Сто тысяч лучей солнца: жизнь и учения мастера Чод, ламы Церинга Вангду

Сто тысяч лучей солнца: жизнь и учения мастера чода ламы Церинга Вангду

Рождение и годы юности

Посвятить себя, тело, речь и ум, делу Святой Истины -

Лучшее и Высочайшее занятие, о народ Дингри.

Если у вас не получается ухватить смысл, молитесь Гуру

И не сомневайтесь, что понимание придёт, о народ Дингри!

Падампа Сангье, X век

Рождение и ранние годы

Я родился в деревне под названием Палкири, что в долине Палкор, которая расположена в центре региона западный Дингри в Тибете. Этот регион окружен священными местами. На юге возвышается гора Эверест, а на западе – Лапчи. За Дингри расположен Ципри. На северо-западе Понгронг, а на севере Бутра. Дингри, сама по себе, священная область, чье образование было предсказано самим Буддой Шакьямуни. Когда Он давал Учение о Совершенстве Мудрости на пике Стервятников рядом с Раджгиром (в Индии), его ученик Рабджор спросил: «Ранее Ты обучал нас Совершенству Терпения, Усилий и другим совершенствам. Почему сейчас, Будда, Ты учишь нас совершенству Мудрости?»

Будда ответил: «Из всех совершенств, это Учение – самое важное».

«Если оно настолько ценное, где оно распространиться в будущем?», - спросили ученики.

Будда ответил: «Мое учение распространится от Пика Стервятников на север, и затем снова на север».

Рабджор снова спросил: «Ты уйдешь из этой жизни, и я уйду. Кто же обучит Совершенству Мудрости эти северные регионы?»

И тогда Будда дал предсказание: «На северной земле мое Учение о Совершенстве Мудрости будет распространяться моей младшей сестрой, Богиней Гор, и моим учеником Мипамом Гонпо. Эти двое будут распространять Дхарму на севере».

Когда Будда произнес это, его сестра не ответила, но его ученик Мипам Гонпо заговорил: «Если нам двоим предстоит распространять Дхарму в Тибете, в каком именно месте нам предстоит учить?».

В ответ Будда подобрал камень размером с кулак, и сжал его, оставив на камне отпечатки, словно это было масло. «Там, где приземлится этот камень, вы и будете обучать Совершенству Мудрости в будущем, и моя Дхарма распространится».

В те времена Дингри еще представлял собой озеро. Когда Будда бросил камень, он упал в это озеро со звуком «Динг!», который разнесся по окружающим горам. Из этого звука и возникло название региона Дингри. После того, как Будда ушел в Паринирвану, озеро постепенно высохло и люди стали заселять эту область. Как и было предсказано, Мипам Гонпо был рожден как Падампа Сангье, один из величайших 84-х махасиддхов, знаменитых практиков из Индии.

Через несколько сотен лет после времени Будды, все эти существа достигли полного Просветления, следуя священным путем Махаяны и Тантраяны. Практикуя в лесах и ведя бродячую жизнь, эти великие мудрецы встречались раз в год, в южном Палкири в горах Палки, чтобы рассказать о своих чудесах и достижениях перед махасиддхами Нагарджуной и Сарахой. Пока другие рассказывали о своих силах, Падампа Сангье хранил молчание. Сараха, наконец, спросил у него: «А как насчет твоей практики?».

«Я не занимаюсь никакими практиками Просветления, ведущими в Чистые Земли», - ответил Дампа. «Также я не хочу заниматься практиками ламы, сидящего на высоком троне. Я хочу Дхарму, которая моментально прекращает страдания живых существ. Вот что я практикую».

Тогда Сараха ответил: «Твоя практика воистину велика. Такой вид любви и сострадания, на самом деле, является основой для разрешения страдания живых существ. Твоя практика подобна мускусу оленя. Есть много разных животных, но мускус оленя имеет большое значение, поскольку является целебным и лечит многие болезни».

Нагарджуна также похвалил практику Дампа Сангье и сказал: «Твоя Дхарма избавляет от страданий в один момент. Я назову ее умиротворение, Шидже».

Когда Падампа Сангье совершал паломничество вокруг Ципри, он увидел Дингри с вершины горы. Покрытый снегом, сверху Дингри выглядел как горшок с молоком. Однако Дампа заметил отрезок темной земли на западе, свободный от снега, в форме спящего слона. Сейчас это место называется Лангкор, долина слонов. Падампа спустился с горы, чтобы попробовать отыскать знаменитый камень, который Будда выкинул в предыдущей жизни. Когда Дампа Сангье пришел к берегу реки, он увидел место, где шесть мускусных оленей ходили по кругу и делали подношение мандалы. Как только Дампа подошел ближе, шесть оленей растворились в одном, который, в свою очередь, растворился в том самом камне, брошенным с Пика Стервятников давным-давно. Так, Дампа Сангье нашел камень. По этой причине, это место сначала назвали Ла Кор: «Ла» означает «олень», а «кор» - «ходить по кругу».

Есть также еще одна версия того, как Лангкор получил свое название. Когда Дампа Сангье позже основал там монастырь и давал там Учения, король Поронга поднес ему белого быка, без единого черного волоса. Этот бык доставлял воду сотням практикующих, от двери к двери, в летнее время. А зимой он доставлял лёд. Закончив работу, бык отправлялся в монастырь Дампа Сангье и обходил его по кругу. «Ланг» означает «бык», а «кор» - «ходить по кругу», так эта область получила название Лангкор. Так что одинаково правильно говорить и «Лакор» и «Лангкор». В этом месте я и родился.

Мои родители

Хотя моя мать была родом из богатой семьи в Лангкоре, она работала прислугой в семье моего отца. Она была средней из трех сестер, братьев не было. Мать моя была не слишком красива и получила прозвище «свиное рыло». Мой отец был старшим из семи братьев и самый богатый человек в деревне Пенак в Дингри. Его семья носила имя Пенакпа, но люди звали его Топгье. Младший брат был монахом в монастыре Шелка Чоде, в котором жили около 300 монахов.

В то время, пока моя мать работала прислугой в семье Пенакпа, у нее были тайные отношения с моим отцом Топгье, и так она забеременела мной. Его законная жена, чья семья была родом из Линг-Шар на севере (рядом с Цирпи), не имела детей. Имя ее семьи – Чупонда.

У этой жены был брат, который, в основном, жил с семьей Пенакпа. Он тоже утверждал, что является мои отцом, то есть у меня, в общем-то, два отца. Один был сыном семьи Пенак, а другой был его шурином. Оба спали с моей матерью, служанкой, и поэтому оба считали себя моими отцами.

Когда моя мать забеременела, она прекратила работать и отправилась к своей семье в Лангкор. Оба моих отца совсем не заботились о ней во время ее беременности. Акушерками на родах были ее сестры.

Есть линия прямых потомков Пакье Гонпа в Лангкоре. Пакье Гонпа был великим практиком во времена Дампа Сангье, и его линия преемственности все еще существовала в семье в лице одного мирянина и одного монаха. С точки зрения семейственной преемственности Дхармы, его семья считалась святой. Моя мать к ним обоим обращалась словом «дядя», хотя я не знаю точно, была ли это форма вежливого обращения или же они на самом деле были родственниками.

Незадолго до моего рождения у моей матери открылось сильное кровотечение, словно менструация. Она попросила сестру сходить к дяде, чтобы тот погадал. И он дал такое предсказание: «Перед тем, как она родит сына, у нее будет кровотечение, называемое «первой кровью». Вам не нужно волноваться. Вскоре после этого она родит сына. Выкидыша не будет».

Роды

Ранним утром солнце пролилось в окно маленькой комнатки, где я был рожден. Это был 10-й день 1-го месяца тибетского лунного календаря, 1936 год.

Ламы проводили церемонию подношений в монастыре, что является традицией для 10-го дня каждого лунного месяца. Меня родили без осложнений, если не считать того, что я был завернут в карман из кожи. Моя мать вспоминала с ужасом, что я выглядел «как желудок». На самом деле, и мать, и тетя боялись ко мне прикоснуться, поскольку я не выглядел как человеческое существо!

Они позвали одну деревенскую старуху и та сказал им: «Если что-то рождается таким образом, и если это мальчик, то это хорошо. Карман нужно открыть». Эта старая женщина вскрыла «желудок», и там был я ] амниотический мешок к этому моменту был все еще цел]. Однако когда меня вытащили, пуповина все еще обвивала меня, как медитационный шнур, и я плакал. Старая женщина сказала: «Если сын рождается с пуповиной, обвязанной таким образом, - это очень благоприятный знак. Поскольку у мальчика, по сути, нет отца, тебе следует заботиться о нем особым образом».

Затем моя мать отправила тетю к ламе за именем для меня. Когда она прибыла в дом ламы, ламы практиковали там Чод линии Па Дампа Шидже. В тот момент, когда она приехала, они читали отрывок из практики Чод, включающий практику «Вангду», что означает покорение и подавление препятствий. Моя тетка объяснила: «Сын был рожден, обвязанный пуповиной, словно поясом для медитации, не могли бы вы дать ему имя?». В соответствии с тем, что лама читал в момент ее приезда, он сказал: «Его имя будет Церинг Вангду». Так я получил это благоприятное имя, означающее «могущественная длинная жизнь».

Ранние годы

В процессе моего развития на моем теле возникли естественные шрамы. Одни люди говорили «у тебя тело словно раскрашено под тигра», другие говорили «как листья», или «прямо как шрамы».

Однажды, когда я уже знал несколько слов, я разбудил свою мать после того, как мы уже отправились спать: «Не спи, вставай, мы должны молиться!» Мать ответила: «Я не знаю, какую молитву мне говорить?» И тогда я сказал ей: «Дэва чен по кьи по шор» (Пусть я обрету рождение в чистой земле Будды). Этой мантре, которой, по словам моей матери, я обучил ее как только начал говорить.

В возрасте, когда я уже мог ходить и бегать, другие дети моего возраста играли в разные игры. Но я не играл. Вместо этого я сооружал много ступ из камней и совершал перед ними простирания. Однажды двое представителей деревни Лангкор прибыли из центрального правительства в Лхасе. Чиновник и его жена обходили наши поля. Они увидели меня, делающего простирания, и подумали, что я, должно быть, инкарнация какого-то ламы, очень преданного практике. Я помню, что они были очень добры ко мне и подарили мне много сладостей.

Даже будучи маленьким, я давал учения по Дхарме пяти или шести мальчикам и девочкам, которые со мной играли. Дети приходили с цампой, чтобы лепить пирожки. Но вместо пирожков мы делали церемониальные подношения для ритуалов. Вскоре они дали мне прозвище «лама лама». Когда другие дети приставали к деревенским курам и разбивали их яйца, я плакал и просил их не вести себя так. Вскоре, если я был неподалеку, они воздерживались от убийства животных или разбивания яиц. Среди моих друзей, которых я обучал Дхарме, была одна слабослышащая девочка. Мы играли в такую игру: я сажал ее себе на колено и рассказывал на ухо истории, связанные с Дхармой.

Но мое детство ожидали большие перемены. Была одна семья по имени Угьен Шика на севере Дингри, члены которой каким-то образом приходились родственниками моей семье. Сын Угьен Шика хотел перевезти мою мать в их семью, и он также хотел забрать меня с собой. Когда члены семьи Пенак об этом узнали, то отобрали меня у моей матери, несмотря на то, что я все еще питался ее молоком.

14-й день 6-го месяца тибетского календаря – годовщина паринирваны Падампа Сангье под названием «религиозный праздник Лангкор». В основе данного праздника – события, произошедшие после того, как Падампа умер. Когда деревенские жители и преданные ученики плакали от горя, Дампа Сангье вдруг ожил и сказал им: «Не плачьте обо мне! Лучше, в этот праздничный день танцуйте, пойте и возносите молитвы!» Так что в этот день жители всего региона Дингри собираются вместе и празднуют. И в этом году на праздники люди распевали такие комментарии: «Есть обычай не позволять пони пить молоко кобылы. А это обычай Пенакпы - прервать кормление ребенка молоком матери» - эти слова были о том, как Пенакпа забрал меня от моей матери в то время, пока я еще кормился грудным молоком.

Боль взросления

Так я остался с моим отцом Топгье и его официальной женой. Я также жил с моим дядей Норбу Тондрупом, который делил одну жену с моим отцом. Полиандрия была обычной в Тибете того времени. Они были бездетны, и поэтому растили меня с огромной любовью. Семья Пенакпа была очень богатой и поэтому в этом сообществе жило очень много людей, включая бабушек, дедушек и так далее – в целом около 18-ти членов семьи. Поэтому в течение нескольких лет обо мне заботились очень хорошо. Я очень хорошо помню смерть моей бабушки, за которой, почти сразу, последовала смерть официальной жены моего отца. Эти две женщины особенно сильно заботились обо мне. После их смерти в семье Пенакпа появилась новая жена, но так сложилось, что ей не было дела до меня. По правде говоря, она предпочитала посылать меня присматривать за стадами овец на пастбищах, чем со мной пересекаться.

Пять или шесть других детей гуляли со мной, пока я пас овец. Я находился внутри каменной стены, окружающей наше поле, и использовал камни со стены для возведения маленьких ступ. В своей пастушьей сумке я носил маленький барабанчик и колокольчик, и совершал свои религиозные практики прямо на пастбищах. Мне говорили, что когда я был маленьким, я был как йогин и не любил носить много одежды. В нашем доме на первом этаже жили овцы. Я жил на втором этаже и сделал из своей комнаты алтарь, используя маленькие глиняные статуи и абрикосовые косточки в качестве подношений. Я даже делал небольшие одежки для статуй из фантиков конфет.

Поскольку у моей семьи были стада овец, в определенный период некоторых животных уводили на убой. Обычно мои родители выбирали овцу, а в мои обязанности входило удерживать животное на каменной глыбе. Сначала я плакал от жалости к животным и умолял, чтобы овцу не убивали. Позже, я прямо противодействовал тому, чтобы овцу уводили на убой. Моим родителям приходилось выбирать овцу и прятать ее от меня, пока я не проснусь. В день, когда овцу убивали, я не улыбался и не смеялся. Мои родители говорили: «лама зол, его лицо потемнело» и называли меня «лама с черным лицом». В это время мне было восемь или девять лет».

