После состоявшейся телетрансляции Андрей каждый раз с замиранием сердца ждал очередного «сеанса связи» с Землей. Хотя по программе было запланировано три трансляции — по одной каждый день, — он не без основания полагал, что это просто блеф, как и обещанная установка для возвращения. Всякий раз, включая приемник, Андрей опасался, что посылки больше не будет. Но тем не менее в течение всего дня, с обычным часовым интервалом, «струна» появлялась на марсианском небосводе, принося с собой живительный кислород, воду и пищу. Единственной надеждой Андрея оставалось то, что Оленька смотрела телепередачу, что она поняла знак, который он ей дал. Хотя… Кто поверит ей, девчонке? По крайней мере теперь, глядя по ночам на красноватую звездочку в небе, она будет знать, что это — могила ее любимого.
Посылка с ночным запасом пришла тоже. Это вселяло определенные надежды, хотя и не вытеснило из души тревоги. С тяжелым сердцем Андрей устроился на ночлег.
Утром, без десяти девять, он как всегда включил приемник, отошел на безопасное расстояние и приготовился ждать. На сей раз ни ровно в девять, ни в пять, десять минут десятого ничего не происходило. Маленькое солнце медленно катилось ввысь. «Ну вот и все», — подумал Андрей совершенно спокойно, словно его это уже больше не касалось. И вдруг в тускло-розовом небе все же возник стальной луч и уперся в раструб приемника. А через пару мгновений возле приемного аппарата, кроме обычных баллонов, Андрей увидел… Брюханкова!
Сначала он не поверил глазам. Но это был не обман зрения, не сон, не мираж — перед ним в темно-синем костюме, белой сорочке и галстуке стоял, качаясь и хватаясь руками за горло, сам Иван Владимирович Брюханков! Рот БИВа перекосило в беззвучном крике, затем у него подкосились колени. Брюханков, завалившись набок, упал затем, извиваясь в судорогах, перевернулся на спину. Андрей подбежал ближе.
Страшная метаморфоза происходила с лицом БИВа: стали раздуваться и вылезать из орбит глаза, вспучиваться кожа. Наконец глазные яблоки, раздувшись до размера теннисных мячей, лопнули, а из глазниц забурлила пена моментально вскипевшей крови. Тело Брюханкова продолжало раздуваться, как огромная резиновая кукла. Но вот и кожа его стала лопаться, рваться, разбрызгивая вокруг хлопья розовой пены, которая тут же испарялась в предельно разреженной атмосфере. Вскоре уже все тело покрылось этой красно-розовой кипящей, пенящейся массой. Эта кровавая, пузырящаяся кукла стала вдруг быстро съеживаться, сдуваться, пока на красном марсианском песке не остался лежать обтянутый лоскутами драной кожи и одетый в испачканный костюм скелет.
И только теперь Андрей увидел, что рядом со страшной фигурой лежит темный ящик с проводками, тянущимися к небольшой коробочке с кнопками и цифровым табло. На дисплее красным цветом мигали цифры: «00:40». «00:39», «00:38»… Что-то ужасно знакомое было в этом зловеще-кровавом мигании… «Да это же таймер!» — вслух заорал Андрей и со всех ног бросился подальше от смертельной посылки.
Легко разогнавшись при уменьшенной в три раза силе тяжести, он не сумел так же легко остановиться — инерция его массы оставалась прежней — и кубарем покатился под спасительные завалы камней возле береговой кручи. Через мгновение камни вздрогнули. На пару сантиметров подбросило кверху Андрея. Поднялась и стала быстро оседать бурая туча песка и пыли.
Очухавшись, Андрей вернулся к последнему пристанищу БИВа и увидел лишь глубокую воронку метра четыре в диаметре. Прах Брюханкова буквально развеяло по ветру. Враг Андрея не просто умер, его вообще не стало! Хуже было другое: вместе с собой в небытие он забрал весь запас кислорода и пищи, всю телеаппаратуру и, что самое страшное, приемник. Все это превратилось в мелкие куски металла и пластика, разбросанные по дну высохшей миллионы лет назад марсианской реки Ниргал.
