам бы с сыном ночь одну переночевать. Мы сами из орловских купцов. Дела были в Сергиевском, по зерну и закупкам, с купцами Сазоновыми. Завтра Тулу посмотреть хотим. Базар и мануфактуры изучить.

– Тулу, говорите? Извозчик нужон?

– Обязательно нужон! Может посоветуете кого, за хорошую плату. День в Туле. На следующий день в Москву поедем, на пыровозе.

– На поезде, тятенька! – добавил молчаливый молодой купец, чем вызвал смех приказчика.

– Цыц, без тебя знаю. Хозяин-то дома, аль на выезде по торговым? – уточнил старший торговый человек.

– Самого нет. Его степенство в Москву уехал и завтра вряд ли будет. Дела у него там по коммерческой. Так что дело можете иметь со мной, я здесь пока старший. Комнаты-то у нас есть две. Только цена устроит ли? – важно заявил новый приказчик купца Платинина.

– А сколько за одну комнату?

– Рубль за сутки каждая. Можете одну взять, там две кровати, – ответил купцам приказчик ухмыльнувшись.

– Эвося как! Да что ты? По такой цене гостиницу можно снять. У нас, в Орле, меблированная комната двадцать копеек стоит за сутки, – возмутился молодой купец.

– Но вот и иди в свой Орёл, там и поночуй! – собираясь уйти, заявил приказчик, видя их безвыходное положение.

– Не болтай, Яшка! Замучил ты меня. Жаднее чем отец твой стал. Умирать буду, воду не в кружке подашь, а в ладони. Устал я в дороге. Согласен на твои условия, но только давай две комнаты по восемьдесят копеек каждая. Храпит он сильно, хоть и молодой. Непутёвый какой-то уродился.

– По рукам. Комнаты хорошие, будете довольны, – опять засмеялся приказчик, которого подобные отношения между отцом и сыном очень забавляли.

– Но нам ещё ужин нужен хороший. Ему в комнату. Мне можно, где по-лучше, с компанией. С наливочкой. Не волнуйся, хорошо оплачу.

– Уговорил. Тебя как величать? – спросил заинтересованный выгодой приказчик.

– Егор Егорыч я. А сына моего Яшкой кличут. Не достиг он еще Егорыча.

– Егор Егорыч, по рукам. Ужин приготовим, мальцы занесут. После и сам подойду, если не против, новости послушать. Извозчика на завтра дам своего, одного из молодцов. Лошади у нас хорошие, довезут куда надо.

– Вот и хорошо, мил человек, – ответил купец.

Всё получилось, как хотел сыщик. Надзиратель ужинал с приказчиком до полуночи. Когда ужин принесли самому Евграфу, он лежал на кровати, отвернувшись к стене лицом. Узнать его тот торговый мальчик, что принес ужин, не мог. Как только начало рассветать, сыщик проснулся, оделся и разбудил надзирателя.

– Пойдем вместе выйдем во двор, – сказал шёпотом сыщик.

– Зачем это? – так же шёпотом ответил Кротов.

– Если на лай собаки кто выйдет, то внимание отвлеки. Скажи, что до ветру ходил, зубы заговори. А я в дом постараюсь проникнуть. Хотя вчера собаку я прикормил, не должна лаять. Присмотрел я, что навесной замок на дверях несложный, смогу открыть отмычкой.

Евграф зря беспокоился, собака спала. Сыщик беспрепятственно проник в дом. Для выполнения задуманного у него было около двух часов. Кротов замок повесил обратно, не забыв его вновь закрыть. Выпустить сыщика он должен был в пять часов утра. Труда для него это не представляло, так как отмычкой, на языке воров, «благодатной», он владел мастерски. Если бы Егор Егорович не служил в полиции, то был бы очень востребован в воровской жизни. Тулин давно уже получал у него уроки этого мастерства, когда имелось свободное время. Историю происхождения своих навыков Егор Егорович рассказывать наотрез отказывался, как впрочем и имя учителя который этому его обучил. В сыскной части мало кто знал о таком таланте надзирателя.

Квартирные и домовые воры – это особая категория, пользовавшаяся отдельным уважением в воровском мире. К ним относились следующие специалисты. Громилы – которые посредством порчи замков и различных противоворовских приспособлений проникали в жилища мещан и других категорий жителей государства. Тихушники – которые использовали отмычки и без повреждения замков входили в дома и квартиры. Громилы в свою очередь делились на шниферов – проникающих через стены, потолки и полы. Кабурщиков – путем подкопов различных вариантов. Скокарей – устраняющих препятствия к чужой собственности, хранящейся в помещениях с налёта, без подготовки и инструмента. Стекольщиков – вскрывающих окна липкой тряпкой. Тихушники тоже имели свои разделения. К ним относились форточники – слово говорит само за себя. Циперы – похитители верхней одежды из гардеробов парадных. Но самыми уважаемыми были специалисты по более тяжёлым охранным устройствам – сейфам, марвихеры – международные воры и кассисты – воры по сейфам и кассам. Так вот, в переводе на криминальный язык, Кротов был отличный шлессарь-тихушник.

Евграф приступил к обыску дома. Конечно, он рисковал. Если дело закончится неудачей, беды не миновать. Купец мог написать столько жалоб, что сыщику за самовольное проникновение в жилище не поздоровится. Могут и уволить с треском и шумом. Однако, он был уверен в том, что обязательно найдёт улики. В свою очередь, найденные доказательства преступной деятельности позволят задержать Платинина в кратчайшие сроки.

Дом был обычным. Внизу была лавка и контора. На втором этаже имелись жилые комнаты. Одна, из которых, явно была хозяйской, так как там находились личные вещи купца. Окна первого этажа были убраны решётками. На втором решёток не было. Мебель в комнатах была разная, без единой композиции и стиля, очень громоздкая. Возможно, бывшая в употреблении, приобретённая по случаю. На кроватях высились горы подушек. В гостиной имелись стол, скамейки, образа. Некоторые стулья, стоявшие по стенам, были накрыты чехлами, шторы были опущены. Ковры были накрыты сверху холщовыми дорожками-полосами. По ним ходить полагалось только хозяину. Воздух был не свеж и наполнен пылью. Сыщик осмотрелся и решил начать с хозяйской комнаты.

«Конечно, на Руси издавна принято хранить ценные вещи в земле. Только одному хозяину было известно, где он их закопал. Но чертежи, документы по оружию, картинки своих скопцов в земле хранить нельзя. Они отсыреют. Кроме того, тайник должен и от пожара спасти, и под рукой быть. Вариантов на самом деле не много. Или в стене где-то ниша, или в ножках железных кроватей. На худой конец, между вещами. Может, в шкафах, мебели или в книге какой», – думал Евграф, методически и аккуратно всё рассматривая, и проверяя.

Уже прошло около часа поиска, но он ничего не нашёл. Сыщик сел и задумался, поставил себя на место купца, начал фантазировать, куда бы он дел чертежи. Вдруг его внимание привлёк необычный безмен, висевший на стене в форме металлического стержня с вытянутым грузом на одном конце. Крючком для взвешивания предметов на другом. Этот простой механизм рычажных весов на самом деле был необычен. Гиря на конце весов была слишком вытянута. Весы были значительно больше всех тех, которые приходилось видеть сыщику в местах торговли. Кроме того, весы находились в комнате хозяина, а не в чулане или в лавке.

«Необычный безмен», – подумал сыщик.

Ради любопытства снял со стены, начал осматривать. Каково было удивление Евграфа, когда он увидел, что основание безмена имеет резьбу и откручивается. Выкрутив крышку в конце гири, осторожно достал оттуда скрученные в упругую скрутку какие-то куски холстов.

«Всё правильно. Тайник под рукой и не нужен никому. Если что и огонь первое время выдержит во время пожара. Умён купец. Что же там на холстах?» – почти вслух сказал сыщик, которого захватил азарт.

– Эй, лоботрясы, открывайте, живо! А не то я вам устрою, выгоню к бесам! Так-то вы хозяйское добро стережёте? – кто-то громко закричал, стуча в двери лавки.

«Кто там орёт, несмотря на утро? Сейчас всех разбудит, всех поднимет в лавке», – подумал сыщик.

Аккуратно подошёл к окну, раздвинул штору и посмотрел на улицу. Это был Кузьма Кузьмич Платинин, собственной персоной.

Одет он был проще, чем прошлый раз в вагоне поезда, но саквояж был прежним. Дорогой кожи с серебряными застёжками.

«Как-то не по московским модам он выглядит сегодня. Хорошо, сам в руки идёт. Сейчас встретимся. Вот для него подарок будет!» – подумал повеселевший Тулин.

Глава 25 Предательство. Купец на свободе

Купец шёл в дом через лавку в сопровождении приказчика, который следовал за ним, лебезя на каждом шагу. Разговор был слышным благодаря тихому раннему утру.

– И не ждали вас, ваше степенство, сягодня. Кажысь, завтра должны были приехать. Дела в порядке. Двое орловских купцов ночуют у нас, за хорошие деньги. Попросились на постой вчера поздним вечером. Довольны будете-с.

– А чяго это от тебя винищем прёт, дурень?

– Так, посидел с орловскими за рюмкой, немного. Для пользы дела, посудачил про их жизнь. Поспрашивал.

– Не в первой ты пьёшь, когда я в разъезде. Как Фёдора забрали, так порядка нету. Пьянь ты! Если сегодня найду какой непорядок и бардак, то прям сягодня и уволю! Рассчитаю тябя, дурня! Понял меня, аль нет? Устал смотреть на тебя, питуху! – громко ругал Платинин, работника.

Вошли в дом. Поднялись на второй этаж. В окна уже проник свет от утреннего рассвета. Тулин специально раздвинул несколько штор, пока ожидал купца, поэтому комната наполнилась светом. Купец шёл быстро, как будто бы торопился в комнату. Войдя в неё сделал несколько шагов и остановился.

– А это кто таков? – удивлённо и зло закричал купец, посмотрев на спокойно сидящего Евграфа за столом в гостиной с пистолетом в руке.

– Это купец орловский. Грабить, наверное, решил! Проник в дом без спросу. А может и не купец это совсем, вона оно как. Пистоль у него. Чё делать-то? – запричитал испуганный приказчик.

– А ну, дурак, беги за урядником. Поднимай всех в лавке и на улице, быстро, – закричал Платинин, хватая стоящую в углу палку.

– Успокойтесь, Кузьма Кузьмич, и приказчика успокойте. Я не грабитель, я из полиции. Шуметь не с руки. Может, спокойно поговорим. Без шума и посторонних, – сказал сыщик, показывая рукой на безмен лежащий на столе и снимая накладную бороду и усы. Чем вызвал ещё большее изумление приказчика.

– Хорошо, поговорим, коль не шутишь! – сказал Платинин, после небольшого раздумья и приказал сопровождавшему. – Ступай в лавку, этого человека я знаю! Сиди там молча, никого не зови и не ори! Мальчишке ничего не говори! Лавку без моего разрешения не открывай! Понял?

– Понял, сидеть молча. Лавку ни открывать, ни мешаться, пока ваше степенство дело будет обсуждать – услужливо залебезил приказчик и собрался боком выйти в лавку.

– Позови второго купца, – сказал сыщик.

– Делай, что говорят, пошёл вон! – закричал Платинин.

– Да я здесь уже, – сказал Кротов, отодвинув приказчика и войдя в комнату с пистолетом в руках.

Приказчика как ветром сдуло. Надзиратель загородил вход в гостиную и стал наготове в дверях.

– Что, Кузьма Кузьмич, дело пахнет каторгой. Нашел я у вас много чего интересного в доме, вот в этом безмене. Видимо, сделанном на заказ каким-то искусным мастером, – с этими словами сыщик поднял портреты, написанные на холсте.

На них были изображены уже известные ему Кондратий Селиванов и Александр Шилов. Но был и ещё один – неизвестный, скорее всего портрет Кузьмы Лисина.

– Вначале представься, откуда я знаю, что ты не мошенник или авантюрист? Документ покаж?

