Стихотворения. Прощание. Трижды содрогнувшаяся земля

Наш двадцатый век уже давно перевалил через свою середину.

И о многом, что еще так недавно казалось нам едва ли не сегодняшним, чуть ли не так называемой злобой дня, мы судим ныне в свете Истории.

История — судья суровый и нелицеприятный. Она нередко по справедливости отодвигает в тень такие явления, которые порою незаслуженно красовались на социальной авансцене. И она же, глубоко обоснованно, определяет истинное значение и подлинные масштабы явлений, которые не во всем объеме своем были оценены современниками.

Иоганнес Роберт Бехер и при жизни считался одним из крупнейших немецких поэтов. Лучшие его современники — Горький, Роллан, Барбюс, Томас Манн, Фейхтвангер, Нексе, Брехт и многие другие — отзывались о нем с глубоким уважением. Он прочно, органично вошел в боевую демократическую и социалистическую культуру своего народа. И все же можно сказать, что размах и глубина его деятельности, диапазон его творческой силы, новаторское значение этого поэта и мыслителя открываются нам во все большей полноте уже теперь, десять с лишним лет после того, как он ушел от нас.

Все больше и больше выясняется величие Иоганнеса Бехера. Все яснее и ярче встает перед нами образ Бехера, как одного из классиков мировой литературы двадцатого столетия.

Иоганнес Р. Бехер — один из тех великих мастеров культуры, которые светом своей мысли, огнем своей поэзии освещают пути в грядущее, — дорогу свободы и социализма.

Этот большой художник, революционер с начала своей сознательной жизни, знал, во имя чего он творит. Об этом прекрасно сказано в одной из его лирических записей:

«Век поэзии настанет, — иначе ради чего же мы жили бы, — и этот век поэзии тогда настанет, когда утвердится царство человека, причем этот «век поэзии» есть лишь поэтический парафраз возвышенной человечности, царства человека».

Да, век поэзии есть парафраз века человечности, а он, в свою очередь, есть парафраз века коммунизма. И ради его торжества жил и работал, боролся и творил один из замечательных художников нашего века, поэт-коммунист Иоганнес Р. Бехер.

О его большом и многотрудном пути, о его значении для литературы и культуры социалистического движения нашего времени и пойдет речь в дальнейшем.

Иоганнес Р. Бехер родился 22 мая 1891 года в Мюнхене, в семье видного судебного чиновника. Детство его прошло в богатой патрицианской семье. Уже в отроческую нору он познал многие мерзости быта, характерные для Германии кайзеровских времен. Во времена юности, в годы учения (он штудировал филологию, философию и медицину в Мюнхене, Иене, Берлине) он научился ненавидеть окружающую социальную действительность — весь этот затхлый буржуазно-чиновничий мир, хищное юнкерство, алчное бюргерство, дух шовинистического высокомерия и милитаристических вожделений.

Чтобы понять, какая среда окружала Бехера в годы детства, отрочества и юности, надо прочитать его роман «Прощание» — книгу во многом автобиографическую, в образе героя которой — юного Ганса, в истории его разрыва с семьей и средой, так много общего с образом и историей юных лет самого Бехера. Будущий поэт решительно порывает все связи с отчим домом, с этим микромиром кайзеровской Германии, в сердце его загорается чувство протеста против всего уклада тогдашней жизни.

Восстание чувств, резкий протест против бесчеловечной действительности получают свое страстное выражение в ранней лирике Бехера. Вся она — крик боли и гнева. Эмоции, охватившие молодого немецкого поэта-бунтаря, сродни тем чувствам, которые воплотились в негодующей и протестующей лирике раннего Маяковского. Это — многократно выкрикнутое «нет!», это непримиримое отрицание, брошенное в лицо господствующим классам, религии, буржуазному лицемерию, скотскому осквернению всех самых благородных чувств и идеалов, царящему в мире обмана, наживы и эксплуатации. Все эти страстные и, выстраданные чувства «выплеснулись» на страницы ранней книги молодого лирика — его сборника «Упадок и торжество» (1914).

Талант Бехера был очевиден уже в первых его стихах. Но направление таланта определилось далеко не сразу. Поэт прошел несколько лет бурных исканий. То были отнюдь не только поиски формы, а прежде всего — поиски социального якоря, верной и четкой общественной позиции. Начиная свой поэтический путь, Бехер хорошо знал, что он отрицает и ненавидит в окружающей действительности, но отнюдь не ясны были ему те положительные идеалы, во имя которых он устремлялся в бой. Его взгляды были абстрактно гуманистическими. В обстановке начавшейся первой мировой войны он сразу занял антивоенные позиции, о чем ярко свидетельствовали его сборники стихотворений: «К Европе» (1916), «Братание» (1916) и «Песнь против времени» (1918). Но к революционному пораженчеству, к платформе Карла Либкнехта Бехер пришел не сразу, хотя и скорее многих других немецких революционеров. Не было у юноши Бехера и ясного представления о реалистических методах классовой борьбы.

Вращаясь в среде молодых, бунтарски настроенных поэтов-экспрессионистов, Бехер примкнул к литературному течению типично мелкобуржуазного характера, оказался в рядах анархо-индивидуалистически настроенных литераторов и художников. Социальные позиции и настроения писателей-экспрессионистов, протестующий пафос их творчества придавали многим произведениям экспрессионизма вызывающе резкий, антимещанский характер. Но обличение мещанских нравов не носило подлинно революционного характера. Эпатирование буржуазных нравов и вкусов не затрагивало основ и почвы буржуазного строя, и многие представители так называемого правого крыла экспрессионизма довольно скоро примирились с буржуазной средой, а впоследствии стали отъявленными апологетами реакции. В экспрессионистской среде Бехер, разумеется, тяготел к левому крылу течения. Он еще с 1912 года был сотрудником журнала «Акцион» («Действие») — органа левых радикалов-экспрессионистов, выступавших против эстетства и примирения с действительностью, требовавших, чтобы искусство вторгалось в область политики, и занявших в годы первой мировой войны антимилитаристские позиции.

Естественно, что социальные позиции экспрессионистского движения, выражавшие настроения анархического бунтарства, запечатлелись и в эстетической программе движения. Мелкобуржуазный индивидуализм порождал в области художественного творчества тенденции крайнего субъективизма. Пропагандировалось искусство, выражавшее хаос чувств, стихийность творчества возводилась в закон, отстаивался произвол в поисках форм выразительности. Даже у левых экспрессионистов настроения индивидуализма и анархизма приводили к тому, что вызов, брошенный буржуазно-декадентскому искусству, не получал сколько-нибудь завершенного характера, и их творчество само оказывалось под декадентски-индивидуалистическими влияниями.