Осенью мы должны были собирать урожай ячменя и оставлять его на поле, отделив стебли от зерен. Ночью я спал на зерновых полях, а днем пас овец. Я помню, что когда жители теряли своих яков, овец или других животных, они приходили ко мне и просили погадать. И хотя у меня не было подходящих для гадания шариков или кубиков, я говорил им: «Идите в такое-то или такое-то место и там вы найдете свое животное». И практически всегда они на самом деле его там находили. Другие дети также просили меня остановить дождь или град – но это срабатывало лишь несколько раз!

Я редко ел мясо. Одной весной вода испортилась. Поскольку я ел лишь цампу, и моему организму недоставало питательных веществ, мое тело, руки и голова опухли и пожелтели. Мой отец Топгье очень волновался, что если я не начну есть мясо, я умру. Он сварил суп из мяса, риса и молока и дал мне. В этом время рис был большой редкостью. Через несколько дней такого питания опухлость спала.

Вскоре моя мачеха родила двух дочерей и стала еще более ревнивой и жестокой по отношению ко мне. Она говорила: «Твоя мать в Лангкор, твой отец на севере Дингри, что же ты до сих пор тут делаешь?». С появлением новых детей ее отношение ко мне стало еще хуже. Так мы жили достаточно долго, и никто не обучал меня даже основам чтения и письма, не говоря уже об обучении Дхарме.

Однажды в осенний день я задремал в поле, присматривая за овцами. Вдруг я услышал чей-то разговор, привстал и увидел, что лама по имени Угьен пришел на поле со своим сыном и учит его чтению. Каждый день я наблюдал за ним, а ночью повторял услышанное. Однажды ночью, когда я произносил алфавит, это услышал мой отец и удивленно воскликнул: «Где ты научился алфавиту?». Я ответил, что господин Угьен учит своего сына, и я научился от него. И тогда мой отец подумал: «Что ж, я тоже должен обучить своего сына». Ему удалось найти текст с алфавитом, и он дал его мне. Я был способен выучить все за один день.

Там где я жил, в Тибете, раз и два в год мы отправлялись на водяную мельницу молоть ячмень. Господин Угьен был главным на этой водной мельнице, и я приходил туда на 5-6 дней помогать ему. Когда практикующие аскеты (чье питание зависело от подаяний) вместе с простыми нищими прослышали, что я работаю на мельнице, они все пришли, поскольку знали, что я дам им много зерна. Также в реке рядом с водной мельницей водилось много рыбы. Я делал ритуальные подношения из зерен, совершал практику и выбрасывал подношения в воду на корм рыбам.

Осенью, когда люди занимались сбором урожая, йоги и практики приходили и просили милостыню. Я ходил вместе с ними в течение двух-трех дней, а затем возвращался домой. Поэтому йоги и практики, просившие милостыню, любили меня и думали обо мне хорошо.

Встреча с Гуру

Когда я был еще достаточно молод, я сказал своему дяде, монаху монастыря Шелкар Чё Де, что я всегда готов встать на путь Дхармы. В моей сумке всегда лежали ритуальный барабанчик и колокольчик, так что я был готов уйти в любой момент. Но меня все не отправляли на учебу в монастырь. И вот однажды моя семья пригласила великого Трулшика Ринпоче освятить алтарную комнату в нашем доме. Когда он увидел мою личную комнату и мой алтарь с игрушками, он поинтересовался: «Что это еще такое?»

Мой отец с гордостью ответил: «О, это дело рук моего сына! Он любит делать подношения».

Трулшик Ринпоче был очень доволен, и сказал: «Этот мальчик, должно быть, является реинкарнацией практика Дхармы. Нужно отправить его в монастырь учиться». Затем он обратился ко мне и спросил, хочу ли я отправиться в его монастырь или в монастырь Шелкар Чё Де. Я ответил ему прямо: «Я не собираюсь ни в какой монастырь. Я буду практиковать Дхарму самостоятельно».

Когда я так сказал, Трулшик Ринпоче замолчал и ушел прочь.

Позднее отец объяснял мне, что если бы я дал согласие отправиться в монастырь Трулшика Ринпоче, учитель забрал бы меня. Но поскольку я отказался уходить в какой-либо монастырь в принципе, меня никуда не взяли. «Удача тебе не светит, иначе Трулшик Ринпоче взял бы на себя заботу о тебе полностью», - говорил отец.

В другой раз, моя мать спросила одного известного ламу из монастыря Трулшика Ринпоче об обстоятельствах моего рождения и шрамах на моем теле. И этот известный лама сказал: «Он является реинкарнацией практика Дхармы. Однажды кто-то придет забрать его. Когда это время наступит, не мучайся сомнениями и просто отдай его». Он дал мне имя Угьен Дордже Пунцок.

Через некоторое время после этих событий у меня начались жуткие боли в коленях. У моего отца был особый гуру из Кхама (восточный Тибет) по имени Наптра Ринпоче, которого в семье считали нашим основным ламой. Все в деревне его очень уважали, и поэтому меня усадили на лошадь между двумя большими мешками, и повезли к нему. К моему приезду Наптра Ринпоче проводил церемонию на крыше только что отстроенного здания и монахи начали дудеть в длинные горны с глубоким звучанием под названием санг дунг. Шум испугал мою лошадь, она в ужасе побежала и сбросила меня. Мои родители очень испугались, что я переломал себе кости и ухудшил состояние своих ног. Но на самом деле, при падении с лошади, я упал на кучу овечьего дерьма, и не получил никаких повреждений. Я просто стоял на куче овечьего навоза!

Затем меня как следует очистили и отправили на аудиенцию к Напрта Ринпоче. Ринпоче сказал: «Этот мальчик должен практиковать Дхарму и принять обеты, в этом случае у него будет долгая жизнь. Если он этого не сделает – жизнь его будет коротка». Он сказал, что я буду хорошим практиком. Услышав и обдумав сказанное, мои родители попросили ламу позаботиться о моем обучении и попросили его срезать локон волос с моей головы, чтобы Ринпоче стал моим коренным (основным) учителем. Учитель спросил меня, хочу ли я практиковать Дхарму, и я ответил «да». После этого он отрезал локон моих волос и дал мне духовное имя Нгаванг Чёсанг. Я оставался в монастыре в течение 15-ти дней вместе с моими родителями. Я прибыл туда с болью в коленях и ступнях. Но, прожив эти две недели с Ринпоче, я полностью восстановился, и боль оставила меня полностью.

Дальнейшая учеба

Мне было 12 лет, когда я провел еще два года в монастыре Наптра и получил много практик от Наптра Ринпоче. Я получил инструкции о тонких энергиях в нашем теле для практики выброса сознания, и о других техниках медитации. По прошествии двух лет мой отец сказал: «Теперь, когда ты стал хорошим практиком Дхармы, пришло время тебе научиться более продвинутому чтению и письму». И он отвез меня к моему дяде в монастырь Шелкар Чё Де. Мне было 14 лет, когда я впервые вошел в монастырь Шелкар Чё Де лишь с одной маленькой пастушьей сумкой в руках.

В это время мой дядя Понлоп Чанпа возглавлял монастырь. С рассветом я прибыл в его дом. Он был рад меня видеть и, называя меня моим старым прозвищем «ребенок, лишенный молока», предложил мне сладкие печенья. Пока я гостил у дяди, он научил меня писать, читать и произносить правильно слова. Он также научил меня мантре Манджушри, чтобы у меня был сильный и острый ум. Каждое утро я вставал и читал перед ним молитвы. Днем, после ежедневных церемоний, восемь-девять монахов приходили обучаться у него диалектике. Я подавал им чай и прислушивался. Когда монахи забывали что-то, чему их учили, я был способен вспомнить и подсказать им. Возможно, что именно мантра Манджушри дала мне такую хорошую память!

На стенах монастыря было много рисунков, и я проводил много часов, рассматривая их. Я заметил, что там совсем не было изображений Гуру Ринпоче. Однако на верху стены Мани у входа к ступе была небольшая статуя Гуру Ринпоче. Поэтому проходя мимо по пути на занятия, я останавливался и всматривался в нее. Также в основном зале монастыря было изображение Дампа Сангье и Миларепы, встретившихся и соревнующихся в исполнении чудес. Время от времени я приходил туда и долго-долго рассматривал эти рисунки.

Традиционно в Шелкар Чёде приезжал высокий лама из монастыря Сера в Лхасе, чтобы служить в качестве кхенпо или учителя диалектики. В этот год один из этих кхенпо познакомился со мной и сказал: «Этот мальчик очень умный и хороший». Я ему очень нравился и он угощал меня печеньем и фруктами. Затем этот ученый лама спросил меня, не хотел бы я стать монахом в его монастыре.

«Нет, я не хочу быть монахом. Я хотел бы быть йогином и, напротив, сторониться монастырей. Я хочу практиковать самостоятельно», - ответил я.

«Какой смысл становиться йогином, прежде не побывав монахом?», - протестовал кхенпо.

Я ответил: «Я не принесу никакой пользы Дхарме будучи монахом. Я могу только послужить Дхарме и другим живым существам в качестве йогина, путем глубокой медитации и самостоятельной практики».

Возвращение к ламе

После того, как я уже отлично обучился чтению и письму, я стал сильно скучать по Дингри и моей деревне. Поэтому в возрасте 15-лет я отправился домой в сопровождении отца. Должно быть, была весна, когда я вернулся, так как нам пришлось переходить высокие воды реки Бум-Чу. Снег и лед растаяли, река была переполнена водой и поднялась, по ней плавали большие куски льда. Переход реки был опасным мероприятием. Мой отец попросил меня читать мантры, пока мы переходим, чтобы нас не ударил и не снес одна из таких ледяных глыб. Я читал мантры и мы успешно перешли реку.

К этому времени мне было 15, я вырос вдали от моей настоящей матери и ее семьи. И не было никого, к кому бы я испытывал родственные чувства. Когда я гостил в доме отца, его новая жена ревновала и просила меня уйти. Мне приходилось все время с ней спорить. По большому счету заботились обо мне только отец и дядя. Мой отец, дядя и дедушка всегда с уважением предлагали мне самое лучшее место, чтобы сесть, и так далее.

После моей остановки в Дингри, меня снова отправили на учебу к моему ламе в монастырь Наптра. Я жил в комнате монаха рядом со внутренним двориком. В это же время в монастыре проживали две монахини, одна из Понгронга на Западе, другая с севера. Они обе просили меня о женитьбе на них, но я сказал, что в данный момент времени в мои планы не входит женитьба, и ни с одной из них у меня не было интимных отношений.

В течение моего пребывания там я получил все учения по подношению мандалы, практике Ваджрасаттвы и другим предварительным практикам. В этом году я сделал 100 000 простираний, 100 000 подношений мандалы, прочел 100 000 сто-слоговых мантр и 1 200 000 мантр Гуру Ринпоче. Теперь мне исполнилось 16-ть и я был готов к получению более продвинутых медитативных практик.

Политические интриги в феодальном Тибете

Я вернулся домой из монастыря в возрасте 17-ти лет. Среди семейных обязанностей, которые были наложены на меня, я должен был присматривать за овцами на пастбище, по просьбе отца. Однажды, когда я, как обычно, спустился с овцами к реке, я наткнулся на человека в белой чубе, его белая лошадь пила чистую воду из реки. Он спросил меня: «Это ты тот самый Церинг Вангду?» Когда я утвердительно покачал головой, мне сказали, что мой дядя, что обычно проживал в монастыре Шелкар Чёде, был назначен официальным представителем деревни Тонг-Мон Шика – поселении внутри маленького округа Тонг-Мон. Кисонга Тундрупа, господина в белом, отправили, чтобы привезти меня. Он настаивал, чтобы мы отправились уже на следующий день. Однако я отказал, так как хотел прежде посетить монастырь Наптра и получить благословление моего ламы.

Я пришел домой и мой отец объяснил мне: «Твоего дядю назначили главой округа Тонг-Мон. Это очень высокая должность и ему потребуется помощь. Более того, его здоровье сильно ухудшилось, так что твоя помощь нужна прямо сейчас. Тебе на самом деле нужно отправляться в путь завтра – пакуй свои дамару и колокольчик». На следующее утро я оседлал своего коня и отправился вслед за мужчиной в белой чубе на белой лошади через Дингри. К ночи мы достигли деревни Пхатрук Гара, а через несколько дней доехали до деревни под названием Ганг-гья. Это название указывает на плодородные земли этой деревни: «ганг» означает «один», а «гья» - «сотня». Говорили, что из каждого зерна, посаженного в этой долине, вырастет сто ростков. Зерно и основной склад администрации Тонг-Мон Шика находились также здесь. Когда я приехал, в деревне был праздник – люди пили и танцевали. Семья, у которой я остановился, предложила мне мясо и рисовое пиво, встретив меня очень хорошо в соответствии с лучшими местными традициями. У них были две прекрасные дочери: старшая – Угьен Долма, и младшая – Калсанг Долма. Я еще вспомню о них через несколько лет. На следующий день, когда я взобрался на лошадь и собирался ехать дальше, они подарили мне бутылку рисового пива в поездку.

Деревни

Мы прибыли в Тонг-Мон. Название Тонг-Мон означает: «в момент, когда ты видишь это, тебе это нравится». Это указывает на что-то спокойное, мирное и богатое. Соответствуя этому названию, управление деревни Тонг-Мон располагалось в красивом пятиэтажном здании, окруженным красивыми деревьями. У центрального входа стоял большой молитвенный барабан.

Когда мы прибыли, у этого молитвенного барабана стоял совершенно обнаженный молодой человек, без какой-либо одежды. «Кто этот парень?», - спросил я. «У него нет отца, а мать его очень бедна. У него попросту нет одежды», - ответил Кисонг. Я ощутил большое сострадание к этому человеку и на следующий день пригласил его в свою комнату, дал ему одежду и еду. Я предложил ему стать моим сопровождающим и, с этого момента, он следовал со мной, куда бы я ни шел. Его звали Мигмар.

