Три дня пролетели как сон, исполненный блаженства, нежности, восторгов и пылкой страсти. Анна не разлучалась с Морваном ни на мгновение. Несмотря на продолжавшиеся празднества и обилие в замке посторонних, они то и дело уединялись в спальне, чтобы насладиться близостью.
Три дня любовного угара. Три дня поздравлений, пышных трапез, веселых забав, танцев, смеха.
На четвертый день вассалы и владетельные лорды из соседних поместий разъехались по домам со своими женами, детьми и слугами. Анна и Морван провожали их у ворот и долго следили глазами за вереницей повозок, что тянулась вдаль по зимней дороге.
Обитатели Ла-Рош-де-Роальд, позевывая, вернулись к своим повседневным делам. Слуги убрали лишние тюфяки в кладовые и вернули стулья и табуреты в комнату для шитья, которая перестала быть спальней для гостей и снова наполнилась веселым гомоном белошвеек. Каждый занял свое привычное место за столом. Карлос еще до обеда ускакал на конеферму. Катрин с прежней бойкостью принялась отдавать распоряжения служанкам.
Жизнь входила в свою колею. Для всех, кроме Анны.
После перемен в ее судьбе, после долгих путешествий и хлопот последних месяцев она вдруг почувствовала себя опустошенной. Ей нечем было заняться.
Морван средь бела дня вдруг взял да и завалился спать. В ее постель. Анна приказала оседлать для себя Тень, решив, что прогулка верхом взбодрит ее и рассеет невесть откуда взявшуюся грусть.
Оседланная лошадь предстала перед ней в сопровождении трех вооруженных воинов.
– Куда это вы направляетесь? – строго спросила она, запрыгивая в седло и оборачивая вокруг икр дурацкий подол юбки.
– Туда же, куда и вы, миледи, – с поклоном ответил ей один из мужчин.
– Грум что-то напутал, – поморщилась она. – Мне не нужны сопровождающие. Я недалеко.
– Это приказ милорда, миледи. Вы не должны в одиночестве покидать крепость.
Она уставилась на них расширенными от гнева глазами. Тот, кто ей отвечал, был нанят Морваном в Бресте в канун свадебных торжеств, но остальные двое, солдаты крепостного гарнизона, с давних пор почитали ее за свою госпожу и выполняли только ее распоряжения.
– Я не нуждаюсь в охране, – повторила она. – Просто хочу прогуляться верхом, как всегда.
– Но мы не смеем ослушаться сэра Морвана, миледи. Он строго-настрого нам приказал и грумам тоже, чтоб вас одну не выпускать.
Эти слова вмиг отрезвили ее. Она вздрогнула, словно ее окатили ушатом ледяной воды. Любовный угар, в котором она пребывала последние дни, уступил место досаде.
За пределами Ла-Рош-де-Роальд ей без труда удалось бы ускакать прочь от этих непрошеных охранников на своей быстроногой кобыле. Где уж их неповоротливым коням угнаться за ее Тенью! Но она соскочила с седла и молча направилась ко входу в замок. И весь остаток дня бродила по парапетам стен.
За ужином она рассказала о случившемся Морвану.
– Да-да, – кивнул он как ни в чем не бывало, – я распорядился, чтобы тебя охраняли, когда ты выезжаешь за ворота. Ради твоей безопасности.
– Мне не нужна охрана. До сих пор я прекрасно без нее обходилась.
– Побойся Бога, Анна! До сих пор твоя беспечность сходила тебе с рук, но это не означает, что так будет всегда. Я ведь отрядил для тебя троих воинов. Всего троих. Это меньше, чем нанимают для своей охраны все до единой леди из окрестных замков. Я узнавал. Времена сейчас неспокойные, ты это знаешь не хуже меня.
– Мне безразлично, сколько солдат нанимают эти трусливые гусыни для охраны своих безмозглых голов. Верхом на Тени я уйду от любого, кто пожелал бы причинить мне зло. Повторяю, я хочу выезжать на верховые прогулки одна!
– Привыкнешь. Не обращай на них внимания. Пойми, я не могу тебе позволить рисковать собой. И вот еще что: пока за Гюрвана не внесут выкуп, и он не уберется из этих краев, ты, прежде чем покинуть крепость, станешь меня об этом извещать.
Еще один ушат ледяной воды.
– Нет, на это я никогда не соглашусь!
Он улыбнулся, однако глаза его смотрели холодно.
– Согласишься. Ведь это для твоего же блага. И давай больше к этому не возвращаться.
