Казалось, что весь оскверненный колдовством Шалонский лес внезапно вспыхнул одним сплошным костром. Между темными искривленными стволами деревьев зажглись тысячи факелов, зловещие силуэты замелькали в чаще. Бесчисленные орды врага подступали к лагерю бретонцев. Весь лес пришел в движение.
Отступать было некуда. Враг полностью окружил бретонцев. Толпы зверолюдов собирались в лесу вокруг лагеря, рыча и воя в предвкушении кровопролития.
Первые зверолюды выскочили из-за деревьев, размахивая факелами, сжимая в руках копья, мечи, топоры и шипастые дубины. Многие несли отвратительные тотемические штандарты из искривленного дерева и ржавого железа, с которых свисали отрубленные головы и руки вместе с разбитыми и помятыми бретонскими шлемами. Эти зверолюды были тощими, жилистыми тварями, напоминавшими некую извращенную пародию на людей. Из их черепов росли небольшие рога, отвратительные лица были искажены злобой.
Множество их бросилось вперед, рыча и размахивая оружием, но потом они повернулись и стали пятиться обратно к краю леса. Тысячи чудовищ двигались во тьме среди деревьев. Ревели рога, гремели барабаны из человечьей кожи. Несколько тварей выскочили вперед и, повернувшись мохнатыми спинами к бретонцам, начали испражняться. После этого они стали лягаться своими раздвоенными копытами, кидая комья земли и дерьма в направлении бретонцев, издавая при этом рычащий лай, что, вероятно, означало смех.
Калар напрягся в седле, в его глазах вспыхнул гнев.
Огромные боевые псы рыскали во тьме, рыча и огрызаясь друг на друга. Когда облака разошлись, и в небесах засияла зеленая луна Хаоса Моррслиб, некоторые псы начали выть.
Из-за деревьев стали появляться более крупные зверолюды.
Огромные и мускулистые, с толстыми изогнутыми рогами, растущими из висков, эти монстры отбрасывали с дороги своих меньших собратьев, рычали и шипели, оскаливая клыки. На многих из этих тварей были заметны отвратительные мутации. У некоторых из позвоночника и локтей росли шипастые костяные гребни. У других из плеч торчала третья рука, или в центре лба наливался кровью единственный глаз. Калар заметил, что эти зверолюды пользовались большим уважением, и меньшие твари обходили их с особой осторожностью.
Появились несколько боевых стад кентавроподобных чудовищ, оглушительно ревевших и бивших копытами всех меньших зверолюдов, которым не повезло оказаться поблизости. Перед каждым из этих отрядов несли тотем, к которому были прибиты гвоздями освежеванные человеческие тела, на обнаженных мышцах которых блестела кровь. Калар с содроганием заметил, что не все эти жертвы зверолюдов были мертвы, и в ужасе смотрел, как освежеванный человек корчится на железных гвоздях, вбитых в его руки и ноги. Рот жертвы, из которого был вырван язык, открывался в беззвучном вопле страдания. Это мог быть и рыцарь Бастони, которому его мучители ради забавы не позволяли умереть быстрой смертью. На глазах Калара один зверолюд ткнул шипастым концом копья в обнаженные мышцы несчастного, и громко расхохотался, когда человек забился в агонии.
Наблюдая, как орды врага собираются перед лагерем, Калар начал замечать что-то вроде варварских племенных отличий разных стай зверолюдов. У одной доминантной группы монстров руки были покрашены в черный цвет, словно они окунули руки в деготь. У зверолюдов другой стаи рога были украшены переплетенными терновыми ветвями, эти твари рычали на остальных, подходивших близко к ним. Зверолюды из еще одного отряда красили себя кровью.
Их шерсть была склеена в подобия острых шипов, вероятно, птичьим клеем и запекшейся кровью. Эти шипы придавали им жуткий демонический вид.
Стая этих красношерстных зверолюдов была особенно агрессивной.
Калар видел, как они окружили мелкого зверолюда из другого стада, отбившегося от своих, и мощными ударами по голове и плечам повалили его на землю. Когда жертва упала, вся стая набросилась на нее, разрывая плоть когтями и зубами. Калар смотрел, как свирепые монстры пожирали внутренности неудачливой твари, разрывая кишки когтями и зубами и выхватывая потроха. Когда зверолюды отошли, размазывая свежую кровь по своей шерсти, на земле остался затоптанный, окровавленный и изуродованный труп.
Между разными стаями зверолюдов явно существовало жестокое соперничество и кровавая вражда. Твари из разных групп рычали и огрызались на соперников, размахивая оружием и всячески стремясь показать свое превосходство. Калар заметил и несколько свирепых стычек, когда зверолюды с сокрушительной силой сшибались своими рогатыми головами.
Большинство этих диких тварей не носило из одежды ничего, за исключением кожаных перевязей, но на некоторых были элементы доспехов, явно снятые с убитых врагов. Одна группа зверолюдов носила толстую пластинчатую броню, почерневшую от огня и деформированную, чтобы ее можно было надеть на их тела. К их головам были прибиты грубо вырезанные пластины металла с прорезанными отверстиями для рогов. Эти чудовища были вооружены огромными топорами на длинных рукоятках, которые они носили на плечах.
