Странный случай

Они

Мой номер находился на втором ярусе маленького корпуса, где весь верхний этаж занимали два одинаковых апартамента, зеркально расположенные относительно друг друга и имевшие крошечные балкончики рядом, протяни руку — коснешься. В соседнем номере поселилась семья с двумя детьми, младший был годовалым и после ужина стабильно спал, а вот старший (ему было лет пять) бодрствовал вместе с взрослыми. Как я поняла, он недавно перенес какое-то заболевание, не то воспаление легких, не то ларингит, потому что мать постоянно звала его на балкон.

— Миша, иди сюда, подыши морским воздухом. Иди, говорю, тебе врач что сказал?

Миша послушно выходил на балкон и стоял, вцепившись руками в парапет, имитирующий штукатурку рыбачьих хижин.

Море было рядом, оно вечерами никак не выглядело, просто темный и полный провал реальности сразу за бассейнами с фонарями, но его было хорошо слышно, оно ворчало, рокотало, неустанно обрушивало на берег свои волны, словно работал какой-то бесперебойный механизм. И оно пахло, густо, влажно, солено... Миша тоже честно выполнял свою работу, втягивая морской воздух ртом и выдыхая короткими толчками через ноздри, отчего живот под майкой то надувался мячом, то опадал.

Ночи в этой местности приходят быстро, только что темнело и уже раз — чернота непроглядная. Бассейновая цепочка фонарей под водой голубела неоном, но были еще и фонари на палках или столбиках, такие тусклые шары на ножке, они отделяли территорию отеля от пляжа. Сам пляж был огорожен низкой каменной стеной с арочными входами, после заката ее не было видно, темнота проглатывала ее первой. Я тоже любила подышать вечером, но поскольку обгорела как все северяне, то одежду некоторое время надеть не могла, потому и на балкон не выходила, а стояла, завернувшись в занавеску, чтобы меня не видели соседи. И опять мать Миши начала свой ежедневный ритуал:

— Иди на балкон, посиди на стульчике, подыши.

— Не пойду, — категорично вдруг ответствовал Миша.

Это было чем-то новеньким, я поневоле прислушалась.

— Почему не пойдешь?

— Я боюсь.

— Чего ты боишься? — опешила мать. — Тут же перила высокие, да и падать некуда, смотри, крыша внизу. И я рядом.

— Я не упасть боюсь, — визгливо отозвался Миша, — я их боюсь.

— Кого?

— Вон, их.

Я не выдержала и в щель занавески посмотрела, куда указывает детская рука. Она указывала на бассейн.

— Там нет никого, — ответила мать, тоже всмотревшись в указанном направлении.

— Нет, есть.

— Кто?

— Они, — Миша подошел к перилам (я даже его увидела, тощенького, в черных длинных трусах и папиной футболке), и с отвращением повторил свой жест.

Мы с его матерью (официально и тайком) одновременно уставились на край бассейна. Темно, да, но фонари позволяют разглядеть еще лежаки вокруг бортика.

— Видишь, черные сидят, а лица белые, — Миша повернул ее голову рукой туда, куда следовало смотреть. — Я боюсь. Они на меня смотрят.

— Это лежаки такие, у них спинки подняты, вот и кажется, что там кто-то сидит, — мать положила ему руку на плечо. — А на самом деле никого нет.

— Есть.

На этот раз я с матерью не согласилась. Лежаки действительно стояли с поднятыми спинками, но ни при каком падении света прямоугольная спинка не стала бы выглядеть треугольной, а в том освещении, что давали фонари, там действительно были какие-то пирамидальные тени. Так могли бы выглядеть люди, закутанные в пледы, которые вышли к бассейну на лежаки покурить и поболтать, а может и выпить вина, которое полагалось при олл-инклюзив без ограничений.

Мать махнула рукой на детскую причуду и увела сына укладываться спать, а я завернулась в плед и вышла на свой балкон, напрягая зрение. Если это люди, то почему сидят неподвижно? Людям свойственно менять позу во время разговора. Если они просто сидят и слушают море, то почему смотрят все в одну сторону, в сторону нашего корпуса? Это белое — это же лица? Или что? Пледы тут у всех светло-голубые, как у меня, но при любом даже слабом освещении голубой будет выглядеть светлым пятном, а не черным. А лежаки вообще окантованы белым, если в темноте растает темно-синяя середина, то белый пластмассовый край не растворится же? Коэффициент отражения света белым предметом близок к единице, черный — это почти ноль, четыре сотых от единицы, если говорить языком продавцов краски.

Я решила дождаться момент, когда кто-нибудь из темных пирамид пошевелится, но пять минут мы (мы?) смотрели друг на друга в полном молчании и неподвижности. Белые пятна почему-то начали напоминать маску из «Крика», с провалами вместо глаз и рта, и мне стало не по себе. Даже море вдруг стало как-то иначе набрасывать свои волны на каменный берег, в другой тональности и интенсивности, совсем неуютно. Я пришла к выводу, что все-таки это не люди, а просто игра света и тени на спинках лежаков. Вернулась в номер, почистила зубы, взялась за ручку балкона, чтобы оставить на ночь его в положении «проветривание» и опять невольно посмотрела в ту сторону, которую указал Миша. Темные пирамиды с белыми пятнами никуда не делись, остались на месте, только теперь в их ряду был пробел и там отчетливо виднелся синий лежак с белым кантом.

Пустой.

Оставлять балкон открытым я в эту ночь не стала, думайте обо мне что хотите.