Отверз ему пути дух хитрый ко всему…
Нас будут интересовать не христианские бесы, а предваряющие их духи. А значит, от легенд мы вновь обратимся к сказкам.
Небольшая сказка братьев Гримм "Дух в бутылке" (АТ 331) многим не кажется жуткой ввиду очевидного заимствования ее сюжета из арабских сказок. Но меня в детстве впечатлял именно гриммовский дух, а не джинны из "Тысячи и одной ночи". Виной тому — место встречи с ним: сумрачный и таинственный немецкий лес.
Сын бедного дровосека находит стеклянный сосуд, лежащий в ямке под корнями старого дуба. Прыгающее в нем существо кричит: "Выпусти меня!" — и юноша вытаскивает пробку из бутылки. "Вышел из нее какой-то дух и начал расти так быстро, что в несколько мгновений перед изумленным юношей предстало страшное чудовище, ростом с полдуба". Назвавшись "могущественным Меркурием", дух грозит сломать шею юноше, но тот обманом загоняет его обратно в сосуд. Дух вторично молит о помощи, а когда юноша его выпускает, дарит ему маленькую тряпочку, заживляющую раны и превращающую обычный металл в серебро. Герой делает свой топор серебряным и, добыв средства, получает образование и становится искусным врачом.
Эта сказка была одной из тех, чью концовку авторы изменили, дабы не смущать читающую публику. В первоначальном варианте полученная от духа тряпочка не идет юноше впрок. Он не работает, без устали тратит деньги и, в конце концов обманутый духом, занимает его место в бутылке. Довольно странный исход, если учесть, что сюжет о рыбаке из "Тысячи и одной ночи" курсировал в немецкоязычных землях практически без искажений. Напомню его читателю.
Бедный рыбак вылавливает из моря медный кувшин и распечатывает его. Из горлышка поднимается густой дым, постепенно концентрирующийся в безобразного ифрита (джинна). Это джинн Сахр, которого запер в сосуде царь Сулейман бен Дауд (Соломон, сын Давида) за отказ принять ислам. Он слишком долго ждал освобождения (минимум 700 лет), и теперь лучшее, на что может рассчитывать его спаситель, — выбрать, какой смертью умереть. После уловки с обратным влезанием в кувшин джинн, освобожденный вторично, награждает рыбака уловом разноцветных рыб, которые тот продает султану. Жарящиеся на сковородке рыбы беседуют с красавицей и черным рабом, вышедшими из стены (обычный способ появления волшебных существ в арабских сказках), чем приводят в замешательство султана и его визиря.
В аналогичной австрийской сказке рыбак выуживает из озера шкатулку. Обманутый им дух смиряется и рассказывает о своей тяжкой судьбе. Его поместил в шкатулку собственный отец в наказание за распутство и приверженность к дуэлям. Что ж, по Сеньке и шапка — гнев Сулеймана, право, был возвышеннее. Перед расставанием строгий папа напутствовал сына: он должен сделать добро нашедшему его. Как видим, надежда была с самого начала, не то что у бедняги Сахра, поскольку озеро — не море. Рыбака ждет традиционная награда — чудесный улов рыб, которые он продает за хорошую цену королевскому повару. Во дворце рыбы начинают вдруг вещать со сковородки, как Лютер с кафедры, а затем поднимаются в воздух и вылетают в трубу на глазах у изумленного папы (не Римского, а того, что умеет загонять сыновей в шкатулки). Голодный папа требует объяснений от рыбака и, получив их, радуется благодатной перемене, происшедшей с его одухотворенным сыном.
Соломон заключал в кувшин демонов, а не живых людей, о чем следовало бы помнить австрийским сказочникам. Но кувшин мудрый царь бросал все-таки не в море, а в озеро в Вавилоне ("Завещание Соломона"), Вавилоняне находят сосуд и в надежде на золото разбивают, выпустив на волю легионы духов. Таков один из первоисточников мотива сосуда-темницы. Мотив обмана демона может восходить к поздней (V в.) редакции индийских сказаний о Викрамадитье. Мальчик-царь хитростью ("Попробуй уместиться!") заманивает в кувшин шимнуса — злого демона, маскирующегося под человека. Затем шимнуса сжигают [503].
В Средние века искусство заключения духа в сосуд или какой-либо другой предмет (картина, зеркало, кольцо, табакерка, ларец) использовалось колдунами с практической целью. От него предостерегал в своей булле папа Иоанн XXII (1244–1334). Есть оно и в сказках, например в типе АТ 330В ("Черт в мешке"), где солдат не только сажает глупого демона в мешок, но и заставляет его работать на себя (обогащать себя). Однако в большинстве случаев сказочный герой лишен корыстных интересов. В исландской сказке призрак хочет убить мужчину, но по просьбе его жены обращается в муху и дает поймать себя в бутылку. В английских сказках герой обманывает духа, выражая притворное удивление ловкостью его проникновения в дом [504]. Старинная английская традиция — топить бутылки с привидениями в водоеме, из которого они, за редким исключением, освобождаются, и во второй раз их уже хоронят в земле.
Другой популярный сказочный мотив — поимка Смерти. Древнегреческий Сизиф умудрился заковать в цепи Танатоса, присланного за ним Зевсом. В русской легенде точно так же — приковав цепями к столбу — ловит Сатану сам Господь, прикинувшийся любопытным старичком. В сказках типа AT ЗЗОА ("Солдат и Смерть") герой упрятывает Смерть в орех, торбу или заколачивает ее в гробу. В сказаниях марийцев плотник заманивает в гроб бога смерти Азырена (арабского Азраила). Финский герой Ильмаринен запирает Смерть в сундуке [505]. Способ обмана врага перекликается с уловками детей, сжигающих в печи ведьму.
Третий мотив звучит в сказках типа АТ 155. В трудное положение (угодил в яму или капкан, защемил лапы в дереве) попадают тигр, лев, змея, медведь. Они хотят сожрать освободившего их человека, но судья (шакал, лиса) хитростью заставляет их принять прежнее положение. Рассказ такого рода о змее, императоре и философе содержится в "Римских деяниях" [506].
И наконец, последний мотив, придающий особую выразительность сказке братьев Гримм. Место действия — лес — и место хранения бутылки — под корнями дерева — избраны авторами не случайно. Духи-помощники часто живут в дереве, как в сказках типа АТ 555 ("Исполнение желаний"). В английской сказке дровосек хочет срубить могучий старый дуб. Изнутри доносится жалобный голосок, и появляется фея, обещающая исполнить первых три желания дровосека и его жены, только бы он пощадил дерево. Супруги попадают впросак по собственной глупости. Древесный дух или само дерево исполняют желания человека в латышской, украинской, русской и индийской сказках. В мифе такана (Боливия) лесной дух, живущий под корнями большого дерева, исцеляет героя от вялости и снабжает его провизией [507].
Гриммовской сказке (особенно ее исходному варианту) всех ближе саамская легенда. Отправившись за дровами, юноша вступает в диалог с сосной. Та умоляет, чтобы он не рубил ей ноги, и юноша срубает дерево под корень. Затем сосна просит осторожно рубить вершину — не задеть бы голову. Лесоруб выполняет ее просьбу, и тогда из дерева выходит заключенный в нем лесной дух. Он приносит своему спасителю мешок золота. Это нечистое богатство отравляет душу героя, и он сам делается сродни лесным чудовищам [508].
