Страх

20

Мартель вернулся и положил перед ней папку с делом.

Потом посмотрел на Камиль с серьезным видом:

– Теперь мой черед просить вас, чтобы то, что я вам расскажу, не вышло отсюда.

Камиль молча кивнула, буравя взглядом сначала его карий глаз, потом голубой. В горле у нее комом застряло беспокойство.

– Очень хорошо, – сказал Мартель. – Тут передо мной кое-какие материалы дела. Насколько я помню, в дома забирались днем. Воры, точнее, воровки брали только украшения, ничего другого. И такие кражи – взлом задней двери с помощью отвертки и вынос исключительно драгоценностей – прекратились летом две тысячи десятого, то есть два года назад. Все вместе наводило на мысль об организованной преступной сети из стран Восточной Европы. Потому что грузины, албанцы, молдаване, чеченцы уже довольно давно принимают нашу страну за свое игровое поле. Воровки были всего лишь подручными либо одного, либо нескольких вожаков кланов. Но в то лето две тысячи десятого все неожиданно прекратилось, не оставив никакого следа. Мы решили, что орудовавшая тут группировка убралась отсюда и занялась чем-то другим. Дело вычеркнули из числа приоритетных, а группу, которая над ним работала, через несколько недель распустили.

Он порылся в папке и, откопав несколько фотографий, протянул Камиль. На одних снимках была запечатлена женщина, выходившая из дома со спортивной сумкой в руке. На других воровка взламывала замок чьей-то веранды. Еще одна перебегала через заполненную машинами улицу в жилом квартале. Все они были молоды и имели те же типичные черты, что и женщина из ее сна.

– Эти фотографии мы нашли в кабинете Даниэля через неделю или две после его смерти. Они были заперты в ящике его стола.

Камиль перевернула фото в поисках каких-нибудь надписей.

– Не ищите, – сказал Мартель. – Даты нет. Так что точно неизвестно, когда они были сделаны, и ничего другого мы не обнаружили: ни адресов, ни документов, ни записей. Но одно несомненно: Даниэль располагал информацией по делу, которой не поделился с группой. Судя по этим фото, он наверняка выследил некоторых воровок. Иначе как бы он мог оказаться на месте, когда те проникали в дом?

Камиль задумалась.

– Так ему удалось выйти на сеть? – предположила она.

– Может, и да. Представьте себе: он выслеживает одну воровку и фотографирует ее на месте преступления, но при этом не арестовывает. Нас ведь интересует не мелюзга, а дичь покрупнее – те, что организуют операции. Тогда он начинает ее «пасти», узнает, где она живет, с кем контактирует. Сидит в засаде, следит, потихоньку подбирается к вожакам кланов, но один, никому ничего не говоря… – Мартель задумчиво покачал головой. – Может, он хотел раскрыть дело в одиночку? Но это на него совсем не похоже, да и далеко от наших методов работы.

– А вы как думаете? С чего бы ему тогда действовать таким образом?

– Понятия не имею. И не понимаю. Мы провели расследование после его смерти, но ничего не обнаружили. У Даниэля не было своего мобильного телефона, он все это ненавидел. Пользовался только рабочим. Мы в него залезли, но не нашли ничего примечательного. Это так и осталось тайной. М-да, считаешь, что знаешь человека, а в итоге…

Лейтенант заметил, что Камиль его уже не слушает.

Она не спускала остановившегося взгляда с фотографий. Он щелкнул пальцами:

– Мадемуазель Ламбр?

Камиль встрепенулась.

– С вами все в порядке? – спросил Мартель.

Она кивнула, постаравшись улыбнуться:

– Да-да, все в порядке. Извините меня, я просто немного устала. Еду в отпуск.

– Вам чертовски повезло. Мой-то уже кончился, в последний раз беру его в июле. Надоело вкалывать, когда все разъезжаются.

– Вы можете сделать мне копию этого досье? Я бы хотела ознакомиться с ним детально.

Он покачал головой:

– Дело официально не закрыто, даже если никто им не интересуется. Сожалею, но…

– Я работаю в жандармерии и знакома с процедурой. Но все-таки не забывайте, лейтенант…

Она слегка раздвинула рубашку на груди между двумя пуговицами, открыв часть шрама.

Мартель поколебался, но все-таки встал. Камиль последовала за ним. В коридоре лейтенант положил несколько листков в ксерокс:

– Я вам дам только самое главное, остальное – бумажный хлам.

Он стоял в задумчивости, слушая урчание копировального аппарата, потом бросил:

– Все-таки не могу удержаться: вы, вообще-то, не первая, кто интересовался Даниэлем после его смерти.

Камиль нахмурилась:

– А кто еще?

– Через месяц или два после его смерти к нам в уголовку заявился один известный фотограф. Хотел сделать репортаж о полиции, о том, как мы работаем, в какой обстановке. Особенно сдружился с одним из наших, так что свободно сюда входил. Мы ему довольно глупо подыгрывали, позволили фотографировать, позировали и все такое.

Он собрал отпечатанные листки и положил их в пакет.

– Но любопытно, что очень скоро он сосредоточился на Даниэле. Казалось, что больше всего его привлекал сам факт: полицейский, убитый при исполнении. Он тогда сделал кучу снимков в кабинете Даниэля, задавал о нем бесчисленные вопросы: что да как, какой у него был характер и так далее… Вроде как вы сегодня… Потому-то я вам все это и выкладываю. Не знаю… Но у меня чувство, что вы копаете в одном направлении.

Он убедился, что никто его не слышит, и добавил:

– Я навел кое-какие справки об этом фотографе. Его зовут Микаэль Флорес. И я видел некоторые из его фотографий. Это… что-то особенное.

– Особенное? То есть?

– Он долго был одним из этих, папарацци, ишачил на дешевые таблоиды, пока не начал делать серьезные репортажи для известных журналов. И до сих пор по большей части работает с фотопленкой. Знаете, для старых аппаратов, которая содержит серебро?

– Да, знаю.

– Мотается по всему свету, и, похоже, его интересуют только всякие крайности. Массовые убийства, издевательства над людьми, безумие, короче, все то, на что тяжело смотреть. От его снимков дрожь пробирает. Если захотите взглянуть, то сами увидите, но похоже, что, натешившись с публикой из шоу-бизнеса, Флорес затеял теперь выискивать всякую жуть…

Камиль старалась не пропустить ни слова. А Мартелю как будто надо было выговориться.

– …со временем я стал ломать голову, чего это он сюда заявился, в наш захолустный комиссариат. Зачем расспрашивал о Даниэле и что искал в его кабинете. И тут приходите вы и рассказываете о какой-то запертой девушке, с которой плохо обращались… и которую видел Даниэль.