Стихотворения

He travels after a winter sun,

Urging the cattle along a cold red road,

Calling to them, a voice they know,

He drives his beasts above Cabra.

The voice tells them home is warm.

They moo and make brute music with their hoofs.

He drives them with a flowering branch before him,

Smoke pluming their foreheads.

Boor, bond of the herd,

Tonight stretch full by the fire!

I bleed by the black stream

For my torn bough!

Кочуя за зимним солнцем вослед,

Он ведет коров по холодной тропе.

Привычным голосом торопя,

Он гонит стадо свое над Каброй.

Знакомый голос сулит им тепло и кров.

Они мычат и топчутся вразнобой.

Он их погоняет цветущей ветвью,

Качается пар над рогами коров.

Сторож стада, беспечный раб,

Ты ночью растянешься у костра…

Я кровью истек у черной реки,

И сломана ветвь моя!

I heard their young hearts crying

Loveward above the glancing oar

And heard the prairie grasses sighing:

No more, return no more!

О hearts, О sighing grasses,

Vainly your loveblown bannerets mourn!

No more will the wild wind that passes

Return, no more return.

Я слышал, как, с весел сонных

Стекая, звенит вода,

И слышал в шорохе прерий влюбленных:

Прощай, прощай навсегда!

О юность, трава степная!

Напрасно рвешься прочь, трепеща…

Безумный ветер кричит, улетая:

Прощай, навсегда прощай!

Frail the white rose and frail are

Her hands that gave

Whose soul is sere and paler

Than time's wan wave.

Rosefrail and fair — yet frailest

A wonder wild

In gentle eyes thou veilest,

My blueveined child.

Как роза белая, нежна

Дарящая рука

Той, чья душа, как боль, бледна

И, как любовь, хрупка.

Но безрассудней, чем цветы,

Нежней, чем забытье,

Глаза, какими смотришь ты,

Дитя мое.

Rain on Rahoon falls softly, softly falling,

Where my dark lover lies.

Sad is his voice that calls me, sadly calling,

At grey moonrise.

Love, hear thou

How soft, how sad his voice is ever calling,

Ever unanswered, and the dark rain falling,

Then as now.

Dark too our hearts, О love, shall lie and cold

As his sad heart has lain

Under the moongrey nettles, the black mould

And muttering rain.

Далекий дождь бормочет над Рахуном,

Где мой любимый спит.

Печальный голос в тусклом свете лунном

Сквозь ночь звучит.

Ты слышишь, милый,

Как он зовет меня сквозь монотонный

Шорох дождя — тот мальчик мой влюбленный

Из ночи стылой?

В такой же стылый час во мраке черном

И мы с тобой уснем —

Под тусклою крапивой, мокрым дерном

И сеющим дождем.

A birdless heaven, seadusk, one lone star

Piercing the west,

As thou, fond heart, love's time, so faint, so far,

Rememberest.

The clear young eyes' soft look, the candid brow,

The fragrant hair,

Falling as through the silence falleth now

Dusk of the air.

Why then, remembering those shy

Sweet lures, repine

When the dear love she yielded with a sigh

Was all but thine?

Ни птицы в небе, ни огня в тумане —

Морская мгла;

Лишь вдалеке звезда-воспоминанье

Туман прожгла.

Я вспомнил ясное чело, и очи,

И мглу волос,

Все затопивших вдруг, как волны ночи, —

И бурю слез!

К чему теперь роптать, припоминая

Пыл тех ночей, —

Ведь разве не была она, чужая,

Почти твоей?

Wind whines and whines the shingle,

The crazy pierstakes groan;

A senile sea numbers each single

Slimesilvered stone.

From whining wind and colder

Grey sea I wrap him warm

And touch his trembling fineboned shoulder

And boyish arm.

Around us fear, descending

Darkness of fear above

And in my heart how deep unending

Ache of love!

Над пирсом ветер воет,

Прибоя грозен рев;

Песком и грязной пеной море моет

Горсть валунов.

Я чувствую зловещий

Холодной тьмы порыв, —

Дрожащие мальчишеские плечи

От шквала заслонив.

Под нами стонут сваи,

Темна небес юдоль;

А в сердце — бесконечная, слепая

Любовь — и боль!

Of cool sweet dew and radiance mild

The moon a web of silence weaves

In the still garden where a child

Gathers the simple salad leaves.

A moondew stars her hanging hair

And moonlight kisses her young brow

And, gathering, she sings an air:

Fair as the wave is, fair, art thou!

Be mine, I pray, a waxen ear

To shield me from her childish croon

And mine a shielded heart for her

Who gathers simples of the moon.

Узором зыбких звездных блесток

Украсит ночь свою канву

В саду, где девочка-подросток

Сбирает лунную траву.

На волосах роса мерцает,

Целует веки ей луна;

Она, сбирая, напевает:

О,ты прекрасна, как волна!

Как залепить мне воском уши,

Чтоб этот голос в сердце стих,

Чтобы не слушать мне, не слушать

Ее напевов колдовских!

Goldbrown upon the sated flood

The rockvine clusters lift and sway;

Vast wings above the lambent waters brood

Of sullen day.