Образ опасного, а не доброжелательного духа, сидящего в стволе дереве или под его корнями, очень древний. В сюжете основного индоевропейского мифа бог грозы, находящийся на вершине дерева, поражает змея у его корней и освобождает (а не получает в награду) похищенные чудовищем скот и богатство. В шумерском эпосе о Гильгамеше на ветвях дерева хулуппу восседает птица Анзуд (весьма двусмысленный персонаж), в корнях копошится змей, а посредине пребывает демоническая дева Лилит, давшая имя злому духу женского пола в иудейской демонологии [509].
Фрэзер считал, что изначально древесный дух ассоциировался с живым деревом, а затем в религиозном мышлении был сделан шаг вперед: дерево стало восприниматься как инертная масса, жилище заключенного в нем существа, а существо это, получив возможность свободного передвижения, превратилось в лесного бога и обрело форму человеческого тела [510]. Процесс такого освобождения описан в сказках о древесном духе. Вот только на человека этот дух не всегда похож, и перед его освободителем встает новая задача — сделать шаг назад и загнать духа обратно в дерево.
Борьба человека с освобожденным духом в свою очередь нашла отражение в мифах и сказках. Правда, как и в случае с предметами, человек склонен порой заигрывать с духом, заставляя его служить себе. Исландский колдун Сэмунд Мудрый сверлит в деревянном столбе дырку и предлагает черту в нее влезть. Дырку маг затыкает пробкой, но, выждав время, выпускает плачущего черта, который отныне исполняет все его приказания. По немецкой легенде, Парацельс однажды высвободил демона из ели, где тот удерживался затычкой с врезанными в нее крестами. Демон вылез в облике черного паука, а затем обернулся тощим косоглазым человеком в красном пальто. Он наделил Парацельса лекарством от всех болезней и настойкой, превращающей вещи в золото. Впоследствии Парацельс заставил демона вновь стать пауком и запер его в дереве.
Мотивы "Духа в бутылке" вполне узнаваемы. Имя "могущественного Меркурия" братья Гримм тоже выбрали неспроста. Алхимики видели в фигуре Меркурия хтонического двойника Бога и остерегались иметь с ним дело из-за его страсти к розыгрышам [511].
Выход на волю древесных духов не прошел для человека даром. Немцам и славянам пришлось заключать в деревья чуму, лихорадку, Горе, Нужду — вероятные плоды общения с духами. В Германии существовал обычай прятать чуму в древесную скважину, а чехи клали лихорадку в свиной пузырь и подвешивали его к дереву (туда же вешают иногда мешок со Смертью). Белорусам лихорадки представлялись в виде отвратительных нагих старух, которые сидят на ветвях деревьев, дрожа и скрежеща зубами (они никого вам не напоминают?), или в виде молодиц с распущенными волосами, преемниц шумерской Лилит. В рассказе Я. Гримма бедный рыцарь, увидев на дереве чудовище и узнав в нем свое Несчастье, сманивает его вниз и засовывает в дупло. Интересен обычай украинцев зарывать под корнями дерева трупик некрещеного младенца, чья душа, по версии Зеленина, может превращаться в сидящего в дупле злого духа — филина [512].
Выдающаяся литературная интерпретация борьбы человека и духа — повесть швейцарского писателя И. Готтхельфа "Черный паук" (1842). Крестьяне страдают от произвола рыцарей Немецкого ордена, обосновавшихся в замке рядом с деревней. Рыцари поручают им засадить деревьями (!) замковую гору. Крестьяне не поспевают к сроку, и незнакомый охотник — длинный и сухощавый, в зеленой одежде, с красным пером на шляпе, черным лицом и рыжей бородой — обещает им помочь. Он сочувствует народным бедам и возмущается феодальными порядками, но что-то в его поведении настораживает крестьян. Наконец, он назначает цену за помощь — некрещеного младенца, и все становится на свои места. Люди хотят отказаться от его услуг, но прогрессивная женщина по имени Кристина, которая "не боится ни Бога, ни черта", заключает сделку от лица всей общины. Довольный охотник целует ее в щеку.
Деревья высажены, но крестьяне не спешат выполнять договор. Родившийся младенец окрещен пастором, и тогда на щеке Кристины на месте поцелуя выступает черное пятно. После крещения второго ребенка пятно принимает вид живого паука, который злобно таращится на окружающих. Потом пятно лопается, и из него выползают множество длинноногих пауков. Чудовища нападают на домашний скот по всей округе. Терпящие убытки крестьяне сговариваются отдать незнакомцу следующего младенца, однако священник успевает окрестить дитя и изгнать охотника. Беснующаяся Кристина превращается в гигантского черного паука, от укусов которого погибают не только пастор и ребенок, но и все население деревни и замка. Единственной оставшейся в живых женщине удается запрятать паука в дыру в деревянной балке и заткнуть ее пробкой, обрызганной святой водой.
Через много лет хозяева дома, в котором находится балка, сдают его под жилье дерзким и беспутным слугам, насмехающимся над старинными преданиями. В шутку один из баловников просверливает штопором отверстие в балке, и проклятие возвращается с новой силой. На этот раз паука впихивает в дырку мужчина, гибнущий от укусов ядовитой твари.
Повесть Готтхельфа включает в себя почти все мотивы древних сказаний о духах. Откуда бы ни вылезал такой дух, из бутылки или из дерева, его необходимо вернуть на место. Решивший воспользоваться его дарами должен осознать последствия своего поступка — не материальный ущерб, не моральная деградация, а физиологическая метаморфоза, в результате которой он может сам перейти в разряд духов. От таких даров, как и от даров мертвеца, лучше держаться подальше.
Ты спросишь, кто отроет клад?
Пытливый дух с природой в лад.
В продолжение темы лесных духов-дарителей хочу представить вниманию читателя еще одну сказку Гауфа — "Холодное сердце" (1828). Сказка перенасыщена протестантской моралью, но в ней великолепно передана атмосфера диких лесов Шварцвальда (Баден-Вюртемберг), в которых обитают два духа — Стеклянный человечек и Голландец Михель. Человечек слывет добрым хранителем кладов; его рост невелик, он носит островерхую шляпу с большими полями, черную курточку, шаровары, красные чулочки, курит стеклянную трубку, да и вся одежда его будто из мягкого стекла. Злой Михель, бродящий в другой части леса, — это огромный широкоплечий детина в парусиновой куртке плотовщика, кожаных штанах, огромных сапогах и с длинным багром в руке.
Бедный угольщик Петер Мунк, тяготящийся своим ремеслом, идет на Еловый бугор, чтобы разыскать Стеклянного человечка: "Место это находится на высочайшей из шварцвальдских гор, на самой ее вершине, и в те времена на два часа пути вокруг не было… ни одной хижины, ибо суеверные люди считали, что там нечисто. Да и лес, хоть и росли на Бугре прямо-таки исполинские ели, в тех местах валили неохотно… Вот почему на этом заклятом месте деревья росли так густо и так высоко, что там и днем было темно, как ночью, и Петера Мунка стала пробирать дрожь, — он не слышал здесь ни человеческого голоса, ни чьих-либо шагов, кроме своих собственных, ни стука топора; казалось, птицы и те не отваживаются залетать в густой мрак этой чащи".
Мунк пытается произнести нужное заклинание и в ужасе замечает сначала выглядывающую из-за дерева фигурку, а затем скачущую по стволу белку в чулках и башмачках на лапах. Это и есть Стеклянный человечек, но он не может показаться, пока Петер не вспомнит заклинание целиком. Ночью во сне Петеру чудится голос Михеля в левом ухе и голос Человечка — в правом, а наутро всплывает в памяти утерянная рифма.
