Страна чудес

XXVII. Наказание изменника

Истоки реки Странгуэвс еще неизвестны, так как на ее берегах побывало очень мало исследователей; тем не менее, предполагают, что они находятся близ шестнадцатой параллели. Странгуэвс является притоком Ропера, значительной реки, впадающей в залив Карпентария, предварительно описывающей большой крут и принимающей с запада большой приток Эльсен.

Хотя большие дожди еще не начались, тем не менее в ложе Странгуэвса оставалось еще немного воды, несмотря на летнюю жару и на жаркие ветры, дующие в продолжение ноября, декабря, января, февраля и марта и полностью иссушающие все реки внутренней Австралии.

Небольшое количество найденной воды было спасением для наших беглецов. Они были так утомлены, что если бы и эта река была совершенно пересохшей, то они не могли бы дойти до Эльсена или до Ропера и, наверно, закончили бы существование на берегах Странгуэвса.

Так как тут была вода, то не должно было быть недостатка и в дичи, поэтому лишь только наши матросы утолили жажду, как тотчас же начали обшаривать берега реки. Поиски их не были бесплодны, они нашли громадного кенгуру и послали в него две пули.

Этой крупной дичи могло хватить им на несколько дней. Часть ее они изжарили, а остальное разрезали на тонкие полоски и повесили сушиться на солнце, чтобы предохранить от порчи.

Их остановка на берегу реки длилась двое суток, на третьи они нагрузили на себя провизию, наполнили водой мешки, сшитые старым матросом из кожи кенгуру (причем иголка и нитки, конечно, нашлись в одном из четырнадцати карманов, заключавших в себе неисчислимое количество предметов, необходимых для жизни путешественника), и отправились дальше, держа путь к реке Стеркул, впадающей в залив почти напротив островов Эдуарда Пелью.

Область, которую им теперь следовало пройти, была совершенно неизвестна; карта, спасенная доктором от ненасытной жадности австралийцев, не давала ровно никаких указаний, — видимый признак того, что до сих пор еще ни один европеец не отваживался проникнуть в необозримые равнины, простирающиеся к востоку по направлению к заливу Карпентария.

Но эти четверо смелых людей, затерявшиеся посреди необозримой пустыни, не испугались лежавшей перед ними неведомой страны; они знали, что находятся всего лишь в ста шестидесяти или в ста восьмидесяти милях от океана, и бодро пустились в путь, надеясь добраться до него прежде изменника Ниро Варанга, если бы ему удалось привести своих подданных на этот столь отдаленный от озера Вудс берег.

Так как инструменты, необходимые для географических измерений, были украдены дикарями во время разграбления драя, то обязанность указывать путь была возложена на Диего, имевшего маленький компас, привешенный к часовой цепочке.

Казалось, что вся эта часть континента была не чем иным как громадной равниной, потому что ни в каком направлении не было видно ни малейшего возвышения. То была пустыня, покрытая песком и камнями и лишь изредка прерываемая иссохшими кустарниками да несколькими полуувядшими деревьями; в ней не было ни источников, ни четвероногих, ни даже птиц. Можно было подумать, что страна эта проклята самим Богом.

Тем не менее беглецы продолжали продвигаться вперед; они останавливались лишь тогда, когда ноги совершенно отказывались их поддерживать, отдыхали в продолжение нескольких часов, затем снова шли вперед. Они боялись истратить захваченный ими с собой запас мяса, не достигнув берега океана, боялись остаться навеки в этих пустынных, спаленных солнцем равнинах.

Маленький отряд шел таким образом в продолжение шести дней по нескончаемым песчаным равнинам, но на седьмой день он вынужден был остановиться. Последний кусок мяса был ими съеден еще вчера, а последняя капля воды выпита за целые сутки до остановки.

