Стихи

Глаза твои — подобье материнских,

ещё не знавших таинства зачатья.

Не ведая греховного проклятья,

они чужды соблазнам сатанинским.

Из них струится щедро свет лучистый,

даря покой всем ближним без изъятья,

и я готов тонуть в их благодати,

не мысля о подвохе. Взгляд их чистый

не прячет ни вражды, ни своеволья,

ни сокровенных тайн в своих глубинах.

Они смиренно девственны, как поле

некошеное на краю долины.

О сохрани их взгляд, дитя, подоле —

взгляд девочки Марии Магдалины.

Величавой задумчивой матроной

на границе Атлантики прибрежной,

босоногая, с гривою небрежной,

восседает — а лес над ней короной.

Опираясь рукой на свод законов,

пожирает огнём очей мятежных

заходящее солнце. Волн безбрежных

грозный рокот поёт ей монотонно

об опасных и дивных дальних странах,

а она омывает ноги в пене,

прозревая крушенье всех империй,

распростёртых на разных океанах —

и в тумане встаёт как наважденье

вещий Дон Себастьян — король мистерий.

Кровь духа моего, язык отчизны,

я всюду свой, где царственное слово

не иссякая, наполняет жизнью

два мира — Старый Свет и Новый.

Сам Сенека, припав к его началам,

латынь чеканил на испанской лире,

король Альфонс Европу просвещал им,

Колумб поведал об открытом мире.

Язык мой, как ковчег, стал местом встречи

ста разных рас, живущих в отдаленье.

И семена, что сеяли с охотой

апостолы, цветут испанской речью.

Ведь Бог на ней послал нам откровенье,

Евангелие дав от Дон Кихота.

В войне ищу я мира, в мире — брани,

в делах — покоя, а в покое — дела,

которое взорвёт, что накипело

под коркой льда в бушующем вулкане.

Ответив на слепой судьбы призванье,

скитаюсь по земле, и ставлю смело

жизнь — за игру, игру — за жизнь, удела

спокойного чураясь. Пребыванье

в обличье черепашьем ли, орлином

мне тягостно. Таскать приросший дом,

или кружить по небу — всё едино.

Пусть мы от воли Божьей не уйдём,

но сам я выбрал в жизни путь срединный,

ни жертвою не став, ни палачом.

Замолкни, сердце, спрячь свои скрижали

со списком бед, и пусть они истлеют

на тёмном дне. Кто сам себя жалеет,

не должен посвящать в свои печали

других, чтоб их дома не стали

приютом плача. Жалобы, что зреют

в душе самовлюблённой, всюду сеют

лишь суетность. Не отделяли

своих скорбей от общих люди чести,

и ты ищи, хоть это будет трудно,

ту боль, в которой ты — со всеми вместе,

ту боль, что не унизится до мести, —

ведь мелочно всё, что сиюминутно,

она же — высшей святости предвестье.

Красна земля, а небо ярко сине;

нагое солнце мечет стрелы зноя.

Сиеста. В тень укрылось всё живое,

и жухнет на глазах листва в долине.

В сени большого дуба на вершине,

недвижно-черной, возлежит в покое

недвижно-чёрный бык — вниз головою

в болотце отражён, что дремлет в тине.

Как изразец, едва-едва из печи

исторгнутый — впечатано виденье

в пространство дня, что долог и беспечен.

Но этот мир не прочен и не вечен,

и вестницей времён коловращенья

поёт цикада, приближая вечер.