Стихи

Ах, успокойтесь. Слишком много

Нашлось виновников. К чему?

Мы все находимся в плену

У рока, дьявола и Бога.

Затаиться. Молчать. Не впускать

В свою душу всех тех проходимцев,

Кто давно меня хочет понять,

А точнее — добить и добиться

Правды некой — какой-то не той,

Что пытаюсь я всуе им выдать.

Осень, с палой твоею листвой

Я хотела б, пожалуй, покинуть

Мир и этих постылых судей…

Вот взошла на костер. Огня!

Я сама себе правосудие.

Даже Бог — только после меня.

Я купила розы. Это Вам.

Пусть постоят в индийской вазе черной.

Я дарю их Вам. И непокорной

Музе. И заоблачным стихам.

Незнанье жизни. Познанье смерти.

Вы так к ней стремились, всегда спеша.

И сквозь преграду асфальтовой тверди —

Ваша — травинкой зеленой — душа.

Неслышные шаги крадущейся беды.

Кто жертва, кто злодей? — неведомо пока.

Но черным затянулись облака,

В руках у дьявола — правления бразды.

И снова — кровь, и снова — смерть. Они —

Шальные спутники навечно жизни кроткой.

Жизнь ангелов становится короткой.

И гаснут, гаснут незажженные огни.

Огни добра, любви, и веры, и смиренья.

От них, от несгоревших, — угольки.

Зияют бездной черные зрачки

Беды, не знающей ни меры, ни сомненья.

Но я прошу, я умоляю вас: не верьте,

Что луч, блеснувший вдалеке, — обман.

Мы все уйдем, закутавшись в туман,

Туда, где нет ни зла, ни тьмы, ни смерти.

Сосен стволы, и стволы, и стволы…

Вот и тропинка — но я ей не верю.

Где-то накрыли печалью столы,

Руки сложили и ждут потерю.

Будет потеря, немного осталось.

Только не надо биться в истерике,

Жизнь — это все же такая малость,

Знаю, сказав, не открыла Америки,

Но очень хочу, чтоб вам не было больно,

Мне ведь там легче так будет, поймите.

Буду вас ждать с запоздалой любовью,

Только средь сосен меня отыщите.

А что не сон — то явь,

а что не явь — то сон.

Сменяют ночи дни,

а дни уходят вон.

Завесой черной — ночь,

сияньем светлым — день,

И все сомненья — прочь,

и душит душу лень.

А что не жизнь — то смерть,

а смерть — совсем не страшно.

Сменяют ночи дни,

а я — во всем вчерашнем.

Вчерашней боли бред,

вчерашних былей — сон.

И не найти ответ.

Да и не нужен он.

Корноухая елка,

Лесная свечка,

Опустила иголки,

Сжала губы в сердечко.

Одиноко и холодно.

На поляне одна.

Одинокому ворону —

И тому не нужна.

Одиночество — мгла.

Одиночество — сон.

И стоит над поляной

Одиночество-стон.

Все — свыше. И эта тень на зимнем

стекле,

И этот неясный, мерцающий свет.

Тепло ладони моей — в твоей руке,

А меня самой давно уже нет.

А я спешила к тебе, коней гнала.

Они несли меня над толпой.

Но избавительница в белом поняла.

И обняла. И увела с собой.

Сердцу не хватает чистоты,

Робости, наивности, смиренья.

Лиц родных прекрасные черты

Преданы давным-давно забвенью.

Суть моя почти уже смирилась

С пошлостью, обманом, суетою.

Жалость принимается как милость,

Святость уж не кажется святою.

И душа ушедшая лишь изредка

Промелькнет (вот отчего смятенье!)

То волнующим и легким белым призраком,

То неясной и тяжелой серой тенью.

Отводя виновато глаза

От уродств нашей жизни беспутной,

Я бегу, я боюсь опоздать —

Не на день, не на час — на минуту.

На минуту остаться без денег,

На минуту остаться без радости,

На минуту остаться без терний,

Я бегу, я спешу — не до праздности.

Я бегу, чтоб не чувствовать боли,

Чтоб не видеть глаза всех нищих.

Я бегу. Нет иной мне доли.

Я бегу — только ветер свищет.

Телефон нем. Холодна ночь.

Нет ни слов, ни тем. Не помочь.

Словно дым, сон. Сон-пророчество.

Так приходит в дом одиночество.

Я зажглась. И остыла. И снова — мгла.

Пусто. Страшно. Зачем? Для чего я

лгала?

Не хочу ничего. Ни к чему не стремлюсь.

Что останется мне, если все же очнусь?

Одиночество? Пусть. Просветление?

Жду!

Но…

Отпустите меня. Я должна. Я уйду.

Буду тихо брести на закат бытия.

И молиться за вас. И молить за себя.