Стихотворения (сборник)

Ужели нет вам в горе облегченья?

Отчаянью ужели нет конца?

Все так же вы бледны и молчаливы,

Все так же смотрит ваш недвижный взор;

О, если бы на миг я вас увидел,

Какою я когда-то вас знавал!

Д о н н а А н н а

Прошло то время, дон Октавьо. Ныне

Пора другая настает. Я стала,

Вы видите, спокойнее теперь.

Я в монастырь решилась удалиться.

Д о н О к т а в и о

Что слышу я? Возможно ль, донна Анна?

Д о н н а А н н а

Я так решилась, дон Октавьо.

Д о н О к т а в и о

Нет!

Я не могу молчать пред вами доле!

Я дал себе святое обещанье

Не говорить вам о любви, но нет,

Молчать нет силы доле. Донна Анна!

Я вас люблю, как никогда никто

Доселе не любил еще на свете!

Я вас люблю не для себя. Бог видит,

Нет жертвы, нет такого униженья,

Которого б не принял я для вас.

Мученья ада были бы ничто

В сравнении с ревнивостью моею!

Но я ее насильно заглушил,

Обезоруженную подал руку

Сопернику. Я знал, о донна Анна,

Что он вас недостоин; но его

Любили вы - и он мне стал священен!

И самое мне ваше заблужденье

Священно было; и, чтобы для вас

Спасти того, кто жизнь мою похитил,

Я, не колеблясь, кинулся бы в пламя!

Забыв, кто он, забыв себя, весь мир,

Я вас лишь видел, вас одних лишь помнил;

Когда меня отвергли вы, когда,

Злодейства став неслыханного жертвой,

Вы на мое безмолвное участье

Холодностью одною отвечали,

Я вас любил, любил вас безнадежно!

Все действия мои и все мышленья

К одной я только цели направлял,

В себе самом давно уж не живу я,

Мою всю душу в вашу перелил!

Я вами лишь дышу, я вами мыслю,

Я все отринул, все в себе убил,

Все, что не вы,- мне все невыносимо!

Д о н н а А н н а

(рассеянно)

Мне кажется, дня три уж, дон Октавьо,

Я не видала вас.

Д о н О к т а в и о

Дня три? Без чувств

Лежал я с месяц. Я был ранен.

Д о н н а А н н а

Право?

Кем ранены вы были?

Д о н О к т а в и о

Тем, кого

Назвать при вас я не хочу.

Д о н н а А н н а

И что же?

Вы ранены... а он?.. Убит?..

Д о н О к т а в и о

Два раза

Мы с ним сходились. Первый раз он шпагу

Из рук мне вышиб и хотел мириться.

Второй, лишь только мы скрестили шпаги,

Он выпал и насквозь мне проколол

Плечо. Нас разлучили.

Д о н н а А н н а

(после некоторого молчания)

Дон Октавьо,

Вы о любви сейчас мне говорили;

Как думаете вы, могу ли я

Спокойно вас и хладнокровно слушать?

Могу ли жить, смотреть на это небо,

На эту зелень, на природу всю,

Пока он жив? Как? Он, мой враг смертельный,

Убийца моего отца, губитель

Всего, что было свято для меня,

Он жив, он также видит это небо,

Он воздухом одним со мною дышит,

Он на одной живет со мной земле,

Своим присутствием он заражает

Тот мир, где жить я с ним осуждена,

А вы, вы о любви мне говорите!

(Презрительно.)

Вы с ним дрались! Он вышиб вашу шпагу!

Он ранил вас! И думаете вы,

Что долг вы свой исполнили, что можно

Вам о любви теперь мне говорить!

Да разве все вы совершили? Разве

К нему законы чести применимы?

Дрались вы разве с человеком? Как?

Когда б с цепей сорвался хищный зверь

И в бешенстве весь край опустошал бы,

Ему бы также вызов вы послали?

Д о н О к т а в и о

О донна Анна, верьте, вам не нужно

Мою вражду насмешкой разжигать!

Меж им и мной не кончен спор кровавый,

Но те слова, что вырвались у вас,

Они не ваши были, донна Анна,

Отчаяние их произнесло!

Д о н н а А н н а

Нет, он не так бы поступил, как вы!

Когда бы он любил меня, когда бы

Он был на вашем месте - о, давно

Сумел бы он от вас меня избавить!

Любить он мог бы, если б захотел!

Д о н О к т а в и о

Опомнитесь! В себя придите! Вам ли

Меня язвить так горько, донна Анна?

Д о н н а А н н а

Какие только знаю я проклятья,

Я все зову на голову его!

Быть может, смертный грех я совершаю,

Но нам обоим места в свете нет!

Душою всей и каждым помышленьем,

Дыханьем каждым я его кляну,

Биеньем сердца каждым ненавижу,

Но ваше малодушье, дон Октавьо,

Я презираю. Слышите ли? Вас

Я презираю.

(Уходит.)

Д о н О к т а в и о

Да простит ей бог!

ДВОРЕЦ ДОН ЖУАНА БЛИЗ КАДИКСА

Дон Жуан с приятелями за столом.

П е р в ы й

Ха-ха-ха-ха! Забавное, дон Цезарь,

Вы рассказали похожденье нам!

В т о р о й

И что же? Чем кончилось оно?

Д о н Ц е з а р ь

Инеса

В тот самый год от горя умерла.

П е р в ы й

И совесть вас не мучила?

Д о н Ц е з а р ь

Нисколько.

В т о р о й

Ее вы разве не любили?

Д о н Ц е з а р ь

Нет.

П е р в ы й

А долго ли вы были женихом?

Д о н Ц е з а р ь

Пока моя к ней прихоть продолжалась.

В т о р о й

Что скажет нам на это дон Жуан,

Учитель наш и мастер в волокитстве?

Д о н Ж у а н

(к дон Цезарю)

Святая церковь вас осудит.

Д о н Ц е з а р ь

Нет,

Мой дядя кардинал, и мне из Рима

Прислал он отпущений про запас.

Д о н Ж у а н

Вы цените, как должно, отпущенья?

Д о н Ц е з а р ь

Я не язычник, и моей души

Я погубить нисколько не намерен!

Д о н Ж у а н

Вас жизнь не тяготит? Вы ей довольны?

В явлениях ее вы ничего

Не ищете душою беспокойной?

Д о н Ц е з а р ь

Чего ж искать в ней, если не веселья?

Я жизнь люблю за то, что веселюсь.

Д о н Ж у а н

Когда паспортом в рай вы запаслися,

А жизнию довольны, то с Инесой

Вы поступили как подлец.

Д о н Ц е з а р ь

(вскакивая)

Как? Что?

Что вы сказали?

Д о н Ж у а н

Я сказал, что вы

Подлец.

Д о н Ц е з а р ь

(хватая бутылку)

Я проучу вас!

Д о н Ж у а н

(хладнокровно)

Берегитесь,

Я вас убью.

Г о с т и

(бросаясь между них)

Стыдитесь, господа!

Входит дон Карлос.

Д о н К а р л о с

Я, дон Жуан, принес вам новый вызов

От дон Октавьо. Исцелясь от раны,

Он бой вам на смерть предлагает...

Д о н Ц е з а р ь

Стойте!

Я первый должен биться с дон Жуаном!

Д о н К а р л о с

Сеньор, за дон Октавьо первенство

Он первый оскорблен.

Д о н Ц е з а р ь

Я не согласен!

Д о н Ж у а н

Я весь к услугам вашим, господа;

Решите это дело между вами.

Расходятся.

ОКРЕСТНОСТИ КАДИКСА.

ДВОР ПЕРЕД ДВОРЦОМ ДОН ЖУАНА

Дон Жуан, Лепорелло в длинных сапогах, с плетью в руке.

Д о н Ж у а н

Что нового?

Л е п о р е л л о

Сеньор, я из Севильи

Скакал всю ночь. Я думаю, ваш конь

Поездку эту долго не забудет.

Д о н Ж у а н

Фискала видел ты? Донес ему

О новых преступленьях дон Жуана?

Л е п о р е л л о

Исполнил, слово в слово, все, что вы

Мне приказать изволили намедни.

Д о н Ж у а н

И что же?

Л е п о р е л л о

О сеньор, нам очень плохо!

Случайно я проведал стороною,

Что к ним из Рима будет новый член,

Какой-то дон Йеронимо. Он в Кадикс

На корабле на днях приехать должен.

Святых он братий хочет подтянуть;

Они его со страхом ожидают;

Чтоб избежать в бездействии упрека,

Формальный вам готовится процесс;

Арестовать должны вас очень скоро.

Меж тем разосланы во все концы

Глашатаи, чтоб ваше отлученье

От церкви и закона объявить.

Пропали мы совсем!

Д о н Ж у а н

Где Боабдил?

Л е п о р е л л о

Насчет его позвольте мне, сеньор,

Вам сообщить богатую идею.

Она пришла мне в голову, когда

Я к вам скакал с известьем из Севильи.

Кто этот Боабдил? И как ему

Вы можете так безусловно верить?

За то ль, что он хотел вас ткнуть кинжалом,

Ему от вас все милости идут

И наравне вы ставите его

Со мной, и даже выше, чем меня,

Который столько лет вам служит честно?

Ведь это вас к добру не поведет;

Увидите, еще бродяга этот,

Отступник, шельма, висельник и вор,

На вас беду накличет. Средство ж есть

Не только избежать беды, но пользу

Из шельмы этого извлечь, когда вы

Послушаетесь моего совета

И в рассужденье вникнете мое.

Мой взгляд на это дело очень прост:

Ведь Боабдил, не правда ль, осужден

Был инквизицьей на сожженье? Так ли?

Его мы свободили. Но потом

На нашу жизнь он покусился. Так ли?

Теперь спрошу вас: если бы мы знали,

Что он покусится на нашу жизнь,

Спасли ли б мы тогда его от смерти?

Нет, мы тогда его бы не спасли,

И был бы он теперь сожжен. Не правда ль?

Итак, коль мы сожжем его теперь,

Мы этим не возьмем греха на совесть,

Понеже все останется, как было.

А мой совет: схватить его сейчас

И на дворе публично сжечь. Мы этим

Докажем всем, в ком есть на нас сомненье,

Что добрые мы христиане. Ну,

Что скажете, сеньор, на эту мысль?

Д о н Ж у а н

Что ты дурак и, сверх того, завистлив.

Л е п о р е л л о

Прикажете ли разложить костер?

Д о н Ж у а н

Поди и позови мне Боабдила.

Л е п о р е л л о

Сейчас, сеньор. Я очень вас прошу

Мое серьезно взвесить предложенье.

У вас на шее новых два убийства:

Октавьо и дон Цезарь.

Д о н Ж у а н

Первый мне

Своими вызовами надоел,

Второго же не жаль: он был подлец.

Но ты наскучил мне. Поди сейчас

И Боабдила позови.

Л е п о р е л л о

Извольте.

(Уходит.)

Д о н Ж у а н

(один)

Мне оставаться доле невозможно,

Испанию покинуть должен я.

Но мысль о донне Анне не дает

Покоя мне. Я не был никогда

Особенно к чувствительности склонен;

Не помню даже, чтобы мне ребенком

Когда-нибудь случалось плакать. Ныне ж,

В мучительных и сладких сновиденьях,

Когда ее я вижу пред собой,

Я делаюся слаб, и, пробуждаясь,

Я ощущаю слезы на лице.

Я сам себя не узнаю. Когда бы

Не горький мой и многократный опыт,

Я б это чувство принял за любовь.

Но я не верю ей. Одно желанье,

Одна лишь страсть во мне, и, может быть,

Я трудностью победы подстрекаем!

Чего же ждать? Не буду малодушен,

Чувствительность рассудком изгоню,

Без нежных вздохов и без колебаний

Пойду я прямо к цели и сомненьям

Развязкой скорой положу конец!

(Задумавшись.)

Тогда и этот новый призрак счастья

Исчезнет, как все прежние. Да, да,

Я излечусь; но это излеченье

Тяжеле будет самого недуга,

И я куплю спокойствие мое

Еще одной потерей идеала!

Не лучше ли оставить этот цвет

Несорванным, но издали дышать

Его томительным благоуханьем

И каждый день, и каждое мгновенье

Воздушною идеей упиваться?

Безумный бред! То было бы возможно

Другому, но не мне. Мечтатель я

Но я хочу мечты осуществленья,

Неясных положений не терплю.

Я не могу туманным обещаньем

Довольствоваться в жизни. От нее

Я исполненья требую. Я знаю,

Что и теперь она не сдержит слова,

Но, чем скорее выйдет ложь наружу,

Тем лучше для меня. Я не хочу

Быть убаюкан этим заблужденьем.

В Испании да будет донна Анна

Моим последним, горьким торжеством!

С чего ж начну? Еще не знаю сам,

Но чувствую, что уж готов мой демон

Мне снова помогать: в моей груди

Уж раздувает он губящий пламень,

К безумной страсти примешал вражду...

В моем желанье тайный гнев я чую,

Мой замысел безжалостен и зол,

На власть ее теперь я негодую,

Как негодует раненый орел,

Когда полет влачить он должен низко,

И не решу, что мне волнует кровь:

Любовь ли здесь так к ненависти близко

Иль ненависть похожа на любовь?

Приходит Боабдил.

Ты все ли сделал, как я приказал?

Б о а б д и л

Надежных удальцов до полусотни

На ваши деньги нанял я, сеньор.

Фелука также уж совсем готова:

Ходок отличный. Щегольски загнута,

Лихая мачта в воздухе дрожит;

Прилажен к ней косой латинский парус;

Мадонна шелком вышита на нем;

На флаге герб Тенорьо де Маранья,

И провианту вдоволь. По волнам,

Как ласточка скользя на них без звука,

Запрыгает разбойничья фелука!

Д о н Ж у а н

Где вы на якоре стоите?

Б о а б д и л

Близко

От вашего дворца. Скалистый мыс

От крейсеров пока нас закрывает.

Д о н Ж у а н

По первому готовы будьте знаку

К дворца ступеням подойти. На пир

Я моряков удалых приглашаю.

Сегодня или завтра я намерен

Испанию оставить навсегда.

Боабдил уходит, входит Лепорелло.

Л е п о р е л л о

Ну что ж, сеньор? Обдумали вы план мой?

Д о н Ж у а н

Седлай сейчас мне лучшего коня,

С тобою вместе я скачу в Севилью.

Л е п о р е л л о

В Севилью? Боже мой!

(В сторону.)

Мой господин,

Мне кажется, немного помешался!

Д о н Ж у а н

В Севилью скачем мы с тобой сейчас,

И прежде, чем настанет новый день,

В моих объятьях будет донна Анна.

СУМЕРКИ. КЛАДБИЩЕ

Дон Жуан и Лепорелло слезают с лошадей.

Д о н Ж у а н

Здесь жди меня.

Л е п о р е л л о

Помилуйте, сеньор,

Нельзя ли выбрать вам другое место?

Ведь это есть то самое кладбище,

Где погребен убитый командор!

Смотрите - вон и памятник его!

Весь мраморный, на мраморном коне;

У, как на нас он сверху смотрит строго!

Д о н Ж у а н

Ее отсюда вилла недалеко,

Сюда же ночью не придет никто.

Здесь жди меня, я до зари вернуся.

(Уходит.)

Л е п о р е л л о

(один)

Брр! Дрожь меня по жилам пробирает!

Ведь, право, ничему не верит он,

Все для него лишь трын-трава да дудки,

А на меня могильный холод веет,

И чудится мне, будто меж гробниц

Уже какой-то странный ходит шепот.