По дороге на Еловый бугор Мунк встречает Михеля. Голландец выходит из-за деревьев и шагает нога в ногу с угольщиком, а потом заводит разговор, предлагая несметные богатства. Петер убегает от него, а Михель в гневе кидает ему вдогонку свой багор. Но беглец уже достиг границ владений великана, и багор разбивается в щепки, одна из которых становится змеей. Змея норовит укусить Петера, но ее убивает Стеклянный человечек, принявший облик глухаря.
Три желания, загаданные Мунком, разочаровывают Человечка. Угольщик мечтает быстро разбогатеть и вести беззаботный образ жизни, а Человечек ждет от него трудолюбия и ответственности. Он исполняет только два желания, сохранив третье про запас. Как это уже было с семейной четой из английской сказки, желания пропадают впустую. Скоро Мунк остается без средств и обращается за помощью к Михелю.
Увеличившись до размеров колокольни, Михель спускает угольщика на дно мрачного глубокого ущелья с отвесными стенами, где находится его дом. На полках в доме расставлены банки с сердцами городских богачей. В одну из банок злой дух помещает сердце Мунка, вложив ему в грудь камень и одарив золотыми монетами. Этот камень должен потянуть вниз, когда после смерти человека его сердце будет взвешено на весах.
Теперь деньги не оскудевают в новой роскошной усадьбе Мунка, но они не приносят ему счастья. В порыве слепой ярости он забивает до смерти свою жену, подавшую милостыню страннику. Этот странник — не кто иной, как Стеклянный человечек. Рассердившись на Мунка, он вдруг начинает расти и раздуваться — глаза становятся как суповые миски, а рот — как жерло печи, откуда вырывается пламя. Ястребиными когтями он хватает Мунка и швыряет его наземь: "Червяк! Я мог бы раздавить тебя, если бы захотел, ибо ты оскорбил Владыку леса. Но ради покойницы, которая накормила и напоила меня, я даю тебе неделю сроку".
За неделю Петер исправляется. Его третье желание — вернуть назад свое сердце — Человечек исполняет охотно. Придя в дом Михеля, угольщик пускает в ход обычную сказочную уловку, заявив, что не верит, будто в банке хранится его сердце. Ради проверки Михель вставляет сердце назад, а Петер начинает читать молитвы. Злой дух ничего не может поделать, так как на угольщике надет стеклянный крестик, подаренный Человечком. Великан съеживается, извивается и ползет по полу, словно червь, а Петер в страхе выбегает из дома, слыша доносящиеся вслед проклятия.
Человечек возвращает смирившемуся герою его покойную жену и маленький домик вместо сгоревшего большого, а после рождения у Мунка сына преподносит ему новенькие талеры, в которые превращаются подобранные в лесу шишки.
Похоже, Гауф не видел разницы между добрым и злым лесным духом. Кроме стереотипных поучений со стороны Человечка и грубоватых искушений со стороны Михеля, в сказке использованы средневековые представления об ангелах и бесах. Например, голоса духов в ушах спящего Мунка соответствуют левому и правому плечам, занимаемым соответственно бесом-искусителем и ангелом-хранителем. Идея взвешивания сердец (душ), почерпнутая из древнеегипетской "Книги мертвых", нашла воплощение в романском искусстве. Хрестоматийным стал образ черта, исподтишка склоняющего вниз чашу весов[513].
Червеобразное тело посрамленного Михеля также взято из преданий о дьяволе. Немецкий мыслитель Иоганн Гихтель (1638–1710) сообщал о видении, в котором ему удается созерцать ужасные тела Сатаны и его ангелов: они скорчены и полностью состоят из червей [514]. Но не следует забывать, что и карлик (черный эльф), с которым вроде бы соотносится Стеклянный человечек, тоже произошел от червей.
Умение Михеля менять свой рост — свойство не только дьявола, но и настоящих лесных духов. Шествие Голландца рядом с Мунком напоминает повадки русского лешего, рост которого колеблется в зависимости от того, с чем или с кем рядом он находится. А вот раздувание Человечка, гордо именующего себя Владыкой леса, мне очень не понравилось. Так обычно ведут себя ведьмы, огнедышащие змеихи и другие отрицательные персонажи.
Человечек способен оборачиваться белкой и глухарям. Белка в христианстве символизирует жадность (!) и ассоциируется с дьяволом. Ее склочность и любовь к хаосу восходит к древнегерманским преданиям о белке Рататоск (Грызозуб), снующей вдоль ствола Мирового древа и сеющей раздор между орлом на его вершине и драконом, гложущим корни. В славянских поверьях белка — нечистое существо, воплощающее опасность пожара. Не его ли символизирует пламя, вырывающееся из пасти Человечка? В глухаря может превращаться колдун, владеющий тайными знаниями, необходимыми охотнику [515].
Хранителем клада назван именно Человечек, хотя и Михель ведет себя под стать фольклорным стражам сокровищ. Большинство из них, особенно на востоке Европы, существа злобные и демонические. На Человечка похожи русские кладенец, кладовик, лаюн (оборачивается собакой) и щекотун (оборачивается сорокой), украинский скрабник, белорусские копша и кладник — демон, одетый в сапоги с золотыми подковами, золотой пояс и шапку. На Михеля — Стенька Разин и другие разбойники, мертвецы, немецкие горные духи (тот же Рюбецаль в образе дикого человека из сказки Музеуса), наконец, обыкновенный черт, отсыпающий груды червонцев настырным кладоискателям. К древним хранителям кладов отнесем огненных змеев, колдунов и хитрых карликов-оборотней вроде эддического Андвари (Альбериха), чьи сокровища несут гибель тому, кто ими завладеет [516].
Приносящие счастье клады и дарители-благодетели родились на свет гораздо позднее. И если Петер Мунк так озабочен посмертным взвешиванием, ему надо помнить, что талеры, заменившие шишки, ничуть не легче камня, заменившего сердце.
…Не прокричать ли: полночь!
Покойникам?..
В разделе, посвященном ведьме, мы говорили о страшных (нечистых) местах и об испытании страхом (сном). Испытывали страх и героини сказок о женихе-разбойнике, свидетельством чему — надпись в доме мистера Фокса: "Не робей, не робей, но не будь всех смелей!" Мы поймем ее значение после изучения типов АТ 326 ("Бесстрашный герой"), АТ 330 и АТ 401 ("Заколдованные принцессы в замке").
В них описана львиная доля сказочных нечистых мест. Места эти кишат злыми духами всех мастей — призраками, чудовищами, обрубками тел и, конечно, бесами. Такое изобилие вызвало обратную реакцию — герой утратил страх и, включившись в игру, принялся сам издеваться над духами.
"Сказка о том, кто ходил страху учиться", написанная братьями Гримм, повествует об одном смельчаке, бродящем по миру в поисках острых ощущений. В детстве меня безумно раздражали его толстокожесть и нахрапистость. Трепетное ожидание полуночного визита призрачных гостей изрядно портили выкидываемые им фокусы. Но потом я уловил их глубинный смысл — ведь в финале герой оказался высмеян как последний сказочный глупец.
По дороге в заколдованный замок юноша ночует под виселицей с семью мертвецами, причем вынимает трупы из петли, рассаживает вокруг костра, а когда огонь начинает лизать их лохмотья, развешивает обратно. В замке полно сокровищ, и владеющий им король ждет не дождется того, кто изгонит оттуда нечистую силу. В первую ночь юноша соглашается играть в карты с двумя большими черными кошками с огненными глазами. Сначала он обстригает им когти, а потом убивает и выкидывает в пруд. Разведя костер, он гоняется с резцом в руке за стаей черных кошек и собак, пока не уничтожает их всех. Утомившись, смельчак ложится в кровать, а та вдруг срывается с места и возит его по замку. Развлекшись катанием, он спокойно засыпает.