Сквозь толпы зверолюдов проталкивались еще более крупные твари, огромные чудовища с налитыми кровью глазами, более восьми футов ростом, с бычьими головами. Меньшие зверолюды злобно шипели за их спинами, но всегда спешили убраться с их пути.
Другие безымянные и бесформенные жуткие монстры продирались сквозь заросли, их тянули на поле боя огромными цепями и крюками, вонзавшимися в их плоть. Это были тошнотворные мутировавшие груды шерсти, мышц и костей. Вопли страдания и безумной ярости раздавались из множества пастей, раскрывавшихся в телах и на концах извивающихся щупальцев этих тварей. Они являли собой ужасные массы будто сплавившихся вместе торсов, голов, рогов и конечностей, беспорядочно прораставших по всему их телу. Калар, увидев их, содрогнулся от отвращения.
Десятки зверолюдов, напрягая силы, тащили вперед одно из таких чудовищных отродьев Хаоса. Плоть жуткой твари пронзали толстые железные кольца, прикрепленные к ним черные цепи туго, словно парус, натягивали кожу чудовища. Дьявольское создание вопило и ревело, сопротивляясь поработителям. Из его спины росли костяные шипы и рога, оно размахивало клешнями, похожими на крабьи, пытаясь схватить любого, кто подойдет близко. Еще одно чудовище Хаоса было покрыто язвами, сочившимися кровью и гноем, а под его кожей копошились личинки, заставляя ее колыхаться, словно флаг на ветру. У твари было две сросшихся лошадиных головы, вокруг их глаз росли шипы, а из зубастых пастей высовывались длинные колючие языки.
В груди другого монстра зияло огромное зубастое отверстие, в котором виднелись тысячи загнутых внутрь зубов и множество извивающихся шипастых щупальцев. Над этой зловонной круглой пастью росла пугающе человеческая голова, сквозь кривые зубы ее рта моргал единственный красный глаз.
Один из зверолюдов, тащивших жутких тварей на цепях, споткнулся и упал, и сразу же был схвачен парой уродливых конечностей, похожих на ласты. Чудовище засунуло свою жертву в чавкающую пасть, которая, несмотря на свои размеры, была слишком мала для росших в ней гигантских зубов. Зверолюд, пожираемый заживо, дико взвыл. На теле отродья Хаоса открылись другие пасти, и языки, похожие на слизней, начали слизывать кровь.
Тем временем все больше зверолюдов собиралось у границы леса, рев их рогов и грохот барабанов усилился до оглушительной хаотической какофонии, терзающей слух.
Калар заметил, как ратники ниже на склоне холма заколебались, переминаясь, и беспокойно оглядываясь друг на друга. Они явно боялись. Рыцари, командовавшие отрядами ратников, пытались их воодушевить, но и в голосах рыцарей слышалось напряжение.
Гренголэ испуганно заржал, почуяв запах зверолюдов, принесенный ветром.
— Тише, тише, — сказал Калар, похлопав коня по шее. Скакуны других рыцарей нервно прижимали уши к голове, один конь даже встал на дыбы, но всадник быстро успокоил его.
Из леса вышло высокое дьявольского вида существо, окруженное могучими зверолюдами, одетыми в тяжелые доспехи. Другие твари явно уважали и боялись его, и на поле боя наступила тишина. Грохот барабанов затих, рога перестали трубить. Рев и рычание зверолюдов стали замолкать, и даже огромные боевые псы припали к земле, поджав хвосты, когда это существо появилось из леса.
Его лицо являло собой безобразную массу швов, кожи и шерсти, на голове росло три пары рогов. Остановившись в нескольких метрах от края леса, чудовище устремило свирепый взгляд на лагерь бретонцев.
По земле вокруг него стелились тернии, вырываясь из почвы там, где ступало это сверхъестественное колдовское создание. Калар вздрогнул, почувствовав, что взгляд чудовища устремлен прямо на него, хотя это было просто невозможно, ведь это существо находилось на расстоянии многих сотен ярдов от Калара.
Оно ударило своим изогнутым ветвистым посохом в землю, и он сразу пустил корни, а его костяные отростки пронзили почву. Черные птицы, кружившие в небе, камнем бросились вниз, промчавшись над полем боя, и уселись на ветви посоха, повернув свои злобно горящие красные глаза к бретонцам на холме.
Подняв руку, существо вытянуло длинный палец с множеством суставов, похожий на лапу жуткого паука, и указало на бретонцев.
Калару показалось, что оно указывает прямо на него.
Поле боя огласилось страшным ревом. Вся оглушительная какофония началась снова, и орды зверолюдов двинулись к холму.
Они надвигались со всех сторон, словно стая волков, готовившаяся добить жертву.
