Сто театральных анекдотов

8

Высокий градус существования актеров на сцене, великое волнение, которое они испытывают, оказавшись в ярких лучах прожекторов,— это внутреннее состояние становится причиной многих и частых комических оговорок не только исполнителей второстепенных ролей, но и ведущих мастеров сцены.

Впрочем, не только волнение служит причиной реплик невпопад. Зачастую это бывает вызвано плохим знанием пьесы. Ситуации, возникающие сплошь и рядом в том и другом случае, поневоле убеждают, что воистину величайшим драматургом является жизнь.

Труппа, в составе которой играл известный французский актер Поль Муне, обычно не возила в гастроли актеров на мелкие роли. Их набирали на месте среди любителей. Один такой любитель получил роль лакея с единственной фразой: «Монсеньор, немой явился». Взволнованный тем, что играет в спектакле со столичными знаменитостями, и желая хоть как-то продлить свое пребывание на сцене, актер произнес: «Монсеньор, немой явился... и хочет с вами поговорить». Муне, чтобы дать возможность ему исправить положение, спросил: «А вы уверены, что он немой?» — «Во всяком случае, он сам так говорит, монсеньор»,— «нашелся» любитель.

Императорский Александринский театр. Идет «На бойком месте» Островского.

На сцене В. Давыдов в роли хозяина постоялого двора и К. Варламов в роли ямщика. Оба абсолютно не знают текста, а суфлера нет.

Давыдов: «Ну, что, братец, коней распряг, овса им задал?»

Варламов: «Распряг коней, батюшка, овса им задал, все в порядке».

Пауза.

Давыдов: «Что-то я волнуюсь, как наши кони. Распряг ли ты их, братец? Задал ли овса?»

Варламов: «Не извольте беспокоиться. Распряг я коней, овса им задал, батюшка».

Длинная пауза.

Наконец, Давыдов с раздражением: «Ну, вот что я тебе скажу. Иди запрягай снова, а то мы отсюда никогда в жизни не уедем».

Малый театр. На сцене великая Ермолова. За кулисами раздается выстрел — это застрелился муж героини. На сцену вбегает А. Южин. Ермолова в страшном волнении: «Кто стрелял?» Южин, не переводя дыхания, вместо «Ваш муж!» выпаливает: «Вах мух!» Ермолова повторяет в ужасе: «Мох мух?!» — и падает без чувств.

Актер Н. Милославский очень любил эффектные сцены и шикарные выходы. Одной из любимых его ролей была роль кардинала Ришелье в одноименной пьесе. В четвертом действии есть сцена, где король и двор долго ожидают мрачного временщика, как вдруг докладывают: «Кардинал Ришелье». Все смолкают, эффектная пауза — и через несколько минут торжественно появляется кардинал. Роль слуги, произносящего эти два слова, была поручена молодому актеру, которого Милославский нещадно муштровал. Бедняга жутко волновался и без конца повторял реплику: «Кардинал Ришелье!» И вот выход слуги. Король и двор смолкают. Небольшая пауза, и актер выпаливает: «Радикал Кишелье!» Взбешенный выскакивает на сцену Милославский, набрасывается на несчастного, повторяя: «Ришелье! Ришелье! Ришелье! И не радикал, а кардинал! Кардинал, каналья!»

В публике хохот.

Однажды Станиславский в «Трех сестрах» в роли Вершинина, представился Лужскому, игравшему Андрея Прозорова: «Прозоров». Лужский поперхнулся и ответил сдавленным голосом: «Как странно — я тоже».

Известный провинциальный актер и антрепренер, игравший одно время в Московском театре Ф. Корша, Иван Платонович Киселевский не любил учить ролей и в каждой пьесе сочинял за автора. В одной комедии Киселевский был занят в первом и четвертом действиях, а второе и третье проводил в буфете. И вот в четвертом действии Киселевский по обыкновению развязно фантазировал: «Вы знаете эту великолепную женщину? Она лучшее украшение общества». И, обернувшись к лакею, спросил: «Скоро ли придет графиня Смельская?» Актер, игравший лакея, растерялся и выпалил: «Их сиятельство изволили скончаться во втором действии».

Киселевский никогда не учил ролей. Когда рассыльный под расписку выдавал ему роль, он, не читая, прятал ее за зеркало. Было даже так: сыграл Киселевский роль, приходит в гримуборную и говорит: «А роль-то, оказывается, в стихах была».

Павел Николаевич Орленев — блистательный актер-«неврастеник» — играл в «Орленке», трагедии в стихах Э. Ростана. По ходу действия на сцене должен был появиться паж и сказать: «Покой ему и мир», на что следовала реплика Орленева: «Австрийский на него надень мундир».