Сундуки Морвана по-прежнему оставались в ее комнате. Их перенесли туда в те дни, когда в крепости буквально яблоку негде было упасть, столько гостей прибыло на свадебные торжества. Но они разъехались еще утром, а сундуки убрать никому и в голову не пришло. Ночью, когда Морван уснул, насытившись любовью, Анне пришло в голову, что он намеренно оставил здесь свои вещи. Она вгляделась в красивое лицо, утопавшее в мягких подушках. Неужто он посягает и на это? На ее личные покои, ее убежище?
Во время переговоров об условиях их устного брачного соглашения, которые они вели в доме Дэвида, он сумел выторговать для себя множество преимуществ. Беззастенчиво воспользовался ее неопытностью, незнанием многих сторон жизни. Он пустил в ход свое влияние на короля, лишь бы только сломить ее сопротивление, ограничить ее требования, на которых она сама, как ему казалось, со временем перестала бы настаивать. И если все будет продолжаться, как началось, он будет иметь все, чего только мог бы пожелать, – богатство, и власть над ней, и любовные утехи, и даже наследника, когда придет время. Он рассчитывал так крепко привязать ее к себе семейными и любовными узами, чтобы через шесть лет она и думать забыла об уходе в монастырь.
Неужто же он и в самом деле рассчитывал на ее полную и безоговорочную капитуляцию? На сдачу всех позиций? Возможно, так оно и вышло бы, если бы она могла поверить, что он ее действительно любит. Но ведь он уже питал страсть к другим женщинам и, кто знает, быть может, вновь воспылает ею к какой-нибудь придворной обольстительнице, из тех, что румянят щеки и завивают волосы? Да, он вожделел к ней, он называл ее «любовь моя». Но любовь бывает разной…
Если уж на то пошло, то ее многие любят: Асканио, Карлос, Джосс. И она питает к ним глубокую привязанность. А Морван… Она готова была поклясться, что он никогда не чувствовал беззащитности, уязвимости, какие присущи человеку, томимому любовью, никогда не испытывал нестерпимой боли, подобной той, что раздирает сейчас ее душу. Нет, возможно, он пережил нечто подобное, когда был влюблен в свою Элизабет. Быть может, он и теперь к ней неравнодушен. Но Анне де Леон не дано было пробудить в нем это трепетное чувство. Зато как хорошо ему известно, насколько податливы женщины, пребывающие во власти любви! Он не сомневается, что и она, его законная супруга, безропотно покорится этой власти. Попытку подчинить ее своей воле при помощи любовных ласк он впервые предпринял еще накануне осады Ла-Рош-де-Роальд.
Нет, такие условия она не примет. Позволив любви завладеть всем своим существом, отказавшись ради чувства к нему от своего «я», от свободы, от всего, что ей дорого, она останется ни с чем, когда он рано или поздно отвернется от нее и обратит свой взор на другую…
Весь следующий день она бесцельно бродила по замку и двору, чувствуя себя лишней в этом небольшом мирке, где безраздельно властвовали Катрин и Морван. Слуги и воины с охотой выполняли их распоряжения, каждый знал свое дело. А ведь еще недавно без ее участия здесь не решался ни один вопрос. Морвану больше подошла бы Катрин. Анна грустно усмехнулась при этой мысли. Они и впрямь составили бы прекрасную пару. Жаль, что сестра и Джосс поторопили события…
Она немного приободрилась лишь когда напомнила себе, по какой причине предложила Морвану стать ее законным супругом. Пора было напомнить об этом и ему.
После ужина она поднялась к себе наверх. Морван шел за ней по пятам. У двери в приемную покойного отца она остановилась и сказала:
– Я велела перенести твои вещи сюда. Сегодня я желаю ночевать одна.
Он впился глазами в ее лицо, словно пытаясь прочитать мысли, которые она не высказала вслух, и растерянно пробормотал:
– Ты, похоже, и не думала шутить.
– Да.
– Но что же это на тебя нашло?
– Я сама хотела бы знать, что, – горько усмехнулась она. Он притянул ее к себе и взял за подбородок, заставив смотреть себе в глаза.
– Ты не оттолкнешь меня, не откажешься от того, что нас связывает. – Губы его жадно прильнули к ее губам. – Мне достаточно прикоснуться к тебе, и кровь твоя вскипает от страсти. В этом ты безраздельно моя!
Он говорил правду, и она не пыталась возражать. Гордо выпрямила спину и смерила его холодным взглядом.
– Нас связывает вожделение, но я не желаю быть его рабой.
