Стая

Касаясь старой раны

1

Чужим богом сотворенная,

Ты душа моя

Родственная.

В мире, где не светило солнце,

Ты зажгла свое

Собственное.

А. Нойманн

Распахиваю глаза и выплевываю соленую воду, мешавшую дышать. Глотнув воздуха, резко сажусь и провожу руками по лицу. Нет, не умер. Между пальцами застрял мелкий песок, прилипший к щекам и мокрым кончикам волос. В голове стоит страшный шум, но я все равно пытаюсь заставить мозг работать.

Помню кораблекрушение, помню, как прыгнул в воду вместе с…

— Эстер!

Подпрыгиваю на месте и замечаю девушку, лежащую совсем рядом. Темная толстовка почти вся облеплена мокрым песком, джинсы разорвались на левом колене. На побелевшие от холода щеки прилипли пряди длинных волос. Хватаю драгоценную находку за маленькие плечи и ощутимо встряхиваю.

— Эстер! — громко повторяю я. — Эстер! Ты слышишь меня?!

Словно оставив позади тяжелый крепкий сон, девушка тоже вздрагивает и громко прокашливается. С уголков ее губ скатываются капли воды.

— Бруно…

Она тихо хрипит, едва шевеля замерзшими губами. Поморгав, опирается рукой позади себя. Облегченно выдохнув, опускаю голову и благодарю судьбу за милость. В пронизанный страхом и шоком мозг начинают приходить мысли о том, что мы остались только вдвоем, а остальные…

— Они погибли? — сипло спрашивает Эстер.

— Я не знаю.

Вспоминаю громадные языки пламени, охватившие судно снизу. У Байрона был шанс, чего я не могу сказать о Вал и Терри. Оборачиваюсь назад. Море практически успокоилось. А я — наоборот.

— Мы должны их поискать, — уверенно говорит Эстер, усаживаясь на песке. — Сейчас же.

— Я поищу. Ты на ногах не стоишь. Тебе нужно согреться и…

— Все нормально! — рявкает девушка. — Бруно, пожалуйста. Давай вернемся к обломкам.

— Исключено. Мы пройдемся вдоль берега.

— Почему мы не можем вернуться на «Катран»?

— Потому что его больше нет. Одна половина выгорела, а вторую отломило скалой.

Поднимаюсь на ноги и отряхиваю джинсы от мокрого песка, облепившего штанины. Руки дрожат от страха и неопределенности, но я стараюсь не показывать Эстер, как сильно боюсь за всех, кто был на судне. Мне хочется рыдать в три горла, но девушка на пороге паники, и я не позволю ей шагнуть вперед.

— Бруно… твоя рука!

Опускаю взгляд и вижу, как от предплечья до запястья тянется огромная рана, из которой слабо течет кровь. Кажется, уже начала затягиваться.

— Черт с ней. Поболит и перестанет.

Голова гудела, словно рой разбушевавшихся пчел. Рядом раздраженно шуршало потревоженное вечное море. Вспоминаю, как со всей силы влетел в железный штырь, когда падал с верхней палубы на нижнюю. Придись этот удар на затылок, я бы точно навсегда остался на «Катране». Совсем как истинный капитан, который уходит на дно вместе со своим судном.

Вытягиваю шею и резко втягиваю носом просоленный воздух. Запах моря, водорослей, мокрого песка. Мяты нет. Прерывисто вздыхаю и стараюсь взять себя в руки. То, что я ее не почувствовал, еще не значит, что она погибла.

— Уверена, что можешь идти? — спрашиваю я. — Мы можем разделиться.

— Даже не думай! — Девушка с трудом поднимается на ноги и тихо охает. — У меня только ссадины, я вполне могу двигаться.

Морбатор действительно превратился в забытое место. Вокруг лазарета выросли высокие деревья, обрамляющие высокий шпиль, пристроенной к больнице церкви. Щербатая колокольня возвышалась над всем островом, мрачно поглядывая своими черными пустыми глазницами разбитых оконных витражей. Каменных стен лазарета практически не было видно: их поглотила бесконечная зелень деревьев и плющей, оплетающих серый тусклый камень своими щупальцами. Одна из пристроек совсем обвалилась, безжизненно покоясь среди изумрудной листвы, словно рухнувший карточный домик.

Тучи почти рассеялись, позволив луне осветить острые клыки камней, скалившихся из воды. Я тщетно шарил взглядом по морской глади, пытаясь отыскать обломки «Катрана». Мне меньше всего хотелось увидеть, во что превратилось наше судно, но я просто не мог не искать.

— Бруно! — Эстер тянет меня за рукав. — Смотри!

Прищурившись, вглядываюсь в лунный полумрак морского побережья. На берег выбросило обломки «Катрана» — крупные выцветшие доски валялись в десятке метров отсюда. Не сговариваясь, мы прибавляем шаг и уверенно двигаемся в сторону следов кораблекрушения.

— Осторожней там! — предупреждает Эстер.

— Я только посмотрю.

Наклоняюсь над переломанными остатками судна. Нахмурившись, хватаюсь руками за самый маленький обломок и стягиваю его с кучи остальных. Взгляду предстают небольшие бордовые пятна, растекающиеся по песку. Совсем рядом слышу тихий полустон-полувсхлип.

— Эстер! Давай сюда!

Ухватываюсь за выступающий угол громадного осколка и с силой тяну на себя. Крашеная доска скрипит и врывается нижним краем в песок. Перевернув обломок, я отскакиваю сторону, чтобы не оказаться погребенным под куском «Катрана».

— Байрон!

Эстер падает на колени перед Хэллом. Все это время охотник не мог выбраться из-под тяжеленного обломка судна, которым его припечатало в песок. Ему несказанно повезло — кусок «Катрана» оказался вогнутым и просто прикрыл его, а не расплющил, ломая кости. Тихо охнув, он тут же хватается за ребро.

— Ты ранен? — спрашиваю я. — Где болит?

Охотник сипит что-то невразумительное. На его клетчатой рубашке расплывается красное пятно, кровь струится сквозь пальцы увесистой руки. Зашипев от боли, он крепче прижимает ладонь к повреждению.

— Бруно, у него рана на ребре, — быстро говорит Эстер. — Что нам делать?

— Ты умеешь оказывать первую помощь?

— Только накладывать повязки.

Скидываю с себя белую разорванную футболку, которая оставалась единственным, что выжило после того, как я пролетел через штыри, и одним резким движением разрываю ее пополам. По обнаженной коже груди скользит холодный ветер, и я ежусь.

— Держи. — Протягиваю ткань Эстер. — Перебинтуй его, пока я ищу Вал и Терри…

— А что если…

— Да никаких «если»! Ты останешься здесь с Байроном и никуда не пойдешь без меня. Обещаешь?

Девушка собирается поспорить, но Хэлл снова сдавленно стонет и роняет голову в песок. Удрученно глянув на него, Эстер кивает.

— Хорошо, как скажешь. — Она вздыхает и принимается за дело. — Пожалуйста, возвращайся скорее.

— Обязательно.

Я не знаю, отделался Байрон ранением или все-таки схлопотал перелом ребра. Эстер тоже не слишком хорошо разбиралась в травмах. Когда я увидел Хэлла, придавленного обломком «Катрана», то первое, что пришло в голову — это то, что без Вал я был практически беспомощен в оказании помощи.

Останавливаюсь как вкопанный, почувствовав знакомый запах. Мятный аромат перемешивался с чем-то сладковато-человечным. Сердце подскакивает к самому горлу, и я нервно шарю взглядом по побережью. Замечаю небольшой обломок яхты, валявшийся у самой кромки воды. Прибавив шаг, чувствую, как сердце все быстрее бьется о ребра. Дыхание перехватывает, по краю поля зрения протягивается черная линия, потому что я почти не моргаю.

Это не обломок.

— Вал!

Кричу во всю силу своих легких. Вальтерия лежит на песке в разорванной рубашке. Несмотря на то, что вампир выпала из этой реальности, она продолжает крепко прижимать к себе черный сверток, который, при ближайшем рассмотрении, оказывается темным вымокшим одеялом, откуда высовывается вихрастая голова Терри.

Подскочив к вампиру, я судорожно прикладываю пальцы к ее шее, пытаясь прощупать пульс.

— Ну же… — Ничего не чувствую и судорожно шарю кончиками пальцев от плеча и до уха Вал. — Давай…

Страх подкатывается к горлу тошнотворной волной. Сердце колотится все быстрее, я резко разрываю манжету ее белой рубашки и прижимаю руку к пульсу. Ничего. Ровным счетом ничего. Крепче сжимаю ее белое запястье, все глубже проваливаясь в бездну паники.

— Что ты там… КХА! … пытаешься нащупать?

Вампир с отвращением откашливается, выплевывая остатки соленой воды из легких. Я отдергиваю руку и прижимаю ее ко рту. Ощущения такие, как будто кто-то только что с размаха пнул меня в солнечное сплетение.

Торопливо откинув кусок одеяла, в которое был замотан Терри, вампир прижимается ухом к груди мальчика и облегченно вздыхает.

— Наглотался воды, но жить определенно будет. — Вал откидывается назад, снова падая в песок. — Ого, я не умерла.

Не помня себя от радости, я бросаюсь ей на шею, и та еще раз оглушительно кашляет. От нее пахнет мятой и душной гарью.

— Вал! Я так рад! Я думал, что потерял тебя!

— Я тоже рада тебя видеть… Бруно, аккуратнее, ты меня задушишь!

Громко смеюсь и истерично целую ее во влажный от морской воды лоб, щеки и шею — везде, куда попаду. Она еще раз громко кашляет, пытаясь не рассмеяться и отталкивает меня, чтобы я, наконец, дал ей продышаться. Облегченно выдохнув, усаживаюсь на песок рядом со своими спасшимися товарищами.

— Как там остальные? — хрипло спрашивает Вал и слегка улыбается. — Все живы?

— Да. Эстер отделалась синяками, а вот у Байрона серьезная рана на ребре.

— Перевяжем и будет как новенький.

Перевожу взгляд на мальчика. Терри, кажется, повезло больше остальных. У него почти даже синяков никаких нет. Вал и правда очень серьезно отнеслась к спасению ребенка.

— Что там случилось?

— Выпускная труба, — бурчит вампир и снова кашляет. — Хлопнула так, что едва не устроила второе пришествие. Нам повезло — проскочили через пламя и почти не пострадали.

— Почти?

С трудом поднявшись, вампир садится на песке и отряхивает свою левую руку. Под полностью обгоревшим рукавом тянется большой ожог, расплавивший мрамор кожи. В лунном свете рана поблескивала темно-рубиновым и выглядела просто ужасно.

— Господи! — восклицаю я, вспоминая, как сильно болел ожог, полученный при пожаре в собственной квартире. — Сильно болит?!

— Вполне терпимо, пока сюда не попадает соленая вода, — бормочет Рихтенгоф и пожимает плечами. — У тебя, кажется, тоже останется шрам на память.