Гюнтер, вздрогнув, очнулся. Его слух наполнял рев рогов.
Рыцарь-ветеран потянулся за мечом, но чьи-то руки удержали его.
Выругавшись, Гюнтер стал отчаянно сопротивляться, и едва не потерял сознание от боли.
— Оставьте его, — сказал чей-то голос, и руки, державшие его, исчезли.
Тяжело дыша и покрываясь потом, Гюнтер с трудом свесил ноги через край койки и, шатаясь, встал. В глазах поплыло, он пошатнулся, левая нога подогнулась под ним. Он едва удержался от падения и все-таки смог выпрямиться.
Взгляд его лихорадочных глаз метался вокруг, скользя по испуганным лицам крестьян, державших его.
— Что, во имя Владычицы, здесь происходит? — прохрипел Гюнтер.
Вдалеке был слышен адский рев и шум вражеской орды.
— Лагерь атакуют! — потрясенно произнес рыцарь-ветеран, когда осознание происходящего начало проникать в его охваченный лихорадкой разум.
— Мой лорд, вы ранены и должны лечь в постель! — заявил человек невысокого роста. Гюнтер вспомнил, что это лекарь барона Монкадаса. Пожилой лекарь держал в руках небольшую пилу, а поверх своего одеяния надел грязный фартук.
— Да будь я проклят, если буду валяться в постели в такой час! — прорычал Гюнтер. Испуганные крестьяне встревоженно переглядывались. Гюнтер велел им принести его оружие и броню, они дернулись было, но остановились, не спеша выполнять его приказ.
Боль снова пронзила его левую ногу, и Гюнтер едва не упал, но смог с трудом сесть на койку. Лоб покрылся потом, в глазах помутилось.
Гюнтер покачал головой и вытер рукой лоб.
— Рана гниет, мой лорд! — сказал лекарь.
— Проклятье, ты собираешься отпилить мне ногу! — взревел Гюнтер, поняв его намерение.
Маленький лекарь с виноватым видом положил пилу на небольшой столик, на котором были разложены разнообразные ножи и другие инструменты. Они были похожи на орудия палача.
Лекарь умоляюще сложил руки:
— Это единственный способ спасти вам жизнь, мой лорд!
— Но что это будет за жизнь? Нет, я не приму такого бесчестья!
Гюнтер облизал губы. В горле пересохло.
— Принеси воды! — приказал он одному из крестьян.
В его трясущиеся руки подали деревянную чашу. Гюнтер приложил ее к губам, не обратив внимания, что это грубая посуда, сделанная для крестьян. Вода была холодной и приятной, и он выпил ее одним глотком.
— Но вы останетесь живы, — сказал лекарь.
— Лучше умереть, чем жить так, — Гюнтер сплюнул.
Он заметил, что одет лишь в нижнее белье, и осторожно поднял ткань, чтобы взглянуть на рану. Когда присохшая ткань оторвалась от раны, Гюнтер закусил губу от боли, так, что почувствовал вкус крови во рту.
В глазах снова все поплыло. Он моргнул, пытаясь сосредоточиться.
Рана, примерно в трех дюймах над коленом, была багровой и распухшей, сочась отвратительной жидкостью. Плоть вокруг раны гнила и разлагалась. Гюнтера едва не стошнило от мерзкого зловония гниющего мяса, хотя рана была намазана медом.
Гюнтер за свою жизнь успел повидать достаточно ран, чтобы понять — если не отрезать ногу, рана убьет его. Мгновение он потрясенно смотрел на нее, и шепотом выругался. Он слышал, как снаружи в наступившей темноте рыцари выкрикивают приказы, слышал рев врага.
С суровым взглядом Гюнтер повернулся к помощникам лекаря. Они все еще стояли вокруг него, не зная, что делать.
— Несите доспехи и оружие, проклятье! — заорал Гюнтер, снова заставив их вздрогнуть. — Бегом! И приведите моего коня!
Крестьяне нерешительно посмотрели на лекаря.
— Что вы на него уставились? Я рыцарь Бастони, и вы будете выполнять мои приказы, или вас повесят! Пошли!
Крестьяне разбежались, бросившись выполнять приказы Гюнтера.
— Вы не в состоянии сражаться, мой лорд! — с глубокой убежденностью заявил лекарь.
Гюнтер в гневе снова обратил свой лихорадочный взор на маленького простолюдина. Лицо лекаря выражало искреннее беспокойство, и Гюнтер ощутил, как его гнев испаряется. Рыцарь-ветеран чувствовал себя очень усталым. Все тело жгло болью. Казалось, будто он попал под копыта взбесившегося коня. Гюнтер тяжело вздохнул, его плечи поникли.
— Я знаю, — сказал он наконец. — Но я не могу лежать здесь, пока другие погибают.
— Не буду лгать вам, ампутация ноги тоже опасна, — тихо сказал лекарь.
— Я выполнял эту операцию двадцать три раза. В семи случаях пациенты умерли от потери крови, и здесь ваш возраст будет против вас. Но если ногу не ампутировать, вы умрете наверняка. В этом я полностью уверен. Какую же пользу тогда вы принесете Бретонии?
