Стеклянные цепи

Горит новый, самозаветный, манящий переливными глубинами камень в венце русской поэзии, и в нем таинственно отражаются лики поэта – умудренного учителя и буйного юноши, жреца-мага и страстного любовника. Валерий Брюсов дает нам в этот раз книгу юношеского пыла, дерзкого заглядывания в колодцы темных переживаний; исхищренный мастер, он сходит подчас с путей испытанных, ищет новых сочетаний, новой певучести, неслыханных очарований, буйной, радостной молодости.

Мир обширный, вечная синь – чаша бирюзовая над нами, пламенники Бога светлого и благого – лампады Света невечерняго,

все, все неисходной, юношескою любовью объемлет жадная душа художника.

Черной пеленою находят сны на жизнь земную – и в саду дремных грез цветы струят яд новых обманов, новых очарований – и в них все та-же неотвратимая, желанная, мучительная властительница – Страсть!

Дальше, дальше тени – хоровод ваш кажет в зеркалах милый и страшный лик небытия и Демон самоубийства ласкающим крылом осеняет суетные печали наши. Не страшен Он – «Юноша пленительный», о

нет! –

И за Ним, за его четким, строгим профилем восстают в зеркалах магические, редкие тени – поля, церковушки ветхие, сады в сиренях вешних и жадно просит сердце еще жизни, еще новых трепетов. И «зверь неутомимо гибкий» – все та же Женщина – «ведьмовской напиток» пьянит волю и ум и новые муки несут страстные лики в зеркалах.

Поет Гадатель теням проходящим и славит разноликую, смиренную и властительную в неотвратимую, как Смерть – Любовь!

Но и в часы гаданий, и в тот миг, когда сливаются дыхания и мы трепетной рукой срываем Жар-Цвет пламенеющего счастья и на торжищах Мира – всюду царит над художником обет пророческий, поиск Красоты, власть «святого ремесла», – ларь высший, несказанный, принудительный. Как Израиль дерзающий, идет кудесник-маг навстречу языку родному с возгласом молитвенным грядущей победы или поражения:

«Ты – Мститель мой, ты – мой Спаситель,

Твой Мир – навек моя обитель, Твой голос – небо надо мной!».

Затуманена даль зеркал и в полутьме, в жемчужных нимбах встают «властительные тени» и между ними тот, что вел народ избранный о-т Синая, чудотворец-пророк косноязычный и Мира властелин – Александр и в косах белокурых Гретхен.

Знакомые тени мелькают – молнии и грозы недавнего прошлого, буря отгремевшая и близкие душе художника – венок душ, сплетенных ритмом очарования земного.

Книга силы, радости земной, книга мудрости зрелой и безумие дерзающего – так назову я «Зеркало теней».

Пленительно зеркало это, страшит и томит глубина его, переходы и орнаменты зал «надземного жилища», и все ярче и ярче восстает перед нами творец и заклинатель! Как флейта-змей, так чаровные напевы его влекут тоскующие души от алтарей повседневности на ступени Радости и Безумия, за наши небеса к далям неизведанным, в которых