— Напоролся на штырь, когда улетел с фонаря, — фыркаю я. — До свадьбы заживет.

— До чьей свадьбы, Джексон?

— А хоть бы и до нашей. — Поднимаюсь на ноги и протягиваю руку Рихтенгоф, пока она не поняла, какой бред я несу. — Пойдем. Байрон и Эстер волнуются.

2

Где-то позади хрустит ветка, и Байрон в очередной раз подскакивает на месте, готовый рвать и метать. Я усмехаюсь и подбрасываю еще веток в костер. У кого-то нервы сдали раньше, чем у меня. Рекорд.

— Чертов остров… — ворчит охотник, снова поворачиваясь лицом к пламени. Оранжевые блики танцуют на его круглом лице. — Что тут вообще случилось?

Терри и Эстер сидят возле костра, протягивая руки к источнику тепла. Услышав вопрос Байрона, они с интересом смотрят на нас с Вал.

— Давай ты, — бормочу я. — Когда меня сюда притащили, мне было известно не больше, чем Байрону.

— Много лет назад в приморском краю вспыхнула эпидемия оспы. — Рихтенгоф смотрит в пламя, словно воскрешая перед глазами события тех лет. — На отдаленный остров перевезли лазарет для зараженных. Здесь же были основаны лаборатории по разработке вакцин. Я работала тут, потому что могла помогать людям, благодаря врожденному иммунитету к любым болезням.

— Ты работала с больными оспой? — удивляется Байрон.

— Было дело. — Вал говорит очень тихо. — Утром я помогала тем, кому еще можно, а ночью как чумной доктор стояла на краю ямы с трупами, учиняя очередной… могильник. Сжигала тела.

— Если бы не Вал, эти дилетанты сожгли бы гораздо больше, — бормочу я.

Вал игнорирует мое замечание, отрешенно глядя на танцевавшее в мрачном воздухе пламя.

— Ты болел оспой? — спрашивает Эстер, глядя на меня.

— Нет, просто в карантинной зоне соорудили тайное крыло психбольницы.

— Тайная психушка? — переспрашивает Байрон. — Серьезно?!

— Очень мрачная история. — Вал вздыхает. — В начале двадцатого века, год точно не скажу… Это и не важно. В общем, здесь открылась небольшая частная психиатрическая лечебница. Сюда привозили слабых разумом сирот из приюта и пробовали на них малоизученные способы лечения.

— Пробовал, — поправляю его я. — Этот чертов лысый доктор с поехавшей крышей.

— Совершенно верно, — спокойно говорит вампир. — Ему разрешалось абсолютно все, потому что здесь некому было помешать. Закончил он очень плохо.

— Ты… — Эстер осекается. — Ты был его пациентом?

— В каком-то смысле да. — Я ерзаю на месте. — Этот ублюдок вдоволь порезвился с моей кровью и лимфой. Пропускал меня через ток, калечил, чтобы посмотреть, как долго будут заживать раны, всего меня разобрал на образцы для анализов. Научное сообщество почему-то даже не усомнилось в его методах, посмертно называя его светилом. Во всех источниках он стал борцом за новую революционную вакцину от оспы. И очень немногие знают правду.

— Как ты выбрался? — спрашивает Байрон.

— Без Вал я бы этого никогда не сделал. В один из дней она помогла мне бежать оттуда. Даже не представляешь, насколько это было рискованно.

— Мы бы могли спасти больше, — бесцветно откликается Вал. — Но на ногах держался только ты и еще несколько парней. Да и дело было не только в этом… Продолжай, Бруно, больше не перебиваю.

Я кивнул и снова повернулась к Байрону и Эстер.

— После того, как любимый подопытный кролик смылся, доктор погиб. Не совсем представляю, что случилось. Говорят, с окна выпал. Мне просто нравится связь между нашим побегом и тем, что этот монстр сдох.

Повисает тяжелая вязкая тишина, нарушаемая лишь треском костра. Я слышу, как сердце тяжело ударяется в ребра, как в голове начинает шуметь, и прошедший шторм тут не причем.

— Давайте не будем ворошить былое, — мрачно говорит Вал, замечая, как я меняюсь в лице. — Даже представить страшно, через какие пытки прошел Бруно на этом острове. Поэтому попрошу больше не касаться этой темы. Я не хочу, чтобы он вспоминал.

Мы решили остаться ночевать под пологом деревьев, росших возле побережья. «Катран» ничего не оставил нам, кроме травм, поэтому ни одеял, ни оружия, кроме забульканного револьвера Эстер, у нас не было. Рана Байрона оказалась не такой серьезной — после плотно наложенной повязки у охотника осталась лишь крепкая резь в боку. Такие повреждения обычно грозят лишь серьезной потерей крови, но все обошлось хорошо.

Какое-то время мы все вместе сидели возле походного костра, глядя на море и разговаривая. Уснуть тут было просто невозможно — промокшая одежда и пронизывающий морской ветер не прибавляли удобств, однако я настаивал, что нам лучше никуда не двигаться до самого рассвета. Вандализм острова не коснулся, но лишний раз лучше не рисковать. Вдруг Уоллес уже приперся сюда за своими знаниями, хотя никаких лодок и кораблей на горизонте не видно.

Терри пришел в себя не так давно. Вал несла его до того самого места, где я оставил Эстер заниматься ранами Байрона. Не отдавала даже мне, словно до последнего несла ответственность за маленькую жизнь. Если бы не маленький брат, которого вампир бережно держала на руках, девушка бы задушила Рихтенгоф объятиями. Вместо этого вся благодарность обрушилась на скромного помощника — Эстер стиснула меня и расцеловала в макушку. Никогда бы не подумал, что девчонки могут быть такими сильными. Тем не менее, настроение поднялось до небес.

Примерно в три часа ночи наши планы разрушает стена ливня. Немного обсохшие, мы теряем последнюю надежду, глядя на то, как в темноте гаснет последний островок тепла.

— Ура, до рассвета мы не доживем, — ворчу я, морща нос от поднявшейся кипы шипящего дыма. — Ладно, согласен, надо отсюда двигать.

— Пойдем искать укрытие.

Вал поднимается на ноги и запускает руку в карман брюк. Достав небольшой фонарик, она щелкает кнопкой и мрачно убеждается, что устройство не пережило шторма. Раздраженно швырнув его в кусты, вампир резко втягивает носом воздух.

— Джексон?

— А?

— Чувствуешь?

Лениво тяну носом, но не могу уловить ничего, кроме горелого запаха потухшего костра. Мотаю головой и принюхиваюсь еще раз. Кажется, чувствую запах рыбы.

— А что должен был?

— Запах человека.

Оборачиваюсь по сторонам, но тепло людского духа не касается ноздрей. Скорее всего, Вал был голодна и чувствовала человеческую кровь с другого конца острова. Либо где-то рядом и вправду кто-то бродил.

— Человека? — переспрашивает Байрон. — Он один?

Вал замирает и еще раз втягивает носом воздух.

— Один.

Решительно поднимаюсь на ноги.

— За убежище я готов все лицо разломать.

— Тут и ломать не придется. — Вампир хищно щелкает суставами пальцев. — Скорее всего, кто-то очень молодой. Прямо разит юношеской самоуверенностью.

— Это от меня, — неожиданно говорит Эстер.

Я взрываюсь в приступе смеха как гиена и сквозь темноту вижу, как все ошарашенно глазеют на меня сквозь лунный полумрак.

— Что? Классная же шутка!

— М-да. — Вампир одергивает рубашку и оборачивается по сторонам. — Предлагаю двигаться прямо сейчас.

— Да ты спятила! — фыркает Байрон. — Там же темно как у слона в …

— Мы пойдем цепочкой. Держа друг друга за руки.

— Как в детском саду? — переспрашивает Терри.

— Как в детском саду, малыш.

Потираю глаза пальцами в надежде, что это поможет прогнать усталость.

— Кто пойдет с воспиталкой? — Я пытаюсь проморгаться и сфокусироваться на Вал.

— Самые младшие, — откликается Вал. — Эстер и Терри. За ними пойдет Байрон, который будет придерживать за ладошку главное чудовище.

— Ура, я главный…

— Давайте не будем медлить. — Вампир резко протягивает руку Эстер.

Лесная тропинка невероятно узкая. Сквозь плотные заросли кустов и деревьев действительно проходил кто-то молодой, я чувствую запах дешевого мужского дезодоранта и адреналина.

Байрон, идущий впереди меня, спотыкается и едва не вспахивает носом землю.

— Господи! — в сердцах кричит он. — Душу дьяволу бы продал за хороший фонарь! Столько лет тут топтаться и не сделать добротной тропинки…

— Это ты о чем сейчас? — громко переспрашивает Вал. Ее голос звучит глухо, потому что она движется спиной к нам, возглавляя всю цепочку.

— Этот путь очень старый. По нему шарахались не меньше десятка лет.

— Ты думаешь?

— Земля слишком гладкая для обыкновенной лесной почвы. — В подтверждение своих слов охотник довольно громко притопывает ботинками.

— Слушайте, а это мог сделать тот, кто провонял половину леса дешевым подростковым дезодорантом? — спрашиваю я.

— Подросток не может топтаться здесь больше десятка лет. — Голос Эстер тоже звучит глухо.

— Резонно. — Вал серьезнеет. — Держитесь крепче друг за друга.

— Как недвусмысленно… — ворчу я, когда ладонь Байрона послушно стискивает мою руку. Чувствую себя ребенком, которого рослый дядя тащит по лесу непонятно куда. Хотя бы не маньяк и на том спасибо.

Рассеянно топая вслед за всеми, пытаюсь принюхаться и оглядеться по сторонам. К сожалению, звериное зрение не работало, когда я был в человеческом обличье. Морщу нос и стараюсь мысленно нарисовать карту места, в котором мы очутились, ориентируясь только на обоняние и внутренний компас, встроенный в рептильный мозг.

— Стоп!

Мы резко останавливаемся, и я вписываюсь лицом в плечо Байрона. Слышу, как в темноте Вал шарит перед собой, словно ощупывая руками место, в котором мы оказались.

— Тут впереди небольшой крутой холм, — говорит она, повернувшись к нам. — Сейчас постараемся вскарабкаться наверх.

В нос ударяет сильный человеческий запах. К нему примешиваются доски, пыльные тряпки и вымокший под дождем металл.

— Там что, какие-то руины? — спрашиваю я.

— Похоже на то.

Осторожно следуя друг за другом, мы по очереди беремся за руку Вал и поднимаемся наверх. Дальше проводник нам уже не нужен — деревья на небольшой опушке почти полностью вырублены, лунный свет беспрепятственно проникает в эту часть лесной гущи.

— Я, конечно, не эксперт. — Байрон почесывает затылок. — Но это не очень похоже на руины.