Для большинства ранних экспрессионистов было характерно презрительное, нигилистическое отношение к классическому наследию. Концентрируя свой бунт, свой протест во многом в области эстетической, громко заявляя о своей ненависти ко всем, у буржуазному в искусстве, они проявляли типичный эстетический нигилизм, «громили» классиков национальной культуры, «свергали» с «престолов» поэзии Гете, Шиллера и других великих немецких писателей, призывали к ломке стиха, к нарушению традиционных поэтических форм, к «взрыву» традиционной поэтики, к отказу от грамматических норм и т. д. Иоганнес Р. Бехер в юные годы отдал определенную дань экспрессионистским художественным «новшествам», его увлекали настроения эстетического нигилизма, он неуёмно «расправлялся» с традициями, ломал стих, отступал от требований грамматики и пунктуации, прибегал к надуманным словосочетаниям, к неестественным, нарочито эксцентрическим сравнениям и метафорам. Стихи, которые он создавал в пору своего увлечения такого рода исканиями, были полны могучего эмоционального протеста против окружавшей его реакции, они — по мысли их автора — должны были прозвучать как пощечина общественным вкусам буржуазии. Но усложненная, искусственная система выразительных средств практически отрезала поэту пути к тем, к кому он стремился обратиться своими стихами, — к трудящимся Германии, к рабочим, крестьянам, солдатам. Мешала общению поэта с массами и абстрактно гуманистическая концепция человека, типичная для литераторов и художников экспрессионизма. Даже самые прогрессивные из них заявляли о своем бунте во имя человека вообще, — и социальную «окрашенность» требованиям левых экспрессионистов придали лишь события первой мировой войны и Великой Октябрьской социалистической революции в России.

И все же Иоганнес Р. Бехер занимал в экспрессионистском течении несколько особое положение и место. Он, разумеется, резко отличался от правых экспрессионистов с характерным для них эстетством. Но и среди левых экспрессионистов, с которыми он сотрудничал, он выделялся своим стремлением к революционной активности, своим желанием вырваться на просторы искусства, обращенного к массам. Его антивоенные стихи были криком души, — он хотел, чтобы этот крик был услышан. В нем уже в эту пору пробуждался поэт-агитатор, литератор-публицист. Недаром на пороге исторического 1917 года он написал обращение «К солдатам социалистической армии», в котором звал народы к борьбе за освобождение угнетенных и подавленных.

Положение Бехера в среде экспрессионистов во многом сходно с положением Маяковского в группе футуристов. В экспрессионистском движении, на левом его крыле, Бехер был не только крупнейшим художественным талантом, но и одной из крупнейших и наиболее стойких революционных фигур. Среди экспрессионистов находились и писатели, гуманистические убеждения которых были проникнуты подлинным демократизмом (Леонгард Франк, Карл Штернгейм) и приводили к революционным исканиям и порывам (Бехер, Эрнст Толлер, Фридрих Вольф). Уже на раннем этапе существования экспрессионистского течения в нем наметилась весьма определенная идейная и социальная дифференциация, которая в скором времени политически и творчески развела в разные стороны его участников. Бехер круто пошел влево, и участие в группе экспрессионистов явилось для него весьма кратковременным этапом. Этот поэт решал свою литературную судьбу не на путях формальных литературных исканий, не в узком «вакууме» разного рода эстетических течений, а на просторах большой общественной жизни и борьбы.

Великий Октябрь 1917 года сыграл решающую роль в политическом и художественном развитии поэта, всей душой стремившегося к народу и революции. Немецкий поэт услышал голос русской революции, голос Ленина, обратившегося ко «Всем, всем, всем!», и всем сердцем отозвался на первую в истории человечества победу социалистической революции.

Идеи социализма, идеи Маркса, Энгельса, Ленина становятся для Бехера руководящими и ведущими. Еще в 1917 году Бехер вступает в ряды Независимой социал-демократической партии Германии, а в 1918 году в Союз Спартака, встает в ряды соратников Карла Либкнехта, Розы Люксембург, Вильгельма Пика. В отличие от некоторых попутчиков революции из рядов буржуазных и мелкобуржуазных интеллигентов, отошедших от борьбы после поражения героического ноябрьского восстания, Бехер остался в боевых рядах, был среди создателей Коммунистической партии Германии и прошел в ней долгий и славный путь. Он был деятельнейшим функционером КПГ, не только ее крупнейшим поэтом, но и членом ее Центрального Комитета. В годы Веймарской республики он с честью представлял свою партию в прессе и на трибунах и вел агитационную работу среди берлинских пролетариев. Эта работа сблизила его с вождями немецких коммунистов — Эрнстом Тельманом, Кларой Цеткин, Вильгельмом Пиком и Вальтером Ульбрихтом. Бехер был постоянным сотрудником газеты КПГ «Роте Фане» и организатором пролетарского литературного движения в Германии конца двадцатых и начала тридцатых годов. Словом и делом сражался он против поднимавшего голову фашизма, против социал-демократического предательства и раскола рабочего движения, участвовал в открытых схватках с нацистами, а затем вынужденный после временной победы Гитлера покинуть Германию — вел неустанную антифашистскую борьбу в эмиграции.

«Всем!» — под таким характерным заголовком вышел в 1919 году сборник революционных стихотворений Бехера. В нем поэт приветствовал Российскую Советскую Федеративную Социалистическую Республику. Он был одним из первых литераторов Запада, кто послал свой привет большевистской России. С тех пор и до конца своей жизни Бехер всегда проявлял себя как убежденный интернационалист. Он действительно с полным правом мог заметить в одном из своих писем (от 15 августа 1942 года), что «уже почти 25 лет прошло с тех пор, как я, в качестве первого немецкого поэта, приветствовал Советский Союз и всегда имел только одно желание — предоставить в распоряжение партии все мои способности».

Идейно самоопределившись как коммунист, Иоганнес Бехер теснейшим образом связал свое поэтическое творчество с большими общественными задачами. Он стал глубоко сознательным, идейно целеустремленным художником. Уже в двадцатых годах он, наряду со статьями публицистическими, много писал для периодической печати на литературные темы. В этом выражалось стремление вырабатывать эстетические позиции, эстетически обосновывать свои творческие искания. Впоследствии, в сонете, обращенном к партии, поэт писал, что школа партии явилась для него школой духовного воспитания, которая спасла его от судьбы многих бесплодных «бунтарей», пошедших навстречу декадентскому «творческому» своеволию, и сберегла его от «бесцельной гибели».