– Титулярный советник Тулин, сыскная полиция. По вашу душу, Кузьма Кузьмич. Специально из любимой вами Москвы. Вот и документ! – с этими словами сыщик представил купцу служебный документ.

Купец прочел внимательно, задумался. Затем прошёл дальше в комнату, подошёл к столу и сел развалившись, вызывающе смотря на сыщика.

– Помню я вас, в поезде ехали вместе. Так вы из московской полиции. А сразу и не догадаться. Ну, и что вы этими картинками пугаете? Вы в мой дом проникли беззаконно, как воры. Обманом ночлег получили. Подкинули мне всё это! Знать не знаю, ведать не ведаю, откуда в доме моем еретические картинки. Надо мне полицию вызывать! С вами разбираться, как вы закон позволяете нарушать!

– Это вы в жандармском управлении расскажите. Портреты, это что, мелочь, деньгами откупитесь. Самое главное, это письмо от некого старца, Кузьмы Лисина. Который призывает всех, кто ему верит, подняться на борьбу. Создать войско из ста сорока четырёх тысяч скопцов и направить его на Москву. Рассказывать, что в письме я не буду, вам оно знакомо. Здесь деньгами не отделаться. Пахнет каторгой, – сказал сыщик, внимательно наблюдая за реакцией купца.

– Я вам опять говорю, ваше благородие. Знать не знаю, ведать не ведаю. Думаю я, что вызову полицию сейчас, это чистой воды шантаж. Вы в доме были до моего прихода. Вы сюда принесли всё это, – повторил Платинин, продолжая вальяжно сидеть за столом.

– Но меня интересуют совсем не картинки. Меня интересуют чертежи, которые похитил Иван Фремов с оружейного завода. Где они? Если вы их отдадите, я подумаю, как быть с этой мерзостью.

– Да вы не с печи ли свалились? Какие чертежи? Ни о каких таких чертежах не слыхивал! О чём вы? Надоели, право! Я зову городового, потом буду жаловаться Муратову. Если он не поможет, тогда до министра дойду. А то и до государя! Денег хватит! Уволят вас за самоуправство. Связи есть у меня. Поддержат уважаемые люди, – вновь уверенно и зло заявил купец.

Евграф с Кротовым переглянулись. Купец откровенно издевался. Сыщик подмигнул надзирателю. Встал из-за стола и подошёл к надзирателю. Взяв его за рукав, сыщик отвел его немного в сторону. Затем прошептал на ухо: «Нашёл я, Егорыч, кое-что! Но не совсем то, что искал. Нашёл я в пустотелом безмене портреты их главных скопцов. Да ещё письмо некого скопца Лисина ко всем скопцам в России и проживающим вне её. В нем он требует от них собрать воинство и пойти на Москву. Кроме того, там же идёт речь о том, чтобы Платинин передал большую сумму денег на нужды этого воинства».

– Что творится, спаси меня Господи. Вот, что черти удумали! Я, вчера, когда читали письма жандармского управления и не поверил всему тому, что было написано! И что делать будем? – тоже тихо прошептал надзиратель.

– Хочу я заставить купца отдать чертежи, чувствует сердце моё и опыт подсказывает, что они у него. Если купец отдаст их, тогда пусть сам разбирается, нашёл он эти портреты или подбросили ему. Сам пусть их к генералу Муратову отнесёт. Нам главное документы и чертежи оружия. Остальное не наше дело. А если нет, тогда мы сейчас его арестовываем и везём к Муратову. Придётся смириться, что чертежей опять не найдём. Найдёт Муратов. Ему и все награды, и уважение. Согласен?

– Что ж, план хорош. Но, по-моему, он не боится. Слишком наглый, – опять шёпотом сказал надзиратель.

«Надо идти ва-банк! Надо рисковать! Вдруг получится? Конечно, результатов осмотра покойного Фёдора нет, но он то не знает» – подумал Тулин. В его голове созрел план.

– Давайте, господин полицейский, с вами договоримся. Я понимаю, служебное рвение привело вас ко мне. Может, вы и подозреваете меня? Но напрасно, я государевых законов и общественного порядка не нарушаю! Поэтому, разойдёмся как в море корабли. Ступайте, против не буду. Забудем ваше вторженье, как недоразумение, по молодости и неопытности, – уверенно заявил Платинин.

– Нет, Кузьма Кузьмич. Не получится. Дело в том, что у нас имеются фотографии, где вы изображены с неким купцом Птицыным, известным скопцом. Имеются свидетели вашей дружбы. Знающие люди дали показания о том, что именно вы вывезли из Моршанска много денег и прочего богатства. Полицию вызывайте, препятствовать не буду. Кроме того, покойный Фёдор осмотрен врачом посмертно, найдены следы повреждений на его теле. Он принадлежал к еретической секте. Вы в любом случае, тоже будете осмотрены. По всем фактам нужно будет дать подробные объяснения. Если вы говорите правду, тогда о чём волноваться. Вызывайте полицию! – сказал сыщик, начиная сворачивать холсты в скрутку.

– Дайте мне подумать. Пока что говорить не хочу, – сказал Платинин, было видно, что уверенности в нём поубавилось.

– Егорыч, сбегай за унтер-офицером Кудиновым, он возле трактира: «Тульский пряник». Там должен ждать. Если возле трактира нет, найди его в трактире. Мы с ним договор имеем, что он прибудет с утра к трактиру и может понадобиться. Там же скажи, чтоб городового вызвали, мы с Кузьмой Кузьмичом подождем тебя.

– Слушаюсь, ваше благородие. А как вас одного оставить?

– Да я не один. Я с револьвером, – засмеялся сыщик.

Платинин угрюмо сидел за столом, положив обе руки на стол и молча смотря в одну точку. Евграф не мешал ему думать. После распоряжений сыщика он поднял голову и сказал: «Погоди с городовым. Дай подумать. Товарища своего зови, этого унтера. А городового пока не надо».

– Кузьма Кузьмич, надо уже решать свою судьбу. Всё зависит от вас. То ли каторга, то ли сделка с полицией. Возможно, и легче всё для вас обойдётся. Это зависит от честности и от желания сотрудничать с сыскной частью.

– Дай подумать. Городового пока не зови, – угрюмо повторил Платинин.

– Ну, хорошо. Егорыч, давай! Одна нога здесь, другая в трактире. С городовым, действительно, пока повременим.

– Я понял, быстро исполню! – с этими словами надзиратель почти бегом удалился за Кудиновым.

– Что предлагаете, титулярный советник? – наконец-то спросил купец, когда надзиратель вышел.

– Что я предлагаю? Предлагаю отдать мне чертежи и документы по пулемёту. Затем, если я получаю нужное, докладываю Муратову, что картинки эти и письмо найдены у вас во дворе или в сарае. Где захотите! Остальное – дело ваше. Думаю, что выкрутитесь, хоть и не бесплатно. Но это уже меня не интересует. Скажите, что подкинули холсты. Дадите денег на благотворительность и сохраните свободу. Мне ваши еретические верования ни к чему. У меня они, извините, только смех вызывают.

– Надо осмыслить, подождите малость, – опять сказал купец.

Наступила тишина. Тулин сидел за столом. Перед ним находился револьвер и картинки на холсте. Он делал вид, что очень внимательно их рассматривает. Лицо купца часто меняло выражения. Маска растерянности менялась маской явной, не скрытой злости. Иногда он начинал шевелить губами, как будто бы читал какие-то молитвы. Молчание длилось не более четверти часа. Как только Евграф решил его прекратить, открылась дверь в комнату.

– Доброго здравия, ваше благородие, – громко сказал Павел Фёдорович Кудинов, вошедший в комнату.

– Побудь с ним, Егорыч, нам с унтер-офицером пошептаться необходимо, – попросил сыщик, показав на купца.

Взяв за локоть Кудинова, увёл его в другую комнату.

– Евграф Михайлович, ваше благородие, что тут происходит? Это мы что? Этого купца задерживаем? Куда его? И мне что делать? – взволнованно спросил ничего не понимающий Кудинов.

– Не волнуйтесь. Всё законно. Задерживаем этого купца за подрыв государственных устоев. Ваша помощь нужна. Вдруг сбежать захочет. Или соучастники появится.

– Жду указаний! – уверенно ответил унтер-офицер, внимательно посмотрев на купца.

– Ну что, Кузьма Кузьмич, надумали что?

– Я готов, ваше благородие. Готов вам помочь.

– Хорошо, я буду задавать вопросы, а вы постарайтесь на них ответить. Только не врите, Кузьма Кузьмич, не в ваших интересах. Скажите, где сейчас документы и чертежи, которые Фремов похитил с завода по вашей указке?

– Иван и Фёдор мои племянники. Про документы я ничего не слышал. Скажу только, что повадки племянника знаю я хорошо, если он что похитил, надо искать в доме на Безымянной. В Оружейной слободе, – угрюмо сказал купец.

Евграф и Кротов переглянулись. Сыщик улыбнулся, подмигнул надзирателю и подумал: «Вот как. Это в корне меняет дело. Нашёлся неизвестный родственничек. Теперь дело пойдёт резвее».

– Богат тот дом для Ивана. Не по доходам и не по чину, – уточнил сыщик.

– Да это я его прикупил для него. Надеялся может семью заведёт. Всё как у людей будет. Детки пойдут.

– Опять врёте и лукавите, какую семью, Кузьма Кузьмич? Он же скопец. Ладно, давайте дальше, к делу.

Платинин нахмурился и продолжил: «Так вот я и говорю. Когда-то я сам игре одной, Ивана и Федора обучил. Суть такова. Я прятал вещь, а они искали на основании меток. Меток всего пять, каждая из них указывает на пути поиска. Знали их только мы трое. Если в том месте, где он жил, есть тайник, то найти его я смогу. Если хотите, я со всей душой на помощь приду. Первая метка должна быть на входной двери – она укажет в какой стихии искать нужно. Земля ли это, вода ли это, воздух ли. То есть подвешен предмет или нет. Вторая метка должна быть под столом на кухне – она укажет, в доме ли, на дворе или в другом каком месте искать. Ну а остальные три потом скажу на месте. Много не прошу, если тайник племянников укажу, то меня отпустите и следствие закройте. Позвольте эти портреты самому генералу Муратову отнести.

– Что ему скажете про портреты эти? – спросил сыщик.

– Найду что сказать. Глядишь, малой кровью откуплюсь. Сами же предложили сделку, а теперь забыли про уговор? – зло заявил Платинин.

– Не беспокойтесь. Всё в силе. Я же нашел их не у вас в руках, а в предмете. Кузьма Кузьмич, а где труп Ивана Фремова?

– Не знаю. Откуда мне знать, где Ванькин труп. Сам беспокоюсь, похоронить бы. Но сами понимаете, шум поднимать не с руки. Вот и жду, пока найдете вы или сам найдется.

– А знаете, что Фёдор мёртв? Кто-то отравил его в камере гауптвахты?

– Как отравили? Горе то какое! Было два племянника, раз – и нет обоих! За что наказание такое страшное? Что Фёдор отравлен – впервые слышу! Не видел я его. Когда арестовали его, я в Москве был. Только сегодня вернулся.

– Кузьма Кузьмич, а какое отношение к приказчику спичечной фабрики Курской губернии вы имели?

– Этого торгового человека в глаза не видывал. В убийстве не участвовал, ни мысленно, ни явно. Лишнего мне не надоть приписывать. Я закон знаю.

– А племянница ваша где?

– Была, но отошла от них. Скитается, совсем чумная она. Я её уже как лет пять не видел. Да и они не общались.

– Знаете, Кузьма Кузьмич, лукавите! Хотя и обещали всю, правду сказать. Знаете, что тело племянника не найдено. Убийца приказчика сам убит при нападении. Фёдор отравлен. Поэтому и проверить показания никак нельзя.

– Вот что, ваше благородие. Вы чертежи ищете или всех собак на меня навешать желаете? Определяйтесь, едем в дом племянника или нет? Устал я на ваши вопросы отвечать, – зло сказал Платинин.

