Сто чудес

Зузана: краткий очерк

ЗУЗАНА РУЖИЧКОВА – необыкновенное явление. В ее жизни все примечательно. Зузана была единственным ребенком у родителей, владевших магазином игрушек в Пльзене. И прямо из благополучного детства она вдруг попала в концлагеря Терезин, Освенцим (Аушвиц) II-Биркенау и Берген-Бельзен.

Затем – чудесное избавление и возвращение к игре на любимом фортепьяно, несмотря на изуродованные тяжелой работой руки. Открытие для себя клавесина и международный титул «первой леди» этого инструмента, возвращенного ею в современные концертные залы. Легендарные выступления с Вацлавом Нойманом, Йозефом Суком, Яношем Старкером, Пьером Фурнье, Орель Николет и Жан-Пьером Рампалем и бесчисленные записи, среди которых особо выделяется – и до сих пор остается единственным – собрание произведений И. С. Баха для клавишных.

Все это хорошо известно, поэтому я лишь добавлю некоторые личные воспоминания, относящиеся ко времени, когда, после падения прежнего режима, я встретился с Зузаной благодаря сотрудничеству, ставшему дружбой, с ее мужем Виктором Калабисом. В том возрасте, когда у других карьера близится к завершению, Зузана прекрасно адаптировалась к новым условиям и с большой энергией приняла на себя новые обязанности. Помимо работы в пражской Академии исполнительского искусства на факультете музыки и танца она самоотверженно участвовала во множестве благотворительных организаций, активно трудилась в художественном совете Чешского общества камерной музыки и председательствовала в Кружке друзей музыки, основала фонд пожертвований для поддержки интересных долгосрочных проектов. Вдобавок продолжала выступать на сцене и записываться. А еще отважно сражалась с лейкемией. Однако на нее сильно повлияла смерть ее дорогого супруга Виктора в 2006 году. В последний год его жизни она прекратила выступления и целиком посвятила себя уходу за ним. На следующий день после его ухода она сказала мне:

– Теперь я потеряла всё – и Викторека, и музыку.

Необязательно даже вспоминать о ее судьбе в военные и послевоенные годы, чтобы понять, каким мужеством и какой позитивной энергией обладала Зузанка. В 2009 году в пражской больнице «На Франтишку» со сломанной ногой она с энтузиазмом и радостью сообщила мне, что за год состоялось 62 концерта, на которых исполнялась музыка ее покойного мужа. Она присовокупила с характерным для нее юмором:

– Сейчас он смотрит сверху и смеется, видя, как я с больничной койки занимаюсь его делами.

Она занималась популяризацией музыки Виктора столь увлеченно, что совершенно забыла о себе самой, о собственной роли в музыкальной жизни второй половины XX столетия. Ее изумило и обрадовало, когда СМИ разных стран написали о ее 90-летнем юбилее, особенно СМИ тех стран, где она регулярно давала концерты на протяжении полувека. На юбилей по инициативе и под кураторством Махана Эсфахани компания «Уорнер Класикс» выпустила великолепно подготовленное переиздание ее записей полного собрания баховских произведений для клавишных. Тогда я увидел, как тяжело ей дались последние десять лет, проведенные не только без Виктора, но и без концертной деятельности, и как сильно Зузану волновало, что будет забыт ее революционный, неортодоксальный подход к трактовкам барочной музыки, вызвавший много споров с главными фигурами так называемой аутентичной трактовки.

Если вкратце и совсем просто, то Зузана считала чем-то само собой разумеющимся тщательную подготовку, состоящую в изучении источников и основной музыковедческой литературы, но эти познания не были для нее как для исполнителя законом, сводом предписаний, указывающих на единственную возможную трактовку. Она не признавала школ, исповедующих догматические принципы и воспитывающих исполнителей, не отличимых друг от друга. То же касалось и выбора инструмента. Всю жизнь Зузана сражалась за современный клавесин, за производство новых инструментов в наши дни, за то, чтобы вызволить клавесин из гетто «старинной» музыки и застоя в методах его изготовления.

Она использовала резонатор, выступая с оркестром в больших залах, чтобы уменьшить дистанцию между сольным голосом клавесина и звучанием оркестра. В том, что касается такого подхода, который называют «романтизирующим», хотя разумнее было бы называть его «индивидуализирующим» или «различительным», она подняла настоящий бунт. Тут, вероятно, сыграло свою роль и то, что она прекрасно умела обращаться с фортепьяно, поскольку играла на нем до конца 1950-х и долго еще исполняла фортепьянные концерты параллельно с карьерой клавесинистки. Она даже иногда меняла один инструмент на другой прямо на сцене!

Ей не хотелось, чтобы ее воспринимали только в рамках «старинной музыки», поэтому и считала эзотерический подход к исполнительской трактовке, установившийся в 1960-е, ограничивающим возможности. Она сравнивала свой метод с методом исполнения шекспировских ролей Лоуренсом Оливье: он изучал историческую канву, играл в точном соответствии с оригинальным текстом и в костюмах того времени, но не возражал против использования современных технических средств. То, что юбилейное переиздание Баха напомнило о ее методе, внушило ей чувство удовлетворения и гордость, но не своей славой, а еще одним шансом вернуть клавесину значимость для современной стилистики и репертуарный охват, восстановить клавесинную музыку в правах среди прочих жанров.

С моей точки зрения, уникальность Зузаны заключается в сочетании природного оптимизма и приобретенного за долгую жизнь скептицизма. Она воплотила в себе образ «выжившего», но выжить для нее – только необходимое условие для осмысленного существования. И в этом отношении память о Зузане продолжает вдохновлять всех нас, знавших ее.

В шестидесятых ее знаменитый ученик Кристофер Хогвуд сказал ей: раз мы можем путешествовать в пространстве, значит, можем и во времени. Для меня – великая честь пропутешествовать вместе с Зузаной в этом пространстве и времени более двадцати лет. Я видел ее окруженной любовью друзей, которые называли ее не иначе, как Зузанка, и даже сегодня не произносят без улыбки это имя, потому что помнят, каким чудом была она сама.

Зузана доказала, что, даже несмотря на войну, Холокост и коммунистический тоталитаризм, можно прожить наполненную радостью и значением жизнь благодаря усердной работе и душевной силе.