Он посмотрел на Гюнтера усталыми глазами.
— Ты прав, — мрачно сказал Гюнтер. — Возможно, моя смерть действительно не будет значить ничего. Стану я сражаться сейчас или нет — это не изменит исход битвы…
Устало вздохнув, рыцарь-ветеран продолжил говорить, обращаясь больше к себе, чем к лекарю.
— Бой с Ганелоном стал уроком для меня. Пятнадцать лет назад я победил бы его, даже не вспотев. А эта дуэль заставила меня почувствовать себя стариком.
— И все же вы победили, — сказал лекарь.
— Да. А молодой рыцарь и умелый боец погиб. Кто знает, какие подвиги он мог бы совершить, если бы остался жив? Теперь мы никогда не узнаем, — Гюнтер невесело рассмеялся.
— Вы еще можете прожить много лет, мой лорд. Кто знает, что вы можете совершить за это время?
— Может быть. Но я не хочу доживать остаток жизни инвалидом, жалким калекой, неспособным сражаться за своего сеньора. Нет, я не хочу такой жизни.
— Значит, вы решили умереть?
— Я решил умереть, как рыцарь Бретонии, — тихо сказал Гюнтер. — Я поеду в бой на коне и с мечом в руке, и сражусь с врагом. И погибну, если такова моя судьба.
Лекарь вздохнул, устало и удрученно посмотрев на рыцаря.
— Я не воин, — сказал он. — Мне отвратительно насилие во всех его формах. Я считаю, что жизнь — драгоценный дар, и с ней не стоит расставаться так легкомысленно. Я стоял у смертного одра сотен людей, когда они умирали в мучениях от ужасных ран. Много раз я видел, как молодые рыцари кричали от страшной боли, и слезы стыда текли по их лицам. Я видел, как рыцари рыдали, словно младенцы, пытаясь удержать внутренности, вываливавшиеся из их распоротых животов. И я не видел ничего гордого и возвышенного в их смерти. Да, я не знатного рода, и, возможно, просто не способен понять такие вещи. Несмотря на все это, я уважаю ваше желание, хотя и не согласен с ним. У человека должна быть возможность сделать выбор, как ему жить. Или как умирать.
— Хорошо. Помоги мне встать, — сказал Гюнтер.
Одна стрела, выпущенная из лука, взлетела высоко в воздух.
— Не стрелять, проклятье!
Взлетев на максимальную высоту, стрела, казалось, на мгновение повисла в небе, прежде чем полететь к земле. Упав, она вонзилась в землю в нескольких сотнях ярдов перед наступающими ордами врага.
Гигантские псы Хаоса, мутировавшие до гигантских размеров, мчались по полю, высунув языки из огромных слюнявых пастей. За стаями псов бежали бесчисленные орды зверолюдов. Подобно смертоносному потоку, они устремились на строй бретонцев.
Калар с трудом удержался от того, чтобы пришпорить Гренголэ и поскакать в атаку на врага. Он видел, что Бертелису тоже не терпится броситься в бой.
— Зря мы позволили им атаковать, — проворчал младший брат Калара. — Крестьяне не удержатся и непременно побегут. Попомните мои слова.
— Им все равно некуда бежать, — заметил один из рыцарей, стоявших рядом. Бертелис только хмыкнул в ответ.
Из лесной чащи со всех сторон появлялись новые толпы зверолюдов, изливаясь из тьмы, словно кровь из рассеченной вены.
— Владычица милостивая, как их много, — вздохнул Калар.
У подножия холма некоторые из лучников Гарамона не могли удержаться от выстрела, несмотря на приказы не стрелять. Калар выругался и, пришпорив коня, выехал из строя рыцарей.
Проскакав вниз по холму, он остановился перед строем лучников и развернул коня.
— Следующий, кто выпустит стрелу без приказа, будет немедленно зарублен! — прокричал Калар. — Вы должны ждать приказа!
Повернувшись лицом к врагу, он высоко поднял копье. Ночь освещали сотни факелов и жаровен, и, хотя луны еще не взошли, бесчисленные орды врага были хорошо видны даже в темноте.
— Не стрелять! — приказал Калар, его голос разнесся, перекрывая шум.
Открытое пространство перед лучниками было измерено шагами, и Калар запомнил дистанцию. Ближайшие ряды врага были еще в трехстах пятидесяти ярдах. Хотя очень сильный лучник и мог бы выстрелить на такое расстояние, это было слишком далеко, чтобы выстрел был эффективным.
— Не стрелять!
Противник приближался с ужасающей скоростью, куда быстрее, чем может бежать человек, и Калар почувствовал, как по его лицу текут капли пота. Псы Хаоса сильно опередили зверолюдов, мчась по полю огромными прыжками.