– Поверю вам, Кузьма Кузьмич. Едем, потом в остальном разберёмся. Если найдём документы, всё будет так, как договаривались.

Кудинов настоял, чтобы ехали на двух экипажах, так как на одном неудобно, мало ли может разделиться для пользы дела придётся. С ним согласились. На первом за кучера сел Егор Егорович, в нем же разместился сыщик с купцом. Во втором на козлах разместился унтер-офицер. Подъехав к дому Ивана Фремова, сыщик подошёл к двери и осмотрел печать, которой та была опечатана. В раздумье, вскрывать или нет? Видя его колебания, унтер-офицер, посмотрев на купца, подошел к опечатанной двери и решительно сорвал полицейскую плашку-печать со словами: «Прошу, ваше высокоблагородие, путь свободен».

Вошли в дом, в нем ничего не изменилось, только пыли прибавилось, запах исчез. Кое-где уже появилась паутина.

– Продавать дом не решились, пока следствие идёт? – задал вопрос Тулин.

– Продастся ко времени, кто ж от денег отказывается. Деньги хозяйскую руку любят – задумчиво ответил купец, – но, давайте время терять не будем, я вам сейчас все покажу. Всё найдём, коль племянник весточку мне оставил.

С этими словами, купец подошел к косяку двери с внутренней стороны. Поднял правую руку и за косяком нащупал какой-то предмет. Достал его. Это оказался маленький холщовый мешочек. Развязал и высыпал на левую руку крупицы глины. Затем подошел к столу, убрал лавку, нагнулся и начал, что-то искать снизу столешницы. Немного пошарив рукой достал, прикреплённый к низу столешницы стола, маленький кусочек картона. Выполнив все эти действия подошел к Евграфу и вручил ему этот клочок бумаги. Там был нарисован дом.

– Вот видите, ваше благородие, в доме надо искать, в подвале. Там где-то глина есть, сейчас угол узнаем в котором зарыт тайник. Для этого к печке надо подойти.

Платинин подошел к печке. Очень внимательно обошел ее несколько раз и, наконец-то присев, обнаружил метку в виде креста в нижней части правого угла. Вздохнул, прищурился и уверенно подошёл к сыщику. Кудинов и надзиратель с интересом наблюдали за действиями купца.

– Ну вот, тайник в подвале, в правом углу. Теперь надо узнать глубину и ширину ямы от угла дома. Сейчас подумаю, куда он метку поставил.

Платинин стал посреди комнаты и начал по солнцу обводить её глазами. Постояв, подумав, стукнул себя по лбу и начал шагами измерять комнату.

– Получается четыре шага на четыре шага. Дели на двух братьев, как я их учил в отрочестве. Значит два шага на два. Вот такую площадку надо смотреть. Но там копать, где глина. Сейчас посмотрю глубину.

Купец подошел к одному окну, второму, возле каждого он внимательно осматривал правый подоконник, потом радостно крикнул: «Нашел! Семь вершков[10] в глубину, вот цифра семь нарисована».

– Ваше благородие, всё понятно. Предлагаю залезть в подвал и выкопать то, что там лежит, – сказал унтер-офицер и вышел за лопатами.

– Кто первый, ваше благородие? – уточнил он, вернувшись с двумя лопатами и приподняв крышку подвала.

– Пусть купец лезет. За ним вы, Павел Фёдорович, затем я. Наверху Егорыч останется.

Каким-то образом Кудинов и купец оказались по другую сторону от лаза. В руках у унтер-офицера оказались два готовых к применению револьвера в каждой руке, он зло крикнул: «Все, ваше благородия, отыгрались. Вот и весь ваш сыск. Я стрелок хороший, как вы знаете, Кавказ прошел. Поэтому, не балуйте револьверами, по одному спускайтесь в подвал. Одно лишнее движение, и я стреляю. Мне терять нечего, быстро вниз. Потом поговорим».

Евграф и надзиратель, ошарашено стояли, понимая, что они попали в беду. Первым опомнился сыщик, он решил поговорить с унтер-офицером. Понять в чем дело. Почему тот оказался предателем. Кроме того, нужно было тянуть время. Возможно, оставался шанс выпутаться из этой опасной ситуации. Например, как-то удачно применить оружие против преступников.

– Унтер-офицер, что с вами? Сошли с ума? Прекратите эти глупости и объяснитесь. Вы понимаете, что за подобные шутки светит каторга, – зло выкрикнул сыщик.

– Вашбродь, деваться мне некуда. Одна дорога, хоть в петлю, хоть на каторгу. Так что полезайте.

– Да никуда мы не полезем, Павел Фёдорович! Понял я уже, что за одно вы с купцом. Только и мы не дураки. Если угробить нас хотите, то имейте в виду, что всё равно есть люди, которые знают, что мы поехали на Киевскую. С кем и зачем. Вас найдут и по закону спросят.

– Да зачем мне, вашбродие, вас и помощника вашего гробить. Не дурак я себе смертный приговор подписывать. Не для этого на войне спасся, просто время мне нужно. Бежать нужно скорее. Посидите в подвале, пока не найдут. Вот и вся задача. Если не подчинитесь, тогда выбора мне не оставляете. Полезайте, барин. Не дайте взять грех на душу, – закричал Кудинов, угрожающе махнув револьвером.

– Да никуда мы не полезем. Стреляй, если готов. Выстрелы хорошо слышны. Далеко не убежишь.

– Да, вашбродь, себе жизнь испортили и нам подпортили. Я ж говорю, выхода у меня нет. Бежать мне надо.

– Да стреляй, что ли, Павел Фёдорович, нам по-другому от них не уйти. Стреляй, никто выстрела не расслышит, – сказал Платинин, подавая Кудинову подушку со скамьи.

– Да пошёл ты, старый пень, учить меня вздумал! Иди лучше Настю позови!

Купец вышел из горницы. Через несколько минут вернулся с молодой и стройной девушкой лет двадцати пяти. Одета она была в мужскую одежду. В руках был револьвер. Войдя, она внимательно осмотрела Тулина и Кротова. Улыбнулась унтер-офицеру, затем направила револьвер на стоящих сыщиков.

– Евграф Михайлович, а если расскажу кое-что, не дашь мне греха на душу взять? Позволишь бежать?

– Валяй, – сказал сыщик на слова Кудинова, внимательно рассматривая девушку.

Унтер-офицер, немного подумав, начал свой рассказ: «Тогда слушайте. Не откажу себе в удовольствии душу излить. Если бы вы, Евграф Михайлович, прочли мое дело, то поняли, что я земляк покойного Ваньки Фремова. Он с деревни Верхние Кучки, а я с Нижних Кучков буду. Наши семьи завсегда дружны были. Старые Фремовы подались в скопцы, себя оскопили и малых Ваньку и Федьку тоже, пока те не соображали ничего. Когда те сообразили, то поздно было. Да и с дури своей, они оба в эту ересь поверили, правда, Кузьма?».

– Хватит болтать, надо уходить. Кончай их! Скажи ему, Настя! – крикнул Платинин.

Не обращая внимания на истерический крик купца, Кудинов продолжил: «Настю пожалели вначале. Уж очень живая она была, красивая. Родители любили её сильно. Решили позже это сделать, когда подрастет побольше, чтобы вроде осмысленно. Подумали, что подрастет и сама решит».

– Что ты мелешь, Пашка? Прекрати разговоры разводить. Стреляй в них и бежим, – вновь закричал купец.

– Ты тоже стой, где стоишь. Ты мне не указ, – зло заявил унтер-офицер.

– Ты, барин, слушай дале. Я об этом всем не знал. Полюбил я девку с малолетства и до сих пор, больше жизни своей, люблю. Потом, ушел я в армию, повоевал. Приехал в Моршанск, в отпуск. За поход в Азию дали, вместе с медалью. Смотрю, уехали они все после следствия, искать их начал. Нашел в Алексинском уезде, в Алешне. Стариков я припугнул, что если они Настю не оставят в покое с оскоплением да радениями, то радеть больше им не придётся. Так как не чем будет, голову я у них оскоплю» Но взамен пообещал им, если отпустят дочь, помогать им буду. Ваньку с Федькой подниму. А тут и этот купец-скопец появился. Он дядька ей, брат матери, и пошло у них поехало. Деньги у них были большие, Птицын облагодетельствовал, когда понял, что конец ему – каторга. Они в Алешне их показать не могли, вот поэтому и на купца работали. Боялись сильно, что искать их будут. Да и Настя братьев жалела. Любила сильно, слово с меня взяла. Обещала, что уйдет со мной хоть на край света. Хоть к черту. Хоть венчанной женой. Хоть приблудой трактирной, но только если я её родителей не брошу и братьям помогать стану. Согласился я, на кресте поклялся. Ванька на завод с моей помощью пристроился. Умный он был, но верил в эту ересь. Затем и Фёдора спасли, когда, тот в плохую компанию попал. Кого надо купили. Кому надо рот деньгами закрыли. Кого припугнули. Однако, не только старики Фремовы сбежали, еще и Кузьма Кузьмич с большими деньгами убежал в Тулу. Он тут кормчий. Слушаются они его всей общиной. Так, старик, я говорю?»

– Может так, а может нет, – зло посмотрев на унтер-офицера, ответил Платинин, видимо думая, что ему делать дальше.

– Хотел он и Настю втянуть. Сделать её кормщицей, только я ему не позволил. Правда, Настя?

– Так и есть. Я в его бред не верю, калечить себя не позволю.

– Видите, так-то оно всё. Я вам правду, Евграф Михайлович, рассказываю. Мне терять нечего. Так вот, дальше слушайте. Кузьму к этой его ереси привел какой-то ученик Селиванова и Шилова, Александр Милов, он сейчас в Сибири каторжный срок отбывает, по всем правилам. С ним Императоры, как с Шиловым да Селивановым не беседуют. Тяжело ему сейчас за ересь свою отдуваться. Кроме того, есть еще где-то в другой стране Кузьма Лисин. Это Кормчий вообще без паруса. Управляет ими из далека, всё, что прикажет, всё выполняют. Так вот, великий учитель и кормчий безумный, Кузьмич, эту идею с похищением документов и придумал. Ваньку и Федьку втянул. А те и друга своего бесшабашного, который старшего приказчика убил, что бы тайну сохранить. Хотел Кузьмич обменять Сашку Милова на документы и чертежи. Так как никакие деньги не помогали, потому как сам император контролировал его каторгу. Подговорил Ваньку и Федьку документы забрать и инициировать пожар, через фосфор, приобретенный у жадного торговца с Курска. Забрать документы сумели, и пожар устроить тоже смогли. Только брата погубили и в могилу свели в тяжелых страданиях. Узнал я об этом, когда вы поиски начали. Поздно было уже остановить что-то. Вначале хотел этому старому еретику голову проломить, но Федьку жалко, а он стервец уже все Настеньке рассказал. Она в слезы, а у нас ребенку быть, беременная она. Ей волноваться нельзя. Помоги да помоги, один брат на свете остался! Ну что мне делать, надо было помогать. Когда подслушав возле дверей разговор с доктором и узнал, что вы ехать собрались в дом Ваньки, я вас опередил. К дому первым, с Федором прилетел, потом бабский платок на голову накинул да вас за собой в сторону и увел. Не впервой, в разведке на Кавказе часто так делал с противником. Возле церкви и Настя меня ждала.

– Успокойся, Пашка, хватит этим бесам правду говорить, опомнись! – вновь обратился купец к унтер-офицеру.

– Знаешь, Кузьма, бежи ты, пока можно. Бежи, не стой. Не слушай! Ты мне не нужен. Помни, Кузьма, предупреждаю я тебя, появишься на пути моем с Настей и нашим ребенком, я тебе голову оскоплю, – зло сказал Кудинов, посмотрев в сторону купца.

– Да, Кузьма Кузьмич, уходите подобру-поздорову. Между нами нет больше ничего. Да Вани и Феди больше нет. У нас с Павлом теперь своя дорога. Идите от греха подальше. Господь вам судья. Верьте в ересь вашу, а мы с Богом останемся. Идите, не злите Павла Фёдоровича, – спокойно сказала девушка.