– Что за глупости ты говоришь? Разве я отношусь к тебе как к рабе? Выдумать такое!
Анна кожей ощущала накал его гнева и жар страсти. Он так крепко прижал ее к себе, что ей стало трудно дышать. Однажды он уже вел себя с ней подобным образом. Это было после ее рискованной прогулки по саду с юным рыцарем Йеном.
– Ты, я вижу, решил подкрепить слова действиями, – с сарказмом проговорила она, и это вмиг его отрезвило. Искры в глазах тотчас же погасли. Он разжал руки.
– Так тому и быть, Анна. Отправляйся в свою святую келью. По-видимому, мне пора вспомнить некоторые детали нашего соглашения.
Она молча повернулась и прошла по коридору к своей комнате. Там уже хлопотала Рут, приготовляя ей постель. Анна отпустила ее и вытащила из сундука кое-что из одежды.
Тунику, панталоны и сапоги для верховой езды.
Морван терпеливо ждал, пока конюх оседлает гнедого жеребца.
Он все время был настороже, ожидая со стороны Анны какой-нибудь дикой выходки, но этот внезапный бунт все же застал его врасплох. Ему казалось, выпроводив его минувшей ночью из своей комнаты и отказав в объятиях, она надолго успокоится.
Видимо, он ее недооценил. Любая другая женщина на ее месте быстро примирилась бы со своим новым положением. Но в том-то и дело, что Анна никогда не была и не будет «любой другой». Именно этим она и пленила его. Что, однако, не могло служить оправданием ее новой отчаянной проделки.
Он прислонился к деревянной стене конюшни. От гнева руки его сами собой сжались в кулаки. Асканио и Грегори шли к нему через двор.
– Около часа назад, – доложил Грегори. – Стража у ворот – недоумки, как я погляжу. Она сумела их обвести вокруг пальца.
Морвану было в чем себя винить. Следовало усилить стражу своими людьми. Ведь воины, которые охраняли ворота, привыкли повиноваться своей госпоже. Которая, кроме всего прочего, была куда умнее и хитрее любого из этих простофиль. Ему стало любопытно, к какой уловке она прибегла, чтобы заставить их отворить тяжелые створки и поднять решетку.
– Полагаю, мне лучше будет отправиться с вами, – предложил Асканио.
– У меня, что же, и вправду такой свирепый вид? – мрачно усмехнулся Морван.
– Как у убийцы с большой дороги, – без тени улыбки заявил священнослужитель.
– В таком случае лицо мое выражает куда больше досады и гнева, чем вмещает душа. Я ее и пальцем не трону, клянусь вам. Полагаю, она отправилась на свою ферму?
Асканио пожал плечами:
– Это ее радость, дело ее жизни.
– Я ей не запрещал там бывать.
– Пока нет.
Конь, наконец, был оседлан, и Морван вывел его во двор. Вскочив в седло, он наклонился вниз, к Асканио, и с плохо сдерживаемой злостью спросил:
– Вы, святой отец, похоже, не одобряете того, как я обращаюсь с женой?
– Раз уж вы спросили, то я осмелился бы посоветовать вам не забывать, что сделало ее такой, какая она есть. В особенности же примите в рассуждение, что сама она никогда этого не забудет. Какие бы ласки вы ей ни расточали.
Морван сдвинул брови и, ни слова не ответив Асканио, тронул поводья. Жеребец поскакал к воротам.
Глядя между ушей гнедого, он ждал, пока поднимут решетку, и спиной ощущал на себе взгляды слуг и воинов. Они все уже знали, что Анна вопреки его распоряжению ускакала верхом из крепости и что он отправляется за ней вдогонку. Эта бунтарская выходка многим пришлась по душе. Не все в замке были рады, что их госпожа вышла за английского лорда, душой и телом преданного английскому королю.
Он пустил коня в галоп и помчался напрямик через широкое поле. Ему очень хотелось бы не связывать происшедшее с событиями вчерашнего вечера, но в душе он понимал, что это звенья одной цепи. Никогда еще женщины ему не отказывали, теперь же на это не задумываясь отважилась собственная его супруга! Придворные красавицы, хоть раз изведавшие его ласки, все как одна безропотно ему подчинялись. И вот теперь он вдруг получил решительный отпор.
Он не пытался доискаться причин ее поступка. Одно было ему ясно: какую бы сделку они ни заключили, о каких бы условиях ни уговорились, он не станет мириться с ее вызывающим поведением. Не позволит ей отвергнуть то, что их соединило.
