Суды над колдовством

Глава 2. Вехи безумия

Когда Пётр I послал боярских детей набираться у чужестранцев ума-разума, тех ожидало много диковин. Им предстояло узнать законы механики и оптики, правила судостроения, перенять правила хорошего тона и научиться носить парики. Но было в «просвещенной» — Европе и другое. Москвичи, Рязанцы, суздальцы могли увидеть невиданное в родной державе зрелище — сожжение ведьм. Германия тогда ещё не рассталась с привычным делом. Пройдёт несколько десятилетий со смерти Пётра I, прежде чем погаснут костры. Не знаю, случалось ли русским видеть эти казни. Уверен в одном. Если видели, весьма дивились. И не жестокости, нет. Царь-плотник и сам был крут. Просто в православной России не принято было так расправляться с колдовством. Первым делом, студент из боярских детей спросил бы, почему не ограничились епитимьей или церковным покаянием, как это издревле повелось на святой Руси??

Откуда недорослю знать, что это за феномен — западноевропейская ведьма. Разве он мог себе представить, что перед ним лишь верхушка айсберга и за спиной очередной жертвы надо разглядеть сотни тысяч истреблённых женщин, столетия мракобесия, а также вечную боязнь злых чар, которую Церковь насаждала с упорством, достойным лучшего применения.

Православие имело отличия от других ветвей христианства. Недаром именно русский народ сложил пословицу: «Не так страшен чёрт, как его малюют». Православный люд верил в чертей, но считал, что с ними можно справиться при помощи креста и молитвы. В 1639 году в Москве произошла удивительная история. Умерло двое детей царского рода. Следствие выявило «виновных». Это были бабы из дворцовых мастериц. Их не стали казнить, а всего лишь выслали в дальние края, чтобы они не могли больше колдовать в стольном граде (Канторович, 1899 стр. 168–175)! Что уж говорить о преступницах рангом поменьше. Покайся и не греши больше — вот универсальный русский подход к союзу с дьяволом (Канторович, 1899 стр. 164). У нас никогда не было инквизиторов, повсюду ищущих ведьм и ворожеек. Короче говоря, Русь, а затем и Российская империя с современной точки зрения оказались на высоте. Сейчас признано, что в вопросах колдовства наши предки проявили здравомыслие и взвешенность… Но всё в мире относительно. В середине XVII столетия человеку; воспитанному на западной культуре, сожжения ведьм казались ни больше, ни меньше, как признаком цивилизации! Приведу одну курьёзную историю, относящуюся к этому периоду:

Крижанич, хорват по национальности, поступил на службу к русскому царю. Это был человек передовых взглядов, получивший образование в учебных заведениях Вены, Болоньи и Рима. Не буду перечислять, какие реформы предлагал провести сей прогрессивный мыслитель (историк Костомаров написал интереснейшее исследование о его мировоззрении). Нас сейчас интересует другое. Освоившись на новом месте, иноземец был поражён «дикостью» нравов на Руси — он узнал, что здесь не сжигают за волшебство.

Конечно, он с негодованием осудил такую отсталость от просвещённого Запада (Костомаров, 1995 стр. 189)!

Если кто-то скажет, что дело было в извечной славянской мягкости, то сама история позаботилась о возражениях. Суть именно в православии. Ближайшим соседом Московии была Речь Посполитая, где историки насчитывают около десяти тысяч сожжённых за колдовство. Пик казней пришёлся, кстати, как раз на петровские времена — с 1701 по 1725 год погибло 32 % осуждённых. Как известно, Речь Посполитую населяли поляки, литовцы и этнические русские. Никто не оспаривает принадлежность поляков к славянам — и всё же именно они, будучи католиками, провели подавляющее большинство процессов. При этом города с преобладанием русского населения (управлявшиеся потому же «магдебургскому праву») оказались не подвержены приступам безумия. Польский исследователь Богдан Барановский пишет, что православные исключительно редко устраивали суды над колдовством, и последние носили «Преимущественно бескровный характер» (Baranowski, 1995 стр. 174–176).

Вялая русская «охота на ведьм», казалось бы, получила в петровскувю эпоху все шансы на то, чтобы обернуться опустошительным вихрем. Пётр I — человек прозападный — ввёл в воинский артикул статьи о сожжении за колдовство и связь с дьяволом. Однако же и теперь казни оставались единичны. Следователи тайной канцелярии, будучи скептиками русского розлива, отправляли «магические корешки» на экспертизу аптекарям, требуя определить, не яд ли это? В чародеях и кликушах подозревали в первую голову шарлатанов, дурачащих простаков в материальных или, хуже того, политических целях. У них спрашивали, кто подучил баламутить народ? «Сверхъестественная» составляющая оставалась на периферии процесса (Анисимов, 1999 стр. 26–28, 370–374).