Унтер-офицер внимательно послушал жену. Улыбнулся и продолжил: «Вы только, Евграф Михайлович, плохого не подумайте. Я вас зауважал. Вы человек серьезный. Застрелить не пытался. Если бы хотел, то застрелил бы. В сторону стрелял, для острастки, чтобы за мной не ходили. Как только достаточно от дома отвел, Федька в то время по голове Петра Владимировича ударил и отключил его на некоторое время. Я все ваши команды слышал, спрятавшись за сараем. Пластун я. Мне таиться и скрываться не впервой. Передайте Петру Владимировичу, пусть тоже зла не держит. Зачем возле дома было оставаться? Ехал бы за городовым. А то нет, остался, не послушал команды. Вот и получил. Жалко его, но что поделаешь, но не сильно ударил. Я его видел, оклемался он быстро».

– А второй кто стрелял возле церкви? – спросил заинтересованный сыщик.

– Второй? Это не стрелок, это Настя, жена моя. Она по вам не стреляла, тоже в сторону. Не осталась дома, за меня боялась, решила подстраховать. Стрелять из револьвера я её давно научил. Дорога у нас долгая, тяжёлая предстоит. Новую жизнь надо начинать. Ко всему приходится готовиться. Не дал этот упырь спокойно пожить в Туле, – сказал унтер-офицер, не обращая внимания на Платинина.

Купец, по-видимому, поняв, что дороги у них с Кудиновым разошлись, решил покинуть дом. Предварительно захватив свои холсты с портретами.

– Прощайте, Павлуша и ты Анастасия. Не поминайте лихом! Одну коляску заберу, а вторую вам оставлю. Ты, Павлуша правильно придумал две коляски взять с моего двора. Видишь и понадобились, – сказал купец.

Никто не среагировал. Все молчали. Он гордо поднял голову и вышел из горницы, громко хлопнув дверью.

– Ну, а дальше? – спросил Тулин, понимая, что помешать побегу купца в этой ситуации он не сможет.

– Затем, Федька да Кузьмич мертвого Ивана забрали и схоронили где-то. Да портреты свои еретические и картинки скопцовские, черт бы их утащил, тоже с собой забрали.

– Ну а как ты, Павел Федорович, узнал про курского приказчика и зачем ты убийцу к нему подослал?

– Никого я не убивал и никого не подсылал. Я ж говорю, что трое у этого хрыча в подмастерьях ходили. Алексинский дружок Фёдора, Герасим Кондратьев, который за убийство по неосторожности отсидел в Белёвском замке. Да друзья его, Мишка Коновалов и Егор Пустов. Оба они отбывали сидку за темные дела, которые случались на дорогах и трактах под Калугой. Там в одно время купцов грабили, в том числе и с убийствами, – сплюнув на пол, спокойно заявил Кудинов.

– А кто же убил приказчика? Или кто приказал убить его?

– Как-то раз Брежнёв уточнил у меня, не знаю ли я, где в Туле оптом спичками торгуют? Понял я, что скоро найдете торговца, который фосфором, как дьявол серой торговал. Сообщил я Федьке, а тот, видимо, своему другу. Больше ни на что ума не хватило у них, как убить приказчика и самим попасться.

– А в Барсуках тоже ты?

– В Барсуках? Да, я стрелял по лошади. Хотел, чтоб расшиблись, но не до смерти, берег там не очень крутой. Но загреметь в постель на неделю, другую могли. Тогда получилось бы Федору сбежать с Платининым и нас в покое оставить, с Настей. Бог угрозу от вас снова отвел. Убивать не хотел.

– Ну а как узнал, что мы с обыском именно к купцу поедем?

– Это случайно, понравился я видно вам. В доверие вошёл. Вот вы меня и взяли с собой. Прикинул я, кроме купца там делать нечего. Ночью я Насте рассказал, по чью душу вы в той стороне хотите оказаться. Попросила она меня в последний раз помочь этому упырю и согласилась в бега. Делать больше нечего, сегодня или завтра всё раскроется. Поэтому, дороги у нас разные с ним. Решил я у трактира ждать, думаю, всё равно пригласите, без меня не обойдётесь. Надо было выручать этого упыря. Если бы сюда не приехали, то пришлось бы другой план придумывать. Пока вы допрос проводили на Киевской, мы перемигнулись. Он всё понял и сказку вам рассказал про эти метки. На самом деле она давно у него была заготовлена на подобный случай.

– А что делать-то теперь будешь, после всего этого? – спросил сыщик.

– А конец сей сказки следующий. Все в руках Господа Бога. Я свое обещание, перед Настей, выполнил. Кузьму спас и почти из тюрьмы вытащил. Мы сегодня с Настей убежим из Тулы. Следов много оставлено, скоро всё тайное станет явным. С военной службы я уволен, искать меня не будут пару дней. Пока вас не освободят. Мест в России много, где укрыться от вашего брата. Так что лихом не поминайте. Мне до их ереси все равно, наплевать на них, – заявил Кудинов.

– Так беги, Павел Федорович! Только скажи мне, а где чертежи? – с этими словами сыщик, до сих пор внимательно слушавший унтер-офицера, сделал шаг вперёд.

– Стой, где стоишь, барин, а то стреляю. Не хочешь спуститься в подвал, тогда выбора ни оставляешь. Как я убежать смогу? Мне время нужно. Уйду, потом весточку к концу дня отправлю через мальчонку какого, к Бестужеву или Брежнёву. Там опишу что вы здесь, в этом доме. По-другому не получится.

– А если спущусь, расскажешь? – уточнил сыщик.

– Расскажу, обещаю. Спускайтесь барин. Все свои ответы получите. Или придётся порешить обоих, – Кудинов и Настя прицелились, было видно, что шутить они не будут.

– Хорошо, Павел Фёдорович, но помни про своё слово. Полезли, Егорыч, в подвал, – сказал сыщик и первым начал спускаться.

Унтер-офицер прикрыл лаз. Осталась половина, которая не позволяла ни вылезти, ни стрелять. Сам Кудинов стал именно так, чтобы не быть пораженным пулей. В подвале было темно и пахло сыростью и еще каким-то непонятным для сыщика запахом разложения.

– Вот и хорошо, Евграф Михайлович. Своё слово я сдержу. Про чертежи следующее скажу. Вначале были они у Кузьмы, но потом отдал он их взамен обещанной помощи.

– Кому отдал? Когда? – крикнул из подвала сыщик.

– Графу какому-то приезжему. Тот с этой целью и приехал. Он вначале прибыл за деньгами по поручению Кузьмы Лисина. Который в стране Румыния живёт. Но потом Кузьма Кузьмич, денег пожалев, чертежи всучил ему. Хотя и денег дал, но не так много, как тот хотел! Где тот граф мне не ведомо, – с этими словами унтер-офицер начал закрывать лаз в подвал.

– Стой, подожди закрывать, а кто Федора отравил?

Кудинов вздохнул и ответил: «Когда мне Кузьмич сообщил, что Федьку на гауптвахту поместили, опечалился я. Но он убедил не горевать. Сказал, что выкупит. Попросил записочку для приятеля моего написать, чтобы значит подкормить Фёдора. Есть там у меня друг, приятель. Написал я ему, что дальше мне не известно. Может и Кузьмич грех на душу взял. Мне то не ведомо!».

– Что ж ты мне раньше не сказал! Надо было спросить у этого упыря. Нельзя было отпускать его. Сколько бед от него, неужто он и Фёдора отравил? – воскликнула Настя, жена унтер-офицера.

– Не ведомо мне, не ясно. Нет у нас времени сейчас это обсуждать, бежать нужно! Потом мы с тобой обсудим, вдвоём, без них, – ответил Кудинов, жене.

– Что тебе еще, барин? Пора нам! – спросил унтер-офицер.

– Подожди, Кузьмич же в Москве был, по торговым делам? Как он мог Фёдора отравить? – крикнул снизу, из подвала, сыщик.

– Нет, не был он ни в какой Москве. Где-то с графом делами занимался. Я не знаю, где и что делал. А то бы предупредил, что вы по его душу собрались, на Киевскую.

– Ну и последний вопрос, а где Ивана похоронили?

– Как где? В подвале, рядом с вами. После вашего обыска. Похоронили в собственном доме, там еще несколько лежат, неудачно оскоплённых. Никого я не искал по вашему приказу, вид делал. Разослал дурней, оружейников по городу, так для заблуждения.

– Да уж не врёшь ли? – крикнул сыщик.

– Зачем мне врать. Сказал бы раньше, то не полезли бы. Так что не поминайте лихом. Уважаю обоих, но деваться мне некуда, своя рубаха к телу ближе. Простите. Искать меня бесполезно, все дороги я знаю. Пути и выходы найду. Как обещал, сообщу вечером, где вы находитесь!

Крышка лаза еще больше продвинулась к краю и закрылась, было слышно, что на нее положен тяжёлый предмет. Все затихло, хлопнула дверь. Стало несколько не по себе. Оба посмотрели друг на друга с изумленьем. Кротова передернуло от неприятного ощущения соседства с умершими. Он трижды перекрестился и начал читать молитву, молча шевеля губами.

Глава 26 Мухомор и сатанинский гриб

Граф Бобринский, как обычно, прибыл на завод, исполнил дела по должности, в ожидании судебного врача и сыщика. Приехал врач и его немедленно провели в кабинет Петра. Доктор был невысокого роста. Очень высокомерный и чопорный. Возможно, он был не доволен тем, что пришлось работать ночью для получения результатов.

– Я по поручению его высокопревосходительства генерала Муратова. Должен сообщить результаты экспертизы, если вам это угодно-с, – сказал важно врач.

– Да конечно, расскажите, жду! – ответил граф.

– Крестьянин Фёдор Ефремов, ранее содержащийся на гауптвахте, умер от алкалоидов неизвестного происхождения, прорастающих в нашей местности, на латинский язык – «alcali».

– Я мало что понимаю в медицине и биологии, хотя не скрываю, эта тема мне очень интересна. Увлекаюсь чтением на эту тему. Так что поясните подробнее, что это такое?

– Алкалоиды – это группа химических соединений из азотистых оснований. В них может содержаться азот, сера, хлор, бром, фосфор и другие вещества. Их производят, в том числе, бактерии животных, грибы и растения. Они могут быть и полезны, и вредны одновременно. Некоторые из них применяются в медицине, а некоторые применяются как стимуляторы деятельности. Такие как кофеин и никотин. Могут быть очень токсичны и все они имеют очень горький вкус. Типичным алкалоидом является мускарин, содержащийся в грибах. Он является ядовитым веществом. Сам мускарин способен повысить своё действие опьяняющими токсинами. У человека, отравившегося мускарином проявляется замедление пульса. Обильное выделение пота, слюны, слёз, нервное раздражение. Вы понимаете, о чём я рассказываю? – сказал врач, посмотрев на графа.

– Если честно, то не очень. Так чем же был отравлен Фёдор, я так и не могу понять?

– Повторяю ещё раз. Он отравился от мускарина. То есть, смеси сатанинского гриба и гриба мухомора, если сказать проще. Оба гриба встречаются в Европейской части России. Чрезвычайно ядовиты, – подвёл итог доктор. – Поэтому, скорее всего в снеди, которую передали Фёдору, присутствовали эти составляющие. Но от этой смеси трудно умереть, они должны были вызвать расстройство желудка и галлюциногенные эффекты. В том числе припадок эпилепсии, которой ранее страдал покойный.

– Позвольте спросить ваше мнение. Для чего это сделано? Зачем ему в пищу добавили грибов?

– Всё на поверхности. Думаю, что смесь грибов добавили в пищу для того, чтобы у вас не было выбора. Пришлось бы оказать медицинскую помощь и скорее всего отпустить. Лечение было бы длительным. Обязательно в домашних условиях. По крайней мере, на стационаре. Но что-то произошло не так и он умер. Возможно, он ранее принимал подобные алкалоиды, и они накапливались в организме. Последняя доза превысила допустимый уровень. Произошло то, что произошло! Возможно, я ошибаюсь, но моя версия такова.