Мой дядя, чей официальный титул был Дэва Шика, жил в большой комнате внутри основной резиденции. Он объяснил мне, что меня назначили руководить всеми его делами, включая посещение ферм и владений. Я узнал, что мне придется занимать этот пост в течение, по крайней мере, двух лет, так что я не мог продолжать учиться в монастыре, пока этот срок не истечет. В конце концов, так сложилось, что я провел здесь три года.

Деревенский чиновник показал мне, как заходить в амбар с зерном, объяснил правила раздачи зерна и создания записей о кредитах. Я узнал, где храниться рисовое пиво, травы и поджаренная мука. Я также узнал, что хотя официальная резиденция была очень богатой и внушительной, сами жители деревни были очень бедными. Только некоторые чувствовали себя сравнительно комфортно, остальным же приходилось брать зерно для пищи и траву для животных в залог.

В резиденции Тонг-Мон Шика было много комнат. Овцы и разные продукты занимали нижний этаж. Склад мяса, рисового пива и поджаренной муки, а также многих других товаров, располагался на втором этаже. На третьем этаже была официальная резиденция и алтарные комнаты, а на четвертом – зерно про запас на случай голода. Многое из этой гуманитарной помощи лежало здесь годами, запечатанное глиняными кирпичами. И наконец, на самом последнем этаже здания располагались комнаты, посвященные женскому и мужскому божествам-охранителям Палден Лхамо и Дамчен Дордже Лекпа. Именно в этих комнатах проводились ежегодные церемонии подношений. Основным сакральным объектом этого места была статуя высотой с фут, изображавшая Палден Лхамо на муле. Если вы занимаетесь бизнесом, то этот охранитель и его статуя могут помочь принести много прибыли и успех в делах. Комнаты этой резиденции также имели много ценных объектов и роскошную мебель.

Деревни Самдруп Кханг, Канг Сар и Лха-Зук также были частью территории области Тонг-Мон. На севере были Ганг-кья и Ца-кор. Деревни Карда, Трак и Бум-Танг были расположены на востоке. Чу-Шар и Йон-Чухир на юге, а через перевал – деревни Лха-Пар, Гадонг, Тей, Йеджанг и Цого. Помимо нашей резиденции, администрация района Шика хранила зерно в деревне Цого. Все эти места находились под юрисдикцией администрации Тонг-Мон и люди из всех этих маленьких окружающих деревень приходили сюда работать. Им платили поджаренной мукой, чаем, сырым ячменем или рисовым пивом. Каждому из десяти работников, по очереди, наполняли один (его собственный) горшок рисовым пивом в течение дня.

Если работникам платили строго в соответствии с этими правилами, они еле сводили концы с концами. Поэтому я не следовал дотошно этим указам. Вместо этого, я давал работникам столько, сколько мог. Если предполагалось, что я должен выдавать один горшок с рисовым пивом, – я давал два. Иногда жители приходили на внутренний двор и ждали под палящим солнцем. Когда домработники оповещали меня об этом, я давал бедным масло, одежду и поджаренную муку. Через некоторые время другие бедняки прослышали об этом, и пускались в долгие путешествия ко мне, чтобы получить эту помощь.

Чуть ниже, в деревне Кхарта, жила группа людей, которые когда-то были богатыми, а потом стали нищими. Странно, но они сохранили имена высшего класса. Раньше у них были большие дома, но сейчас они пребывали в разрухе. У этих людей не было достаточно еды и питались они лишь жидким овощным супом. У администрации Шика хранились многолетние записи об их долгах, доходившие до 10 000 единиц измерения. И хотя эти долги были четко задокументированы, никакой надежды когда-либо получить зерно от этих бедных людей не было. Когда я посетил деревню Кхарта, я сказал им, чтобы они принесли рог яка, наполненный зерном, в качестве символа возврата всех своих старых долгов. Сделав этот символический жест, я просто сжег все документы об их старых долгах и сказал им: «Теперь вы больше не должны волноваться о своих старых долгах перед администрацией Шика. Вы должны чувствовать себя так, словно вы оплатили все свои задолжности этим рогом яка, полным зерна. Однако, с этого момента, если вы берете у меня в долг зерно, вам следует оплатить его в следующем году».

До моего приезда в деревне Шика не было традиции исполнения ритуальных подношений или церемоний ламами. Я решил пригласить святого нингмапинского ламу из ближайшей деревни. Я попросил его провести посвящение и ритуальный цог для всех. По завершении мы раздали еду всем присутствующим семьям. За услуги ламы я преподнес ему соответствующие пожертвования и отправил его в его деревню. Позже я также пригласил высокого ламу линии Кагью по имени Гьялцен, который жил на северной стороне, в деревне Цого. Он носил на голове длинные дреды йогина, так как он не был монахом, никогда не обрезал свои волосы, и жил как аскет. Он также провел в деревне посвящения и подношение еды, которая была потом разделена между жителями.

После двух лет в Тонг-Монг, я знал обо всем, что происходило в деревнях под моей юрисдикцией. Семьям, которые брали в долг, я говорил, что все зерно, которые они получают сейчас, они должны оплатить следующей осенью с процентами. «Когда в следующем году вам снова понадобится зерно и вы уже показали, что вы платежеспособны, я дам вам его несмотря на любые долги, которые вы имели до моей службы». Я говорил так бедным семьям, которые обычно одалживали небольшое количество зерна, чтобы не иметь впоследствии больших долгов.

То же самое я говорил богачам. Эти богатые жители часто приглашали меня проводить церемонии. Я оставался с ними в течение двух-трех дней для проведения ритуалов, просто наслаждаясь. Вскоре я получил прозвище «Новый Шика Вангду-ла». До моего правления, если приезжал чиновник, жители пугались и буквально разбегались в рассыпную. Сейчас, когда приезжал я, никто не боялся. Напротив, все подходили поприветствовать меня, предлагали выпить, потанцевать и хорошо провести время. Я также даровал ячмень, мясо и поджаренную муку практикам Дхармы ежегодно. Но все же, время от времени, мне приходилось навещать людей для разговоров о выплате долгов. И так продолжалось три года.

Осенью моего второго года правления, когда мне исполнилось 18 лет, я остановился в деревне Ганг-гья, где располагался второй амбар с зерном области Шика. Если вы помните, в этом месте я остановился, когда ехал вступать в должность в первый раз, где две прекрасные девушки поднесли мне рисовое пиво и я уехал на лошади. Ранее, весной, когда жители делали посадки, я дал этой семье семена. Последующей осенью, когда семена взошли и урожай был собран, я приехал забрать зерно.

Взрослея в маленькой деревне Дингри у меня почти не было контактов с девушками. Будучи ребенком, я предпочитал держаться в уединении и практиковать Дхарму. Но в 17-ть лет, когда меня отправили на службу в качестве управляющего области Шика, и я остановился у этих добрых людей, я впервые обратил внимание на этих двух девушек. Этой осенью я стал проводить время с младшей дочерью по имени Калсанг Дролма, и вскоре мы решили пожениться.

После нашей свадьбы она на короткое время приехала со мной в Шика, а затем вернулась в свою собственную деревню, оставив меня работать. Поскольку я был практиком Нингма, я обучил ее некоторым практикам, а также чтению и письму. Летом я работал в офисе Шика, заботясь об амбаре с зерном, а она жила со своими родителями. Осенью, после сбора урожая, мы с женой отправлялись в Дингри повидать Наптра Ринпоче и получить от него Учения.

Было еще одно хранилище зерна Тонг-Мон в месте под названием Йечанг. Там у меня была еще одна жена по имени Ньяма Тронма. Эти жены, разделенные большим расстоянием, ничего не знали о существовании друг друга. Требовалось три дня ходьбы, чтобы попасть из деревни одной жены в деревню другой. Даже их диалект различался. Обе жены были очень добродетельными. Ньяма Тронма не родила детей, а Калсанг Долма родила одного сына, который умер через 3 дня, и это было за год до того, как она снова забеременела.

Заговор

Пока я работал чиновником в Шика, богатый доктор по имени Эмджи Палден ввязался в спор с моей семье по поводу пастбищ. Его основная резиденция располагалась в Ганг-гья, но у него также были земли в Шанто и Пенак. Таким образом, у него было три дома в трех разных деревнях, но и этого было недостаточно, чтобы удовлетворить его жадность. Его богатство позволяло ему подкупать адвокатов и выигрывать все суды. У него также были хорошие отношения с одним из главных чиновников в Дингри – и это влияние распространялось на все диспуты, возникающие из-за неправомерных действий Палдена.

Например, была одна очень бедная семья, жившая неподалеку от моих родственников в Дингри. Эмджи Палден конфисковал некоторые участки земли у этих людей без какой-либо на то причины. Они подали иск, но естественно проиграли. В другой раз, Эмджи присвоил себе пустые земли, находящиеся за владениями моего отца в Ю-Чунг, вскопал землю и построил там большой дом, словно эта земля была его собственностью. Затем, Эмджи забрал себе землю, где местные разводили коз и овец, оставив жителей ни с чем. К этому моменту, этот человек просто перешел все границы, и земли у него было необоснованно много. Со всем этим богатством он был просто одержим и постоянно пребывал в волнении по поводу своих домов и земель.

Словом, так случилось, что Эмджи Палден забрал себе землю, находящуюся за нашим домом, и дело было передано в суд. Он и его союзники также хотели занять посты управляющих в Шика, поскольку на этих должностях они обеспечили бы себе богатство и престиж. Эмджи активно порождал подозрения, что с тех пор как я занял должность администратора в Шика, я использовал свое положение для того, чтобы обогатиться и завладеть властью, и, конечно же, по его мнению, именно я сформировал дело против него. Так что он вынашивал план.

Палден наводил обо мне справки: «Так как Тонг-Мон Шика поживает сейчас?» И вот некоторые из услышанных им ответов:

«Глава Тонг-Мон Шика болен и живет в монастыре. Один из его родственников, некто по имени Вангду, работает в его офисе. Этот Вангду приглашает лам линий Нингма и Кагью и раздает им богатства».

«Нам достался служащий, который также является нашим духовным лидером, и мы очень этому рады».

«Он дает людям столько, сколько они могут унести. Люди приезжаю даже из очень дальних мест».

«Он разрушил все правила старой администрации».

«Этот лама привез много священных объектов».

«Чиновники высокого ранга должны жить в официальной резиденции и заниматься административными делами, но этот Вангду приходит в каждый дом, даже к бедным. Он не просто так просиживает время на своем высоком месте».

Обычно чиновники проверяли количество собранного урожая после того, как зерна были разделены. Во время моего руководства я прекратил проверять урожай и сказал: «Пока вы добросовестно выплачиваете свои долги, проверять ваши зерновые я не буду». Люди говорили: «Жители Тонг-Мон должны были тайно питаться до этого времени, но, с тех пор как пришел Вангду, нам больше не нужно прятаться. Мы можем радоваться жизни и наслаждаться. Мы очень счастливы». Такие слухи распространялись. В монастыре Шелкар, принадлежавшем Гелукпе и имевшем политический авторитет над всеми административными центрами, также услышали эти сплетни.

Лама по имени Чеса был самым главным монахом в монастыре Шелкар и управлял общиной из трехсот монахов. Эмджи Палден доложил ему, что я раздавал зерна всем практикующим и что амбар в Шика сейчас совершенно пуст. Монастырь Шелкар получал зерно из абмара в Шика, которым я руководил. Когда до главы монастыря дошли эти слухи, он произнес поговорку: «Ты ешь траву на пастбище, а испражняешься в скалах». Другими словами, усилия, вложенные ими в администрирование деревнями, были не выгодны для них.

Жена Эмджи Палдена была родом из города Цера Мета, и у нее в монастыре Шелкар Чёде был один родственник. Их следующим шагом было подговорить этого монаха взять управление Шика на себя. Они убедили его, что это принесет пользу всем. Поэтому этот монах доложил Чеса (главному ламе монастыря Шелкар Чёде): «Настоящий управляющий Шика, находящийся в этом монастыре, болен. Его родственник, работающий в Тонг-Мон практик-мирянин, все раздает и совершенно не заботиться о выплате налогов. Он все подносит во время ритуалов и раздает в качестве милостыни нищим. Из-за всего этого, нет никакой надежды, что монастырь Шелкар получит вообще какое-либо зерно. Если ты не заменишь его другим человеком, амбары Тонг-Мон Шика будут пусты!»

Сложилось так, что этот главный лама был также родом из деревни Церу-Мета в Патрук, так что они с монахом стали близкими друзьями, сформировав альянс и став единым целым. Монах – родственник жены Палдена – сказал главному ламе, что я должен уйти в отставку из администрации Тонг-Мон. Предлогом служило то, что я приглашаю лам линий нингма и кагью проводить пуджи и отдаю все для ритуальных подношений. Этот монах тайно сговорился с главой монастыря: «Если ты сместишь Шику, и отдашь мне его должность, я дам тебе и твоему окружению еду на три года вперед, а также все, что тебе понадобится для твоего дома».

Вообще, этот высокий лама был духовным человеком, но он быстро освоил манипулятивные трюки от Эмджи и семьи Церу-Мета. Пребывая в таком состоянии ума, он пообещал заговорщикам: «Я сделаю так, что нынешний Шика лишится своего поста, а взамен ты отдашь мне зерно и другие вещи, что мне понадобятся». Так было заключено соглашение.

Отставка

Соседом по комнате моего дяди был монах по имени Понлоп Чампа, высочайший лама по духовным вопросам в монастыре: он давал учения, проводил церемонии по обрезанию волос, обучал диалектике. Он был активно вовлечен в духовные практики, и не занимался мирскими делами. Даже в сравнении с другими монахами, этот монах был беден и жил аскетично. Он был настоящим практикующим и никогда не был вовлечен в светскую деятельность монастыря. По большому счету, именно Понлоп Чампа был духовным лидером и главным ламой монастыря, а Чеса (сформировавший альянс с Эмджи) являлся политическим директором монастыря. Однажды политический директор вызвал Понлоп Чампа-ла и сказал: «Я слышал, что из-за болезни нынешнего управляющего и Вашей концентрации на духовной практике, сейчас молодой человек по имени Вангду работает в Тонг-Мон. Он все раздает нищим и практикующим. Жители говорят, что они счастливы, что у них есть духовный лидер, но он же раздает все блага. Нам нужно сменить управляющего. Будьте готовы передать администрацию в другие руки».

