Стоит только пожелать

Глава 1

Раньше я думала, что нет ничего скучнее деревни: вяло текущие дни, домашняя скотинна, подвыпившие крестьяне. Мечтала о городе, о шуме, толпе, лавках и лучшей жизни. Побывала я в городе, но увидела не построенные со вкусом дома, а убогие покосившиеся хижины, хуже чем в родном Сен-Дрезери, нищету и бедность, которая и не снилась уроженцам юга. Серость, грязь и абсолютное отчаяние…

Возможно, Анже был другим для мещан и местного дворянтва, но никак не для мадемуазель из незнатного разорившегося рода, притащившейся в такую даль, чтобы чуть ли не на коленях умолять давнишнего кредитора повременить с долгом. Да, я плакала перед ним и мне не стыдно. Боже, да я готова была бы лично сжечь свою гордость и чувство собственного достоинства, лишь бы выгодать хоть пару месяцев, а дальше я бы нашла деньги. Я бы вышла замуж. Хотя бы за соседа, мелкопоместного шевалье, и у нас с сестрами была бы крыша над головой. Но маркиз де Труи — не тот человек, который мог бы поступить благородно. Не раз я спрашивала себя, почему Эдит не удалось сладить с ним. Теперь все встало на свои места. Маркиз, скользя по мне масляным взглядом, сам обмолвился, что моя старшая сестрица крайне неразумно отреагировала на его щедрое предложение стать его содержанкой. Далее де Труа «смилостивился» и сообщил мне, что если я буду более покладистой, то он, возможно, и не выгонит нас на улицу. Не удивительно, что он был удивлен двойным отказом от нашей обедневшей и почти бездомной семьи. Сестра, скорее всего, напирала решительностью и аргументами, так что маркиз ожидал, что простой расчет заставит её пойти на простую сделку: тело в обмен на долговую расписку; я же выглядела жалкой и готовой на все. Уверена, на прощание Эдит отвесила ему пару пощечин, я же просто кинула в кредитора презрительный взгляд и удалилась с гордо поднятой головой и остатками чести. Нет, я ещё не настолько пала. И не упаду никогда! Я найду деньги, даже если для этого мне придется работать дени и ночи напролет! Наверное, сестра думала так же, удаляясь от дома маркиза. Узнать бы, где она и что решила предпринять?

Эдит — старшая и самая деятельная из нас. Ей не откажешь в деловой хватке, кажется, будь она мужчиной, успешнее предпринимателя не нашлось бы во всей Франции. Она же — самая красивая из нас, настоящая леди: рост выше среднего, миловидное лицо, серые глаза в обрамлении пушистых черных ресниц, шелковые темные волосы, бархатистая светлая кожа, тонкие руки, хрупкие плечи, осиная талия и ножки, которым позавидовали бы балерины. Они с Розали похожи, только у младшей сестрички не темные волосы волной, а жгучие непослушные черные кудри, как нельзя больше подходящие к её буйному несносному характеру, да ещё кожа у неё смуглая, как у пирата. Вся в отца, коренного тулузца, что внешностью, что характером. Вот уж кому точно надо было родиться сорванцом. А я… А я, наверно, вылитая мама. Совсем не помню её, да и отец редко что-то говорил о ней. Эдит не раз уверяла меня, что я — настоящая красавица, но я, сколько ни смотрелась в зеркало, не видела в себе ну ничего привлекательного. Ни изящества и благородства Эдит, ни темперамента и шарма Розали. Светло-рыжие волосы до пояса и совершенно не сочетающиеся с ними черные брови, мраморная, практически прозрачная кожа, волей-неволей казавшаяся болезненной, большие, до странности светлые глаза, мелкие черты лица, выдающиеся скулы, пухлые губы опять же странного малинового цвета. А Розали, заливисто смеясь, совсем как отец навеселе, уверяла, что я точно первая выйду замуж. От её слов типа: «Кто же польстится на наши с Эдит плоские зады и груди, если рядом павой вышагивает фигуристая рыжая светлоглазка!» — неизменно вгоняли меня в краску.