Взгляду предстает небольшой домик с крыльцом, застенчиво выглядывавший из-за векового дерева. Он не выглядел как заброшенный: доски стен были бережно покрашены темно-синей краской, крышу кто-то старательно латал. Трава вокруг была выжжена и засыпана мелким гравием. Вдоль крыльца росли густые папоротники и мелкие кусты, а за домом холм продолжал убегать наверх, скрываясь в темноте плотной стены деревьев.

— Ничего себе… — выдыхаю я. — Цивилизация.

Несмотря на довольно ухоженный вид, домик выглядит достаточно жутко в слабоватом блеске луны.

— Внутри не горит свет, — говорит Байрон. — Там никого нет.

— Я и проводов не вижу. — Щурюсь, пытаясь вглядеться в темноту. Глаза начинали медленно адаптироваться. — Зато чувствуется запах масла или…

— Это бензин, — перебивает меня Вал. — За домом, скорее всего, стоит генератор.

— Что мы будем делать? — спрашивает Хэлл. — Вломимся внутрь и будем махаться?

— У тебя в ребре дыра, махатель. Мы с Бруно пойдем первыми. Если все в порядке, позовем. — Вампир кивает на росшие неподалеку кусты. — Пожалуйста, встаньте где-нибудь здесь и не показывайтесь на глаза. Если начнут стрелять — бегите к побережью.

С этими словами Вал широким шагом направляется в сторону дома. Из-под ее рваной рубашки виднеются неестественно-бледные обрывки мраморной кожи. В таком виде вампир походила на очень недоброе привидение. Не приведи Господи привидение. Байрон послушно приобнимает Эстер и Терри за плечи, отводя их подальше в сторону.

Я догоняю Рихтенгоф, и мы вместе поднимаемся на деревянное крыльцо. Недолго думая, протягиваю руку и дергаю деревянную дверь на себя.

— Заперто.

— А ты чего ожидал? — Рихтенгоф слегка нагибается, чтобы заглянуть в окно. Слишком плотные белые занавески не позволяют понять, что происходит внутри.

— Давай просто ее вынесем, — устало предлагаю я.

— Прояви немного такта.

Вампир протягивает руку и трижды ударяет по двери кулаком. Звук получается таким громким, что я подскакиваю от неожиданности

— Ну ты-то, конечно, сама деликатность!

Рихтенгоф выжидающе смотрит на дверь и пару раз резко втягивает носом воздух. Проведя по косяку длинными бледными пальцами, она прикрывает глаза и прислушивается.

— Там никого нет, — резюмирует Вал и засучивает разорванные рукава рубашки. — Что ж, теперь можно.

Не успеваю я спросить, что ж можно теперь, как Вал с невозмутимым видом ударяется плечом в дверь. Она слетает и с оглушительным треском вписывается во внутреннюю стену. Безмятежно отряхнув руку от расщепленного полотна и пыли, вампир быстро проходит внутрь и оборачивается на меня.

— Особое приглашение?

Устало вздохнув, плетусь следом. Когда я предлагаю выломать дверь, то я бестактный варвар, а когда Вал — то она гений. Справедливость торжествует.

Внутри пахнет копченой рыбой и старыми пыльными шторами. Где-то совсем рядом витает мятный запах блуждающего по хижине вампира. Оглядываясь в темноте, я осторожно двигаюсь вперед.

— Можешь сказать им, что тут безопасно, — говорит Вал откуда-то из темноты. — Я попробую выйти через заднюю дверь и запустить генератор.

Когда я возвращаюсь ко входу, чтобы позвать оставшихся товарищей, за моей спиной вспыхивает непривычно яркий свет. Прищурившись, оборачиваюсь назад и присвистываю. Лампы работали на обоих этажах, причем горели они достаточно ярко.

— Знаешь, этот дом не похож на заброшенный, — говорит Байрон. Все еще обнимая Эстер и Терри, он стоит поодаль, завороженный теплом электрического света.

И я с ним полностью согласен.

Изнутри дом напоминает рыбацкую хижину. На первом этаже мы обнаружили небольшую кухоньку с деревянным столом, прохудившуюся софу и большой книжный шкаф, уставленный фотографиями и простенькими детективами, которые обычно продают в газетных киосках. Возле стены наверх тянулась деревянная винтовая лестница.

— И где хозяева? — громко осведомляется Байрон, остановившись посередине комнаты и уперев руки в бока. — Вал, ты уверена, что здесь никто не живет?

— Я не говорила, что здесь никто не живет, — бесцветно откликается вампир, окидывая взглядом книжную полку. — Я сказала, что дома никого нет.

Хэлл устало плюхается на софу и запрокидывает голову назад. Рядом присаживается Терри, с интересом оглядываясь по сторонам.

— Интересно, есть ли здесь еда?

Я широким шагом направляюсь в сторону холодильника. Его содержимое меня поражает — яйца, бекон, масло и молоко, у которых даже не вышел срок годности. Заглянув в кухонный шкафчик, обнаруживаю крупы и кофе.

— Ну что там? — громко спрашивает Байрон.

— Провиант не протух. — Обшариваю еще один шкафчик и извлекаю пачку макарон. — И его тут предостаточно.

— Когда хозяева вернутся, то нам точно крышка. — Хэлл усмехается.

— Не вернутся, — уверенно говорит Вал.

Стоя возле книжного шкафа, она осторожно снимает с полки небольшую деревянную рамку. На ее лице читается явная досада.

— В чем дело? — спрашиваю я и смотрю на фотоснимок поверх ее плеча.

Рихтенгоф сжимает в руках старую фотографию совсем молодой девочки. На вид ребенку лет восемь, может быть, чуть больше. Она держит в руках воздушный шарик и весело улыбается на камеру. Нетрудно догадаться, что снимок был сделан в день ее рождения.

— Кто это, Вал? — тихо повторяю я. — Ты знала ее?

Вампир со стуком помещает фотографию обратно на место. Какое-то время она молчит, и все сидят в тишине вместе с ней, ожидая ответа на вопрос.

— Моя пациентка, — наконец нехотя произносит она. — Девочка была тяжело больна, врачи отказывались браться за лечение, пророчили смерть через пару недель. Ко мне пришел ее отец. Буквально умолял, стоял на коленях.

— Ты согласилась? — тихо спрашиваю я.

— Его положение было настолько отчаянным, что я все-таки решилась помочь. — В глазах Вал что-то гаснет. — Мы продлили девочке жизнь всего на два года. Сколько бы я ни убеждала ее отца, что все мы смертны, он не смог удержаться от безумия. Через какое-то время до меня дошли слухи, что мужчина продал дом и уехал куда-то в безлюдное место, чтобы доживать свои дни в одиночестве. Асоциальное поведение, алкоголизм, связь с преступными группировками. В общем, Морбатор.

— Сложно после такого не свихнуться. — Байрон тяжело вздыхает и проводит рукой по коротко остриженным волосам. — Не знаю, что случилось бы со мной, потеряй я дочерей. Что стало с этим мужиком?

— Застрелен.

— Кем? Когда?

— Тобой, — невозмутимо отвечает Вал. — Вчера.

Ее слова повисают в воздухе, словно еще один выстрел, грянувший неожиданно и оглушительно громко. Я впиваюсь взглядом в фотографию темноволосой девочки, пытаясь привязать ее к образу престарелого испанца с небрежной щетиной.

— Вот черт… — Байрон прячет лицо в ладонях. — Я же не знал!

— Ты не виноват. — Рихтенгоф кладет фотографию лицевой стороной вниз. — За свои поступки нужно нести ответственность, а поведение держать под контролем.

— Я убил невинного человека!

— Вообще-то этот невинный человек достал пистолет, — напоминаю я. — Кто знает, чем он был заряжен. О нашей природе его явно предупредили.

— Мужик ведь пережил такое горе, ему очень тяжко пришлось, — сокрушается Хэлл. — Какой кошмар…

— Прекрати. — Голос Рихтенгоф звучит сухо. — Если он хотел оставаться полноценной частью общества, то нужно было брать себя в руки и начинать жить как все.

Байрон поднимает свои васильковые глаза и качает головой.

— Ты не знаешь, о чем говоришь. — Он поджимает губы. — Ты не знаешь, каково это… контролировать то, что отравляет тебя изнутри.

Эти невинные слова можно было сравнить с крохотной спичкой, падающей в море топлива. Я слышу, как хрустят суставы Вал, потому что та слишком сильно стискивает кулаки. Нервно сглотнув, готовлюсь к взрыву эмоций.

— Если ты не заметил, я вампир. — Рихтенгоф угрожающе понижает голос. — Хладнокровная машина для убийств с отточенными рефлексами, превосходным зрением и обонянием. Я буквально отравлена своей страстной жаждой крови, я слышу, как она влажно пульсирует в твоих венах…

— Вал! — Я осторожно трогаю ее за плечо, но она отступает в сторону, и не думая останавливаться.

— … а рядом со мной стоит еще один монстр, который в любой момент может поддаться приступу и раскроить вас всех на нити макромолекул, потому что треск разрывающейся плоти — это музыка для ушей ликантропа.

— Вал!

— Мы знаем, что такое контроль.

— Вальтерия, ну ради бога!!!

Я встаю перед ней и ощутимо встряхиваю ее за плечи. Мои руки дрожат, и Вал это чувствует. Слегка расслабившись, она смотрит мне в глаза с долей раскаяния. Я знаю, что она не хотела срываться. Всех иногда заносит, если задеть кровоточащую рану.

— Прости. — Байрон поднимается с софы, словно не зная, куда себя деть. — Я полный идиот. Извини, пожалуйста.

Рихтенгоф смотрит на Хэлла поверх моего плеча и коротко кивает. Я все еще держу ее за плечи, словно боясь, что вампир в любой момент не выдержит и сорвется еще раз.

— Можешь отпустить, — тихо разрешает она и отводит взгляд.

Послушно опускаю руки, вытянув их по швам. Тишина комнаты продолжает давить на уши, и я мысленно молюсь, чтобы хоть кто-нибудь ее прервал.

— Нам нужно переодеться.

Слава богам. Спасибо, Эстер…

— Согласен! — жарко подтверждаю я. — У меня уже все тело отмерзло. Как думаешь, у него тут есть какое-нибудь барахло?

— Там, кажется, огромный шкаф, — осторожно говорит Терри, кивая на приоткрытую дверь в соседнюю комнату. — У нас дома когда-то стоял точно такой же.

3

— Попробуй вот эту.

Вал вытягивает руку и стаскивает с верхней полки просторную черную футболку. Даже не разбираясь, что на ней нарисовано, я с удовольствием закутываюсь в сухую ткань.

— Наконец-то… Надоело светить голым торсом на весь остров.

— С трудом верю.

— Если честно, я очень замерз выпендриваться. — Смотрюсь в зеркало и отмечаю, что рисунок на футболке очень даже ничего. — А ведь здорово выглядит, согласись?

Вампир переводит на меня взгляд и слегка наклоняется, чтобы получше рассмотреть огромную морду пришельца с красными глазами.

— Неплохо. — Она снова поворачивается к шкафу. — Хотя я не слишком много понимаю в ядерном молодежном стиле.

