Фаворит 7. Судьба империи

Глава 17

Детей обманывают конфетами, а взрослых клятвами.

Фрэнсис Бэкон

Петербург

22 сентября 1735 года.

Я открыл дверь. Юлиана обернулась. Она не лежала в постели, а, будучи в прозрачном пеньюаре, стояла недалеко от дверей. В миг ушли все тревожные мысли. Что там? Россия в опасности? Сейчас-сейчас, вот только наслажусь красотой своей любимой, и сразу же все решу.

— Я заждалась тебя, — сказала моя любимая женщина и подарила мне очередной поцелуй, от которого пошла дрожь по всему телу.

Я хотел накинуться на неё. Но немного выступающий животик останавливал. Можно ли? И так соскучился по женской ласке, смогу ли сдерживаться? По ласке только лишь моей жены. Нужно было быть на грани разрыва, чтобы окончательно и бесповоротно понять: я люблю свою жену. Никто больше не нужен.

— Мы можем это сделать, но только очень аккуратно, — сказала Юля и раскраснелась. — Я узнавала у медикусов.

Уговаривать меня не пришлось. Никогда ещё в своей жизни я не был столь внимательным и аккуратным в постели с женщиной. Никогда ещё с таким трепетом не притрагивался к женскому телу. И это были новые ощущения, которые мне понравились.

Постельного забега не случилось. Не та ситуация, и я слишком бережно относился к Юле и к тому человечку, которого она носит под сердцем. Так что уже скоро, обнявшись, практически дыша друг на друга, мы уснули. И это такой сладкий сон, что готов и день вот так лежать, вот так просыпаться.

И все же вставал я с первыми петухами и полным сил. Сразу же стал делать зарядку, надел свои спортивные шаровары, с голым торсом отправился во двор. Как же я соскучился по полноценным физическим упражнениям! Я отжимался и подтягивался, делал подъёмы ногами, прокачивая пресс. Не помню, чтобы с таким удовольствием когда-либо тренировался.

Мне хотелось ещё и ещё. Но в какой-то момент я одёрнул себя. Если буду продолжать, то останусь без завтрака, так как дел на утро хватало. Еда стала для меня таким важным явлением, что считал за грех пропускать прием пищи. Тюрьма учит…

— Здравствуйте, мой супруг, — игриво встречала меня в столовой Юлиана. — Наблюдала за вашими утренними занятиями. Понимаю, что не в должной мере исполнила свой супружеский долг перед вами. Не желаете ли…

И тут Юля рассмеялась так, как может смеяться только поистине счастливая женщина. Вроде бы и не с чего, но и из-за всего сразу. Я ей вторил. Наш дом наполнился уютом и теплотой. Еще недавно эти стены казались чужими, негостеприимными, вытесняли меня из дома. Сейчас же я и не знаю, как получиться уйти. Должно получиться, так как долг зовет.

И как бы я прямо сейчас хотел вновь оказаться с ней в постели. Однако это невозможно.

— Я всё понимаю, — рассмеялась Юля, — но ты знай, что я могу. Нечего засматриваться на других девиц!

— Когда мы с тобой познакомились, я не думал, что ты столь ревнивая, — поддержал я разговор.

— А я, пока тебя не встретила, и не была ревнивой, — сказала Юля.

И складывалось такое впечатление, что если бы её воспитание было чуть менее строгое, то прямо сейчас показала бы мне язык. Да и ладно, мое-то воспитание не столь изысканное. И я показал язык.

— Дай-ка я тебе его откушу! — игриво сказала Юля, встала…

И мы долго, непозволительно долго целовались. Наши руки вновь начали исследовать тела друг друга. И если бы не стук в дверь, если бы Аксинья не принесла кофе в столовую, то… И прямо бы на столе. Ненавижу Аксинью и ту ситуацию, которая не позволяет мне в полной мере насладиться примирением.

Я собирался идти в типографию при Академии наук. Думал о том, чтобы за взятку уже сейчас начать печатать листовки. За взятку в России можно многое. И пусть подобные мои действия могли бы даже и стать известны каким-то оппонентам, особо скрывать свои намерения я не собирался.

Пусть все знают, что бригадир Александр Лукич Норов в случае необходимости намерен действовать. И что он поддерживает ту систему власти, которой давал присягу.

— Дозволь это сделать мне, — сказала Юля, когда я раскрыл ей свои планы на первую половину дня. — У меня же есть договоренности в типографии. Там же готовят к набору твои стихи.