Понлоп просто ответил: «Что ж, хорошо. Но мы ведь и не просили назначать нас официальными управляющими Тонг-Мон. Это же Вы нас назначили, помните? И помимо прочего, Вы назначили больного человека на должность администратора! Как Вы знаете, я слишком занят обучением диалектике и духовными практиками, и у меня нет времени присматривать за Шика! Мы послали за этим человеком, потому что больше не было никого, способного исполнять эту работу. Мы – практики Дхармы, а Вы назначили нас против нашей воли. Так что будет хорошо, если Вы просто снимете с нас эту ответственность». Двум ламам даже не пришлось спорить. Этими простыми словами было решено, что администрирование передадут в другие руки. Верховный лама сказал Понлопу Чампа: «Вы должны отправиться в Тонг-Мон Шика на один месяц, чтобы подготовить дела для передачи. Когда все будет готово, отправьте мне сообщение, и я пришлю нового управляющего».

Понлоп прибыл в резиденцию с несколькими монахами, чтобы осуществить захват. Он уведомил меня: «Наше время пришло к концу, и в течение месяца мы должны передать все в руки другого управляющего. Мы должны привести в порядок всю бухгалтерию. Нам нужно также посчитать поголовье овец и других животных в наличии». И так началась подготовка. Я занялся инвентарем и провел учет всего существующего зерна. Все, что было отдано в долг, я записал. После того, как все было готово, я сказал: «Сейчас мы можем приступить к следующему этапу. Пожалуйста, зовите нового управляющего».

Тем временем главный монах монастыря Шелкар обратился к божеству-охранителю и провел гадание на выбор нового кандидата на должность. Он утверждал, что у него было видение о монахе из семьи доктора, но, как нам уже известно, сделка была заключена до этого события. И вскоре новый монах прибыл в сопровождении других монахов, чтобы забрать себе наши обязанности.

Открытый конфликт

Я передал все дела ему. Сначала все шло благополучно, но затем этот монах выдвинул обвинения, указав на некие нарушения. Особенно он жаловался на две вещи. «Во-первых, этот Вангду Шика проводил церемонии подношений с ламами линий Нингма и Кагью. Никогда не было, чтобы ламы Гелук делали подношения ламам Нингма и Кагью. Мы, Гелукпа, обладаем правительственной властью. Мы не должны подносить даже звук колокольчика или дуновение благовоний ламе из Нингма. Но этот Вангду встречал лам Нингма и Кагью музыкой, и им даже позволялось проводить ритуалы и давать посвящения людям! Это все просто неприемлемо».

Понлоп Чампа, который также был гекукпинцем, возразил: «Хотя подношения делались ламами Нингма и Кагью, еда отдавалась жителям деревни. Точно так же, как нет ничего плохого в произнесении мантры Ом Мани Падмэ Хум, это просто духовная практика, приносящая людям пользу. Только Вас нужно винить за создание проблемы!»

«Во-вторых», - продолжал монах – «этот Вангду сжег все документы с записями о долгах долины Кхарта, которые велись с исторических времен. Если эти документы не будут восстановлены, я не возьмусь за управление!» Новый управляющий уже вернул рог яка, полный зерна, семьям долины Кхарта со словами: «Заберите свой рок яка с зерном. Это ничего не значит. Нам нужно сделать новое соглашение».

Семьи были все еще очень бедны и до сих пор ели разбавленный суп. Поэтому старики и старухи ответили: «Хорошо. Мы поднесли эти рога яков Вангду-ла. Если Вам это не нравится, верните их. Если Вы хотите заключить новое соглашение, хорошо. Если число 2000 – вы можете записать 20 000, если число 10 000 – запишите 100 000. Это на самом деле ничего не значит! Это всего лишь цифры, которые мы по-любому не сможем оплатить. Для нас это всего лишь бумага. И ваша бумага ничего не значит! Попросите нас подписать ее однажды, и мы подпишем ее десять раз», - выкрикивали жители. Понлоп и монах ввязались в спор и некоторое время не соглашались. В какой-то момент монах сказал: «раз мы не можем прийти к соглашению, нам нужен свидетель».

В монастыре Шелкар был один ученый, работавший секретарем. Высший лама отправил этого секретаря в Шика засвидетельствовать передачу дел. Расследовав ситуацию в резиденции, он сказал на собрании: «Сам Вангду-ла не имеет даже небольшой собственности. Все что он делал, было сделано на благо людей. Другие управляющие никогда не поступали таким образом». Новому монаху он сказал: «Ты варвар!»

Новый монах, который, кстати, обучился искусству ведения дебатов у самого Понлопа, уставился в изумлении. Секретарь продолжал: «Понлоп любезно предложил передать тебе власть. Он твой персональный лама и учитель в монастыре! Если ты приводишь своего ламу в суд, то становишься настоящим врагом своему ламе и Дхарме! Думай, что ты делаешь!».

На это новый монах рассердился еще больше: «Тебя прислал главный лама для того, чтобы ты засвидетельствовал передачу дел. Тебя не прислали сюда для того, чтобы ты оскорблял меня! А сейчас ты называешь меня варваром и врагом Дхармы!»

Секретарь парировал: «Я работал секретарем в монастыре много лет. Тебе кажется, что давать милостыню – плохо. Я не могу далее быть твоим свидетелем». И спор продолжался таким образом еще какое-то время.

В мою защиту

Наконец секретарь решил вернуться в монастырь и доложить обо всем настоятелю Чеса. «Как вы знаете, новый управляющий ведет себя аморально. Он опустил своего собственного учителя на уровень мирских разборок. Настоящий Шика болен и не способен работать. Человек, работающий вместо него, Вангду, не дал ничего монастырю, даже стола. Но давал материальную помощь и развернул духовную деятельность, например, приглашал лам линии Нингма и Кагью для проведения пудж. У него самого ничего нет – даже лошади. Все, что он сделал – это сжег два или три документа о долгах семей, которые в любом случае не способны их оплатить».

Но секретарь также сделал выговор верховному ламе: «Вы сказали, что, согласно проведенному гаданию, тот монах будет подходящим человеком для передачи власти. Вы сказали это перед божеством-охранителем. Вам не нужно было так поступать. В монастыре Шелкар более трехсот монахов, находящихся на содержании их семей. Любого из этих людей можно было отправить туда. Вам не нужно было проводить гадание для решения таких мирских дел».

«В таком случае, я отправлюсь туда сам, чтобы засвидетельствовать передачу полномочий», - наконец согласился верховный лама. И так он прибыл в официальную резиденцию с девятью другими монахами. Но перед отъездом старые монахи стали умолять его: «До этого момента высокие чиновники не опускались до решения дел столь низкого уровня. Неблагоприятно оставлять свое высокое место ради решения таких мелких проблем. Вы можете послать других людей решить это». Но верховный монах не слушал их речей.

С тех пор, как Понлоп прибыл в резиденцию более месяца назад, проблемы достигли такого уровня, что две официальных главы монастыря были вовлечены. Когда они обсуждали проблему, верховный лама сказал: «Кто этот Вангду, проводивший ритуальные подношения?», - и меня вызвали к нему.

В присутствии главного монаха, новый монах-управленец высказал все свои обвинения в мой адрес, включая приглашение лам линий Кагью и Нингма, проведение подношений, и сжигание старых документов о долгах. Верховный лама серьезно спросил меня: «Ты действительно все это делал?»

«Да, я это делал», - ответил я. «В резиденции Шика так много старого и прогнившего зерна, что даже лошади его не едят. А у жителей совсем нет зерна, так что я раздал каждому человеку по упаковке с едой от ритуала подношений. Я также посещал деревни, чтобы навестить жителей и убедиться в том, что им, на самом деле, нечего есть, когда он просили в долг. Ради них я сжег долговые бумаги, потому что у них на самом деле не было никакой возможности оплатить долги».

К моему удивлению, верховный лама не стал выговаривать меня. Вместо этого он сказал новому монаху-администратору: «Тебе не стоит так поступать! У Вангду нет ничего в собственности. Если тебе нужна еда, сунь руку в мучной мешок. Если мука в порядке, ешь ее».

Монахи монастыря Шелкар решили провести следствие насчет меня, чтобы убедиться в моей честности. Они расспросили жителей деревни о моей деятельности. Некоторые жители доложили: «В летнее время он все время работал как Шика. Зимой он всегда отправлялся к ламам и практиковал в пещерах. У него нет своей лошади и он всегда путешествовал пешком». Они также проверили, одаривал ли я свою жену драгоценностями, но узнали, что меня, напротив, поддерживала ее семья. Таким образом, верховный управляющий убедился в моей честности и занял мою сторону.

Наконец верховный лама принял решение: «Вангду не сделал ничего плохого. Здесь достаточно зерна, чтобы прокормить монастырь. Всех животных посчитали – все на месте. Другие управляющие Шика только выполняли требования и присваивали себе все, что хотели. Но Вангду не брал ничего себе. Все что он делал – проводил церемонии подношений и ритуалы».

По прошествии непродолжительного спора между новым Шика и верховным ламой, последний настаивал: «Тебе на самом деле не стоит поступать так с Вангду. Если ты откажешься взять дела на себя, я просто назначу кого-то другого. Ты не обязан делать эту работу!». Мне он просто сказал: «Сейчас ты можешь вернуться домой. Проблема исчерпана».

Перед тем, как я отправился в путь, монахи спросили меня: «Чем ты владеешь?»

Я ответил: «У меня есть дамару, ганлин, тексты, горшки для подношений, и, конечно, моя жена». Все засмеялись на это и сказали, что раз у меня только лишь это, то мне легко будет уехать без тяжкой ноши на себе. Так что я немедленно отправился в путь.

Эпилог

После этих событий, Чеса, политический глава монастыря Шелкар, уехал резиденции Шика в свою родную деревню, расположенную недалеко. Он провел там семь дней на горячих источниках. После этого начал свой путь обратно в монастырь. Он остановился попить чай недалеко от Чела – высокого перевала. Монахи организовали для него там чай и еду, и лама попросил перед едой всех монахов сделать подношения божествам-охранителям.

Практика и пророчество

Путешествие на 108 кладбищ

После увольнения из управления Шика, я смог позволить себе снова сконцентрироваться на практике медитации. Я отправлялся в паломничество и провел много времени в ретритах в пещерах, включая выполнение известной практики «пять стотысячных» (нёндро): 100 000 простираний, 100 000 подношений мандалы, 100 000 мантр Ваджрасаттвы,1 200 000 мантра Гуру Ринпоче. Моя жена также выполнила 100 000 простираний и занималась чтением мантр. Она задержалась с выполнением практики подношения мандалы, но, в конце концов, все же завершила ее. Затем мы отправились вместе в пещеру под названием Кья-Шук, бывшую некогда ретритным местом для Репа Шива О – знаменитого ученика Миларепы. Мы оставались там и практиковали всю зиму. Однако моя жена забеременела, и, с приходом весны, я вернулся к своему ламе, а она отправилась в свою семью.

Монастырь моего учителя, Наптра Ринпоче, располагался на горном хребте, состоящем их семи вершин, которые местные называли «Семь братьев». Гора, на которой был расположен монастырь моего ламы, называлась Бутра Пундун. Два сияющих озера украшали эту высоту: Белое озеро и Черное. Есть народная песня об этих озерах: «Не говори, что на священном горном хребте Ципри нет сокровищ, если Белое озеро и Черное озеро нельзя назвать драгоценностями, то назвать драгоценностью нельзя ничто».

Однажды, когда мы сидели вместе, мой лама сказал мне очень серьезно: «Обычно ученики должны выполнить предварительные практики три раза прежде чем получить определенные учения. Но этот год очень важен. Несмотря на то, что ты завершил лишь два нендро, я собираюсь дать тебе Посвящение прямо сейчас. Нельзя терять времени!».

После получения особых наставлений, ца-лунг (практика с каналами) и Пхова (перенос сознания), лама дал мне полное посвящение, передачу и объяснения практики Чод. Затем он отправил меня, и сорок других учеников, практиковать в горы на 7-ми дневный ретрит. Мы имели при себе лишь свои ритуальные инструменты: ганлин – труба из бедренной кости и дамару – ручной барабан.

Когда мы остановились рядом с Белым и Черным озерами, неожиданно пошел сильный град, как знак нашей успешной практики. По завершении недели всех учеников отправили домой, но лама сказал, что я должен остаться один и практиковать еще три дня. После этого он сказал мне прийти к нему, там он поднес мне большой ритуальный пирог и сказал: «В течение одного месяца мы изучали практику Чод, а затем практиковали его в горах10 дней. В западном Тибете, откуда я родом, существует традиция посещения 108 кладбищ для практики Чод в течение трех месяцев и десяти дней». С этими словами мой лама отправил меня в незабываемое путешествие.

Путешествие начинается

Восходя из монастыря в направлении священного горного хребта Ципри, необходимо пересечь место под названием Чанг Ла. Если продвигаться по гребню, можно дойти до священного кладбища близ монастыря, известного как Сингатрак. Там я провел ночь в доме одного человека по имени Аку Сангпо. Аку Сангпо жил со своей матерью, и бесконечно готовил чай для посетителей, а также заботился о храме. В его работу также входило постоянно вращать молитвенный барабан, пока его друзья читали религиозные тексты. Он был очень щедрым человеком, а также очень разговорчивым.

«Ты должно быть очень устал таскать свой рюкзак», - сказал он. «Давай выпьем чайник чая и ты можешь остаться здесь на ночлег». Пока мы с Сангпо разговаривали о буддизме, его мать открывала небольшой пакетик с маслом и отрезала половину, чтобы заварить чай с маслом, оставив другую половину во дворе. Принеся нам закуски, она села рядом и стала слушать наши разговоры. Вдруг со двора донесся какой-то шум, но мы остались на своих местах, поскольку были поглощены разговором.