Он надеялся постепенно, шаг за шагом, изменить уклад ее жизни так, чтобы она привыкала к переменам, сама того не замечая. Но Анна оказалась умнее, проницательнее, чем он думал. И мгновенно догадалась, что за планы он вынашивает, чем ей грозит их воплощение в жизнь.
Что ж, он пытался приручить Анну, пробудив ее чувственность. Это не удалось. Остается прибегнуть к доводам разума. Если и в этом случае он потерпит фиаско, тогда…
Конь ступил на тропинку, что вела к ферме. Морван натянул поводья. Жеребец перешел с галопа на легкую рысь.
Морван тяжело вздохнул. Он был знаком с несколькими владетельными лордами, которые, утверждая свою власть над женами и дочерьми, то и дело прибегали к помощи розог и поясных ремней. И во всеуслышание этим хвалились. Но ему претила сама мысль о возможности физической расправы над женщиной, существом слабым, нежным, не способным оказать сопротивление. Вдобавок он понимал, что стоило бы ему хоть раз замахнуться на Анну, и это навсегда подорвало бы ее доверие к нему.
Его рассеянный взгляд скользнул по утоптанной тропинке. То, что он на ней увидел, заставило его остановить коня.
Выехав из ворот замка, он пустился через поле по отчетливым следам копыт Тени. На тропинке подковы ее впечатались в землю поверх следов какой-то другой лошади.
Вероятно, здесь недавно проехал Карлос. Теперь же сбоку от четких отпечатков ее копыт виднелись следы двух или трех лошадей.
Кровь застыла в жилах у Морвана при мысли о том, какой опасности, быть может, подвергалась Анна в эту самую минуту. Но к беспокойству за нее, к боязни ее потерять в душе его примешивалось чувство досады. Она могла погибнуть из-за собственного глупого упрямства! Да и он тоже хорош! Зная, с кем имеет дело, он должен был попросту запереть ее в одной из комнат, выставив охрану у дверей!
Но вот следы Тени исчезли в зарослях кустарника. Лошадь и ее всадница свернули к конеферме. Отпечатки подков двух или трех чужих лошадей цепочкой, насколько хватало глаз, тянулись вдоль тропинки. Морван облегченно перевел дух и пришпорил гнедого.
Анна гнала вороную кобылу по обширному пастбищу. Животное было молодым, норовистым. С ним предстояло еще повозиться, прежде чем оно будет готово к продаже. Кобылке суждено было стать верховой лошадкой, возить какую-нибудь состоятельную леди на прогулки. А ведь при ее блестящих качествах – силе, выносливости – она могла бы замечательно себя проявить на ратном поле. Но рыцари всегда предпочитают сражаться верхом на жеребцах.
Быстрая езда была по душе и кобылке, и наезднице. Анна улыбалась, глаза ее сияли. Подумать только, она столько времени была лишена этого удовольствия! Ей захотелось проехаться хоть немного, встав ступнями на седло. Но этот трюк можно было выполнить, лишь положившись на кроткую и умную Тень. Что же до вороной, то ее сначала следовало как следует объездить.
Свободна и предоставлена самой себе. Душа ее полнилась восторгом. Она знала, что ей придется дорого за это заплатить. И все же…
«Морван, не заставляй меня делать выбор между тобой и этим пьянящим чувством свободы, потому что я сама не знаю, что мне дороже. Не требуй, чтобы я выбирала между тобой и собой».
Она направила кобылу к ферме и, спешившись посередине двора, передала поводья Луи. Нынче была его очередь ухаживать за лошадьми.
Из конюшни навстречу ей вышел Карлос.
– Ты-то как раз мне и нужен, – улыбнулась она. – Я так давно не держала в руках меч. Потренируемся?
– Что вы! Он меня за это убьет!
– Он это не запретил.
– Что ж с того? Вспомните, он не одобрял вашей тяги к оружию, еще когда добровольно вызвался служить в гарнизоне Ла-Рош-де-Роальд.
– Вот не подумала бы, что ты его боишься.
– Только дурак по собственной воле положит голову на плаху. Да я, признаться, и за вас опасаюсь. Вы и без того уже нарушили его запрет. Покатались верхом, и будете вас. Постреляйте из лука, коли уж на то пошло.
Но Анна не намерена была сдаваться. Эта выходка так или иначе вызовет гнев Морвана. Поэтому надо вдоволь насладиться свободой. Пока можно.
