Стеклянные цепи

Всю ночь грызешь меня, бессонница,

Кошмарен твой слюнявый шип.

Я слышу: бешеная конница –

Моих стремлений прототип.

Бесстрастно слушает иконница

Мой встон, мой пересохший всхлип.

О, Голубая Оборонница,

Явись мне в пчелах между лип.

Ужель душа твоя не тронется? –

Я разум пред тобой расшиб.

Уйти. Куда? Все – среды, вторники…

Пойти на улицу? Одень

Себя, как пожелают дворники

И проститутки, – в ад их день!

Столица ночью – это – в сорнике

Хам-Город в шапке набекрень.

Презренны «вольные затворники»:

В их снах животных – дребедень.

Поймете ль вы меня, просторники? –

Моя бессонница – Сирень.

Разум мой бесстрастен. Сердце бьется четко.

Вспомнилось мне лето давнее в лесу.

Только что узнал я: у тебя чахотка, –

Вскоре гроб твой белый к церкви понесу.

Вспомнилось мне лето: мошки, незабудки,

Грозы и туманы, вечера в луне.

Силы были сильны, чувства были чутки;

Ты была со мною, ты была при мне.

Может быть, томилась вешнею ажурью,

Может быть, любила чувственно и зло, –

Только вся дышала знойною лазурью

Или омрачалась девственно светло…

Часто мы лежали в ландышах и в кашке,

Точно брат с сестрою, телом к телу льня;

Часто приходила ты в одной рубашке

Ночью в кабинет мой, возжелав меня…

Но когда тянулся я к тебе всем телом,

Чтоб в тебя, как в омут, глубоко упасть,

Ты, с лицом от муки страстной побледнелым,

Грубою издевкой охлаждала страсть.

То лазорьно-нежно, то кошмарно едко

Говорила броско о каком-то «нем»;

Тщетно я терзался: кто ты? амулетка,

Верная обету? лилия с вином?..

Все я понял после. Хорошо и кротко

На душе печальной. Слушай-ка, дитя!

Твой удел – могила: у тебя чахотка.

От тебя заразу я приму шутя.

Я в комфортабельной карете, на эллипсических рессорах,

Люблю заехать в златополдень на чашку чая в жено-клуб,

Где вкусно сплетничают дамы о светских дрязгах и о ссорах,

Где глупый вправе слыть не глупым, но умный непременно глуп…

О, фешенебельные темы! от вас тоска моя развеется!

Трепещут губы иронично, как земляничное желе…

– Индейцы – точно ананасы, и ананасы – как индейцы…

Острит креолка, вспоминая о экзотической земле.

Градоначальница зевает, облокотясь на пианино,

И смотрит в окна, где истомно бредет хмелеющий Июль.

Вкруг золотеет паутина, как символ ленных пленов сплина,

И я, сравнив себя со всеми, люблю клуб дам не потому ль?..