Когда мать вышла, чтобы заварить еще чаю, она обнаружила, что все масло исчезло. Его съели птицы. Войдя в комнату с пустым чайником в руках, она воскликнула: «Масла больше не осталось! Его полностью съели вороны!» Сын отругал ее за то, что она не позаботилась о продуктах должным образом, а я почувствовал, что это был очень ироничный знак.

«Мы только что говорили о практике Чод», - сказал я Сангпо, - «в которой все тело, кровь и плоть, раздается в качестве подношения. Какое, в таком случае, имеет значение, если пол горшка масла пропало?»

«А ведь правда!», - сказал он и мы разразились смехом.

После ужина я отправился на кладбище практиковать. Ночь я провел, не получив каких-либо особых знаков. Наутро я встал и отправился помочиться, и вдруг вдалеке увидел небольшую вспышку света, как огонь. Отправившись посмотреть, в чем дело, я нашел небольшой белый камень в форуме раковины. Я посчитал это за благоприятный знак и носил этот предмет с собой весь день.

Затем я отправился в Дзомо Корва на горе Ципри. Там располагалась деревня под названием Не-Сар, и я посетил местный монастырь Чуцанг. Там я смог выразить свое почтение статуе Тары по имени «Санг-Сум Дролма-Сум чё» - три секретных места тридцати Тар. Считалось, что эта статуя разговаривала. Я также посетил священные захоронения в Чарок Дзонг.

Отсюда я продолжил движение в направлении монастыря Шелкар, который был с левой стороны горы. Я обошел гору вокруг и посетил кладбище Дупде. Пересекая перевал, я наткнулся на еще одно кладбище под названием Лоло. В этом месте из земли изливался горячий источник, а над ним располагалась большая и красивая пещера. В ней жил отшельник по имени Геше.

Очень высокий, он носил одежды мирянина. Местные жители имели сильную веру в этого простого человека. Его единственными спутниками были три овцы, которые жили перед пещерой и питались травой и остатками заварки. На самом деле, в пещере Геше всегда заваривалось три больших чайника, несмотря на то, что жил он один. Он всегда подавал вкуснейший чай и настаивал, чтобы его посетители пили много чая. Если ему предлагали деньги или материальную помощь, он просто отдавал все это в монастырь в обмен на масляные лампы. Единственным священным объектом, которым он владел, была каменная статуя Тары. Он так тщательно о ней заботился, что она была вся покрыта маслом, которое он использовал для чистки ее.

«Это мой самый священный объект», - объяснил он мне. Я попросил его дать мне учение, на что он ответил: «Я немного знаю о Чод, но я могу дать тебе практику Тары, так как Тара является моим главным божеством». Затем Геше посоветовал мне: «Если ты собираешься на кладбища практиковать Чод, тебе понадобятся одеяла и одежда, а также животные для переноса твоих вещей». Затем, искупавшись в горячем источнике, я пошел просить милостыню у местных жителей, и мне поднесли ячменную муку для моего дальнейшего путешествия.

Страшные места

В Шелкар располагался приток реки, куда люди сбрасывали мертвые тела. Люди побогаче отвозили своих мертвых в более святые места, такие как Дупде. Здесь же люди жили бедные, и поэтому просто скидывали трупы в открытую реку. Я провел там одну ночь: Это было, возможно, самое страшное захоронение из виденных мной, и у меня там было несколько чрезвычайно пугающих переживаний. Во-первых, там было много странных свистящих звуков. Появилось четыре или пять волков, а затем мертвые тела упали практически над тем местом, где я сидел. Когда я осмотрел это место утром, я нашел лишь три больших камня, трупов там не было!

Проходя Цамбулинг в сторону Гоцанг, я прибыл к горной пещере в самой середине горы Ципри. Ветер был настолько сильным, и в воздухе было так много пыли, что мне пришлось читать текст Прибежища, спрятавшись за большим камнем. На следующий день я заболел, но заставил себя идти дальше. Я дошел до небольшой горы под названием Кунцом Гьялпо. И хотя на вершине развевалось много молитвенных флажков, это было очень страшное место. Когда я попробовал забраться выше, прямо на меня сбежали два скелета. Я подумал: «Это место - подлинная Ньенса!» (место силы для практиков Чод, полное духов и привидений, - прим. Aniezka). Я тут же достал ганлин и дамару и начал практику. Затем вдруг поднялся ослепляющий шторм из пыли, и демоны исчезли из виду.

Я расставил свою палатку на вершине горы для практики ритуала Чод. Но ночью поднялся сильный штормовой ветер, спустивший мою палатку вниз по склону. Я знал, что не смогу следовать за ней при той скорости, на которой она неслась, поэтому я просто решил не думать пока о палатке, и остался на вершине горы, делая свою практику. Однако в ранние утренние часы мне приснилось, что появился человек, одетый в белое, и положил мне на подушку подарок. Когда же я проснулся, то обнаружил белую сумку, в которой было немного ячменя, а также пять или шесть тибетских монет. Поскольку мне показалось, что это упало откуда-то со стороны молитвенных флажков, я вернул сумку на то место. Затем я отправился на поиски своей палатки и нашел ее глубоко в лесах, наполовину покрытую песком. К счастью, мне удалось ее достать и снова установить.

Однажды я встретил монахиню, которая шла с 10-15-тью овцами и читала молитвы. «У каждой из моих овец есть имя», - сказала она мне, взглянув на них с нежностью. Я сразу же вспомнил о совете Геше о том, что мне понадобятся животные, чтобы перевозить мои одеяла и провизию. «Я собираюсь посетить сто кладбищ для практики Чод», - сказал я ей, - «мне нужно несколько овец для перевозки моих вещей. Не могла бы ты дать мне одну или две овцы?»

Но она ответила: «Я слишком сильно люблю своих овец, и не могу отдать ни одну».

Мы дошли вместе до местного монастыря Кьецанг гомпа, болтая по пути. «Я из Кхапма и я люблю Чод. Если ты практик, можешь ли ты провести для меня ритуал?», - спросила она. Я провел практику Чод и станцевал ритуальный танец. Она была восхищена и подарила мне небольшую сумочку с ячменной мукой. Смотря на меня пристально, она сказала: «Теперь я вижу, что ты честный практик и не съешь мою овцу, если я тебе ее отдам. Моего старшего барана звать Тарчин Норбу (совершенная драгоценность). Он питается только ячменной мукой. Ты должен очень хорошо о нем заботиться!». Говоря так, она показала мне своего старшего барана. Баран был очень большой с огромными рогами, с белым телом, черным лицом и ногами. Этот умный баран мог, на самом деле, понимать мои слова. Если я ему говорил: «Иди поешь травы», - он так и поступал. А если я говорил: «Иди сюда и ложись спать», - он следовала моей команде.

Я обнаружил, что в том монастыре жил большой лама по имени Трипон Ринпоче. Этой ночью я оставил свою овцу, Норбу, у монаха, жившего в пещере под монастырем Кьецанг, и на следующий день отправился повидать Ринпоче. К сожалению, Ринпоче отсутствовал – он был в ретрите. Но они прислал мне сообщение через своих помощников, сказав, что я должен встретиться с другим ламой, живущим неподалеку, объяснив, что «это будет то же самое, что увидеться со мной». И так я готовился к встрече с Кушап Лама. Когда я пришел к нему, то застал его за поеданием пирожных с сумкой ячменной муки рядом с ним. Он был не очень стар и оказался родом из Кхама.

«Откуда ты?», - спросил он.

«Я ученик Наптра Ринпоче, и он наказал мне посетить сотню кладбищ. Могли бы вы дать мне какие-нибудь передачи или практики?»

«Это прекрасно!», - сказал он. «Я впервые слышу о практикующем из Дингри, делающим эту практику посещения сотни мест. Если ты можешь исполнить пожелания своего мастера – этого достаточно. У меня нет для тебя других наставлений». Затем он дал мне длинный защитный шнурок. «Если ты намерен совершить эту практику, готовься к тому, что будет много трудностей. Пожалуйста, возьми с собой эту ячменную муку». Я заметил, что он не был богат и жил как простой йогин.

Я ответил: «У меня достаточно муки», - и вернул подарок.

«Ты кажешься мне особенным человеком. Это благоприятно, что я тебя встретил», - таковы были его прощальные слова.

Приключения с бараном

Предполагалось, что я завершу свое путешествие по местам захоронений через три месяца и десять дней, но возвращаясь обратно, у меня еще оставалось десять дней. Прибыв в место под названием Цакор, я практиковал на огромной скале прямо под деревней. Пока я делал свою практику, вдруг появился мужчина, одетый в красное, и сказал: «Я принесу траву твоему барану».

Я ответил: «Замечательно, моему барану нужна еда». Мужчина в красном дал мне горсть цветков стручкового горошка. Я был удивлен увидеть эти зеленые растения, ведь еще была зима, и вокруг все было сухое желтое и коричневое. Я подвязал эти цветы к центральному шесту палатки и, проснувшись следующим утром, думая, что возможно это был сон, поднялся взглянуть, были ли цветы на месте. Они все еще были привязаны к шесту. Я дал эту траву своему барану Тарчин Норбу, и сохранил одну веточку для себя в качестве священного объекта, чтобы помнить о встрече с этим волшебным существом.

Из Цакора я 5 часов добирался до Пангри. Семья местных жителей пригласила меня остановиться у них, угостив меня супом с лапшой и чаем. Пересекая перевал за деревней Пангри, я достиг долины Патруг, и нашел там кладбище Гьяша. Хотя простые жители называли это место таким образом, местные монахи сказали мне, что настоящее значение этого места: «шляпа сотни священных мест». Это было очень приятное место, и люди говорили, что ученик Миларепы, Шива О, останавливался там. Поскольку это место было изолированным, воду приходилось таскать снизу. Я провел в этом месте 4 дня. Там было еще два старых практика, а также четыре или пять монахинь. Все пили просовое вино, и я пил вместе с ними. Один из йогинов отметил ловкость моей овцы: «У тебя великолепное животное. Оно может лазить за тобой вверх и вниз по склону горы, и следует за тобой во многие священные места. Ему повезло, что он с тобой. Как его зовут?»

«Тарчин Норбу», - ответил я.

Йогин продолжал: «Это просто животное. Достигнет ли он просветления или нет – я не знаю. Но поскольку это очень благоприятная ситуация, что он путешествует с тобой, практиком Чод, я дам ему имя Калсанг Норбу (драгоценность удачи)». Однако когда я обратился к своему барану по имени Калсанг Норбу, он никак не отреагировал. Так что я по-прежнему продолжал называть его Тарчин Норбу! Этот баран был себе на уме.

Отсюда я отправился в Тругду, где жили два ламы. Один дал мне благословленные пилюли и сказал: «Ты исполняешь пожелания своего ламы, и это имеет большое значение. Мы не можем предложить тебе больше этого». Я дал одну пилюлю своему барану.

Затем я отправился в место под названием Кара, где располагался монастырь Гелук и община монахинь. Здешнего ламу звали Гари Ринпоче. В прошлом он был монахом в Шелкар, но ушел оттуда, чтобы жить здесь, в маленькой деревеньке, и люди его очень высоко ценили. Этот Ринпоче пригласил меня в свой монастырь и попросил монахинь приготовить мне чай. Он был очень разговорчив, но мне показалось, что он не любит животных.

Он сказал: «Это неправильно, ты должен держать своего барана снаружи». Но когда я оставил Норбу снаружи он начал без остановки блеять: «Беееееееееее, бееееееее». Это разбудило Ринпоче. «Твоя овца представляет собой большую проблему. Она не спит, и бесконечно плачет». Я ответил, что ему надо было разрешить остаться со мной, потому что иначе она будет чувствовать себя одиноко и будет плакать. Так, я забрал барана в комнату Ринпоче, но поскольку он была животным, всю ночь он испражнялся в его комнате!

Несмотря на этот конфуз, Ринпоче щедро угощал меня прекрасной едой и чаем во время моего пребывания у него. Он сказал: «Здесь захоронений нет, но дальше, вверх по горе, есть место, где мы подносим молитвенные флажки двум божествам-охранителям. Это место может быть весьма страшным ночью. Ты совершенно точно можешь практиковать там Чод». Последовав его совету, я отправился вверх по горе со своей овцой и выполнил практику, но не увидел никаких манифестаций.

Далее я прошел поселение кочевников и высокий перевал, с которого открывался вид на мою родную деревню. Рядом с перевалом я встретил мужчину, который назвался Шеки Нелунг – это было имя очень известной зажиточной семьи из деревни Дингри. Мы шли вместе, но, еще не дойдя до деревни этого человека, оказались у священного места под названием Цари Бук. Он сказал мне: «Если ты собираешься провести здесь ночь в пещере, добро пожаловать ко мне в дом завтра!». Я согласился, но поскольку у меня с собой было несколько довольно тяжелых одеял, я попросил его забрать их в свою деревню на лошади, чтобы после я смог их там забрать.

Смотрителем этого места была практик-мирянин, чья жена была очень стара. Он пригласил меня остановиться у него на один день и приготовил праздничный ужин. Позже он сказал мне, что он сын ламы по имени Кушу Гьялцен, которого я приглашал провести цог в то время, когда работал правителем Шика. Когда я объяснил ему, кто я такой, он очень взволновался и с радостью показал мне тайную комнату под пещерой, где находилось много древних статуй и ступ. На следующий день он проводил меня до деревни.

По дороге я зашел к человеку, у которого оставил ранее свои одеяла. Но люди из его семьи в деревне Цари Бук сказали мне, что он отправился в горы, и его здесь нет. Они отказались вернуть мне мои вещи, несмотря на то, что смотритель также просил их об этом за меня. Оказалось, что человек, которого я встретил, был совсем не богат, хотя его фамилия принадлежала богатой семье. И даже если бы он был дома, то не вернул бы мои вещи. Так я потерял свои одеяла.