Эта глава — справочная. Она посвящена хронологии и географии ведовских процессов. Здесь пагубное суеверие описано в своем развитии. Будет рассказано, какие страны и когда попали под власть безумной идеологии. И начать надо издалека — с первобытных времён.

На стенах пещер, где обитали наши дикие предки, найдены изображения зверей, истыканные копьями. Что это, как не следы магии?

Шли века и тысячелетия. Многое менялось. Но вера в магические ритуалы дотянула до наших дней. Каждый, кто верит в приметы, уже допускает нематериальную связь между разнородными явлениями. Человек, обходящий стороной чёрную кошку, считает, что тем самым убережётся от несчастья. Иными словами, он совершает некое действие (меняет свой путь) и ждёт от этого реакции со стороны нематериального мира. Что будет беречь суеверного человека? Духи? Судьба? Бог? Большинство людей даже не задумывается над этим вопросом — просто не здоровается через порог или молча присаживается перед дальней дорогой.

У каждого народа и у каждого времени есть свои приметы, свои суеверия и свои колдуны, то есть люди, поставившие на профессиональную основу отношения с потусторонним миром. Почти повсеместно к чародейству относятся миролюбиво. Крестьяне всего мира перед севом пользовались наговорами, заклинаниями, чтобы урожай был хорош. Повсюду во время свадьбы, похорон и прочих семейных событий люди соблюдают множество условностей, которые можно назвать обычаями, а можно и народной магией. Занимаясь потихоньку волшебством, народ обычно терпим к профессиональным волшебникам. Египет, Китай, Африка, Вавилон, Русь, Древний Рим и Древняя Греция никогда не ставили задачу полностью искоренить чародейство. Цели были поскромнее: оградить общество от тех, кто использует свою чудесную силу во вред окружающим. Если мирные обыватели считали, что колдуны насылают порчу, они могли устроить расправу. В Древнем Риме злых волшебников карал закон. Тогда погибли тысячи, но эти события ещё нельзя назвать вопиющей бесчеловечностью. Общество действовало в режиме самозащиты. Для суеверных людей опасность была реальна. Убийцу-колдуна приравнивали к обычному душегубу с ножиком и воздавали ему «по заслугам». Западная Европа тоже всё Средневековье жила, подчиняясь этим вполне приемлемым юридическим нормам. Потерпевший должен был возбудить иск и предоставить доказательства вины. Если его доказательства признавали недостаточными, он сам получал то наказание, которого требовал для ответчика. При таких условиях мало кто решался взывать к закону, и процессы над чародеями можно было буквально пересчитать по пальцам. Светские власти смотрели на магию равнодушно, а Церкви тем более не было до неё дела. Первостепенной задачей для католической Церкви была христианизация Европы и борьба с остатками языческих культов. Священникам не хватило бы сил для борьбы на два фронта. Так раннее Средневековье избежало жестоких крайностей.

Когда новая вера укрепилась, католические богословы начали внедрять в умы своё понимание мира. Возникла концепция осаждённой крепости. Суть концепции вкратце такова: мир наполнен злом, которое в любой момент может одолеть добро. Снаружи христианские земли обложены язычниками и неверными. Это первое кольцо. Вторая опасность — это скрытые враги: еретики, колдуны и ведьмы, то есть тайная агентура дьявола. Они только ждут сигнала, чтобы установить царство Антихриста. Третья линия обороны проходит через сердца. Душу каждого человека оспаривают ангел-хранитель и демон-искуситель. Минута слабости — и ты в когтистых лапах Сатаны.

Пересказанная картина, разумеется, не была введена декретом в ночь с воскресенья на понедельник. Для того чтобы её распространить, потребовались столетия. Но ещё раньше в ней должна была возникнуть нужда. Рассмотрим основные этапы длительного исторического процесса. Где была та развилка, на которой Западная Европа отделилась от остального человечества и понеслась в пучину мракобесия и террора?