Я сперва хотел запретить. Но видел, насколько всё-таки сильно моя женщина хочет помочь. Ей это важно. Пусть попробует. В конечном итоге есть и другой вариант, как добиться доступа к печатным станкам. Есть вариант силы.

Я уже думал, что же тогда лучше сделать мне, так как до обеда оказывался свободным. Нужно было бы навестить кое кого, Авдотью. Мне нужна более полная информация, что именно происходит во дворце. А для этого нужно подать весточку Бужениновой. Как? Подъехать ко дворцу, и дать взятку. За рублей пятьдесят караульные вынесут карлицу на руках, если я попрошу.

Однако первая, ранняя, а не было ещё семи часов утра, гостья заставила меня остаться на некоторое время дома.

Ко мне пожаловала Мавра Егоровна. Нужно было выслушать, чего же хочет Елизавета Петровна, посылая свою близкую подругу. Похоже, что я прав, и начинается большая игра. Но главное, что, как минимум, морально я к ней готов. А ещё важно, что начал запускать собственные механизмы противостоящие любому действию, что было бы направлено против моих убеждений и взглядов.

— И что же просила передать Елизавета Петровна? — спросил я у своей ранней гостьи, когда та вошла в столовую.

Юлиана подбоченилась, приняла стойку тигрицы и также была готова выслушать, что же дочь Петра Великого намеревается предложить. Пусть послушает, я доверяю жене.

— Чем обязаны, Мавра Егоровна? — не особо приветливо спросил я.

— Судя по тому, как вы меня принимаете, мой визит не имеет никакого смысла, — отвечала помощница Елизаветы.

— Я бы так не сказал. Соизволите ли присесть с нами? — проявил я любезность.

И правда, чего это я сразу с порога начал грубить. Можно же к чёрту послать и чуть позже, как минимум, после того, как узнаю, что от меня захотела поиметь Елизавета. Елизавета и поиметь…

— Благодарю вас. Но не могли бы мы поговорить наедине? — гостья посмотрела в сторону Юлианы.

— Боюсь, сударыня, что всё то, что может прозвучать от Елизаветы Петровны, так или иначе касается и моей супруги, — сказал я, однако уже понял, что некоторые вещи ей, пожалуй, не стоило бы слышать.

— Я оставлю вас. Прилягу, — сказала Юлиана, приподнимаясь.

— Благодарю вас, — сказала Мавра. — И поверьте, ничего о том, что может вам навредить, не прозвучит.

Юлиана ушла. Проводив свою жену взглядом, я указал гостье на стул.

— Я весь во внимании, — сказал я.

— Её Высочество спрашивает у вас, помните ли вы те жаркие встречи, что были меж вами? — издали начала разговор посланница.

Оттягивает тот момент, когда я её действительно пошлю. Или нет? Такими вопросами, напротив, приближает его.

— Сударыня, пусть всё, что было или не было между мной и Её Высочеством, между нами же и останется. Не находите ли, что это слишком личное? — ответил я.

Сценарий, схема разговора, составленная двумя подружками для переговоров со мной, и в целом подобный подход, когда меня пытаются окунуть в воспоминания, далеко не самый продуктивный. Для этого я должен пылать страстью к дочери Петра Великого. Вероятно, Лиза, так и не поняла, что может быть иначе, что не все после соития с ней готовы пасть ниц пред ликом женщины.

Елизавета Петровна должна была видеть, что я со своей женой и осознать, что меня она потеряла. Я же себя несколько дискредитировал, когда всё-таки добился близости с Анной Леопольдовной. Может быть, Елизавета теперь думает, что у меня столь кобелиная натура, что я готов под любую юбку лезть? И прежде всего, под ее?

— Чего желает Её Высочество? Признаться, я не располагаю временем, — призывал я уже наконец-то начать предметный разговор.

— Елизавета Петровна нуждается в вашей поддержке. И она очень не хотела бы, чтобы случился такой поворот, когда она будет видеть вас среди своих врагов, — намёками, но по сути, говорила Мавра.

В принципе можно заканчивать встречу. Потому что понятно, чего именно хочет от меня Лиза. Эта дамочка наверняка немного успела меня узнать. И понимает, что если я оказываюсь на противоположной от неё стороне, то биться буду отчаянно. Должна понимать и она и те персонажи, которые плетут заговор рядом с ней, что и силы у меня для противостояния есть.

Какая сила есть у Елизаветы? По моим данным, не более, чем четыре сотни гвардейцев и какие-то особо приближённые, которые могут встать за неё грудью. Вельможи, приближенные к власти, в этой ситуации, как мне кажется, станут занимать нейтральную позицию. Только гвардия и сила будет решать. Ну и народ, если мне удастся это сделать, создать мнение большинства.