Небесные похороны

Я практиковал Чод рядом с деревней Дингри в месте под названием Нечунг Пула в Сингатрак. Наконец, я посетил пещеру Мачик Лабдрон, в которой уже однажды бывал, и остался в ней на 2-3 дня. Отсюда я направился через перевал Дингри-Кхангмар в место под названием Дунца. Я дошел до кладбища Лангкор, которое считалось очень страшным местом. Но я совсем не нашел его таким уж пугающим. Единственное – там раздавался вой диких шакалов. На следующий день кто-то принес труп старика для небесных похорон. Я размышлял о непостоянстве жизни и исполнил танец Чам и ритуал Чод.

Никогда раньше не видев, как обращаются с трупом, я стоял и следил за процессом. Вначале они сняли одежду и положили тело на камень лицом вниз. Я спросил монаха, отвечающего за ритуал похорон: «Почему Вы не кладете труп по направлению на Запад так, как это делается традиционно, почему вы размещаете его лицом вниз?»

«Потому что труп располагается в направлении монастыря Падампа Сангье в Лангкор, который расположен снизу», - объяснил он мне.

Пока труп так лежал, работники пили рисовое пиво и пировали. Затем они сняли свою обычную одежду, надели плащи и взяли ножи. Сначала они разрезали спину трупа. Они вытащили все мышцы и мясо, оставив кости и другие остатки. Они запаковали это мясо в большое одеяло и отложили в сторону.

К этому моменту все стервятники уже собрались вокруг тела и ждали. Обращаясь к этим птицам, монах скомандовал: «Теперь примите это подношение». Вороны также прилетели, но им не разрешалось есть. Стервятники вытянули шеи, но пока еще не притрагивались к еде. Когда я спросил почему они не едят, монах объяснил: «Король птиц, хозяин этих мест, еще не прибыл». Рядышком разожгли благовония, поднесли ячменную муку – в западном направлении.

В этот момент король птиц появился со стороны мыса и подлетел, проделав необычный маневр, к месту похорон. Когда король птиц приземлился, его крылья издали особенный звук «шшшшшш». Хоронящий монах озвучил имя того, кто умер, и птица ответила карканьем: «аааарркк, аааррррк».

Монах объяснил: «Когда птица прилетает и издает звук «шшшш», она спрашивает таким образом: «кто этот человек?». Затем я сообщаю имя умершего. А когда птица издает звук «аааарркк, аааррррк» - это означает: «я сожалею о вашей потере». Затем король птиц принялся клевать тело, после чего и другие птицы присоединились и стали есть. Даже кости были съедены моментально, буквально одним глотком, ведь у птиц были очень мощные клювы. Кроме головы и костей ног, они съели все менее чем за 10 минут.

Монах разломал оставшиеся кости на кусочки и смешал их с мясом, которые было отложено предварительно. Все это было съедено в течение минуты хищными птицами. В конце концов, осталось лишь несколько костей. Их поместили в маслянистую впадину в скале и стали толочь их камнем. Затем они поместили голову в скалу и также ее размололи. Смешав кости с мозгами, эту смесь также отдали стервятникам. Птицы особенно нетерпеливо кружили в ожидании этой еды, словно это был деликатес.

Кроме четырех или пяти кусков костей, которые птицы не смогу съесть, все тело было сожрано подчистую. Потом, эти оставшиеся кости сожгли в костре в лесу неподалеку от места похорон. Птицы были абсолютно сыты, они расселись спокойно вокруг места погребения и чистили свои перья. Работники кладбища отдали имущество умершего, одежду и другие мелкие предметы, носильщикам воды.

Подчинение собак

Затем я отправился в деревню под названием Шингри с двумя другими монахами. Там я также практиковал Чод. На следующий день мы пришли в огромное поселение кочевников.

Кочевники традиционно владеют большими собаками. Как только мы подошли ближе, три огромных мастиффа атаковали нас. Со мной была моя овца, однако собаки были совсем не заинтересованы в ней, они хотели кусать только нас! Я вынул шест от палатки и попытался их остановить, но собаки по прежнему нападали на нас. Они были гигантского размера!

Я визуализировал Трома Нагмо, гневное божество, и набросился на собак. Я ударил одну собаку по голове шестом от палатки с криком: «Ха!». Я стукнул ее так, что она потеряла сознание. Через некоторое время собака очнулась, ведя себя так, будто она пьяна. Другие собаки отпрянули назад.

Затем все кочевники побежали встретить нас. Но они вовсе не разозлились. Напротив, они сказали: «Вам повезло, что вы смогли ударить эту собаку! Обычно никто не может к ней даже приблизиться. Она погрызла многих и всегда преследует людей, даже если они едут на лошади. Даже сейчас, когда она была привязана металлической цепью, посмотрите, как легко она вырвалась». Кочевники были добры и щедры. Они увели собак и угостили нас огромным куском баранины.

В это самое время, хотя мы не были свидетелями происходящего, мы услышали новости о конфликте между китайскими войсками и тибетцами на западе. Об этом велись бесконечные разговоры. Монах, с которым я путешествовал, сказал: «Ты такой сильный! Если ты смог подчинить эту собаку, то сможешь подчинить десять китайцев без проблем!». Они попросили меня отправиться с ними в Кьиронг на западе, но поскольку я не мог дождаться, когда я, наконец, встречусь со своим учителем, я не присоединился к их военному маршу. Мы поделили мясо на две части и расстались.

Большое наводнение

На обратном пути я проходил реку, впадающую в небольшое озеро, над которым нависали большие горы. Подходя к реке, я набрал древесины в лесу, разжег костер и начал варить баранину. Когда еда была почти готова, я взглянул наверх и увидел, что в небе сгустились черные тучи. Взглянув затем вниз, я увидел нечто, что выглядело как белая лошадь, бегущая в мою сторону. Решив, что это всего лишь призрак, созданный духами местности, я тут же достал ганлин и дамару, и начал практиковать под стремительно темнеющим небом. Но когда я снова взглянул туда, то понял, что это была вовсе не лошадь, а гигантская стена воды. Вода в реке поднималась!

Я погнал свою овцу в безопасное место, в то время как река наполнялась водой и выходила из берегов. Мой котелок с мясом смыло водой, только палатка еще оставалась на месте. Мои дамару и ритуальные предметы намокли, а все мои одеяла уплыли вниз по течению. Карабкаясь наверх, я увидел небольшой белый домик и пещеру. Надеясь, что кто-то живет там, я взобрался на холм, помогая себе палкой и ведя за собой овцу. Приближаясь к белому дому, я обнаружил себя на пастбище, огороженном вокруг каменной стеной. Я повесил палатку на стену сушиться, но лечь отдохнуть не смог, так как вся земля была испачкала овечьими испражнениями. Так что я просто сел в медитационную позу Будды Вайрочаны.

В сумерках я увидел, что кто-то ко мне приближается. Это был мужчина в белой чубе, его волосы были заплетены в косы, а спереди была челка. Один рукав был снял, и он нес воду в глиняном горшке, а также веревочную сеть. Я подумал, что должно быть он житель того самого дома, расположенного сверху. Но когда он подошел к тому месту, где висела моя палатка, он словно испарился. Я встал и стал искать его, но никого не обнаружил. Позже я слышал звук падающих камней в том самом месте, где сохла моя палатка. Я предположил, что, должно быть, это просто вода, капающая с моей мокрой палатки. Когда я проснулся следующим утром, никаких видений больше не было. Однако когда я начал запаковывать свое укрытие, я заметил мертвое тело, лежащее между камней. Должно быть, это был брошенный труп. Возможно, он и был той сущностью, которая спускалась вчера с холма?

Я отправился к приозерной стороне и выполнил там практику Чод и танец Чам. Затем я повстречал двух высоких женщин, доивших яков. Старшая из них жаловалась на зубную боль, и попросила почитать мантры для излечения ее недуга. Это сделало ее очень довольной и она предложила мне чай. «Тебе повезло, что ты не погиб во время наводнения. Мы называем это наводнение «река, пожирающая людей», - сказала она. «Много людей из-за него умерли». Судя по всему, это было связано с гневной активностью божества монастыря Понгронг – места, которое я ранее посетил.

Отсюда было некуда больше идти. На западе дорога упиралась в перевал Кьиранг, поэтому ничего не оставалось, как повернуть обратно. Ночь я провел в Шапкар. Там я познакомился с глубокорелигиозной супружеской парой, у которой была одна дочь. Их дом был очень скромен, там был лишь небольшой сарай для овец с простой крышей. Работой отца семейства было написание мантр на камнях. Из-за их сильной веры в буддизм, они попросили меня остаться и практиковать Чод. Они сказали мне: «Если ты поднимешься вверх по холму, ты выйдешь к пещере Пепце, которая служила жилищем Миларепе. Если ты останешься там, мы обязуемся носить тебе еду в течение месяца». Но и это был не предел их религиозного порыва. «У нас только одна дочь», - сказали они и попросили меня жениться на этой добродетельной девушке. Поскольку срок моего паломничества подходил к концу, я должен был отложить любые решения подобного рода. «Прежде я должен повстречаться со своим ламой и я сделаю то, что он мне скажет», - ответил я. «Позже я вернусь, чтобы практиковать в этой пещере».

Водные демоны

На обратном пути я забрел в монастырь Начолинг – в этом месте берет свое начало большая река. Лама, живущий в этом монастыре, пригласил меня в свою комнату, рассказав, что его статуя издает какие-то звуки ночью. Он попросил меня исполнить для него ритуал Чод. Этот лама был нингмапой, и также получал передачи и посвящения от моего Учителя. Он сказал: «Ты посетил так много мест, что должно быть очень устал. Ты можешь отдохнуть здесь». Я остался провести ритуал, а он устроил для меня большое религиозное пиршество с йогуртом и едой, приготовленной его сестрой - монахиней.

Монастырь располагался рядом с речным источником под названием Бумчу, что означало: «вода, исходящая из вазы». И хотя это было настоящим названием этого места, некоторые люди звали его Понг-Чу, что означало «ослиная вода».

Над этим местом располагалась ступа под названием Бумпа («ваза»). Под ступой, прямо из горы, били источники, и люди считали это место священным. Лама сказал: «Это источник реки Бумчу, впадающей в Индию. Тебе следует практиковать Чод здесь в течение одной ночи. Ты можешь столкнуться с кем-то очень страшным». Следуя его совету, я выполнил практику Чод и танец Чам. В начале никаких манифестаций я не заметил, но через какое-то время появился наг – существо, напоминающее змею. Он был блестящего черного цвета, нижняя часть его тела выглядела как хвост змеи и оставалась неподвижной, в то время как верхняя часть тела яростно корчилась. У него было гневное лицо с клыками, как у собак, при этом он очень громко кричал. Я обратился к этому демону-нагу со словами: «Не волнуйся. Если ты голоден, я дам тебе свое мясо. Если ты хочешь пить, я дам тебе свою кровь». И тут наг заговорил: «Я не возьму твою плоть, а кровь возьму». Медитируя, я предложил ему кровь из своих пальцев.

Обычно в практике Чод, мы подносим как мясо, так и кровь, демонам. Мы представляем, как кровь превращается в молоко, и исходит от таких божеств как Ченрезиг или Мачик Лабдрон в качестве подношений. Таким образом, мы распространяем наше сострадание на демонов и духов, которые могут угрожать человеку.

После того, как жажда нага была утолена, он погрузился обратно в реку. Когда его голова еще оставалась над водой, он сказал мне: «Этой крови недостаточно, я выпью больше». Он пропал под водой, и тут на месте нага вдруг появились двое молодых мужчин с лошадьми. Их волосы были заплетены в традиционном стиле. Мужчины дрались на ножах. Один был сильно ранен, и из его тела вылилось много крови.

Годами позже, когда люди из этой местности прибыли в Катманду, я расспросил их об этом месте, и они связывали со мной то, что произошло там. Когда китайская полиция 20 лет назад ослабила вожжи, и людям было позволено развешивать молитвенные флажки снова, разразилась драка. В этом месте был убит человек из-за спора за землю. Мое видение было предсказанием этого убийства.

На следующее утро я отправился к ламе, предложившему мне практиковать там, и рассказал о своем опыте. Затем я собрал свои вещи и уехал из монастыря.

Эту область населяли кочевники, живущие в палатках. Продвигаясь на восток, я встретил какие-то старые руины, относящиеся к кочевникам. Я слышал о том, что эти места были очень страшными, и отправился практиковать там Чод. Возможно, это был дух местности, но передо мной появился старый мужчина, одетый в пальто из овечьей шкуры и в желтой шапке, при этом он вращал молитвенный барабанчик. Он спросил меня: «Что ты здесь делаешь?», и я ответил: «Я практикую Чод». Тогда он сказал: «Если ты хочешь практиковать Чод, ты должен делать это в скалистых местах вон там». Затем он ушел.

Когда я проснулся ранним утром, я увидел, что прилетели восемь или девять птиц Кхонгмо, похожих на журавлей. Эти прекрасные птицы сидели вокруг меня. Больше в округе никого не было. Когда солнце взошло, я возобновил свое путешествие.

Когда я уходил из этого места, еще одна сумасшедшая собака стала меня преследовать. И это было реальностью, а не видением. Защищаясь при помощи трости, которую я использовал для ходьбы, я пытался уйти от нее, но собака продолжала меня преследовать. Мне понадобилось два или три часа, прежде чем я сумел от нее отделаться. Я спрятался за песчаным холмом, а собака проследовала дальше вдоль берега. Выглянув из-за песчаного холма, я увидел, как собака побежала к каким-то кочевникам с яками.

Затем я отправился в место, где стояли разрушенные старые дома и было развешено много молитвенных флажков. Ночь я провел в старом амбаре. Я сделал там практику Чод и исполнил танцы Чам. Никаких особых проявлений той ночью не было, если не считать звука раковины два или три раза. Я проснулся с рассветом и отправился осмотреть разрушенные дома и молитвенные флажки. Прямо у ступы, где люди развесили свои флажки, я обнаружил очень красивую статую Ганеши. Она стояла тут, должно быть, с древних времен. Я очень хорошо запомнил этот образ. Даже сейчас божество Ганеша имеет для меня особое значение.