У коновязи, не сводя глаз с Анны, стоял Луи. Она помахала ему рукой. Вот кто нипочем не отказался бы ей помочь. Луи был одним из тех, кого ее замужество ввергло в глубокое уныние. Он привык подчиняться ей, своей госпоже, и не желал служить новому хозяину. Теперь, видя, что она стала почти прежней, он ухмылялся во весь рот.
– Тогда я сама потренируюсь. А не то рука утратит прежнюю силу.
Карлос со вздохом прокачал головой:
– А ведь вы могли бы с ним поладить, миледи. Если б только были чуточку похитрей, поласковей…
Она пропустила его замечание мимо ушей и, зайдя в тесный сарай, тотчас же вынесла оттуда два боевых меча. Один из них она осторожно положила на землю, рукоять другого сжала в ладони.
Карлос повернулся, чтобы уйти, но в этот миг вдруг заметил нечто, заставившее его замереть на месте.
– О, дьявол!
Анна проследила за его взглядом. На вершине холма за пастбищем она увидела рыцаря на гнедом коне. Тот смотрел с холма вниз, на ферму, и не трогался с места. Черный цвет его платья наверняка был под стать настроению, которое им владело.
– Он знал, куда вы направились, миледи.
Анна не ответила.
– О, дьявол! – с еще большим чувством воскликнул Карлос и прибавил: – Он ваш муж, и я вообще-то не должен вмешиваться. – Расправив плечи, он выступил вперед и заслонил ее собой. – Но все ж дайте-ка мне этот меч.
Анна выполнила его просьбу. С быстротой молнии Карлос метнулся в сторону, подхватил с земли второй меч, в два прыжка подбежал к ограде, перегнулся через нее и забросил оружие в водосточную канаву.
Гнедой конь начал медленно спускаться с холма.
– Напрасный труд, – вздохнула Анна. – Он успел это заметить. Но все равно спасибо тебе, Карлос.
Морван не торопясь приближался к ограде фермы. Он хотел напугать ее. И преуспел в этом.
– Во всяком случае, мечи не в ваших руках и не у ваших ног, – попытался ободрить ее Карлос. – Вы уж будьте с ним поласковей, а?
– Ты хочешь, чтобы я покорилась его воле? – Свобода, которой она только что вкусила, по-прежнему пьянила ее. Быть ласковой с тем, кто хотел лишить ее этого счастья? Молить его о прощении? Унижаться перед ним? Ну, нет, этого он не дождется.
– Сдайтесь, миледи. Ведь вы уже проиграли ему. – Карлос смущенно вздохнул. – В тот самый день, когда повенчались с ним.
Морван подъехал уже достаточно близко, чтобы она могла разглядеть искры гнева в его глазах, сжатые губы, нахмуренные брови.
– Святые угодники, леди Анна, что ж вы ему такого сделали?
– Осмелилась появиться здесь, только и всего.
И отказала ему в супружеских объятиях. И выставила из своей комнаты. Интересно, что его больше всего рассердило? Вчерашний демарш или сегодняшнее бегство из крепости?
– Вся беда в том, что он чересчур самолюбив, – прибавила она. – Ты можешь идти.
– Нет уж. Погожу. Не могу я вас оставить с глазу на глаз с ним.
Гнедой ровной рысью проскакал сквозь распахнутые ворота. Морван остановил его посереди двора и долго буравил Анну глазами, прежде чем соскочить на землю.
Он зашагал к ней и остановился, когда их разделяло не более фута.
Анна выпрямила плечи и невозмутимо кивнула ему.
Морван стиснул зубы, наклонился и тотчас же выпрямился, перекинув Анну через левое плечо.
– Немедленно отпусти меня! – прошипела она.
– Оседлай ее лошадь, – бросил он Карлосу.
Анна растерянно следила, как тот бегом помчался в конюшню и скрылся там. Луи смотрел на свою госпожу, попавшую в столь унизительное положение, с глубочайшим сочувствием. Она изо всех сил замолотила кулаками по спине Морвана, но тот, казалось, даже не заметил этого.
Тяжелым шагом он направился к Домику стражей. Анна извивалась, пытаясь высвободиться, но он крепко удерживал ее за талию. Тогда, сцепив руки в замок над головой, она со всего размаху обрушила их ему между лопаток. Он вздрогнул и остановился.
– Благодарю. – И тотчас же его тяжелая ладонь шлепнула ее по ягодице.
От гнева и обиды у Анны перехватило дыхание. Морван как нив чем не бывало продолжил путь. Краешком глаза она видела Карлоса и Луи. Оба несмело брели вслед за Морваном.
Он толкнул ногой дверь бревенчатого домика и крикнул стражу:
– Прочь отсюда!