На вторую ночь скучающий юноша отпускает плоские комментарии по поводу выпадения из камина двух половинок человеческого тела. Половинки срастаются в жуткого мертвеца. Следом вываливаются его коллеги. Призрачная компания затевает игру в кегли с берцовыми костями и черепами. Юноша присоединяется к ним, предварительно обточив черепа на токарном станке, чтобы они лучше катались. В полночь мертвецы испаряются, и юноша спит до утра.
В третью ночь шестеро верзил вносят гроб с телом и, оставив его в комнате, удаляются. На юношу гроб производит то же впечатление, что и виселица. Чтя обычаи предков, он пытается согреть мертвеца — трет ему лицо и руки, сажает к огню, кладет к себе в кровать — и очень удивляется, когда оживший покойник хочет его задушить (знал бы о повадках навий, не удивлялся бы). Запихнув строптивца обратно в гроб, юноша возвращает его носильщикам. Мертвеца сменяет уродливый старик с длинной белой бородой. Он не скрывает своих намерений и прямо с порога вопит: "Готовься к смерти!" Тогда юноша от грубой силы переходит к хитрости, защемляет старику бороду в наковальне и потчует его железным прутом. Призрак молит о пощаде, указывает путь в погреб, где стоят три сундука с золотом, и на прощание хлопает ложкой об стол: "Одна треть принадлежит бедным, другая королю, третья тебе". Бьет полночь, старик исчезает, а смельчак, выбравшись из погреба, засыпает.
Очистив замок, юноша становится королевским зятем (чтобы объединить две трети в одну?) и наконец-то познает страх, когда жена выливает на него, спящего, ушат с речной водой, где плавают рыбки. А если бы он не спал и бодрствовал, как в замке до полуночи, оказала бы вода устрашающее действие?
Версии, которыми пользовались братья Гримм, идентичны по сюжету. Отличия касаются только способов борьбы юноши с духами и внешности самих духов: бородатый великан, черное привидение, священник в образе черного пуделя (чем только не начиняли эту собачонку!), безголовый призрак и т. д.
Ряд мифологических и фольклорных параллелей мы отметим сразу. Атакующие героя черные кошки и собаки взяты из средневековых трактатов о ведьмах. В гриммовской сказке "Три языка" герой проводит ночь в подвале башне, наполненном злыми собаками, ублажив которых он выясняет, где спрятан клад. Игра в кости и карты — неутолимая страсть многих представителей нечистой силы. Поэтапное явление частей тела можно найти в шотландской народной песенке "Странный гость". Женщине, сидящей дома за прялкой, поочередно являются пара ступней, пара голеней, пара коленей, пара бедер, пара боков, талия, пара плеч, пара рук, пара кистей, шея и голова. Женщина мирно беседует с ними, а на вопрос: "Зачем ты пришла?" — голова отвечает: "За тобой!" (это Смерть) [517].
В немецкой легенде игрой в кегли забавляются мертвые воины в горе, куда угодил кузнец. Он забирает с собой один из железных шаров, превращающийся затем в золото. Немцы думали, что во время грозы ангелы играют на небесах в кегли, швыряя каменные глыбы, которые своим шумным раскатом и ударами производят гром [518]. Герой сказки братьев Гримм "Королевич, который ничего не боялся", придя к дому великана, сбивает огромными шарами кегли величиной в человеческий рост.
"Полдень и полночь считаются моментами таинственными и критическими", — писал Зеленин.
В сказках духи исчезают или появляются в полночь. Эта деталь восходит к древнему источнику наподобие еврейского поверья, согласно которому при наступлении ночи Бог повелевает ангелам затворить небесные врата и злые духи тотчас получают возможность вредить человеку, но после полуночи возглашается новое повеление — приготовиться к растворению дверей; заслышав его, начинают петь петухи, а духи теряют свою силу [519].
Упомянутая сказка о королевиче относится к типу 401. Герои этих сказок должны трижды переночевать в нечистом месте, чтобы расколдовать принцессу и ее замок, после чего свадьба выглядит закономерным итогом. Герой типа 401 тоже бесстрашен, но он не дает воли своему нраву, а наоборот — сдерживает его.
После эпизода с великаном королевич попадает в замок, где живет черная принцесса. В замке буянят черти, и три ночи подряд они щипают, колотят, бьют и всячески терзают юношу, а он не должен произносить ни слова. Для искателя страха из типа 326 молчание было бы невыносимой мукой. Каждое утро принцесса окропляет королевича живой водой, пока благодаря его выдержке с нее не спадает чернота.
В сказке братьев Гримм "Король с золотой горы" купеческий сын освобождает от чар замок принцессы-змеи. С наступлением темноты приходят черные люди в цепях и до полуночи мучают безмолвствующего юношу. На третью ночь ему даже отрубают голову, но живая вода возвращает ее на место.
Тип 330 не менее легкомыслен, чем тип 326. В нем почти всегда действует отставной солдат, с ловкостью засовывающий чертей или Смерть в свой ранец. В гриммовской сказке "Брат Весельчак" черти водят хоровод вокруг солдата, а тот переругивается с ними в манере бесстрашного героя. В другой немецкой сказке солдат заставляет черта плясать под дудку, женится на принцессе, а отдав концы и очутившись в аду, устраивает там кавардак. Как я уже говорил, солдат может принуждать чертей служить себе.
Тип 330 и часть сказок типа 326, в которых преобладает комический элемент, сложились позднее типа 401 — по оценке Афанасьева, не раньше XVII в. [520].Они опираются на ренессансные шванки и фабльо вроде рассказа из сборника Страпаролы.
Его герой Фламиньо Веральо странствует по свету в поисках смерти. Он выслушивает полезные советы и встречает сморщенную старушонку. Старушонка заставляет юношу раздеться донага, отсекает ему голову резаком, быстро приставляет ее к шее задом наперед и склеивает чудесным пластырем. Созерцая свою спину, поясницу и выпяченные вперед жирные ягодицы, Фламиньо ужасается и просит старуху вернуть ему исходное состояние. "Испытав на собственном опыте, сколь безобразна и страшна смерть, он… впредь стал искать только жизнь и бежать смерти"[521].
Сказка выражает в пошловатой форме жизнеутверждающие идеалы новой эпохи и проблему страха не затрагивает. Прием лицезрения непрезентабельных по тогдашним меркам частей своего тела взят у Платона, в чьем диалоге "Пир" разрезающий андрогина (двуединое существо) Зевс тотчас приказывает Аполлону "лицо и половину шеи повернуть назад — к стороне разреза, чтобы, смотря на свой разрез, человек был скромнее". Человеческому взору открывается брюхо со стянутой к центру кожей [522].
Другая итальянская сказка повторяет в упрощенной форме сказку братьев Гримм о бесстрашном герое. Юноша Джованино проводит всего одну ночь в замке, наблюдая, как из камина падают руки, ноги, туловище и голова. Образовавшийся из кусков тела великан преподносит юноше клад и так же по частям исчезает в камине, не забыв напомнить своему подопечному о бедняках, нуждающихся в золоте.
