Суета вокруг дозоров

Глава 2

Практиканты появлялись в НИИЧАВО с завидной регулярностью и разделялись на две категории. Первая, довольно многочисленная, на две недели прибывала из Китежградского маготехнического университета после второго семестра, слонялась по коридорам с совершенно круглыми глазами и этими же круглыми глазами несмело заглядывала в лаборатории. Знаний по специальности у них было примерно ноль, помощи от них в работе никакой, на хозработы послать нельзя — все вздыхали с облегчением, когда через две недели эта бестолковая орда покидала наконец читальный зал отдела научно-магической информации, где держала штаб-квартиру. Вторая категория появлялась в институте в сентябре и держалась до июня. Это были студенты четвертого и пятого курсов, выдержавшие уже довольно жесткий отсев, возмужавшие, кое в чем уже разбирающиеся, поэтому вполне пригодные для использования на не очень сложных работах. Пятикурсники в основном сидели в библиотеке, готовясь к защите диплома, а четверокурсники после обеда приходили в отделы и лаборатории, к которым были приписаны, а до обеда слушали лекции.

А поскольку лекции им читали не только корифеи, но и Витька, и Роман, и даже я, молодые люди мнили себя уже почти настоящими магистрами. Впрочем, по сравнению со мной они и в самом деле кое-что знали. Некоторые даже знали несколько больше меня — но, естественно, не во всех областях знания — иначе я не мог бы читать им маганализ. К счастью, они не подозревали, насколько я бездарен в традиционных разделах магии, и все еще взирали на меня с почтением. Я знал, правда, что перед началом семестра они громко возмущались, что маганализ читать им будет не Кристобаль Хунта, а какой-то А. Привалов. Потом, однако, им в головы пришло немаловажное соображение, что принимать экзамен будет тоже какой-то там А. Привалов, а вовсе не Хунта, известный даже за пределами НИИЧАВО своей беспощадностью.

Сегодня студенты были нездорово взбудоражены. Я излагал пример расчета на устойчивость за пределами пропорциональности, маркер за моей спиной выписывал на доске формулы, а в конференц-зале прямо на глазах нагнеталось напряженное внимание. Студенты рассматривали меня, как будто никогда до этого не видели. Не отводя от меня глаз, они перешептывались. Я услышал об грузовике, сделавшем сальто, но при чем тут грузовик, не понял, потому что расчет касался чего попроще — тонких металлических стержней. При желании, конечно, и грузовик можно вообразить в виде тонкого металлического стержня, но лично у меня никогда не хватало воображения, когда дело переходило к практике.

— Александр Иванович, — спросил вдруг один из студентов, — а почему нас не учат читать ауру?

Я поперхнулся на полуслове и какое-то время в полном недоумении смотрел на вопросившего. Вся группа — все восемь человек — напряженно смотрели на меня, как будто этот вопрос был для них вопросом жизни или смерти.

— А зачем? — наконец спросил я.

— Ну? — мой ответ явно поставил студента в тупик. — Чтобы знать, что за человека видишь перед собой.

— По ауре? — с недоумением переспросил я.

— Ну… По ауре, наверное, можно сказать, светлый волшебник передо мной или темный маг, — пробормотал студент. И ведь умный вроде парень, а несет какую-то ерунду.

— По ауре, дорогой мой, — авторитетно сказал я, как будто обладал опытом и знаниями по крайней мере Ойры-Ойры, — вы в человеке никогда не разберетесь. Вы можете узнать, в каком он настроении, выспался он или провел бессонную ночь в каком-нибудь кабаке, наконец, хочет ли он есть или только что пообедал, но понять, кто он — идеальный гражданин, выполняющий все законы общества, или же законченный преступник, вы не сможете никоим образом. — Вы можете не поверить, но я не выдумывал. О чтении аур у нас в институте упоминали только в анекдотах про разных шарлатанов, которые к магии приобщались главным образом посредством разукрашенной звездами мантии и самолично сотворенным на лазерном принтере дипломе об окончании каких-то магических академий. Одно время, правда, чтением аур увлеклись в отделе предикции, но быстро убедились, что хотя аура и дает информацию о сиюминутном состоянии человека, прогнозам о его будущем отнюдь не помогает.

— А как же вы определяете, где кто? — услышал я совсем несуразный ответ.

— Кто — кто? — равно несуразно ответил я.