Калар сморгнул пот с глаз, все еще держа копье поднятым к небу. Псы уже перепрыгивали заросли низкого кустарника на расстоянии примерно трехсот ярдов от бретонцев. Молодой рыцарь подавил желание опустить копье и подать сигнал стрелять. Теперь он видел монстров Хаоса более ясно: страшные клейма, выжженные на плоти чудовищных псов, покрытые бронзой бивни, росшие из мощных челюстей самых крупных тварей.
— Приготовиться! — приказал Калар, и лучники натянули тетивы, высоко подняв длинные луки.
Первый из боевых псов, гигантский зверь, голову которого украшал ряд рогов, промчался мимо нескольких валунов, отмечавших дистанцию в двести пятьдесят ярдов.
— Стреляй! — крикнул Калар, опустив копье в сторону врага. Лучники отпустили тетивы, и сотни стрел с шипением взметнулись в воздух.
Казалось, будто в небо вспорхнула большая стая птиц. Прежде чем стрелы успели достигнуть максимальной высоты, лучники выпустили второй залп. А третий залп был выпущен тогда, когда первые стрелы попали в цели.
Раздался рев и вопли боли, когда стрелы с убийственной силой вонзились в толпы врага, пронзая шкуры и мышцы. Десятки тварей были сражены. Враг был еще слишком далеко, чтобы стрелки могли выбирать отдельные цели, но это не имело значения. Зверолюды наступали такими плотными массами, что почти каждая стрела находила цель.
Вот второй залп достиг цели, и Калар увидел, как еще больше монстров падают и корчатся в агонии, когда смертоносные стрелы вонзаются в их незащищенные шеи, плечи и головы. Пара стрел воткнулась в толстую шею пса, бегущего впереди стаи, но чудовище едва замедлилось.
В первые же мгновения боя бретонские лучники вокруг Трона Адалинды выпустили тысячи стрел, сразив бессчетное множество врагов. Те зверолюды, которые не умерли от ран, были затоптаны толпами, мчавшимися в атаку вслед за ними.
Однако враг продолжал наступать сквозь опустошительный ливень стрел, приближаясь к позициям бретонцев. По мере того, как противник приближался, выстрелы лучников стали более эффективными, и непрерывный поток стрел выкашивал зверолюдов массами. Твари корчились в агонии, раненые пытались ползти вперед на руках, отчаянно стремясь принять участие в бойне, которая должна была сейчас начаться. Землю усыпали тысячи раненых, пытавшихся подняться, но их затаптывали насмерть копыта и лапы тех, кто бежал за ними.
Первая волна врага нахлынула на строй бретонцев, и началась настоящая резня.
Сердце Радегара отчаянно колотилось, дыхание стало прерывистым от волнения, когда он увидел, как жуткие лесные чудовища с ревом бросились в атаку. Сжимая грубо обтесанное древко копья, он облизывал высохшие губы, изо всех сил пытаясь скрыть свой страх.
Каким прекрасным был день, когда его приняли на службу в ряды ратников Гарамона. Он в точности не знал, сколько лет ему тогда было, может быть, четырнадцать, когда его привели во двор замка вместе с двумя сотнями других юношей, пытавшихся выпрямиться и казаться выше. Стоя в тени величественного замка их господина, Радегар, открыв рот от восхищения, смотрел на внушительную фигуру лорда Лютьера со свитой из дюжины рыцарей, облаченных в полные доспехи.
Тогда его сердце тоже сильно билось от волнения.
— Ты там не зевай, — сказал ему на прощание отец в то утро, когда он уходил из дома за два часа до рассвета. — И если тебя не примут на службу, лучше не возвращайся. Все равно мы не сможем тебя прокормить.
Тем утром он поехал в господский замок на повозке, вместе с другими парнями, желавшими попытать счастья. Раз в год все молодые крестьяне из владений Гарамона собирались у замка, в надежде, что их примут в ратники. Повозка была полна других ребят его возраста, мечтавших о почетной военной службе.
Радегар выпятил грудь посильнее, когда высокий йомен с лицом, покрытым шрамами, сурово нахмурившись, начал ходить вдоль длинного ряда кандидатов. Половину он сразу же отослал назад, потому что они были слишком маленького роста или слишком слабы от недоедания. Другие оказались отвергнуты потому, что были горбатыми или какая-то из их конечностей была покалечена. Третьих йомен отправил домой потому, что их руки, изуродованные косорукостью, не могли держать оружие, а четвертых — потому, что они были просто идиотами, пускающими слюни.
В отличие от своего покойного младшего брата, отошедшего к Морру прошлой зимой, Радегар был счастливчиком — ему повезло родиться с двумя здоровыми руками и двумя ногами, хотя на левой руке было шесть пальцев. Он был широкоплеч для крестьянина, хоть плечи в расслабленном состоянии и горбились, и его руки были сильны от тяжелой работы.
Каждый раз, когда суровый йомен проходил мимо, Радегар разворачивал плечи и тянулся выше, стараясь казаться больше и сильнее. Видя, как группа кандидатов все уменьшается, он начал испытывать тревогу. И когда его все-таки допустили к следующему испытанию, его сердце подскочило от радости.