Во французской сказке "Принцесса Тройоль" герою по имени Фанш приходится спасать принцессу, превращенную в козу. В ночном замке обосновались невидимки, а за столом прислуживает пара рук. Как и Василиса, Фанш помалкивает на их счет — ему вообще запрещено разговаривать. Невидимки играют им в шары ("переворачивание" мотива кеглей), расплющивают его об стену и разрывают на куски. К девушке постепенно возвращается ее облик (голова, верхняя половина тела), и она старательно лечит героя. На третье утро перед ней встает трудная задача — невидимки поджарили и скушали Фанша. К счастью, от него уцелел кусочек черепа, которого хватило для оживления всего тела.
В бретонской сказке принцессу-утку освобождает от заклятия мельник. Демоны вылезают всем скопом из каминной трубы в старой усадьбе. Они бестолковы и поэтому дожидаются каждый раз своего предводителя Буате (нечисть впервые обретает мудрого главаря). Издеваются над юношей они теми же способами, что и невидимки, вот только не успевают съесть его до крика петуха [523].
Героя норвежской сказки три ночи подряд лупцуют кнутами многоголовые тролли, но зато он выручает целых трех принцесс, закопанных в землю по шею [524]. Отчего юноша не воспользовался волшебной лопаткой красноармейца Сухова?
Исландский герой Йоун Бесстрашный заставляет беспокойных мертвецов делиться сокровищами. Самого страшного из них вносят в проклятый дом шесть человек, испачканных землей. Когда мертвец выползает из гроба (естественно, без посторонней помощи), Иоун ложится на его место, и боящийся рассвета покойник вынужден указать ему путь к кладу. Несмотря на корыстный интерес, Йоун не паясничает и не точит лясы — в этом преимущество исландской сказки перед остальными из типа 326. Но заканчивается она традиционно: Иоун узнает, что такое страх, когда невеста кричит ему, спящему, на ухо [525]. На зависть сердечных и ласковых подруг избирают себе бесстрашные герои!
От двух крестьян из латышской сказки никаких действий не потребовалось. Они лишь распороли мешок в овине и улеглись в него валетом. Глупым чертям этого хватило — они разбежались в страхе, завидев двухголового зверя. Не помог даже старый черт, которому чертенята приподнимали веки. Проснувшиеся герои безжалостно забили старика граблями [526].
Чешская сказка представляет собой гибрид трех поименованных типов. Храбрый солдат ночует в костеле, который по утрам бывает забрызган кровью. Там погребен жадный священник, и каждую ночь его вытаскивают из могилы и рубят на кусочки три свирепых дракона. Роль солдата скромна — он прячется где-нибудь в храме и тихо просиживает всю ночь. Благодарный священник, освободившись от проклятия, дарит ему свои неправедно скопленные деньги и большую столовую ложку в придачу.
В Норвегии принцессы сидели в земле, а в Словакии девица погружена в воду по плечи. Поэтому герой словацкой сказки, расколдовывая замок с двенадцатью духами-спортсменами, вынужден, как и норвежец, каждое утро сам доползать до целебной мази, чтобы обработать свои раны. В третью ночь духи насадили юношу на вертел, но слишком долго пытались вытянуть из него словечко — роковой час пробил, и принцесса выкарабкалась на сушу.
Склонные к юмору японцы не могли не оценить столь бесподобный сюжет. В их сказке типа 326 торговец снадобьями Тасукэ беседует с оборотнем из старого храма. Оборотень возмущен его бесстрашием: все создания чего-нибудь да боятся. "Я боюсь золотых монет", — признается Тасукэ. "А я — вареных баклажанов! — восклицает растроганный оборотень. — Приходи завтра, будем пугать друг друга" (снова вспоминается Хлаканьяна с его "будем варить друг друга"). Назавтра оборотень швыряет в Тасукэ горсти золота, а тот с визгом носится по храму. Дух чуть не плачет от умиления, но Тасукэ вдруг открывает крышку чана, где варятся баклажаны, и учуявший тлетворный запах оборотень спасается бегством. Герою остается только подобрать с пола монеты.
Каковы особенности русских сказок? В типе 326 атмосфера по преимуществу жуткая, а не забавная, с рядом шокирующих подробностей, вероятно, заимствованных из быличек. Андреев даже выделил отдельный тип 326В, в котором герой не стремится познать страх, а просто сталкивается с буйством нечистой силы. Как правило, нечисть не концентрируется в одном месте, что легко объяснимо: подходящих замков на Руси не было, а в храмах и монастырях имелись свои борцы.
Барин или купеческий сын путешествует в сопровождении трусливого работника. В доме разбойников он кромсает на части снятое с дерева тело, так что хозяева в страхе разбегаются; на кладбище дерется с выходцем из могилы и велит ему доставить спящую царевну; ночует в землянке с лежащим там трупом и забирает его с собой; размахивая им, как плетью, изгоняет из деревни Смерть и спасает царевну от морских чертей и Сатаны; стравливает двух мертвецов — колдуна и висельника и использует обоих против чертей; заставляет побежденных чертей возить себя на лошади через трясину. В последнем случае герой явно перегибает палку. По совету ведьмы измученные черти топят его в болоте [527].
В типе 401, конечно, есть и заколдованный дворец, и черная королевна. Однако ночные события неожиданно принимают комический оборот. Черти напускают на героя фельдфебеля и ротного командира или, напутствуемые чертовым дедушкой, накаляют докрасна розги, чтобы всыпать упрямцу пару горячих. И лишь на третью ночь комизм отступает — не добившиеся от героя словечка черти притаскивают его родителей и сдирают с них кожу на глазах у сына. В сказках об окаменелом царстве заколдованная царевна велит герою (солдат, крестьянский сын) читать молитвы три ночи подряд, а во дворец сбегаются воинское начальство, палачи и дьяволы [528].
Мотив поэтапного явления духа или обретения жертвой своего облика нашел оригинальное воплощение в сказке "Береза и три сокола". По сути дела, ее героиня — и дух, и жертва одновременно. Солдат читает взятую у священника книгу, стоя рядом с березой, а из дерева появляется красная девица: в первую ночь — по самые груди, во вторую — по пояс, в третью — целиком [529].
У солдата из типа 330 отношения с чертями — панибратские, но тех, кто встречает его лицом к лицу (колдун, мертвец, леший), он может испугаться. Для борьбы с врагом годятся все средства — загнать в кожух или в дырку в стене, выведать секрет, ублажить табачком, нагрубить или дать пинок под зад. Правильно захоронив мертвеца, герой может заслужить его благодарность.
В толковании С.В. Голиковой солдат выступает своего рода "полупроводником" между мирами, чья задача — отправить на тот свет слоняющегося по земле мертвеца. Сходятся они на границе между мирами — в бане, новом или безлюдном доме, в "чужом" пространстве. Солдат остановился в нем по пути домой, а нечестивец незаконно его занимает [530]. Казалось бы, при таком раскладе очень важно спалить врага в печке в форме намека на пресловутое трупосожжение. Но огня в этих сказках почти не бывает.
Хотя сказки типов 326, 330 и 401 посвящены феномену страха, сами они не страшны. И не только из-за юмористического и куртуазного наполнения. Они искажают суть самого испытания — чудовища в них жалки и презренны. Не случайно среди них много чертей. Средневековые трактаты говорят о ничтожности и мнимости дьявола, лучшее средство борьбы с которым — смех и презрение. В позднеготических легендах, представляющих собой смеховую нейтрализацию страха, вызываемого дьяволом, он постоянно терпит поражения в рукопашной борьбе, пьяных состязаниях, пари и даже дебатах. В поэмах, вошедших в моду с XIII в., какой-нибудь проходимец (солдат, бражник, жонглер), угодив в ад, играет в карты с чертями или со Смертью и запросто отыгрывает у них души грешников [531].