Некоторые учёные видят корни судов над ведьмами в… крестовых походах. Как это ни парадоксально, но тут действительно выстраивается стройная логическая цепочка. В крестовых походах христианство впервые столкнулось с молодой энергичной религией Востока — исламом. Католики, свыкшиеся с мыслью о своей правоте, вдруг скрестили оружие с фанатичными мусульманами, отважно сражавшимися во имя Аллаха. Уцелевшие в боях крестоносцы невольно задумались. В чём причины стойкости сарацинов? Вернувшись в Европу, они начали задавать вопросы священникам, требуя убедительно доказать превосходство христианской веры над любой другой. Увы, в ту эпоху духовенство было слишком невежественно, чтобы дать ответы вернувшимся из Палестины людям. Тогда многие обратились к самостоятельному чтению Библии (а где чтение, там и разночтения). Каждый понимал тексты Святого Писания по-своему. Вскоре по всей Европе вспыхнули очаги новых ересей. Официальная Церковь не сразу осознала, чем грозит подрыв духовной монополии, но когда осознала, ответ её был жёстким. Церковь не только резко улучшила подготовку в духовных училищах, чтобы священники могли вести диспуты, но и создала инквизицию. Те, кого не могли переспорить в открытой дискуссии, объявлялись еретиками и попадали в застенки духовных трибуналов. В 1252 году Папа Иннокентий IV разрешил применять при следствии пытки, коих (отмечу справедливости ради) Церковь прежде сторонилась (Marx, 1914 стр. 109). Что произошло потом, легко себе представить. Еретиков всё чаще и чаще стали обвинять не только в неправильных воззрениях, но и в связях с Сатаной, колдовстве и тому подобных отвратительных вещах. Благо заставить признаться инквизиторы могли в чём угодно. Отпадала необходимость докалывать сам факт подрывных проповедей. Ни к чему стало вызывать свидетелей, устраивать очные ставки. Достаточно отдать любого подозреваемого на допрос с пристрастием, и он опишет то, что не нуждается в проверке, и, по природе своей, проверке не подлежит. Еретик расскажет о договоре с Сатаной. После таких признаний мало кто решится выступить в его защиту.

Какими бы грязными ни казались нам методы инквизиции, не будем сплошь мазать её чёрной краской. На раннем этапе своего существования духовные трибуналы сыграли в обществе охранительную роль. Нельзя забывать, что часть ересей несла в себе социальную опасность. Вырвав из евангельского контекста некоторые положения (например, легче верблюду пролезть сквозь игольное ушко, нежели богатому попасть в рай), иные секты делали скороспелый вывод: Христос одобрил бы насильственное уравнение имущества! Под религиозной оболочкой крылись простенькие идейки, которые то и дело прорываются наружу на протяжении всей истории человечества. Богатых надо поубивать, а их добро поделить. Опыт учит, что тяга к подобной справедливости крайне невыгодна даже бедным. В погоне за чужим добром они десятками тысяч гибнут во время подавления восстаний. Если же они одержат победу, катастрофа ждёт всех жителей страны. Расплатой за самонадеянные попытки изменить общественный строй станут голод, террор и подневольный труд. Инквизиторы не знали итогов кампучийского эксперимента, но догадывались, что ничего хорошего уравнительная идеология не несёт. Старательно уничтожая религиозных радикалов, они спасали Европу от социального катаклизма.

Палитра еретических взглядов была очень широка. В XIV веке инквизитор Эймерик составил алфавитный перечень ересей, занявший двенадцать убористых страниц. На одну только букву А пришлось 54 названия (Сперанский, 1906 стр. 122). Кого здесь только не было. Опасные для общества убийцы соседствовали с безобидными идеалистами. Рим придирчиво вглядывался в духовную жизнь, опасаясь за основы католической веры. Известно, что даже учение святого Франциска Ассизского поначалу встретило насторожённый приём и вполне могло быть объявлено еретическим.

Средневековье отличалось напряжёнными духовными поисками. Богатые и бедные, люмпены и бессребреники искали и находили свою идеологию. Христианство универсально в том отношении, что цитатами из Евангелия при некоторой сноровке можно оправдывать всё от войны до пацифизма.

Инквизиция оказалась очень эффективной структурой. Основные виды религиозного инакомыслия к началу XIV столетия удалось подавить. И тут встал вопрос — что делать дальше? Большинство еретиков было уничтожено, а значит, исчезли стимулы дня борцов с ересью. Не будем забывать, что, искореняя крамолу, инквизиция усердно пополняла свои богатства. Южная Франция не случайно оказалась колыбелью священных трибуналов — там жили состоятельные люди, охота за которыми была весьма прибыльным делом. И вот после полного разгрома вальденсов, катаров и альбигойцев денежная река превратилась в слабый ручеёк, готовый со дня на день окончательно иссякнуть. Весьма характерна жалоба инквизитора Эймерика: «В наши дни нет больше богатых еретиков… достойно сожаления, что такое полезное учреждение, как наше, должно быть так не уверено в своём будущем (Robbins, 1959 стр. 271)». Ни одна структура не желает исчезать только потому, что выполнила свою функцию. Дабы не оказаться без работы, инквизиторы должны были доказать свою нужность в изменившихся условиях. Чутьё подсказало монахам-доминиканцам, что на роль новых врагов христианского мира идеально подходят ведьмы и колдуны.