– Так значит его не хотели отравить. Просто хотели ввести в такое состояние, при котором мы были бы вынуждены отпустить его, в связи с его болезненным состоянием?

– Думаю, что именно так, как вы сейчас сказали.

– Благодарю, доктор, больше не задерживаю, мне всё ясно.

Доктор, попрощавшись, вышел. Пётр уже устал ждать сыщика. Тот всегда делился своими планами и сегодня задерживаться был не должен. Это насторожило Брежнёва. Он решил сам навестить его, начав поиск с квартиры, где временно проживал сыщик. Прибыв туда, нашёл дверь закрытой, на стук никто не отозвался. Открыв дверь запасным ключом, который предусмотрительно взял из канцелярии завода, вошёл во внутрь. В квартире никого не было. Пётр внимательно обошёл обе комнаты. В одной стоял саквояж Егора Егоровича, в другой имелись вещи Тулина. Внимание Петра привлекло то, что на столике возле зеркала был разложены несколько накладок-ран, накладок-синяков. даже накладная борода. Имелись коробочки и баночки с гримом. Одежда сыщика аккуратно весела на двери шкафа, на столике лежала записка: «Сей запиской сообщаю, что я Евграф Михайлович Тулин, титулярный советник сыскной части московской полиции, вместе с надзирателем этой сыскной части проведём этой ночью действия во выявление преступника по адресу Киевская 14. Это место проживания купца второй гильдии Платинина. Остановимся там для проживания в комнатах для проезжих. Привлекается для помощи унтер-офицер Кудинов. Сообщаю к сведению. Тулин».

«Всё ясно. Он не предупредил и не взял меня по каким-то причинам. Но, на всякий случай, записку оставил. Значит, боялся неудачного розыска или угроз жизни. Необходимо узнать, где Кудинов», – подумал Пётр и немедленно направился к оружейной школе.

Прибыв к оружейной школе, Пётр справился у заместителя начальника школы о местонахождения Кудинова? Узнал, что тот еще вчера взял бессрочный отпуск. Отпуск был давно обсуждён и согласован с начальником школы. Унтер-офицер к нему готовился уже долгое время. Решил окончить службу по состоянию здоровья. Сейчас его нахождение неизвестно. Удивившись, Петр решил выехать по адресу, указанному в записке. Тем более, он знал, кто там проживает. Вместе с Евграфом по данному адресу они арестовывали Фёдора, приказчика купца Платинина. Генералу Бестужеву решил пока ничего не сообщать, боясь подвести Тулина. Предусмотрел меры осторожности, решив оставить заводского кучера возле дома на Киевской. Если через четверть часа Пётр не узнает сведений об Евграфе и не выйдет из лавки, то кучер немедленно должен был «лететь» к генералу и всё ему рассказать. Заодно передать записку, оставленную Тулиным в квартире. Подъехав на Киевскую, Пётр тщательным образом проинструктировал кучера. Передал ему записку в конверте и направился в лавку, предварительно потребовав от кучера, что бы тот отъехал от лавки на значительное расстояние. Экипаж он взял ландо, на всякий случай, вдруг найдёт сыщика. В лавке находился приказчик и два молодых помощника. Торговля шла вяло, да и сами продавцы были какие-то испуганные и неповоротливые. Двигались напряжённо, без обычной ухарской закваски. Помощники, узнав Петра, перепугались ещё больше и что-то зашептали старшему. Испуганными глазами осматривая Петра.

– Где хозяин? Я к нему, – заявил Пётр приказчику.

– Нет его степенства. Из Москвы ащё не прибыл.

– А где гости, которые ночевали у вас?

– Не было никого, барин. Не знамо нам, люди брешут, – ответил приказчик, по глазам которого был виден явный испуг.

– Значит так, если я сейчас не узнаю правду, тогда еду в жандармское управление и вернусь с жандармами. По их прибытию всё будет перевёрнуто вверх дном. Затем вас задержат по подозрению убийства служащего полиции. Вам это ясно? Жду ещё минуту и ухожу, – сказал Пётр и сделал шаг к дверям, делая вид, что намеревается выйти.

По глазам приказчика было видно, что желание скрыть правду и боязнь последствий боролись в нём. Видно победил страх перед жандармским управлением.

– Скажу, барин, скажу всё как есть. Вчерась поселили мы двух купцов с Орла, с одним и поужинали братски. Второй спать рано залёг, только ночью сам хозяин неожиданно пожаловал. Вошёл в дом, а там гость незваный, один из купцов орловских. О чём говаривали они, мне не известно. Потом второй пришёл, тож купец орловский. Затем и ещё один, по выправке, да манерам военный человек. Некоторое время говорили они между собой в доме. По раннему утру Кузьма Кузьмич приказал двух лошадей запрячь, в две коляски. Наших мальцов кучерами брать не стал. За вожжи взялись на одной коляске один из купцов орловских, на второй вот этот военный. Незнамо кто и откуда. Около шести и укатили, ащё город спал. Куда – не знамо мне, – испуганно проговорил приказчик.

Помощники стояли сзади, кивая под каждое его слово. Судя по испуганному выражению лица, говорил он правду. Пётр задумался.

– А что с собой взяли и какие ещё распоряжения кто-то из них отдавал? – уточнил Пётр.

– Ничего не взяли. Только в руках одного купца орловского безмен был хозяйский. Зачем – не знаю. Может, взвесить чего захотели. Сам хозяин как в рот воды набрал, только и приказал рот на замок закрыть. Мы и закрыли, никому не говорили. Только вам, барин, рассказали. Если что, не причём мы, торговлей занимаемся и не лезем никуда.

– Точно ли правду сказал? – спросил Пётр.

– Как на духу, вот те крест, – с этими словами приказчик перекрестился, а за ним и помощники.

– Хорошо, если так. Я вам тоже скажу, что бы рот на замке был. Торгуйте пока, там видно будет!

С этими словами Пётр вышел из лавки и направился к заводскому кучеру, который явно нервничал и готов был уже направиться к генералу.

– Поехали, – сказал он кучеру.

– Куда, барин?

Петр и сам не знал, куда ехать. Он быстро думал, куда могли направиться Евграф, Кротов, Платинин и неизвестный военный утром? Что произошло, что сыщик ещё не появился? Время подходило к полудню. Решив, что вначале необходимо взять револьвер, он приказал следовать домой. В коляске он мучительно думал, стоит ли рассказать об этом происшедшем генералу Муратову и Бестужеву, или нет.

«Повременить надо немного, подождать. Скажу, сообщу им, могу нарушить ход сыска. А военный, кто? Не Кудинов, это часом?» – подумал Пётр.

Подъехав к дому, он увидел возле дома Пашку. Тот ходил от угла дома к углу. Рядом с домом стоял экипаж. Ранее Пётр уже указывал пареньку адрес своего проживания. Секретом это не являлось. Он ему говорил о том, что если ему понадобиться, то тот может в любое время к нему прибыть. Но всё равно появление Пашки его удивило.

– Ты что здесь делаешь?

– Вас, барин, жду. Дома уже был, барыне всё рассказал. Она сейчас выйдет.

– Куда выйдет и что ты ей рассказал. Ну-ка давай снова мне расскажи? – потребовал Пётр.

– Дело в том, что живу я в Заречье, в начале улицы Безымянной. Сегодня утром товарищ ваш, Евграф Михайлович, с ним еще трое, на двух лошадях с колясками подкатили к дому на отшибе. Там раньше наш заводской жил, потом, говорят, помер. Я в начале в окно подсмотрел, а затем и на улице тайно наблюдать стал. Так вот, через час где-то, вначале один укатил на коляске. Затем и ещё один, то ли с бабой, то ли с мужиком на второй коляске. Но друга вашего с ними не было. Я к дому подошёл, а дом на замке. Но, Евграф Михайлович и ещё один дядька из дома не уходили. Я бы их не пропустил, увидел. Обошёл я дом, но ничего странного не заметил. Куда Евграф Михайлович делся с товарищем, так и не понял. Думал я, думал, да и решил к вам бежать. Прибежал пока с Заречья, время уже много прошло, а дома одна барыня. Она меня выслушала и сказала, что бы я экипаж на улице поймал. Сейчас мол выйду, и к дому поедем. Говорит, что надо барина спасать, – высказав всё, Пашка замолчал, ожидая от него действий.

– Пётр, ты здесь, слава Богу! Видишь, что творится? Мальчишка, Паша, рассказал мне всё, – воскликнула Ольга, вышедшая к экипажу.

– Подожди, сестра, я всё знаю. А ты куда собралась? – прервал волнительную речь, Петр.

– К дому этому. Нужно Евграфа Михайловича выручать!

– Стой, никуда ты не поедешь, сиди дома. Я за револьвером мигом и по адресу поеду, – потребовал Пётр от сестры.

– Револьвер твой у меня, – с этими словами Ольга показала его, достав из дамской сумочки.

– Да ты же стрелять не можешь, зачем взяла?

– Вот бы и научилась, если понадобилось бы! Не велика наука, – сердито сказала Ольга.

– Давай сюда револьвер и идите, сударыня, домой.

– Пётр, прекрати решать за меня! Я еду с тобой! Времени мало! Может, Евграфу угрожает опасность! Давай поторопимся, а по дороге разберёмся, – взволнованно ответила Ольга.

Пётр, понимая бесполезность уговоров, согласился. Ехали быстро и молча, от волнений и переживаний. Подъехав к дому, Пётр с Пашкой подошел к двери, оставив Ольгу в экипаже. На двери действительно висел замок, без печати полиции. Обошёл дом, ничего необычного не заметил.

– Надо замок сбить. Мало ли что там внутри, – сказал Пашка.

– Иди спроси у кучера, может, есть у него что-то, чтобы замок свернуть, – сказал Пётр, пареньку.

Пока Пашка побежал за кучером, Пётр опять находился в раздумьях, правильно ли он делает, что не сообщает о случившемся ни генералу Муратову, ни Бестужеву. Но тут раздумья прервал кучер, который подошёл с фомкой.

– Сейчас, барин, один момент и отворю. Я фомку постоянно с собой вожу от тёмных людей. Она у меня знатная, – с этими словами он в три приёма сорвал замок, вместе с накладкой.

– Вот и всё, барин, ломать не строить.

– Молодец, иди обратно, береги Ольгу Владимировну. Если что, уезжайте быстро и сразу к Бестужеву.

– Понял я, барин, уже на Киевской, что дело не простое вы затеяли. Но дружба она тем ценна, что сам погибай, а товарища выручай. Не беспокойтесь, всё как надо сделаю.

Вошли в дом. Первым Пётр, с револьвером, затем Пашка, боязливо держащийся за спиной. В доме было тихо, но внимание сразу привлекло, то что посредине комнаты находились в перевернутом состоянии стол, на нём пододвинутый сундук. Пётр начал всё разбирать, с помощью Пашки. Управились быстро. Послышался радостный голос Тулина: «Слава Богу, никак граф собственной персоной».

– Это я и Пашка, сейчас разгребём и выпустим вас с Егором Егоровичем.

– Как нашли? – спросил сыщик, вылезая в открывшийся лаз.

– Записку вашу прочёл, вначале на Киевскую поспешил, кое в чём там разобрался. Затем, благодаря Пашке, вот сюда.

– Да мы не совсем здесь в темнице. Дело в том, что предыдущие хозяева лаз сделали для загрузки овощей, чтоб через дом не таскать. Не мусорить. Потом, видимо, заложили его, когда дом продавали. Но при обыске в прошлый раз я это заметил. Пока сидели запертые, мы его разобрали. Через эту дыру свет прошёл, и мы ещё раз обыскали подвал. Кое-что нашли!

– Что же? – спросил Пётр.