— Да, — грустно проговорил Диего. — Кажется, уже самим Богом так положено, что в этой стране люди должны страдать от голода. Если бы я прожил на этом материке еще хоть один месяц, то вернулся бы в Парагвай суше сухаря и худее копченой селедки. Будь я австралийцем, я бы предоставил жить тут кенгуру и попугаям, а сам бы уехал и никогда больше не возвращался. Что ты говоришь, друг мой?

— Говорю, что отдал бы мое ружье за кружку пива.

— А я бы отдал свою бороду за стакан холодной воды. Черт возьми… до какого жалкого состояния мы дошли!..

— Наши несчастья окончились бы, если бы мы дошли до берегов Стеркула. Там мы нашли бы и воду, и дичь, — сказал доктор.

— Да, клянусь тысячей разбитых кораблей, хотел бы я знать, где находится эта река. Вот уже четыре дня, как мы идем, или, скорее, бежим, как лошади, нанятые за один пиастр в час, прямо на восток, а ее все еще не видать. А ведь поверьте, сеньор доктор, мы делали не менее тридцати миль в день.

— Значит, мы сделали круг.

— Да нет же, сеньор доктор, мы шли постоянно по прямой линии на восток, и мой компас не испорчен.

— Если мы шли по прямой линии, то должны бы быть на берегу залива или очень недалеко от него, а мы еще не нашли ни реки Кенгуру, ни Стеркула.

— А все-таки мой компас верен, вы можете поверить старому моряку. Еще вчера вечером юг, указываемый стрелкой, совпадал совершенно точно с Южным Крестом.

— Не знаю, что и сказать, Диего. Знаю только, что мы заблудились в этих равнинах и что у нас нет ни сил, ни съестных припасов, ни воды, ни возможности отдохнуть и чем-либо подкрепиться.

— Будущность непривлекательная.

— Какая тут привлекательность! Я не знаю, как нам выйти из этого тяжелого положения.

— Хоть бы, по крайней мере, найти змею, — проворчал Диего, — я, право бы, съел ее без отвращения.

— Не будем отчаиваться, — сказал Кардосо. — Может быть, река и недалеко; я видел в той стороне черную точку, летевшую к востоку, быть может, это птица летела пить.

— Да, но у птиц есть крылья, а наши ноги совсем отказываются нам служить, — грустно проговорил Диего.

В эту минуту в отдалении раздался глухой гул, это мог быть или взрыв мины, или пушечный выстрел.

Все четверо путников, несмотря на свою страшную слабость, вскочили на ноги, как один человек. Звук этот показался им столь странным, что они с изумлением смотрели друг на друга, и каждый думал, что он ошибся.

— Это выстрел! — воскликнул наконец Эррера, бледнея от волнения. — Выстрел… здесь… в этой пустыне!..

— Может быть, это наша митральеза! — воскликнул доктор.

— Нет, нет!.. — поспешно ответил Диего. — Я испортил митральезу, унеся с собой обтюратор… это… это… пушечный выстрел! Сеньор доктор… сеньор Эррера… Кардосо… там океан!.. Бежим скорее!..

И эти люди, за несколько минут до того бывшие почти не в состоянии держаться на ногах, словно подогретые надеждой, вновь почувствовали себя сильными, бодрыми, и все четверо, поддерживая, подталкивая и ободряя один другого отрывистыми словами и энергичными жестами, бросились бежать по направлению к востоку.

Теперь они уже не чувствовали ни голода, ни жажды, ни усталости и бежали, задыхаясь, обливаясь потом и делая неимоверные усилия, чтобы не упасть, зная, что если упадут, то уже не встанут.

После первого выстрела послышался второй и затем третий. Они раздавались где-то очень далеко, но что за беда? Там ждало их спасение, и они хотели во что бы то ни стало живыми или умирающими достичь берегов океана.

Они не знали, где они находятся, но это их и не интересовало. Что это был за корабль, выстрелы которого раздавались в пустыне? Была ли то яхта сэра Хантера или какой-нибудь военный корабль? Это было для них вовсе не важно: как тот, так и другой одинаково примет их к себе на борт.

Они бежали уже с четверть часа, когда Кардосо, опередивший их на несколько сот шагов, остановился и закричал им:

— Река, река!..