Оставшиеся юноши были разделены на пары, и им выдали деревянные шесты. Радегар оказался в паре со своим земляком из той же деревни, высоким для своего возраста. В бою на шестах, который стал следующим испытанием, Радегар избил соперника до бесчувствия, не испытывая ни капли сожаления.
Он улыбался как идиот, когда его признали годным для службы, и с готовностью произнес присягу перед лордом-кастеляном вместе с одиннадцатью другими будущими ратниками.
Ему дали пять медных монет, и его руки тряслись от волнения, когда он взял деньги. Радегар никогда не видел такого богатства, не говоря уже о том, чтобы держать его в руках. Но одну из монет забрали сразу же, чтобы оплатить его похороны, если он погибнет в бою. Три других взяли в уплату за оружие, табард с кожаным шлемом и продовольствие. Радегар почувствовал себя настоящим героем, впервые надев табард, с которого, правда, пришлось оттереть пятна крови его предыдущего владельца.
Долгом кастеляна Лютьера было обеспечивать защиту тех, кто служил ему, и лорд-кастелян честно исполнил этот долг, выдав каждому из новых ратников длинный прямоугольный щит, окрашенный в геральдические цвета с гербом Гарамона. Щиты были изрядно побиты, хорошо послужив на своем веку, но Радегара это не волновало. Конечно, если бы щит был поврежден по его вине или, упаси Шаллия, утерян, ему пришлось бы заплатить соответствующий штраф, но Радегар был слишком взволнован, чтобы беспокоиться об этом. Последнюю медную монету пришлось отдать в уплату за военную подготовку. Впрочем, после первых шести месяцев службы ему заплатили еще две медных монеты. Одну он с гордостью передал своей семье, а вторую опять пришлось отдать в уплату за продовольствие.
Этот день, когда его приняли на службу и первый раз заплатили жалованье, был поистине чудесным. С тех пор прошло уже четыре года, Радегару было около восемнадцати, и он уже считался ветераном. Он сражался в двух боях и смог убить трех врагов лорда Гарамона. Во втором бою он и сам едва не был убит, но его раны благополучно зажили, и он вернулся в строй. Однако никогда еще Радегару не приходилось встречать такого врага, с каким они столкнулись сегодня.
Здоровенный йомен, покрытый шрамами, тот самый, что принимал Радегара на службу четыре года назад, стоял поблизости, с таким же вечно хмурым лицом. Казалось, его ничто не пугает, йомен стоял спокойно, без страха глядя на приближавшегося врага и держа в правой руке меч с широким клинком. Хотя острие меча было выщерблено, и на клинке виднелись пятна ржавчины, один тот факт, что йомену было позволено носить меч, являлся свидетельством того высокого доверия, которое было оказано простолюдину. Радегар не посмел бы проявить свой испуг в присутствии этого человека, к которому он по-прежнему относился со смесью уважения и страха.
Но подавить свой страх Радегара заставляло не только присутствие сурового йомена: в рядах ратников стоял и настоящий владетельный рыцарь. Шлем рыцаря был высоким, его гребень украшал маленький геральдический дракон, а доспехи блестели в мерцающем свете жаровни, стоявшей поблизости. Радегар понимал, что знатный рыцарь оказывает ратникам большую честь своим присутствием, и поклялся до конца исполнить свой долг. Если трястись от страха в присутствии такого благородного рыцаря, можно навлечь на себя судьбу, худшую, чем смерть. И уж конечно, пока доблестный рыцарь с ними, они сумеют сдержать врага.
Зверолюды с ревом и воплями набросились на бретонский строй, хотя сотни стрел, летевших с холма, продолжали осыпать их ряды.
— Вот и началось, ребята, — пробасил йомен. — Глядите, не опозорьте меня сейчас, иначе я отрежу вам уши и съем их на завтрак. За Гарамон!
Радегар приготовился, повернувшись левым плечом вперед, так, чтобы его щит закрывал и его и ратника слева, а воин справа так же прикрыл своим щитом и Радегара. Каждый ратник был вооружен длинной алебардой, чьи острые наконечники были опущены, создав почти непроницаемую стену смерти.
Первый из гигантских псов Хаоса перепрыгнул деревянные колья, вбитые в землю перед строем ратников. Огромное туловище пса было покрыто колючей спутанной шерстью, в глазах страшного зверя отражалось пламя жаровен.
Чудовище бросилось на рыцаря, ударив могучими лапами по его кирасе и опрокинув на землю. Хотя рыцарь сразу же всадил меч в грудь пса, мощные челюсти зверя мгновенно откусили голову рыцаря вместе со шлемом. Брызнул фонтан крови. Алебарды ратников пронзили тело пса, но чудовище уже сделало свое дело. Радегар почувствовал, как внутри него растет паника. Все произошло так быстро.