Ух, страшно здесь! Уйду я за ограду!

(Уходит.)

С а т а н а

(является между могил)

Люблю меж этих старых плит

Прогуливаться в час вечерний.

Довольно смешанно здесь общество лежит,

Между вельмож есть много черни;

Но это не беда, а жаль, что посещать

Иные мне нельзя гробницы:

Здесь есть две-три отроковицы,

Пять-шесть еретиков, младенцев дюжин с пять

К которым мне нельзя и носу показать.

Под веденьем небесной силы

Их состоят могилы;

Мне портят ангелы житье.

Не нужно напрягать им слуха,

Сейчас проведают по духу,

Такое тонкое чутье!

Уж я их слышу приближенье...

Ну, так и есть, явилися сюда...

Мое нижайшее почтенье,

Слуга покорный, господа!

Н е б е с н ы е д у х и

Оставь усопшим их забвенье,

Оставь гробы до Страшного суда,

Не преступай священного предела!

С а т а н а

На этот раз до мертвых нет мне дела.

Иной заботой занят я.

Вы помните,друзья,

Наш давний спор про дон Жуана?

Я говорил, что поздно или рано

Он будет мой. И что ж? Свет победила мгла,

Не понял той любви святого он значенья,

Которая б теперь спасти его могла,

И слепо он свершит над нею преступленье.

Д у х и

В безмолвии ночи

Мы с ним говорили,

Мы спящие очи

Его прояснили,

Из тверди небесной

К нему мы вещали

И мир бестелесный

Ему показали.

Он зрел, обновленный,

В чем сердца задача,

И рвался к нам, сонный,

Рыдая и плача;

В дневной же тревоге

Земное начало

Опять от дороги

Его отвращало;

Он помнил виденье,

Но требовал снова

Ему примененья

Средь мира земного,

Пока его очи

Опять не смежались

И мы, среди ночи,

Ему не являлись;

И вновь он преступный

Гнал замысл обратно,

И мысли доступна,

И сердцу понятна

Стремленья земного

Была неудача,

И наш он был снова,

Рыдая и плача!

С а т а н а

Я вижу из сего, что путь его двойной,

И сам он, кажется, двоится:

Во сне он ваш, но наяву он мой

На этом я согласен помириться!

Д у х и

Высокой он душой на ложь ожесточен,

Неверие его есть только плод обмана.

Сгубить лишь на земле ты можешь дон Жуана,

Но в небе будет он прощен!

С а т а н а

Тогда бы в небе толку было мало!

Он сердится на ложь,- сердиться волен всяк,

Но с правдой ложь срослась и к правде так

пристала,

Что отскоблить ее нельзя никак!

А он скоблит сплеча, да уж едва ли

Насквозь не проскоблил все истины скрижали

Не верит на слово он никому ни в чем;

Веков работу предприняв сначала,

Он хочет все, что нам преданье завещало,

Своим исследовать умом.

Немножко щекотливо это!

Я сам ведь враг авторитета,

Но пообтерся меж людьми;

Беда все отрицать! В иное надо верить,

Не то пришлось бы, черт возьми,

Мне самого себя похерить!

Д у х и

Лукаво ты его смущал,

Ты истощил его терпенье,

И гнаться он устал за тою беглой тенью,

Что лживо на земле ему ты показал.

С а т а н а

Прошу покорно извиненья!

Конечно, я его морочил много лет,

Но нынешний его предмет

Есть между всеми исключенье.

Могу вам доложить, без лести и похвал,

Она точь-в-точь на свой походит идеал,

И даже самому мне странно,

Что в форму вылилась так чисто донна Анна.

Когда б ее сумел он оценить,

Свершилось бы неслыханное чудо,

Моих сетей разорвалась бы нить

И со стыдом бы мне пришлось бежать отсюда.

Но слеп он, словно крот. К чему ж еще обман?

Уж нечего мне боле добиваться;

Могу я руки положить в карман

И зрителем в комедии остаться.

Без цели за него идет у нас борьба,

Теперь бы отдохнуть могли мы;

Влияний наших нет - влечет его судьба

И неизбежности закон неумолимый!

Д у х и

Вкруг дел людских загадочной чертой

Свободы грань очерчена от века;

Но без насилья может в грани той

Вращаться вольный выбор человека.

Лишь если он пределы перейдет,

В чужую область вступит святотатно,

Впадает он в судьбы водоворот

И увлечен теченьем невозвратно.

В тревоге дум, в разгаре мощных сул

Жуан блуждает, дерзостен и страстен,

Но за черту еще он не ступил

И к правде он еще вернуться властен.

Лукавый дух, бежишь ты со стыдом!

Святой любви таящееся чувство

Сознает он.

С а т а н а

Я сомневаюсь в том.

Я отказался здесь от всякого искусства,

На гвоздик я свою повесил сеть;

Но к милой он пошел, совсем уж сбитый с толку,

И вам, я думаю, пришлось бы покраснеть,

Когда б на них теперь вы поглядели в щелку!

Д у х и

Он к истине придет! Его туманный взор

Уже провидел луч божественного света!

С а т а н а

А что есть истина? Вы знаете ли это?

Пилат на свой вопрос остался без ответа,

А разрешить загадку - сущий вздор:

Представьте выпуклый узор

На бляхе жестяной. Со стороны обратной

Он в глубину изображен;

Двояким способом выходит с двух сторон

Одно и то же аккуратно.

Узор есть истина. Господь же бог и я

Мы обе стороны ея;

Мы выражаем тайну бытия

Он верхней частью, я исподней,

И вот вся разница, друзья,

Между моей сноровкой и господней.

Д у х и

Когда, как хор одушевленный,

Земля, и звезды, и луна

Гремят хвалой творцу вселенной,

Себя со злобою надменной

Ему равняет Сатана!

Но беса умствованья ложны,

Тождествен с истиною тот,

Кого законы непреложны,

Пред чьим величием ничтожны

Равно кто любит иль клянет!

Как звездный блеск в небесном поле

Ясней выказывает мгла,

Так на твою досталось долю

Противуречить божьей воле,

Чтоб тем светлей она была!

С а т а н а

Известно, что от всякого контроля

Должны выигрывать дела.

Д у х и

Два разнородные начала,

Тому равно подвластны мы,

Кого премудрость указала,

Нам быть глаголом идеала,

Тебе же быть глаголом тьмы!

С а т а н а

Согласен и на то. Без комплимента,

Мы, значит, вроде парламента;

Мы, так сказать, правления весы.

Сознайтесь, что господь здесь только для красы;

Он символ лишь замысловатый;

Делами ж правим мы, две равные палаты;

Точней: коль на него посмотришь с двух сторон,

Выходит, вы да я, мы совокупно - он.

Разрыв наш - только умозренье,

Но в самом деле мы одно;

А для пустого развлеченья

Дробиться целому смешно.

Пора двух половин устроить сочетанье;

Химически смешав со злобою любовь,

В итог бесстрастия сольемся вновь

И погрузимся в самосозерцанье!

А мир советую предать его судьбе,

Как заведенную раз навсегда машину.

Когда же внешности с себя мы смоем тину

И будем сами по себе

Какое дело нам, каким путем к сознанью,

С какого именно конца,

С парадного иль с черного крыльца,

Придет какой-нибудь маркезе де Маранья?

Д у х и

Едино, цельно, неделимо,

Полно созданья своего,

Над ним и в нем невозмутимо

Царит от века божество,

Осуществилося в нем ясно,

Чего постичь не мог никто:

Несогласимое согласно,

С грядущим прошлое слито,

Совместно творчество с покоем,

С невозмутимостью любовь,

И возникают вечным строем

Ее созданья вновь и вновь.

Всемирным полная движеньем,

Она светилам кажет путь,

Она нисходит вдохновеньем

В певца восторженную грудь;

Цветами рдея полевыми,

Звуча в паденье светлых вод,

Она законами живыми

Во всем, что движется, живет.

Всегда различна от вселенной,

Но вечно с ней съединена,

Она для сердца несомненна,

Она для разума темна.

Замолкни, жалкий сын паденья,

И слов язвительных не трать

Тебе святого провиденья

Душой холодной не понять!

С а т а н а

Я только пошутил. Хотел вам доказать я,

Что всем системам, без изъятья,

Есть в беспредельности простор

И что, куда мы наш ни кинем взор,

Мы, метя в круг неизмеримый,

Никак попасть не можем мимо.

В той области, где центра нет,

Где центром служит каждый пункт

случайный,

Где вместе явно все и тайно

И где условны мрак и свет,

Там все воззрения возможны,

Все равно верны или равно ложны.

Поэтому и ваш я допускаю взгляд,

И если на явлений ряд

С известной точки посмотрю я,

Готов, как вы, кричать я: "Аллилуя!

Ура! Осанна! Свят, свят, свят!"

Усердья моего ничье не перевысит;

Досадно то, что результат

От точки зрения зависит.

Д у х и

Царь тьмы, к чему двусмысленная речь?

С а т а н а

К тому, чтоб вас предостеречь

От бесполезного старанья

Спасти Жуана де Маранья.

Какую б нам систему ни принять:

Систему веры иль рацьоналисма,

Деисма или пантеисма,

Хоть все до одного оттенки перебрать,

Которыми привыкла щеголять

Философическая присма,

Того, кто промысла отвергнул благодать,

Но сесть не хочет в кресла фаталисма,

А прет себе вперед, и в сторону, и вспять,

Как по льду гладкому скользя,

Спасти нельзя!

Д у х и

Господь! Постигнуть дай Жуану,

Что смутно видел он вдали!

Души мучительную рану

Сознаньем правды исцели!

Но если, тщетно званный нами,

Он не поймет твоей любви,

Тогда сверкающий громами

Свой гневный лик ему яви,

Да потрясет твой зов могучий

Его, как голос судных труб!

С а т а н а

На эти чудеса господь довольно скуп

И скромно прячется за тучей,

Когда гремит. На всякий случай

Позвольте мне сюда ту силу пригласить,

Которая, без воли и сознанья,

Привыкла первому служить,

Кто только даст ей приказанье.

Кто б ей ни овладел, порок иль благодать,

Слепа, могуча, равнодушна,

Готова сила та крушить иль созидать,

Добру и злу равно послушна.

Ты, что философы зовут душой земли,

Ты, что магнитный ток сквозь мир всегда струила,

Услышь теперь мой зов, словам моим внемли,

Явись, таинственная сила!

Ты, жизненный агент, алхимиков азот,

Незримое астральное теченье,

Твой господин тебя зовет,

Явись принять его веленья!

Ты, что людской всегда питаешь пот и труд,

Ты, что так много душ сгубила.

Усердье, преданность иль как тебя зовут,

Явись, бессмысленная сила.

Является туманная фигура.

Смотрите, вот она, покрыта пеленой,

Еще не знает, чем ей выйти из тумана.

Готовься ж петлю, спутанную мной,

Рассечь иль затянуть, по выбору Жуана!

Отныне будь ему во всем подчинена:

Что б ни задумал он от прихоти иль скуки,

Все слепо исполняй. Теперь я сторона,

Я совершил свое и умываю руки!

Смотрите: ревности полна,

Уже дрожит и зыблется она,

Все виды принимать и образы готова.

Терпенье, бабушка! Жди знака или слова,

Потом уже не знай ни страха, ни любви,

Свершай, что он велит, без мысли, ни пощады

И, воплотившись раз, топчи, круши преграды

И самого его в усердье раздави!

Д у х и

Постой, внемли и нам! В то страшное мгновенье

Когда на бездны край уж ступит дон Жуан,

Последнее ему неси остереженье

И духа тьмы пред ним разоблачи обман.

Тогда лишь, если он от правды отвратится,

Его судьба да совершится!

Фигура исчезает.

МЕСТО ПЕРЕД ВИЛЛОЙ ДОННЫ АННЫ

Офицер с патрулью.

П е р в ы й с о л д а т

Сейчас он промелькнул передо мною.

О ф и ц е р

Уверен ты, что это точно он?

П е р в ы й с о л д а т

Я видел белое перо на шляпе.

О ф и ц е р

Довольно белых перьев без него.

В т о р о й с о л д а т

Мне кажется, он в этот двор вошел.

О ф и ц е р

Не может быть. То вилла донны Анны;

Сюда войти не смел бы дон Жуан.

В т о р о й с о л д а т

Я точно видел.

Т р е т и й с о л д а т

Мне так показалось,

Что за угол он повернул.

О ф и ц е р

Пойдем

Сперва по этой улице, когда же

Там никого не встретим, то вернемся.

Уходят.

ВИЛЛА ДОННЫ АННЫ

Сначала сумерки. Потом луна освещает часть комнаты.

Другая остается в тени.

Д о н н а А н н а

(одна)

Все та же неотвязчивая мысль

Вокруг меня как черный ворон вьется...

Так поступить! Зачем он не сказал мне,

Что он во мне ошибся? Что не та я,

Которую искал он? Не сказал мне,

Что, полюбив, он разлюбил меня?

Я поняла б его, я извинила б,

Я оправдала бы его! Ужели

Моих упреков, слез или молений

Боялся он? Я не давала права

Ему так низко думать обо мне!

Все мог он сделать, все, но это - это,

О боже, боже, пожалей меня!

(Подходит к окну.)

Октавио нейдет. Я знаю, где он.

Но мысль о нем мне не тревожит сердца

Я не страшуся друга потерять

Страшуся только, чтоб его противник

Из боя вновь не вышел невредим.

Уже во мне иссякли без возврата

И жалость и участие. Меня

Он как поток схватил неумолимый

И от всего родного оторвал.

С боязнию теперь в себя гляжу я;

Там прошлого не видно и следа,

И чуждые мне чувства поселились

В опустошенном сердце. Страшно, страшно!

Лишь смерть его, лишь только смерть одна

Покой душевный возвратить мне может!

Пока он жив, ни здесь, ни на могиле

Отцовской, ни в стенах монастыря

Не в силах я ни плакать, ни молиться.

Но, кажется, послышались шаги...

Звенят по мраморным ступеням шпоры...

Идут сюда... Октавио вернулся!

Дон Жуан показывается, в плаще, с надвинутой на глаза

шляпой. Донна Анна бросается к нему навстречу.

Октавио!.. Ну, что же?

Д о н Ж у а н

(сбрасывая плащ)

Это я.

Донна Анна, в ужасе, отступает.

Я знаю, донна Анна, что мой вид

Вселяет в вас и ненависть и ужас.

Вы правы. Для меня прощенья нет

Нет никаких пред вами оправданий.

Я был для вас орудием судьбы

И не могу исправить, что случилось.

Но я пришел сказать вам, что навек

Я покидаю этот край, что вы

От близости избавитесь несносной

И можете свободнее дышать.

Д о н н а А н н а

(в сторону)

Что мне мешает в грудь ему сейчас

Вонзить кинжал? Какое колебанье

Мою бессилит руку?

Д о н Ж у а н

Донна Анна,

Когда до вас известие дойдет

О смерти ненавистного Маранья,

Могу ли ожидать, что это имя

Не будете вы боле проклинать?

Д о н н а А н н а

Он говорит о смерти! Боже правый!

О смерти он дерзает говорить,

Тот, кто всегда кровавой смертью дышит,

Кому она послушна, как раба!

Где дон Октавьо? Отвечайте, где он?

Д о н Ж у а н

Октавио убит.

Донна Анна хочет говорить, он ее предупреждает.