— Ну, из какого кто Дозора?

Вопрос я не понял вовсе, однако ответил, напустив на себя авторитетный вид:

— Существуют методы.

Может, и не следовало бы так отвечать, от подобных ответов шерсть в ушах растет, но нынешнее поколение — совсем не то, каким были мы.

— Давайте займемся делом, — призвал я аудиторию к тишине и повернулся к доске, посмотреть, на чем мы закончили. Пока мы разговаривали, маркер, так и висевший у последнего написанного символа, от безделья начал шалить и нарисовал рядом с формулой симпатичного чертика. Я знал за собой, что рисую подобных чертиков, когда задумаюсь, но не подозревал, что способен скучать, пока меня отвлекают беспредметным разговором. Однако! Растем… Было чему порадоваться, но не хотелось. Настроение, витающее в конференц-зале, должно было разрядиться взрывом, а разрядилось пшиком, от этого, верно, и у меня на душе было как-то неприятно.

В кармане пискнули часы.

Я остановился, автоматически договорив фразу, посмотрел на ряд формул на доске, поймал маркер и, как обычно, засовывая его в карман, произнес:

— Продолжим в следующий раз.

— Александр Иванович!

— Да? — обернулся я.

— А сами-то вы кто?

— Я? — я удивился. — Я — Привалов Александр Иванович. Не дубль, если вы это имеете в виду. Показать документы?

— Нет, я не об этом. Вы Светлый или Темный?

— Как когда, — ответил я и вышел. В коридоре было пусто, только какой-то человек в длинном черном пальто дергал ручку приемной.

— Там никого нет, — сказал я издали. — Один Янус Полуэктович в Австралии, другой — в Серпухове. Не помню, где какой…

— Как же мне быть? — обернулся ко мне мужчина. Он был нехорош на вид: кожа на лице не только имела смешанно землисто-зеленоватый цвет, отчего казалась покрытой плесенью, да еще и собиралась в морщины крупными складками, как будто человек этот резко похудел с лица, а кожа не ужалась до его нынешних размеров.

— Что у вас стряслось? — спросил я как можно более доброжелательно. — Попробуйте к Камноедову обратиться или к Демину, если вы по административному вопросу.

— Я как раз только от них. Еле вырвался. Понимаете, они меня записали в какой-то Дневной дозор. Дневной! Мне нельзя ни в какие дозоры. Я больной человек. Я вот в профком пришел, за путевкой, а они — в дозор. Мне в санаторий срочно надо… Я болен, я на солнце плохо себя чувствую!

— Так идите в поликлинику и возьмите справку, — посоветовал я, ибо черный человек явно не имел опыта в уклонении от добровольных общественных нагрузок.

— Вы думаете? — нерешительно спросил черный человек.

— Уверен! Возьмите справку и покажите ее Модесту Матвеевичу, — сказал я. — Если вы больны, он не имеет права вас привлекать.

— Я болен, — подтвердил черный человек, — у меня генетическое заболевание.

— Идите в поликлинику, — повторил я, начиная догадываться, с кем имею дело. В прежние времена этого человека называли Драконом или Сажателем. Он имел репутацию деспота, без разбору и жалости сажавшего на кол всех, кто имел несчастие вызвать его неудовольствие. Сейчас он не был в состоянии справиться с административной системой. Болезнь мало-помалу подмяла его под себя, и теперь это был крайне неуверенный в себе человек, прячущийся в закутке между библиотекой и виварием. Он сейчас много писал, и писал, по уверениям Романа, весьма интересно, но я не умел читать по-венгерски, да и латынь с древнегреческим знал не очень хорошо, поэтому не мог оценить ни стиля, ни содержания его трудов.

Черный человек ушел, а четверокурсники смотрели на меня круглыми глазами.

— Александр Иванович, — осмелился спросить один из них. — Это случайно не Влад Цепеш?

Я строго посмотрел на него:

— Молодой человек, — сказал я наставительно, — если вы вот так во всеуслышание будете разбрасываться оскорбительными прозвищами, до защиты диплома можете не дожить.

Молодой человек ойкнул и прикрыл рот.

— А как же его называть? — спросил другой.

— Влад Владович Дракул, — сказал я.

— Но простите, Александр Иванович, — вступила в разговор девушка, имевшая вид круглой отличницы. — Нас еще на первом курсе водили на экскурсию в Изнакурнож и там… там показывают глазной зуб графа Дракулы-Задунайского.