Грушин с сотрудниками возглавляемой им группы мчался по горячим следам Брюханкова. Иван Владимирович еще пузырился на Марсе, когда Сергей Иванович вбежал в лабораторию Короткова. Он сразу увидел на полу кровавую лужу и алую дорожку, тянущуюся от нее к креслу. В нем полулежал человек, но это был не Брюханков. С пистолетами наготове, грамотно рассредоточившись, эфэсбэшники быстро прочесали помещение. БИВ исчез.
Мрачно сплюнув, Сергей Иванович подошел к не подающему признаков жизни окровавленному телу. Но приложив палец к сонной артерии, он ощутил едва ощутимое биение жизни. Видимо, от этого прикосновения мужчина пришел в себя и зашевелил губами.
— Где Брюханков? — спросил у него Грушин.
— На Марсе… — еле слышно прошептали посиневшие губы. Раненый вновь потерял сознание.
Только сейчас Грушин заметил, что стоявшая рядом установка, напоминающая аппарат для флюорографии, включена, а выходящая из нее конусообразная трубка направлена через раскрытое окно в вечернее небо.
Срочно доставленный в спецбольницу областного Управления ФСБ Юрий Петрович Коротков был прооперирован лучшим хирургом области Ненашевым. Возле дверей операционной, в три часа ночи его поджидал Грушин. Вопрошающий взгляд эфэсбэшника был понятнее слов.
— Две пули пробили легкое, одна прошла в сантиметре от сердца, — снимая перчатки и маску сказал уставший хирург. — К счастью, аорта не задета, но больной потерял много крови. Я думаю, что его жизнь вне опасности, хотя окончательные выводы делать еще рано.
— Когда я могу с ним поговорить? — почти выкрикнул Сергей Иванович.
— Вы что? — опешил Ненашев. — Какие могут быть разговоры? Неизвестно даже, когда он придет в сознание: может быть завтра, а может — через неделю.
— От того, насколько быстро я смогу поговорить с Коротковым, зависит жизнь еще одного человека! — воскликнул в отчаянье Грушин. — И этот человек — на Марсе! Только Коротков может его спасти.
— Вы имеете в виду Старицкого? — удивился хирург.
— Какой, к чертям, Старицкий! Там нет никакого Старицкого. На Марсе простой хороший парень, и он сейчас в большой беде.
— Хорошо, я сразу же сообщу вам, как только больной придет в себя.
— Сделайте все возможное, чтобы он пришел в сознание как можно быстрей, хотя бы на пять минут! Я буду ждать здесь.
— Но это в любом случае не будет очень скоро…
— Ничего, я подожду.
Коротков пришел в себя в шесть часов утра. Через минуту возле его кровати стоял Грушин.
— Юрий Петрович! Как спасти Камнерухова? — сразу же задал он главный вопрос.
Коротков еле слышно ответил:
— Кислород… Ему нужно отправить кислород.
— Как это сделать?
— В лаборатории установка… она уже настроена… в камеру с дверцей поставьте баллоны: голубые — с кислородом, серые — с водой, зеленые — с пищей… Они в подсобке лаборатории. Когда загорится зеленый индикатор на пульте управления… возле кресла, где я… поверните тумблер.
— А если не загорится?
— Будет мигать красный… Это значит… приемник на Марсе… выключен… тогда бесполезно…
— Я понял, все понял, — быстро ответил Сергей Иванович. — Но как мы узнаем, что он их получил?
— Никак… обратной связи нет. Хотя… Какое сегодня число?
— Седьмое августа, шесть часов утра.
— Ночью должна была состояться очередная трансляция с Марса… Узнайте… если передача была — он жив… Да, отправлять посылки нужно каждый час… с девяти вечера… до девяти утра… два баллона кислорода, один — воды, один — пищи… в девять утра — запас на ночь… десятикратный.
— А если отправить к нему людей?
— Нельзя… пока не уверены, что приемник там, на Марсе включен… Иначе… смерть.
— И последний вопрос, Юрий Петрович. Когда я спросил вас в лаборатории, где Брюханков, вы сказали, что он — на Марсе… Как это надо понимать?