– Захоронения здесь. Видно, не одно! Позже полицию и следователей вызовем и всё здесь раскопаем в целях следствия. Кроме того, нашли стул с кругом посредине, видимо, приспособление для их деяний, по оскоплению. Инструменты. Ладно об этом позже. Молодец Пашка, спасибо тебе, я тебя отблагодарю. Потом мне всё расскажешь, а сейчас некогда. Оставайся у себя дома, если что, ты мой адрес и адрес Петра Владимировича знаешь. А нам надо быстро к графу де Тулуз-Лотрек, и к генералу Муратову. Пётр, у вас экипаж есть?

– Есть ландо, специально взял. Думал если вдруг вас найду, как нам уместиться всем. Только особенность одна.

– Какая? – уточнил сыщик.

– Ольга Владимировна с нами, навязалась вас спасать.

Подошли к экипажу, Тулин поклонился и внимательно посмотрел на взволнованную Ольгу Владимировну.

– Спасибо сударыня, очень благодарен за заботу.

– Полно, Евграф Михайлович, вы нам не чужой человек. Вы поступили бы так же. Я рада, что всё обошлось.

Долго обмениваться любезностями не стали, быстро выехали на Миллионную. В дороге сыщик рассказал ситуацию Петру, не вдаваясь в излишние подробности в присутствии Ольги. Рассказал и о портретах Шилова и Селиванова. Не говоря о чертежах и прочих вещах, которых Ольге знать не полагалось. Ольга молчала, внимательно слушала. Мужчинам не мешала.

– Вы, Пётр Владимирович, сейчас меня с Кротовым оставляете у гостиницы, где проживает граф де Тулуз-Лотрек. Сами к генералу Бестужеву и Муратову, расскажите им всё. Нужно город перекрывать и все силы бросить на поиск купца Платинина, Кудинова. Может и де Лотрека. Возможно, его тоже в гостинице нет. Если постараться, успеем задержать. Хотя то, что подорожные у них заранее готовы я и не сомневаюсь.

– Как вам угодно. Главное, не опоздали ли мы?

– Вот и посмотрим. Бог даст, поймаем! – ответил сыщик.

После обсуждения, как можно быстрее полетели вначале на Миллионную, на съёмную квартиру графа де Тулуз-Лотрека. Но подъехав к квартире француза, встретились с трудностью загадочного поведения Ольги.

– Евграф Михайлович, я с вами, – твёрдо заявила она.

– Это исключено. Вы достаточно рисковали жизнью. Возможно де Тулуз-Лотрек вооружён и мы не знаем, как он себя поведет. Не исключена перестрелка. Он знает, обвинения по отношению к нему весьма серьёзны, поэтому будет сопротивляться.

– Это всё глупости, я буду идти только за вами и с вашего разрешения. Кроме того, вы же идёте в номер, в том числе и для того, чтобы изъять и проверить переписку? Но не знаете британского. Тем более американского языка. Без меня, только потеряете время. Подумайте?

– Евграф Михайлович, возьмите Ольгу. Её не переубедить. Но только пусть она пообещает, что будет осторожна, – несколько подумав сказал Пётр.

– Ну, хорошо, – скрепя сердцем согласился Евграф.

Прибыв на квартиру по месту проживания француза, сыщик де Лотрека там не застал. Однако застал незнакомого человека, который торопливо сжигал, в изразцовой печи, какие-то бумаги. Некоторое количество документов осталось перед печью, но основная часть уже горела. Не стоило большого труда остановить его и допросить.

– Где ваш хозяин? – спросил Евграф, вытаскивая кочергой из печи не успевшие сгореть документы прямо на пол перед ней и аккуратно туша огонь.

– Где ваш хозяин? – повторно спросил сыщик у молчавшего слуги, взглядом останавливая надзирателя, который хотел двинуть ему затрещину.

– Какой хозяин? Барин, вы что? Дворник я местный, прибежал граф этот не русский, часа три назад, весь нервный. Дал мне рубль и попросил сжечь бумаги, которые на столе у него валяются. Сам, говорит, в Алексин поеду. А мне всё недосуг было, как освободился от дел своих, то пришёл, вот и жгу. А то хозяин какой-то! Хозяин у меня один, купец Бобровский. Он меня дом убирать нанимал, ему и служу. А то удумали, хозяин? Немчина не русская – этот жилец, – заявил человек.

– Стой, стой, я всё понял, довольно. Помолчи, – сказал сыщик, решив остановить речь дворника.

– Прочтите, Ольга Владимировна, будьте добры. Это, по-моему, британский язык, – сказал Евграф, протягивая Ольге несколько подгоревших листков бумаги, поднятых с пола перед печью: «Mohr....pal. Search for you. …friend in t… Need Wednesdays… to escape to H. Your Favorite, – прочла она, а затем перевела остатки текста на первом подгоревшем клочке бумаге, – «Мор… опале. Вас ищут. … друг в Т… Нужны сред… для побега в Х. Ваша Л.».

– Интересно, что это значит? – задумчиво сказал сыщик.

«As. … know about S… and T-L You Have little…», – вот всё, что можно прочесть здесь, сказала она передавая второй клочок бумаги, – «Ж… знают про С… и Т-Л у вас мало…».

– Посмотрите, что можно прочесть ещё и на этом, – спросил Тулин передавая ей последний плотный клочок бумаги.

– Похоже, это кусочек карты на английском языке. На этом клочке написано «Hina». В переводе – Китай.

– Забираем дворника и остатки переписки. Едем к Муратову, здесь больше делать нечего. Опоздали, – сказал Евграф, и записал слова Ольги на отдельный лист. Перегнул его и аккуратно положил во внутренний карман.

– Полностью согласен, ваше благородие, – сказал Кротов, который в то время пока сыщик искал остатки переписки, осмотрел все три комнаты проживания графа.

– Я зачем поеду, куды ехать? Если надоить, то найдёте меня здесь завсегда. Я при этом доме дворничаю. Рубль надоть полиции, который мне дал убёгший барин? То возьмите! – с этими словами дворник протянул им серебряный рубль.

– Ладно, оставайся. Но смотри у меня, никому ни слова. И будь при доме. Можешь понадобиться, – сказал сыщик, не желая ехать в одной коляске с грязным дворником, прежде всего из-за Ольги.

Все вышли из квартиры, сели в первые попавшиеся экипажи и направились каждый в своем направлении. Ольга домой, она не рискнула ехать к генералу Муратову, ожидая от него осуждения своих поступков. Тулин и Кротов прямиком к нему. Никто и не расслышал слов дворника на Румынском языке: «Iată pe la выкуси».[11] Который, как только они разъехались, скинул с себя грязную одежду и остался в приличном платье городского мещанина. Затем, еще раз посмотрев в окно и заглянув в печь, выбежал из дома. Подъехав к зданию, Евграф быстро прошёл в жандармское управление.

– Его высокопревосходительство ждёт вас, – сказал дежурный жандармский офицер, указав рукой на дверь кабинета генерала Муратова.

– Здравия желаю, ваше высокопревосходительство. Прибыл, готов доложить! – сказал сыщик одновременно посмотрев на лица генерала Бестужева и Петра.

Последний невесело ему подмигнул. Евграф приготовился к трёпке.

– Вы что себе позволяете на моей территории, милостивый государь? Что за самоуправство? Я вас живо из сыскного уволю! – громко и зло закричал генерал Муратов.

Сыщик молчал. Стоял и молчал в ожидании, когда волна гнева минует его.

– Александр Иванович, ну полно вам. Старался он, жизнью рисковал. Пусть доложит. Если всё хорошо, то будет отмечен. А нет, так будет наказан, – начал защищать Тулина, Бестужев.

– Садитесь и предметно доложите. Не повторяясь. Кое-что граф уже рассказал, – успокоившись, сказал Муратов.

Евграф, поняв, что волна гнева прошла, начал спокойно докладывать: «Сегодня ночью, по моей личной инициативе, совместно с подчинённым мне надзирателем, я провел розыск. Организовав проникновение в дом купца второй гильдии Платинина. К розыску привлёк унтер-офицера Кудинова, находящегося при школе оружейных мастеров. В ходе обыска мной были найдены портреты скопца Шилова, Селиванова и ещё один. Думаю, что Лисина. А также письмо Платинина в котором к нему излагается просьба от некого Кузьмы Лисина, живущего сейчас в Румынии».

– Записка при вас? – перебил генерал, – Зачтите её!

Сыщик достал записку из внутреннего кармана и зачитал:

«Здравствуй мой братушка Кузьма Кузьмич! Надеюсь, что греховные дела и мысли не увели тебя от истинной дороги и ты продолжаешь великое дело наших господ Селиванова и Шилова. Сейчас у нас две задачи. Два великих дела, спасти нашего учителя с каторги и собрать великое воинство на Москву. Великим числом сто сорок четыре тысячи. Воинство поведу сам, о чем мною написаны письма во многие общества, по всей России. Посылаю к тебе человека одного, высокой судьбы и рождения, но пока не принявшего нашу веру. Но верь ему, вскоре он будет с нами. Как только выполнит поручение. Дай денег на наше дело, не скупись. Покойный Птицын, купец моршанский тебе всего надавал, да завещал всё пустить на наше дело. Жду денег, тысяч сто. Можно и поболее. Злато, и может ещё чего. Твой брат, белый голубь, царской печати Кузьма Лисин».

– Тьфу, гадость какая! Голубь белый, голубь серый! Бесы, одним словом, – сердито заявил генерал Муратов и приказал, – продолжайте!

Евграф продолжил свой отчет. В ходе которого подробно рассказал всё, что с ним произошло.

– Вот дурни вы с надзирателем, а если бы он поджёг дом вместе с вами, тогда бы вы уже не сидели здесь с нами, – перебил Тулина, Муратов.

– Мог бы, конечно. Но он уже дважды стрелял в меня и специально не подстрелил. Кроме того, он боевой солдат и я поверил ему. Он любит свою жену, и из-за неё пошёл на преступления. Видите, я не ошибся, – ответил сыщик, прекрасно понимая, что Муратов прав.

– Всё равно дурни. Продолжайте, – нервно сказал Муратов.

– После того, как Пётр Владимирович нас освободил из этого вынужденного плена, я направился на квартиру, где проживал граф де Тулуз-Лотрек. Провел обыск. Ничего не нашёл, кроме остатков неких документов. Документы были написаны на британском языке. Остатки фраз, мной, записаны на листе. Имеется и клочок карты, на котором возможно прочитать слово: «Китай», в переводе на европейский язык. Полагаю, что человек от Лисина из Румынии и есть граф де Тулуз – Лотрек. Уверен, что у него находятся чертежи и деньги для доставки в Румынию. Полагаю, ваше высокопревосходительство, что оба они ещё в Туле. Имеют подорожные и будут уезжать сегодня в ночь. Надо усилить все заставы и взять под контроль все тайные выезды, – закончил доклад, Тулин.

– Кое-что я уже, совместно с Василием Николаевичем, предпринял. Подключил и полицмейстера, в слепую без обоснования причин. А где эти записки, покажите, – задумчиво произнёс Муратов.

Сыщик положил на стол остатки записок с текстом:

«Mohr....pal. Search for you. …friend in t…Need Wednesdays…to escape to H. Your Favorite“ и „As. …know about S… and T-L You Have little…», а затем и переводы сделанные Ольгой: «Мор… опале. Вас ищут. … друг в Т… Нужны сред… для побега в Х. Ваша Л.» и «Ж… знают про С… и Т-Л у вас мало…».

– А ну-ка, ну-ка посмотрим. Очень-очень интересно, – с этими словами генерал встал из-за стола, обошёл его, внимательно, через монокль посмотрел на обгорелые записки. Затем подошел к выходу в приёмную и что-то сказал дежурному офицеру.

– Что будем делать, Александр Иванович? – спросил генерал Бестужев.

– Вот что, господа, поступим следующим образом, – но речь генерала прервал вошедший офицер.

– Прибыл, ваше высокопревосходительство.