— Свобода самовыражения, Вал! — восклицаю я, упирая руки в бока. — Татуировки как крик, рваные джинсы как… как…

— Как у беспризорника на паперти.

— Я хотел сказать «как протест». — Громко фыркаю. — Зануда ты ограниченная.

Вал усмехается и извлекает из шкафа просторную хлопковую рубашку. Набросив ее на плечи, ловко застегивает пуговицы, задумчиво глядя поверх моей головы.

— Там еще подтяжки, — хмуро говорю я.

— Где?!

— Да вон, с полки свисают.

Рихтенгоф восторженно выдергивает бежевые лямки из шкафа. Зацепившиеся за что-то подтяжки, срываются с натяжения, и прилетают мне между глаз.

— Ай!

— Прошу прощения.

— Такая довольная, как будто сокровище нашла. — Я закатываю глаза, потирая ушибленный лоб. — Ты бы себя видела.

— К сожалению, не могу, — безмятежно отвечает вампир, застегивая подтяжки и заправляя рубашку в брюки. — Я не отражаюсь в зеркале.

— Увидела бы свое угрюмое лицо, сама бы его и разбила. Улыбайся для разнообразия. Тебе очень идет.

Вал оборачивается на меня и переводит недовольный взгляд на аккуратно сложенную стопку вещей, отложенных в сторону.

— Ты почему еще здесь? — требовательно спрашивает Рихтенгоф.

— А где мне еще быть?

— Отнеси вещи Эстер и Терри.

Я вздыхаю и собираю небольшую стопку одежды под мышку. Проходя мимо кухни, замечаю небольшой деревянный шкафчик с крошечным замком. В голове тут же проносятся мысли о сейфах. Однако зачем рыбаку понадобилось прятать что-то в кухонном шкафу?

Вспоминаю свой старый дом, где я всегда запирал алкоголь на небольшой крючок. Нахально улыбнувшись, весело шагаю к лестнице. Вот вам и ответ.

Кажется, вечер пройдет весело.

4

Обожаю самогонку. Ей-богу, обожаю.

В баре испанца осталось не так много бутылок. От водки меня воротило, а вот огромная бутыль, от которой тянуло ягодами и спиртом… Не знаю, почему, но самогоном я так быстро напиваюсь, что и описать сложно. Дело в ягодах, не иначе. Да я ведь просто лесной медведь!

Похихикав над шуткой про медведя, медленно шатаюсь по второму этажу. Убедившись, что Байрон храпит как камнепад, стараюсь больше не шуметь. Один раз, конечно, пришлось тихонько скрипнуть старыми половицами, когда я неловко запнулся об коврик и навернулся в полный рост. В конце концов, это же лесной дом, всегда все можно скинуть на мышей.

Эстер внизу не спала, увлекшись чтением какого-то детектива. В таком виде она меня еще не видела. И лучше бы не надо.

И что я за человек такой?

Вспомнил!

Я же не человек. Ну, тогда кризис миновал.

Теперь главное не показываться на глаза Рихтенгоф. Она снова начнет читать лекции про то, что алкоголь не способен излечить депрессию и скуку. Терпеть не могу, когда начинаются бесполезные нотации.

Икаю, пытаясь вспомнить, о чем я только что думал. Ах да, о своей любимой Вальтерии. Кстати говоря, надо пойти с ней поздороваться. Мы уже давно не здоровались.

На втором этаже ее нет, в ванной тишина. Остается только одно место. Стараясь идти ровно, я упираюсь ладонями в деревянную дверь и стараюсь как можно тише ее распахнуть. Скрип ржавых петель может выдать меня с головой. В крайнем случае, утром скажу, что это мыши, собаки такие, скрипели.

— Почему так холодно?!

Слегка покачиваюсь на ногах и едва не падаю. Вал оборачивается и вздергивает бровь.

— Потому что это балкон. — Она пару раз поводит тонкими ноздрями. — Ты что, пил?

— Не-е-ет.

— Много?

— Много.

Вампир фыркает и снова облокачивается на деревянные перила. Запустив руку в карман брюк, извлекает оттуда пачку сигарет и зажимает одну в зубах.

— О-о-о-о, кури-и-и-ишь?! — громко вопрошаю я, приближаясь к вампиру шатающейся походкой. — Негодяйка какая.

Закатив глаза, Вал протягивает мне еще одну сигарету, и я слегка пригибаю колени, чтобы схватить ее ртом. Каков трюкач, держите меня семеро! Движение получается не слишком ловким, и я едва не заваливаюсь назад, но Вал вовремя успевает перехватить меня. Ее пальцы как-то опьяняющее приятно сжимаются вокруг предплечий, и я слегка вздрагиваю.

— И что ты в себя залил? — бурчит она, стараясь поставить мое шатающееся тело обратно на ноги. — Да держись ты, черт возьми, за перила!

— Там у этого рыбака тако-о-ой… — Я слишком сильно нагибаюсь вперед и свешиваю голову с балкона. — … бар шикарный. Ну, я и решил, что… ну я только бутылочку… люди же пьют иногда только одну бутылочку…

— Пива, Джексон, а не сорокоградусной бормотухи на одному богу известных ягодах.

Вал оттягивает меня назад и с силой прижимает к перилам. Ухватившись руками за прохладное дерево, я громко хихикаю. Зажимаю в зубах сигарету и неловко помахиваю рукой, указывая на то, что я уже стою достаточно ровно. Тяжело вздохнув, вампир чиркает зажигалкой и прикуривает сначала мне, потом себе. Поблагодарив ее коротким кивком, с удовольствием затягиваюсь.

— Ты же бросила, — напоминаю я, выпуская в воздух кипу дыма.

— А сейчас захотела.

— Что с тобой?

Она молча затягивается, опускает сигарету и задумчиво смотрит куда-то вдаль. Бледные руки сцеплены в замок, мышцы напряжены настолько, что сквозь кожу проступает их рельеф. Переживает, но держит в себе. Как бы мне хотелось, чтобы эти руки обняли меня и… Так, стоп. Джексон, твои пьяные глаза — не повод вести себя как бесчувственный урод.

— Что ты молчишь? — Я злобно пихаю вампира в бок.

— Не вижу смысла рассказывать тебе, потому что утром все равно придется повторить, — откликается Рихтенгоф. — Кстати говоря, средств от головной боли я не захватила, поэтому с утра тебе будет уже не так весело.

— Тебя что-то грызет. — Я осторожно протягиваю руку и поглаживаю ее по плечу, нащупывая слегка шершавую ткань хлопковой рубашки и такое родное ощущение ее кожи под ней.

Вампир вздыхает и ловким движением длинных пальцев стряхивает пепел.

— Я чуть вас всех не убила, когда привезла сюда. Вся эта поездка, кораблекрушение…

— Но ведь мы живы!

— Я виновата перед вами гораздо сильнее, чем вы думаете.

Она устало прячет лицо в ладонях. Огонек тлеющей сигареты медленно гаснет, задуваемый дыханием ночного моря. Я ничего не отвечаю и смотрю на осыпавшийся пепел.

Даже если вампир корила себя за что-то, то до этого совершенно никак этого не выражала. Если не считать того вторжения в ее мысли, когда я установил с ней связь в лаборатории.

Но сейчас она снова находилась на обрыве между правильным и необходимым. И говорила об этом вслух. Доверяла то, что могло выглядеть как слабость или уныние.

— Я горжусь тобой.

Выпаливаю это еще до того, как успеваю осмыслить, но нисколько не жалею. Нервно дернув плечом, Вал медленно оборачивается.

— Гордишься? Что, если окажется, что ты совсем не знаешь меня, Бруно?

— Знаю, даже слишком хорошо, — тихо возражаю я. — Скажем так, я всегда читаю между строк. И знаешь что я там наблюдаю? Что ты никогда не причинишь вреда слабому и не обидишь близкого. Если за эти шесть сотен лет ты успела наломать дров, то каждое полено было во благо других. Но никак не ради собственной выгоды.

— Уверен?

— Абсолютно. — Я усмехаюсь. — Твоя мрачная немногословность не в счет. Она лишь делает тебя той самой Вальтерией Рихтенгоф, которую я искренне обожаю.

Вал все еще выглядит потерянной, но в ней что-то благодарно отзывается на мои слова, будто подсвечивая глаза изнутри.

— Спасибо, — шепчет она. — За твои слова. И за то, что каждый мой план заканчивается успехом благодаря тебе, Джексон. Не представляю своей жизни без тебя.

Опешив от внезапной искренности, я замираю, словно громом пораженный. Вал медленно переводит взгляд на лес, шумевший неподалеку.

— Что ты только что сказала?

— Умоляю, не заставляй меня повторять это снова. — Вампир зажмуривается. — Мне и так нелегко.

Ветер свистит над нашими головами, путаясь в волосах требовательными прикосновениями. Гулко сглотнув, я приближаюсь к вампиру и тоже опускаю голову. Трава внизу слегка поблескивает, отражая луну в хрустальных брызгах росы.

— Красиво, — быстро говорю я.

— Да.

Краем глаза смотрю на вампира. Ее лицо совсем рядом, в нескольких сантиметрах от моего. В опустевших черных глазах плещется пустая безысходность. Темные волосы треплет ночной ветер.

— Вал? — Мне тяжело сдерживать эмоции. В ее мрачных чертах лица есть что-то настолько родное, что у меня перехватывает дыхание, а сердце начинает биться чаще.

Она медленно поднимает на меня черные как ночь глаза. Мой взгляд скользит по ее обнаженной шее. Еще раз гулко сглотнув, придвигаюсь чуть ближе и осторожно касаюсь ее руки своей. Вопреки моим ожиданиям, вампир не отпрыгивает в сторону и не отдергивает своей руки. Воспользовавшись моментом, я переплетаюсь с Рихтенгоф пальцами. Впервые мы оказались на таком интимном расстоянии друг от друга, держась за руки так долго.

— Что ты делаешь? — спокойно спрашивает Вал, глядя на то, как мои пальцы осторожно скользят по ее ладони и костяшкам пальцев.

— Касаюсь тебя. — Слова звучат как-то прерывисто. У меня сбивается дыхание.

От чуткого слуха Вал не укрывается, как быстро колотится мое сердце. Развернувшись ко мне, она приближается почти вплотную. Я чувствую мятное дыхание на своем лице. Мне нестерпимо хочется, чтобы этот запах стал еще ближе. Еще ярче. В животе предательски скручивается тугая пружина.

— Бруно, ты покраснел, — шепчет вампир, осторожно дотрагиваясь до моей щеки тыльной стороной ладони.

— Вал… — Внезапное прикосновение срабатывает, словно удар током — я вздрагиваю всем телом и прикрываю глаза.

Услышав свое имя, вампир медленно отнимает руку от моего лица. Я беспомощно хлопаю глазами, словно лишившись единственной опоры. И, кажется, сигарета вместе с самогоном действуют на мой организм двойным ударом.