— Он что-то делал там, в камере… Наверное, устанавливал бомбу… Он думал, что я уже мертв… а я успел… нажать…
Коротков явно начал слабеть, надо было уходить, но Грушину стало вдруг страшно от последнего сообщения Юрия Петровича.
— Но если у него была бомба, — проговорил он дрогнувшим голосом, — то она попала на Марс?
— Конечно… но я не знаю, успел ли он ее взвести…
Коротков закрыл глаза. Казалось, что он снова впал в беспамятство. Но вот его веки дрогнули, и он тихо, но уверенно сказал:
— Приведите ко мне Николаева Славу, из Института… Я ему все объясню, что делать дальше.
Андрей Камнерухов настойчиво шел назад, к «Северу». В этом была его последняя, еще теплившаяся в глубине души надежда на спасение. Теперь он понял, как может ему пригодиться сказочный подарок Короткова, подсказавшего о разомкнутом видеоразъеме и о том, что не надо взрывать антенный фидер. Станцию можно было оживить! Можно было сообщить о себе на Землю! И там был приемник.
Андрей шагал и шагал по все более расширяющемуся руслу, подбирая все оставленные им когда-то баллоны с кислородом, полные и полупустые. Он почти не делал привалов: посылки ему принимать было все равно нечем, а драгоценный кислород тратить на пустое сидение было не просто жалко — недопустимо.
Спать Андрей устроился только через пятнадцать часов почти безостановочной ходьбы, когда ноги уже отказывались сделать хотя бы один шаг. Тем более почти в кромешной ночной тьме ничего не было видно. По прикидкам Андрея, он прошел уже две трети пути и завтра должен быть у станции. Сон свалил Струнника сразу, и он не заметил, как стал усиливаться ветер, как скрылись за песчаной пеленой звезды.
Проснувшись, Андрей не сразу понял, что происходит — он не мог пошевелить ни ногой, ни рукой. Перед глазами была сплошная беспросветная темень. Казалось, что его погребли заживо. И это было недалеко от истины, песок засыпал Андрея почти на полметра. Дикий, первобытный ужас удесятерил силы, и Струнник смог наконец выбраться из обретенной было могилы.
Он с трудом дышал, почти задыхался, но глянув на индикатор уровня кислорода, понял, что это не одышка — в баллонах закончилась дыхательная смесь! Андрей начал яростно раскапывать песок возле камня, где он положил сумку. И только когда легкие стало нестерпимо жечь из-за отсутствия воздуха, а перед глазами замелькали зеленые круги, рука наткнулась на то, что он искал. Никакому кладу в мире он не смог бы обрадоваться больше! Почти теряя сознание, Андрей прицепил к скафандру баллон и долго не мог отдышаться. Полежав какое-то время, пока не прошло головокружение, Андрей, пошатываясь, встал. Поднял сумку и еще раз посмотрел на баллоны — один полный и два полупустых. Хватить их вместе с только что надетым должно было часов на шесть. Идти еще — часов десять-двенадцать, и впереди как минимум столько же «тайников» с баллонами. Это радовало.
Но радость была преждевременной — четыре схрона оказались так заметены ночной бурей, что он не смог докопаться до баллонов. К счастью, ветер к полудню стих, как раз когда Струнник вышел наконец к устью. «Если бы я попал сюда в сезон пылевых бурь, — подумал Андрей, — то давно бы уже лежал, погребенный песком».
Теперь до станции оставалось часов пять ходьбы, даже меньше, если не делать остановок. «Лишь бы оставленные впереди баллоны не оказались засыпаны!» — взмолился Андрей. На этот раз ему повезло: когда обессиленный Струнник рухнул от изнеможения возле «Севера», в его сумке лежали четыре полных, пять полупустых баллона, и полтора баллона дыхательной смеси висели за спиной. Самое большее — на двадцать часов жизни, как минимум — на пятнадцать. Много это или мало будет зависеть от того, сумеет ли он с помощью «Севера» «докричаться» до Земли, и успеют ли там, на родной планете, оперативно на это среагировать нужные люди.