Преследовать невинных легче всего. Уже первые суды показали, какие безграничные возможности даёт преследование колдовства. Если еретики были реальными врагами католицизма, которых надо выявить и разоблачить, то с чародейством всё оказалось гораздо проще. Хватай любого. Опальное дело техники.

Ресурс потенциальных жертв был практически неисчерпаем. Он равнялся всему женскому населению Западной Европы. Думается, не случайно именно на слабый пол направили главный удар авторы «Молота ведьм». Ещё не забылось, сколько хлопот доставляли враги-мужчины. Ещё свежи были в памяти сражения с альбигойцами и дольчинистами, против которых даже устраивались крестовые походы!

От женщин сопротивления можно было не ждать. Вдобавок они не чествовали за собой никакой вины и не пытались скрыться. Обыватель во время репрессий считает, что арестовать могут кого угодно, только не его. Для каждой ведьмы арест был подобен грому среди ясного неба. Безвинные охотно верят в преступление соседа (чужая душа потёмки). Думать же об опасности для себя мешают защитные механизмы психики. Инквизиция умело воспользовалась этой чисто человеческой чертой.

Преследование за колдовство началось в первой половине XIV века. Южная Франция и Северная Италия стали полигоном, на котором обкатывались ранние процессы.

1320 год. Римский Папа Иоанн XXII посылает инквизиторов в южно-французские епархии Тулузу и Каркассон. Запылали костры. Уже к 1350 году в Каркассоне было сожжено за колдовство 200 человек, а в Тулузе 400. Конец века ознаменовался тем, что инквизитор Дюран Сальран и его коллега Листе добавили к этому числу еще 67 жертв (Lea, 1939 стр. 232).

Поначалу ведьм судили на узком пятачке, потом зона террора стала расползаться по карте подобно чернильному пятну на промокашке. В орбиту колдовства мало-помалу втягивались всё новые страны и народы Если бы мы могли увидеть Европу с большой высоты, то нашим глазам предстали бы костры, которые вспыхивают далеко друг от друга и с интервалом во много лет. Вот мелькнула казнь в Метце. А вот отозвался Берлин. А вот судилище в Наварре. Печальная перекличка продолжается, медленно усиливая свою интенсивность. В XV веке мы уже замечаем казни в Гаскони, Бургундии, Тироле. Счет жертв пошёл на тысячи… Сицилийский инквизитор Людвиг Парамо написал строки, получившие широкую известность благодаря постоянному цитированию: «Нельзя не указать, какую великую услугу инквизиция оказала человечеству тем, что она уничтожила огромное количество ведьм. В течение 150 лет были в Испании, Италии, Германии сожжены, по меньшей мере 30 000 ведьм. Подумайте лишь! Если бы эти ведьмы не были истреблены, какое неимоверное зло они причинили бы всему миру (Лозинский, 1914 стр. 39)».

Да, это был пик могущества духовных трибуналов. Но закат уже близился. К началу XVI века инквизиция практически полностью утратила свое влияние во Франции и Германии, поэтому дела о колдовстве попали в ведение светских судов. Интересно также, что, начиная с этого времени, даже в тех странах, где инквизиция продолжала существовать, она смягчила свою позицию. Духовные трибуналы стали предъявлять гораздо более строгие требования к уликам. Бездоказательные доносы зачастую отвергались. Даже признание вины уже не означало смерть. Инквизиторы искали смягчающие обстоятельства и объясняли самооговоры ведьм тем, что дьявол помутил их рассудок. Мудрено ли, что при таком подходе число сожжений за колдовство резко сократилось. В испанской инквизиции, независимой от Рима, даже была составлена тайная инструкция, где предписывалось затевать следствие по делам ведьм с крайней осторожностью, а лучше вообще не начинать его. Впрочем, и до появления инструкции испанские ревнители веры отличались редкой невозмутимостью. В 1584 году Анастасия Сориана, молодая крестьянка, пришла в трибунал города Мурсия и заявила, что является любовницей дьявола. Ей велели идти домой, поскольку она одержима манией… Навязчивые идеи так просто не исчезают. Анастасия пришла с повинной в другой трибунал, на этот раз в толедский. Но и там её не сожгли. Отправили домой.