Кажется, все это было тысячу лет назад. А сейчас и отца нет, и мы не вместе, и темное будущее не сулит ничего хорошего. Маркиз заявил, что немедленно заберет дом, а значит, возвращаться нам некуда. От Эдит не было ни весточки со дня её отъезда в Анже, Розали сбежала из дома где-то месяц назад и тоже не писала. Но, думаю, они пытаются наскрести деньги на наше небольшое поместье. Безземельные дворянки! Боже, да мы даже не крестьянки, мы — бродяжки! Что нам титул без своего клочка земли? А на том клочке осталась часть души: родной дом, знакомые с детства места, могилы родителей. Что сделает со все этим маркиз? Продаст? Снесет все, распахает и засеет пшеницей? Не дадим! Под страхом смерти не дадим!

С такими вот мыслями я две недели назад брела по дороге из Анже в Ренн. Денег, чтобы нанять экипаж и добраться до ближайшего порта все равно не было. Свой нехитрый скраб: пару нижних рубашек, длинную юбку, корсаж и чулки, одолженные у нашей престарелой нянюшки, я несла в узелке. Не расхаживать же в дворянских платьях по большой дороге (были бы они ещё, не старые и не кричащие о бедственном положении хозяйки)? По хорошему, хорошо бы никак по ней не расхаживать, но так хоть не подозрительно и внимание грабителей меньше привлекала. На счастье по пути меня нагнала телега, груженая плетеными корзинами, пышнотелой крестьянкой и отборной бранью. Женщина костерила возницу на чем свет стоит и подгоняла лошадь. Как я поняла по её гневным окликам, им надо было вернуться в поместье через неделю с новой служанкой, ибо прошлая оказалась излишне любвеобильной и умотала в Ла Рошель с каким-то протестантом, прихватив с собой соловое серебро. Тут возница заметил меня.

— Хей, девонька! Чаво пехом бредешь? Кудой тебе? А то седай с нами, довезем.

Я не знала, куда мне. Уж точно не домой. Но я понятия не имела, где тут ближайшая деревенька, а оставаться ночью одной посреди поля не хотелось. Поэтому я поспешила влезть в телегу, подарив вознице благодарную улыбку.

— Ты гля на неё! — заголосила вздорная крестьянка. — Тока в чужую телегу козой заскочила, тут же мужику глазки строить! А не из порченых ли ты девок?

— Уймись, Мадлен! — вдруг гаркнул на неё возница так, что я даже вздрогнула от неожиданности. Заметив это, мужик улыбнулся мне полубеззубым ртом и хитро подмигнул. — Не пужайся, девка. Эт Мадлен наша со всеми красавицами лается. Боится, шо какая пигалеца нашего господина захомутает. Не в домек бабе, что месье Ренарда так просто не объездить. Он сам кому хошь голову задурит. Хорош, стервец, тольки до сих пор не женат. И полюбовницы ни одной, странно. Сама посуди: богатый знатный дворянин покупает себе поместье, да в таком месте, шо ежели не знать, где искать, не найдешь ведь; гостей в доме не бывает, сам наведывается дай Бог раз в месяц. По всему выходит, шо особняк для полюбовницы…

— Вот шо ты мелешь! — вклинилась крестьянка. — Не нашего ума дело, на кой господину дом. Платит знатно, вот и помалкивай.

— Он мне за то, шоб кучером и конюхом работал, платит, а не за то, шоб язык за зубами держал, — ухмыльнулся мужик и снова подмигнул мне. — Я — Хромой Жан, из Бордо, с лошадьми управляюсь. А это, — кивок на женщину, — Мадлен…

— Госпожа Мадлен, — гневно добавила та.

— Экономка она, — как ни в чем не бывало продолжал Жан, — сама не тутошняя, из предместий Реймса. А тя как звать? Откуда будешь?

— Габриэлла, — нерешительно отвечала я. — Я из Сен-Дрезери, это в Лангедоке.

— Южанка? А по те и не скажешь! Они ж там, говорят, — чистый огонь, а ты тихонькая, скромненькая.

— Те откуда знать? — снова вмешалась Мадлен. — Помолчал бы, старый хрыч.

— Чой-то я старый? Сама не молодуха!..