Несомненно большую роль для развития Бехера в двадцатых годах и позднее играл его глубокий интерес к сочинениям Маркса, Энгельса, Ленина. Одной из книг, которые в начале двадцатых годов произвели на него огромное впечатление, была работа Ленина «Государство и революция». Вскоре Бехер узнал замечательную статью Ленина «Партийная организация и партийная литература». Из произведений классиков марксизма, как и из самой жизни и борьбы, он черпал важные импульсы для творчества. Позднее, уже на склоне лет, Бехер писал о том, как много дал ему Ленин для жизни и творчества. «Ленинские труды, — замечал он, — в своей глубине и богатстве дают ответ на все волнующие нас вопросы. Но они дают ответ только тому, кто страстно ищет его и готов сам думать над вопросами, раздумывать над ними, додумывать их до конца. Труды Ленина воспитывают в его учениках самостоятельное творческое мышление…» Это признание в высшей степени характерно для Бехера, который обращался к «советам Ленина» как творческий марксист и как художник.

Приход Иоганнеса Р. Бехера в ряды Коммунистической партии Германии знаменует и серьезную «перестройку» его поэзии. Если сравнить произведения, вошедшие в первые сборники, созданные в начале новой, революционной эры, открывшейся на Востоке Европы, — сборники «Всем!», «Стихи для народа», «Всегда мятежный», — со стихами начала двадцатых годов, затем вошедшими в книгу «Машинный ритм» (1926), с поэмой Бехера «У гроба Ленина» (1924), то станет ясно, как очищался поэтический язык писателя от экспрессионистских «плевел». Постепенно из поэзии Бехера стали уходить усложненные и неясные метафоры, гиперболические образы-«конструкции», выражавшие то богоборческие, то богоискательские метания; стиль поэзии молодого писателя-коммуниста стал аскетически строгим, подчеркнуто рассчитанным на восприятие его думающими рабочими, читающими пролетариями. Стилистические поиски Бехера этой поры сродни поискам Маяковского: «Ищем формы точной и нагой».

Содержание поэтических сборников Бехера по преимуществу проникнуто гражданскими мотивами. Поэт воспевает революционную борьбу немецкого народа, пишет баллады, посвященные событиям международного движения, В взволнованных лирических стихах отзывается он на героические дела первого в мире социалистического государства — Советского Союза. Его произведениям середины двадцатых годов свойственна известная декларативность, некоторая риторичность. Осваивая законы классовой борьбы, вырабатывая приемы обличения современной реакции, восхищаясь трудовыми буднями советских людей, поэт хочет передать свои мысли и чувства так, чтобы они доходили до разума читателей. К чувствам своих читателей он апеллирует в прямой, непосредственной, норой лозунговой форме.

Бехер стремится быть поэтом миллионов, певцом массовых движений, коллективных, рабочих ритмов — ритмов труда и восстаний. Если еще сравнительно недавно, в экспрессионистский период своего пути, в годы своей писательской юности, Бехер выступал от имени страдающего «общечеловека», от лица «человека вообще», то теперь он почти не видит отдельной личности, его герой — коллектив, и личность интересует его лишь как выразительница революционной воли миллионов, как «человек цели», действия, борьбы. Критики нередко упрекали Бехера за «забвение» личности, индивидуальности, за чрезмерное внимание к коллективу, к массе, нередко обезличенной. Думается, однако, что это было закономерной чертой перехода поэта от экспрессионизма к реализму, через романтические мотивы и образы. Думается, что пафос коллективизма, который столь характерен для Иоганнеса Бехера в двадцатых годах, был во многом связан именно с революционно-романтическим освоением новой идеологии и новых тем. На этом этапе, однако, Бехер формировался уже и как художник-реалист, — черты социалистического реализма, возникавшие и определявшиеся в его эстетических взглядах, в его статьях того времени, «пробивались» и в поэзии Бехера.

Некоторые критики и историки литературы склонны видеть в творчестве Бехера вплоть до второй половины двадцатых и начала тридцатых годов продолжение экспрессионистских традиций. Встречаются в критике суждения, утверждающие, что даже в конце тридцатых годов, когда писатель создавал свой роман «Прощание», он еще не мог освободиться из-под власти экспрессионистских влияний. Думается, что это решительно неверно, что тут происходит смешение понятий: экспрессивное, выразительное, даже подчеркнуто выразительное в поэтике и стилистике Бехера принимают за экспрессионистское, что отнюдь и далеко не то же. Подобно тому как Маяковский отошел от футуризма, так и Бехер отошел от экспрессионизма (к тому же последний, как и футуризм в России, распался за довольно короткий срок). Но подобно тому как Маяковский сохранил (и развил) свою особую выразительность до конца своих дней, так и Бехер не отказался от поисков художественной выразительности, направляя ее в новые стилистические каналы.

Поиски выразительности, обогащения ее возможностей и форм сопровождали Иоганнеса Бехера на всем пути его творчества, — это было, если так можно выразиться, проявлением его «субстанции» поэта. На раннем, условно говоря — экспрессионистском (ибо «программным» экспрессионистом Бехер, в сущности, не был) этапе своего творчества поэт искал форм для наиболее резкого, субъективно лирического воплощения того смятения протестующих чувств, которое владело дм. Отсюда и хаотический, «кричащий» стиль, который был присущ его ранним стихотворениям.

В дальнейшем, после «прощания» с экспрессионизмом, творчество Бехера характеризуется растущей идейной ясностью, определенностью решаемых общественных, а потому и творческих, задач. Поэт становится пропагандистом, агитатором, в его стихи врывается ораторская интонация, образы его произведений приобретают плакатные очертания, у них броский, резкий, контрастный рисунок. Свои идеи он воплощает в публицистические формы, его «публицистика» в поэзии выступает в ярких метафорах, кричащих сравнениях, — не случайно Бехер переводит на немецкий язык «150 000» Владимира Маяковского: образность этой поэмы ему близка. Новая стилистика, новая поэтика лирика-агитатора, обличителя капиталистической скверны и пропагандиста нового, социалистического мира ярко выступает у Бехера в сборниках и циклах с характерными названиями «Труп на троне» (1925), «Для расклейки на стене» (отдельное издание — 1933), «Серьде колонны» (1930). Агитационная драма — оратория «Рабочие, крестьяне, солдаты» (1924 — второй вариант), страстный лирический «эпос социалистической стройки» — поэма о первой советской пятилетке «Великий план» (1931), — также несут на себе печать этого патетического, агитационного стиля, порожденного глубокими, искренними переживаниями поэта.