Бывало, испанских женщин всё же находили виновными. Но даже в этих случаях наказания выбирались фантастически мягкие по меркам остальной Европы. В 1591 году возникло дело о деревенских детях, погубленных порчей. Три крестьянки были подвергнуты пыткам. Одна, по имени Каталина, признала вину. В назначенный срок трёх узниц вывели на аутодафе. Каталина получила двести плетей, а две другие женщины просто исповедались, и никаких наказаний на них в дальнейшем не налагали (Plaidy, 1978 стр. 336–338).

В 1527 году в Наварре инквизиция раскрыла секту колдуний, состоящую из 150 женщин. Они признались в отравлениях, порче кощунствах. И что же? Их обратили в пепел? Вовсе нет. Двести ударов кнутом и несколько лет тюрьмы Вот тот максимум строгости, на который был готов идти трибунал (Льоренте, 1936 стр. 351).

Отчего же многие убеждены, что испанская инквизиция была самой свирепой в Европе? Может быть, это клевета? Нет.

У нас есть основания верить историкам. Общее число жертв испанской инквизиции говорит само за себя — около 30 000 сожжённых за три столетия (Еригулевич, 1985 стр. 270). Но ведьмы — предмет моего исследования — составляли здесь ничтожную долю. Почти все казнённые были еретиками, то есть людьми, готовыми развязать в стране междоусобную войну. Чем кончаются конфликты между протестантами и католиками, показал XVI век. Религиозные войны унесли тогда миллионы жизней. Испанские инквизиторы ставили себе в заслугу, что их родина избежала тех кровавых событий, которые творились в соседней Франции, а также в княжествах Еермании.

Вторая причина, по которой испанская инквизиция из нашего исторического далека кажется чудовищно жестокой — церемония аутодафе. Всем памятны гравюры, на которых изображены длинные вереницы осуждённых. Тем не менее это чисто зрительная иллюзия.

Грешников, идущих под конвоем, копили для пущей торжественности целый год. Но очень немногие из них попадали на костёр. Большинство выводили из тюрьмы с целью провести по улицам в позорной одежде, выслушать покаяние, может быть, высечь — и потом отпустить на свободу. Зато как эффектно выглядела процессия со стороны! Священники, стража, знамёна инквизиции. Высокие острые колпаки и санбенито, разрисованные чертями. Испанцы вообще мастера устраивать массовые мероприятия, будь то бои быков или крестные ходы…

Повторюсь еще раз. Колдуньи среди осужденных встречались редко. Во всём, что касалось колдовства, Испания была оазисом спокойствия.

Если кто-то решил, что наш разговор о динамике ведовских процессов подошел к концу, он сильно ошибается. Да, священные трибуналы фактически самоустранились от охоты на ведьм. Но это вовсе не значит, что процессы заглохли. Наоборот. Только теперь всё по-настоящему начинается! Посмотрим ещё раз на карту Европы. Она ярко иллюминирована. Костры вспыхивают повсюду. Интервалы между вспышками всё короче. Есть области, похожие на большие светящиеся очаги. Некоторые города на целые месяцы, а то и на годы превращаются в бесперебойно работающие крематории. Кое-где не проходит недели без казни очередного десятка беспомощных женщин. Вырабатывается новый тип людей. Судья — массовый убийца. Прежние инквизиторы — дети по сравнению с новыми фанатиками. Судьи работают как заведённые машины, штампуя притвор за приговором. Там, где обосновались эти изверги, гибнут сотни жертв. А по мелким городам и деревням рыскают их подражатели — палачи рангом помельче.

Террор XVI–XVII веков возник не на пустом месте. Корни помешательства уже описаны. За период своего господства инквизиция посеяла в людских душах ядовитые семена. Теперь суеверия дали пышные всходы. Население стран, откуда инквизиции пришлось убраться, привыкло видеть в ведьмах страшную опасность. Лишившись «защиты» со стороны духовных властей, оно возопило о помощи к властям светским. В существовании ведьм простой народ больше не сомневался. Светские суды стали вести дела о колдовстве и проявили при этом такую жестокость, что затмили славу инквизиции времён её могущества.

Между прочим, сократив частоту казней, инквизиция не перестала вредно влиять на умы. Под эгидой священных трибуналов продолжали печататься трактаты, полные мракобесия. Из-за подобной литературы охота на ведьм тянулась вплоть до эпохи просветителей-энциклопедистов.

