Судьбы и сердца

Когда говорят о талантах и гениях,

Как будто подглядывая в окно,

Мне хочется к черту смести все прения

Со всякими сплетнями заодно!

Как просто решают порой и рубят,

Строча о мятущемся их житье,

Без тени сомнений вершат и судят,

И до чего же при этом любят

Разбойно копаться в чужом белье.

И я, сквозь бумажную кутерьму,

Собственным сердцем их жизни морю.

И часто не столько трактатам верю,

Как мыслям и гению самому.

Ведь сколько же, сколько на свете было

О Пушкине умных и глупых книг!

Беда или радость его вскормила?

Любила жена его — не любила

В миг свадьбы и в тот беспощадный миг?

Что спорить, судили ее на славу

Не год, а десятки, десятки лет.

Но кто, почему, по какому праву

Позволил каменья кидать ей вслед?!

Кидать, если сам он, с его душой,

Умом и ревниво кипящей кровью,

Дышал к ней всегда лишь одной любовью,

Верой и вечною добротой!

И кто ж это смел подымать вопрос,

Жила ли душа ее страстью тайной,

Когда он ей даже в свой час прощальный

Слова благодарности произнес?!

Когда говорят о таланте иль гении,

Как будто подглядывая в окно,

Мне хочется к черту смести все прения

Со всякими сплетнями заодно!

И вижу я, словно бы на картине,

Две доли, два взгляда живых-живых:

Вот они, чтимые всюду ныне —

Две статные женщины, две графини,

Две Софьи Андревны Толстых.

Адрес один: девятнадцатый век.

И никаких хитроумных мозаик.

Мужья их Толстые: поэт и прозаик,

Большой человек и большой человек.

Стужу иль солнце несет жена?

Вот Софья Толстая и Софья Толстая.

И чем бы их жизнь ни была славна,

Но только мне вечно чужда одна

И так же навечно близка другая.

И пусть хоть к иконе причислят лик,

Не верю ни в искренность и ни в счастье,

Если бежал величайший старик

Из дома во тьму, под совиный крик,

В телеге, сквозь пляшущее ненастье.

Твердить о любви и искать с ним ссоры,

И, судя по всем его дневникам,

Тайно подслушивать разговоры,

Обшаривать ящики по ночам…

Не верю в высокий ее удел,

Если, навеки глаза смежая,

Со всеми прощаясь и всех прощая,

Ее он увидеть не захотел!

Другая судьба: богатырь, поэт.

Готовый шутить хоть у черта в пасти,

Гусар и красавец, что с юных лет

Отчаянно верил в жар-птицу счастья.

И встретил ее синекрылой ночью,

Готовый к упорству любой борьбы.

«Средь шумного бала, случайно…»

А впрочем, уж не был ли час тот перстом судьбы?

А дальше бураны с лихой бедою,

Походы да черный тифозный бред.

А женщина, с верной своей душою,

Шла рядом, став близкою вдвое, втрое,

С любовью, которой предела нет.

Вдвоем до конца, без единой ссоры,

Вся жизнь — как звезды золотой накал,

До горькой минуты, приход которой,

Счастливец, он, спящий, и не узнал…

Да, если твердят о таланте иль гении,

Как будто подглядывая в окно,

Мне хочется к черту смести все прения

Со всякими сплетнями заодно!

Как жил он? Что думал? И чем дышал?

Ответит лишь дело его живое

Да пламя души. Ведь своей душою

Художник творения создавал!