A waste of waters ruthlessly

Sways and uplifts its weedy mane

Where brooding day stares down upon the sea

In dull disdain.

Uplift and sway, О golden vine, —

Your clustered fruits to love's full flood,

Lambent and vast and ruthless as is thine

Incertitude!

На скалах плети ржаво-золотисты,

Колышет их пресыщенный прилив;

День сумрачный навис над ширью мглистой,

Крыла раскрыв.

Пустыня волн вздымает и колышет

Растрепанную гриву — а над ней

Усталый день брезгливой скукой дышит

В лицо зыбей.

Вот так же зыблет, о лоза златая,

Твои плоды мятежная струя —

Безжалостная, буйная, пустая,

Как жизнь моя.

Gaunt in gloom,

The pale stars their torches,

Enshrouded, wave.

Ghostfires from heaven's far verges faint illume,

Arches on soaring arches,

Night's sindark nave.

Seraphim,

The lost hosts awaken

To service till

In moonless gloom each lapses muted, dim,

Raised when she has and shaken

Her thurible.

And long and loud,

To night's nave upsoaring,

A starknell tolls

As the bleak incense surges, cloud on cloud,

Voidward from the adoring

Waste of souls.

Рой бледных звезд —

Как погребальный факел,

Подъятый к небесам.

Под сводами — парящих арок мост,

В кромешном брезжит мраке

Полночный храм.

О серафим!

Погибших плачут сонмы,

Втекая в неф,

Когда кадилом зыблешь ты своим,

В безлунный купол темный

Глаза воздев.

И гулкий звон —

Звон мертвый, погребальный —

Тревожит глушь,

И мерзлый пар, клубясь со всех сторон,

Восходит над печальной

Пустыней душ.

The moon's greygolden meshes make

All night a veil,

The shorelamps in the sleeping lake

Laburnum tendrils trail.

The sly reeds whisper to the night

A name — her name —

And all my soul is a delight,

A swoon of shame.

В мерёжах лунно-золотых

Ночь — кисея;

Рябь от огней береговых

Влечет струя.

В потемках шепот камыша —

Как бред — о ней…

И то, чем тешится душа,

Стыда стыдней.

They mouth love's language. Gnash

The thirteen teeth

Your lean jaws grin with. Lash

Your itch and quailing, nude greed of the flesh.

Love's breath in you is stale, worded or sung,

As sour as cat's breath,

Harsh of tongue.

This grey that stares

Lies not, stark skin and bone.

Leave greasy lips their kissing. None

Will choose her what you see to mouth upon.

Dire hunger holds his hour.

Pluck forth your heart, saltblood, a fruit of tears.

Pluck and devour!

Они бормочут о любви. Заткни

Ухмылку рта щербатого. Уйми

Трепет и стыд

Зудящей плоти — пусть умрут они!

От затхлых песен, слепленных тайком,

Как изо рта кошачьего, разит

Дурным душком.

Вот седина, смотри,

Сквозь кожу кости острые торчат.

Пусть пьют другие с губ сей срам и смрад;

То, что ты видишь, не для серенад.

Но голод жжет.

Так вырви сердце — вырви и пожри,

Как пряный плод!

The eyes that mock me sign the way

Whereto I pass at eve of day,

Grey way whose violet signals are

The trysting and the twining star.

Ah star of evil! star of pain!

Highhearted youth comes not again

Nor old heart's wisdom yet to know

The signs that mock me as I go.

Глумливых взглядов череда

Ведет меня сквозь города.

Сквозь сумрак дня, сквозь ночи синь

Мерцает мне звезда полынь.

О светоч ада! светоч зла!

И молодость моя прошла,

И старой мудрости оплот

Не защитит и не спасет.

Again!

Come, give, yield all your strength to me!

From far a low word breathes on the breaking brain

Its cruel calm, submission's misery,

Gentling her awe as to a soul predestined.

Cease, silent love! My doom!

Blind me with your dark nearness, О have mercy,

beloved enemy of my will!

I dare not withstand the cold touch that I dread.

Draw from me still

My slow life! Bend deeper on me, threatening head,

Proud by my downfall, remembering, pitying

Him who is, him who was!

Again!

Together, folded by the night, they lay on earth. I hear

From far her low word breathe on my breaking brain.

Come! I yield. Bend deeper upon me! I am here.

Subduer, do not leave me! Only joy, only anguish,

Take me, save me, soothe me, О spare me!

Вот снова!

Приди, отдай мне все, ты — мой!

Зовет из мрака вкрадчивое слово

С жестокой силой, с кротостью слепой,

Как бы смиряя ужас в обреченном.

Молчи, любовь! Мой рок!

Накрой меня своею темнотой, о, сжалься,

враг мой милый!

Невыносимым хладом лба коснись,

Вытягивай живые жилы

Из сердца! Ниже, ниже наклонись,

Грозя и муча, мстя и сострадая

За все, чем стал, чем был!

Вот снова!

Из шелеста ночного, ветрового, из тьмы, что впереди,

Зовет чуть слышно вкрадчивое слово,

Терзая слух и мозг: приди, приди!

Я здесь. Я — твой, блаженный мой мучитель!

Прими, утешь, спаси! О, пощади!