Я не искал

Его погибели. Он сам хотел

Со мною биться. Я не мог ему

Подставить горла, как овца; но я

Завидую теперь его судьбе.

Д о н н а А н н а

Обрызган кровью моего отца,

Он моего еще зарезал брата

И хвалится убийством предо мной!

И не расступится под ним земля?

И пламя не пожрет его? Гром божий,

Ударь в него! Испепели его!

Д о н Ж у а н

Увы, никто не слышит, донна Анна,

Проклятий ваших. Ясен свод небес,

Мерцают звезды, лавр благоухает,

Торжественно на землю сходит ночь,

Но в небесах все пусто, донна Анна.

В них бога нет. Когда б внезапно гром

Теперь ударил, я б поверил в бога,

Но гром молчит - я верить не могу.

Д о н н а А н н а

Он богохульствует! Доколь, о боже,

Терпение твое не истощится?

Д о н Ж у а н

О, если бы я мог в него поверить,

С каким бы я раскаяньем пал ниц,

Какие б лил горячие я слезы,

Какие бы молитвы я нашел!

О, как тогда его я умолял бы,

Чтобы еще он жизнь мою продлил,

И мог бы я, босой, и в власянице,

Простертый в прах, и с пеплом на главе,

Хоть долю искупить тех преступлений,

Которые безверьем рождены!

Каких бы я искал себе мучений,

Каким бы истязаньям предал плоть,

Как жадно б я страданьем упивался,

Когда бы мог поверить в божество!

О, горе мне, что не могу я верить!

Д о н н а А н н а

Что слышу я? Тот самый, кто в других,

С рассчитанным, холодным наслажденьем,

Всегда святыню сердца убивал,

Тот сожалеет о своем безверье!

Д о н Ж у а н

Я разрушал, в моем ожесточенье,

Обман и ложь везде, где находил.

За жизнь мою и за мое рожденье

Слепой судьбе без отдыха я мстил.

Себя, других, весь мир я ненавидел,

Я все губил. Один лишь только раз,

В тот светлый день, когда я вас увидел,

В моей душе надежда родилась.

Но я уж был испорчен. Я не мог

Моей любви поверить. Слишком часто

Я был обманут. Я боялся вновь

Попасться в сеть; я гордо захотел

Убить в себе мучительное чувство,

И святотатно я его попрал.

Я сам себе безумно посмеялся,

И моего упорного безверья,

Моей насмешки горькой над собой

Вы сделалися жертвой. Не глядите

Так гневно на меня - увы, я знаю,

Что я преступник, но уж я наказан.

Не удалося мне торжествовать.

Я победить себя не мог. Ваш образ

Не в силах я изгладить, ни забыть,

Да! В бога я давно уже не верю,

Но верить в вас еще не перестал!

Когда б я мог, хоть изредка, вас видеть

Не здесь - о нет, но в церкви где-нибудь;

Незримый вами, в темном углубленье,

Меж нищими, колонною сокрыт,

Когда б я мог, хоть издали, украдкой,

Ваш иногда услышать голос - о!

Тогда, быть может, был бы я спасен

И верить вновь тогда бы научился!

Д о н н а А н н а

Уж слишком долго слушала я вас

Меж нами разговоров быть не может.

Раскаялись когда вы непритворно,

Ищите утешенья в лоне церкви,

Меня ж оставьте - вам не место здесь.

Д о н Ж у а н

Я церковью отринут. В этот миг,

Пока я с вами говорю, убийцы

Везде уж рыщут по моим следам,

И голова оценена моя.

От церкви не могу я ждать пощады!

Д о н н а А н н а

Идите в Рим. К ногам падите папы.

Петра наместник может вас простить.

Д о н Ж у а н

Когда не верю в самого я бога,

Чего у папы мне еще искать!

Не папа может воскресить надежду,

Не папа с жизнью может помирить!

Простите, донна Анна. Я безумец.

Увлекся я несбыточной мечтой.

Нет, для меня не может быть спасенья!

Идти я должен до конца. Нельзя

Остановиться мне на полдороге.

В отчаянье я брошуся опять!

Пусть опьянят мой разум преступленья,

В страстей тревоге пусть забуду я

Блеснувший мне отрадный луч надежды!

Как бешеный, неукротимый конь,

Я к пропасти направлю бег безумный

И, как шумящий водопад, с высот

Низринусь в бездну. Мне одна дорога:

Ничтожества спасающая ночь!

Д о н н а А н н а

Слова безумья или ослепленья!

Я ненавижу вас... но долг велит

Вам указать убежище молитвы...

Барабанный бой.

Г о л о с п о д о к н а м и

"Во имя короля и Sant' officio!

Сим объявляется всем христианам,

Что дон Жуан, маркезе де Маранья,

От церкви отлучается Христовой

И вне законов ныне состоит.

Все для него убежища закрыты,

Не исключая божьих храмов. Всем,

Кому его известно пребыванье,

Вменяется в священный долг о нем

Немедленно начальству донести.

К кому ж он обратится, тот его

Обязан выдать в руки местной власти,

Под спасеньем вечного проклятья,

Таков над ним церковный приговор".

Барабанный бой.

Д о н Ж у а н

Вы слышали? Могу ли я еще

Мириться с церковью или с законом?

Простите! Кончено! Моя судьба

Да совершится!

Д о н н а А н н а

(которая между тем подошла к двери

и прислушивалась)

Стойте, дон Жуан!

Входит слуга. Донна Анна становится перед дон Жуаном,

который остается в тени.

С л у г а

Сеньора, офицер священной стражи

Желает вас увидеть.

Д о н н а А н н а

Пусть войдет.

О ф и ц е р

Прошу меня простить, сеньора. Я

С патрулью наряжен от Sant' officio

Арестовать преступника.

Д о н н а А н н а

Кто он?

О ф и ц е р

Нам показалось, что он в эту виллу

Вошел недавно.

Д о н н а А н н а

Как его зовут?

О ф и ц е р

К несчастью, вам его известно имя:

То дон Жуан, маркезе де Маранья.

Д о н н а А н н а

Как можете вы полагать, чтоб он

Осмелился сюда прийти? Вы, верно,

Заметили кого-нибудь другого.

Но я велю везде вас проводить

И позволяю осмотреть всю виллу.

О ф и ц е р

(поднимая плащ дон Жуана,

с замешательством)

Сеньора... этот плащ?..

Д о н н а А н н а

Какую связь

Имеет с порученьем вашим чей-то

Оставленный здесь плащ? Надеюсь, вы

Не думаете, чтобы я скрывала

Убийцу моего отца?

О ф и ц е р

Сеньора,

Я виноват, простите, мы ошиблись.

(Уходит.)

Донна Анна следит за ним глазами, потом смотрит на дон Жуана,

шатается и готова упасть. Дон Жуан ее поддерживает.

КЛАДБИЩЕ, ОСВЕЩЕННОЕ ЛУНОЮ

Л е п о р е л л о

(вбегая в ограду)

Нет, страшно мне и там! Кругом везде

Все движется и шепчет! Рвутся кони

И фыркают, покрыты белой пеной...

Где господин мой? Уж пора б давно

Ему сюда вернуться!

Д о н Ж у а н

(входя)

Свершено!

Полуобман и полуоткровенность,

Обратное движенье бурной страсти,

Которому так сладко уступать,

Мне предали в объятья донну Анну,

Я победил! Не будет боле мучить

Меня любви обманчивая тень!

Л е п о р е л л о

Скорей, сеньор! Ускачемте отсюда!

Д о н Ж у а н

Как вновь во мне кипит и жизнь и сила!

Весь мир теперь я вызвал бы на бой!

Л е п о р е л л о

Прочь, прочь отсель! Ускачем, ради бога!

Нечисто здесь, любезный мой сеньор!

Д о н Ж у а н

Все тот же ты! Всегда труслив как заяц!

Л е п о р е л л о

Поверьте мне, ускачем! Командор...

Д о н Ж у а н

Что командор?

Л е п о р е л л о

(показывая на статую)

Глядите, как он смотрит!

Д о н Ж у а н

Зови его ко мне на ужин завтра!

Л е п о р е л л о

Ай, ради бога, не шутите так!

Д о н Ж у а н

Я не шучу. Зови его на ужин!

Л е п о р е л л о

Уйдем, уйдем!

Д о н Ж у а н

Нет, надо проучить

Твою мне трусость. Подойди сейчас

И пригласи на ужин командора!

Л е п о р е л л о

О, не могу!

Д о н Ж у а н

Я заколю тебя!

Л е п о р е л л о

Сейчас, сейчас! Исполню вашу волю!

(Подходит к памятнику.)

Великая статуя командора!

Мой господин - не я, ей-ей, не я

Вас приглашает... Нет, я не могу!

Д о н Ж у а н

Кончай сейчас!

Л е п о р е л л о

Вас приглашает завтра

Пожаловать к нему на ужин... Ай!

Д о н Ж у а н

Ну что?

Л е п о р е л л о

Она... ей-ей, она кивнула!

Д о н Ж у а н

Постой же трус, я научу тебя

Бесстыдно лгать. Сюда! Смотри наверх!

(Берет Лепорелло за ворот и обращается к статуе.)

Статуя командора! Я даю

Прощальный ужин завтра и желал бы,

Чтоб на него пожаловала ты.

Скажи, придешь на ужин?

Статуя кивает.

Что за черт!

Я, кажется, не пьян, а вижу мутно.

Должно быть, я устал. То к голове

Кровь приливает и туманит зренье.

Эй, Лепорелло! Лошадей!

Л е п о р е л л о

Бегу!

ДВОРЕЦ ДОН ЖУАНА

Зала окнами к морю.

Д о н Ж у а н

(один, пасмурный и недовольный)

Я победил. Но удовлетворенья

Ожиданного я не нахожу.

Она мне отдалася без сознанья;

Мне помогли внезапность и расплох;

Победу я украл, как вор. Не так

Мне овладеть хотелось этим сердцем!

Нет: шаг за шагом, медленно вперед

"Все далее и дале подвигаться,

Вражду, и стыд, и совести боренье

В последние убежища теснить,

И гордую противницу мою,

Самой ей к изумлению, заставить

Мне сделаться послушною рабой,

Вот где была бы ценность обладанья,

Вот что победой полной я б назвал!

Нет, недоволен я собою. Много

Нетронутых я в ней оставил струн,

И много темных сердца тайников

Я не изведал. Но теперь уж поздно!

Над головой моей сверкает меч,

И должен я Испанию покинуть!

Утешусь тем, что я б и в этом сердце

Открытья сделать нового не мог.

Жалеть о неисчерпанной интриге

Не все ль теперь равно, что сожалеть

О кой-каких местах моей отчизны,

Которых я не посетил? Отчизна,

И женщины, и целый род людской

Известны мне. Зачем же не могу я

Воспоминание о донне Анне

На дне души моей похоронить,

Как и другие все воспоминанья?

Входит Боабдил в вооружении пирата.

Но вот моей фелуки капитан.

Послушаем, что он принес.

Б о а б д и л

Сеньор,

Исправно все. К отплытью мы готовы!

Д о н Ж у а н

(осматривая его наряд)

Вот так люблю тебя. Колпак, и куртка,

И абордажный на цепи топор,

Узорные морские шаровары

И туфли на босую ногу. Браво!

Ты молодец, разбойник хоть куда!

Б о а б д и л

И хоть куда готов я вас доставить,

Лишь поскорей бы в море нам уйти?

Д о н Ж у а н

(про себя)

Вот этого сомнения не мучат,

И нет разлада в нем с самим собой.

Мне любопытно знать, как на моем

Он поступил бы месте.

Постараюсь

Вопрос мой применить к его понятьям.

(К. Боабдилу.)

Скажи мне, Боабдил, тебе не жаль

Расстаться навсегда с твоей отчизной?

Б о а б д и л

Сеньор, весь этот андалузский край

Был наш когда-то. Нам принадлежал

Весь кругозор, что обнимает око

С зубчатых башен царственной Альгамбры,

В ту пору я, быть может, пожалел бы

О родине, как о своем добре;

Но ныне проку мало в ней, и я

Давно пустые бросил предрассудки;

Я родиной считаю всякий край,

Где золото мне сыплется в карманы.

Д о н Ж у а н

Ты судишь здраво. С этой точки зренья

Твой образ мыслей можно похвалить.

Но если бы внезапно ты нашел

Несметный клад, таких сокровищ груду,

Какие, по преданию, лежат

В заваленных подвалах под Альгамброй,

Что б сделал ты тогда?

Б о а б д и л

Сказать вам правду,

Нашедши клад, я рассудил бы тотчас,

Что больший клад еще найти возможно,

И больший бы отыскивать я начал.

Д о н Ж у а н

(про себя)

Я к этому мошеннику недаром

Сочувствие имел. Мы схожи нравом,

Но в клады я не верю уж давно!

А странно, что досель я не могу

О ней не думать! В память глубоко

Слова и голос врезались ее,

И этот взгляд испуганный, когда

Опомнилась она в моих объятьях.

Безумный дон Жуан! До коих пор

Играть тобой воображенье будет!

Стыдись хоть Боабдила. Этот ищет,

Что находить и добывать возможно,

А ты? Стыдись! Тебя смущает сон!

(К Боабдилу.)

Ты не забыл различною одеждой,

На всякий случай, запастися? Нам,

Я думаю, придется в Барселоне

Дня два иль три инкогнито прожить.

Б о а б д и л

От капуцина и до пикадора

Припасены наряды всех сортов;

Лишь стоит их доставить на фелуку.

Д о н Ж у а н

Я ночью сняться с якоря намерен,

Теперь же всех зову ко мне на пир.

Л е п о р е л л о

(вбегая в испуге)

Сеньор! Сеньор! Дворец ваш окружают

Со всех сторон святые familiares!*

Весь двор уж полон стражи; все ворота,

Все двери ими заняты! Сейчас

Арестовать придет вас их начальник!

Д о н Ж у а н

Ого! Должно быть, дон Йеронимо,

Тот новый член, которого из Рима

Они в Севилью ждут, шутить не любит!

Мы их принять готовы. Боабдил,

Твои одежды нам пришлися кстати:

Забавный мы затеем маскарад.

Ты будешь капитан, который в Кадикс

Йеронимо привез; ты ж, Лепорелло,

Ты - сам Йеронимо. Смотрите ж оба,

Я каждому его назначу роль.

____________

* Собратья (лат.), т. е. святое братство - инквизиторы.

ГАЛЕРЕЯ ВО ДВОРЦЕ

Боабдил и офицер стражи.

Б о а б д и л

С утра они в молельне заперлись.

Я подходил на цыпочках ко двери:

Там тихо все; порой лишь слышны вздохи,

А иногда невнятное рыданье

Да увещанья честного отца.

Должно быть, дон Жуан великий грешник!

Во время рейса дон Йеронимо

Мне говорил, что у него от папы

Инструкция особенная есть

Насчет сего еретика, Жуана.

О ф и ц е р

Я наряжен его арестовать;

Из уст дон Йеронимо я должен

О том услышать, как мне поступить.

Б о а б д и л

Вы подождать должны, пока они,

Свою беседу кончив, из молельни

К нам выйдут.

О ф и ц е р

Извините, капитан,

Ответственность и служба мне велят

Немедленно войти в молельню. Мне

Не можно ждать!

Б о а б д и л

Я умываю руки.

Офицер входит в боковую дверь.

КОМНАТА ВО ДВОРЦЕ

Лепорелло в креслах, одетый доминиканцем. Перед ним

на коленях дон Жуан. Входит офицер стражи.