Мышцы ног сокращаются, я зачем-то пружиню и влетаю спиной в стену дома. Вот тебе и судорога оборотня!

— Это что за грохот был?!

Прихожу в себя меньше, чем за секунду. Вальтерия стоит напротив, округлив глаза, а я, видимо, прыгнул так резко, что услышал даже Байрон. Он уже грузно топал внизу, готовый броситься на помощь.

— Все в порядке! — громко откликается она. — Бруно просто напился и упал…

Я ошарашенно таращу глаза, все еще не веря, что усталость и ядовитые никотин с алкоголем могут сотворить с организмом такую злую шутку. Шаги Хэлла становятся громче.

Подхватив меня на руки, Вал легким движением перебрасывает меня через плечо. Болтая руками в районе ее пояса, ворчу что-то о том, что это очень неудобно, твердо и унизительно, все-таки я настоящий мужчина, но она не реагирует на возмущения. Что с нее взять? Вампир, у которой сил хватит даже слона по Африке катить. Отрешенно повисаю головой вниз, радуясь хотя бы тому, что меня покатают. Скрипит дверь балкона, и мы входим в теплую комнату второго этажа.

— Что произошло?

Беспокойный голос Байрона. Он едва успел на помощь, сжимая в руках скалку. Стараюсь не смеяться во весь голос. Вот он, рыцарь без страха и упрека!

— Сильная дискоординация на фоне опьянения, надо помочь, — спокойно отвечает Вал и ощутимо шлепает меня по бедру. — Не вертись, пока не рухнул!

— Какая наглость, Вальтерия, моя месть последует незамедлительно.

Слегка приподнимаю руку, пальцы находят подтяжки. Начинаю защипывать ее так, чтобы вампира слегка хлопало по пояснице.

— Где мы его положим? — все так же невозмутимо спрашивает вампир.

— Можно в гостиной, — растерянно откликается охотник. — Рад, что вы в порядке.

Интересно, ей обязательно было тащить меня на плече? Это такой способ показать, что она тут самая сильная в доме? Или просто хочет лишний раз со мной пообниматься? Высунув кончик языка, натягиваю бежевую подтяжку почти до упора. Если мстить, то до конца.

— Спасибо, Байрон. — Еще один хлесткий удар по бедру. — Если ты ее отпустишь, я выброшу тебя в окно.

— И сразу прыгай следом, буду ловить, — едва слышно бормочу я, но вампир прекрасно все слышит и тихо усмехается.

5

— Я сейчас сдохну.

— Попей еще.

Отхлебнув ледяной воды из стакана, облегченно вздыхаю и открываю глаза. Эстер сидит на софе рядом со мной, сложив руки на коленях.

— Спасибо, — хрипло благодарю я и передаю ей стакан. — Ты просто чудо.

— Как ты себя чувствуешь?

— Еще хуже, чем выгляжу. — Бросаю короткий взгляд в зеркало напротив и морщусь. Взъерошенные волосы, темные круги под глазами и панихидная похмельная радость в глазах.

— Зачем ты столько выпил?

Покачиваюсь на месте и пытаюсь напрячь память. Стыд обжигает щеки, и я опускаю глаза. Помню, что Вал уложила меня и ушла ругаться с Байроном по поводу громко чихающего генератора, который охотник зачем-то двигал туда-сюда, поднимая страшную вонь. Но самое страшное — я помню все, что случилось на балконе.

Сколько раз я представлял наш первый поцелуй? Как много вариантов признания в любви я перебрал, отбросив даже самые трогательные? В итоге просто упился самогоном и попер как трактор. В противоположную стену! Дурацкие судороги испортили весь вечер.

— Вспомнил? — тихо хихикает Эстер, заметив, как я покраснел. — Тебя на руках несли.

— Да это, собственно, не самое худшее. — Скручиваю в руках плед и откладываю его в сторону. — Кто меня укрыл?

— Тот же, кто тебя принес.

— Здорово. — Прокашливаюсь в кулак, чтобы скрыть волнение в голосе. — Где она?

— Пошла поискать что-нибудь похожее на лодку, — отвечает Эстер. — «Катран» разбился, если ты не забыл. Не хотелось бы застрять здесь без возможности вернуться на материк.

— Согласен, — откликаюсь я. — А Байрон и Терри?

— Отправились смотреть старые гнездовища белых цапель. Вал сказала, что раньше здесь был какой-то заповедник.

— Действительно был.

Поднимаюсь с дивана и чувствую, как в голове грохочут сотни наковален. Едва подавив желание стонать от тошноты и боли, я одергиваю мятую футболку и изо всех сил пытаюсь растянуть искреннюю улыбку.

— Как насчет прогуляться до психиатрической клиники?

— Что? — переспрашивает Эстер. — Клиники? Но зачем?

— Не знаю. — Я громко шмыгаю носом. — Просто у меня там остались дела.

— Бруно, какие дела?! Там может быть опасно!

— Да брось! — отмахиваюсь я. — Единственный, кого там стоит бояться — это гнилой потолок. Так ты со мной?

— А остальные… — Девушка напряженно смотрит в сторону двери.

— Они нас не потеряют. Мы очень быстро вернемся.

Запускаю руки в карманы джинсов и нащупываю левой рукой что-то маленькое, напоминающее пуговицу. Разжав ладонь, обнаруживаю белую таблетку, которой вчера там точно не было. Наклонившись и принюхавшись, улыбаюсь во весь рот.

— Что это? — спрашивает Эстер.

— Аспирин. — Я облегченно вздыхаю. — Можешь принести еще воды, пожалуйста?

— Конечно.

А говорила, что у нас ничего нет. Тихо смеюсь и смотрю на круглую таблетку. Обязательно поблагодарю тебя, когда мы снова увидимся.

6

Колокольня и лазарет вблизи выглядят еще хуже. Серый камень стен опутывают растения, обвившиеся вокруг ставен с пустыми выбитыми окнами. Возле главного крыльца коричневыми когтями сворачиваются вырванные корни, через которые приходится осторожно переступать. Входная дверь все еще держится на проржавелых петлях, однако открыть с первого раза ее не получается.

Когда я снова вижу камень этих стен, в грудь словно со всего размаха пинают ботинком. И никакая это не метафора, Морбатор помнил и не такие издевательства. И тело мое тоже ничего не забыло.

— Ты уверен? — встревоженно спрашивает Эстер. — Эта больница выглядит так, как будто вот-вот рухнет.

— Все будет хорошо, — тихо отвечаю я, обводя взглядом старый фасад здания.

Мы протискиваемся в приоткрывшуюся дверь и оказываемся внутри. Длинный больничный коридор с двумя лестницами, ведущими в восточное и западное крыло. Замираю на месте, вглядываясь в пыльный полумрак.

Сила воспоминаний ставит перед глазами совершенно другую картинку. В коридоре внезапно становится светло и сухо, сквозь большие окна на пол ложатся квадраты солнечного света. Тут и там снуют медсестры и врачи. На стойке — синяя чашка чая.

Им невдомек, что творится на тайном этаже клиники. Здесь пациентов убивает оспа, а там — чье-то раздутое эго. Я шагаю мимо бежевых стен, вдыхая запах больничного коридора и чувствуя тепло солнца на руке. От синеватой кружки исходит пар, где-то тикают часы, врачи переговариваются за моей спиной. Протягиваю руку, чтобы дотронуться до чашки.

— Бруно!

Сознание прочищается, рука рефлекторно стискивается, сжимая что-то острое. По пальцам струятся потеки теплой крови.

— Бруно! — Эстер хватает меня за плечо. — Ты меня слышишь?

Разжимаю пальцы. Керамический синий осколок чашки, покрывшийся пылью и грязью.

— Все в порядке, — дрожащим голосом отвечаю я. Осколок со звоном падает на пол. — В полном.

— Ты как будто в трансе, — испуганно говорит девушка. — Точно уверен, что хочешь тут бродить?

— Абсолютно. — Вытираю кровь об футболку. — Пойдем. Мне нужно на тайный этаж.

— Там может быть небезопасно.

— Если боишься, возьми меня за руку.

Протягиваю ей свою непострадавшую ладонь, и Эстер нехотя касается ее своей. Я понимаю причину ее беспокойства.

Но скверно сросшиеся кости всегда ломают заново.

Тайный этаж выглядит не так печально, как первый. Может быть, все дело в более прочной конструкции или полном отсутствии окон, в которые могли бы пролезть дикие ветви деревьев. Будто бы само время остановилось, слегка припорошив адский коридор небольшим слоем пыли.

Слева виднеется большая железная дверь. Зеленая краска облупилась, на двери выступили потеки ржавчины и грязи. От воспоминаний снова кружится голова. Сердце неприятно сжимается, ноги так и просят бежать, куда подальше. Тело вспоминает физическую боль, вбрызгивая в кровь адреналин. Но решительное сознание настаивает, что нужно взглянуть страху в лицо.

— Вот здесь. — Я протягиваю вспотевшую ладонь и указываю на лабораторию.

— Что?

— Тут меня пытали.

Эстер шумно выдыхает и качает головой.

— Бруно, давай не пойдем…

— Там ведь должно было что-то остаться, верно?

Останавливаюсь возле железной двери и смотрю на нее снизу вверх, словно выжившая букашка. Только вот ты не средство от тараканов, Вудсен. Ты мертвый старый ублюдок.

С силой ударив подошвой между двух створок, распахиваю лабораторию. Эстер взвизгивает от неожиданности и крепче цепляется за мою руку. Ее тонкие пальцы холодеют.

— Господи… — выдыхает она.

В поднявшемся облаке пыли перед нами открывается старая лаборатория. Посреди просторной комнаты стоит огромный железный стол, усеянный осколками, бетонными обломками и старыми железными инструментами. Скрипя цепями, над ним на сквозняке покачивается старая лампа. По выщербленным плитам потолка и пола бегут тонкие черные щупальца плесени. В углу комнаты замечаю раковину и до боли знакомый стул с изогнутыми железными щупальцами, торчащими на изголовье.

— Это… это то самое место? — спрашивает девушка.

— Да. — Мой голос дрожит. — То самое.

По ладони скатывается холодная капелька пота, и я осторожно вытираю ее о штанину джинсов. Под ногами хрустит отвалившаяся с потолка известка и пыль. Остановившись возле деревянного кабинета с документами, приоткрываю разбитую стеклянную дверцу. Названия папок почти не видно, макулатура сильно пострадала от времени и влажности.

— Исследования и статьи, — тихо бормочу я. — Полная коллекция доктора.

— Можно взглянуть?

Эстер тянет за истертый пожелтевший корешок и раскрывает папку. Прокашлявшись от взметнувшейся пыли, она осторожно перекладывает тонкие листы, испещренные ровным почерком главного врача. Пока Эстер занята делом, оглядываюсь по сторонам. На лабораторном столе стоит набор пробирок с разбившимся дном и небольшой алюминиевый черпак.

Помню, как однажды главврач заставил меня касаться разных металлов руками, чтобы выявить, на какой из всех у меня аллергия. Долго же до него доходило!