Так они и припирались, а я, не особо вслушиваясь, углубилась в свои мысли. Нужны деньги. Где достать? Выйти замуж? Где ж найти подходящего кандидата, да еще и завлечь? Нет, это скорее Эдит подойдет. Просить в долг? Да уже просили у всех, кого знали, — отказали. Заработать? Похоже, других вариантов нет. Что я могу? Гувернанткой пойти? Обучать музыке, иностранным языкам, танцам, этикету… Не подойдет. С улицы никто никого не берет обучать детей. Служанка в трактире или гостинице? Нет, это только на самый крайний случай. А вот горничная в приличном особняке…

— Извините, — прервала я очередную реплику экономки, — вам ведь нужна служанка в особняк?

— Верно, — отозвался возница. — А чаво, с нами хошь?

— Да, — радостно кивнула я.

— Ишь рабежалась! — снова заголосила госпожа Мадлен. — Почем мне знать, шо ты не воровка?! Ха, так я тя и взяла!

— Возьмет ее мужик на сеновале, — грубо прервал её Жан, — а те от нее чего надо? Шоб работящая была. Так глянь на её работу.

Так вот я и попала в это сказочное поместье. Три дня госпожа Мадлен глаз с меня не спускала (Жан, который и впрямь оказался хромым, по секрету рассказал, что экономка даже запрятала все сервисы под свой матрас и спала на них, боясь упустить еще хоть ложечку). В конце концов моя уборка дождалась скупой похвалы, а я — разрешения остаться. Были здесь свои необычные правила, например, не ходить в ближайшую деревню и не болтать, что тут рядом господский дом, но все это нисколько не мешало мне жить. Хозяина не появлялось, да и других слуг было немного: экономка, конюх, дворник, белошвейка и кухарка, — со всеми я если не подружилась, то хорошо общалась. Госпожа Мадлен обещала мне платить сто ливров в месяц — целое состояние для горничной, ведь обычно дают не более ста-ста пятидесяти экю! Правда, наш дом и небольшой участок стоили вместе с ближайшей деревенькой стоили несравнимо больше, но заработка больше мне пока не найти. Остается надеяться, что у сестер тоже что-нибудь выйдет.

Дьявольщина! Да чтоб этому де Труи в гробу перевернуться! Чтоб наши деньги ему колом поперек горла встали!.. Я наслушалась еще много красочных запоминающихся выражений во всех бедных кварталах от Анже до Гавра, но их я даже в мыслях повторяла неразборчивым шепотом, потому что я все же благородная дама.

Мда… Хороша благородная дама: ковыляет по тракту на своих двоих, босиком, слава Богу хоть одежда пока целая и более-менее чистая. Держу пари, увидали бы меня сейчас сестренки, не признали бы. Где та грациозная красавица Эдит, воплощение изящества и всех достоинств дам высшего общества. Не раз отец говорил, что будь у нас деньги, я могла бы приодеться, переехать в столицу и предстать перед королевским двором во всей красе. Мужа бы нашла, да такого, чтоб сестры могли хоть за безземельных шевалье выйти, не заботясь о деньгах, а думая лишь о любви. Но денег нет, а нужны. Что ж, найдем. План все тот же: заполучить богатого мужа, который бы оплатил долг нашей семьи. Но только искать надо не во Франции, где ни один состоятельный дворянин не свяжет себя со мной брачными узами. Большее, на что я могу рассчитывать здесь — участь содержанки у таких же мерзавцев, как де Труи. Видит Бог, не было бы другого выбора, я бы пересилила себя и ради семьи пошла бы на это. Но! Другой выход есть, и я, молодец, нашла его! Ловить мужа надо за проливом, где никто понятия не имеет о моем бедственном положении, да и разузнать не успеет до того, как я получу то, что мне надо. Сказано — сделано: в Англию!