Времени на размышления не было. Десятки других огромных псов атаковали строй бретонцев. Радегар сделал выпад алебардой, всадив ее прямо в грудь одного зверя. Сила прыжка пса отбросила Радегара назад, на ратников, стоявших позади, он поскользнулся в грязи и едва не упал.
Радегар увидел, как йомен рубанул мечом по голове другого пса, клинок глубоко вонзился в череп. Выдернув алебарду из туши зверя, Радегар ударил снова, почувствовав, как оружие рассекло плоть твари.
Ратник справа от него рухнул на колени, не удержавшись под огромной тяжестью зверя, давившего на его щит. В следующее мгновение рычащий пес, щелкнув челюстями, оторвал человеку лицо.
Удары алебард обрушились на череп зверя, расколов его, словно орех, тварь умерла, разбрызгивая кровь и мозг. Люди кричали в ужасе и ярости, боевой порядок бретонцев начал терять связность. В стене щитов появлялось все больше разрывов по мере того, как ратники погибали. Некоторые умирали, лишившись рук, вырванных из суставов свирепыми псами, другие, с перегрызенными глотками, разбрызгивали перед смертью фонтаны крови.
Радегар с яростным криком нанес новый удар. Что-то тяжелое с силой ударило по его щиту, и его снова отбросило назад. В это мгновение Радегар понял, что строй сейчас рассыплется, и ему суждено здесь погибнуть.
Прямо перед ним возникла огромная тварь с козлиными ногами.
Оскаленная морда чудовища была по-настоящему звериной, хотя в глазах светился жестокий разум. Держа в одной руке изогнутый клинок, зверолюд бросился на ратника. Радегар с мужеством отчаяния сделал выпад алебардой. Зверолюд уклонился и, схватившись могучей рукой за древко, с силой рванул алебарду на себя. Радегар не удержался на ногах и упал лицом вперед.
Сверкнул клинок зверолюда, и Радегар закричал от боли, когда оружие чудовища вонзилось в его плечо, рассекая мышцы, и с сокрушительной силой раздробив кость. Алебарда выпала из пальцев, которых Радегар больше не чувствовал, и ратник рухнул на землю под копыта твари. Зверолюд, источая ошеломляющее зловоние гнилого мяса и мочи, навис над бретонцем, размахивая своим страшным клинком.
«Мне конец», подумал Радегар. Топая копытами, враг перешагнул через него. Ратник почувствовал удар по голове, и ощутил, как одна нога сломалась, когда на нее наступило тяжелое раздвоенное копыто.
Застонав от боли и страха, Радегар стал ждать смертельного удара, молясь Шаллии, чтобы смерть была быстрой.
Вдруг грубые руки схватили его за плечи, и он закричал от вспышки боли. Глаза Радегара закатились в глазницах, его тело стало скользким от крови, но на мгновение он подумал, что спасен, что товарищи выносят его с поля боя. В душе вспыхнула искра надежды.
Эта надежда исчезла, когда в глазах прояснилось. Его уносили прочь от позиций бретонцев.
Стон животного ужаса вырвался из его уст. Радегар начал отчаянно отбиваться от зловонной твари, тащившей его. Выскользнув из рук зверолюда, скользких от крови, бретонец тяжело упал на землю.
Раздалось озлобленное рычание, копыто ударило его по лицу.
Радегар почувствовал кровь во рту и выплюнул расколотые зубы.
Зверолюд схватил его за сломанную ногу и потащил дальше.
Страшная боль заставила Радегара снова закричать. Его щит, его драгоценный щит с гербом Гарамона, был все еще пристегнут к руке, и волочился за ним, оставляя борозду в земле.
Наконец Радегар перестал чувствовать боль, потеряв сознание.
— Что, во имя Владычицы, они делают?! — в ужасе прошептал Калар.
Зверолюды вырывали из строя бретонских ратников и утаскивали их прочь. Вопивших и отчаянно отбивавшихся людей волокли к краю леса, где чудовищное высокое существо, окруженное сильной охраной, прохаживалось туда-сюда, словно зверь, запертый в клетке.
Калар не успел подумать о том, какая страшная участь может ожидать пленных. Вдруг зазвучали трубы, и рыцарям пришел приказ атаковать.
Калар опустил забрало своего простого, ничем не украшенного шлема, и пришпорил Гренголэ, заставив коня перейти в галоп.
По всему периметру Трона Адалинды отряды рыцарей бросились в атаку.
Ряды ратников расступились, пропуская рыцарей. Расстояние в пятьдесят ярдов рыцарские кони преодолели за несколько секунд, и Калар ощутил, как его охватывает удивительное чувство упоения боем.
Зверолюды устремились в разрыв в строю ратников. Рыцари опустили копья. Приготовившись к удару копьем, Калар выбрал цель: огромного зверолюда с закрученными рогами на лбу, вооруженного двумя ржавыми тесаками.
Рыцари врезались в массу зверолюдов, копье Калара поразило врага точно в грудь, проломив грудную клетку. Обливаясь кровью, зверолюд рухнул на землю, вырвав копье из рук Калара, и молодой рыцарь сразу же выхватил меч.