Смелая, открытая позиция поэта-коммуниста привлекла к Бехеру симпатии во всей Европе. Его много переводили уже в двадцатых годах на самые разные языки. В Германии, где все наглее и наглее становилась политическая реакция, его пытались подвергнуть судебной расправе, предъявив ему за сборник стихов «Труп на троне» и за антивоенный роман «Люизит, или Единственная справедливая война» (1926) обвинение в «подготовке государственной измены». Бехер был арестован, затем освобожден из тюрьмы под влиянием волны протестов, но оставлен под следствием. Новая волна протестов, сопровождавшаяся резкими выступлениями в печати Максима Горького, Ромена Роллана, Бертольта Брехта и других известных писателей, заставила полицейских и судейских чиновников Веймарской республики отступиться от поэта-коммуниста и прекратить преследование.

Из статьи Горького в защиту Бехера, напечатанной в январе 1928 года в «Известиях» и прочитанной на митинге в поддержку Бехера в Берлине, видно, насколько немецкий писатель-коммунист был уже известен к тому времени как талантливый художник. Горький писал: «Талантливых людей сейчас очень немного. Европа XX столетия производит их скупо. Иоганнес Бехер — прежде всего талантливый человек. Я не могу судить о красоте и силе его стихов, но думаю, что они не уступают его прозе. «Люизит (единственная справедливая война)» Бехера — превосходное произведение художника, вдохновленного любовью и ненавистью».

Уже в этих первых строках своей статьи Максим Горький удивительно точно определил эмоциональное содержание творчества Бехера, сказал о контрастности его эмоциональной палитры. Далее он дал интересную характеристику его антивоенного романа, посвященного разоблачению угрозы газовой войны, разоблачению империалистического характера современных войн. «Бехер, — сказал Горький, — потрясающе хорошо изобразил в своем «Люизите», как лучшие силы рабочих масс заживо сгорают в облаках ядовитого газа единственно для того, чтобы могли появиться на свете военные спекулянты Раффке и другие чудовища. Четыре года гнуснейшей бойни привели к тому, что часть победителей надолго обескровлена, а побежденные вконец разграблены… Все — тайно или открыто — стремятся к новой бойне, которая обещает быть еще бессмысленнее и глупее прежней. Один из «героев» «Люизита», Брац, с удивительным цинизмом замечает: «Война — необходимый фактор для развития культуры, наивысшая сила и проявление жизненности наших культурных народов». Вот это действительно чудовище, которому место в тюрьме. Вот кого надо предать суду! Если Иоганнес Бехер будет осужден, это будет равносильно оправданию авантюристов и проходимцев типа Браца».

В январе 1928 года Бехера еще удалось спасти от судебной расправы. Но в январе 1933 года авантюристы типа Браца поставили Гитлера на пост рейхсканцлера, и тут уже ничто не могло спасти Бехера, кроме немедленного побега из Германии.

Однако за те пять лет, которые прошли между 1928 и 1933 годами, деятельность Бехера приобрела еще больший размах. Он стал одним из организаторов и руководителей «Союза пролетарско-революционных писателей» Германии, который к 1930 году насчитывал в своих рядах около трехсот литераторов — в том числе несколько первоклассных талантов, замечательных мастеров поэзии, прозы и драматургии. Он был также одним из организаторов литературного журнала «Ди Линкскурве» («Поворот влево»). Всю свою организаторскую работу в литературе и журналистике он осуществлял, разумеется, в постоянном контакте с руководством КПГ.

К концу двадцатых — началу тридцатых годов, в последние годы Веймарской республики, в творчестве Бехера все прочнее утверждается социалистический реализм. Примечательны для этой поры его книги «Голодный город» (1927), «В тени гор» (1928), «Человек нашего времени» (1929), «Серые колонны» (1930), «Человек, идущий в строю» (1932). По-прежнему Бехер полон гражданского пафоса, по-прежнему откликается он на борьбу английских горняков, на революционные события в Вене, на дело Сакко и Ванцетти и на сражения немецких рабочих с гитлеровскими штурмовиками, по-прежнему славит «великий план» советских людей, перекраивающих на новый лад одну шестую часть планеты.

Но теперь в его стихах все чаще появляются индивидуальные фигуры, преодолевается то «поглощение» личности коллективом, которое еще сравнительно недавно было так характерно для целого этапа развития поэта. В стихах Бехера слышится и поступь «серых колонн», слышатся и голоса живых людей — борцов, героев. Их образы он охотно воплощает в балладном жанре, насыщенном сдержанной, но сильной эмоциональностью, пронизанном четким ритмом. Весьма примечательна и лирическая книга Бехера этой поры — сборник стихотворений «Человек нашего времени». Это книга в немалой мере исповедальная — ее задача: показать процесс перехода человека из мира буржуазии в лагерь борцов за пролетарское, социалистическое дело. Лирика этой книги окрашена той философичностью, той гармонически ясной мыслью о революционном человеке, как «совершенном человеке», которая затем широко предстанет в различных своих аспектах в лирико-философском творчестве Бехера более поздних лет.

Обстановка напряженнейшей борьбы коммунистов против крепнущего фашизма, против предательских сил социал-демократии требовала от Бехера и участия в непосредственно агитационной работе партии. Эту работу он вел в годы, предшествовавшие захвату власти нацистами, и как литератор-публицист, постоянный сотрудник партийной печати, и как поэт-агитатор. Особенно показательна в этом отношении серия агитационных стихов, коротких, лозунгово-ударных, которая составила цикл под названием «Для расклейки на стене» (собрать его в книгу Бехер сумел лишь в 1933 году, в Москве, но свою боевую роль цикл сыграл в борьбе против фашистов в Германии).

В 1927 году Бехер впервые посетил страну своей мечты — Советский Союз. Затем он был в Советском Союзе в 1930 году, на Международной конференции революционных писателей, собиравшейся в Харькове. В 1934 году он был гостем Первого Всесоюзного съезда советских писателей. А вскоре Бехер снова прибыл в Москву и прожил в Советском Союзе почти десять лет-до великой победы Советской Армии над гитлеризмом. Здесь, в Советской стране, он нашел свою вторую родину, здесь были написаны многие замечательные его произведения: стихотворения, роман «Прощание», пьесы «Зимняя битва» и «Дорога в Фюссен».