– Молодой человек, очень аккуратно возьмите эти подгоревшие записки или письма, проведите анализ тех распоряжений, которые поступили к нам из Санкт-Петербурга. Из жандармского управления. Доложите, нет ли чего общего? Кроме того, у нас есть фотокарточка графа де Тулуз-Лотрека?

– Есть, ваше высокопревосходительство, снимали его не раз. Во время прогулок.

– Вот и хорошо. Сравните с теми, которые вчера прислали из Санкт-Петербурга. Всё изучите и мне доложите. Что будем делать? Ловить будем, немедля. Давайте по заставам. Вас, Евграф Михайлович, попрошу на самую основную в данном случае – Воронежскую. Если необходимо в целях дела, то и заночуйте там. Прошу вас организовать службу требовательно, хотя вы всё и сами знаете.

Глава 27 Гробы на заставе

На Воронежской губернской заставе все было как обычно. Мощные каменные конусообразные столбы величаво держали на самом верху двуглавых орлов. Они представляли каждому, кто въезжал в город, герб губернского города Тула. Пограничные столбы напоминали о границах города. Шлагбаум и караульная будка-кордегардия, о том, что покой и спокойствие города достойно охраняется. Воронежская застава одна из четырех застав Тулы. Из всех, Калужской, Воронежской, Киевской и Московской она была самая невзрачная. За заставой городские власти выделили места для сбора нечистот. Путников было мало, интересных событий еще меньше. Через эту заставу практически не проезжали ни императоры, ни министры, ни прочие вершители судеб. Поэтому ограда была давней и старой. Орлы почернели, а пограничные столбы и шлагбаум забыли свой первоначальный цвет. Они уже вообще не имели цвета, а были просто грязными. Как правило, нести службу туда отправляли тех стражников, которые чем-то не угодили начальству. Те в свою очередь, платили за подобное отношение к себе круглосуточным сном. Вперемежку с пьянством. Тишину раннего утра потревожила телега с исправными запряжёнными лошадями, медленно подъезжавшая к заставе. На телеге находились два гроба, исполненные из грубых сосновых досок. Видно, хозяева этих последних «домов», были люди небогатые. Телегой управлял мужичонка, которого назвать извозчиком или кучером даже пьяному стражнику было невозможно. Из-за неопрятного внешнего вида, старой грязной и рваной одежды. Он не торопил лошадей, они сами медленно катили телегу. Мужичонка изредка потряхивал вожжами и щелкал языком. Это щелканье было слышно издалека, так как стояла полная тишина. Воздух ещё не наполнился звуками птиц, насекомых, повозок и телег, а также странников, идущих в направлении Воронежа. Рядом сидел такой же грязный и сутулый крестьянин.

– Стой, куда едешь, это что у тебя на телеге? – спросил стражник, на удивление трезвый и совсем не сонный.

– Гробы, не видно, что ль? В работники мужики на фабрику нанимались, месяц проработали, да не повезло им. Померли оба, прости Господи. Вот в деревню везу, под Богородицком. В Чёрной Грязи жили. Больше пятидесяти верст по дороге будет. Отпусти, Христа ради, с мёртвыми еду. Не гоже мне с ними ночевать в дороге. Еле управлюсь сегодня. Подорожная у меня есть, – ответил мужичонка.

– А второй кто? – уточнил стражник.

– Односельчанин я, однодворец. В последний путь провожаю! – ответил крестьянин.

Из-за караулки вышел Тулин, с ним шагали жандармский офицер и три солдата пехотной роты. Подошел к телеге. Постоял, посмотрел, подумал и сказал: «Открывай гробы!».

– Да что ты, барин, как можно? Грех это великий. Зачем мертвых беспокоить? Бумаги все есть, – запричитал мужичонка, размахивая руками.

– Открывай гробы, – еще раз дал команду сыщик.

– Да пропади оно всё пропадом, – крикнул мужичонка. Затем попытался соскользнуть с телеги. Но двое солдат крепко его схватили. Заломили руки, а затем связали их сзади. Второй видя, что бежать некуда, так как телега окружена солдатами, покорно остался сидеть рядом с гробами. Опасливо посматривая на наведенное на него оружие.

– Второго тоже свяжите. Неси фомку или лом, будем вскрывать – обратился сыщик к оторопевшему стражнику.

Стражник бросился к караулке и принес старый небольшой и ржавый лом. Подошел и второй стражник.

– Вскрывайте, посмотрим, что там – уверено сказал Тулин, сам отойдя на два шага назад и достав револьвер.

Стражник начал аккуратно поддевать крышку гроба, которая на удивленье быстро поддалась, так как была закреплена всего на два гвоздя, не полностью вбитых. Совместными усилиями они подняли крышку. В гробу лежал, щурясь от света, Кузьма Кузьмич.

– Ну вот и всё! Добегались, Кузьма Кузьмич? Вылезайте, рано вам еще умирать. Каторга вас ждет.

– А вы кто? Хорошо замаскировались. Молодцы! – обратился сыщик к мужикам.

Задержанные и связанные мужики молчали, понуро опустив головы и злобно косились на появившихся солдат.

– Знаю я, кто вы! Догадываюсь. Дружки вы Герасима Кондратьева и Фёдора покойного. Охрана купца. Одного зовут Мишка Коновалов, по кличке Коновал, а второго Егор Пустов, по кличке Пустой. Оба сидели в Белёвском замке за грабежи и убийства. Теперь каторга вам светит.

– Кузьма Кузьмич, а во втором гробе что? Какие чудеса?

– Руки есть? Вот и посмотрите, – сердито ответил купец.

– Открывай второй гроб. Посмотрим, какие там сюрпризы нам Кузьма Кузьмич приготовил.

– Вот это да! – сказал Тулин, после того как открыли гроб.

Его и окружающих вниманию предстал гроб набитый комьями земли. В одной части лежали узлы, видимо с вещами. Там же находился и знакомые холсты с портретами еретических учителей. Они лежали сверху земли. Лежало там и письмо без конверта, придавленное камнем. Сыщик взял письмо и прочёл:

«Уважаемый Евграф Михайлович. Как не прискорбно признаться, я решил покинуть гостеприимную тульскую землю. Пожил бы и ещё, но помешали вы! Конечно я понимаю, что не со зла, а по долгу службы. Хотелось бы сказать, что история, придуманная вами по поводу императрицы Китая, достойна похвалы. Меня она позабавила. Наверное, вас интересует вопрос: „Где же чертежи по пулемёту Максима?“ Их больше нет! Они сожжены! Вообще-то я хотел оставить их вам на квартире, в которой проживал. Так и сделал! Хотел помочь родной Императорской армии. Но мой товарищ с этим не согласился! Они революционеры очень сердиты на государство! Если вы не догадались, это ваш земляк – Квановский Григорий. Приехал со мной и заодно семью навестить в Чернском уезде. Он сейчас в Румынии проживает, ведет частную практику врача. В свободное время, занимается революцией. Вы его знаете, он на дворника похож! Так вот он вернулся и сжёг их, едва не попавшись при этом! Вот видите, как вас ненавидят революционеры? Только ваше благородство и прелести Ольги Владимировны спасли его от ареста. Понимаю так. Грязный и дурно пахнущий дворник, не мог следовать в одной коляске с графиней Бобринской-Брежнёвой. Что касаемо капиталов Кузьмы Кузьмича, пусть не ищет! Надо сказать, что он жаден, а это грех! Дал-то всего Лисину, пару бриллиантов, в один карат каждый. Золотишка и серебришка в изделиях. Деньжат, двадцать тысяч. Мог бы больше. Надо полагать, что Лисин их не получит. Меньшую часть пожалую Григорию, на дела его революции. Большую возьму себе на оздоровление и лечение нервных заболеваний. Прошу вас передайте привет Александру Ивановичу. Неужели он думает, что я настолько наивен, что не знал, что мою почту читают. Конечно нет! Жизнь позволила понять все возможности жандармского управления ещё в 1874 году. Тогда, когда меня завербовал лично шеф жандармов для устранения Фанни Лир, любовницы Великого князя. Кстати она ждёт меня не дождётся во Франции, совсем поиздержалась милая. Нет денег на новую шубку. Деньги жадного Кузьмы будут как нельзя кстати. Да и Великому князю, Николаю Константиновичу, они пригодятся. Особый привет Петру Владимировичу. Скажите ему, что у него не получается строить дурака, глаза выдают. Чрезвычайно умные глаза. Хочу вам сказать, Евграф. Позвольте уж называть вас по-дружески! У вас правильный выбор! Ольга прелестна, умна и красива! Только поторопитесь, возможны конкуренты! Прошу у вас прощения, но я направил ей подарок. Подобных женщин необходимо ценить. Удачи вам. Дай Бог, всё у вас получиться. Будет скучно, жду в Европе! Всегда рад принять всю компанию за мой счёт. С уважением, граф де Тулуз-Лотрек».

Прочтя письмо, сыщик задумался: «Значит, не мы водили графа за нос, а граф водил нас. Он всё знал, в тот момент, когда они пытались его обмануть. Каков молодец! Хотя не так всё плохо, купец задержан. Пособники его тоже здесь. Правда выяснена. Чертежей не существует, сгорели. Но они и не к чему! Для них ещё время не настало! Вот позабавится Муратов, прочитав письмо. Отдать его нужно, несмотря на отсутствие желания. Иначе служебный проступок, весьма тяжёлый. Надо продолжить допрос купца. Дальше будет видно».

– Это что ж, Кузьма Кузьмич, в Румынии у Лисина своей земли нет?

– Какой земли? – спросил злой Платинин.

– Самой настоящей, посмотрите! Покажите ему служивые.

Платинин подошёл к гробу в сопровождении солдат. Посмотрел в гроб, затем запустил туда две руки и начал быстро, быстро перебирать землю, врываясь в неё всё глубже и глубже. Сыщик, жандармский офицер, солдаты и связанные пособники купца с интересом и любопытством наблюдали. Но, как он не искал в земле какие-то свои богатства, результата не было. Только узлы с вещами попадались под руку. Их купец выкидывал на землю, не обращая ни на кого внимания. Наконец вытащив из гроба испачканные в земле руки, со страшным и перекошенным лицом закричал: «Добром это для него не обернётся! Денег нет, серебра нет! Обманул, бес! Пропади он пропадом, этот Лотрек, вместе с дураком Лисиным!».

– Да, Кузьма Кузьмич, смотрю я, надул тебя граф французский. Полностью надул!

– Добра от этих денег у него не будет! – зло закричал Платинин.

– А как же так получилось, Кузьма Кузьмич? Расскажите, не таите. Может, и задержим Лотрека. Успеем с вашей помощью, деньги вернём?

Купец задумался, видимо решившись на что-то, начал говорить: «Если не мне, то и не ему. Как получилось? А вот так. Достали мы сбережения мои, из тайника. Деньги не только мои, они всей нашей общины, переданные мне покойным купцом Птицыным. Были они закопаны на одном из кладбищ, под Барсуками. Находились под присмотром надёжного человека. Потом начали готовиться к побегу из Тулы. Граф посоветовал мне бежать в гробу. Во второй положить капиталы, да личные вещи. Предложил в охранники своих людей взять, надёжных и проверенных. Так я и сделал. Договорились встретиться по дороге на Воронеж! Где он теперь и где мои деньги – никто не знает».

– Так значит бежать вздумали из страны, Кузьма Кузьмич?

– В Румынию хотел, нет мне места здесь. Не осталось. А вам-то разница какая!

– А где готовились, где подготовку проводили к побегу? – уточнил сыщик.

– В Барсуках, там всё схоронено было, в доме рыбака одного, бобыля. Самого рыбака не было, денег дали, что бы в деревню на время уехал.

– А что ж, граф один решил бежать?

– Нет, с ним слуга его, румын. По русски не разговаривает совсем! Не понимает ни слова на нашем языке, – ответил купец.

– Да, хитёр граф-авантюрист! – сказал сыщик, вспомнив дворника, письмо де Лотрека. Мысленно улыбнулся словам Платинина.