Светские суды практически без изменений переняли отработанную технологию расправ. Пытки в застенке и конфискации собственности вкупе с полным отсутствием у обвиняемой защиты — все эти недостойные приёмы пришлись ко двору. Ареной грандиозной охоты на ведьм стали Франция, Нидерланды, Швейцария, и конечно же германские княжества. Одно за другим появились уложения о колдовстве, например, бамбергское уложение 1507 года и Каролинский кодекс 1532 года. Эти законы обрекли на мучительную смерть десятки тысяч женщин, причём кое-где они продолжали и далее ужесточаться. Саксонский свод законов, принятый в 1532 году, оказался ещё хуже Каролины. Положение усугублялось тем, что власть пытать и казнить за такое малодоказуемое преступление, как колдовство, оказалась в руках не только образованных юристов, но и грубых суеверных неучей.

Реформация, охватившая половину Европы, не исправила ситуацию. Теоретически что-то могло измениться, поскольку католические догматы подверглись значительной корректировке. Протестанты осудили торговлю индульгенциями. Отвергли непогрешимость Римского Папы. Выгнали инквизиторов. Церковные обряды упростились, поклонение иконам и святым мощам было сочтено предрассудком. Это только часть перемен. Можно долго перечислять, по каким пунктам реформированная Церковь разошлась с католицизмом. Увы, в вопросах колдовства протестанты даже не пытались оспорить правоту своих заклятых врагов. Сам основоположник Реформации, Мартин Лютер восклицал: «Я не имел бы никакого сочувствия к этим ведьмам, я всех бы их сжёг (Lea, 1892 стр. 422)». Подобным образом и Жан Кальвин, едва укрепив свою власть в Женеве, проповедовал перед своими последователями: «Бог прямо повелел, чтобы все ведьмы и колдуньи были убиты (Williams, 1978 стр. 49)». Вера в колдовство и договор с Сатаной вспыхнула при нём с новой силой. В 1545 году женевские тюрьмы были набиты битком. Для новых жертв уже не оставалось места. Палачи изощрялись в пытках и рвали тела на куски раскалёнными щипцами, а тех, кто не желал признаваться, заживо замуровывали в стену. Только с февраля по май состоялось 34 казни (Канторович, 1899 стр. 116).

После такого почина протестанты не пожелали останавливаться. В Саксонии, Пруссии и других протестантских землях фанатичное рвение привело к ужасающим последствиям. Конечно, если взять численное соотношение жертв, протестанты (согласно исследованиям Мидельфорта) так и не вышли в лидеры. Но надо учитывать, что католическое население Германии в ту пору было значительно больше — а значит, вопрос, кто оказался непримиримей к колдовству, остаётся открытым (Midelfort, 1972 стр. 31).

Сто тысяч казнённых ведьм в Германии — это результат совместных усилий! Два враждующих религиозных лагеря вели общую борьбу с дьяволом при помощи пыток и костров…

Вернёмся к началу ведовских процессов. Так ли всё проело, как говорилось ранее? Неужели фанатичное ожесточение объясняется только указанными причинами? В это трудно поверить хотя бы потому, что на Руси тоже были свои еретики и даже церковный раскол. Были сожжения тех, кто не соглашался с патриархом по вопросам веры. Но ведь охоты на ведьм не было! Отчего же истоки одинаковы, а исход разный? Чтобы ответить на этот вопрос, надо расширить рамки разговора. У ведовских процессов на Западе много причин, но ни одна из них по отдельности не привела бы к уничтожению женщин. Я уже называл алчность инквизиции. Я уже говорил о роковой булле Папы Иннокентия VIII, которая подкрепила своим авторитетом «Молот ведьм». Из нашего века кажется, что этого достаточно. Реальная история, однако, сложнее, чем может показаться на поверхностный взгляд.

На исходе XV столетия авторитет Римских Пап был не так велик, как прежде. Иннокентий VIII — это не Григорий VII, которого германский император униженно, на коленях, молил в Каноссе о прощении. Время, когда перед Римом склонялись короли и народы, безвозвратно ушло. Перед появлением буллы о колдовстве Европа видела всякое. Все помнили пощёчину, которую нанес наместнику Бога на Земле посланник французского короля. Все помнили и о жалком зависимом положении папства в период «авиньонского пленения». Провал христианской экспансии на Восток также можно назвать ударом по папскому авторитету. Несмотря на благословения наследников святого Петра, мусульмане били крестоносцев и постепенно вытесняли их с завоёванных земель. Назревала Реформация. До открытого противостояния при Иннокентии VIII ещё было далеко, но нравы, царившие в Риме уже чуть ли не в голос осуждались теми христианами, которым стыдно было видеть в духовном центре католицизма роскошь, стяжательство и разврат.

Итак, санкционированная Папой охота на ведьм могла состояться лишь под влиянием весомых причин. Психологическая мотивировка должна была быть настолько серьёзна, чтобы в будущем нетерпимые друг к другу католики и протестанты заключили по вопросу о колдовстве негласный союз.