Как уже сказано, в 1933 году Бехеру пришлось бежать из оскверненной гитлеровцами Германии. Через Австрию, Швейцарию, Чехословакию, Францию путь его лежал в Москву. Находясь в эмиграции, поэт продолжал вести большую партийную работу. Он работал в тесном содружестве с членами ЦК КПГ, находившимися в Москве. Участвовал в агитационно-пропагандистской работе, которая велась по подпольным каналам «на Германию». Голос его звучал широко во всем мире, и его поэзия, обличавшая нацистов и нацизм, старалась утвердить в антифашистах всех стран веру в «другую Германию», в те силы немецкой демократии, которые продолжали бороться против гитлеризма в условиях чудовищного гнета и кровавого террора.

Все, что творил Бехер в годы эмиграции, служило делу борьбы против фашизма. Между тем творчество его приобрело в эту пору не только широкий размах, но и большую глубину. Лирика его все больше отходила от декларативности, обретала характер поэзии философских раздумий и обобщений, оставаясь по-прежнему социально острой и актуальной. Бехер вступил в полосу, которую он сам характеризовал, как время своего «второго рождения». В эту пору у Бехера появляется подчеркнутый интерес к психологической стороне социальных столкновений, к психологии героического человека, к «поэзии души простого человека» (как говорил он сам). Искусство начинается с человека (с человека-автора и человека-героя), говорил впоследствии Бехер, обобщая выводы из своего творчества на новом его этапе. «Восхваляя возможные открытия, — писал он, — следовало бы прежде всего воздать хвалу тем, кто открыл нам человеческие души…» Героический человек, человек борьбы и созидания, человек дерзания, творчества, подвига становится «предметом» его наивысшей заинтересованности.

Вальтер Ульбрихт, на глазах которого прошли многие годы жизни и творчества Бехера, отлично сказал в 1958 году в речи, посвященной памяти поэта, что он «воплотил живые силы современной Германии в образах сражающихся, испытывающих муки, погибающих, но в итоге все же одерживающих победу борцов немецкого Сопротивления». Одним из таких образов явился поистине бессмертный героический образ «человека, который молчал» в одноименном стихотворении Бехера. «Другая Германия» — Германия Эрнста Тельмана и Томаса Манна, Эдгара Андрэ и Вилли Бределя, Вильгельма Пика и Генриха Манна, Вальтера Ульбрихта и Эрнста Буша и многих, многих других прекрасных деятелей прогрессивной немецкой культуры — нашла в нем своего выдающегося поэта, как нашла она своих романистов в Анне Зегерс и Вилли Бределе, своих драматургов в Бертольте Брехте и Фридрихе Вольфе.

Для того чтобы понять и воспеть национальных героев борющейся «другой Германии» — прежде всего героев-коммунистов, — нужно было всем сердцем обратиться к родине, к славным традициям ее прошлого, к гуманистической культуре классических немецких философов и поэтов, к традициям немецкого рабочего движения, к жизни простого народа — рабочих, крестьян и демократической интеллигенции. В эту пору Бехер много думает о своей страдающей, истерзанной отчизне, об изуродованных фашизмом душах и судьбах. Его поэзия полна раздумий на исторические темы, она обращена к образам прошлого, составляющим гордость немецкой нации, она проникнута поэзией родной природы.

Обращение к дорогим его сердцу образам родной истории — к образам ее мятежных героев, таких, как народные бунтари Иосс Фриц или Клаус Штёртебекер, к образам ее художников и музыкантов — Тильману Рименшнейдеру или Иоганну Себастьяну Баху, к образам ее поэтов — Гете или Гёльдерлину, — характерно для нового этапа в развитии Бехера. Спутниками его души и его поэзии становятся великие гуманисты — Данте, Леонардо, Шекспир, Сервантес, Байрон… Он уже не стремится больше к ломке стиха, а ищет творческого обновления некоторых традиционных жанров поэзии.

Именно в эту пору зреет и реализуется в творчестве Бехера то убеждение, которое он впоследствии так хорошо сформулировал: «Не в том литературное новаторство, чтобы внести некоторые формальные новшества и на этом считать задачу выполненной. Не в том, чтобы назойливо подчеркивать свою новизну и программно противопоставлять себя всему традиционному… Творчески новое в литературе состоит в том, что эта литература, во-первых, открывает истинно новое в нашей жизни и, во-вторых, в своих творениях разносторонне воплощает это истинно новое». Глубокое изучение жизни и человека, глубокое освещение проблем жизни в строгой и точной художественной форме — вот к чему теперь так стремился Бехер и вот что стало пафосом его творчества в годы эмиграции. Не следует думать, что поэт отходил от современности, обращаясь к образам и темам прошлого, не следует думать, что он отвернулся от жгучей актуальности, которая всегда характеризовала его поэзию революционного борца. Нет, Бехер много писал о непосредственной современности, о событиях своего времени, но его поэзия не была лирикой скоропреходящих откликов, она была лирикой глубоких обобщений и острых выводов. Обращения к прошлому всецело служили современности, — то были поиски аналогий, параллелей, поучений, — поиски, утверждавшие героические принципы и начала в читателях поэта, в людях, которых нужно было подкрепить в борьбе против фашизма или отвоевать от его тлетворных влияний. Так, например, обращение к поэту Тридцатилетней войны — Андреасу Грифиусу, которого в ту пору открыл для себя Бехер, было обращением к «союзнику» по борьбе против военной опасности, а затем и войны, обращение к «соратнику»-гуманисту. Так в героях Великой Крестьянской войны, в мятежных плебеях времен Реформации он видел предшественников современных героев — Ганса Боймлера, комиссара Интернациональной бригады, павшего на полях Испании в боях с франкистами, отважного коммуниста Фите Шульце, казненного гитлеровцами, и многих других бойцов-антифашистов. Связь времен стала одной из любимых тем его творчества.

В годы пребывания в Советском Союзе, в писательском доме в Лаврушинском переулке в Москве, на подмосковной даче в Валентиновке, в эвакуации в Ташкенте, где Бехер очень недолго находился в военную пору, в армиях, сражавшихся на фронтах Великой Отечественной войны, в которые приезжал немецкий поэт, чтобы содействовать пропаганде среди гитлеровских войск, — везде и всюду работал он с огромным подъемом, с подлинной страстью. Около десяти лет редактировал Бехер немецкий выпуск журнала «Интернациональная литература», в годы войны работал в Национальном комитете «Свободная Германия», сотрудничал в его печати, адресовавшейся к солдатам и офицерам гитлеровской армии, писал листовки для гитлеровского вермахта и для немецкого населения.