Воин опрометью выбежал во двор. Еще мгновение, и Анна очутилась на деревянной скамье у очага. Она попыталась встать, но Морван властным жестом положил ладони ей на плечи.
– Не двигайся. Ничего не говори.
Она покорно замерла, глядя на него с вызовом и неприязнью. Страх холодной рукой стиснул ей сердце. Морван сейчас больше всего походил на демона мщения, явившегося из преисподней.
– Не двигайся! – повторил он. – Не вздумай, иначе я за себя не ручаюсь.
Анна нехотя кивнула. Он убрал руки с ее плеч, выпрямился и несколько минут пристально на нее смотрел. Она молча ждала, что будет дальше.
– Ты слишком далеко зашла, Анна, – произнес он, наконец, глухим от волнения голосом. – Ты нарушила собственное обещание никогда не посягать на мой авторитет.
– Речь шла о другом, – быстро ответила она. – Я не принимаю тех новых правил, какие тебе угодно было придумать для меня. И не обещала их выполнять. – С языка у нее чуть было не сорвалось «дурацких правил», но она вовремя подыскала более мягкое определение.
– Я не расположен устраивать диспут по этому вопросу. Мы позже его обсудим.
Он размеренным шагом подошел к столу. Страж, когда они вломились в домик, мирно завтракал. Остатки его трапезы до сих пор лежали у краешка стола. Морван взял ломоть хлеба и стал с аппетитом поедать его.
Анна приподнялась на локте, затем, видя, что он смотрит в огонь, жуя хлеб, ловко уселась на скамье и поморщилась от боли в правой ягодице. Перед глазами у нее возникли лица Карлоса и Луи, свидетелей ее унижения. Хотя… ведь она первая пребольно его ударила.
Морван уселся на табурет спиной к столу и вытянул вперед ноги. Гнев его немного утих, и Анна осмелилась спросить:
– Зачем мы здесь?
– Мы ждем, пока пройдет достаточно времени…
Это звучало совершенно нелепо. Она сделала попытку встать.
– Не двигайся, – сказал он устрашающе тихим, ровным голосом.
– Достаточно для чего? – возмущенно осведомилась она.
– Чтобы ты получила заслуженное наказание. Карлос и остальные сейчас пребывают в уверенности, что я тебя бью или насилую. Скорей всего второе. Иначе ты бы визжала как резаная.
Внутри у нее все перевернулось от ярости. Ей такая возможность и в голову не пришла. А ведь он прав, тысячу раз прав. Воины и слуги любят посплетничать о господах, и завтра весь замок узнает, что на ферме хозяин здорово проучил хозяйку.
Злость придала ей решимости. Она не позволит ему с такой легкостью, с таким изяществом переиграть ее в этой игре. Резко поднявшись, она бросилась к двери.
– Не принуждай меня наказывать тебя! – донеслось ей вслед. – Я совсем недавно вступил во владение крепостью, и не все этим довольны. Я не могу допустить, чтобы мой авторитет оказался под сомнением, чтобы ты его попирала! Попробуй только выйти отсюда! Я сделаю то, чего от меня ожидают твои люди!
Она остановилась в дверном проеме и оглянулась через плечо.
– И ты надеешься, это что-то изменит? Восстановит твой авторитет?
– Нет. Но Карлос и Луи попытаются тебя защитить, и мне придется обоих высечь. По-твоему, это разумно? Должны ли они расплачиваться за твое своеволие?
Анна, понурив голову, побрела назад, к скамье, и со вздохом на нее уселась.
Прошло немало времени, прежде чем они вышли во двор. Карлос подвел лошадей. На Морвана он взглянул зверем. Уловка, к которой прибег Морван, сработала блестяще. Анна закусила губу.
– Ты поедешь на моем коне, сядешь впереди меня. – Тон Морвана не допускал возражений, но Анна тотчас же упрямо остановилась у крупа гнедого.
– Я так не ездила с самого детства. Не хватало еще…
Но он не дал ей договорить:
– Это не обсуждается. Выбирай, сядешь по-дамски или я перекину тебя через седло?
Он и не думал шутить. Спрятав досаду, она легко вскочила в седло.
Весь путь до крепости они проделали молча. Мрачность Морвана, казалось, окутала обоих тяжелым черным покровом.
Лишь у самых ворот он остановил коня, чтобы предупредить Анну:
– Когда мы въедем во двор, ты должна выглядеть испуганной, покорной и виноватой. Глаз не поднимай. Одна улыбка – и я за себя не поручусь. Поднимешься в свою комнату и будешь там меня ждать.