Люди романской эпохи относились к чудовищам намного серьезнее. Приведу образец нечистого места из проповеди Жака де Витри (1180–1244). Аббат и монахи-цистерцианцы сбились с пути и остановились на ночлег в незнакомом монастыре в лесу. Их хорошо приняли и стали угощать, но слуга сообщил аббату, что кони в стойлах отказываются от еды и в страхе рвут узду. Аббат велел братии есть только ту провизию, какую они захватили с собой, а угощения не принимать. Ночью им не было ни сна, ни покоя, а наутро аббат произнес "возвышенную и тонкую речь" о падении ангелов перед местными "монахами", которые тут же в смущении удалились. Монастырь исчез, а на его месте образовалась топь. Аббат со своими спутниками еле выбрались из болота. Обличительная проповедь спасла их от происков бесов [532]. Гуревичу этот "пример" напомнил "позднейшие сказки об удачливых солдатах, осиливших нечистого", но нетрудно заметить, что настроение здесь иное. Угодившим в переделку цистерцианцам не до хитростей и зубоскальства — унести бы живьем ноги.
В чем же состояло древнее испытание страхом? Можно ли свести его к испытанию сном, как это делает Пропп? Шумерский герой Гильгамеш не должен спать шесть дней и семь ночей, чтобы получить бессмертие. Это испытание не на страх, а на пропповскую выносливость. У евреев ночь перед обрезанием называлась "ночью бодрствования". Не полагалось спать, потому что злые духи пытаются овладеть мальчиком до совершения обряда [533]. А вот это уже ближе к истине.
Видимо, приход духов во время сна и есть причина, по которой люди в древности опасались спать. Достаточно вспомнить аналогичный страх перед марой или Песочным человеком. Но если этот страх удастся превозмочь, дух не причинит вреда. Таков смысл испытания страхом. Оно предшествует испытанию сном. Герои, заслышавшие шум и грохот в лесном доме или одолевшие незваных гостей в замке, спокойно засыпают. Первые из них выдержали испытание страхом, а вторые — нет, ведь они так и не познали страх. Поэтому их выставляют на посмешище собственные жены. Знание страха очень важно — только узнав страх, можно его преодолеть. "Не робей" — будь готов победить страх. "Не будь всех смелей" — не превозносись над тем, кого ты не испугался, отнесись к нему как к достойному сопернику и не ищи новых встреч с ним.
Иллюстрациями такого испытания служат две замечательные сказки народов Дальнего Востока. Удэгейская сказка "Семь страхов" знакома нам по советскому мультфильму "Сердце храбреца" (1951). В нем показаны три из семи страхов, которые должен перетерпеть юноша Индига: болотный человек Боко с одной ногой, одной рукой и горбом (четвертый страх в сказке), злой горный человек Какзаму (шестой страх) и кипящая река (первый страх). Четыре других страха — это тигриное стойбище, лес с деревьями-людоедами (древесными духами), огнедышащий озерный змей и каменная стена. Мотив превращения тигра в девушку-невесту залетел в сказку из типа 401, и режиссер правильно поступил, удалив его из мультфильма. Семь страхов герой именно претерпевает. Где-то он вынослив, где-то сообразителен, где-то хитер, но страшно ему всегда.
Нанайскую сказку "Храбрый Мерген", одно из неизгладимых впечатлений моего детства, напротив, читали немногие. Мерген — типичный бесстрашный герой, удачливый охотник, ловкий и напористый. Некий старец преподносит ему сияющий меч, делающий непобедимым своего владельца. Терять меч нельзя — в тот же миг умрешь. Во время застолья подвыпившие друзья дразнят Мергена, предлагая ему посетить ночью старое заброшенное селение, где, по слухам, водятся буссеу — злые духи, питающиеся человечиной, и привезти что-нибудь оттуда. Храбрецу стыдно отказаться. Приехав в селение, он заходит в крайний дом, высекает огонь и видит множество буссеу. Им тут же овладевает страх. Взяв первый попавшийся предмет, он вскакивает в нарту и погоняет собак. Внезапно нарту хватают сзади и останавливают. Мерген вынимает сияющий меч и наугад рубит в темноте. Что-то падает с шумом, и освободившаяся нарта быстро летит вперед. Друзья приветствуют возвращение героя, но обмирают от ужаса, глядя на нарту: в нее крепко вцепились черные железные руки. Мерген рассказывает, как было дело. Соседи восхищены его смелостью, но боятся смотреть на руки, и тогда их вешают на сушило для рыбы. Ровно три года спустя темной ночью руки исчезают, прихватив с собой сияющий меч. В ту же ночь Мерген умирает [534].
Индига не по собственной воле идет навстречу страхам — ему нужно выручать брата. Он не заносчив и не самоуверен. Пережив страхи, он побеждает их. Мерген едет в селение из тех же соображений, из каких бесстрашные юноши лезут на рожон. Он убежден в своей храбрости, да и волшебный меч с ним. Испытав мимолетный страх, он забывает о нем. Сказка не говорит ничего о происшедших за три года событиях. Но отрубленные руки висят на сушиле неспроста: они напоминают герою о его самолюбии, и когда приходит срок, забирают меч, а возможно, и убивают самого Мергена.
Читатель волен упрекнуть автора за углубление в психологизм. Справедливый упрек. Но что делать? Ведь сами духи помещены сюда лишь для нагнетания атмосферы страха. От их разнообразия пестрит в глазах, хотя, согласитесь, куски тел мертвецов, болотный человек или обладатель железных рук просто бесподобны!
Нам осталось рассмотреть последний сказочный сюжет, легший в переработанном виде в основу типа 401. В нем действует один и тот же дух — дух черной принцессы.
Да притом пускай бы уже панночка в таком виде,
как она ее знала, — это бы еще ничего; но вот вещь
и обстоятельство: что она была вся синяя, и глаза горели, как уголь.
В типе 401 куртуазный мотив помощи заколдованной девушке, несомненно, вторичен, как и само нечистое место. Изначально герою противостояла не компания чудовищ, а черная принцесса собственной персоной. В одной из гриммовских сказок о заколдованном замке ("Три черные принцессы") духов нет совсем, а юноше являются три девушки, просящие его помалкивать в течение года, чтобы освободить их от заклятия. Отлучившись ненадолго домой, юноша советуется с матерью, и та дает ему освященную свечку. Он зажигает ее и каплет растопленным воском на лица спящим принцессам. Принцессы начинают резко белеть. Они вскакивают в ярости, и герою открывается их настоящая суть: "Проклятый пес, наша кровь взывает о мести, и не родился еще и не родится на свет тот человек, который смог бы нас освободить от злого заклятия!" Поднимается страшный грохот и крик по всему замку, и юноша едва успевает выбежать наружу прежде, чем замок проваливается под землю.
Случай, на мой взгляд, достаточно очевидный, но фон Франц, которой не понравился такой способ избавления от духов, истолковала эту сказку по-своему. На психоаналитическом языке происшедшие в ней события характеризуются как разрушение Анимы в результате вторжения света комплексующего сознания в тайный союз между любящими партнерами. Ну а в повседневном смысле это не что иное, как происки злобной свекрови, углядевшей (вот дремучая старуха!) ведьму в невесте сына. Я бы на ее месте тоже засомневался: мало того что невеста черная, их еще и целых три! Фон Франц очень недовольна поведением героя. Пойдя на поводу у матери, он не поверил девушкам, которые вели себя вовсе не как ведьмы и искренне желали избавиться от черноты [535]. Почему же они так возмутились, когда чернота стала с них сходить?