Дома Гавра уже показались вдалеке. Уф, почти добралась! Сесть на корабль, доплыть до Портсмута, там еще трястись в экипаже по дороге в Лондон, ну и создать нужный образ для привлечения достойных кандидатов. Раз за разом повторять выдуманную историю о том, как я, «единственная дочь и наследница знатного богатого дворянина из Прованса», волею коварной судьбы оказалась без гроша в кармане в совершенно незнакомой стране помогало идти вперед, не сбавляя бодрого шага. Уверена, найдется среди английских дворян романтичный дурачок, который поверит во весь этот бред и, не долго думая, обзаведется молодой очаровательной женой-француженкой. Скажете, цинично? Так ведь и жизнь не сказка о невинных девах и благородных рыцарях. Вот если судьба возьмет да и бросит к моим ногам принца, тогда я признаю, что ошибалась, но что-то мне подсказывает…

Тут ветви густого придорожного кустарника подозрительно зашумели, и прямо передо мной в дорожную пыль вывалился потрепанный человек. Сразу видно, что он удирал от кого-то. Незнакомец тяжело дышал и явно распластался на земле не из-за собственной неуклюжести, а из-за усталости. В подтверждение моей догадки со стороны все тех же многострадальных кустов послышался жалобный треск дерева и грубые выкрики:

— Сюда! Сюда! Вот здесь он ветви поломал! Живо, все!

Скорее всего, это местные жандармы и гонятся они за этим мужчиной. А между тем беглец не мог даже приподняться на локтях. Как же долго он бежал? И кто он вообще? Вор? Насильник? Убийца?

Кусты зашевелились совсем рядом, и я, сама плохо осознавая, что и зачем творю, кинулась к незнакомцу, забралась на него верхом и припала губами к его губам. Не успел первый жандарм выбраться из гибких сплетенных ветвей на дорогу, как одна властная мужская рука обосновалась на моей талии, крепко прижимая ко вмиг разгорячившемуся телу, а вторая скользнула под юбки. «Лучший способ поднять любого мужчину — уложить женщину,» — усмехнулась я про себя и продолжала наслаждаться поцелуем, который, между прочим, оказался весьма приятным, ласковым и интригующим.

Над нами слышалась нецензурная брань, кто-то орал на своего товарища, что он остолоп безглазый и не способен различить следы преступника и парочки любовников. Похоже, они решили, что мы начинали с той стороны кустарника, но, примяв там траву, чрезмерно увлеклись и в порыве страсти протаранили кустарник. Это мы что, со стороны так самозабвенно целуемся?

Мат и ругань постепенно удалялись, и я, оторвавшись от незнкомца, все же удосужилась рассмотреть того, на кого с такой лихвой запрыгнула и кого вытащила фактически из самых лап жандармов. Это был молодой мужчина, уже не юноша, но вряд ли ему за тридцать. Темно-русый шатен со стальными глазами, в которых то и дело мелькал веселый огонек. Сложением он походил на солдата, однако что-то в выражении аристократического лица намекало, что это никак не простой вояка, а как минимум дворянин. На нем не было ничего, что свидетельствовало бы о его высоком происхождении: дешевая грубая одежда, никаких драгоценностей, — но я чуяла в нем знатного. Видимо, и он во мне.

— Что желает прекрасная мадемуазель одна в таком виде на тракте? — заинтересованно прищурившись, спросил сей непонятный субъект, «забыв» убрать руку с моего бедра.

— Направляется в Гавр, — предельно точно отвечала я, поднимаясь с него и оправляя на себе одежду.

— И зачем же вам в Гавр? — продолжал допрос мужчина, меряя меня оценивающим взглядом и все так же не поднимаясь с дороги. Нравится ему, что ли, в пыли валяться?

— А вам не кажется, сударь, что это не ваше дело? — не люблю я, когда на меня взирают с таким превосходством, даже глядя снизу вверх.

— О нет, моя прелестница, после того, как вы, не побоюсь этого слова, спасли меня от нашей доблестной жандармерии, я как честный человек просто обязан…

— … жениться на мне? — язвительно закончила я.

— Не столь радикально, просто проявить участие в вашей судьбе.

— Сударь, сейчас мои дела обстоят так, что только состоятельные английские лорды могут повлиять на мою судьбу. К ним я, собственно, и направляюсь. А теперь, прощайте, сударь, за проливом дожидается другой честный человек, который как раз таки проявит участие в моей судьбе, женившись на мне.

— Только он пока об этом не знает, — пришла его очередь дополнить меня.

— Именно, — ни капельки не смутилась я и уверенно направилась по направлению к городу.