В это время Бехером был написан цикл «романов в стихах» — произведений широкой эпичности, философски глубоких, лирически одухотворенных. Была частично создана «Книга образов». В 1938 году вышла одна из самых значительных лирических книг Бехера — «Искатель счастья», в 1939 году — книга сонетов. Позднее, уже после войны, в ГДР была издана книга сонетов 1952 года. Обращение к этому строгому жанру отвечало стремлению поэта к сконденсированному и сконцентрированному, к «спрессованному» выражению своих философско-политических мыслей. Поэт написал о сонете специальный теоретический трактат — плод раздумий над судьбами этого жанра и над собственным опытом мастера. Это очень интересное рассуждение, из которого видно и то, что Бехер явился новатором в развитии сонета, обновителем его формы, освободившим его от строжайших условностей, пошедшим практически на известное «расковывание» и «освобождение» его от формальных канонов. И в то же время Бехер сохранил целесообразную, эстетически закономерную строгость сонета, вызываемую, по его мнению, поисками максимального соответствия формальных признаков жанра драматическому и диалектическому развитию его содержания и мысли. Иначе говоря, на обновление формы сонета Бехер дерзнул только в пределах, диктуемых новизной его идейного мира.

Накануне Великой Отечественной войны, когда вторая мировая война уже катилась по полям Европы, Бехер издал в Советском Союзе свой роман «Прощание» (1940), о котором уже упоминалось выше. И здесь, обращаясь частично к воспоминаниям детства и юности, писатель не уходил от современности в прошлое. Наоборот, его роман был отчетливо выраженным антифашистским произведением. «Прощание» — это роман о корнях и истоках гитлеровского фашизма. Тот подлейший шовинизм, которым издавна были охвачены в Германии юнкерство и реакционная буржуазия, тот яростный пруссаческий милитаризм, который проникал во все поры немецкого общества, тот гнусный дух расового высокомерия, от которого шла прямая дорога к преступлениям против человечества и человечности, — все это, блестяще показанное в романе Бехера, вело, как известно, к формированию гитлеровской «идеологии» и политики. И роман о прошлом, который Бехер писал накануне второй мировой войны (и который он впоследствии намеревался продолжить), прозвучал как острое обличение современной реакции.

«Прощание» — роман большой реалистической силы. Необыкновенная тщательность изображения деталей быта и нравов, точность воплощения социальных характеров, блестящие зарисовки среды и обстановки, тонкие психологические характеристики, проникновенная передача «диалектики души» героя, Ганса, — все это свидетельства реалистического мастерства писателя. И вместе с тем проза Бехера — это проза поэта, больше того — поэта лирического. В этом отношении «Прощание» занимает особое место в современной немецкой прозе, — это роман, весь строй которого пронизан лирикой, это роман с почти музыкальными лейтмотивами, с широким вторжением романтического начала в его реалистическую фактуру.

В годы эмиграции Бехер выступил и в жанре драматургии. Одна из его пьес — «Зимняя битва» — стала впоследствии большим театральным событием. В 1952 году в столице ГДР, в Берлине, ее поставил созданный Брехтом и руководимый им в ту пору театр «Берлинер ансамбль». Бертольт Брехт считал эту пьесу замечательным социальным полотном, рисующим поражение немецко-фашистской армии под Москвой, он видел в ней и сильные и глубокие психологические характеристики (ценный материал для актерских работ), и, наконец, высокие поэтические достоинства. В сочинениях Брехта имеются интересные комментарии к пьесе Бехера, которыми сопровождалась его работа с актерами. Они показывают социальную и реалистическую глубину этого талантливого произведения.

С 1933 по 1945 год творчество Бехера было скрыто от немецкого народа, от тех немцев, которые находились под пятой гитлеризма. Лишь изредка, нередко анонимно, проникали произведения поэта в его угнетенную родину. Но с освобождением Германии от власти гитлеровцев все, что было создано поэтом в изгнании, пришло к немецкому читателю.

В мае 1945 года, сразу после Победы, Бехер вернулся на родину. Его глазам предстала безрадостная картина. Гитлеровцы в бессильной ярости постарались уничтожить все, что могли. Англо-американская авиация произвела ряд бессмысленно жестоких разрушений (вроде бомбежки Дрездена, жилых районов ряда городов, и т. д.). Потрясенные военными событиями люди находились — как в ту пору отмечала печать — в состоянии, близком к шоковому. Огромное большинство лучших бойцов рабочего класса, противников Гитлера, боевых антифашистов из интеллигенции было уничтожено самым зверским образом. И все же жизнь продолжалась, зеленела весенняя трава, нужно было возрождать людей к деятельности, созидать новую германскую республику на землях, отвоеванных и освобожденных Советской Армией, надо было врачевать души людей, надо было проводить реформы революционного характера, в корне уничтожающие власть помещиков и монополистов, нужно было добиться наказания гитлеровских злодеев, фашистских преступников.

Вальтер Ульбрихт в своем мемуарном очерке о Бехере рассказывает, как в 1944 году в Москве члены ЦК КПГ, понимая, что гитлеровская Германия стоит перед окончательным крахом, решили обсудить в числе возникающих перед ними послевоенных задач «основы и программу культурной политики, посвященной воскрешению немецкой гуманистической культуры… Так, — вспоминает В. Ульбрихт, — шли у нас многочасовые дискуссии и разговоры, которые помогли выработать принципы, легшие затем в основу нашей культурной политики первых лет после 1945 года. Создание и деятельность Культурбунда для демократического возрождения Германии ярко свидетельствуют о подготовительной работе, в которой Бехер играл определяющую роль».

Да, действительно, Бехер прибыл в Берлин, вернулся на родину с готовой программой действий, и первой его большой культурно-политической «акцией» было создание в июле 1945 года Культурбунда — Союза деятелей культуры, объединившего самые широкие слои культурных работников и по сие время являющегося активной массовой организацией в ГДР. Первым президентом Культурбунда был Иоганнес Р. Бехер. Он же возглавил и восстановленную в ГДР Академию искусств, был ее президентом с 1953 по 1956 год. С 1954 года и до своей кончины он являлся министром культуры ГДР. Всю эту огромную общественно-политическую работу, так же как и свои обязанности члена ЦК СЕПГ, всю свою огромную работу политического пропагандиста и публициста, автора многочисленных статей и брошюр, неутомимого оратора, докладчика и диспутанта, Иоганнес Бехер сочетал с постоянным литературным трудом.