О ф и ц е р

Отец, простите...

Л е п о р е л л о

Это что такое?

Кто смеет нас в молитве прерывать?

О ф и ц е р

Я наряжен от Sant' officio

Арестовать Жуана де Маранья.

Л е п о р е л л о

Как? Что? Теперь? При мне? Ты знаешь ли,

Мошенник... я хотел сказать: мой сын,

Что я с инструкцией от папы прислан

И сам могу тебя арестовать?

О ф и ц е р

Простите. Вот мандат мой! Я обязан

Вам предъявить комиссию мою.

Л е п о р е л л о

Где твой мандат? Давай его сюда!

Офицер подает бумагу. Лепорелло ее раздирает.

Вот твой мандат! И знай, что булла папы

Дает мне власть Жуана де Маранья,

Заблудшую, но кроткую овцу,

Благословить и от грехов очистить;

Знай, что сей самый грешник, дон Жуан,

Которого арестовать пришел ты,

Моих словес проникнулся елеем,

Отверг душой мирскую суету

И поступает кающимся братом

В Севилию, в картозский монастырь!

Не так ли, сын мой?

Д о н Ж у а н

Так, отец мой, так!

Мне мир постыл, я быть хочу монахом;

Моей беспутной, невоздержной жизни

Познал я сквернь, и алчет беспредельно

Душа молитв, а тело власяницы!

Л е п о р е л л о

Ее ты примешь, сын мой, скоро примешь;

Тебе лишь испытанье предстоит

И ты монахом будешь. Pax vobiscum!

(К. офицеру.)

Ну что! Чего стоишь, разиня рот?

Ты этого не ожидал, безбожник?

___________

* Мир вам! (лат.)

О ф и ц е р

Отец...

Л е п о р е л л о

Отец, отец! Скажи мне лучше,

Как исповедь ты нашу смел прервать?

Ты должен быть отъявленный еретик!

Распущенны вы все, я это вижу;

Но я вас подтяну. Ты знаешь ли

Железные ботинки? Пытку? Цепи?

Тюрьму? Костер? Проклятье церкви и...

И прочее, и прочее? А? Знаешь?

О ф и ц е р

Я виноват, что вас прервал, но служба...

Л е п о р е л л о

Нет, ты скажи мне, как ты не размыслил,

Что прерывать меня есть преступленье?

О ф и ц е р

Отец мой, как я смею размышлять?

Начальству должен я повиноваться.

Л е п о р е л л о

Начальству? Да. Но кто твое начальство?

О ф и ц е р

Священный трибунал.

Л е п о р е л л о

Так было прежде.

Но с той поры, как я ступил на берег,

Твое начальство я. Смотри мне в грудь

И выражай лицом подобострастье,

Доверье, благодарность и любовь.

Что есть повиновенье? Отвечай!

О ф и ц е р

Повиновение, отец мой?

Л е п о р е л л о

Да!

О ф и ц е р

Повиновенье есть...

Л е п о р е л л о

Неправда! Врешь!

Повиновение есть то, что если

Я прикажу тебе плясать качучу,

То должен ты ее плясать, пока...

Пока я не скажу: довольно! Если ж

Не хватит сил твоих и ты умрешь,

Ты должен умереть, а все плясать!

Вот что повиновенье. Понимаешь?

О ф и ц е р

Отец мой...

Л е п о р е л л о

Как? Ты смеешь отвечать?

Епитимью тебе! Епитимью!

Бей каждый день сто пятьдесят поклонов,

И на коленях тридцать патерностров

И пятьдесят читай Ave Maria!

Ну что? Чего стоишь? Беги в Севилью

И объяви, что видел!

________

* Радуйся, Мария! (лат.)

О ф и ц е р

Мой отец,

Мне письменное нужно приказанье.

Л е п о р е л л о

Ну да, конечно. Я бы посмотрел,

Как ты посмел бы убежать отсюда

Без письменного приказанья!

(К дон Жуану.)

Сын мой,

Встань, напиши сейчас к святым отцам

Цидулу. Я под ней поставлю крест,

Его в Севилье знают, слава богу!

Дон Жуан пишет и подает бумагу Лепорелло, который ставит крест

и передает офицеру.

Вот приказанье... На, ступай, да помни:

Ста два поклонов! Сорок патерностров!

И семьдесят Ave Maria в день!

Офицер кланяется и уходит.

Д о н Ж у а н

(смотря ему вслед)

Ушел, глупец. Счастливого пути!

И все они такого же покроя!

Он так привык все слушаться начальства,

Что размышлять совсем уже отвык.

Играть таким отродием нетрудно,

Лишь стоит подменить начальство. Право,

Как вспомню я, что целый род людской

Привычке служит, под привычкой гнется,

То стыд берет, на эту сволочь глядя,

Что к ней и я принадлежу!

Л е п о р е л л о

Мороз

Меня теперь по коже подирает,

Когда я вспомню, чем я рисковал.

А славную мы выкинули штуку!

Ха-ха! Монахом будет дон Жуан!

Пожалуй, из монахов можно в папы!

Сеньор, когда вы сделаетесь папой,

Прошу и мне пожаловать местечко!

Д о н Ж у а н

Ты был бы инквизитором в Севилье.

Л е п о р е л л о

И строгим инквизитором, сеньор!

Иль думаете вы, я б не сумел

Безнравственность преследовать и ересь?

Пусть кто-нибудь осмелился б при мне

Жену чужую соблазнить! Пусть слово

Не в пользу б инквизиции сказал!

Будь он хоть шепетун, будь он заика,

Мне первого довольно было б слога,

Чтоб остальные отгадать. Да что тут!

Я мысль его узнал бы по глазам,

По шапке, по походке. Стой, брат, шутишь

И тотчас на костер! Мне не учиться,

Уловки все я знаю наизусть,

На все я в вашей школе насмотрелся,

Меня б не провели. А с новым платьем

И правила б я новые надел,

Вы не узнали бы меня!

Д о н Ж у а н

Не первым

И не последним был бы ты. Однако

Меня проделка эта развлекла,

А то с утра еще мне было как-то

Особенно и скучно и досадно.

Скорей, скорей прожить мне эту жизнь

И весело пробиться до конца!

Эй, Лепорелло! Весь чтобы дворец

Был освещен, чтоб музыка гремела

И чтоб вино всю ночь лилось рекой!

Мы на рассвете подымаем якорь!

НОЧЬ. ОТКРЫТАЯ ГАЛЕРЕЯ У МОРЯ

В глубине видны мачты фелуки. Великолепное освещение и

музыка. За убранными столами сидят пираты. Гости сходятся

со всех сторон.

Д о н Ж у а н

Всех звать ко мне! Все дорогие гости!

Прошу моих соседей веселиться

И быть как дома!

(К музыкантам.)

Эй, играть фанданго!

Музыка и танцы.

(К Боабдилу.)

Никто из крейсеров вас не заметил?

Б о а б д и л

Никто, сеньор. Мы подошли к дворцу,

Когда уж все стемнело. Эти псы

Подозревать не могут ничего.

Им виден с моря блеск дворцовых окон

И музыка веселая слышна;

А убежать готовится не так,

Чья голова обречена на плаху!

Д о н Ж у а н

Чтоб праздник наш и наше освещенье

Казались им еще великолепней,

Перед отплытьем я зажгу дворец

Пусть это будет также утешеньем

Соотчичам моим, что не могли

Они Жуана сжечь. Но время терпит,

Я вдаль плыву, и требует учтивость

Спеть что-нибудь в честь родины моей!

(Берет гитару, строит ее и поет, глядя на море.)

Мирно ночь благовонная

Опустилась окрест,

На излучины сонные

Смотрят тысячи звезд;

Волн влюбленных лобзания

Раздаются кругом,

Тихо дремлет Испания

Упоительным сном.

Но нередко, прелестницу

Покидая средь сна,

Я изменою лестницу

Укреплял у окна.

Так и наш, о Испания,

Я кончаю союз

И с тобой, без прощания,

Навсегда расстаюсь!

Л е п о р е л л о

(тихо к дон Жуану)

Сеньор, два слова! Слова два, не боле!

Д о н Ж у а н

(не обращая на него внимания,

переходит в другой тон и продолжает)

То, что снилося мне, того нет наяву!

Кто мне скажет, зачем, для чего я живу?

Кто мне смысл разгадает загадки?

Смысла в ней беспокойной душой не ищи,

Но, как камень, сорвавшись с свистящей

пращи,

Так лети все вперед, без оглядки!

Невозможен мне отдых! Несносен покой!

Уж я цели нигде не ищу никакой,

Жизнь надеждой мою не украшу!

Не упился я ею, как крепким вином,

Но зато я, смеясь, опрокинул вверх дном

Бесполезно шипящую чашу!

Л е п о р е л л о

(на ухо дон Жуану)

Сеньор, здесь маскированная дама

Желает с вами говорить!

Д о н Ж у а н

Проси!

Люблю всегда я новые знакомства.

Не много времени осталось мне,

Но приключенье кстати на отъезде!

Л е п о р е л л о

Пожалуйста, сеньор, поосторожней!

Не забывайте, что у жен мужья;

Хотя, признаться, было бы недурно,

Чтоб женщины замужние все были,

А все б мужчины были холостые!

Д о н Ж у а н

Иди, болтун, проси ее сюда!

Донна Анна подходит, в маске.

Д о н Ж у а н

(идет к ней навстречу)

Сеньора, как я счастлив...

Д о н н а А н н а

(снимая маску)

Дон Жуан...

Д о н Ж у а н

(отступая)

Вы? Вы? Возможно ль?

(В сторону.)

Как она бледна!

Д о н н а А н н а

Я навсегда пришла проститься с вами...

Услышьте умирающей слова...

В моей душе нет более упреков,

Я вас пришла предостеречь.

Д о н Ж у а н

Сеньора...

Д о н н а А н н а

Мой срок короток... Я должна спешить...

Послушайте внимательно меня:

Спасенья дверь для вас еще открыта,

Но скоро будет поздно, дон Жуан...

Я, перед смертью, вижу вашу участь!

Д о н Ж у а н

Сеньора, что за речи? И зачем

Вам без нужды о смерти помышлять?

Д о н н а А н н а

Надеюсь, вы не думали, что я

Жива останусь, дон Жуан?

Д о н Ж у а н

Сеньора,

Быть может, вас тревожат спасенья...

Но будьте без боязни. Честь моя

Мне обо всем велит хранить молчанье,

А если б кто дерзнул подозревать

Его молчать заставит эта шпага!

Д о н н а А н н а

Оставьте, дон Жуан. Такие речи

Теперь уж неуместны. Боже мой,

Как все мне стало ясно и понятно!

С моих очей как будто спал туман,

И без труда я различаю нить

Запутанных событий и дорогу,

Которой вы к погибели пришли.

То, что случилось и что скоро будет,

Теперь я разом обнимаю. Время,

Мне кажется, исчезло для меня

И вечность началась. Я ошибалась,

Когда вас обвиняла беспощадно;

Преступной жизни вашей, дон Жуан,

Найдутся, я надеюсь, объясненья,

Которые смягчат господень суд,

Но вы спасетесь только покаяньем!

Д о н Ж у а н

(про себя)

Она теперь вступила в период

Раскаянья и мыслей религьозных!

Но как идут к ней эти угрызенья!

Исчезла гордость с бледного чела,

И грусть на нем явилась неземная...

Вся набожно отдавшися Мадонне,

Она теперь не знает и сама,

Как живописно с гребня кружевное

Ей падает на плечи покрывало...

Нет, право, никогда еще досель

Я не видал ее такой прекрасной!

Д о н н а А н н а

Покайтесь, дон Жуан! Еще не поздно!

Я знаю, что в вас веру погубило:

Искали вы блаженства - есть оно!

Но на земле гналися вы напрасно

За тем, что только в небе суждено.

Д о н Ж у а н

(про себя)

Несчастная вдалася в мистицисм!

Но взгляд ее и голос музыкальный

Предательски меня обворожают...

Не думал я вчера, как мы расстались,

Что продолжится чувств моих обман!

Д о н н а А н н а

О, если в вашей жизни, дон Жуан,

Хоть что-нибудь вам было свято - если

Кого-нибудь хоть раз любили вы,

О дон Жуан, воспоминаньем этим

Я вас молю!

Д о н Ж у а н

(про себя)

Еще единый миг

И я паду к ее ногам. Рассудок

Уж начинаю я терять. Нет, нет!

Прочь глупый бред! Опомнись, дон Жуан!

(К донне Анне.)

Осмелюсь ли вам предложить, сеньора,

Участье в нашем празднике принять?

Д о н н а А н н а

Несчастный! Ослепленный! Боже, боже!

Прости ему! Услышь молитву той,

Которая свою сгубила душу!

Я ухожу... Пора... Я умираю...

Уходит. Боабдил подходит к дон Жуану.

Б о а б д и л

Уже светлеет небо на востоке,

Нам время плыть. Мы ждем!

Д о н Ж у а н

(в раздумье)

Она сказала:

"Я умираю..." Вздор! Не может быть!

Однако, если... если в самом деле

Она решилась на самоубийство?

(К прислуге.)

Бежать за ней! Догнать ее сейчас!

Следить за ней! Не выпускать из вида!

Лепорелло убегает.

Б о а б д и л

Пора, пора! Когда мы опоздаем,

Галеры все погонятся за нами!

Д о н Ж у а н

Зачем мое так больно сжалось сердце?

Ужели вправду я ее люблю?

Б о а б д и л

(топая ногой)

Скорей, сеньор! Мои матросы ропщут!

Д о н Ж у а н

(опомнясь)

Ступайте к черту. Подымайте якорь.

Я остаюсь. Дарю тебе фелуку.

Б о а б д и л

В уме ли вы, сеньор? А инквизицья?

Д о н Ж у а н

Что мне до инквизиции, до смерти,

Когда, быть может, вправду я люблю!

Б о а б д и л

(в сторону)

Нет, он с ума сошел. С ним погибать

Нам не приходится.

(К пиратам.)

Эй, на фелуку!

Суматоха между пиратами. Гости расходятся, зала пустеет.

Д о н Ж у а н

(в сильном волнении)

О, если я не брежу! Если вправду

Люблю ее любовью настоящей!

Как будто от ее последних слов

Отдернулася предо мной завеса,

И все иначе вижу я теперь...

Когда она так ясно повторила,

Что хочет умереть, во мне как будто

Оборвалбся что-то; словно я

Удар кинжалом в сердце получил

Еще доселе, длится это чувство...

Что ж это, если не любовь? Каким

Моя душа исполнилась волненьем?

Сомнения исчезли без следа...

Я снова верю, как в былые дни...

О, я с ума сойду от счастья! Я...

О боже, боже! Я люблю ее!

Люблю тебя! Я твой, о донна Анна!

Ко мне! Я твой! Ко мне! Люблю, люблю!

Бежит и вдруг останавливается как вкопанный. Лампы гаснут.

Входит статуя командора.

С т а т у я

Ты звал меня на ужин, дон Жуан,

Я здесь.

Д о н Ж у а н

Во сне ли я иль наяву?

С т а т у я

Молись.

Д о н Ж у а н

Не может быть! Неправда! Сон!

Не он стоит из камня предо мной

Воображенье мне на ум приводит

Убитого отца! Прочь, призрак! Прочь!

Статуя стоит неподвижно. Молчание.

Спирается дыханье... Бьются жилы...

Рассудок мой туманится...

