Воскресенье, 8 мая 1994 года
Город готовился к празднику. На площадях и по телевизору выступали работники милиции, мэрии города, криминальные и духовные авторитеты.
Как и на прошлой неделе, город оброс гвоздиками. На площади Ленина шел чемпионат по шашкам. Главный приз – телевизор Sony Trinitron – предоставил генеральный спонсор мероприятия, патриотическое общество «Друзья отечества».
Денис записался на чемпионат еще вчера. До того, как узнал, что инопланетяне хотят захватить Землю.
Площадь Ленина казалась самым безопасным местом в городе. Никакие инопланетяне в такой толпе не рискнули бы напасть на школьников.
– Нам нужен взрослый союзник, – повторил Ренат вчерашний тезис.
Они все плохо выспались и потому отгоняли сон двухлитровой бутылкой Херши-колы. Стаканчиков у них не было, и бутылку передавали по кругу.
Ребята сидели на ступенях Дома культуры. За их спинами был вход в комнату смеха. Но желающих полюбоваться давно не смешными кривыми зеркалами не нашлось. Так что, никто не сгонял компанию с насиженного места.
Они стали перебирать взрослых, которые могли бы пригодиться и поверить доказательствам в виде двух мутных фотографий. Кандидатурами были пьяницы и городские сумасшедшие. Выходило, что те, кто мог поверить, не могли помочь. А те, кто мог помочь, никогда бы не поверили.
Недалеко от них на сцену вышел казацкий хор и грянул «раааааскудрявый, клен зеленый…». Строить планы по защите Земли стало совсем невозможно.
Делать было нечего. Пришлось зайти в комнату смеха. Кассир с радостью продал им билеты.
И уже на входе вечно подозрительный Крапива оглянулся и увидел в толпе ее, Людмилу Евстафьевну.
– Она тут! Валим, валим! – сказал он и втолкнул компанию в зеркальную комнату.
– А, по-моему, тут совсем не смешно, – сказала Алена, – даже оскорбительно.
Она потрогала свою голову – в зеркале та была размером с колесо машины и такой же круглой.
– Училка-оборотень здесь, – сказал Крапива. – Я ее видел.
– Нам нужны взрослые, – повторил Ренат. – Милиция.
– Вечно ты со своей милицией, – недовольно буркнул Крапива. – И что мы им скажем? Что училка пыталась нас сожрать?
– Ну, убить.
– Ага, школьная учительница – мокрушница. – Крапива грустно хихикнул. – А мотивы? Они не просто нам не поверят, они еще и ей настучат. А нам надо затаиться.
– Я знаю, что делать. Возьмем у нее анализ крови, – сказала Алена. – Прямо сейчас. Я уколы могу делать. На папе тренировалась.
– Я тоже, – сказал Крапива.
Все удивились. Казалось, Крапива ничего в этой жизни не умеет кроме как воровать магнитолы из машин и кошмарить сверстников.
– А ты каким боком? – удивилась Алена.
– Долгая история, – сказал он и погрустнел.
– Хорошо, послушайте, – продолжила Алена, – Меня она не видела. Для нее я – обычная девочка. Я подкрадусь со шприцем и возьму у нее немного крови. А потом мы пойдем в лабораторию. Там все увидят, что кровь нечеловеческая, и мы найдем взрослого, который нам поверит.
– Плохой план, – сказал Ренат, – тебя запалят. Не ходи.
– Не запалят. Я так колоть умею, что никто и не заметит. Тем более в такой суматохе. Раскудрявый, лист зеленый… какой-то там… я влюбленный, – запела она.
И выскользнула наружу.
Ренат хотел рвануть за ней, но Крапива крепко схватил его за руку.
– Разберется, не маленькая, – сказал он. – И потом, там куча народу. В худшем случае засветится.
– Но Алена…
– Ненси, – поправил Крапива. – Ее зовут Ненси.
***
Из Записок Рената.
За несколько месяцев до описываемых событий.