Он восстанавливал свой попранный авторитет, фактически не подвергнув ее заслуженному наказанию. Большинство других лордов на его месте просто выпороли бы супругу на глазах у всей челяди. Приняв все это в соображение, Анна повиновалась его приказанию.
С мыслью о том, что все худшее осталось позади, она отворила дверь своей комнаты.
Его сундуки снова заняли прежние места у стены. Возле них выстроились в ряд башмаки, сапоги и домашние туфли. В углу блестело его оружие.
А ее собственный меч бесследно исчез.
Он наверняка распорядился обо всем этом ранним утром, еще прежде чем обнаружил ее исчезновение.
В поисках своего меча она подняла тяжелую крышку сундука, где хранилась почти вся ее одежда. Оружия там не оказалось, как и туник с панталонами.
– Они тебе больше не понадобятся, – уверенно заявил Морван, подходя к ней. – Ты сама говорила, что носишь их только потому, что принуждена выполнять мужскую работу. С этим теперь покончено.
Покончено. Это слово больно резануло ей слух.
– А кто, по-твоему, станет объезжать лошадей?
– Карлос без труда обучит этому любого из конюхов. А если понадобится, я найму кого-нибудь со стороны.
– Куда подевался мой меч?
– Он у меня. В приемной. Больше никакого мужского оружия, моя милая! На охоте можешь пользоваться луком.
Итак, он лишал ее всего, всех радостей, всех забав и развлечений. Она знала, что сегодняшнее бегство на ферму дорого ей обойдется, но чтобы так…
– Почему бы тебе просто не запереть меня здесь? Это все упростило бы.
– Мне такое тоже приходило в голову.
– Это из-за того, что произошло вечером?
– Это ради твоей безопасности. А то, что ты учинила вечером и нынешним утром, упростило мою задачу, и только.
Морван расстегнул пряжку у ворота плаща и тяжелая ткань упала на пол. Он подошел к кровати, отдернул полог и уселся с краю.
– Ты заявила, что не желаешь подчиняться моим правилам. Но я не собираюсь их смягчать и тем более отменять. Потому что я в ответе за твою безопасность. Ты принадлежишь мне и обязана чтить меня и мне повиноваться. Но дело не только в этом. Есть и другие причины, по которым я не могу позволить тебе жить как прежде.
Наклонившись, он стянул с ноги сначала один сапог, затем другой.
– Скоро здесь появятся новые рыцари. Они будут видеть в тебе мою жену, юную леди. Им невдомек, что ты распоряжалась своими владениями на правах лорда, а прежде воспитывалась в монастыре, что ты снискала репутацию святой среди крестьян и слуг. Кто-то из них возжелает тебя. Иные искренне тебя полюбят. И я не вижу в этом ничего дурного. Рыцарственная любовь к леди может заставить юношу усерднее служить лорду. Но если ты станешь держаться с прежней своей независимостью, это будет превратно истолковано новыми рыцарями. Я не хочу марать свои руки их кровью лишь потому, что твое вольное поведение подало им ложные надежды.
Ей хотелось возразить ему, сказать, что его аргументы надуманны. Да она даже не взглянет в сторону его рыцарей. Но он успел уже расстегнуть ремень и принялся развязывать шнурки своего черного камзола. В глазах его появилось хорошо ей знакомое выражение. Ноги ее сделались ватными. Она проклинала себя за слабость, за то, что не может противиться его чарам.
– Значит, ты снова решил здесь поселиться? Чтобы стеречь каждое мое движение? – Голос ее предательски дрогнул.
Он снял камзол и невозмутимо ответил:
– Я вовсе не затем вернулся сюда, Ты моя жена, и я буду делить с тобой ложе.
Стянув с себя тунику, он приблизился к ней. Черные кожаные панталоны плотно облегали его стройные мускулистые бедра и икры. Мышцы бугрились на обнаженных руках, груди и верхней части живота. Она провела языком по пересохшим губам и зажмурилась.
Он будет делить с ней ложе. По соглашению, которое они заключили, она могла отказать ему в супружеской близости. Но о ложе речь не шла. Ей стало досадно до слез. Наверняка еще тогда он тщательно подбирал слова устного договора, чтобы теперь заманить ее в эту западню. Потому что избежать его ласк, затворившись в своей спальне в полном одиночестве, – это одно, а противиться искушению плоти, когда он рядом, – совсем другое.
– Итак, прошлой ночью ты мне отказала, и я с этим смирился, – сказал он. – Ты довольна? Ты признаешь, что я умею держать слово?