С т а т у я

Молись.

Д о н Ж у а н

В ушах шумит... Темнеет зренье... Прочь!

Прочь! Пропусти меня! Где донна Анна?

С т а т у я

Молись.

Д о н Ж у а н

Где донна Анна?

С т а т у я

Отравилась.

Д о н Ж у а н

(хватаясь за сердце)

О, что со мною?

С т а т у я

Ты любил ее.

Д о н Ж у а н

Остыла кровь, и сердце холодеет!

С т а т у я

Подумай о душе.

Д о н Ж у а н

(воспрянув от цепенения)

Смерть и проклятье!

К чему душа, когда любовь погибла!

Теперь мне боле нечего терять

И смерть и ад на бой я вызываю!

Бросается со шпагой на статую. Шпага ломается. Молчание.

С т а т у я

Твой час пробил.

Д о н Ж у а н

(в отчаянии)

Любил я! Горе, горе!

В нее поверив, я поверил в бога,

Но поздно! Все погибло с нею - все,

И злее прежних эта злая шутка!

С т а т у я

В последний раз, молися.

Д о н Ж у а н

(в бешенстве)

Не хочу!

Кляну молитву, рай, блаженство, душу

И как в безверье я не покорялся,

Так, верящий, теперь не покорюсь!

С т а т у я

(касаясь рукою дон Жуана)

Погибни ж, червь.

Д у х и

(являются с неба)

Назад, слепая сила!

Оставь того, кто верует и любит!

С а т а н а

(вырастает из земли)

Он мой! Отверг он покаянье!

Он богохульствует! Он мой!

Д у х и

Его спасет любви сознанье,

Не кончен путь его земной!

С а т а н а

Нет, это против договора!

Уж ад над ним разинул пасть!

Хватай его, статуя командора,

Как исполнительная власть!

Статуя стоит неподвижно.

Меж, двух начальств колеблется усердье,

И преданность вдруг чувствует зазор?

Хватай его назло земле и тверди

Иль провались, булыжный командор!

Статуя проваливается. Духи становятся между Сатаной

и дон Жуаном, который падает в обморок. Сатана исчезает.

Д у х и

Пути творца необъяснимы,

Его судеб таинствен ход.

Всю жизнь обманами водимый

Теперь к сознанию придет!

Любовь есть сердца покаянье,

Любовь есть веры ключ живой,

Его спасет любви сознанье,

Не кончен путь его земной!

(Исчезают.)

Утро. Дон Жуан лежит на кровати без чувств.

Лепорелло старается привести его в память.

Л е п о р е л л о

Сеньор! Очнитесь! Добрые известья!

Очнитеся, сеньор!

(В сторону.)

С чего вчера

Он в обморок упал?

Д о н Ж у а н

(приходит в себя)

Тяжелый сон!

Ужасные во мне воспоминанья

Остались от него.

(Увидя Лепорелло.)

Ты здесь?

Л е п о р е л л о

Да, да,

Я с вами, здесь, и радостную новость

Я вам принес: во-первых, та галера...

Д о н Ж у а н

(вскакивая с кровати)

Где донна Анна?

Л е п о р е л л о

(пожимая плечами)

Кончена исторья!

Близ нашей виллы труп ее нашли,

Но слушайте известия, сеньор:

Во-первых, та галера, на которой

Плыл дон Йеронимо, разбита бурей,

И сам он потонул; а во-вторых,

Все члены Sant' officio сменены.

На место их назначены другие,

И ваш процесс покамест прекращен.

Вы можете свое обделать дело.

Да, да, сеньор, позвольте вас поздравить!

Д о н Ж у а н

(в изнеможении опускаясь в кресла)

Она погибла. Это был не сон.

Изо всего, что в эту ночь случилось,

Мне ясно лишь одно: она погибла!

Все остальное, может быть, мечта

Но это правда!

Л е п о р е л л о

Стоит ли, сеньор,

Так долго размышлять об этом? Право,

Как будто это первый случай с нами?

Д о н Ж у а н

(в раздумье)

Я мнил восстать как ангел-истребитель,

Войну хотел я жизни объявить

И вместе с ложью то, что было чисто,

Светло как день, как истина правдиво,

В безумии ногами я попрал!

Л е п о р е л л о

Что ж делать! Вы отыщете другую.

От вас зависит снова закутить!

Д о н Ж у а н

Закон вселенной - это равновесье.

Возмездьями лишь держится она.

Но чем вознаградить что я разрушил?

Л е п о р е л л о

На вашем месте я б сейчас в Севилью

Отправился, и прерванные связи б

Связал опять, да золота побольше

Рассыпал бы направо и налево!

Д о н Ж у а н

Как я был слеп! Как счастье было близко!

Л е п о р е л л о

Сеньор, развеселитесь! Ей же богу,

Я вас не узнаю.

Д о н Ж у а н

Чем кончу я?

Искать любви мне боле невозможно,

А жизни мстить я право потерял.

Убить себя? То было бы легко:

Несостоятельные должники

Выходят часто так из затрудненья;

Но этим долга выплатить нельзя

Я должен жить. Я умереть не смею!

Л е п о р е л л о

Храни нас бог! Зачем нам умирать!

Давайте жить, сеньор, и веселиться!

Д о н Ж у а н

Я должен жить. И жаль, что слишком скоро

Меня избавит смерть от этой муки.

О, если б мог я вечно, вечно жить!

Л е п о р е л л о

По крайней мере, сколько можно доле.

Теперь, сеньор, нам нечего бояться!

Теперь все трын-трава!

Д о н Ж у а н

Оставь меня.

Лепорелло уходит; доy Жуан облокачивается на стол

и закрывает лицо руками.

ЭПИЛОГ

МОНАСТЫРЬ БЛИЗ СЕВИЛЬИ

Престарелый настоятель сидит в креслах.

Перед ним стоит монах.

Н а с т о я т е л ь

Как чувствует себя больной?

М о н а х

Отец мой,

Все в том же положенье брат Жуан:

Болезни в нем совсем почти не видно,

Но с каждым часом пульс его слабей.

Н а с т о я т е л ь

Душевная болезнь его снедает.

Раскаянья такого постоянство

Высокий есть для братии пример.

До сей поры он ходит в власянице,

Ни разу он не снял своих вериг.

Я не видал подобного смиренья!

М о н а х

Вчера к себе он призывал всю братью,

У каждого прощенья он просил

И каялся в грехах передо всеми.

Н а с т о я т е л ь

Нам исповедь его давно известна:

Владела им когда-то суета,

Шептала на ухо мирская прелесть

И нашептала много грешных дел.

Но он уж их загладил покаяньем,

А все еще покоя нет ему!

Доселе все не хочет он постричься

Достойным не находит он себя.

М о н а х

Своей он смерти чует приближенье

И нас просил, в последнюю послугу,

Похоронить его на том кладбище,

Где тело командора дон Альвара,

Убитого им некогда, лежит

И где потом была погребена

Дочь командора, донна Анна.

Н а с т о я т е л ь

Это

С уставом нашим было б несогласно.

У нас для братий общее кладбище;

Особенного места выбирать

Никто себе не волен. Впрочем, он

Не произнес последнего обета

И в этом смысле есть еще мирянин.

Да сбудется его желанье.

Д р у г о й м о н а х

(входит)

Отче,

Пожалуй в келью, брат Жуан отходит!

Слышно протяжное пение. Входят, попарно, братия

с зажженными свечами.

Х о р м о н а х о в

С нашей жизнью вечно смежная,

Вечно ищущая нас,

Смерть приходит, неизбежная,

В каждый день и в каждый час.

Благо, благо недремавшему,

Мирно гостью ожидавшему,

Неусыпно посылавшему

К небесам молящий глас!

Н а с т о я т е л ь

(вставая)

Подайте мне мой посох. И сказать,

Чтобы в отходный колокол звонили.

Х о р м о н а х о в

В это страшное мгновение

Ты услышь его, господь!

Дай ему успокоение,

Дай последнее мучение

Упованьем побороть!

Мысли прежние, крамольные,

Обращенному прости,

Отыми земное, дольное,

Дай успение безбольное

И невольное и вольное

Прегрешенье отпусти!

Раздаются мерные удары отходного колокола.

Мы моление соборное

Ныне шлем к тебе, господь;

В жизни - доли непокорная,

Скоро прахом будет плоть,

В дни былые дерзновенного

Скоро кончится борьба;

Ты ж помилуй сокрушенного,

Ныне верою смиренного,

В вечный мир от мира бренного

Отходящего раба!

Процессия уходит, попарно, вслед за настоятелем.

Слышно постепенно удаляющееся пение, сопровождаемое

колокольным звоном.

1859-1860

ПЕРЕВОДЫ

Джордж Гордон Байрон

* * *

Ассирияне шли как на стадо волки,

В багреце их и в злате сияли полки;

И без счета их копья сверкали окрест,

Как в волнах галилейских мерцание звезд.

Словно листья дубравные в летние дни,

Еще вечером так красовались они;

Словно листья дубравные в вихре зимы,

Их к рассвету лежали развеяны тьмы.

Ангел смерти лишь на ветер крылья простер

И дохнул им в лицо, и померкнул их взор,

И на мутные очи пал сон без конца,

И лишь раз поднялись и остыли сердца.

Вот расширивший ноздри повергнутый конь,

И не пышет из них гордой силы огонь,

И как хладная влага на бреге морском,

Так предсмертная пена белеет на нем.

Вот и всадник лежит, распростертый во прах,

На броне его ржа и роса на власах,

Безответны шатры, у знамен ни раба,

И не свищет копье, и не трубит труба.

И Ассирии вдов слышен плач на весь мир.

И во храме Ваала низвержен кумир,

И народ, не сраженный мечом до конца,

Весь растаял как снег перед блеском творца.

Сентябрь 1856

* * *

Неспящих солнце! Грустная звезда!

Как слезно луч мерцает твой всегда!

Как темнота при нем еще темней!

Как он похож на радость прежних дней!

Так светит прошлое нам в жизненной ночи,

Но уж не греют нас бессильные лучи;

Звезда минувшего так в горе мне видна;

Видна, но далека - светла, но холодна!

Сентябрь 1856

Андре Шенье

* * *

Крылатый бог любви, склоняся над сохой,

Оратаем идет за взрезанной браздой;

Впряженные тельцы его послушны воле;

Прилежною рукой он засевает поле

И, дерзкий взгляд подняв, к властителю небес

Взывает: "Жатву ты блюди мою, Зевес!

Не то, к Европе страсть опять в тебе волнуя,

В ярмо твою главу мычащую нагну я!"

Осень 1856

* * *

Вот он, низийский бог, смиритель диких стран,

Со взглядом девственным и гроздием венчан,

Влекомый желтым львом и барсом многоцветным,

Обратный держит путь к садам своим заветным!

Осень 1856

* * *

Ко мне, младой Хромид, смотри, как я

прекрасна!

О юноша, тебя я полюбила страстно!

Диане равная, когда, в закате дня,

Я шла, потупя взор, с восторгом на меня

Глядели пастухи, друг друга вопрошая:

"То смертная ль идет иль дева неземная?

Неэра, не вверяй себя морским волнам,

Не то богинею ты станешь, и пловцам

Придется в бурю звать, к стерну теряя веру,

Фетиду белую и белую Неэру!"

Осень 1856

* * *

Супруг блудливых коз, нечистый и кичливый,

Узрев, что к ним сатир подкрался похотливый,

И чуя в нем себе опасного врага,

Вздыбяся, изловчил ревнивые рога.

Сатир склоняет лоб - и стук их ярой встречи

Зефиры по лесам, смеясь, несут далече.

Осень 1856

* * *

Багровый гаснет день; толпится за оградой

Вернувшихся телиц недоеное стадо.

Им в ясли сочная навалена трава,

И ждут они, жуя, пока ты, рукава

По локоть засучив и волосы откинув,

Готовишь звонкий ряд расписанных кувшинов.

Беспечно на тебя ленивые глядят,

Лишь красно-бурой той, заметь, неласков взгляд;

В глазах ее давно сокрытая есть злоба,

Недаром от других она паслась особо;

Но если вместе мы к строптивой подойдем

И ноги сильные опутаем ремнем,

Мы покорим ее, и под твоей рукою

Польется молоко журчащею струею.

Осень 1856

* * *

Я вместо матери уже считаю стадо,

С отцом ходить в поля теперь моя отрада,

Мы трудимся вдвоем. Я заставляю медь

Весной душистою на пчельнике звенеть;

С царицею своей, услыша звук тяжелый,

Во страхе улететь хотят младые пчелы,

Но, новой их семье готовя новый дом,

Сильнее всe в тазы мы кованые бьем,

И вольные рои, испуганные нами,

Меж зелени висят жужжащими гроздами.

Осень 1856

Иоганн Вольфганг Гете

БОГ И БАЯДЕРА

ИНДИЙСКАЯ ЛЕГЕНДA

Магадев, земли владыка,

К нам в шестой нисходит раз,

Чтоб от мала до велика

Самому изведать нас;

Хочет в странствованье трудном

Скорбь и радость испытать,

Чтоб судьею правосудным

Нас карать и награждать.

Он, путником город обшедши усталым,

Могучих проникнув, прислушавшись к малым,

Выходит в предместье свой путь продолжать.

Вот стоит под воротами,

В шелк и в кольца убрана,

С насурмлекными бровями,

Дева падшая одна.

"Здравствуй, дева!"- "Гость, не в меру

Честь в привете мне твоем!"

"Кто же ты?"- "Я баядера,

И любви ты видишь дом!"

Гремучие бубны привычной рукою,

Кружась, потрясает она над собою

И, стан изгибая, обходит кругом.

И, ласкаясь, увлекает

Незнакомца на порог:

"Лишь войди, и засияет

Эта хата как чертог;

Ноги я твои омою,

Дам приют от солнца стрел,

Освежу и успокою,

Ты устал и изомлел!"

И мнимым страданьям она помогает,

Бессмертный с улыбкою все примечает,

Он чистую душу в упадшей прозрел.

Как с рабынею, сурово

Обращается он с ней,

Но она, откинув ковы,

Все покорней и нежней,

И невольно, в жажде вящей

Унизительных услуг,

Чует страсти настоящей

Возрастающий недуг.

Но ведатель глубей и высей вселенной,

Пытуя, проводит ее постепенно

Чрез негу, и страх, и терзания мук.

Он касается устами

Расписных ее ланит

И нежданными слезами

Лик наемницы облит;

Пала ниц в сердечной боли,

И не надо ей даров,

И для пляски нету воли,

И для речи нету слов.

Но солнце заходит, и мрак наступает,

Убранное ложе чету принимает,

И ночь опустила над ними покров.

На заре, в волненье странном,

Пробудившись ото сна,

Гостя мертвым, бездыханным

Видит с ужасом она.

Плач напрасный! Крик бесплодный!

Совершился рока суд,

И брамины труп холодный

К яме огненной несут.

И слышит она погребальное пенье,

И рвется, и делит толпу в исступленье...

"Кто ты? Чего хочешь, безумная, тут?"

С воплем ринулась на землю

Пред возлюбленным своим:

"Я супруга прах объемлю,

Я хочу погибнуть с ним!

Красота ли неземная

Станет пеплом и золой?

Он был мой в лобзаньях рая,

Он и в смерти будет мой!"

Но стих раздается священного хора:

"Несем мы к могиле, несем без разбора

И старость и юность с ее красотой!

Ты ж ученью Брамы веруй:

Мужем не был он твоим,

Ты зовешься баядерой

И не связана ты с ним.

