ВСТРЕЧА

Кайсыну Кулиеву

Насмешливый, тщедушный и неловкий,

единственный на этот шар земной,

на Усачевке, возле остановки,

вдруг Лермонтов возник передо мной,

и в полночи рассеянной и зыбкой

(как будто я о том его спросил)

– Мартынов – что… —

он мне сказал с улыбкой. —

Он невиновен.

Я его простил.

Что – царь? Бог с ним. Он дожил до могилы.

Что – раб?… Бог с ним. Не воин он один.

Царь и холоп – две крайности, мой милый.

Нет ничего опасней середин.

Над мрамором, венками перевитым,

убийцы стали ангелами вновь.

Удобней им считать меня убитым:

венки всегда дешевле, чем любовь.

Как дети, мы все забываем быстро,

обидчикам не помним мы обид,

и ты не верь, не верь в мое убийство:

другой поручик был тогда убит.

Что – пистолет?… Страшна рука дрожащая,

тот пистолет растерянно держащая,

особенно тогда она страшна,

когда сто раз пред тем была нежна…

Но, слава богу, жизнь не оскудела,

мой Демон продолжает тосковать,

и есть еще на свете много дела,

и нам с тобой нельзя не рисковать.

Но, слава богу, снова паутинки,

и бабье лето тянется на юг,

и маленькие грустные грузинки

полжизни за улыбки отдают,

и суждены нам новые порывы,

они скликают нас наперебой…

Мой дорогой, пока с тобой мы живы,

все будет хорошо у нас с тобой…

1965

Загрузка...