В середине 1960-х, когда в московском районе «Аэропорт» разрастался писательский квартал, я помню появление приметной пары. Она — ладная, крепкая, с выразительными крупными чертами лица, общительная, острая на язык. Он — очень высокий, худощавый, элегантный, суховато-сдержанный. Это были Мира Ефимовна Михелевич (1919–2006) и Борис Николаевич Фридман (1907–2004).
Самые настоящие московские интеллигенты, классические типажи этой эпохи, у них было чему поучиться: достоинству в бедах, скромности в жизненных притязаниях, еще — верности друг другу, пронесенной от первой встречи перед войной до самого третьего тысячелетия.
Мира и ее младшая сестра Елена Михелевич (1924–2011), известный переводчик с немецкого, получили прекрасное образование. Французский Мира освоила в детстве, с бонной, английский — в легендарном ИФЛИ, где училась на самом знаменитом предвоенном курсе, немецкий — на трофейных фильмах, к которым делала субтитры.
Ее путь к литературному переводу и к Болгарии начался в 1950-е на Киностудии имени Горького, где она готовила тексты для дубляжа, переводя со всех языков, и где однажды увлеклась каким-то болгарским фильмом, а за ним и болгарской литературой. С тех самых пор болгарская литература обрела в ее лице восхищенную поклонницу и просветительницу. Всем окружающим поневоле пришлось тоже освоить литературное пространство Болгарии, так заразительно и увлеченно рассказывала Мира о работе, так радовалась успехам «своих» писателей, то кого-то «пробивая» в издательствах, то кого-то принимая у себя дома, то торжественно выезжая на встречи с живыми болгарскими классиками. Выбрав для себя Болгарию и став именитым переводчиком, она считала своим долгом донести до отечественного читателя то лучшее, что написано болгарскими авторами.
Такая вот судьба. Просто трудная, как у всех современников XX века, и просто трудовая, но все-таки исключительная. И вот почему: Мира Михелевич — образец задуманного и осуществленного. Мира восхищала нас всех своим умением радоваться тому, что дано или достигнуто, своим благодарным восприятием жизни, какая уж она есть.
Когда канули в лету XIX век и старая Россия, ностальгия по прошлому стала важной темой. «Уходящая раса, спасибо тебе!» — восклицала Марина Цветаева, обращаясь к «отцам». Но ведь и нам, по окончании века XX, с его революциями, режимами, террорами, войнами, жертвами, следует благодарить «ушедшую расу» — за стойкость, терпение и понимание меры всех вещей.
Мария Зоркая