Взмахнув клинком, Калар разрубил шею другого врага, тот с воплем упал, одновременно копье другого рыцаря вонзилось в плечо зверолюда.
Рыцари мчались дальше, прорываясь и сминая ряды врага. Копья и клинки отскакивали от щитов и рыцарских лат, сотни зверолюдов были сражены и растоптаны в кровавое месиво копытами бретонских коней. Земля дрожала от грохота рыцарского удара. Ничто не могло устоять на их пути.
Прорвавшись сквозь плотные массы врага, рыцарский клин повернул к северу, пройдя прямо перед линией кольев и вонзившись в толпы зверолюдов, атаковавших бретонский лагерь. Оказавшись атакованы с двух сторон, зверолюды сражались бешено, многие из них, повернувшись лицом к новой угрозе, были сражены бретонскими ратниками, наносившими удары алебардами поверх кольев.
Новые сотни зверолюдов с дикими воплями бросились на рыцарей.
Твари шли в бой бесконечным потоком, воздух был наполнен их ревом и рычанием.
Ударом сверху вниз Калар разрубил рога и череп еще одного зверолюда. Вражеский клинок ударил по его щиту с такой силой, что молодой рыцарь покачнулся, едва не выпав из седла. От удара руку пронзило болью, Калар с трудом сохранил равновесие, но все же удержался в седле, оставшись в строю с другими рыцарями.
Рыцарский отряд, построенный клином, развернулся, топча и выкашивая зверолюдов на своем пути, пытаясь сохранить наступательный порыв.
Сквозь бесконечный поток врагов прорвался чудовищный силуэт, разбрасывая зверолюдов с дороги. Гигантское мутировавшее тело чудовища было покрыто костяными шипами и щелкающими челюстями, в отверстиях, зиявших в его плоти, виднелись бесчисленные рты и языки, извивавшиеся подобно змеям. Жуткий монстр, волоча за собой длинные цепи, учуял запах крови в воздухе, и с бешеной яростью бросился вперед, теперь его не нужно было подгонять на поле боя. Множество налитых кровью глаз устремили злобные взгляды на рыцарей, из дюжины глоток чудовища вырвался рев боли и жажды крови. Рыцари с боевым кличем поскакали навстречу ужасной твари, сметая с пути зверолюдов.
Из огромной туши вытянулась толстая шея, ее мышцы не были покрыты кожей и блестели от крови. Мощные челюсти вцепились в голову рыцарского коня, в то же мгновение в гигантское тело чудовища вонзились пять копий. Взметнулись руки с костяными бивнями, пробивая латы рыцарей и вырывая их из седел, хлеставшие щупальца вцеплялись в коней, рассекая кожу и выдавливая глаза.
Калар ударил мечом, срубив полдюжины глаз на стебельках.
Полилась черная шипящая кровь, остальные глаза втянулись в огромное тело чудовища. Новые копья и мечи вонзались в ужасную уродливую тушу, кровь отродья Хаоса хлынула широким потоком из дюжины ран.
Тварь рухнула на землю, корчась в предсмертной агонии, но перед своей гибелью успела убить еще двух рыцарей. По шлему Калара ударило вражеское копье, в ушах зазвенело. Покачнувшись в седле, молодой рыцарь увидел, как их отряд опять окружают сотни зверолюдов, и пришпорил Гренголэ. Рыцари снова прорвались сквозь толпы врага, оставив позади издыхающее отродье Хаоса.
Рыцарский конь упал, когда зверолюд, поднырнувший под брюхо, топором перерубил ему ноги. Его всадник вылетел из седла, перекувырнувшись в воздухе. Рыцарь, скакавший за ним, не успел отреагировать, и его конь, споткнувшись об упавшего, сломал себе передние ноги. На рыцарей, выпавших из седел, мгновенно набросились стаи зверолюдов, разбивая их шлемы мощными ударами.
Отряд рыцарей, разгоняя густые толпы врага, галопом скакал обратно, к Трону Адалинды. Ратники снова расступились перед ними, и, когда рыцари въехали в лагерь, опять сомкнули ряды. Только тогда Калар заметил, сколько его товарищей по отряду погибло.
Охваченный внезапным страхом, он оглянулся в поисках брата.
Бертелис был здесь, цел и невредим, хотя его доспехи были заляпаны кровью. Калар облегченно вздохнул. Подняв забрало, Бертелис улыбнулся брату.
Окровавленные рыцари рысью поднялись по склону холма и снова развернулись лицом к полю боя. К ним подбежали крестьяне, подавая новые копья и кувшины с водой.
Новые и новые сотни зверолюдов нескончаемым потоком появлялись из леса и устремлялись к лагерю бретонцев. Калар почувствовал ледяное прикосновение ужаса. Он едва выжил в первой атаке, но сил врага почти не убавилось. Тяжело дыша, молодой рыцарь напился воды, и, отдав мех с водой обратно крестьянину, стал готовиться к следующей атаке. Это будет долгая ночь.