Плоды благого и неблагого

Я остановился в монастыре Тракар у старого йогина, который попросил меня провести ритуал Чод в его доме. Йогин был очень доволен моей практикой и сказал: «Пожалуйста, оставайся! У меня много чая. Завтра я покажу тебе священные реликвии монастыря». Поскольку этот монастырь очень древний, в нем находилось много древних статуй и рисунков.

«В Тралкар есть кладбище с огромным плоским камнем. Говорят, что этот камень появился у нас из Индии. Это очень страшное место, и поэтому тебе стоит сделать там Чод». Затем он проводил меня туда. Плоский камень располагался на склоне холма, и был размером с целую комнату. В самом центре камня проходила трещина.

Я спросил своего провожатого о причине этой трещины. «Однажды здесь был похоронен мясник простолюдин. И из-за нечистоты этого человека камень разломился надвое. Также на этом камне провели кремацию одного ламы».

«Так камень треснул из-за похорон этого мясника или из-за погребального огня от этого ламы?», - спросил я. Он ответил, что сам не знает. Я сказал ему: «В Дхарме нет высшего или низшего – все равны. Есть лишь доброе сердце и злое сердце. Камень треснул не из-за мясника, а, скорее всего, потому, что на нем слишком часто разжигали костры. Пожалуйста, в следующий раз, не говори так о простолюдинах, потому что образованные люди тебе не поверят. Лучше говори, что камень раскололся из-за сильного огня». С этим йогин согласился.

Поскольку мне не удалось разбить свою палатку прямо на этом камне, я просто сложил ее и использовал в качестве сидения, пока делал там свою практику Чод. Камень впитал в себя скверный запах от небесных похорон: остатков сломанных костей и человеческого жира. Этой ночью, во время практики, вдруг, во всех направлениях, появилось много шакалов, лис и диких кошек, издающих неприятные и пугающие звуки. Я визуализировал, как подношу им свою плоть и кровь, а затем заснул крепким сном.

Мне приснился сон, в котором появился человек в белой накидке. Мы принялись спорить, а вскоре и вовсе драться. Я схватил его за волосы на голове и крепко держал. Вздрогнув, я проснулся и увидел рассвет. Затем я взглянул на свою руку и увидел, что она вся была в человеческих волосах. Я думал, что видел сон, но все случилось абсолютно реально! Когда я собирал свои вещи утром, я осмотрел все вокруг этого камня. И тут я обнаружил, что когда они проводят церемонию похорон, они срезают волосы и кладут их под камень, скармливая останки стервятникам.

Я вернулся к старому йогину и рассказал о том, что произошло. Он сказал: «Все верно. Всего лишь несколько дней назад умер пастух. Может быть, его ум все еще привязан к этому месту». Я дал им указания, чтобы впоследствии, во время похоронного обряда, также сжигали и волосы мертвых людей. Ничего нельзя оставлять. Он сказал: «Мы верим, что этот камень приплыл сюда из Индии тысячи лет назад, и если помещать волосы под камень – ум человека получает благословление». «Это так не работает», - объяснил я. «Лишь плоды благих и неблагих деяний влияют на ум, а не земной камень или волосы умершего. Когда вы очищаете камень от плоти и костей человека, вам также нужно избавиться и от его волос». Йогин понял мои слова и их смысл. Однако я не знаю, последовали ли они моим увещеваниям, поскольку у меня больше не было возможности вернуться в то место.

Роды

На следующий день, когда я шел по дороге, вдруг на встречу мне выбежала молодая женщина. «Куда ты так спешишь?», - поинтересовался я. «Моя подруга беременна, и сейчас у нее сильно болит живот. Я боюсь, что она может умереть. Никого в округе больше нет, и я подумала, может Вы сможете оказать ей помощь?».

Я последовал за ней и обнаружил ее подругу в сарае, всю покрытую потом. Я ощутил большое сострадание в сердце и сделал ритуал Чод для ее исцеления. Как только я закончил и отложил дамару в сторону, у женщины с громким криком родился ребенок.

«Мне нужно отрезать пуповину», - сказала ее подруга, торопясь. Я держал одеяла, пока она искала подходящий ножик. Маленькое тело ребенка дрожало по другую сторону, в то время как мать его лежала совершенно изможденной, словно она умерла. К пуповине в двух местах была привязана нитка. В центре был сделан разрез ножом, после чего брызнуло немного крови.

«Ребенок в порядке или она была ранена?»

«Ребенок в порядке», - ответила женщина. Она завернула новорожденного в белые одеяла и отнесла его отдыхающей матери. Женщина накормила уставшую мать ячменной мукой и кашей с маслом, после чего мать принялась кормить ребенка грудью.

Она попросила меня остаться на ночь, но я сказал, что я слишком занят и должен идти. Эта добрая женщина поднесла мне немного шерсти и масла. Я сказал ей: «Я не умею прясть и не знаю, что делать с шерстью, так что мне она не нужна. Кроме того, молодой матери это масло нужнее, чем мне». Так что, я отказался от подношений и продолжил свой путь.

Реализация

Затем я достиг места, огороженного каменной стеной. Этой ночью шел такой сильный ливень, что моя палатка и одеяла совершенно вымокли. От холода у меня стучали зубы, и я ощущал себя очень подавленно. После ночи, показавшейся мне вечностью, наконец, забрезжил рассвет. Я попытался отжать воду с моего одеяла и палатки, и развесил их сушиться на стене. Я подтянулся и залез на большой камень, сев там абсолютно обнаженным, пытаясь согреться на солнышке.

Во время медитации на этом камне я вдруг осознал природу непостоянства. Еще вчера у меня были одеяла и дамару, а сейчас я не мог использовать ничего из этого. Сейчас я был просто гол, как в тот день, когда родился.

Я задумался на тему того, что ни Миларепа, ни Падампа Сангье не владели дамару или какими-либо вещами в принципе. Так зачем же они нужны были мне? Я почувствовал себя таким счастливым и свободным, что стал громко петь. Вскоре я принялся распевать и танцевать на вершине этого камня голышом.

И в этот самый момент ко мне вдруг подошли трое мужчин и две женщины. Первый мужчина сказал, обратившись к другим: «Смотрите, там мертвое тело, и оно движется!». Они закричали. «Я не труп, я живой человек!», - ответил я им. «Это демон! Это демон!», - они с криком убежали. Я смеялся так громко, что чуть не упал со своего валуна.

Мои вещи, в конце концов, высохли, но запасы ячменной муки вымокли и испортились. Взглянув наверх, я заметил струйку дыма, исходящую от холма в отдалении. Я направился к этому источнику человеческого обитания, а по дороге встретил неопрятную старуху. Она не пригласила меня в свою палатку, но, вместо этого, вынесла шкуру яка и попросила меня сесть снаружи. Она предложила мне чашку чая и немного йогурта с ячменной мукой, а затем попросила меня вознести молитвы Таре. Я согласился, хотя у меня совсем не было свободного времени. После этого я обратился к этой старой женщине: «Я практик Чод, так что если Вы хотите, я могу провести для Вас этот ритуал». Но она уверенно ответила: «О, мне не нужен ритуал Чод, пуджи Таре будет для меня достаточно!»

За исполнение пуджы Таре она поднесла мне баранью ногу. Я сказал ей: «Мясо – это конечно хорошо, но будет более целесообразно, если Вы мне дадите ячменную муку для моего путешествия, так как у меня совсем ее не осталось».

Итак, я ушел от этой старой женщины с мешком, полным ячменной муки. Отсюда я направился в сторону озера на вершине холма. Это было очень приятное и спокойное место для практики. Солнце согревало своими теплыми лучами, трава была очень мягкой, и дождя не было, так что я заснул на солнышке голышом. Ночью я слышал, как о берег плещется вода в озере. Я выполнил свою практику Чод без каких-либо проявлений. На следующее утро, когда я уже собирался покинуть это место, на дороге вдруг возник заяц, словно преграждая мне дорогу. Если я пытался обойти его справа – он также шел в этом направлении. Если я пытался пройти слева – он снова преграждал мне путь. Куда бы я ни шел – он следовал в мою сторону. Потом я понял, что этот заяц был слепой, он просто следовал за звуками моих движений.

Предсказания ламы

Около полудня я прибыл в монастырь своего ламы. Прошло ровно три месяца и десять дней с тех пор, как я покинул его. Когда я достиг склона холма, я отправил Ринпоче сообщение о своем прибытии. Ринпоче прислал мне ответ, в котором сообщал, что мне не следует возвращаться этим вечером. Дословно там было следующее: «Это неблагоприятно возвращаться вечером. Лучше завтра утром – приходи, когда протрубят ганлины».

Многие друзья по Дхарме пришли поприветствовать меня. Некоторые принесли с собой лапшу, некоторые чай, еду, и много других разных подарков. «Что ты здесь делаешь?», - спрашивали они. «Пошли в нашу комнату!». Эти люди не знали о моем путешествии по кладбищам, потому что Ринпоче отправил меня в это паломничество тайно. «Ты сильно похудел и так почернел. Что с тобой случилось?», - интересовались они. Я сказал им, что был болен. «Если ты болен, пошли в нашу комнату. У нас есть хорошее место для сна».

«Я не хочу спать в комнате. Я несколько разленился», - отвечал я им. «Я останусь в своей палатке». Услышав такой ответ, он думали, что все это достаточно странно, и быстро ретировались.

Когда на следующее утро взошло солнце, я упаковал все свои вещи и принялся ждать. Я прождал несколько часов, прежде чем услышал звук ганлина. Только после десяти утра Ринпоче дал мне сигнал. Когда я двигался в направлении этого звука, я ощущал одновременно и счастье, и уныние.

Оставив сумки у дверей монастыря, я сразу направился к ламе – это традиция. Однако он сразу спросил меня: «Где твоя сумка?»

«У дверей», - ответил я.

«Принеси ее сюда», - скомандовал он. Ринпоче сидел на троне и также подготовил место для меня. Его помощники принесли мне чай. Он предложил мне тарелку с кусковым сахаром, с которой я взял кусочек или два.

Учитель попросил помощника открыть мою сумку. Ринпоче внимательно рассмотрел мою палатку и одеяла. Затем он принялся читать много молитв. Его лицо раскраснелось, и он смотрел в небо. Он читал молитвы и делал визуализации, сопровождая это мудрами.

Затем он попросил меня сесть. Ринпоче отметил, что в моей сумке было довольно много ячменной муки и мяса. Он спросил: «Откуда все это?»

«Я встретил женщину, которая дала мне много еды. Я ел это только в течение двух дней, и здесь находится то, что осталось».

«У тебя не было никаких проблем с едой, не так ли?», - Ринпоче рассмеялся.

Он расспросил меня о моей практике, о том, что я делал, где был, и какой опыт получил. Я рассказал ему обо всем.

События со смыслом

«Что из пережитого показалось тебе самым сложным?», - спросил он.

«Находясь у притока реки под деревней Шелкар, трупы падали в воду словно камни, и я чуть было сам туда не свалился. Там мне было сложнее всего».

Ринпоче объяснил: «Это место, где встречаются три реки, и, кроме того, это священное место Дордже Пагмо. Там ты получил благословление Дордже Пагмо».

Я рассказал ему о случае, когда повстречал два скелета и так сильно испугался, что просто остолбенел. Ринпоче некоторые время об этом размышлял. «Если бы эти два скелета поднимались вверх за тобой, а ты бы, наоборот, спускался, это было бы благоприятным знаком. Но в твоем случае, ты шел вверх, в то время как скелеты спускались. Это нехороший знак. Он означает, что у тебя будет мало учеников». В моем случае, они не только спускались, но еще и испарились. Если бы я исполнил танцы с этими скелетами, это создало бы причины для более благоприятного исхода.

Я рассказал также о разных ламах, которых повстречал на пути. «Это очень хорошо. Ты сделал очень хорошо», - отметил Ринпоче.

Я рассказал ему о том случае, когда попытался встретиться с очень высоким ламой, но тот был в ретрите, и, вместо него, я встретился с его другом, который ел простую, но душевную еду. «Большие ламы всегда будут добры к тебе».

Я поделился с Учителем историей о том, как попросил человека отвезти мои одеяла, но в итоге он их украл. «Это не проблема. Когда ты практикуешь Дхарму, будут возникать препятствия. Это препятствие он забрал с собой. Теперь тебе следует длительное время практиковать сострадание к этому человеку, не потакая своей злости и зависти».

Затем Ринпоче рассказал мне, что он повстречался с тем самым смотрителем – сыном Ринпоче, которого я в прошлом приглашал дать посвящения в Шика. И этот смотритель вспомнил об этой истории с украденными одеялами, добавив к ней недостающую главу. Этим летом в том регионе была жуткая гроза, во время которой того мужчину ударила молния и он погиб на месте. Не только он сам умер, но также и много его овец погибло. «Ты сделал это с помощью черной магии?», - спросил Ринпоче.

«Нет, я этого не делал. Это противоречит моей практике. На самом деле, я ощущал большое сострадание к нему».

Затем я описал ритуалы погребения в Лангкор, как скармливали тело птицам... «Это хорошо. Лангкор – место твоего рождения. Это хороший знак, что тебе удалось увидеть, как происходят эти похороны. Однако если бы ты увидел там труп женщины, это было бы более благоприятным знаком».

Затем я вспомнил историю в деревне Понгронг, где большая собака набросилась на меня. «Твоя коренная практика – Дордже Пагмо, гневная форма Ваджрайогини. Тебе следует ее практиковать».

Я рассказал о наводнении, которое все смыло. «Это знак, что однажды ты будешь жить в другой стране».

Я упомянул о ситуации с трупом, который я обнаружил в поле посреди камней и овечьего помета. «Этот знак указывает на то, что в будущем у тебя не будет проблем с едой, одеждой или богатством».

Я рассказал Ринпоче о паре резчиков по камню, которые предложили мне остаться и жениться на их дочери. «Это знак, что ты расстанешься со своей нынешней женой».

