О Стемпеню рассказывают всякие небылицы. Ходят слухи, будто он знается с колдунами, ворожеями и прочей нечистью, будто ему ничего не стоит отбить невесту у жениха, будто он владеет таким колдовством, что стоит ему только взглянуть на девушку, как в сердце ее вспыхнет такая пламенная любовь, что господь спаси и помилуй!
Многим матерям известна эта тайна, и поэтому они всячески оберегают своих дочерей-невест. Когда девушка разговаривает со Стемпеню, рядом всегда очутится старшая сестра, тетка, золовка или хотя бы посторонняя замужняя женщина... Правда, для Стемпеню в этом нет ничего лестного. Но что за беда! Слава его от этого не убавится. Какое отношение имеют подобные слухи к музыке? Все знают, что Стемпеню-отчаянный повеса. Ну и что ж? Ведь на свадьбу его приглашают не для того, чтобы породниться с ним.
Благословенна судьба ваша, еврейские женщины, и да благословит небо ваших мужей за то, что они одарили вас прекрасным даром - свободой! Горе бедным девушкам, скованным цепями неволи! Они не выходят из-под бдительного надзора до тех пор, пока не накроют им головы свадебным покровом. Лишь тогда девушка становится женщиной, свободной, счастливой женщиной.
У Рохеле, как у замужней женщины, не было никаких оснований бежать от Стемпеню, когда он подошел к ней со скрипкой под мышкой и с улыбкой на устах. Чего ей бояться? От кого ей таиться? Свекор Айзик-Нафтоля весь поглощен свадьбой: прохаживается, заложив руки за спину, и следит за прислугой, чтоб живее пошевеливалась. А свекровь Двося-Малка так запарилась, что сорви кто-нибудь парик с ее головы, она бы и то не почувствовала. Пробегая мимо Рохеле, она, правда, на миг остановилась посмотреть, какие такие дела завелись у Стемпеню с ее невесткой, но тотчас же подумала:
"Глупости! Пустые разговоры! Гроша медного не стоят!"
И побежала дальше распоряжаться, поторапливать прислугу.
Айзик-Нафтоля с женой распоряжались весьма искусно. Прислуга металась как угорелая. Родные жениха и невесты, как водится, галдели без умолку. Гости же, помыв руки[12], торопились занять места на длинных скамьях за длинными столами, на которых стройными рядами лежали свежеиспеченные булки. Вдруг поднялась тревога: в кадке иссякла вода.
– Где бы достать воды? - спрашивает родня жениха.
– Воды где бы достать? - вторит родня невесты.
– Воды! - кричит Двося-Малка слегка охрипшим голосом.
– Воды! Воды! - поддерживает ее Айзик-Нафтоля, задрав фалды своего сюртука с видом чрезвычайно занятого человека.
Стемпеню воспользовался новой суматохой, чтобы обменяться с Рохеле еще несколькими словами. Вид у нее был задумчивый, сосредоточенный. Ее красивые голубые глаза глядели мимо Стемпеню куда-то вдаль. А уши тем временем ловили его слова.
А говорить Стемпеню был мастер! Красно говорил повеса! Он опутывал собеседницу своей речью и, как опытный искуситель, неотрывно смотрел ей в глаза... Нет, не в глаза!.. В сердце он ей глядел, в самое сердце!
Стемпеню говорил, а Рохеле слушала. В комнате стоял такой гомон, что до посторонних могли дойти только обрывки их разговора.
– Это ваш Мойше-Мендл? - спросил Стемпеню, указывая взглядом на молодого человека, который, ухватившись за лацкан чужого сюртука, отчаянно, с остервенением, убеждал в чем-то этот лацкан.
– Да, мой Мойше-Мендл, - ответила Рохеле и, словно обидевшись, отошла в сторону.
Рохеле и в самом деле почувствовала себя оскорбленной и с этой минуты даже взглядом не удостаивала тот уголок, где сидели музыканты. Долго потом вертелся возле нее Стемпеню. Напрасно! Он был ей противен, этот Стемпеню, противен до отвращения своими дерзкими повадками и вызывающим взглядом. "Фи, стыд и срам! Порядочной женщине зазорно даже стоять рядом с ним", - думала Рохеле, подходя снова к невесте. Она уж готова была забыть о самом существовании Стемпеню.
Но что это? Отчего все вдруг насторожились? Это Стемпеню в сопровождении оркестра снова заиграл "Заунывную". Сразу все затихло - ни звука, ни шороха. Задумчиво стоят мужчины, приумолкли женщины. Юноши и девушки взбираются на стулья и скамьи. Все хотят слушать Стемпеню.
Айзик-Нафтоля, склонив голову набок, с видом знатока внимает звукам скрипки. Двося-Малка застыла на месте с тарелкой в руке. Даже слуги-мужчины с подобранными фалдами сюртуков и женщины с подоткнутыми подолами юбок остановились в оцепенении посреди комнаты... А Стемпеню залился на своей скрипке такой грустной мелодией, что народ и дохнуть боится. Все замерли. Сердца смягчаются, увлажняются глаза. Люди стонут, люди плачут... А Стемпеню? Где Стемпеню? Нет его!.. Никто не видит Стемпеню, никто не видит его скрипки. Все слушают божественные звуки, которые наполняют комнату.
А красавица Рохеле, никогда до того не слышавшая Стемпеню, упивается изумительными звуками и не понимает, что с ней: мелодии словно ласкают ее, сердце переполнено... Рохеле смотрит туда, откуда несутся эти удивительные звуки, и видит прекрасные черные глаза, которые глядят на нее в упор, пронзают насквозь, как остро отточенные стрелы. Эти прекрасные, огненные-черные глаза устремлены на нee, ласкают, говорят что-то без слов... Рохеле опускает голову и видит пред собой сверкающие черные глаза. Она глядит во все стороны-и видит те же черные огненные глаза...