На одном из спектаклей паж оговорился и сказал «Покой ему и прах». Орленев тут же сымпровизировал: «Пускай останется в штанах».

Провинциальный актер, не знавший текста и надеявшийся на суфлера, схватил чужую реплику и, обращаясь к актрисе, игравшей его тетушку, выпалил: «Как! Вы даже не хотите назвать меня тетенькой?» — «Нет, это вы не хотите назвать меня тетенькой»,— отвечала актриса. Громовой хохот зала покрыл эту фразу. Молодежь, студенты, наполнявшие галерку, долго потом кричали: «Тетеньку, тетеньку!»

Замечательный трагический актер М. Иванов-Козельский плохо знал пьесу, в которой выступал. Как-то раз выходит он на сцену и видит старичка, игравшего во вчерашней пьесе лакея. Суфлер замешкался, и знаменитый актер, чтобы не было заминки в действии, сказал старичку: «Эй, голубчик! Принеси-ка мне стакан воды». Старичок подошел к Иванову-Козельскому и с гордостью произнес: «Митрофан Трофимович, помилуйте, я сегодня граф-с».

В сочиненной актером Сурин-Арсиковым оперетте «Три трупа» артист Н. Радошанский играл черта. Он только начинал свою творческую жизнь и страшно волновался. По ходу пьесы на музыкальную фразу одного из монахов: «Что ты сделал со мной?» черт, отвечая, поет: «Вы хватили простой...» Во второй раз на тот же вопрос монаха черт, бросая колбасу, поет: «Закуси колбасой!» Пустой, бессодержательный текст, но от волнения, увидев дирижерскую палочку Якова Фельдмана, Радошанский — Черт заметался и на реплику монаха «Что ты сделал со мной?» пропел в ответ: «Вы просили хвостой». В зале напряженная тишина. Черт понял свою ошибку и в ужасе схватился за голову. Потеряв окончательно свой чертовский престиж, он на повторную реплику «Что ты сделал со мной?» выскочил из-за кулис на авансцену и в полном отчаяньи спел: «Колбасы закусой!» Театр грохотал от хохота. Люди падали со стульев. «Никогда в жизни я не имел большего успеха»,— вспоминал Радошанский.

Актер П. Черкасов в драме из боярской жизни вместо: «Князь на одре болезни, он говорить и видеть вас желает», ляпнул вдруг: «Князь на ведре сидит и говорит, что с вами пить желает».

Иван Платонович Киселевский принципиально не учил ролей. В пьесе Доде «Борьба за существование» у него идет реплика: «Ну, господа, уходите, а я поговорю с господином Шомино по поводу свадьбы моей дочери». Затем следует большой диалог между отцом, которого играл Киселевский, и Шомино. Киселевский же произносит: «Господа, вы побудьте тут, а я пойду поговорю с господином Шомино»,— и спокойно уходит со своим партнером за кулисы. Растерянные актеры остались на сцене, не зная что им делать. Обезумевший помощник режиссера ворвался в уборную ничего не подозревавшего Киселевского и буквально выволок его на сцену.

Киселевский, ничуть не смущаясь, тут же заявил: «Ну-с, о главном мы переговорили, сейчас остались только детали. Вы погуляйте пока, а мы побеседуем». Спектакль продолжался, зрители ничего не заметили.

Театр «Современник» давал спектакль «Декабристы». В роли Николая I — О. Ефремов. По ходу спектакля он должен сказать фразу: «Я в ответе за все и за всех», но оговаривается и произносит: «Я в ответе за все и за свет».

Его партнер Евгений Евстигнеев тут же подхватывает: «Ну, уж тогда и за газ и за воду, ваше величество».

Смех на сцене — событие катастрофическое, которое по театральной статистике обычно происходит хоть раз в сезон. За этим обычно следует поиск виновных, скандал, раскаяние, кара, но истребить это странно-закономерное явление нет возможности. В «На всякого мудреца довольно простоты» Островского Л. Леонидов-, игравший Городулина, спросил о Машеньке, которую играла С. В. Гиацинтова: «Где Софья Владимировна?» (вместо «Мария Ивановна»). И услышал в ответ: «Она в саду с Берсеневым гуляет». Берсенев был на сцене в образе Курчаева. Все задохнулись в паузе, неминуемо ведущей к истерическому хохоту. К счастью, кто-то из артистов затеял игру с сахарницей, позволившую всем веселиться как бы по ходу спектакля. Даже присутствовавший на сцене Станиславский не сдержался и хмыкнул — обошлось без скандала.