Зато удар серебряной печаткой по горлу я запомню на всю жизнь. Невольно вскидываю руку к единственной своей татуировке между ключиц, провожу кончиками пальцев по едва ощутимому рубцу на коже.

— Он просто чудовище, — тихо шепчет Эстер, перелистывая пыльные страницы. — Рассуждения о полезности лоботомии и электрического тока…

— Это ты только до теории добралась. — Я прерывисто вздыхаю, заметив у противоположной стены большой черный сейф с кодовым замком. — Меня больше интересуют личные дела его особых пациентов.

Взобравшись на железный лабораторный стол, я надменно скидываю ногами лежавшие на нем инструменты, останавливаясь на каждой чертовой пробирке.

Спрыгнув возле сейфа, наклоняюсь вперед, пытаясь различить цифры на замке.

— Здравствуй, дьявол. — Дотрагиваюсь до железного колесика и поворачиваю вправо и влево.

— Ты не сможешь его открыть. — Девушка возвращает папку обратно на полку. — Тут же замок!

Закрываю глаза, ныряя в бездну своих воспоминаний. Я не умею фильтровать то, что запоминаю, поэтому они наваливаются все сразу, словно огромное удушающее море. Дело за малым — нырнуть до самого дна за жемчугом.

Запах крови, спирта, паленой кожи. Мышечная боль, кровь, скопившаяся во рту. Ощущение голода, прикосновение солнца. Один длинный скрип. Маленький щелчок. Его левый локоть приподнимается. Еще один щелчок. Рука уходит вправо. Длинный скрип.

Моя рука шевелится, и что-то внутри замка громко скрипит. Тяжелая железная дверца приоткрывается. Выпрямившись, встряхиваю головой, прогоняя остатки наваждения.

— Откуда ты узнал код? — удивленно спрашивает Эстер, останавливаясь рядом со мной.

— Я сотни раз слышал, как он это делает.

— Слышал?!

— У оборотней феноменальная память на каждую минуту опасности. — Я тянусь за большой аккуратно перевязанной тесьмой папкой. — Вот и ты…

Дрожащими вспотевшими пальцами развязав тонкие ленты, раскрываю офисную папку. Здесь бумажные листы сохранились куда лучше. Положив папку на крышку сейфа, достаю самую увесистую стопку документов и перелистываю.

— Личные дела, — бормочет Эстер, заглядывая через мое плечо. — Только вот чьи? Что на них написано?

— Сильный иммунитет, уникальный состав крови, алмазный скелет, объем легких как у кита, — тихо читаю я, перелистывая страницы. — А тут вот человек с возможностью менять цвет сетчатки глаза.

— Погоди-ка. — Девушка хмурится. — Это карточки… оборотней?

— Ага.

Откладываю в сторону три или четыре скрепленных бумажных листа и, наконец, натыкаюсь на очень знакомую фотографию. Руки дрожат так сильно, что приходится опереться на железную поверхность сейфа.

Со снимка на меня смотрит молодой парень с измученным лицом и потемневшими от злобы глазами. На шее и лице проступают фиолетовые вены, по шее бегут узоры шрамов и синяков, капилляры в глазах полопались. Челюсти крепко сжаты, даже сквозь снимок, казалось, можно услышать утробный рык и зубовный скрежет. С ненавистью глядя в объектив фотокамеры, он словно подтверждает красную надпись во весь лист.

ОСОБО ОПАСНЫЙ ОБРАЗЕЦ. УНИЧТОЖИТЬ.

— Кто это? — спрашивает Эстер.

— Я.

Поднимаю глаза и встречаюсь взглядом со своим отражением в полуразбившемся зеркале, висевшем справа на стене. По спине пробегают мурашки.

— Ты?! — Девушка в ужасе прикрывает рот рукой. — Невозможно…

— Ничего не изменилось. — Открепляю фотографию от личного дела и прячу ее в карман джинсов. — Кроме самой сути.

Эстер забирает папку из моих рук и принимается читать. Пока я продолжаю свои поиски в сейфе, девушка нашептывает строки из моей карточки, словно не в силах держать тяжелые фразы внутри. Мне даже в голову не приходит, что такое читать не стоит никому.

— Бруно…

Поворачиваюсь, словно ошпаренный. Выронив из рук папку, Эстер смотрит на меня и всхлипывает как потерявшийся малыш.

— В чем дело? — Тут же подбегаю к ней и осторожно провожу по ее щеке тыльной стороной ладони. — Ну-ну, золотая моя…

— Бруно. — Она хочет сказать что-то еще, но ее душат слезы. Шагнув вперед, Эстер обнимает меня так крепко, будто тонет. Уткнувшись лицом в мое плечо, тихо рыдает.

— Ты чего, оно того не стоит… — Растерянно поглаживаю ее по спине.

— Это просто… просто ужасно…

Обнимаю ее и прижимаю к груди. Чувствую, как футболку пропитывают теплые соленые капли. Тихонько баюкая Эстер на груди, я нашептываю что-то успокаивающее. И чем я думал, когда передавал свою карточку ей в руки?! Вспоминаю, что я просто не привык, чтобы меня жалели. Не привык к сочувствию и состраданию. Поэтому протянул ей эти старые бумаги как какое-то фактическое напоминание о Вудсене и его деятельности на этом острове. Совершенно при этом забыв, что за каждой страшной историей прячется чья-то искалеченная жизнь.

— Ты столько вынес, — шепчет она.

— Все это было очень давно, — спокойно говорю я и поглаживаю ее по волнистым светлым волосам. — Так давно, что и не вспомнить.

— Ты все помнишь. — Она всхлипывает и смотрит мне в глаза. — Поэтому мы здесь.

Поднимаю взгляд к потолку. Вспоминаю, как молодой цеплялся взором за эту известку, пытаясь не умереть или хотя бы надеясь пробраться отсюда до самого рая напрямик. Барьер, державший все воспоминания внутри, рушится. Горькая обжигающая волна наполняет меня изнутри. То, что творилось в стенах этого этажа, трудно назвать человеческой жестокостью.

Зверские пытки, придуманные самим дьяволом.

— Все остальные… — шепчет Эстер. — Где они?

— Остальные, — эхом откликаюсь я.

Нас было немного. Всех поймали в одном лесу. По молодости, по глупости, по незнанию. Кем были эти другие?

Джо, лежавший рядом со мной с ожогами и дышавший на счет.

Майерс, которого похоронили после якобы неудачного эксперимента. Его могила продолжала шевелиться еще три дня после похорон, а доктор фиксировал день, когда все стихло.

Питер и Лоуренс, запертые в комнате с открытой трубой, сквозь которую струился полупрозрачный дым. Братья, которые любили друг друга так сильно, что отказались расставаться до самого конца.

Маленький Штепан, которого оперировали без наркоза. Его крики до сих пор будят меня по ночам.

Молодые девчонки и ребята, которые в чьем-то высокомерии не заслужили права на жизнь.

— Умерли. — Я сдерживаюсь из последних сил. — Почти все умерли.

Девушка коротко кивает. Выпустив ее из объятий, снова поворачиваюсь к сейфу, выбитый из равновесия и смытый волной ярости и бессилия.

Как бы сейчас сказала Вальтерия, я милосердно умолчал о самом главном.

Вытянув еще три папки, обнаруживаю то, что так долго искал. Внутреннее чутье подсказывало не трогать, но я просто не мог противиться.

— Вот он. — Достаю книжицу и сдуваю с нее слой пыли. — Наконец-то.

Девушка даже боится спрашивать, что такое я нашел. Сжавшись позади меня, она с ужасом взирает на большой ежедневник в красной кожаной обложке. Отстегнув ремешок, раскрываю книгу и убеждаюсь, что в руки попала летопись дьявола.

«Записки доктора Вудсена»

— Его личный дневник, — тихо бормочу я, перелистывая тонкие страницы.

— Дневник… главврача?

— Если хочешь, прочитаю кое-что вслух.

Я вижу, что она колеблется. Это выше ее сил. Но утаивать все до самого конца у меня не получится. Пускай она хотя бы даст свое согласие на то, чтобы ее впустили в эти мрачные закоулки воспоминаний.

И, несмотря ни на что, Эстер уверенно кивает.

— В Европе настроения сейчас неспокойные, поэтому я планирую оставить завершение исследований до лучших времен. — Прокашливаюсь и продолжаю. — В лазарете на острове Морбатор мне удалось развернуть немыслимую научную лабораторию. Для своих опытов я использую слабых разумом отщепенцев и беспризорников. Более того, мне посчастливилось наконец-то познакомиться с низшими существами, несправедливо одаренными сверхспособностями.

— Низшими существами, — повторяет Эстер и прикрывает глаза. — Господи.

— Расходный материал мне поставили с ближайшего прибрежного города… — Останавливаюсь, потрясенный формулировкой «расходный материал». — Долгая жизнь им не положена по регламенту исследования (поддержание свежести образцов). К сожалению, алтарь науки всегда был залит кровью.

— Ублюдок, — цедит Эстер.

— Мои подопытные — странные существа с любопытно устроенной центральной нервной системой, способной влиять на синтез клеток всего организма. Я называл данный феномен врожденной ликантропией, позволяющей животному оставаться практически бессмертным. Но самым занимательным считаю их способность обращаться в антропоморфных существ, которых обыватель назвал бы оборотнями. — Прерываюсь, мне не хватает воздуха. — В лихорадочном бреду подопытных я услышал, что помимо них существует более могущественный подвид с психическим помешательством, концентрирующимся вокруг вкуса крови. Этот подвид враждует с так называемыми ликантропами… Вот тут-то ты и ошибся, тварь.

— Это он о вампирах? — спрашивает Эстер.

— Да, о них самых. — Перелистываю страницу. — Ему не удалось поймать ни одного.

— Почему вы не убили Вудсена, когда обращались в оборотней?

— Не хватало сил, — тихо поясняю я и пожимаю плечами. — От голода и боли многие сходили с ума. Некоторые не могли двигаться. Об обращениях и речи не шло, организм был измотан. Охрана у Вудсена была превосходная, он вооружал их серебряными патронами.

— Вас и правда можно убить серебром?

— Нет, но ходили слухи о более мощных разработках. По словам Вудсена, одна такая волшебная пулька могла уложить меня на лопатки и убить минуты за три. Не знаю, нашел он способ их изготавливать или нет. Интересоваться у самого Вудсена желания тоже не было. Сама понимаешь, на ком бы ее проверили в случае успеха.

— Прости, — сдавленно откликается девушка.

— Все нормально. Мне продолжать?

Эстер кивает.

— День и ночь я разыскиваю образец так называемого вампира, однако мои наемники сбиваются с ног. Расходники ликантропов перестают радовать, они оказались гораздо умнее лесных животных, которыми я их считал. Из клиники не раз затевался побег, организованный образцом номер тринадцать. Самый отвратительный, мерзкий и доказывающий, что убийство — это то, что течет по венам низшего существа. Очень приятно, Вудсен.