Ненси
Если вы вдруг приедете в Н-ск, пойдете на улицу Дзержинского, поймаете там первого кому на вид сорок, и спросите его, кто в 90-е наворотил больше всех дел, вам сразу скажут о Денисе. Утром первого сентября Денис приходил в школу в белой рубашке, и к обеду она становилась серой, местами бурой от крови, синей от ручки и чуть разорванной сзади от гвоздя.
Если что-то происходило в школе, это чаще всего происходило с Денисом.
Когда на школьный склад завезли неоновые лампы, вечером лампы не работали, потому что Денис их нашел и открутил конденсаторы на шокеры. [Я и сам не буду рассказывать, как из конденсатора сделать шокер, и вам не советую, если знаете].
Свои 15 минут славы Денис заслужил, когда стащил откуда-то три недогоревшие дымовые шашки. Они были круглые, размером с банку из-под тушенки, и советского зеленого цвета, а на дне лоснилось нечто густое и черное.
Первую шашку положили за «Катиными гаражами», налили внутрь ацетона и подожгли. Тонкая струя черного дыма потянулась вверх, но скоро исчезла. Так мы несколько раз заливали ацетон и поджигали шашку, пока та не выгорела до конца. Принялись было за вторую, но пришел сторож и нас разогнал.
– Тут палено жечь, все видят, – заметил Дэн и вытер черный нос черным пальцем.
– А есть варианты? – спросил Егор.
Вариант был. Денис предложил жечь шашку в подвале. Там точно никто не увидит.
«Окно Овертона», характеризующее для Дениса понятие «чистый», было таким широким, что в него мог въехать мусоровоз.
Единственный подвал, в который мы могли попасть, охраняли бабули. Они как таможня оценивали всех, кто проходил мимо. И мы не хотели светить грязным Денисом и слышать: «О, наркоманы пошли. Наркоманы!».
Поэтому для начала мы Дениса вымыли и переодели.
Когда мы подошли к заветному входу в подвал, там как раз проходила смена караула – две старушки поднимались со скамейки, а на их место заступали две другие. На скамейке напротив сидела вечно враждовавшая с ними панкерша Алена. Панком она была номинальным, потому что из ее магнитофона на аккумуляторе играла в это время «Ненси».
«Дым сигарет с ментолом пьяный угар качает. В глаза ты смотришь другому, который тебя ласкает», – скулил магнитофон.
Алена бабулек не боялась.
В американских фильмах, когда выключается свет, кто-нибудь говорит «а давайте, я спущусь в подвал», идет вниз, под его ногами скрипят деревянные ступени, и играет зловещая музыка.
Но это не наши подвалы. Бетонный город типовой застройки исключал любые скрипы. Дерево – для немощных капиталистов. В нашем городе из бетона делали все – дома, ступени в них и игрушки на детских площадках.
Так что вы теперь знаете ответ на вопрос, почему именно там мы решили поиграть с дымовыми шашками.
Мы стояли в большом подвальном помещении, которое тускло освещала свисавшая с провода лампа. Вдоль стен лежали мешки с картошкой. Мы залили ацетон в шашку и подожгли. Ацетон сгорел быстро, но шашка так и не загорелась.
– Температуры мало, – сказал Жека с Первомайской, – надо еще.
И мы налили еще.
Дым сигарет с ментолом пьяный угар качает.
Я иду на звук песни.
Сзади за мою рубашку держится Жека. Ему тоже страшно.
Никакой зловещей музыки, никаких скрипок. Ужас наступает и без этого. Лишь от наших шагов, от медленно нарастающего звона в ушах. Кажется, я отравился.
Сзади пробивается сквозь дым тусклый свет лампы.
Жжет в горле. И чем выше поднимаемся, тем сильнее жжет. Я нагибаюсь ближе к ступеням и в конце концов уже ползу.
И тут музыка стихает. Кто-то сзади кричит «помогите!». Потом что-то щелкает, и накатывает волна яркого света напополам с матюгами. Сильные руки поднимают меня на ноги, я открываю глаза и вижу Алену.
Ненси.
Она вытаскивает меня из подвала. Я стискиваю зубы на ее кожаном воротнике. Медная заклепка царапает щеку. Чистый воздух как анестезия смывает боль.