Честно говоря, думала, что он так и продолжит сидеть там, на дороге, но нет, мужчина вскоре догнал меня и, приноровившись к моему шагу, продолжил разговор:

— Если вы действительно направляетесь в Англию, то ваша затея обречена на провал. Его Величество, — мне показалось, или мой новый знакомец чуть слышно скрипнул зубам от ярости? — переворачивает вверх дном всю Францию в поисках одного своего подданного и, разумно полагая, что тот может сбежать за границу, приказал не сажать на отбывающие корабли никого без особого разрешения. Почему-то я не сомневаюсь, что у вас этого самого разрешения нет.

— Кем должно быть написано разрешение? — невозмутимо спросила я.

— Самим королем или его доверенным советником.

— Ближайшие отсюда?

— Маркиз де Руан, герцог дўАмьен, шевалье де Ле-Мен, барон де Шербур, маркиз де Труи…

— Достаточно, — оборвала я поток имен. — А почему все эти лица имеют право выписывать разрешения?

— Они прекрасно знают, кого надо не выпустить из страны, — холодно отвечал мужчина. — Есть еще вопросы у прекрасной мадемуазель?

— Есть, два. Как вас зовут?

Мужчина пару секунд мялся, потом все же ответил:

— Зовите меня… Леон.

— Мадемуазель Эдит, — решила представиться только именем, как и он. — И второй вопрос, месье Леон: вы случайно не вор?

Кажется, мой спутник даже споткнулся от неожиданности и чуть снова не окунулся в дорожную пыль.

— Нет, — подозрительно косясь на меня, сказал мужчина.

— Жаль, — все так же бесстрастно отвечала я. — Тогда выкладывайте десять экю, раз уж не можете достать все необходимое.

— Могу я узнать, что вы подразумеваете под необходимым? — осведомился Леон, выуживая из-за пазухи довольно увесистый кошель, но не отсчитывая мне несколько мелких монеток, как я ожидала, а передавая его мне полностью. Наглеть не стала и взяла ровно десять экю и ни су больше, хотя хозяин кошелька не следил за моими манипуляциями с его имуществом.

— Мне нужна бумага, чернила и сургуч, чтобы состряпать нам разрешение. Вы же, как я понимаю, тоже хотите отправиться в Англию.

Леон только молча кивнул. Он явно не верил, что у меня что-нибудь получится. Это он просто не знал о моем таланте подделывать почерк и о письме доверенного короля маркиза де Труи, которое на всякий случай было запрятано у меня в кармане.

Единственным замечанием, которого я дождалась от своего спутника, когда мы уже шли по узким, но на удивление чистым, что радовало, улочкам Гавра со свеженаписанным разрешением в кармане, было:

— Скажите, прекрасная мадемуазель, — то ли у него память короткая, то ли он и не собирался запоминать имя случайной попутчицы, — вы так и собираетесь заявиться в порт? Я имею в виду босиком?

— Ни в коем случае, месье Леон, — в тон ему заявила я. — Вы уступите мне свои сапоги.

— Я?!

— Ну конечно! Купить женские туфли, достойные дворянки, в этом небольшом портовом городишке будет достаточно трудно и затратно. А вот мой босой слуга никого не смутит.

— Я?!

— Вы-вы. Я написала разрешение только на свое имя. И в каком же статусе вы хотите находиться при мне? Вы давно в зеркало смотрелись: поношенная одежда, щетина трехдневной давности, солома в волосах. Мой брат или кузен не может быть таким оборванцем, и на героя-любовника благородной дамы вы тоже не тяните.

— Я?! — кажется, мужчина уже закипел до предела и готов был извергать ярость, как вулкан горючую лаву.

— Месье Леон, вы другие слова забыли? Будьте столь любезны выражать свой бурный восторг по поводу моего гениального плана тише и не привлекать лишнего внимания. И вообще, вы — слуга, играйте роль!

Месье потрясенно умолк и не проронил боле ни слова. Кажется, никто никогда так не разговаривал с Леоном. Но куда ж ему деваться, отплыть то нам надо. Так что пусть пока терпит мое общество.

Вечером того дня мы отбыли из Гавра в Портсмут, и я, умаявшись после нескольких дней пешей ходьбы по трактам, не поужинав пошла в кают и, кажется провалилась в глубокий сон ещё до того, как моя голова коснулась подушки.