— Приятно? — Девушка непонимающе вскидывает брови. — Ты о чем?

— Образец номер тринадцать — это я.

— Ого…

— Дальше он пишет про то, что хочет позаимствовать антитела из крови низшего существа для создания будущей вакцины от оспы. — Я фыркаю. — Но это же бред, он никогда этим не занимался! Господи, сколько еще народится на этой планете врачей, которые будут прикрываться исследованиями и мучить всех, до кого дотянутся?

Пролистываю дневник до самого конца и останавливаюсь на записях, сделанных перед самой смертью.

— Вот, это уже интересно. Не все коллеги одинаково поддерживают меня. Если бы можно было выразить всю ненависть к гребанной вирусологичке из отделения сирых с оспой, я бы исчиркал все страницы. Это чертова Вальтерия Рихтенгоф, чьи исследования я хотел бы забрать с холодного трупа. Мне неизвестно, где она получила блестящее образование, но свой авторитет я подрывать не позволю. Уже который месяц она добивается успешного финансирования своего лазарета и тайно помогает низшим бежать или выживать в лабораторных условиях. И откуда она пронюхала про мои эксперименты?! Не уверен, но могу догадываться, кто выводит из строя мои газовые камеры. В прошлый раз загорелось восточное крыло со всеми камерами разом, а моих людей в это время кто-то запер в подвале. Потом каким-то образом в камеры низших попала свежая еда и медикаменты. Это продлило жизнь многим образцам, сорвав несколько важных экспериментов и нарушив регламент. Никогда не поверю, что кому-то есть до них дело, но я уверен, что во всем виновата эта чертова лепила. Сплю за закрытой дверью, но каждый раз слышу чьи-то шаги в коридоре. Если бы не охрана, она бы давно со мной покончила, и это никакая не паранойя. Сместить ее с должности не представляется возможным, а значит я обязан убить ее, если появится шанс. Господи, с каждой строчкой люблю ее все сильнее и сильнее, могу и лопнуть, я ведь не знал, что… Ой.

— Не волнуйся, я никому не скажу.

— Ей главное не говори. — Хмурюсь, смущенный своей внезапной искренностью.

— Она так переживала за вас, рисковала собой. — Эстер умиленно улыбается. — Откуда она узнала?

— Это же Рихтенгоф. Она всегда все знает.

— Это точно! — Девушка кивает на дневник. — Что там еще?

— Все это время ответы были у меня под носом. Лазарет, который я считал закрытым, оказался наполненным врагами. Рихтенгоф бежала с образцом номер тринадцать, остальные немногие выжившие также смогли воспользоваться паникой. Тринадцатый и чертова Рихтенгоф — оба низшие существа, состоящие в сговоре. Причем вирусолог оказывается на целую ступень эволюции выше. Это вампир, которого я так долго выискивал по всему материку. Ценнейший образец в ее безвозвратно утерян. Все пропало.

Эстер злобно ухмыляется.

— На этом его песня была спета? — спрашивает она.

— Ага. — Я перелистываю пустые страницы дневника, убеждаясь, что это конец. — Прости, прощай, доктор. Ходят слухи, что его кто-то скинул с крыши. Санитары, наверное. Или сам.

Отшвыриваю дневник обратно в сейф и потираю уставшие глаза. Сердце колотится о ребра как сумасшедшее, дыхание сбивается, на лбу выступает холодная испарина.

— Бруно.

— А?! — Отнимаю руки от лица слишком резко. — Что?

— Пойдем домой. — Эстер тянется ко мне и мягко берет за руку. — Тебе нужно отдохнуть.

Тупо киваю, не в силах ничего ответить. Я безумно благодарен за то, что она сейчас со мной.

Одному этот груз было бы нести гораздо тяжелее.

7 (Морбатор, начало XX века)

— То есть смерти ты не боишься? — Вальтерия прищуривается и барабанит по тугому натяжению каната, за который стул привязан к крыше. — Новая философия или просто стальные нервы?

Вудсен хмыкает и смотрит ей в глаза. Стоило отдать ему должное — ублюдок чувствовал такую безнаказанность, что даже столкновение со своим злейшим врагом на крыше колокольни, казалось, не могло выбить почву у него из-под ног.

— Неужели ты решила, что мои люди тебя не остановят?

— Хочешь наклоню тебя поближе, если тебе не видно. — Она осторожно ставит начищенный ботинок на краешек сиденья стула и скалит зубы. — Там никого. Ни оборотней, ни твоих санитаров.

— Меня не убить, — самодовольно говорит Вудсен. — Кровь образца номер тринадцать течет в моих венах.

— Идиот, ты думаешь, что можно поставить человеку прививку от смерти?

Он молчит, но напыщенность в глазах тает в одно мгновение.

— До сих пор веришь в городские легенды? — полушепотом спрашивает Вальтерия. — Думаешь, что, замучив парня и забрав у него кровь, ты сможешь перенять его живучесть? А мне казалось, что ты ученый.

Вудсен смотрит на Рихтенгоф с нарастающим ужасом в глазах, всеми силами желая, чтобы та замолчала и прекратила рушить его надежды. Так выглядит загнанный в угол зверь, все еще сопротивляющийся, но уже лишающийся возможности сбежать из захлопнувшегося капкана.

— Тебе страшно. — Вальтерия оскаливает зубы, в глазах разливается адское пламя ненависти. — Это хорошо. Бруно отличный парень. Представь, он просил не марать об тебя руки. Но мне почему-то захотелось испачкаться в крови по локоть.

— Я не верю тебе, Рихтенгоф, ты врач! — Вудсен брызжет слюной, глаза его сверкают бессильной яростью. — Ты давала клятву Гиппократа!

— А ты не сомневайся, — без тени эмоций на лице откликается Вальтерия.

— Тварь!

Она с силой дергает канат, и стул предательски скрипит на краю крыши, грозясь сию же секунду сорваться вниз.

— Следи за языком, — тихо предупреждает она.

— Или что? — язвительно интересуется Вудсен, однако его голос предательски дрожит. — Скинешь меня вниз?

— Я не убийца. Но могу оставить тебя болтаться здесь на недельку-другую.

— Тогда я приду за тобой. — Вудсен буквально трясется от злости. — Приду точно так же, как за этими лесными идиотами. Спроси у Тринадцатого про мой удар серебряной печаткой в горло. Думаю, ты впечатлишься и будешь ждать, пока мы снова встретимся.

Вальтерия наклоняется почти вплотную к его лицу, и ученого наверняка обдает холодным дыханием вампира.

— А ты так в себе уверен?

Он пытается что-то ответить, но хищные бездонные глаза вампира пригвождают его к деревянному стулу. Рихтенгоф слегка приоткрывает плотно сжатые губы, и среди ровных зубов поблескивают два длинных крепких клыка.

— Я бы могла выпить тебя до капли, оставив на крыше засыхать то, что от тебя останется, — тихо шепчет она. — Проблема в том, что ты мне противен.

Она быстро выпрямляется и отворачивается, потирая бледные запястья. Словно пытаясь сдержать животную ненависть древнего существа, внушающего первобытный страх одним своим взглядом.

— Расскажешь Тринадцатому про свой дневник?! — выкрикивает Вудсен. — Про то, что ты сама исследуешь? Или хочешь просто забрать мой образец?

— Что ты…

— Не притворяйся, что не хочешь попробовать выбить мальчишке мозги. Все вы закончите на том свете, выродки.

Последний гвоздь в крышку гроба. Вальтерия резко разворачивается, и ее начищенный ботинок в мгновении оказывается на груди мучителя. Слышится жалобный хруст каната.

— Что ж, Вудсен, в таком случае, ты первый.

Оглушительнее крика ученого в ночной тишине кажется только треск рвущейся веревки.

8

— Ты не против, если я закурю?

— Не против.

Дрожащими руками извлекаю из кармана ту самую пачку сигарет, которую утром нашел в прихожей рыбацкой хижины, и чиркаю зажигалкой. Знакомый горький запах расслабляет, и я прикрываю глаза, с удовольствием затягиваясь. Мы сидим на каменном крыльце лечебницы, отдыхая от пережитого.

— Ты куришь? — спрашивает Эстер.

— Только когда перенервничаю. — Покручиваю сигарету в пальцах. — А меня как будто пропустили через мясорубку. Кошмарное место.

Девушка оборачивается на мрачные стены лечебницы и ежится.

— Согласна.

— Огромный контраст между двумя жизнями. — Я протягиваю руку, указывая в сторону горизонта. — Там всегда будет сыто и спокойно. А здесь — запах боли и смерти. Если бы не Вал, гнить бы мне в этой лечебнице.

— Если бы не эта лечебница, вы бы с ней никогда не встретились. — Девушка поглаживает меня по плечу. — Как это случилось?

— Как случилось что?

— Как вы познакомились?

Снова задумчиво затягиваюсь и со смехом выпускаю дым через нос.

— Рихтенгоф ночью заглянула ко мне в каморку и сказала, что хочет вытащить отсюда. Она знала, как с нами обращаются. Прекрасно понимала, что спасать почти некого, а охрана караулила каждый оставшийся образец. — Еще одна долгая затяжка. — Я знаю, что Вудсен как коршун оберегал свой этаж. Прийти на помощь оборотням было просто невозможно. Но она все равно это сделала.

— Как вы бежали?

— Ночью. Устроив массовый погром во всем лазарете. Во время побега мне выстрелили в спину серебром.

— Серьезно? — ужасается Эстер.

— Ага. Перед Вал неудобно.

— Почему?

— Потому что Бруно на моих глазах превратился в громадное чудовище, которое пришлось усмирять, не нанося увечий.

Мы с Эстер подскакиваем и оборачиваемся. Возле восточной стены лечебницы стоит Вальтерия. Прислонившись к серому камню, она сурово смотрит в нашу сторону.

— Упс. — Я тушу сигарету и выбрасываю ее в кусты. — Привет!

— Привет?!

Рихтенгоф сокращает расстояние между нами, и мы с Эстер непроизвольно сжимаемся как нашкодившие дети.

— Подвиньтесь.

Послушно разъехавшись в разные стороны, мы позволяем вампиру сесть посередине. Аккуратно одернув брюки, она требовательно протягивает мне ладонь, даже не глядя в мою сторону.

— Что опять?! — громко спрашиваю я.

— Сигарету, — тихо подсказывает Эстер.

— Ах, да. — Шарю по карману и извлекаю пачку. — Извиняюсь. Держи.

— Благодарю. — Зажав ее в зубах, Вал чиркает спичкой. — Так намного лучше. А теперь расскажите, почему вы никого не предупредили и ушли на другой конец острова…

— Вал, ну пожалуйста.

— … в этот чертов полуразвалившийся комплекс плесневелых коридоров. — Она с удовольствием затягивается, совершенно меняясь в лице. — Будь добр, напомни мне, чтобы я бросила.

— Обязательно, — быстро откликаюсь я.