Лирическая поэзия Бехера развивалась по восходящей, не ослабевая. И даже в предсмертную пору, терзаемый мучительной и неизлечимой болезнью, поэт продолжал создавать замечательные, полные духовной силы и страсти стихотворения, составившие сборник «Шаг середины века». Были созданы новые сонеты и был написан теоретический трактат о сонете. Были написаны лирические стихи такой глубокой эмоциональности и такой прекрасной нежности чувств, как стихотворения из цикла «Любовь не знает покоя», в котором перед нами предстала интимная лирика человека-воителя, проникнутая органической гармонией начала личного и начала общественного.

И, наконец, талант Бехера раскрылся еще в одном, новом своем качестве. Поэт выступил как мастер песенной лирики, как создатель национального гимна своей Республики, как автор песен, написанных для молодежи, как автор песен, сложенных в традициях родного фольклора. Снова это было результатом глубоко осознанного эстетического выбора, снова решением высокой общественно-эстетической задачи. Как хорошо комментируется этот выбор, это решение поэта одной его записью: «Дать народу песню — что может быть более высокого для поэта? Безымянным войти в народ и остаться в его памяти песней — вот подлинная слава, вот это и есть бессмертие».

Песни, созданные Бехером, прочно вошли в народный репертуар. Этому в немалой мере посодействовало и то, что свои песни поэт создал в содружестве с замечательным композитором Гансом Эйслером и с великим шансонье немецкого рабочего класса Эрнстом Бушем. Эти песни живут в звукозаписи, они любимы народом. Они живут в концертном исполнении и в исполнении хоровом. Если послевоенная лирика Бехера еще во многом, естественно, выражала пафос «расчета» с недавним фашистским прошлым Германии, то его песенная лирика выразила чувства новых хозяев страны, чувства народа-созидателя, — она воспела миролюбивые дела народа, его труд и творчество, его интернациональные чувства и его любовь к отечеству.

На склоне лет Бехер обратился и к жанрам, воплощающим раздумья об искусстве — о его задачах и путях, о закономерностях его развития и о противоречиях и борьбе в области искусства и эстетической теории. Так появился «Дневник 1950 года», так появилась тетралогия — «Защита поэзии» (1952), «Поэтическое вероисповедание» (1954), «Могущество поэзии» (1955) и «Поэтический принцип» (1957). Разнообразен жанровый характер этих книг: в них и статьи, и речи, и эссе, и афористические записи, и листки из блокнота, и «куски» дневника… Но есть — как мы еще кратко покажем ниже — во всем течении их мыслей большая строгость и цельность, есть в них своя, продуманная и боевая, марксистская эстетическая концепция. И недаром эти книги прочно вошли в арсенал марксистско-ленинской эстетической теории, стали книгами, которые волнуют и художников, и ученых, и студентов, и учителей, и любых заинтересованных искусством читателей.

В книги, посвященные эстетическим раздумьям, оказались вкрапленными и небольшие новеллистические миниатюры — рассказы лирико-философского характера. Незадолго до своей кончины Бехер выбрал их из «Дневника» и тетралогии и собрал под одной обложкой в небольшой книге, которой дал название «Трижды содрогнувшаяся земля». Поэт хотел, чтобы эти его миниатюры — небольшие рассказы о виденном, пережитом и наблюденном, о продуманном и прочувствованном, о пропущенном через «фильтры» ума и сердца — стали известны советскому читателю. Мы выполняем его волю и знакомим нашего читателя с этими маленькими шедеврами лирической прозы поэта. Настоятельно проходит через все эти новеллистические миниатюры один характерный лейтмотив: мысль о том, как важно быть на земле человеком идеи и идейного, целеустремленного, социально ответственного действия, как позорно и жалко, как постыдно и дико складываются судьбы тех, кто живет безотчетно, «существовательски», забывая о назначении человека, о его чести, долге и совести. Как разнообразны и по сюжетам, и по стилистическим решениям, и по жанровым особенностям, и по психологическому рисунку все эти микрорассказы. Есть в них и очерковый штрих, и мотивы фантастического гротеска, и типичный литературный анекдот, и психологическое «вскрытие» того или иного феномена, есть и символика, и почти библейская патетика, и ирония, есть в них и сострадание, и веселие… И все они — при всем своем разнообразии — целят в одну «точку», учат убежденности, ответственности, порядочности.

Большая и талантливая работа Бехера, его труд и вдохновение высоко ценились всеми, кто его знал и кто читал его прекрасные произведения. В ГДР он был лауреатом Национальной премии. В Советском Союзе он имел многочисленных друзей и почитателей, в 1953 году ему была присуждена Международная Ленинская премия «За укрепление мира между народами».

До последних дней и часов своей жизни не выпускал Иоганнес Бехер пера из рук. Поэзия была его существом и труд — его естественным состоянием. Жизнь Иоганнеса Р. Бехера оборвалась 11 октября 1958 года после тяжелой болезни, с которой он геройски боролся несколько месяцев.

В некрологе Бехера, обнародованном правительством Германской Демократической Республики, между прочим, говорилось:

«Все его художественное творчество, его неразрывная связь с немецким революционным рабочим движением, его деятельность патриота и выдающегося политика в первом германском рабоче-крестьянском государстве, его любовь и верность Советскому Союзу и победоносным идеям марксизма-ленинизма являют нашему народу пример великого социалистического поэта, борца и государственного деятеля. Его литературное творчество представляет могучий вклад в немецкую социалистическую национальную культуру».

Хочется высказать несколько мыслей о месте Иоганнеса Р. Бехера в истории немецкой литературы, о его значении для современной идейно-художественной борьбы.

Когда скончался Иоганнес Бехер, Вальтер Ульбрихт очень точно определил его как классика немецкой литературы, как продолжателя высоких традиций Гете и Гёльдерлина. Да, подобно Гете и Шиллеру, подобно Гёльдерлину и Гейне, подобно своим великим современникам и друзьям — Томасу Манну и Бертольту Брехту, Бехер был художником универсального типа. Его талант был многогранным и синтетичным. И во всех аспектах, во всех «ипостасях», в которых он видится изумленным его активностью и духовной силой современникам и потомкам, он был прежде всего революционером, коммунистом. Марксистская идейность питала его деятельность и творчество, она вырастила его талант, направила его в верное творческое русло, дала ему глубину и силу, богатство проявлений и красоту воплощения.