Странное ослепление европейцев объяснимо. Почвой для ведовских процессов стал начавшийся во времена «Молота ведьм» хозяйственный кризис. Чтобы понять сущность этих проблем, надо, прежде всего, отказаться от удобной иллюзии, будто благосостояние неуклонно растёт от века к веку. На самом деле экономика развивается скачками. Последний из них (научно-техническая революция) произошёл на памяти моего поколения. Сопоставляя жизненные блага, доступные среднему человеку сейчас и сто лет назад, будем помнить, что холодильник и телевизор, вошедшие в каждый дом, — это последствия технологического взрыва. Примерно такой же взрыв испытали страны Западной Европы в XII–XIII веках. Появились новые орудия труда, новые способы обработки земли, невиданные ранее ремесленные приёмы. Крестьянство сумело резко поднять урожайность, а если земли для растущего населения не хватало, вырубались леса, и на их месте появлялись дополнительные пашни.

Возникла сеть молодых городов. Города развивались, крепчали и при поддержке королей становились свободными. Дворянство оказалось не в силах остановить это так называемое «коммунальное движение». Людям казалось, что так будет всегда. Жёсткую зависимость крестьянство уже скинуло. Было ощущение, что сил хватит и на то, чтобы прокормиться, и на то, чтобы заплатить налоги, и на то, чтобы обеспечить детям достойное будущее. Так оно до поры и было, а потом… Потом появились первые признаки кризиса. Экстенсивный путь развития оказался исчерпан. Земель для освоения уже не осталось. Всё, что можно, распахали, а урожаи были не настолько высоки, чтобы прокормить население, продолжающее по инерции расти. Голод стал частым гостем в крестьянских домах. Людей мог бы выручить ещё один аграрный скачок, но до появления минеральных удобрений и тракторов оставалось 500 лет. Эти трудные столетия предстояло ещё прожить.

Не следует упускать из вида и то, что с XIV века началось глобальное похолодание, о котором, в частности, пишет Ле Руа ла Дюри в своём фундаментальном труде «История климата с 1000 года». Изменения такого порядка не бросались в глаза современникам, но исследователь может опираться на бесчисленные записи о том, когда в конкретном году ударили заморозки и в какой день выпал снег. Ла Дюри подверг анализу большой массив источников и пришёл к выводу; что Европа пережила «малый ледниковый период». Пик этого весьма неприятного процесса пришёлся на начало XVII столетия, поэтому о прежней легендарной урожайности европейское крестьянство могло из поколения в поколение только мечтать.

Города, которые раньше охотно принимали из деревни излишек рабочей силы, в эпоху наступившего кризиса закрыли свои ворота. Они ощетинились законами цеховой солидарности. Ремесленные союзы не собирались делиться с чужаками куском пирога, которого едва хватало на своих. Не забудем и об ухудшившемся положении подмастерьев. Надежда обзавестись собственным делом стала недостижимой мечтой для большинства из них.

А что же дворянство? Может быть, оно благоденствовало? Издали так притягательно смотрятся дворцы и замки, блестящие латы, пиры и рыцарские турниры. Но и это сословие столкнулось с тем, что правильней всего было бы назвать «позолоченной нищетой». Злую шутку с дворянством сыграло открытие Нового Света. Из завоёванной конкистадорами Америки хлынул поток золота и серебра. Законы экономики невозможно обойти. Устоявшаяся денежная система после столь значительного вливания отреагировала бурной инфляцией. И если крестьяне, подстрахованные натуральным хозяйством, ощутили удар не так сильно, то баронов и графов «революция цен» буквально сбила с ног. Покупка предметов роскоши стала обходиться дороже в пять-шесть раз.

Оброк же, который платили мужики, остался прежним! На беду благородного сословия, грамоты, регулирующие подати, содержали цифры в конкретных денежных единицах. Дворянство, естественно, попыталось поднять сумму оброка. Не тут то было! Мужики, которым и так жилось не сладко, ответили восстаниями. На их стороне оказалось право. Они могли ссылаться на дедовские обычаи. Дворян вынудили отступить.