— Спасибо.

Мы молча сидим на крыльце, глядя на бесконечное море, плескавшееся где-то далеко впереди. Вытянув длинные руки, Вал покручивает запястьем, аккуратно стряхивая пепел.

— Не лучшее место для прогулок, — говорит она, зажимая сигарету в зубах. — Если хотите уединиться, то в вашем распоряжении весь остров, который не норовит рассыпаться на глазах.

— Все… все совсем не так. — Эстер краснеет. — Бруно просто попросил сходить вместе с ним.

— Бруно ведь не может попросить того, кому падение гнилых балок не грозит сотрясением мозга. — Рихтенгоф поворачивается, выдыхая дым прямо мне в лицо. — Правда, Бруно?

— Как ты нас нашла? — спрашиваю я.

— А куда еще тебя нелегкая могла принести?

— Мы ведь могли пойти с Байроном смотреть журавлей.

— Цапель, — резко поправляет вампир. — Белых хохлатых, мать их, цапель.

— Какая к черту разница?! — Я закатываю глаза.

Вал открывает рот, чтобы резко мне возразить, но Эстер ее опережает.

— Ты нашла лодку? — внезапно спрашивает она.

Сгусток напряжения, повисший между нами, тухнет. Вампир слегка расслабляется и в последний раз удовлетворенно затягивается.

— Нет. — Рихтенгоф тушит окурок об каменную ступеньку. — Зато я постоянно чувствую чье-то присутствие, но не могу понять, чье.

— Ты о дешевом дезодоранте? — уточняю я.

— О нем самом. — Вал задумчиво барабанит пальцами по коленям. — Запах очень сильный, как будто кто-то временно приплывает сюда по каким-то причинам.

— Как думаешь, кто это может быть?

— Понятия не имею.

— Может, охотники? — предполагает Эстер. — Или туристы-экстремалы?

— Вполне возможно, — соглашаюсь я.

Вал хмыкает и качает головой.

— Когда людей настоятельно просят не соваться куда-нибудь, то именно туда их и тянет. Что за методы от противного?

— Адреналин, Вал. — Я поднимаюсь и отряхиваю джинсы. — Люди ищут острых ощущений.

— Рисковать невероятно хрупкой жизнью ради забавы. — Вампир пожимает плечами. — Не понимаю.

Мы возвращаемся домой по небольшой протоптанной тропинке. Почти всю дорогу до хижины молчим, погружаясь в свои собственные мысли и лишь изредка перебрасываясь короткими фразами. Солнце затягивают грязно-пепельные облака, и лес погружается в прохладную меланхолию. Шепот ветра и пение птиц разливаются в ласкающем ухо миноре. Сердце в грудной клетке постепенно успокаивается, дурные мысли отступают в сторону, когда мы отходим все дальше от лазарета. Конечно, я еще не раз встречусь с демонами в ночных кошмарах, но сегодня с меня, похоже, хватит.

Байрон и Терри еще не вернулись — явно увлеклись своими исследованиями цапель. Эстер отправляется в примитивно сколоченный самодельный душ, чтобы смыть с себя тяжелые переживания и пыль, налипшие на нее в психиатрической лечебнице.

Доковыляв до второго этажа, я плечом открываю балконную дверь. В дневное время отсюда открывался прекрасный вид на лес, а воздух пахнет зеленью и морем.

Постукиваю по деревянным перилам и вспоминаю, как изящно выписывал ногами вензеля вчера ночью. Как мы едва не поцеловались возле этой самой стены. Залившись краской, опускаю голову и виновато улыбаюсь. Определенно не лучшая обстановка была.

Рука так и тянется к пачке сигарет в кармане джинсов.

Все, что угодно, только не эта скверная привычка.

Железные петли за моей спиной тихо скрипят и смолкают, словно кто-то только что попытался выйти и передумал.

— Рихтенгоф, вернись немедленно! — кричу я.

Дверь снова приоткрывается.

— Не хотела вырвать тебя из потока мыслей. — Вампир тоже проходит на балкон и останавливается рядом.

— Я ни о чем не думаю. Просто стою.

— В одиночестве?

Открываю рот, чтобы что-то ответить и отмахиваюсь. Очередной приступ косноязычия.

Вампир пожимает плечами и извлекает из кармана мятую пачку сигарет. Мечтательно покручивая ее в руке, смотрит куда-то в сторону горизонта.

— Даже не вздумай, — ворчу я.

— Это очень помогает стимулировать мозговую активность.

— Нет, Вал, если твой мозг станет еще активней, ты лопнешь. — Выдергиваю сигареты из ее ладони и засовываю в карман джинсов. — Я обещал, что не дам тебе больше курить.

Она нервно сжимает и разжимает кулаки, словно оставшись без единственной опоры.

— Интересно, а как на кое-ком сказывается литр лютого пойла, найденного в рыбацкой хижине?

— Будешь пытаться меня подковырнуть? — Я вздыхаю. — Ладно, прости, я вчера немного перебрал.

— Немного, — фыркает Вал.

— Хорошо, я много перебрал. Зато я помню все от и до.

— О-о…

— Хочешь поговорить об этом? — Прищуриваюсь, заглядывая в недовольный мрак ее глаз. — Я даже не ожидал от тебя такого порыва.

— Благодарю. — Вал сглатывает и крепче стискивает кулаки.

— Ты так быстро увидела в моих глазах… ну…

— Я хорошо разбираюсь в физиологии и представляю, как эмоции могут влиять на организм.

— Это было не физиологично, а потрясающе, Вал. — Широко улыбаюсь.

Она молчит и хмурится, не зная, что мне ответить. Нервно притопывая левой ногой, старается не встречаться со мной взглядом. Такая поза могла означать только то, что я был прав.

— Я сегодня нашел свое старое медицинское дело. — Решаю перевести тему, чтобы вампир не напрягалась так сильно. — Там, в лечебнице.

— Серьезно?

— Даже прихватил с собой фотографию. — Я запускаю руку в карман джинсов и извлекаю маленькую карточку. — Хочешь взглянуть?

Не отвечая, вампир рывком выхватывает фотографию из моих рук и впивается в нее изучающим взглядом. В глазах что-то загорается и гаснет, словно она тоже поддается приступам меланхолии и тонет в воспоминаниях.

— Таким я тебя и помню, — тихо говорит Вал. — Голодным, уставшим и одиноким.

— И чудовищным, — добавляю я. — Можешь называть вещи своими именами.

— Прямолинейность — одно из моих ценнейших качеств. Не вижу на фотографии никакого чудовища.

— Любому захочется убить тварь с этой фотки. Во мне было столько ненависти, что она просто вскипала в венах. Ты просто хорошо знаешь меня, поэтому защищаешь.

— В те времена я тебя не знала. — Рихтенгоф покручивает в руках фотографию. — И мне не хотелось тебя убивать. Я просто знала, что, пройдя через боль, пытки и смерть товарищей, человек ломается изнутри.

— Я не человек, Вал.

— Ты был гораздо человечнее того, кто сотворил с тобой все это.

Она бережно прижимает снимок к губам, крепко зажмурившись. От шока я пропускаю вдох, а Вал тем временем медленно открывает глаза и протягивает руку и, словно на медицинском осмотре, касается моей татуировки, тонкой змеей переплетавшейся на обеих ключицах.

— Что? — Я нагибаю голову, чтобы посмотреть, куда она показывает. — Что ты там увидела?

— Ты ведь сделал ее, чтобы не было видно шрама от удара серебряной печаткой.

— Как ты…

— Просто знаю и все. — Вал опускает руку и вздыхает. — Ты никогда не был злым, Бруно Джексон. Ты была испуганным, голодным и несчастным. Ты отчаянно хотел жить.

— До сих пор в голове не укладывается, что люди могут так вести себя с теми…

— Кто не похож на них самих? — Вал пожимает плечами. — Очень хорошее замечание, раздумываю над ним уже не одно столетие. В каждой войне находится подавляемое звено, в каждом противостоянии появляется жертва. Враг номер один, травлей которого заняты лучшие умы.

— Есть причины?

— Иррациональная ксенофобия. — Заметив мое недоумение, вампир торопится пояснить. — Немотивированная агрессия и нетерпимость к тому, кто отличается. Первый признак ограниченности и скудоумия.

— Доктор Вудсен не был тупым.

— Еще как был. — Вал морщится. — Когда этот дефективный раскрывал рот, я хотела забить ему туда ведро.

— Какие фантазии… — Я усмехаюсь, но вампир моего хорошего настроения не поддерживает.

— Сначала я хотела устроить тебе за то, что ты пошел в лечебницу и потащил за собой Эстер. Но сейчас понимаю, что тебе это пошло на пользу.

— Правда?

— Конечно. В конце концов, если я говорю тебе куда-то не соваться, ты делаешь все, чтобы оказаться там в самое ближайшее время.

— Я не маленький мальчик. У меня есть свой котелок для принятия решений.

— И они гораздо правильней моих. Они основаны не на логике, а на верно выбранном эмоциональном порыве. Мне это недоступно.

— Ого… Спасибо.

— Только в следующий раз попроси меня, а не хрупкого человека.

— Я не думал, что ты захочешь возвращаться в этот кошмар. — Опускаю глаза и задумчиво смотрю на свои перепачканные пылью кеды. — Мне известно, как сильно ты его ненавидишь.

— Если для тебя это важно, то я бы пошла, ни секунды не сомневаясь.

Вал не шутит, ее слова звучат серьезно. Не отводя от меня пронзительного взгляда, она стоит напротив, все еще стискивая в пальцах фотоснимок.

— А ведь в тот раз я тебя тоже не послушался. — Слабо улыбаюсь. — Когда мы выбрались из лечебницы, и ты сказала, что не нужна тебе никакая стая.

— До самой смерти будешь мне это припоминать?

— Нет, просто…

— Меня слегка обескуражило твое превращение, — с нажимом говорит Вал. — До этого мне не приходилось иметь дело с рассвирепевшим оборотнем, которого я должна обезвредить и не поранить еще больше.

— Вообще-то о последнем речи не шло. Ты могла меня пристрелить.

— Разумеется, могла.

Повисает пауза. Вал хмурится и нервно переступает с ноги на ногу. Когда в ее сердце скапливалось слишком много противоречивых чувств, она не знала, как себя вести.

— Спасибо тебе, — внезапно говорю я.

— За что?

— За аспирин и за… — Мои глаза наполняются слезами, поэтому приходится быстро отвернуться. — Ты спасла мне жизнь. Вытащила из лечебницы. Не дала умереть.

Вал молчит, но я спиной чувствую, как она улыбается. Ее хорошее настроение — явление такое же редкое, как и солнечное затмение.

— И спасибо, что не дала мне сгнить от одиночества, — с трудом заканчиваю я, закрывая глаза.

— И тебе спасибо, Бруно Джексон. — Она осторожно обнимает меня со спины, ее дыхание щекочет шею, запуская целую волну мурашек по позвоночнику. — За то же самое.