— Урра-а, мы спасены! — заревел Диего.

Немного погодя доктор, Эррера и оба матроса подбежали не к одной, а к двум рекам сразу: они соединялись, образуя довольно широкую реку, направлявшуюся на восток. Теперь ошибка была невозможна: та, что текла с северо-запада, была Кенгуру, а та, что текла с юго-запада, — Стеркул.

Не имея инструментов для точного определения географического положения тех местностей, где они проходили, они очутились как раз между двух рек, вовсе не подозревая об их близости.

Теперь они могли считать себя спасенными; океан, или, точнее говоря, залив Карпентария, находился всего лишь в нескольких милях от них.

Путники бросились в реку, перешли через оба потока и, освеженные этим купанием, направились вдоль по правому берегу. Они прошли с полмили, когда вновь услышали пушечный выстрел, затем частую ружейную стрельбу и резкий вой, как казалось, испускаемый многочисленной толпой людей.

— Гром и молния! — воскликнул Диего, бледнея. — Да что же там такое происходит?

— Это крики австралийцев, — сказал Эррера, — и если я не ошибаюсь, это боевой клич.

— А стреляют белые, — подхватил доктор.

— Неужели они осаждают яхту сэра Хантера? — спросил Кардосо.

— Это людоеды Ниро Варанга! — закричал Диего. — Злодей, вероятно, ждет нас на берегу залива.

— И старается завладеть яхтой, — сказал Кардосо. — Поспешим скорее к нашим на помощь!

— Вперед, вперед! — закричали они все разом и пустились бежать к берегу, которого еще, впрочем, не было видно, хотя он должен был находиться на расстоянии не более одной мили.

Пушка и ружья продолжали стрелять все с большим и большим ожесточением, а крики австралийцев становились все пронзительнее. Без сомнения, отвратительные людоеды старались завладеть судном, которое должно было принять на свой борт четверых беглецов. Как же они очутились у берега? Какой еще новый заговор осмелился составить злодей Ниро Варанга?

Наконец оба матроса, Эррера и доктор, поочередно друг друга ободряя и один другому помогая, добежали до небольшого прибрежного холма, взбежали на него не останавливаясь и, оказавшись на его вершине, увидели ужасающее зрелище.

Возле самого берега стояло небольшое парусное судно, сидевшее на мели, и экипаж его отчаянно защищался от нападения отвратительной толпы дикарей, старавшихся на него влезть.

На корме судна развевался английский флаг, а на рее главной мачты был виден зловещий трофей, а именно повешенный человек!.

Весь берег был покрыт убитыми и умирающими, но дикари, несмотря на оглушительный рев пушки, изрыгавшей, как казалось, картечь, и на ружейный огонь, все-таки не оставляли своего намерения завладеть судном и продолжали карабкаться на его палубу.

— Вперед! — загремел старый моряк.

И четверо путников сбежали с холма и напали на осаждающих, выстрелив почти в упор в ближайших дикарей.

Австралийцы, уже и без того начинавшие колебаться, не выдержали, увидев, что на них напали с тыла, и быть может, вообразив, что к белым пришло подкрепление, бросились бежать и рассыпались по берегу, напутствуемые картечью, свалившей на землю еще человек двенадцать или пятнадцать.

— Ур-ра! — заревел Диего.

— Друзья! — закричал чей-то голос с палубы. — Слава Богу!.. В ответ на это Эррера и доктор разом вскрикнули:

— Сэр Хантер, вы здесь?!

— Своей собственной персоной!..

— Тысяча молний!.. — воскликнул в эту минуту Диего, внезапно остановившись и вглядевшись в человека, висевшего на рее главной мачты.

— Что с тобой, старина? — спросил Кардосо.

— Посмотри-ка на повешенного!..

Кардосо взглянул на него и испустил крик изумления: на мачте висел Ниро Варанга!..

— Ну, теперь мы с ним в расчете, — сказал Диего.