А ведь это уже не рыцарство, готовое мириться с жизнью в холодных замках. Теперь это были господа, получившие в Италии во время военных ходов привычку к роскоши. Дворянин желал иметь вместо замка дворец. Латы, превратившиеся в истинное произведение искусства, становились всё дороже. Жену и дочь хотелось одеть в ослепительные платья из атласа и бархата. Мало кто мог себе позволить новый образ жизни. Мелкопоместное дворянство, глядя на зеркала, картины, дорогую мебель богачей, изнывало от зависти, нищало и разорялось… Во времена раннего Средневековья, когда не чувствовалось твёрдой власти, можно было нажиться, ограбив соседа. Теперь это стало слишком опасным способом обогащения. Толпы молодых дворян хлынули в столицы, поближе к королевскому двору. За место под солнцем приходилось жестоко биться. Соискателей оказалось много, вакансий мало. Недаром в Париже наблюдался такой расцвет дуэлей. Они были естественным следствием конкуренции между наследниками древних, но обедневших родов.

К деталям неприглядной картины добавим эпидемии чумы, которыми природа отреагировала на относительное перенаселение Европы. Вспомним также войны Реформации, в ходе которых верующие пытались облегчить своё положение, отвоёвывая право на «дешёвую» Церковь. Всё это звенья одной цепи. Неуверенность в завтрашнем дне пронизывала все слои общества. Законы общественного развития и сейчас-то для большинства выглядят туманно, а тогда человек просто терялся в чужом опасном мире. Представьте себе людей, которые не понимали, отчего на них свалилось столько бед. Людей, которые от отцов и дедов унаследовали воспоминания о прежних «добрых временах».

«Может быть, мы хуже работаем?» — недоумевали крестьяне и ремесленники. «Может быть, мы не так отважны, как наши благородные предки?» — задавали себе вопрос дворяне. Почему жизнь становится всё тяжелее: то голод, то мор? Неужели Бог отвернулся и молитвы до него уже не доходят?

И вот на фоне всех бед, всех неустройств появляется простой ответ:

Виноваты ведьмы!

Как это удобно — винить в провалах не себя, не хозяйственный кризис, а тихоню — соседку, насылающую неурожай и болезни. Попав на допрос, женщины говорили то, что допрашивающим хотелось услышать. «Не будь нас, ведьм, подданным вюртембергским удавалось бы пить вино вместо воды, да и посуда у них была бы не глиняная, а серебряная (Сперанский, 1906 стр. 23)». Вот такими фразами подпитывались безумные судилища. Соответственно ведовские процессы можно назвать авантюрной попыткой террором решить хозяйственные проблемы. Многие города и деревни, иногда целые края и области соблазнялись кажущейся простотой этого средства. Богатели на смерти ведьм немногие, а остальных ожидало ещё пущее разорение. Поля и виноградники гибли, лишившись ухода. Страх разрушал хозяйственные связи. Семьи казнённых пополняли армию нищих. Известно, что люди, не имеющие средств к существованию, — резерв преступного мира. Конфискация имущества непременно должна была привести к росту числа разбойников. Историки пока не взялись проследить тут прямую связь, но ни для кого из них нет сомнений в засилии бандитизма на дорогах Европы в XVI–XVII веках, то есть как раз во времена охоты на ведьм. Достоверно известно и еще одно. Семья среднего достатка обычно не выдерживала даже ареста одной женщины. К оплате предъявлялись такие высокие судебные издержки, что на это не хватало всех сбережений. Судьи, писцы, палачи, тюремщики, поставщики дров жадно требовали свою долю. Часто родовое имущество распродавалось с аукциона ещё до окончания процесса. Примером такой практики может служить суд над фрау Пабст в начале XVII века — один из многих подобных (Robbins, 1959 стр. 113).

Бытует мнение, что в любую эпоху народ требует хлеба и зрелищ. С хлебом, как мы уже убедились, возникли серьёзные трудности. Но сожжения являлись захватывающим зрелищем — и власти в избытке предоставляли толпе острые ощущения. Узниц волокли на штабель истерзанными, нередко полунагими. Железные цепи картинно врезались в тела. Зрители впивались глазами в лица обречённых, испытывая постыдную, но непреодолимую потребность читать на них предсмертную тоску, боль и страх. Стоя плечом к плечу с согражданами, человек ощущал обманчивую личную безопасность вкупе с тем, что наши современники находят в фильмах ужасов. Смерть всегда была загадкой. Мучительная смерть казалась притягательна вдвойне. От устроителей требовалось превратить церемонию в наглядный урок слабому полу и не позволить согражданам передавить друг друга.

Впрочем, технология ведовских процессов — это тема для следующих глав. Здесь же осталось привести хронологическую таблицу. Она поможет ориентироваться в десятках историй, о которых речь впереди. Таблица конечно же не претендует на всеобъемлющий охват. Значительная часть процессов состоялась в мелких населённых пунктах. Указаны в основном те суды, которые более или менее подробно описаны в исторической литературе и упомянуты в данном издании.