Елизавета уже сколько лет занимается тем, что крестит детей гвардейцев. Уж не знаю, насколько из неё хорошая крёстная мать, но, думаю, что она не назовёт и двадцати имён своих крестников. А вот имена гвардейцев, отцов этих деток, знать должна.

В принципе, сейчас происходит ровным счётом то, что и было в иной реальности. Ведь в перевороте, в ходе которого Елизавета пришла к власти, участвовало от силы триста пятьдесят человек. И в той реальности власть оказалась в руках полного импотента. Если можно так говорить о женщине.

Анна Леопольдовна занималась больше тем, что ела да спала, да периодически вспоминала о своём любовнике Линаре. Тот уехал в Европу, но обещал вернуться. За консультациями явно отправлялся. Ведь именно ему, Морицу Линару, предстояло стать «новым Бироном». Тогда Анна Леопольдовна отстранила даже Миниха, который ранее помог сбросить Бирона. Нынче же Миних отбыл в расположение войск. Он не может сыграть пока что сколь весомую роль.

Так что я в определённом выигрыше, так как знаю, как те события, что сейчас происходят, могут развиваться и к чему это всё приведёт.

— Прошу вас передать Елизавете Петровне, чтобы она не совершала глупостей. И уж тем более, чтобы не приводила Северного льва к русскому Медведю. Раздерет Мишка кота с гривой. А те, кто в Хозяина леса не верил, поплатятся, — сказал я и понял, что попал в точку.

Моя гостья резко отшатнулась. И пусть она тут же взяла себя в руки и вновь демонстрировала безразличие и сдержанность, реакция мной была замечена. Все-таки и война со Швецией планируется. И шведы, как и в иной реальности, станут использовать имя Елизаветы для оправдания нарушения мирного договора.

— Это всё? И вы, после того, как побывали в крепости, не убедились в неправоте, бытующей в России? — спрашивала Мавра. — Разве же не видете, какая пошлость происходит при дворе.

— Хотите добавить перчинки? Недостаточное грехопадения?

— Да как вы смеете? Какой еще перчинки? Знаете ли вы, сколь набожна царевна?

— Увольте меня от словоблудия, сударыня, — я отмахнулся от Мавры, как от назойливой мухи.

Она прекрасно поняла, что именно я сказал. Эта женщина не глупая, смогла и в намёках услышать то, на чём базируется моя позиция. И на мои почти что оскорбления не так уж и отреагировала. Не эмоциями она руководствуется, но разумом и расчетом. Мужиком бы Мавре родиться. Был бы толк.

— Скажу прямо… или же не совсем прямо… Я верен своей в присяге. Я давал клятву, что буду верен тому, кто ныне находится в утробе Великой княжны, — посмотрел на собеседницу. — Так и будет!

Мавра Егоровна задумалась. Действительно, этот намёк был уже чуть более сложен, чем предыдущие.

На самом деле я определился уже со всем, что хотел бы видеть в России, и кого хотел бы видеть в России на троне. Это Елизавета Петровна.

Да, именно так. Сам не могу поверить себе же. Но сколько не думал, как не крутил ситуацию, — лучшего варианта не нашел. Увы и ах! Однако Елизавета должна стать не императрицей, а лишь регентшей при малолетнем ребёнке. Надеюсь, что у Анны Леопольдовны родится все же сын. Ну а будь и на свет появится дочка, так что ж… Будет растить будущую Антоновну-императрицу, одновременно всей страной требовать совокуплений Анны и Антона, на радость последнему. Нужен все же мальчик, желательно.

Моё решение попахивает византийством. С одной стороны, я ведь не нарушаю клятву. И буду всеми силами добиваться того, чтобы наследником был именно тот, кто родится у Анны Леопольдовны. И не позволю никому, если жив буду, что-то в этом менять. В утробе Анны — наследник. Точка!

С другой стороны, я не вижу Великую княжну в роли регента. Она слишком импульсивна, откровенно глупа. Да и другие обстоятельства не позволяют этому случиться.

Можно сколько угодно бороться со слухами, что немцы захватили власть в России, и что именно от этого все беды. Но с подобными умозаключениями бороться практически невозможно. По крайней мере, с теми ресурсами, которые сейчас находятся в руках правящей элиты.

Как побороть слухи? Людям шептаться не запретишь. Они и под страхом смерти останутся себе верны.