Эта мысль заставила Андрея подняться и он, шатаясь от усталости, забрался на подставленный им же когда-то камень, чтобы соединить разъемы. Но сделать это оказалось не так-то просто: погнутая при открытии заслонка, закрепленная потом лишь одним уцелевшим винтом, пропустила внутрь столько песка и пыли, что ответные части разъемов никак не входили друг в друга. Андрей ожесточенно тряс ими, насколько это позволяли короткие кабели, даже подул, забыв, что на нем шлем, а потом чуть в этот же шлем не плюнул с досады. Битый час он провозился с разъемами, а когда работа все же была выполнена минут двадцать сидел, привалившись к опоре станции, не в силах пошевелиться от усталости. Но день клонился к вечеру, и надо было обязательно отправить домой послание, пока Земля еще находилась в зоне прямой видимости.
Андрей достал из сумки планшет для записи и принялся выводить на нем трясущейся рукой: «Я Андрей Камнерухов. Кислорода — на 14 часов. Срочно сообщите Короткову Юрию Петровичу, Институт физических исследований. Жду посылку!» Затем он вышел прямо перед объектив телекамеры и встал, прижав к груди послание. Он простоял минут пять, затем, все еще держа табличку у груди, опустился на песок, а еще через пару минут заснул, свернувшись калачиком.
В Центре управления полетом на программе станции «Север» еще не поставили крест, и специально назначенный оператор продолжал слушать Марс. Однако надежды, что станция оживет, таяли с каждым днем. Поэтому, когда под утро восьмого августа сигнал с замолчавшего «Севера» зафиксировала аппаратура Центра, полусонный дежурный не сразу сообразил, что произошло. Особенно, когда на экране телемонитора возникла фигура человека в скафандре. Оператор тряхнул головой, прогоняя сонную одурь. Человек с экрана не пропадал. Он держал перед собой прямоугольную табличку, на которой было что-то написано. Лишь прочитав текст, дежурный окончательно проснулся и схватил трубку телефона.
Ивана Сергеевича Грушина разбудили в шесть утра. Примчавшись в Управление, он узнал, что Андрей Камнерухов нашелся. Огромная радость наполнила Грушина, но тут же сменилась не менее огромной тревогой: кислород у Струнника был на исходе.
Не теряя времени, Сергей Иванович помчался в лабораторию Короткова. Все прошлое утро, пока Марс не ушел из зоны видимости, он продолжал час за часом отправлять кислород в неизвестность. Но вчера днем было принято решение прекратить отправку посылок, поскольку вероятность того, что Камнерухов погиб была очень велика. В любом случае отправить к нему на помощь людей не представлялось возможным, стало быть гибель Струнника все равно была неизбежной.
И вот Андрей дал о себе знать! Мало того, он находился возле станции «Север»! Это казалось необычайно странным, однако теперь, когда двухсторонняя связь с Марсом наладилась, все вопросы должны были скоро проясниться.
Погрузив баллоны в камеру, Грушин подумал немного и вырвал листок из блокнота. «Крепись, Андрюха! Мы тебя видим! Теперь все будет в порядке!» Указывать свое имя он не стал, так как подумал, что очень много людей подписалось бы сейчас под этим коротким посланием. Прикрепив записку к баллонам, Сергей Иванович подошел к пульту управления и щелкнул заветным тумблером.
Было уже восемь часов утра, в девять нужно отправлять ночной запас для Андрея. На всякий случай Грушин принес баллонов в два раза больше, чем надо. А потом подумал: зачем ждать девяти — сейчас, подключенный к станции, приемник включен постоянно.
Отправив посылку, Грушин помчался в больницу, к Короткову, чтобы рассказать ему радостную новость. Удивительно, но всего за сутки Юрий Петрович заметно пошел на поправку. Он встретил Грушина встревоженным, но совершенно ясным взглядом. Голос его все еще был слаб, но уже не прерывался на каждой фразе.
— Есть новости? — сразу спросил он, забыв поздороваться.
— Да! — радостно воскликнул Грушин, но вспомнив, где находится, снизил голос. — Андрей жив! Сегодня утром заработала телекамера «Севера» — Камнерухов там!