Он охватил ладонью одну из ее грудей и легонько ее сжал. Анна вздрогнула и стиснула зубы. И открыла глаза.
Лицо его все еще было сумрачно, но суровые складки постепенно разглаживались. Он притянул ее к себе и жадно приник губами к ее губам. Анна прерывисто вздохнула. Вожделение овладело ею и властно толкнуло навстречу его ласкам. Она ответила на поцелуй.
Он снял с нее ремень и швырнул его на пол, а после рванул ворот ее туники. Ткань затрещала под его пальцами.
Мгновение, и перед его взором предстал шелковый шарф, которым она перетянула грудь. Со свирепым рычанием он распустил тесемки и сбросил с нее легкую тряпицу.
Подхватив ее на руки, он стал покрывать поцелуями плечи, шею и высвободившуюся грудь. Щекоча ее кожу своим горячим дыханием, он легонько сжал зубами один из сосков. Анна всхлипнула от наслаждения и прижалась к нему всем телом.
Он нарочно демонстрировал ей, что при всей своей независимости она не в силах противиться желанию, которое он умело возбуждает в ее податливом теле. Но ей было все равно. Чувствуя, как его пальцы ласково касаются влажных складок у преддверия ее лона, она протяжно застонала.
– Наше соглашение по-прежнему в силе, – произнес он. – Тебе достаточно сказать «нет»…
Но наслаждение, которое она испытывала, лишило ее дара речи.
Медленно покачиваясь на волнах страсти, Анна покинула океан наслаждений, чтобы ступить на твердую землю реальности.
Их любовная игра, начавшаяся как поединок, завершилась примирением. Гнев Морвана угас, как только оба они очутились на ложе. Он вел себя так, будто вчерашнего вечера и нынешнего утра попросту не существовало. Но Анна усвоила урок. Попытки отказать ему в ласках были обречены. И если только она не окажется бесплодной, в Ла-Рош-де-Роальд со временем появится его дитя. Маленький лорд Фицуорен.
Морвану не составило труда превратить их соглашение в пустой звук.
– Но чем же мне себя занять, – спросила она, нарушив благословенную тишину, – если я не могу больше объезжать лошадей, и упражняться с мечом, и покидать крепость?
– Разве я запретил тебе выезжать из Ла-Рош-де-Роальд?
– Нет. Напрямую не запретил. Но заявил, что я могу выезжать за ворота только с твоего позволения. А это равносильно запрету.
– Только пока Гюрван жив.
В прошлый раз он сказал: «Пока Гюрван не уберется восвояси». Смерти же его можно ждать бесконечно долго.
– Значит, пройдут годы и годы.
– Это случится гораздо скорей, чем ты думаешь.
Ей не хотелось попусту с ним спорить. Откуда одному из смертных может быть известно, когда Господь призовет другого смертного? Она передернула плечом.
– Ну а пока он жив и здравствует, что я должна делать? Гулять по двору? По парапетам? Должна же я хоть найти себе занятие!
Повернувшись на бок, он провел ладонью по ее волосам. В этот утренний час, раскрасневшаяся после объятий, она была чудо как хороша.
– Займись женским рукоделием.
– Что?! Ткать гобелены? Прясть? Вышивать? Мне?!
– Но почему ты так возмущена? Разве в аббатстве тебя не научили всем этим премудростям?
– Научили, – мрачно буркнула она. – Допустим, я этим займусь. Починю твое платье, если в этом будет нужда. Украшу камзолы и туники вышивкой. А после?
– Замечательная мысль. А еще ты станешь управлять хозяйством. Отдавать приказания служанкам, приглядывать за ними.
– С этим прекрасно справляется Катрин.
– Но она не останется здесь навек, Анна. К тому же в ее положении выполнять эту работу нелегко. Вот под этим предлогом ты и примешь от нее бразды правления.
– А тебе не кажется, что ее это заденет?
– Катрин достаточно умна, она поймет, что это рано или поздно должно было произойти. Для нее такой поворот дел не станет неожиданностью.
– Выходит, ты занял мое место, а я принуждена буду потеснить Катрин, – подытожила она.
– Воистину так.
– Что ж, мне и вправду будет чем себя занять, – удовлетворенно проговорила она. И отвернулась, чтобы он не заметил торжествующего блеска ее глаз. Пусть празднует победу. Пусть тешит себя иллюзией. Он выиграл сражение, но война еще не закончена.
Она села на постели и одарила его нежнейшей из своих улыбок.