Только женам овдовелым

Честь сожженья суждена,

Только тень идет за телом,

А за мужем лишь жена.

Раздайтеся, трубы, кимвалы, гремите,

Вы в пламени юношу, боги, примите,

Примите к себе от последнего сна!"

Так, ее страданья множа,

Хор безжалостно поет,

И на лютой смерти ложе,

В ярый огнь, она падет;

Но из пламенного зева

Бог поднялся, невредим,

И в его объятьях дева

К небесам взлетает с ним.

Раскаянье грешных любимо богами,

Заблудших детей огневыми руками

Благие возносят к чертогам своим.

Август-сентябрь 1867

КОРИНФСКАЯ НЕВЕСТА

Из Афин в Коринф многоколонный

Юный гость приходит, незнаком,

Там когда-то житель благосклонный

Хлеб и соль водил с его отцом;

И детей они

В их младые дни

Нарекли невестой с женихом.

Но какой для доброго приема

От него потребуют цены?

Он - дитя языческого дома,

А они - недавно крещены!

Где за веру спор,

Там, как ветром сор,

И любовь и дружба сметены!

Вся семья давно уж отдыхает,

Только мать одна еще не спит,

Благодушно гостя принимает

И покой отвесть ему спешит;

Лучшее вино

Ею внесено,

Хлебом стол и яствами покрыт.

И, простясь, ночник ему зажженный

Ставит мать, но ото веех тревог

Уж усталый он и полусонный,

Без еды, не раздеваясь, лег,

Как сквозь двери тьму

Движется к нему

Странный гость бесшумно на порог.

Входит дева медленно и скромно,

Вся покрыта белой пеленой:

Вкруг косы ее, густой и темной,

Блещет венчик черно-золотой.

Юношу узрев,

Стала, оробев,

С приподнятой бледною рукой.

"Видно, в доме я уже чужая,

Так она со вздохом говорит,

Что вошла, о госте сем не зная,

И теперь меня объемлет стыд;

Спи ж спокойным сном

На одре своем,

Я уйду опять в мой темный скит!"

"Дева, стой,- воскликнул он,- со мною

Подожди до утренней поры!

Вот, смотри, Церерой золотою,

Вакхом вот посланные дары;

А с тобой придет

Молодой Эрот,

Им же светлы игры и пиры!"

"Отступи, о юноша, я боле

Непричастна радости земной;

Шаг свершен родительскою волей:

На одре болезни роковой

Поклялася мать

Небесам отдать

Жизнь мою, и юность, и покой!

И богов веселых рой родимый

Новой веры сила изгнала,

И теперь царит один незримый,

Одному распятому хвала!

Агнцы боле тут

Жертвой не падут,

Но людские жертвы без числа!"

И ее он взвешивает речи:

"Неужель теперь, в тиши ночной,

С женихом не чаявшая встречи,

То стоит невеста предо мной?

О, отдайся ж мне,

Будь моей вполне,

Нас венчали клятвою двойной!"

"Мне не быть твоею, отрок милый,

Ты мечты напрасной не лелей,

Скоро буду взята я могилой,

Ты ж сестре назначен уж моей;

Но в блаженном сне

Думай обо мне,

Обо мне, когда ты будешь с ней!"

"Нет, да светит пламя сей лампады

Нам Гимена факелом святым,

И тебя для жизни, для отрады

Уведу к пенатам я моим!

Верь мне, друг, о верь,

Мы вдвоем теперь

Брачный пир нежданно совершим!"

И они меняются дарами:

Цепь она спешит златую снять,

Чашу он с узорными краями

В знак союза хочет ей отдать;

Но она к нему:

"Чаши нe приму,

Лишь волос твоих возьму я прядь!"

Полночь бьет - и взор доселе хладный

Заблистал, лицо оживлено,

И уста бесцветные пьют жадно

С темной кровью схожее вино;

Хлеба ж со стола

Вовсе не взяла,

Словно ей вкушать запрещено.

И фиал она ему подносит,

Вместе с ней он ток багровый пьет,

Но ее объятий как ни просит,

Все она противится - и вот,

Тяжко огорчен,

Пал на ложе он

И в бессильной страсти слезы льет.

И она к нему, ласкаясь, села:

"Жалко мучить мне тебя, но, ах,

Моего когда коснешься тела,

Неземной тебя охватит страх:

Я как снег бледна,

Я как лед хладна,

Не согреюсь я в твоих руках!"

Но, кипящий жизненною силой,

Он ее в объятья заключил:

"Ты хотя бы вышла из могилы,

Я б согрел тебя и оживил!

О, каким вдвоем

Мы горим огнем,

Как тебя мой проникает пыл!"

Все тесней сближает их желанье,

Уж она, припав к нему на грудь,

Пьет его горячее дыханье

И уж уст не может разомкнуть.

Юноши любовь

Ей согрела кровь,

Но не бьется сердце в ней ничуть.

Между тем дозором поздним мимо

За дверьми еще проходит мать,

Слышит шум внутри необъяснимый

И его старается понять:

То любви недуг,

Поцелуев звук,

И еще, и снова, и опять!

И недвижно, притаив дыханье,

Ждет она - сомнений боле нет

Вздохи, слезы, страсти лепетанье

И восторга бешеного бред:

"Скоро день - но вновь

Нас сведет любовь!"

"Завтра вновь!"- с лобзаньем был ответ.

Доле мать сдержать не может гнева,

Ключ она свой тайный достает:

"Разве есть такая в доме дева,

Что себя пришельцам отдает?"

Так возмущена,

Входит в дверь она

И дитя родное узнает.

И, воспрянув, юноша с испугу

Хочет скрыть завесою окна,

Покрывалом хочет скрыть подругу;

Но, отбросив складки полотна,

С ложа, вся пряма,

Словно не сама,

Медленно подъемлется она.

"Мать, о мать, нарочно ты ужели

Отравить мою приходишь ночь?

С этой теплой ты меня постели

В мрак и холод снова гонишь прочь?

И с тебя ужель

Мало и досель,

Что свою ты схоронила дочь?

Но меня из тесноты могильной

Некий рок к живущим шлет назад,

Ваших клиров пение бессильно,

И попы напрасно мне кадят;

Молодую страсть

Никакая власть,

Ни земля, ни гроб не охладят!

Этот отрок именем Венеры

Был обещан мне от юных лет,

Ты вотще во имя новой веры

Изрекла неслыханный обет!

Чтоб его принять,

В небесах, о мать,

В небесах такого бога нет!

Знай, что смерти роковая сила

Не могла сковать мою любовь,

Я нашла того, кого любила,

И его я высосала кровь!

И, покончив с ним,

Я пойду к другим,

Я должна идти за жизнью вновь!

Милый гость, вдали родного края

Осужден ты чахнуть и завять,

Цепь мою тебе передала я,

Но волос твоих беру я прядь.

Ты их видишь цвет?

Завтра будешь сед,

Русым там лишь явишься опять!

Мать, услышь последнее моленье,

Прикажи костер воздвигнуть нам,

Свободи меня из заточенья,

Мир в огне дай любящим сердцам!

Так из дыма тьмы

В пламе, в искрах мы

К нашим древним полетим богам!"

Август-сентябрь 1867

* * *

Радость и горе, волнение дум,

Сладостной мукой встревоженный ум,

Трепет восторга, грусть тяжкая вновь,

Счастлив лишь тот, кем владеет любовь!

Август 1870

* * *

Трещат барабаны, и трубы гремят,

Мой милый в доспехе ведет свой отряд,

Готовится к бою, командует строю,

Как сильно забилось вдруг сердце мое.

Ах, если б мне дали мундир и ружье!

Пошла бы отважно я с другом моим,

По областям шла бы повсюду я с ним,

Врагов отражает уж наша пальба

О, сколько счастлива мужчины судьба!

Август 1870

Генрих Гейне

* * *

Безоблачно небо, нет ветру с утра,

В большом затрудненье торчат флюгера:

Уж как ни гадают, никак не добьются,

В которую сторону им повернуться?

Осень 1856 (?)

* * *

У моря сижу на утесе крутом,

Мечтами и думами полный.

Лишь ветер, да тучи, да чайки кругом,

Кочуют и пенятся волны.

Знавал и друзей я, и ласковых дев

Их ныне припомнить хочу я:

Куда вы сокрылись? Лишь ветер, да рев,

Да пенятся волны, кочуя.

Осень 1856 (?)

* * *

Из вод подымая головку,

Лилея в раздумье глядит;

С высот улыбаяся, месяц

К ней тихой любовью горит.

Лилея стыдливо склонила

Головку на зеркало вод,

А он уж у ног ее, бедный,

Трепещет и блеск свой лиет.

Осень 1856 (?)

РИЧАРД ЛЬВИНОЕ СЕРДЦЕ

В пустынной дубраве несется ездок,

В роскошном лесистом ущелье,

Поет, и смеется, и трубит он в рог,

В душе и во взоре веселье.

Он в крепкую броню стальную одет,

Знаком его меч сарацинам,

То Ричард, Христовых то воинов цвет,

И Сердцем зовут его Львиным.

"Здорово, король наш!- лепечут листы

И плюща зеленые стены,

Здорово, король наш! Мы рады, что ты

Ушел из австрийского плена!"

Дышать на свободе привольно ему,

Он чует свое возрожденье,

И душную он вспоминает тюрьму,

И шпорит коня в упоенье.

[1868]

* * *

Обнявшися дружно, сидели

С тобою мы в легком челне,

Плыли мы к неведомой цели

По морю при тусклой луне.

И виден, как сквозь покрывало,

Был остров таинственный нам,

Светилося все, и звучало,

И весело двигалось там.

И так нас к себе несдержимо

Звало и манило вдали,

А мы - безутешно мы мимо

По темному морю плыли.

[1868]

* * *

Довольно! Пора мне забыть этот вздор,

Пора мне вернуться к рассудку!

Довольно с тобой, как искусный актер,

Я драму разыгрывал в шутку!

Расписаны были кулисы пестро,

Я так декламировал страстно,

И мантии блеск, и на шляпе перо,

И чувства - все было прекрасно.

Но вот, хоть уж сбросил я это тряпье,

Хоть нет театрального хламу,

Доселе болит еще сердце мое,

Как будто играю я драму.

И что я поддельною болью считал,

То боль оказалась живая

О боже, я раненый насмерть играл,

Гладьятора смерть представляя!

1868

Георг Гервег

* * *

Хотел бы я угаснуть, как заря,

Как алые отливы небосклона;

Как зарево вечернее горя,

Я бы хотел излиться в божье лоно.

Я бы хотел, как светлая звезда,

Зайти, блестя в негаснущем мерцанье.

Я утонуть хотел бы без следа

Во глубине лазурного сиянья.

Пускай бы смерть моя была легка

И жизнь моя так тихо уходила,

Как легкий запах вешнего цветка,

Как синий дым, бегущий от кадила.

И как летит от арфы слабый звон,

В пределах дальних тихо замирая,

Так, от земной темницы отрешен,

Я б улететь хотел к родному краю.

Нет, не зайдешь ты светлою звездой,

Ты не угаснешь, заревом пылая,

Не как цветок умрешь ты полевой,

Не улетишь, звеня, к родному краю.

Угаснешь ты, но грозная рука

Тебя сперва безжалостно коснется;

Природы смерть спокойна и легка

На части сердце, умирая, рвется!

1856 или 1857 (?)

Шотландская народная поэзия

ЭДВАРД

НАРОДНАЯ ШОТЛАНДСКАЯ БАЛЛАДА

1

"Чьей кровию меч ты свой так обагрил?

Эдвард, Эдвард?

Чьей кровию меч ты свой так обагрил?

Зачем ты глядишь так сурово?"

"То сокола я, рассердяся, убил,

Мать моя, мать,

То сокола я, рассердяся, убил,

И негде добыть мне другого!"

2

"У сокола кровь так красна не бежит,

Эдвард, Эдвард!

У сокола кровь так красна не бежит,

Твой меч окровавлен краснее!"

"Мой конь красно-бурый был мною убит,

Мать моя, мать!

Мой конь красно-бурый был мною убит,

Тоскую по добром коне я!"

3

"Конь стар у тебя, эта кровь не его,

Эдвард, Эдвард!

Конь стар у тебя, эта кровь не его,

Не то в твоем сумрачном взоре!"

"Отца я сейчас заколол моего,

Мать моя, мать!

Отца я сейчас заколол моего,

И лютое жжет меня горе!"

4

"А грех чем тяжелый искупишь ты свой,

Эдвард, Эдвард?

А грех чем тяжелый искупишь ты свой?

Чем сымешь ты с совести ношу?"

"Я сяду в ладью непогодой морской,

Мать моя, мать!

Я сяду в ладью непогодой морской,

И ветру все парусы брошу!"

5

"А с башней что будет и с домом твоим,

Эдвард, Эдвард?

А с башней что будет и с домом твоим,

Ладья когда в море отчалит?"

"Пусть ветер и буря гуляют по ним,

Мать моя, мать!

Пусть ветер и буря гуляют по ним,

Доколе их в прах не повалят!"

6

"Что ж будет с твоими с детьми и с женой,

Эдвард, Эдвард?

Что ж будет с твоими с детьми и с женой

В их горькой, беспомощной доле?"

"Пусть по миру ходят за хлебом с сумой,

Мать моя, мать!

Пусть по миру ходят за хлебом с сумой,

Я с ними не свижуся боле!"

7

"А матери что ты оставишь своей,

Эдвард, Эдвард?

А матери что ты оставишь своей,

Тебя что у груди качала?"

"Проклятье тебе до скончания дней,

Мать моя, мать!

Проклятье тебе до скончания дней,

Тебе, что мне грех нашептала!"

Конец 1871

ДЕТСКИЕ И ЮНОШЕСКИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

СКАЗКА ПРО КОРОЛЯ И ПРО МОНАХА

Жил-был однажды король, и с ним жила королева,

Оба любили друг друга, и всякий любил их обоих.

Правда, и было за что их любить; бывало, как выйдет

В поле король погулять, набьет он карман пирогами,

Бедного встретит - пирог! "На, брат,- говорит,- на

здоровье!"

Бедный поклонится в пояс, а тот пойдет себе дальше.

Часто король возвращался с пустым совершенно

карманом.

Также случалось порой, что странник пройдет через

город,

Тотчас за странником шлет королева своих скороходов.

"Гей,- говорит,- скороход! Скорей вы его воротите!"

Тот воротится в страхе, прижмется в угол прихожей,

Думает, что-то с ним будет, уж не казнить привели ли?

АН совсем не казнить! Ведут его к королеве.

"Здравствуйте, братец,- ему говорит королева,

присядьте.

Чем бы попотчевать вас? Повара, готовьте закуску!"

Вот повара, поварихи и дети их, поваренки,

Скачут, хлопочут, шумят, и варят, и жарят закуску.

Стол приносят два гайдука с богатым прибором.

Гостя сажают за стол, а сами становятся сзади.

Странник садится, жует да, глотая, вином запивает,

А королева меж тем бранит и порочит закуску:

"Вы,- говорит,- на нас не сердитесь, мы люди простые.

Муж ушел со двора, так повара оплошали!"

Гость же себе на уме: "Добро, королева, спасибо!

Пусть бы везде на дороге так плохо меня угощали!"

Вот как жили король с королевой, и нечего молвить,

Были они добряки, прямые, без всяких претензий...