– Прошу вас, оставайтесь здесь. Ждите графа де Лотрека! Маловероятно, что он будет здесь пытаться проехать или пройти, но всё равно возможность остаётся. Мы с этими каторжниками немедля к генералу Муратову, – обратился Тулин к жандармскому офицеру.

Однако словам сыщика и приказу сбыться не удалось. Раздался выстрел, купец упал как подкошенный. Сыщик бросился к нему. В области сердца расплывалось кровавое пятно. Офицер и солдаты заметались у повозки, стараясь понять откуда произведён выстрел. Купец силился, что-то сказать, но смерть уже приближалась. Наконец-то из последних сил ему удалось вымолвить: «Пусть простят, это Настя с Пашкой. Выследила, не простила Ивана и Фёдора! Не ищите, пусть убегут».

Тулин аккуратно положил голову купца на землю, встал. Посмотрел вдаль, по направлению стрельбы. Всё было тихо и спокойно. Только солдаты продолжали галдеть и искать стрелка, впрочем, не особо отбегая от повозки. Скорее всего, от страха.

– Стрелял профессионал. Понятно кто. Павел Фёдорович Кудинов, собственной персоной. Унтер-офицер Императорской армии, участник Туркестанского похода. Скорее всего, из берданки. Прекрасная винтовка. С помощью хорошего прицела можно производить прицельную стрельбу на дальность около двух вёрст. Где его теперь искать, да и зачем? – сказал сыщик.

– Что делать будем? – спросил жандармский офицер.

– Оставляйте здесь наряд, в помощь стражникам. Прошу вас, сопроводите покойного и задержанных в жандармское управление. А я быстро к Муратову. Всё очень быстро изменилось. Необходимо доложить.

Не дожидаясь доставки задержанных, сыщик немедленно направился в жандармское управление. Там, несмотря на ранний час, уже находился и Бестужев.

– Ну, каковы успехи? – с порога кабинета, спросил Александр Иванович.

Тулин рассказал ему всё, что произошло на Воронежской заставе двумя часами ранее. Представил письмо француза. Генерал прочёл письмо и передал Бестужеву. Немного помолчал в раздумье и совершенно спокойно сказал: «Что и требовалось доказать, обманул Савин – Лотрек купца! Ждем вестей с других застав. Только сдаётся мне, что мы его не поймаем, эта птица другая, ушлая».

– Какого Савина-Лотрека, это что ещё за фигура? – удивился генерал Бестужев.

Генерал встал и в движении по кабинету, начал рассказывать: «Это фигура, всем фигурам – фигура! Проверили мы вчера всю информацию, сопоставили многие факты. В том числе и те остатки записей, которые смог добыть Евграф Михайлович. Вот что выяснили. Граф этот де Тулуз-Лотрек, он же маркиз Траверс, никакой не граф и не маркиз. Это корнет гусарского полка, Николай Герасимович Савин. Замешан он в краже бриллиантов с иконы из Мраморного дворца, совместно с Великим князем Николаем Константиновичем. Сыном младшего брата государя-императора Александра II. По процессу проходила ещё и некая американская танцовщица Фани Лир. Красивая дама, которая была любовницей, как говорят не проверенные источники, одновременно обоих. Помогал им выкрасть бриллианты некий личный адъютант Великого князя, Евгений Петрович Варпаховский. История запутанная и не ясная. Дело вёл лично шеф жандармов, генерал, граф Пётр Андреевич Шувалов. Дело было полностью закрытым и по результатам принято решение, что Великого князя признать душевно больным и выслать по указу императора из столицы навсегда. Савин скрылся».

– А где же сейчас все участники этой истории? – уточнил генерал Бестужев.

– Великий князь с 1874 года поменял более десяти мест ссылки и недавно прибыл для проживания в Ташкент, где и содержится под надзором. Американка выслана из России, без права возвращения. Кстати, в письмах она просто переставила инициалы. Корнет в бегах и все думали, что он в Европе, а оказывается он в Туле. Он не оставляет мысли помочь князю бежать из России. Приехал за деньгами скопцов. Радует только, что ненадолго. Скопцам деньги явно не достанутся. Этот авантюрист использовал их доверчивость и уж явно в эту ересь не верит. Слишком он любит жизнь и женщин. Но вот для побега Великого князя применить их может. Человек он бывалый, очень образован. Хорошо знает несколько европейских и балканских языков. Кроме того, отчаянно смел. В 1877 году воевал в Болгарии добровольцем во время Русско-Турецкой войны и был ранен под Плевной. Вряд ли он попадётся на заставах. Скорее всего движется по направлению Кавказа, вместе с деньгами купца Платинина. Там удобней всего перебраться в Болгарию или Румынию. Думал, что возможно с ним и унтер-офицер Кудинов. Теперь понял, что не прав. Помощником у него Григорий Квановский, революционер, – закончил свой доклад, Александр Иванович.

– Строг был покойный император, – добавил Бестужев.

– Не строг, а милостив. Были предложения от царской семьи и в солдаты отдать. Даже сослать на каторгу или предать публичному суду. А то, что живёт спокойно в Ташкенте, это милость и доброта. Книги пишет, в путешествия и экспедиции ходит. Три года назад женился на дочери оренбургского полицмейстер, Надежде Константиновне Дрейер. Вначале Синод и Императорская семья против была. Говорят, даже брак был специальным указом расторгнут. Всё-таки член Императорской семьи. Да казачка, Дрейер, не сдалась, за мужем везде следовала. Как нитка за иголкой. В результате признали и разрешили жить в этом браке, – строго ответил Муратов, явно не поддерживая обсуждение Императорской семьи.

– А где скопцы готовились к побегу? – спросил уже по делу Муратов.

– В доме рыбака-бобыля, где-то в Барсуках. Сейчас задержанных доставят и узнаем точно, – доложил сыщик.

– Наверное, там, где река к Барсукам подходит? Всё ясно, ушёл в сторону Оки. При хорошем течении и двух помощниках на вёслах, почти две-три версты в час, а то и больше. Там ни застав, ни полиции нет. Потом выйдут где нужно и ищи-свищи. Их и след простыл. Но искать будем. Надо калужан и орловцев предупреждать! Раскусил он нас, пройдоха. Хитёр! – сердито сказал Муратов.

– Что далее, какие распоряжения будут? – обратился к присутствующим генералам, сыщик.

– Ваша работа закончена. Своё дело сделали, не подвели. Не всё удачно, конечно! Что, Василий Николаевич, думаете? – спросил Муратов, у Бестужева.

– Я благодарен Евграфу Михайловичу! Точки в деле поставлены! Без него не разобраться мне во всей этой ситуации с кражей документов. Поэтому буду ходатайствовать и перед главным нашим ведомством, и перед обер-полицмейстером Москвы, о награждении. То, что чертежи Савин-Лотрек вместе с помощником сжёг – это не беда. Экономически они нам не выгодны, в них сейчас армия не нуждается. Мнение военного министра я уже доводил. Главное, что у врагов их нет. Еще раз благодарю, Евграф Михайлович за сыск. Вы посмотрите, как все сложно становится, уже всяческие общины воруют государственные секреты. Куда империя катится? – подвел итог генерал Бестужев.

– Благодарствую, ваше высокопревосходительство! – ответил сыщик.

– Ну а я так скажу. Кое-что вам удалось. Поменьше бы самостоятельности и самоуправства, глядишь и большего добились. Ну да ладно, остальное мы сами раскрутим. Смотрите, Евграф Михайлович, не забудьте двух стариков на венчание пригласить. А если надумаете к нам в жандармское управление, милости прошу. Когда уезжаете? – уточнил Муратов и тоже обнял Евграфа, лукаво смотря на генерала Бестужева.

– Благодарствую, ваше высокопревосходительство! Поеду завтра. Хотели все вместе в церковь сходить. Бобринские, Егор Егорович и я. Да и ещё кое-какие дела есть.

– Церковь, это хорошо. Нам русским людям без веры и церкви никак. Если верить не будем, и себя, и страну потеряем, – ответил начальник жандармского управления.

Эпилог

На следующий день сыщик и Бобринские расхаживали по перрону тульского железнодорожного вокзала. Народ сновал туда-сюда, выбирая место на перроне, в ожидания поезда на Москву.

– Благодарю вас, Евграф Михайлович. Стрельба из револьвера удалась. Ольга Владимировна, несмотря на первые уроки, стреляла уверенно и даже на удивление и мой восторг поразила некоторые мишени.

– Хватить ёрничать, Пётр. Да, удалась. Потому что Евграф Михайлович отлично владеет оружием и умеет преподавать, в отличие от тебя.

– Евграф Михайлович, а знаете, за что великого князя в Ташкент отправили, под надзор? – спросил Пётр.

– Нет, даже не догадываюсь!

– Бестужев по секрету рассказал, что кража бриллиантов была проведена не для Фанни Лир. Говорят, что великий князь через неё должен был передать бриллианты, или деньги от продажи, революционерке Софье Перовской. Делалось это для нужд революции и организации покушения на Александра II, – задумчиво сказал Пётр.

– Зачем это ему? – спросил сыщик.

– Как зачем? Его отец Великий князь и генерал-адмирал, Константин Николаевич, был категорически против реформ покойного императора. Последний уменьшил круг Великих князей. С его лёгкой или тяжёлой руки Великими князьями могли быть только внуки самого Александра II, правящего императора. Остальные, в том числе и внуки братьев, только князьями императорской крови. Так что, дети Николая Константиновича могли претендовать только на Князей Императорской крови. Вот и повод. Да, кроме того, всё уж очень глупо – бриллианты из иконы. Трудно не заметить кражу. Расследованием занимался шеф жандармов. Где это было видано, что Императорская семья сор из избы выметет, – закончил Пётр.

– Скажите, Пётр Владимирович, а зачем вам книга о законах химических пропорций?

– Не поверите, просто по случаю купил. Редкость у нас в Туле. Вы её у меня в кабинете заметили, когда перевязку делали. Поэтому подозревать меня стали, правда?

– Дело прошлое. Давайте прощаться. Жду вас в Москве. Надеюсь, что не откажете в любезности навестить одинокого титулярного советника. Давайте на Рождество, у нас в Москве очень празднично.

– Я думаю, мы вас обязательно навестим, – загадочно улыбаясь ответил Пётр.

– Хотел бы вручить подарок. Он необычен. В Туле нет ни в одном доме. Сейчас Егор Егорович и Павел принесут. Опаздывают! – с этими словами Тулин посмотрел по сторонам в поисках надзирателя и паренька.

– Сегодня весь день в подарках. Рано утром прибыл посыльный и принёс огромную корзину цветов и коробку конфет от графа Лотрека или корнета Савина. Он очень мил и благороден, нам будет его не хватать. Я совсем запуталась, кто он, – весело сказала, и засмеялась Ольга.

– Здесь мы! Давно рядом, просто не мешаем!

Опаздывающие появились неожиданно, с другой стороны. Пашка был очень хорошо одет, по последней моде. Выглядел уверенно и весело. В руках у него была небольшая корзина. Рядом стоял широко улыбающийся Егор Егорович.

– Я не хочу отставать от графа Лотрека. Желаю подарить большой бегающий цветок. Вот, знакомьтесь, Ольга Владимировна, Раннер Стар Лакеми Кику! Можно просто Кику! Она из Японии, с острова Хонсю. Японские охотники применяют её даже для охоты на медведей. Имя переводится как ослепительно красивая хризантема! – с этими словами, Тулин передал корзинку Ольге.

– Что это? – удивлённо спросила она.

– Это собака, породы Сиба-кэн, знакомьтесь и дружите. В России их очень мало. Ваш друг и защитник. Отличается преданностью и отважностью, весёлостью нрава и необычайной хитростью.

Из корзинки появилась рыжая голова. Глаза хитро и внимательно оглядели стоящих людей, остановились на Ольге. Мордочка улыбнулась и спряталась обратно.

– Она всё понимает, Евграф, – восторженно сказала Ольга, прижимая к себе корзинку с сибой-кэн и добавила. – Мы обязательно вас навестим! Тем более, мы так и не посетили театр!