Да потому, что все черные принцессы возмущаются, когда к ним применяют традиционные средства изгнания злого духа. Сказочный тип АТ 307 ("Принцесса, встающая из гроба") в сборнике братьев Гримм не представлен, но мы обратимся к другим сказкам — среди них немало леденящих душу "страшилок".
Откуда взялась черная принцесса? Она может почернеть оттого, что ее родители нарушили запрет или обратились за помощью к дьяволу. Например, в австрийской версии бесплодная женщина идет молиться к Дьявольскому камню (такие камни распространены на территории бывшей Германской империи) и рожает черную девочку. Но иногда принцесса сама заключает сделку с демоном и превращается в ведьму (сам момент договора в сказке не отражен). Первый мотив возобладал на западе Европы, второй — на востоке. Как следствие, восточнославянские сказки не всегда заканчиваются свадьбой.
Поначалу герой отдается чувству страха, но, выслушав совет помощника, изживает его в себе. Неизменный мотив почти каждой сказки — поиск умершей принцессой спрятавшегося где-то в церкви или склепе героя. Принцесса, точнее — дух, который ею управляет, не слеп, хотя и пребывает в мире мертвых. Он прекрасно видит героя, но не может его схватить. Видимость нарушается, только когда герой очерчивает вокруг себя магический круг. По терминологии Юнга, это теменос (греч.???????), сакральное пространство, которое древние греки посвящали определенному божеству. У славян это разновидность апотропея, лишающая нечистую силу способности видеть человека. Но и круг прерывается в том случае, если герой поддается страху. Чтобы найти героя, принцесса может прибегать к услугам демонов и их предводителя, самый запоминающийся из которых — гоголевский Вий.
Во французской сказке солдат приходит в город, укутанный в траур. Умерла юная дочь короля, и теперь ее призрак душит всех тех, кто охраняет гроб с телом, стоящий в церкви. В первую ночь солдат прячется за алтарем, во вторую — на кафедре, и вставшей из гроба принцессе недостает считаных минут до полуночи, чтобы обнаружить часового. В третий раз солдат бежит из церкви, но его останавливает незнакомая женщина. Она дает ему ножницы и велит остричь лежащему в гробу чудовищу ногти на руках и ногах. После гигиенической процедуры труп превращается в красивую девушку. Оказывается, она была погружена в летаргический сон. Что за нелепое объяснение? Ведь гроб не был зарыт в землю или заперт в склепе, да и ногти, как известно, наделены магическими свойствами. Наверное, летаргия добавлена сюда позднее.
В датской сказке королева чудесным образом родила дочку, но король-отец не должен видеть свое дитя в течение четырнадцати лет. За день до окончания срока он врывается в покои дочери, и та умирает, предварительно велев положить себя в деревянный сундук и приставить к нему часовых. Часовые бесследно исчезают из храма, и никто больше не соглашается там дежурить. Лишь кузнец Кристиан спьяну вызывается стоять на часах, но быстро трезвеет и намеревается удрать. Невесть откуда выскочивший карлик убеждает его остаться и спрятаться за кафедрой. В полночь из сундука поднимается уродливый труп и начинает звать часового, грозя жестокой смертью. Не добравшись до кафедры, принцесса укладывается в сундук и хлопает крышкой. Перетрусивший кузнец отказывается от следующего дежурства, но король подпаивает его и ведет в храм. На этот раз карлик советует встать к алтарю и взять в руки лежащую там книгу. В третью ночь Кристиану удается бежать, он даже садится в лодку, но карлик возвращает его и велит притаиться рядом с сундуком. Когда труп встает, кузнец ложится на его место. Принцесса умоляет пустить ее обратно, но Кристиан упорно отмалчивается. Раздаются звуки службы и голос священника, воссылающий хвалу за освобождение от козней лукавого. Эти патетические детали совершенно излишни — при желании их можно списать на "глюки" подвыпившего героя. Очнувшись наутро, Кристиан видит плачущую от радости красавицу и женится на ней.
В исландской сказке мачеха перед смертью требует, чтобы королевич стерег ее тело три ночи. Вместо пасынка сторожить ведьму вызывается старый крестьянин. Далее описываются бесконечные метаморфозы ведьмы и ее соперника-колдуна, так что повествование выходит далеко за рамки интересующего нас типа [536].
Шотландская сказка испорчена ненужными подробностями. Здесь нет принцессы, а лежащего в гробу мертвеца поочередно стерегут три сестры. Первые две засыпают на посту и не просыпаются, а третья ударяет поднявшийся из гроба труп палкой. Палка прилипает, и мертвец, возомнив себя конем, слоняется вместе с девушкой по холмам и лесам. В качестве награды ее ждет золото, серебро и лекарство, позволяющее воскресить сестер.
Перейдем, наконец, к славянским сказкам. В чешской сказке бездетный король выпрашивает себе дочь у дьявола. Достигнув совершеннолетия, она чернеет как уголь и умирает. Ее хоронят в родовом склепе, приставив к гробу стражников, а утром на полу валяются их растерзанные тела. Солдат Богумил встречает на пути в замок старца, втолковывающего ему, что в принцессу вселился нечистый дух, и дающего наказ окропиться святой водой, очертить круг и не выходить из него, что бы ни случилось. Принцесса беснуется до полуночи, летая около круга, скидывая с гробов крышки и терзая истлевшие трупы. На вторую ночь она призывает на помощь чудовищ. Те скалят зубы и отверзают пасти, нетопыри и совы подлетают к голове Богумила, а принцесса строит ему гримасы. На третью ночь Богумил залезает в опустевший гроб. Принцесса рвет на себе платье, падает на колени, сулит юноше богатство, скелеты танцуют вокруг гроба, но Богумил не поддается и наутро обнаруживает горячо молящуюся девушку. Вскоре после свадьбы Богумил наследует корону, а старец помощник испытывает его, требуя, чтобы он зарубил свою жену. В последний момент старец останавливает руку юноши с мечом.
Польская сказка повторяет в полушутливой форме датский вариант. При рождении принцессой овладевает злой дух из-за кощунственных слов ее отца. Несмотря на черноту, она доживает до восемнадцати лет. Каждую ночь труп вылезает из гроба, пьет кровь часовых и оскверняет храм. Пьяный солдат покидает свой пост в первую же ночь, но старичок с длинной бородой отводит его обратно и указывает, куда спрятаться. Разыскивая солдата, принцесса причитает: "Схоронили меня живую, а мне есть хочется!" Наверное, это и есть "летаргия". Взобравшись на хоры, солдат раскладывает на лестнице позади себя ладанки, четки и молитвенники. Будучи не в состоянии ступить на лестницу, принцесса выстраивает пирамиду из гробов и лезет по ним наверх. Солдат поет во весь голос молитвы, и пирамида рассыпается. В третью ночь по совету старичка герой раздевается догола (!) и в таком виде шлепается в гроб. Принцесса бледнеет от стыда, и черноты как не бывало! Она обнимает своего спасителя, а тот одевается и предлагает ей… водки. После двух выпитых чарок принцесса покорно вздыхает: "Выйду за него замуж. Все ж таки лучше, чем доска гробовая".
Украинские сказки повествуют об умершей ведьме и парубке (солдате, молодом священнике), ставшем причиной ее смерти и проведшем три ночи около гроба. Ситуация, описанная Гоголем, уникальна для типа 307 прежде всего из-за облика демонов, вызываемых панночкой, и фигуры самого Вия. "Что-то в виде огромного пузыря, с тысячью протянутых из середины клещей и скорпионных жал" взято с картины Босха или из произведений Гофмана, а "чудовище в перепутанных волосах", стоящее во всю стену, встречается в английской мистической прозе.