— «Север»? — встрепенулся Коротков. — Он все-таки пошел к нему, догадался… Значит, он понял меня. Значит, я не зря рисковал.
— О чем вы, Юрий Петрович? — забеспокоился Грушин, решив, что больной заговаривается.
— Нет-нет, это сейчас не важно, — отрезал Коротков. — Продолжайте.
— Камнерухов написал, что он устранил неисправности станции… — Тут Сергей Иванович в недоумении пожал плечами. — Теперь он ждет нашей помощи. Я отправил ему кислород и пищу, но ведь его надо как-то оттуда вытаскивать!
— У меня уже был вчера мой ученик и коллега Вячеслав Николаев. Я сказал ему, где находятся чертежи портативной установки излучателя и прочие по ней документы. Я втайне от Брюханкова все же подготовил документацию, хотя и не был уверен, что она пригодится… Помогите Николаеву. Нужно как можно быстрее собрать ее и отправить на Марс! И еще… Вы спросили в прошлый раз, можно ли отправить на Марс людей…
— Да-да! — Грушин вскочил со стула.
— Теперь можно. Спасите Андрея, прошу вас! Это по моей вине он попал в такую беду.
— Ни в чем вы не виноваты, выбросьте это из головы! Главный виновник случившегося уже получил по заслугам — кстати, благодаря вам. Давайте лучше поговорим о технике переброски людей на Марс.
Все последующие трое суток Андрей провел возле «Севера», бесперебойно получая кислород, пищу и, что его особенно радовало, письма. Получив первое письмо от Оленьки, он долго отплясывал совершенно невообразимый, поистине марсианский танец.
«Милый, любимый Андрюшенька! — писала Оля. — Ты жив, жив, жив!!! Я всегда верила в это, я знала, что ты живой!!! Я люблю тебя, родной мой, я тебя очень-очень люблю…» Письмо занимало три мелкоисписанных листа, и Андрей уже раз двадцать перечитал его и знал почти наизусть. Но руки все равно тянулись к заветным листам бумаги. От воздействия разреженной и морозной атмосферы листы стали ломкими, раскрошились на несколько частей, и лишь когда прочесть письмо стало уже совсем невозможно, Андрей бережно сложил кусочки бумаги в сумку.
На четвертые сутки вместо обычной посылки возле станции появились… четверо людей в скафандрах! Андрей замер от неожиданности, хотя знал, конечно, что рано или поздно это должно случиться. Люди подошли к Андрею, один из них прижал стекло своего шлема к шлему Камнерухова и, явно волнуясь, сказал:
— Здравствуйте, Андрей Викторович! По поручению Правительства Российской Федерации…
Человек замолчал на середине фразы, махнул рукой и крепко обнял Андрея.
Целый день с Земли приходили посылки. В них были детали конструкции разборных герметических домиков, инструменты, продукты питания… К вечеру два жилых блока в виде сегментированных полусфер были готовы. Андрей впервые за последние десять суток снял скафандр. Игорь Владимирович Нефедов, командир спасательной группы, невольно поморщился — от Андрея исходил такой запах, что в маленьком помещении на время стало трудно дышать, система очистки воздуха не сразу справилась с трудной задачей. Андрей смутился и тут же нырнул за дверцу душевой кабинки. Всю снятую с себя одежду и белье он, не задумываясь, выбросил в утилизатор и встал под тугие струи воды. Наконец-то он вновь почувствовал себя человеком!
Но Марс продолжал держать Андрея Камнерухова — ставшего знаменитым на весь мир Струнника — в своих цепких объятиях. Приходилось ждать, пока на Земле построят установку для возвращения и пришлют ее сюда. А здесь, в свою очередь, ее нужно будет собрать, испытать, и только тогда станет возможным покинуть эту не слишком гостеприимную планету. «Но это пока негостеприимную, — думал Андрей. — Скоро с помощью установки Короткова человечество без особых затрат сможет колонизировать планеты Солнечной системы и их спутники, а дальше — кто знает, может, дойдет очередь и до звезд».