В поэзии — главной сфере проявления своего литературного таланта — он был поистине «хозяином» самых замечательных традиций немецкой поэтической культуры. Веселый талант Ганса Сакса, трагический, мужественный голос Андреаса Грифиуса, мудрая простота Лессинга, причудливые фантазии романтиков, прозрачная ясность Гете, идейный накал Шиллера, ирония Гейне, чистая лирика Ленау, — да что тут и говорить, — все, все национальное, все немецко-язычное поэтическое богатство явилось для Бехера основой, почвой, традицией. Не только родная литература, но и жизнь родного народа в ее лучших, светлых проявлениях, в ее простенькой и трогательной песенке, в ее веселой шутке и прибаутке, — все это волновало воображение поэта, как волновала его родная природа — воспетый им Урах, прославленный им Аренсхоп. Немецкая история с ее трагедиями, кровопролитиями и преступлениями, с героикой ее освободительной борьбы окрашивала своим колоритом многие его произведения. И в прошлом учился он ненавидеть предшественников врагов своих и чтить предшественников своих сотоварищей. И, наконец, родное немецкое слово, — он был одним из его лучших ревнителей. Он знал его в стольких оттенках, в такой глубине, он мог вознести его на такую «высокую башню», на высоты такого поэтического благородства, какое оказывалось недосягаемым и для больших талантов. Именно потому, что у Бехера поэтическая красота его стихов так часто коренится в глубинах слова, он так невероятно труден для перевода и так часто не воссоздаваем адекватно на других языках.

Будучи глубоко национальным художником, Иоганнес Р. Бехер питал живой и деятельный творческий интерес к литературе и культурам других народов. Великий Данте, Байрон и поэты «озерной школы», поэзия в прозе Проспера Мериме, «эксцентрическая» лирика Артюра Рембо, строгий стих швейцарца Конрада Фердинанда Мейера… — все привлекало его интерес. С совершенно особым вниманием относился он к нашей советской литературе и к русской классике. Бехер был большим другом Советского Союза, — он посвятил нашей родине и нашим людям множество лирических стихотворений, военная Москва и окровавленный, но не сдающийся Сталинград запечатлелись в его поэзии, и ленинская тема заняла в ней свое большое место, и революционные моряки перешли в его стихи из фильма В. Вишневского и Е. Дзигана «Мы из Кронштадта». Бехер преклонялся перед Львом Толстым, Достоевским, Чеховым, Горьким, он любил Маяковского и Есенина, он дружил с А. Толстым, Фединым и Фадеевым, он высоко ценил «Педагогическую поэму» Макаренко, о которой сказал, что «это славная, глубоко человеческая победа советской литературы…». Он сам любил говорить, что многому научился у советской литературы. Нашу литературу он считал родоначальницей искусства социалистического реализма, — искусства, которому принадлежит будущее, еще более значительное, чем его прекрасное настоящее.

В развитии немецкой литературы XX века Бехер сыграл роль одного из основоположников социалистического реализма. Еще в двадцатых годах — вместе с Брехтом, вместе с многочисленными участниками «Союза пролетарско-революционных писателей» Германии — закладывал он основы нового метода в литературе Германии. В годы эмиграции, а затем после возвращения на родину — он был одной из центральных фигур социалистического реализма в немецкой литературе. Характерно, что, являясь новатором, создателем новой ветви в литературном развитии, Бехер никогда не стремился к сектантскому обособлению пролетарской литературы, которое было некогда типично для иных немецких писателей-коммунистов. По самой своей природе Бехер был собирателем прогрессивных сил в литературе и культуре, он стремился работать во имя прогресса со всеми, кто мог оказаться близким революционному движению и революционной культуре. И эта его характерная черта блестяще проявила себя и в годы «единого фронта», и в годы войны (на страницах руководимого им литературного журнала), и в послевоенные годы — в период строительства ГДР. Он умел ценить прогрессивных художников— критических реалистов — братьев Манн, Фейхтвангера, Келлермана и многих других, умел дружить с ними, поддерживать их и, в свою очередь, опираться на их помощь.

Художник социалистического реализма, Иоганнес Бехер был и выдающимся теоретиком социалистического реализма. Его эстетические размышления существенно обогатили марксистскую эстетическую теорию, принципы социалистического реализма. В своей борьбе за социалистический реализм, в своей «защите поэзии» Бехер учил непреклонно противостоять всем и всяческим видам декадентства. «Сущность декадентской культуры, — замечал он, — заключается в том, что она отказывается от объективных критериев и ценностей, от объективного изображения и вместо этого возводит в меру всех вещей индивидуалистическое, эгоцентричное». Все виды декадентского искусства (формализм, натурализм и т. д.) Бехер связывал с потерей, с утратой гуманистического отношения к жизни, к обществу, к миру.

Высоко оценивая названных выше мастеров критического реализма, Бехер считал вместе с тем, что у социалистического реализма неизмеримо больше перспектив, чем у реализма критического, что будущее — за социалистическим реализмом, что это будущее уже дано в настоящем.

В своих статьях и заметках, раздумьях и «глоссах» о социалистическом реализме Бехер, подобно Горькому, никогда не предписывал никаких догматических правил. Социалистический реализм для него — творческий метод, а не «устав» или «свод узаконений». Это метод, который открывает художникам пути исканий и дерзаний, пути соревнования и творческого соперничества. У этого метода свои прочные и ясные мировоззренческие основы, свой компас, своя перспектива, — они в помощь художнику, они дают возможности разнообразных поисков и решений, а не стандартизируют их.

«Итак, — писал Бехер в одной из своих заметок, — социалистический реализм — это метод реалистического мировоззрения; в противоположность критическому реализму, он заключает в себе перспективу, восходящую к более высокой духовной организации человека. Трактовка этой перспективы различна, в зависимости от жанров и родов искусства (и, добавим в соответствии с рядом высказываний Бехера, — от художественных индивидуальностей. — А. Д.). Социалистический реализм несет в себе новые, смелые, сегодня еще необозримые во всей их полноте вариации на неисчерпаемую тему, имя которой — Человек».

Эти строки написаны художником в высшей степени цельным, творчески «монолитным», поэтом, у которого его писательская практика и эстетическая теория находились в нерасторжимом единстве. Бехер и был одним из тех замечательных новаторов в искусстве, которые мыслью, делом, творчеством утверждают на мировых просторах престиж и славу нового, социалистического искусства.

АЛЕКСАНДР ДЫМШИЦ