В число соратников восточнославянской ведьмы персонажи, обладающие патологией глаз, не входят, за исключением одной тульской былички, в которой умершая ведьма, не способная отыскать героя, обращается за помощью к своей кривой товарке: "Кривая прилетела сорокой, села на порог и спрашивает: "Что вам надо от меня?" — "Да вот помоги нам найти малого". — "Ах вы, дуры, не видите этого мальчишку, да он сидит на столбе"". Чудовища с патологией глаз есть в сказках с нечистыми местами (латышский черт), а также среди мифологических персонажей, умеющих воспламенять взором скалы и столбы (чешский великан, йотун из "Старшей Эдды"). Но кого-либо похожего на "приземистого, дюжего, косолапого человека", засыпанного черной землей, с длинными опущенными веками и железным лицом, действительно найти трудно[537].
Нас не должны беспокоить эти чудовища. Как я уже сказал, их включили в сказку потом, а изначальный враг героя — злой дух, овладевший принцессой. Русские сказки об Иване купеческом сыне и царевне сформировались позднее большинства западноевропейских. В них много сугубо христианских деталей, например голос, исходящий от иконы святого Петра: "Изыди, окаянный!" Пораженная царевна тут же валится на колени и молится со слезами, а Иван встает рядом, крестится и кладет поклоны. А вот старичок помощник, в отличие от своего чешского коллеги, испытывает Ивана отнюдь не по-христиански. Он рассекает живую царевну надвое, а когда из трупа выползают змеи, складывает две половинки и оживляет тело святой водой. В другом варианте разыскивающая Ивана царевна зовет на подмогу своих "голубушек сестриц", то есть других ведьм [538].
Еще курьезнее сказки под общим заголовком "Волшебница". Следуя примеру бесстрашных нахалов, герой (купец, мальчик) хлещет девицу по щекам, приговаривая: "Молись Богу!" — и швыряет в нее деревяшками и угольками, которые она безболезненно глотает. Помогающий ему дедушка старательно рубит девицу на части, отсекает ей голову и удаляет всех крыс, мышей и лягушек.
Гораздо серьезнее разновидность, напоминающая украинские сказки. Поповский сын нечаянно узнает о ведьмовских повадках королевны. Умирая, та просит, чтобы попович три ночи подряд читал над ней Псалтырь. Тот обводит вокруг себя круг ножичком, подаренным старушкой, и читает псалмы, не обращая внимания на скачущую по церкви ведьму. Когда три ночи минуют, король, наградив поповича, приказывает вбить дочери осиновый кол в грудь и зарыть ее в землю [539].
В другом варианте солдат объезжает ведьму, как Хома — панночку, а затем читает над ее гробом Псалтырь и, между прочим, отказывается от вина, которым его угощает отец покойницы. Завидев восставший из гроба труп, солдат влезает на печку (дело происходит в доме, а не в церкви). Сбежавшиеся черти не могут найти служивого, но его видит старый черт. Нечистая сила разжигает костер, чтобы выкурить дрожащего от страха солдата, но не успевает привести свой план в исполнение до крика петуха. Солдат так и не победил страх, и потому его ждет новое испытание. Он отвозит труп ведьмы на кладбище. По дороге лопаются три железных обруча, сковывающие гроб, ведьма выпрыгивает из него и гонится за солдатом, но тот, воспользовавшись советом дедушки, запутывает следы[540].
Шотландская версия повторяется в русских сказках "Колдун" ("Колдунья"). Умирая, колдун (колдунья) велит своим невесткам (сестре) сторожить гроб три ночи подряд. Умная героиня проявляет находчивость — не снимает с шеи крестик или берет с собой петуха, чтобы тот запел прежде времени, — и так одолевает врага.
Тип 307 представляет собой сочетание двух сюжетов — изгнание из девушки злого духа, убивающего мужчин, и ночное дежурство у гроба. Источником первого может служить библейская Книга Товита, в которой демон Асмодей умерщвляет мужей добродетельной Сарры, а служанки упрекают ее: "Разве тебе не совестно, что ты задушила мужей твоих? Уже семерых ты имела, но не назвалась именем ни одного из них" (Тов. 3: 8). Юноша Товия изгоняет демона, воскурив сердце и печень чудесной рыбы. Учуяв запах, Асмодей убегает (а в Японии хватило для этого вареных баклажанов).
Дежурство у гроба описал Апулей в "Золотом осле". Телефрон, прибыв в Лариссу (Фессалия), нанимается караулить тело умершего мужчины, так как "колдуньи нередко отгрызают у покойников части лица — это им для магических действий нужно". Нагнав на часового сон, ведьмы зовут мертвеца по имени, но вместо него откликается его тезка Телефрон. Колдуньи отрезают ему нос и уши, заменив их вылепленными из воска. На похоронах поднявшийся из гроба мертвец рассказывает правду о ночном происшествии [541].
Вильям Малмсберийский в "Деяниях английских королей" (1125) поведал историю умершей ведьмы — богатой женщины из города Беркли. На смертном одре она раскаялась, признавшись, что заключила договор с Сатаной, попросила завернуть свой труп в оленью шкуру и положить в каменный саркофаг, обвязав его тремя цепями из железа — ибо железо отгоняет дьявола. В течение трех ночей над гробом следует петь псалмы, а днем служить мессы. Если по истечении этого срока гроб не будет взломан дьяволом, тело может быть погребено на церковном кладбище. В первые две ночи демоны рвались внутрь, но не сумели взломать двери здания. На третью ночь перед самым криком петуха раздался громкий шум, церковь сотряслась до основания, и явился крупный и страшный демон. Он разбил дверь на куски, на глазах у оторопевших священников приблизился к саркофагу и приказал ведьме следовать за ним. Призрак ответил из гроба, что не может, поскольку связан цепями. "Сила твоих грехов разорвет цепи", — сказал демон, мигом сорвал их, разбил крышку и схватил оживший труп. Снаружи их поджидал черный конь, покрытый шипами. Демон швырнул ведьму прямо на шипы, проткнувшие ее тело, и ускакал прочь со своей жалобно вопящей добычей.
С сюжетом все ясно, но кому мы обязаны образом черной принцессы? По заключению большинства специалистов, принцесса — это Черная Мадонна, средневековая икона или статуя Богоматери с ликом темного оттенка. Культ Черной Мадонны распространен в Центральной и Южной Франции, на западе и юго-западе Германии, в Испании и Италии. Особенно она почитается среди цыган-католиков под именем Сара Кали.
Черные Мадонны были завезены в Европу из стран Ближнего Востока во время Крестовых походов. По всей видимости, они имели связь с месопотамскими "черными" богинями земли, плодородия и материнства (Кибела, Иштар, Исида) и индийской Кали. Почитание такой Мадонны фон Франц объясняет вторжением "с черного хода" архетипа Земной Матери, исключенного догматическим вероучением [542]. Однако в сказках этому архетипу дана несколько иная оценка.
Итак, злой дух в обличье черной принцессы при определенных условиях может быть изгнан. Его нельзя не испугаться, но надо уметь превозмочь страх, чтобы не разделить судьбу Хомы Брута: "Бездыханный грянулся он на землю, и тут же вылетел дух из него от страха". Или, говоря словами С. Кьеркегора, "нужно научиться страшиться, чтобы не погибнуть либо оттого, что тебе никогда не было страшно, либо оттого, что ты слишком отдаешься страху; поэтому тот, кто научился страшиться надлежащим образом, научился высшему" [543].