Кажется, как бы, имея такой счастливый характер,

Им счастливым не быть на земле? Ан вышло иначе!

Помнится, я говорил, что жители все королевства

Страх короля как любили. Все! Одного исключая!

Этот один был монах, не такой, как бывают монахи,

Смирные, скромные, так что и громкого слова не молвят.

Нет, куда! Он первый был в королевстве гуляка!

Тьфу ты! Ужас берет, как подумаешь, что за буян был!

А меж тем такой уж пролаз, такая лисица,

Что, пожалуй, святым прикинется, если захочет.

Дьяком он был при дворе; то есть если какие бумаги

Надобно было писать, то ему их всегда поручали.

Так как король был добряк, то и всех он считал

добряками,

Дьяк же то знал, и ему короля удалося уверить,

Что святее его на свете нет человека.

Добрый король с ним всегда и гулял, и спал, и обедал,

"Вот,- говаривал он, на плечо опираясь монаха,

Вот мой лучший друг, вот мой вернейший товарищ".

Да, хорош был товарищ! Послушайте, что он за друг

был!

Раз король на охоте, наскучив быстрою скачкой,

Слез, запыхавшись, с коня и сел отдохнуть под дубочки.

Гаркая, гукая, мимо его пронеслась охота,

Стихли мало-помалу и топот, и лай, и взыванья.

Стал он думать о разных делах в своем королевстве:

Как бы счастливее сделать народ, доходы умножить,

Податей лишних не брать, а требовать то лишь, что

можно.

Вдруг шорохнулись кусты, король оглянулся и видит,

С видом смиренным монах стоит, за поясом четки,

"Ваше величество,- он говорит,- давно мне хотелось

Тайно о важном деле с тобою молвить словечко!

Ты мой отец, ты меня и кормишь, и поишь, и кров мне

От непогоды даешь, так как тебя не любить мне!"

В ноги упал лицемер и стал обнимать их, рыдая.

Бедный король прослезился: "Вставай,- говорит он,

вставай, брат!

Все, чего хочешь, проси! Коль только можно, исполню!"

- "Нет, не просить я пришел, уж ты и так мне

кормилец!

Хочется чем-нибудь доказать мне свою благодарность.

Слушай, какую тебе я открою дивную тайну!

Если в то самое время, как кто-нибудь умирает,

Сильно ты пожелаешь, душа твоя в труп угнездится,

Тело ж на землю падет и будет лежать без дыханья.

Так ты в теле чужом хозяином сделаться можешь!"

В эту минуту олень, пронзенный пернатой стрелою,

Прямо на них налетел и грянулся мертвый об землю.

"Ну,- воскликнул монах,- теперь смотри в оба глаза".

Стал пред убитым оленем и молча вперил в него очи.

Мало-помалу начал бледнеть, потом зашатался

И без дыхания вдруг как сноп повалился на землю.

В то же мгновенье олень вскочил и проворно запрыгал,

Вкруг короля облетел, подбежал, полизал ему руку,

Стал пред монаховым телом и грянулся б землю

мертвый.

Тотчас на ноги вспрянул монах как ни в чем не бывало

Ахнул добрый король, и вправду дивная тайна!

Он в удивленье вскричал: "Как, братец, это ты сделал?"

- "Ваше величество,- тот отвечал, лишь стоит

серьезно

Вам захотеть, так и вы то же самое можете сделать!

Вот, например, посмотри: сквозь лес пробирается серна,

В серну стрелой я пущу, а ты, не теряя минуты,

В тело ее перейди, и будешь на время ты серной".

Тут монах схватил самострел, стрела полетела,

Серна прыгнула вверх и пала без жизни на землю.

Вскоре потом упал и король, а серна вскочила.

То лишь увидел монах, тотчас в королевское тело

Он перешел и рожок поднял с земли королевский.

Начал охоту сзывать, и вмиг прискакала охота.

"Гей, вы, псари!- он вскричал.- Собак спустите со

своров,

Серну я подстрелил, спешите, трубите, скачите!"

Прыгнул мнимый король на коня, залаяла стая,

Серна пустилась бежать, и вслед поскакала охота.

Долго несчастный король сквозь чащу легкою серной

Быстро бежал, наконец он видит в сторонке пещеру,

Мигом в нее он влетел, и след его псы потеряли.

Гордо на статном коне в ворота въехал изменник,

Слез на средине двора и прямо идет к королеве.

"Милая ты королева моя,- изменник вещает,

Солнце ты красное, свет ты очей моих, месяц мой ясный,

Был я сейчас на охоте, невесело что-то мне стало;

Скучно, вишь, без тебя, скорей я домой воротился,

Ах ты, мой перл дорогой, ах ты, мой яхонт бесценный!"

Слышит его королева, и странно ей показалось:

Видит, пред нею король, но что-то другие приемы,

Тот, бывало, придет да скажет: "Здравствуй, хозяйка!",

Этот же сладкий такой, ну что за сахар медович!

Дня не прошло, в короле заметили все перемену.

Прежде, бывало, придут к нему министры с докладами,

Он переслушает всех, обо всем потолкует, посудит,

Дело, подумав, решит и скажет: "Прощайте, министры!"

Ныне ж, лишь только прийдут, ото всех отберет он

бумаги,

Бросит под стол и велит принесть побольше наливки.

Пьет неумеренно сам да министрам своим подливает.

Те из учтивости пьют, а он подливает все больше.

Вот у них зашумит в голове, начнут они спорить,

Он их давай поджигать, от спора дойдет и до драки,

Кто кого за хохол, кто за уши схватит, кто за нос,

Шум подымут, что все прибегут царедворцы,

Видят, что в тронной министры катаются все на паркете,

Сам же на троне король, схватившись за боки, хохочет.

Вот крикунов разоймут, с трудом подымут с паркета,

И на другой день король их улицы мыть отсылает:

"Вы-де пьяницы, я-де вас научу напиваться,

Это-де значит разврат, а я не терплю-де разврата!"

Если ж в другой раз придет к нему с вопросом

кухмейстер:

"Сколько прикажешь испечь пирогов сегодня для

бедных?"

- "Я тебе дам пирогов,- закричит король в

исступленье,

Я и сам небогат, а то еще бедных кормить мне!

В кухню скорей убирайся, не то тебе розги, разбойник!"

Если же странник пройдет и его позовет королева,

Только о том лишь узнает король, наделает шуму.

"Вон его,- закричит,- в позатыльцы его, в позатыльцы!

Много бродяг есть на свете, еще того и смотри, что

Ложку иль вилку он стянет, а у меня их немного!"

Вот каков был мнимый король, монах-душегубец.

А настоящий король меж тем одинокою серной

Грустно средь леса бродил и лил горячие слезы.

"Что-то,- он думал,- теперь происходит с моей

королевой!

Что, удалось ли ее обмануть лицемеру монаху?

Уж не о собственном плачу я горе, уж пусть бы один я

В деле сем пострадал, да жаль мне подданных бедных!"

Так сам с собой рассуждая, скитался в лесу он дремучем,

Серны другие к нему подбегали, но только лишь взглянут

В очи ему, как назад бежать они пустятся в страхе.

Странное дело, что он, когда был еще человеком,

В шорохе листьев, иль в пении птиц, иль в ветре сердитом

Смысла совсем не видал, а слышал простые лишь звуки,

Ныне ж, как сделался серной, то все ему стало понятно:

"Бедный ты, бедный король,- ему говорили деревья,

Спрячься под ветви ты наши, так дождь тебя не

замочит!"

"Бедный ты, бедный король,- говорил ручеек

торопливый,

Выпей струи ты мои, так жажда тебя не измучит!"

"Бедный ты, бедный король,- кричал ему ветер

сердитый,

Ты не бойся дождя, я тучи умчу дождевые!"

Птички порхали вокруг короля и весело пели.

"Бедный король,- они говорили,- мы будем стараться

Песней тебя забавлять, мы рады служить, как умеем!"

Шел однажды король через гущу и видит, на травке

Чижик лежит, умирая, и тяжко, с трудом уже дышит.

Чижик другой для него натаскал зеленого моху,

Стал над головкой его, и начали оба прощаться.

"Ты прощай, мой дружок,- чирикал чижик здоровый,

Грустно будет мне жить одному, ты сам не поверишь!"

- "Ты прощай, мой дружок,- шептал умирающий

чижик,

Только не плачь обо мне, ведь этим ты мне не поможешь,

Много чижиков есть здесь в лесу, ты к ним приютися!"

- "Полно,- тот отвечал,- за кого ты меня

принимаешь!

Может ли чижик чужой родного тебя заменить мне?"

Он еще говорил, а тот уж не мог его слышать!

Тут внезапно счастливая мысль короля поразила.

Стал перед птичкою он, на землю упал и из серны

Сделался чижиком вдруг, вспорхнул, захлопал крылами,

Весело вверх поднялся и прямо из темного леса

В свой дворец полетел.

Сидела одна королева;

В пяльцах она вышивала, и капали слезы на пяльцы.

Чижик в окошко впорхнул и сел на плечо к королеве,

Носиком начал ее целовать и песню запел ей.

Слушая песню, вовсе она позабыла работу.

Голос его как будто бы ей показался знакомым,

Будто она когда-то уже чижика этого знала,

Только припомнить никак не могла, когда это было.

Слушала долго она, и так ее тронула песня,

Что и вдвое сильней потекли из очей ее слезы.

Птичку она приласкала, тихонько прикрыла рукою

И, прижав ко груди, сказала: "Ты будешь моею!"

С этой поры куда ни пойдет королева, а чижик

Так за ней и летит и к ней садится на плечи.

Видя это, король, иль правильней молвить, изменник,

Тотчас смекнул, в чем дело, и говорит королеве:

"Что это, душенька, возле тебя вертится все чижик?

Я их терпеть не могу, они пищат, как котенки,

Сделай ты одолженье, вели его выгнать в окошко!"

- "Нет,- говорит королева,- я с ним ни за что не

- "Ну, так, по крайней мере, вели его ты изжарить.

Пусть мне завтра пораньше его подадут на закуску!"

Страшно сделалось тут королеве, она еще больше

Стала за птичкой смотреть, а тот еще больше сердитый.

Вот пришлось, что соседи войну королю объявили.

Грянули в трубы, забили в щиты, загремели в литавры,

С грозным оружьем к стенам городским подступил

неприятель,

Город стал осаждать и стены ломать рычагами.

Вскоре он сделал пролом, и все его воины с криком

Хлынули в город и прямо к дворцу короля побежали.

Входят толпы во дворец, все падают ниц царедворцы.

Просят пощады, кричат, но на них никто и не смотрит,

Ищут все короля и нигде его не находят.

Вот за печку один заглянул, ан глядь!- там,

прикрывшись,

Бледный, как тряпка, король сидит и дрожит как осина.

Тотчас схватили его за хохол, тащить его стали,

Но внезапно на них с ужасным визгом и лаем

Бросился старый Полкан, любимый пес королевский.

Смирно лежал он в углу и на все смотрел равнодушно.

Старость давно отняла у Полкана прежнюю ревность,

Но, увидя теперь, что тащат его господина,

Кровь в нем взыграла, он встал, глаза его засверкали,

Хвост закрутился, и он полетел господину на помощь...

Бедный Полкан! Зачем на свою он надеялся силу!

Сильный удар он в грудь получил и мертвый на землю

Грянулся,- тотчас в него перешел трусишка изменник,

Хвост поджал и пустился бежать, бежать без оглядки.

Чижик меж тем сидел на плече у милой хозяйки.

Видя, что мнимый король обратился со страху в

Полкана,

В прежнее тело свое он скорей перешел и из птички

Сделался вновь королем. Он первый попавшийся в руки

Меч схватил и громко вскричал: "За мною, ребята!"

Грозно напал на врагов, и враги от него побежали.

Тут, обратившись к народу: "Послушайте, дети,- он

молвил,

Долго монах вас морочил, теперь он достиг наказанья,

Сделался старым он псом, а я королем вашим прежним!"

- "Батюшка!- крикнул народ,- и впрямь ты король

наш родимый!"

Все закричали "ура!" и начали гнать супостата.

Вскоре очистился город, король с королевою в церковь

Оба пошли и набожно там помолилися богу.

После ж обедни король богатый дал праздник народу.

Три дни народ веселился. Достаточно ели и пили,

Всяк короля прославлял и желал ему многие лета.

* * *

ВИХОРЬ-КОНЬ

В диком месте в лесу...

Из соломы был низкий построен шалаш.

Частым хворостом вход осторожно покрыт,

Мертвый конь на траве перед входом лежит.

И чтоб гладных волков конь из лесу привлек,

Притаясь в шалаше, ожидает стрелок.

Вот уж месяц с небес на чернеющий лес

Смотрит, длинные тени рисуя древес,

И туман над землей тихо всходит седой,

Под воздушной скрывает он лес пеленой.

Ни куста, ни листа не шатнет ветерок,

В шалаше притаясь, молча смотрит стрелок,

Терпеливо он ждет, месяц тихо плывет,

И как будто бы времени слышен полет.

Чу! Не шорох ли вдруг по кустам пробежал?

Отчего близ коня старый пень задрожал?

Что-то там забелело, туман не туман,

В чаще что-то шумит, будто дальний буран,

И внезапно стрелка странный холод потряс,

В шуме листьев сухих дивный слышит он глас:

"Вихорь-конь мой, вставай, я уж боле не пень,

Вихорь-конь, торопися, Иванов уж день!"

И как озера плеск и как полымя треск,

Между пний и кустов словно угольев блеск,

Что-то ближе спешит, и хрустит, и трещит,

И от тысячи ног вся земля дребезжит.

"Встань, мой конь, я не пень, брось, мой конь, свою лень!

Конь, проворней, проворней, в лесу дребедень!"

Страшен чудный был голос, конь мертвый вскочил,

Кто-то прыг на него, конь копытом забил,

Поднялся на дыбы, задрожал, захрапел

И как вихорь сквозь бор с седоком полетел,

И за ним между пнев, и кустов, и бугров

Полетела, шумя, стая гладных волков.

Долго видел стрелок, как чудесным огнем

Их мелькали глаза в буераке лесном

И как далей и далей в чернеющий лес

Их неистовый бег, углубляясь, исчез.

И опять воцарилась кругом тишина,

Мирно сумрачный лес освещает луна,

Расстилаясь туман над сырою землей,

Под таинственной чащу сокрыл пеленой.

И, о виденном диве мечтая, стрелок

До зари в шалаше просидел, одинок.

И едва на востоке заря занялась,

Слышен топот в лесу, и внимает он глас:

"Конь, недолго уж нам по кустам и буграм

Остается бежать, не догнать нас волкам!"

И как озера плеск и как полымя треск,

Между пнев и кустов, словно угольев блеск,

И шумит, и спешит, и хрустит, и трещит,

И от тысячи ног вся земля дребезжит.

"Конь, не долго бежать, нас волкам не догнать.

Сладко будешь, мой конь, на траве отдыхать!"

И, весь пеной покрыт, конь летит и пыхтит,

И за ним по пятам волчья стая бежит.

Вот на хуторе дальнем петух прокричал,

Вихорь-конь добежал, без дыханья упал,

Седока не видать, унялась дребедень,

И в тумане по-прежнему виден лишь пень.

У стрелка ж голова закружилась, и он

Пал на землю, и слуха и зренья лишен.

И тогда он очнулся, как полдень уж был,

И чернеющий лес он покинуть спешил.