Это ещё можно было бы сделать, если начинать работу лет за пять до событий, которые могут вот-вот начаться. Если бы показывали, что какие-то немцы действительно служат России, насколько они верны, храбры и вообще… Если бы газета «Петербургские ведомости» не была такой сухой и костлявой, а в России были еще и популярные журналы…

Но сейчас уже поздно. Почки отказывают, а баржоми не подвезли.

С другой стороны, на моё решение повлияло то, что в иной реальности Елизавета Петровна была бездетной. И даже если бы она родила, то этот ребёнок оказался бы вне любых прав на российский престол. Да и сама Елизавета Петровна стала бы падшей женщиной.

Это сейчас можно крутить мужчинами, когда лишь только сплетни да слухи, не подкрепленные материальными свидетельствами. А когда найдётся подтверждение домыслам, то и в петербургском обществе, и в других городах империи Елизавету накроет буря негодования.

Ведь сейчас все так живут. У большинства вельмож на стороне рождаются дети. Они преспокойно спят со своими крепостными девками или находят любовниц среди дворянок. Но стоит скандалу вылезти наружу, как даже тот, кто будет иметь и сотню бастардов, всё равно яростно начнет осуждать порок и грех другого.

— Правильно ли я понимаю, что вы присягали лишь только ребёнку, ещё не родившемуся? — задала правильный вопрос Мавра Егоровна.

— Я лишь сказал то, что сказал. Оградите свою госпожу от необдуманных поступков, — сказал я, вставая из-за стола и показывая всем своим видом, что разговор закончен. — Или это придется сделать мне самому. Я вас более не задерживаю, Мавра Егорьевна.

Мавра встала еще некоторое время стояла, не шевелясь, лишь смотрела на мене исподлобья. А после поклонилась и спешно ушла. Мавра сделала своё дело — Мавра может удалиться.

Отпив уже изрядно остывшего кофе, я стал собираться в дорогу. Некоторое время я, конечно, потерял, но думаю, что один вопрос до прихода офицеров я решить смогу.

Приказав одному из гвардейцев, которые меня охраняли, взять увесистый сундук с серебряными монетами, я направился в Академию наук. Глава Российской Императорской Академии наук господин Иоганн Шумахер должен был меня ждать.

Я сел в новую карету, подумал потом, что уже должны были пройти испытания рессор на Охтынском заводе. И было бы, конечно, неплохо, если бы я сейчас ехал уже на обновлённом транспорте. Но, как это ни прискорбно, недосуг мне сейчас такими делами заниматься. Вон, Демидов завод заложил в недалеко от Петербурга, моего капитала там немного. Просто не было возможности договориться.

И я по этому поводу не особо и переживаю. Ведь Россия начнет получать новые штуцера и пули к ним, пулейки для кустарного производства. А прибыль? Так хватает трем, которыми можно заняться, чтобы и в миллионеры со временем выбиться.

Ушаков так долго держал меня в Петропавловской крепости, что я многое упустил. А ещё неизвестно, что творится в Гатчине. Я почти уверен, что без моего надзора там толком ничего и не построили. Хотелось бы ошибаться.

Колёса шумно стучали по петербургской мостовой. Дождь со снегом барабанил по крыше. А ведь ещё даже не октябрь. Да уж… погодка ещё та. Будет ли когда-нибудь у меня такая возможность, чтобы без ущерба для России, своей семьи и всех своих дел отправиться на юг?

Я очень хочу в Крым. Даже в тот Крым, который сейчас. Есть что-то притягательное в этом полуострове, что так манит меня. Понятно, что во мне течёт татарская кровь. Но ведь я и в прошлой жизни любил отдыхать только в Крыму. Правда, когда имел возможность отдыхать, то не было никаких иных мыслей, чтобы делать это где-то ещё, кроме как в Советском Союзе. Ну, в крайнем случае, в Болгарии или ГДР. И то… Раз только попал в ГДР.

Оконце кареты со стороны кучера открылось. В него просунулась голова гвардейца, человека Фролова, который был сегодня моим главным телохранителем, командовал еще тремя бойцами.

— Командир, — использовал он обращение, которое позволено только в экстренных случаях.

Я тут же настроился на боевую работу.

— За нами следует карета. Неприметная, без герба. Двое на месте кучера, двое на багажном. Сколько внутри, не видно. Похожи на ляхов, или на малороссов. Вооружены, — доложил мне боец.

От автора: Кто еще не читал новинку от Гурова?

Присоединяйтесь!

Я очнулся в 2025-м в теле толстяка-физрука.

Класс ржёт, родители воют в чатах, «дети» живут в телефонах. Я должен сбросить жир и навести порядок железной рукой! https://author.today/reader/492721