Пчелы и призрак

Надо сказать, что мой биологический род по отцовской линии уходит корнями куда-то в дебри Костромской области и теряется среди микроскопических деревушек, не имеющих в своем составе даже магазинов, исключительно натуральное хозяйство. Когда мне было восемь лет, отца неожиданно посетила ностальгия. Он списался с родней в Костроме, и мы всем составом поехали смотреть, откуда есть пошла наша фамилия, родственники были тем более гостеприимны, чем более осязаемым становился для них ответный визит к нам, в северную столицу.

Кострома произвела на меня впечатление только Волгой, которую я собралась переплыть в одиночку, будучи хорошим пловцом, но потерпела поражение. Волга — это все-таки не Нева. Отец получил у родни ключ от дома в деревне, где когда-то жил его дед, и мы укатили туда на весь остаток его отпуска.

Деревня была глухой, затерянной в лесах и полях, однако имела свои прелести, вроде игры в карты, запретной для нас с сестрой до того, скабрезных анекдотов, рассказанных местными мальчишками, и меда.

Замечательного меда, который продавал дядя Боря.

Дядя Боря был пасечник, жил со своими пчелами на далеком отшибе на пригорке, потому что пчелам нужно высокое место, а в деревне, которая располагалась в низинке, вела хозяйство его вторая жена, сварливая тетка, которую он не любил. Детей у него не было, и все время он проводил возле ульев. Нас с сестрой, бледных городских девчонок, он неожиданно полюбил с первого взгляда и стал давать мед просто так. Мы бегали к нему каждый день, и каждый день заставали его разговаривающим с пчелами. Пчел я боялась до смерти, близко к ульям не подходила, и мы всегда заходили со стороны домика, в конце пасеки. Он махал нам рукой от ульев, потом хромал к дому и выносил нам оттуда соты с медом в деревянной мисочке. Мисочку мы на следующий день приносили вернуть, но он снова накладывал нам меду. Так продолжалось две недели, пока не разразилась гроза.

Гроза была страшнейшей в моей жизни, это больше походило на звездные войны, развернувшиеся прямо над нашей головой, до того все вспыхивало и грохотало. Утром, когда проглянуло солнце, мы вышли на улицу и от мальчишек узнали, что дядю Борю убило молнией, сказалось самое высокое место в округе. По их словам, от него ничего не осталось, даже угольков, и милиция уже приезжала. Мы не поверили, тогда они предложили пойти на пасеку и показать то место, где ударила молния, там, по их словам, было огромное пепелище. Сестра отказалась наотрез. Мне же не позволила гордость, и после обеда, когда из разговоров взрослых стало ясно, что ребята не врут, мы втроем пошли на пасеку.

Набежали тучи, и нам стало как-то неуютно. Мы шли молча, я жалела доброго дядю Борю, а мальчишки по дороге потихоньку вооружались палками. Это меня насторожило. От кого они собрались защищаться?

— Там кто-то нас ждет? — спросила я их.

— Нет, — серьезно ответил мне маленький головастый Вован. — Это на всякий случай.

— Для чего?

— Мало ли, — уклончиво ответил он. — Бабка говорит, что иногда привидения бывают там, где такие смерти случаются. Вдруг и там будет? Ты вот что будешь делать?

— Орать, — честно сказала я.

Вован презрительно сплюнул в сторону, давая понять, что это совершенно не выход в случае встречи с привидением. Игореха, его брат, ничего не сказал. Он был старше, ходил в школу в соседнем селе, и ему не полагалось верить в привидения.

Пасека никак не изменилась с нашего последнего посещения, все тот же серый сруб, темный от ночного дождя, все те же ульи. Мы подошли к домику и остановились.

— Вон там, — сказал Игореха, показывая на обугленный пятак в конце пасеки, видный даже с нашего места. — Там его и прибило.

— Понятно, — сказала я, не очень понимая, что дальше.

— Кто пойдет? — спросил Вован. — Кто не трус, кто постоит на этом пятне? Может, его дух покажется?

— Дурак, — сказал ему Игореха. — Иди сам.

— А я трус, — быстро сказал Вован. — И я не собирался. Катька хотела, пусть она и идет.

Я совершенно не хотела стоять ни на каких пятнах, кроме того, пройти между рядами ульев, полных жужжащих пчел, для меня было выше моих сил. Но дать им шанс говорить, что городские — трусы, я, понятное дело, не могла. Я набралась храбрости и пошла по дорожке к пятну, а мальчишки остались на месте. Пчелы жужжали все громче или мне так казалось от страха. Пятно и вправду было большим и даже глубоким, видимо, разряд был мощнейшим. Я дошла до него и встала в середину. Ничего не случилось. Я постояла там полминуты и повернулась, чтобы идти обратно. И тогда я увидела в воздухе тучу пчел, от них было темно. От ужаса у меня просто все остановилось внутри.

— Не маши руками, — крикнул мне Вован. — Зажрут.

Пчелы летали прямо возле лица, я отмахивалась от них сначала медленно, потом быстрее, они жужжали все злее, и я поняла, что мне конец. Я умру, раздутая как надувной матрас, и мама будет страшно ругаться. Я зажмурилась и, завопив во все горло "Дядя Боря!", побежала к дому.

— Дура! — крикнул мне Игореха. — Не зови ты покойника!

Но мне было все равно. Ураганом добежав до домика, я закрылась внутри, мальчишки еще раньше меня просочились туда же. Мы прилипли к окну и стали смотреть, не угомонятся ли пчелы. Они летали и бились о стекла, потом их стало меньше, они летали и жужжали над пятном, а потом я увидела, как пчелы в центре пятна собрались в подобие человеческой фигуры. По отвисшим челюстям моих друзей я поняла, что мне не показалось. Мы просто приросли к стеклу. Фигура вскинула руку вверх и сделала несколько движений кистью в воздухе, как махал нам дядя Боря. Потом она распалась, пошел дождик, пчелы рассосались из воздуха по домам, и только тогда мы рискнули открыть дверь. До деревни мы неслись как сумасшедшие, залезли на чердак к мальчишкам и там только перевели дух.

Загрузка...