* * *

ТЕЛЕСКОП

Баллада

Умен и учен монах Артамон,

И оптик, и физик, и врач он,

Но вот уж три года бежит его сон,

Три года покой им утрачен.

Глаза его впалы, ужасен их вид,

И как-то он странно на братий глядит.

Вот братья по кельям пошли толковать:

"С ума, знать, сошел наш ученый!

Не может он есть, не может он спать,

Всю ночь он стоит пред иконой.

Ужели (господь, отпусти ему грех!)

Он сделаться хочет святее нас всех?"

И вот до игумена толки дошли,

Игумен был строгого нрава:

Отца Гавриила моли не моли,

Ты грешен, с тобой и расправа!

"Монах,- говорит он,- сейчас мне открой,

Что твой отравляет так долго покой?"

И инок в ответ: "Отец Гавриил,

Твоей покоряюсь я воле.

Три года я страшную тайну хранил,

Нет силы хранить ее доле!

Хоть тяжко мне будет, но так уж и быть,

Я стану открыто при всех говорить.

Я чаю, то знаете все вы, друзья,

Что, сидя один в своей келье,

Давно занимался механикой я

И разные варивал зелья,

Что силою дивных стекол и зеркал

В сосуды я солнца лучи собирал.

К несчастью, я раз, недостойный холоп,

В угодность познаний кумиру,

Затеял составить большой телескоп,

Всему в удивление миру.

Двух братьев себе попросил я помочь,

И стали работать мы целую ночь.

И множество так мы ночей провели,

Вперед подвигалося дело,

Я лил, и точил, и железо пилил,

Работа не шла, а кипела.

Так, махина наша, честнейший отец,

Поспела, но, ах, не на добрый конец.

Чтоб видеть, как силен мой дивный снаряд,

Трубу я направил на гору,

Где башни и стены, белеясь, стоят,

Простому чуть зримые взору.

Обитель святой Анастасии там.

И что же моим показалось очам?

С трудом по утесам крутым на коне

Взбирается витязь усталом,

Он в тяжких доспехах, в железной броне,

Шелом с опущенным забралом,

И, стоя с поникшей главой у ворот,

Отшельница юная витязя ждет.

И зрел я (хоть слышать речей их не мог),

Как обнял свою он подругу,

И ясно мне было, что шепчет упрек

Она запоздалому другу.

Но вместо ответа железным перстом

На наш указал он отшельнице дом.

И кудри вилися его по плечам,

Он поднял забрало стальное,

И ясно узрел я на лбу его шрам,

Добытый средь грозного боя.

Взирая ж на грешницу, думал я, ах,

Зачем я не витязь, а только монах!

В ту пору дни на три с мощами к больным

Ты, честный отец, отлучился,

Отсутствием я ободренный твоим

Во храме три дня не молился,

Но до ночи самой на гору смотрел,

Где с юной отшельницей витязь сидел.

Помощников двух я своих подозвал,

Мы сменивать стали друг друга.

Такого, каким я в то время сгорал,

Не знал никогда я недуга.

Когда ж возвратился ты в наш монастырь,

По-прежнему начал читать я псалтырь.

Но все мне отшельницы чудился лик,

Я чувствовал сердца терзанье,

Товарищей двух ты тогда же расстриг

За малое к службе вниманье,

И я себе той же судьбы ожидал,

Но, знать, я смущенье удачней скрывал.

И вот уж три года, лишь только взойдет

На небо дневное светило,

Из церкви меня к телескопу влечет

Какая-то страшная сила.

Увы, уж ничто не поможет мне ныне,

Одно лишь осталось: спасаться в пустыне".

Так рек Артамон, и торжественно ждет

В молчанье глубоком собранье,

Какому игумен его обречет

В пример для других наказанью.

Но, брови нахмурив, игумен молчит,

Он то на монаха, то в землю глядит.

Вдруг снял он клобук, и рассеченный лоб

Собранью всему показался.

"Хорош твой, монах,- он сказал,- телескоп,

Я в вражии сети попался!

Отныне игуменом будет другой,

Я ж должен в пустыне спасаться с тобой".

* * *

ПРОСТИ

Ты помнишь ли вечер, когда мы с тобой

Шли молча чрез лес одинокой тропой,

И солнышко нам, готовясь уйти,

Сквозь ветви шептало: "Прости, прости!"

Нам весело было, не слышали мы,

Как ветер шумел, предвестник зимы,

Как листья хрустели на нашем пути

И лето шептало: "Прости, прости!"

Зима пролетела, в весенних цветах

Природа, красуясь, пестреет, но, ах,

Далеко, далеко я должен идти,

Подруга, надолго прости, прости!

Ты плачешь? Утешься! Мы встретимся там,

Где радость и счастье готовятся нам,

Судьба нам позволит друг друга найти,

Тогда, когда жизни мы скажем "прости!"

* * *

МОЛИТВА СТРЕЛКОВ

Великий Губертус, могучий стрелок,

К тебе мы прибегнуть дерзнули!

К тебе мы взываем, чтоб нам ты помог

И к цели направил бы пули!

Тебя и отцы призывали и деды,

Губертус, Губертус, податель победы!

Пусть дерзкий безбожник волшебный свинец

В дремучем лесу растопляет,

Ужасен безбожнику будет конец,

Нас счастье его не прельщает:

Он в трепете вечном и в страхе живет,

Покуда час смерти его не пробьет.

Пусть Гакельберг ночью шумит и трубит

И грозно над бором несется,

Охотника доброго он не страшит,

Виновный пред ним лишь трясется,

И слышит, чуть жив, над главою своей

Лай псов, и взыванья, и ржанье коней.

Пусть яростный вепрь иль сердитый медведь

Лихого стрелка одолеет,

Уж если ему суждено умереть,

Он с верой погибнуть умеет.

Чья верой душа в провиденье полна,

Тому не бывает погибель страшна.

Великий Губертус, могучий стрелок,

К тебе мы прибегнуть дерзнули!

К тебе мы взываем, чтоб нам ты помог

И к цели направил бы пули!

Тебя кто забудет на помощь призвать,

Какого успеха тому ожидать!

* * *

* * *

Я верю в чистую любовь

И в душ соединенье;

И мысли все, и жизнь, и кровь,

И каждой жилки бьенье

Отдам я с радостию той,

Которой образ милый

Меня любовию святой

Исполнит до могилы.

1832

СТИХОТВОРНЫЕ ЗАПИСКИ.

ЭКСПРОМТЫ. НАДПИСИ. БУРИМЕ

[Б. М. МАРКЕВИЧУ]

Где нет толку никакого,

Где сумбур и дребедень

Плюнь, Маркевич, на Буткова

И явись как ясный день!

24 февраля 1859

[М. Н. ЛОНГИНОВУ]

Очень, Лонгинов, мне жаль,

Что нельзя с тобой обедать

Какова моя печаль,

То тебе нетрудно ведать.

1864

* * *

"Аминь, глаголю вам,- в восторге рек Маркeвич,

Когда к Москве-реке, задумчив, шел Катков,

Се агнца божья зрим!" Но злобный Стасюлевич

Возненавидел вес классических оков

И фарисейски плел, с враждою вечно новой,

Прилегши за кустом, ему венец терновый.

28 декабря 1869

* * *

Под шум балтийских волн Самарина фон Бок

Разит без умолку. Их битву петь возьмусь ли?

Ко матушке Москве решпект во мне глубок,

Но "Lieber Augustin"(*) мои играют гусли,

И, как ни повернусь, везде найду изъян:

Самарин - Муромец, фон Бок же - грубиян.

__________

(*) "Милый Августин" (нем.).- Ред.

28 декабря 1869

ЭЛЕГИЯ

Где Майков, Мей, и Мин, и Марков, и Миняев,

И Фет, что девам люб?

Полонский сладостный, невидящий Ширяев

И грешный Соллогуб?

Передо мной стоят лишь голые березы

И пожелтевший дуб,

Но нет с кем разделить в бору холодном слезы

И насморк дать кому б!

11 января 1870

[М. М. СТАСЮЛЕВИЧУ]

Скорее на небе луну

Заменит круг презренной....,

Чем я хоть мысленно дерзну

Обидеть "Вестника Европы!"

18 ноября 1873

[В. А. АРЦИМОВИЧУ]

Ты властитель всех сердец,

Нам же дядя и отец!

3 апреля 1875

[А. М. и Н. М. ЖЕМЧУЖНИКОВЫМ]

Милые дети, вас просят обедать.

Дайте посланцу ответ;

Нужен ответ, чтобы повару ведать,

Сколько состряпать котлет.

* * *

НЕОЖИДАННОЕ НАКАЗАНИЕ

Толстый юнкер Арапетов

В этот новый год,

Взявши дюжину браслетов,

К дядюшке несет.

Он к Арапову приходит:

"Дяденька,- браслет!"

Видя бронзу, тот находит,

Что родства-де нет.

Оробел наш Арапетов,

Услыхав ответ:

"Мой племянник лишь Бекетов".

- "Ну так я ваш внук?"

И вся дюжина браслетов

Выпала из рук...

"Внук ты мой? Так как же, сиречь

Значит, я ваш дед?

Ну так я вас должен высечь

И принять браслет..."

* * *

[Н. М. ЖЕМЧУЖНИКОВУ]

Горька нам, Николай,

Была б твоя утрата,

К обеду приезжай

И привези нам брата.

Отсутствием твоим

Отчасти поражен,

Вчера я был один

Урусовой пленен.

Сам храбрый Бирюлев

И звонкий Опочинин

Явились без штанов,

И вечер был бесчинен...

* * *

ПРОГУЛКА ПОД КАЧЕЛЯМИ

Вон тянется вдали колясок полоса,

И из одной из них, свой выставив чубук,

Лакей какой-то .... Все мокро, как роса,

И древо мостовой сияет, будто бук.

Люблю я праздников невинное смятенье,

Вид пьяных мужиков мне просто утешенье!

Мне нравился всегда народных игр состав,

Поеду в балаган, поеду - решено!

Гостиных модных мне наскучил уж устав,

Дни юности я в них рассыпал, как пшено!

* * *

ПЕРЕХОД ЧЕРЕЗ БАЛКАНСКИЕ ГОРЫ

Вершины закутала туч полоса.

Денщик, дай кисет и чубук!

Меня до костей промочила роса,

Здесь сыро - все ольха да бук!

Вот выстрел!- Чу, что там вдали за смятенье?

Врагов ли господь нам послал в утешенье?

Цыганской ли шайки презренный состав

Нам встретить в горах решено?

Что б ни было, вспомним воинский устав,

Рассыпем врагов, как пшено!

* * *

* * *

Об этом я терзаюся и плачу

Зимой, весною, осенью и летом,

Печаль моя и жалобна и громка,

И скоро я красу свою утрачу,

Глядя порой, как с маленьким лафетом

Невинный твой в траве играет Фомка.

* * *

БАСНЯ ПРО РОМУЛА И РЕМА

Реин батюшка проспал,

Он прямая ижица!

Не видал, как генерал1

С его дочкой лижется,2

Как берет оделаванд

После с перекладины,

Которую Монферранд

Сделал среди впадины.

* * *

__________

1 Марс.

2 От сего произошли Ромул и Рем.

ПРОГУЛКА С ПОДРУГОЙ ЖИЗНИ

Покройся, юная девица,

С тебя покров стыдливый пал,

Закройся, юная девица,

Кратка дней красных вереница,

И ты состаришься, девица,

И твой прийдет девятый вал,

Закройся ж, юная девица,

С тебя покров стыдливый пал.

* * *

* * *

1

Молчите!- Мне не нужен розмарин!

Я знаю вас, крамольная палата!

Теперь не вы, а я здесь властелин,

И русских грудь крепчайшие мне латы!

Я презираю вас и ваше злато,

Мне вас милей лабазник бородатый,

Ступайте ж лучше вы в отель "Берлин",

Да осенит теперь орел крылатый

Гнездо измены, подлости и вин,

Я постелю матрасы, вам без ваты!

2

И впредь, друзья, коль дорог вам живот

Вы не забудьте, я какой детина!

Я вами поверну, как мышью кот,

Вам не поможет польская вся тина,

Я посажу к вам Федорова cына,(*)

Вы будете как в хрене осетрина,

В костелах будет греческий кивот,

Вблизи Варшавы желтая есть глина,

Паскевич вам замажет ею рот,

И верьте мне, что это не малина.

3

И на домах я не оставлю кровли,

Скорей с моих вы убирайтесь глаз,

He разобьет молочник медный таз,

Не перегнет соломинка оглобли.

* * *

_________

(*) Иван Федоров сын Паскевич.

* * *

Не приставай ко мне, Борис Перовский,

Ужасны мне любви твоей желанья,

К тебе любовию горит Маланья,

Зачем же к ней, Борис, ты не таковский?

Но ты, как древле старый Березовский,

Одной музыки созидаешь зданья,

Мила тебе котлета лишь баранья,

И лишь калач пленил тебя московский.

* * *

БЕГСТВО НАПОЛЕОНА ИЗ РОССИИ

Готова ль мне, готова ли карета?

Пешком бежать во Францию боюсь!

Я побежден, но да поглотит Лета

Меня, коль я от робости у. . . .

Хрупка Фортуны ломкая пружина,

Но мне верна французская дружина!

Со мной языков было двадцать восемь,

Морозы их с пожарами сразили,

И так, как сено мы на нивах косим,

Нас косит смерть. Я возвращуся или. . .

Но нет, давайте мне скорее бриться,

Когда ж обреюсь, буду я молиться!

* * *

ПОЧЕМУ АЛЕКСАНДР I

ОТКАЗАЛСЯ ОТ НАЗВАНИЯ ВЕЛИКОГО

Сенат! Почто меня трактуешь как янтарь?

Как редкое и вкусное варенье?

Сенат! Я не Зевес, я просто бедный царь,

Не я, а Саваоф унял крамол смятенье.

За пользу общую я рад пролить свой сок,

Но мир вам даровал не Александр, а рок.

Хоть долго я, друзья, не скидывал рейтузы,

Хотя среди тревог не спал недели три,

Учтивости своей, друзья, заприте шлюзы

И верьте, что мы все ерши - не осетры!

* * *

* * *

Часто от паштета корка

Наш ломает крепкий зуб,

Часто на прохожих зорко

Смотрит старый Соллогуб,

Смотрит зорко он, ей-ей,

Соловей, соловей, быстроногий соловей!

* * *

БАЛЛАДА

Аскольд плывет, свой сняв шелом,

Кругом ладьи разбитой доски

Уносит ветр его паром,

Луна зашла - брега не плоски!

И видит в тумане, как в рясе чернец,

На брег его молотом манит купец,

А берега скаты не плоски!

* * *

* * *

Аскольд, зовет тебя Мальв ина,

Забудь, что ты природный р ос,

Твой щит давно взяла пуч ина,

Твой замок тернием пор ос.

Не обращай напрасно вз ора

Туда, где юность провод ил,

Мальвины ты страшись ук ора,

Страшися ночи мрачных с ил!

* * *

Коллективное

[А. П. БОБРИНСКОМУ]

Когда ж окончишь ты нелепый свой устав

По всем его частям, отделам, параграфам?

Два графа здесь сошлись, ты тоже родом граф,

Теперь уж час ночной, и к чаю пора графам.

Когда, скажи ты мне, та выйдет колея,

Где встретятся с тобой забытые друзья,

Когда ж ты явишься к охрипшему соседу

И снова поведешь с ним длинную беседу?

Здесь ждут тебя давно, словам моим поверь,

Для дружбы и стихов приют у нас келейный,