Я вспомнил про ламу, который устроил мне праздничный ужин. «В будущем ты встретишь много лам, которые помогут тебе в практике Дхармы».

Далее я рассказал о птицах Кхонгмо и о зайце, который перегородил мне дорогу. «Это указывает на то, что ты поможешь многим бедным и больным людям».

Я поведал о том, как увидел белую статую Ганеши. «Божества богатства будут к тебе благосклонны. Если ты будешь посещать жилые дома, то будешь приносить их обитателям удачу».

Я продолжил свой рассказ и дошел до того места, где встретил беременную женщину. «В будущем ты еще встретишь много ситуаций, подобных этой».

Я рассказал о старой женщине, которая дала мне ячменную муку и мясо. «Это знак, что божества всегда будут о тебе заботиться».

Затем я упомянул о том событии, когда практиковал сидя на большом плоском камне. Когда я обнаружил в своей руке волосы, очнувшись ото сна, в котором я дрался с мужчиной в белой накидке. «Это знак того, что многие будут завидовать тебе, но твоя практика будет такой же реальной, как золото».

Потом я рассказал ему о мужчине в красном, который подарил мне цветы зимой. «Это знак, что в конце своей жизни ты окажешься в месте, где урожай бывает и зимой, и летом».

Я поведал о монахине, которая отдала мне свою овцу. «Это указывает на то, что ты всегда будешь счастлив и психически уравновешен».

Таким образом, Ринпоче объяснял каждое событие, которое мне довелось пережить. Затем он спросил меня: «Зародилось ли в твоем уме бесстрашие?»

«Да, в моем уме и сердце нет страха. Во мне нет цепляний за материальное. Я не чувствую привязанности ни к плохому, ни к хорошему, ни к чистому, ни к грязному».

И снова Учитель спросил: «Ощущаешь ли ты равновесие ума, свободное от возбуждения или вялости?» Я ответил: «Да, именно это я ощущаю».

«Этого состояния сознания чрезвычайно сложно достичь. Из этого состояния очень легко обрести просветленный ум. Если ты сейчас вернешься домой к своей жене и родителям, начнешь питаться хорошей пищей, твой ум может деградировать, и все изменится. Ты снова разовьешь привязанность к материальным вещам, к дому, семье и комфорту, жене и детям. Ты будешь чувствовать отвращение при виде грязных вещей, и радость, когда вещи чистые. Если кто-то заговорит с тобой вежливо или злобно, ты почувствуешь симпатию или антипатию. Если ты обнаружишь, что твой ум изменился подобным образом, тебе предстоит пережить очень нехорошие чувства. Послушай меня! Храни сказанное в уме, который остается непривязанным к материальным объектам, и отправляйся в паломничество в Непал на год или два. Тогда тебе удастся успешно завершить путь Дхармы. Даже если ты не доберешься до самого Непала, все равно твое путешествие будет паломничеством. Если бы ты сейчас находится в трех шагах от смерти – с таким состоянием ума твоя практика будет успешной».

Как только я оправился от удивления, я сказал: «Я не уверен насчет двух лет. Я не знаю ни этот регион, ни его язык. Но в соответствии с Вашими указаниями, я отправлюсь туда на один год».

Паломничество в Непал

Приключения в земле Пал-Юл

Я остановился в пещере, в которой когда-то жила великая тибетская святая Мачик Лабдрон, продолжая получать учения у своего ламы и практикуя их. Я останавливался в этой пещере несколько раз, по разным случаям, в течение нескольких лет, и в этот раз там собралось для медитации около 13-ти мирян и монахинь. Поскольку Наптра Ринпоче попросил меня отправиться в Непал, я хотел отправиться в путь как можно скорее, но для путешествия у меня оставалось слишком мало ячменной муки. Так что я решил пригласить всех своих друзей по Дхарме на пиршество. Всю еду, которая у меня была, я поднес на этой церемонии, включая свой небольшой запас муки.

Обычно практики-аскеты очень бережно относятся к своим запасам еды, поэтому монахини заметили: «Он совершенно изменился, ведет себя как безумный». Одна старая монахиня даже сказала: «Он должно быть не в себе, скорее всего, сошел с ума». Другая монахиня, по имени Калсанг, была достаточно смелой, чтобы спросить меня напрямую: «Вы поднесли всю еду, которая у Вас была, на этой церемонии. Уж не сошли ли Вы с ума?»

«Я не псих, но я ощущаю некоторое сумасшествие, словно становлюсь необузданным», - ответил я ей.

Через три дня я снова позвал своих друзей в пещеру. В этот раз я попросил их забрать себе все мои вещи, столы, глиняные горшки, одеяла – все. «Я отправляюсь в Непал, и не знаю, вернусь ли я оттуда вообще. Берите все, кроме медных горшков, которые мне понадобятся в случае, если я вернусь». Они сначала очень стеснялись, но, в конце концов, разобрали все мои пожитки.

Через некоторое время один из лам в пещере подошел ко мне и также выразил свою озабоченность: «Я слышал, что ты раздал все свои вещи. Уж не помутился ли твой рассудок?»

Я ответил: «Я не сумасшедший. Просто я отправляюсь в паломничество».

«Хмм…кому же ты отдал свою хорошую чубу?»

«Я оставил ее себе в качестве одеяла».

«Продай его мне», - попросил лама.

Зная, что у этого ламы были хорошие ганлин и дамару из региона Кхам в Тибете, которые использовал его собственный гуру, я сделал предложение. «Если ты отдашь мне свои дамару и ганлин, я отдам тебе свою чубу, а затем смогу начать свое путешествие». Он просто влюбился в мою чубу, но также захотел и две кожаные сумки в придачу, которые я использовал для переноски муки. «Ты можешь забрать их тоже», - сказал я. Я очень обрадовался, что заполучил эти дамару и ганлин. Раздав все близким друзьям, у меня остался лишь деревянный рюкзак (wooden backpack в оригинале – подозреваю, что это какие-то носилки, которые носят за плечами – aniezka).

Перед тем, как отправиться в Непал, у меня появилось сильное желание увидеть своего деда Пенакпа, который был очень близок мне. Я обнаружил его спящим в поле посреди разобранного ячменя. «Куда ты направляешься?», - спросил меня он.

«Я просто иду в Ньялам, не очень далеко», - ответил я. Я не стал рассказывать ему о том, что раздал все свои вещи, и о долгом паломничестве, которое мне предстояло совершить. Пока я разговаривал со своим дедушкой на ячменном поле, моя недобрая мачеха наблюдала за нами из комнаты на верхнем этаже. Ее интересовало, с кем это мой дед разговаривает, а когда она поняла, что это я, она поспешила спрятаться!

Дедушка сказал: «Если ты просто идешь в Лангкор, тебе не нужно тащить с собой сумку. Ты можешь взять одну из моих лошадей». Но поскольку свободных лошадей не оказалось, он привел белого быка. «Возьми этого быка с собой в Лангкор!»

«Если я возьму этого быка, сможет ли он потом сам вернуться домой?», - спросил я.

«Нуу», - сказал он, - «конечно, этот бык очень послушный и очень хорошо знает дорогу. Просто подведи его вниз к реке, и он без проблем найдет дорогу домой». Перед отъездом, я молился, чтобы мне еще довелось увидеть своего дедушку. Об отце и о мачехе я так много не думал. Я поднес деду в подарок порцию мяса и отправился в путешествие. Оказавшись недалеко от Лангкор, я снял свои вещи с быка и провел его к реке. Бык направился прямяком домой.

Со мной все еще был мой баран в качестве компаньона, и хотя в деревне моего дедушки было поголовье более чем тысячи овец, я не хотел оставлять его там. Ведь в этой деревне постоянно забивали овец. К счастью, в течение своего путешествия я навести семью Маце в деревне Шелкар.

Это поселение, в районе Дингри, было названо самим Падампа Сангье в соответствии со следующей легендой: «Давным давно, когда Дампа Сангье искал камень, брошенный Буддой, он заметил кусок земли, не покрытой снегом. Подойдя к семье, которая там жила, он сказал им: «Я совершаю паломничество, и я очень замерз. Не могли бы вы предложить мне теплое питье?». У хозяйки этого дома было два чайника с чаем. Она предложила Дампа тот чайник, который был почти пуст, и, когда она наливала ему чай, он заполнил лишь половину чашки. В этот момент через окно засияло солнце и заполнило лучами чашку. «Как звать вашу семью?», - спросил Дампа.

«Чампа», - ответила мать.

«Твой чай не заполнил мою чашку, значит, вашей семейной линии не суждено быть богатыми. Однако поскольку солнце осветило чашку, ваша семейная линия будет долго существовать. Поскольку солнце взошло в тот миг, когда ты наливала чай, вас будут звать Шелкар или белый кристалл».

В Шелкар разводили овец, но не убивали их. Я объяснил этим добрым людям: «В деревне моего деда убивают овец, а у вас, насколько я знаю, нет. Этот баран сопровождал меня в моем паломничестве на 108 кладбищ, и я бы очень хотел сохранить ему жизнь. Поэтому мне хочется оставить его у вас. Вы можете состригать его шерсть, и использовать его в рабочих нуждах. Когда он умрет, вы можете просто выбросить его труп в реку, так что он не создаст вам проблем». Они пообещали заботиться о моем баране, и я отправился дальше своей дорогой. Примерно через пять лет, когда я остановлюсь в деревне Шерпа, у меня будет сон о нем. Тогда я сразу подумал: «Этот баран, должно быть, умер». В то время у меня ничего не было для ритуального подношения, так что я просто поднес масляные светильники и прочел молитвы для его блага.

Друзья на пути

Где-то в три-четыре дня я достиг Лангкор. Если бы я рассказал своей матери или сестрам о том, что я отправляюсь в Непал, они принялись бы плакать. Поэтому я решил не идти в саму деревню, а остановился в каменном сарае для овец. Когда стало смеркаться, я отправился в храм Мани неподалеку. Я оставил свои сумки снизу в саду и попросил у хранителя разрешения увидеть статую Падампа Сангье, и он согласился меня впустить. Я думал, что возможно это последний раз в моей жизни, когда я могу увидеть эту священную статую Падампы, так что я помолился перед ней и трижды обошел вокруг, прежде чем продолжить путь.

Я шел в ночи и вдруг увидел на дороге трех людей. Я размышлял над тем, что, возможно, они следуют в том же направлении, что и я. Один из них носил шапочку, какую обычно носят монахи. Эти люди казались настоящими практиками. «Откуда вы?», - спросил я их.

«Мы из деревни Суцо, которая находится под монастырем Наптра Ринпоче».

Я продолжил расспрашивать: «А из какой вы семьи?»

«Я Лосанг», - ответил монах, который оказался моим старым другом по Дхарме. На самом деле, мы даже вместе получали посвящение в практику Чод. Они также направлялись в Ньялам.

«Есть ли там какое-то место, чтобы провести ночь», - интересовались они.

«Это сложно. Для себя я тоже не нашел там места. Я собираюсь просто остановиться во дворе храма Мани». Лосанг, его жена Кончог, и их друг Ани Тимок, провели эту ночь рядом со мной. Они принесли дрова, так что мы сделали чай и сварили суп с лапшой. Отсюда мы решили дальше идти вместе, что дало мне возможность обучить их практике Чод по пути.

Однажды ночью мы обсуждали высокий перевал, который нам предстояло пересечь на следующий день. Поскольку они несли с собой шерстяные одеяла и большой кусок мяса для продажи в Непале, их рюкзаки были чрезвычайно тяжелы. Я предложил арендовать двух вьючных животных у моего двоюродного брата Намкха, который жил неподалеку. Это сильно облегчило бы нам дорогу.

Прибыв к дому Намкха к полуночи, мы постучали в дверь. Нам сразу же ответили и пригласили войти. Но мы объяснили: «Нам не нужно входить, мы просто хотим взять в наем двух вьючных животных для пересечения перевала. Мы отправляемся в путь рано утром». Они быстро привели для нас двух животных. Вскоре весь наш багаж оказался на спинах животных, и мы подошли к перевалу, имея в руках лишь палки для ходьбы.

Тем днем мы перешли через перевал и остановились в долине на другой стороне. Когда взошло солнце, мы приготовили чай, и я заплатил своему кузену парой добротных тибетских ботинок. Он вернулся домой, а мы продолжили путь в Ньялам. Дальше Лосангу пришлось тащить на себе очень тяжелую сумку. Видя это, я предложил сделать подношение некоторых вещей во время ритуала, чтобы облегчить груз – в это время мы как раз добрались до пещеры Миларепы. Они согласились, но когда мы принялись готовить подношения, их стали одолевать сомнения: «Если мы используем всю ячменную муку, что же мы будем есть дальше?»

«Мы можем просить еду в качестве милостыни. У нас будет достаточно еды!», - заверил я их. Но когда я сказал так, они просто рассмеялись. Никто из них не знал, как просить у жителей милостыню!

В то время как мы проводили церемонию, к нам подошли монахи из ближайшего монастыря и поинтересовались, что за ритуал мы исполняем. Мы ответили им, что делали практику подношений Чод. «Поскольку мы Гелукпа, вам не разрешено играть в дамару или колокольчики на территории нашего монастыря. Но сразу под этой пещерой есть дом. Там вы можете исполнить свой Чод». Нам разрешили зайти в дом с большим садом, и там мы провели наш ритуал.

Наконец мы прибыли в город Ньялам Цонгду. Поскольку была осень, многие приводили сюда своих овец, чтобы продать их на забой непальцам. Я не хотел видеть все эти убийства, и решил уйти. «Давайте отправимся в Непал как можно скорее», - предложил я своим друзьям.

«Если мы сейчас пойдем, то внизу попадем в самую жару», - возразил Лосанг. Но это была не настоящая причина, по которой он не хотел идти. Дело в том, что он был опытным портным, и здесь за такие услуги очень хорошо платили. Его жена также умела ткать фартуки и одежду. Они оба плотно занялись своей работой. Я сказал им, что, в таком случае, я отправляюсь дальше один, но они не позволяли мне уйти, настаивая: «Ты не знаешь, какой дорогой идти. Мы тебя позже проводим».