— Убитого венгерскими гусарами, — добавила вторая девушка, имеющая вид обольстительной голливудской звезды. Девушки были однояйцевыми близнецами и периодически обменивались обличьями, но узнал я об этом совсем недавно, почти дочитав лекции за семестр. Ойра-Ойра поймал их на том, что одна из сестер, сдав зачет за себя, переоделась и попробовала сдать зачет за другую. «Сердце подсказало», — объяснил Роман, подкручивая несуществующий ус в тени горбатого носа.

— Вы плохо усвоили историю, — укоризненно сказал я. — Не надо путать Влада Дракула с графом Дракулой-Задунайским. Влад Дракул графом никогда не был. Или вы из тех людей, что путают Роджера Бэкона с Френсисом?

Студенты дружно засмеялись. Я имел в виду недавнюю статью Б. Питомника «Наш дорогой английский гость», посвященную приезду английской делегации во главе с Роджером Бэконом, в которой корреспондент приписывал Роджеру биографию сэра Френсиса. Статья была снабжена портретом решительного мужчины, позирующего с саблей в руках. Под портретом значилось «Noledj iz pauer: знание — сила. Р. Бэкон». Как установил Эдик Амперян, изображен на портрете был Натаниель Бэкон, руководитель восстания фермеров против английских колониальных властей в Вирджинии в 1676 году.

Наш разговор прервало появление Витьки Корнеева, вернее, одного из его дублей. Студенты пока принимали дубля за оригинал и с восторгом рассказывали о преподавателе, который начинал чтение лекции с того слова, коим закончил в прошлый раз, и который способен принимать курсовые до четырех часов ночи. Потом, узнав правду, студенты как правило смущались и никому не рассказывали о своем конфузе.

— Тебя в лаборатории ждут, — сказал Витька-дубль, остановившись на несколько секунд перед дверью, пока студенты втягивались обратно в конференц-зал.

Я машинально кивнул и трансгрессировал, но по привычке оказался в своем отделе. Девочки занимались своими делами и на появление начальника не прореагировали.

Я посмотрел, что там у них, но замечаний делать не стал, а метнул взгляд в специально поставленный для таких целей на шкафу силикатный кирпич. Дырка в кирпиче заметно увеличилась и очень скоро обещала стать сквозной. Девочки, не отрываясь от своих дел, вяло поаплодировали.

— То-то же, — сказал я и отправился в Витьке. На этот раз тривиальным путем, по лестнице.

У Витьки меня встретила рабочая обстановка. Я какое-то время молча созерцал дублей, с легкостью ворочающих щит, и наконец смог внятно выразить мысль, которая овладела всеми моими думами, когда я увидел это зрелище:

— Какого черта… Витька!.. какого черта мы перли этот гроб сами?..

На лице у Витьки появилось смущение, каковое чувство Витька, как я полагал, не способен испытывать в принципе.

— Понимаешь ли, Саша…

— Не понимаю, — грубо ответил я.

— Видите ли, Алехандро, — учтиво вступил в наш разговор Кристобаль Хунта. — В данном случае вы наблюдали любопытный побочный эффект, который я как раз заношу в протокол первичного осмотра. Даже довольно сильный маг, более того, два довольно сильных мага, в процессе визуального контакта…

Мне было, конечно, лестно, что Кристобаль Хозевич учтиво поставил меня вровень с Витькой, однако объяснений его я не понял. Совершенно. Поэтому просто подождал, пока Хунта закончит, и глянул на Романа.

— Сообразительность отшибает, — перевел Роман. — Витька на совесть поработал. Но малость перестарался. Психополя — это сила. Не уследил — и уже не ты с ними работаешь, а они с тобой.

— А сейчас кто с кем работает? — осторожно спросил я.

— Ну, Саша, — укоризненно сказал Роман. — Ты глянь, сколько нас здесь. Кстати, вот почитай и распишись.

Я посмотрел на книжечку с инструкцией по технике безопасности и потянулся к журналу расписываться.

— Саша, — укоризненно проговорил Роман. — Я же сказал — почитай. И вопросы задавай, если что неясно.

Я сел и стал читать. Кое-что в тексте инструкции меня заинтересовало, и я машинально потрогал лежащий в нагрудном кармане листик с подписью Жиакомо. Особенно мне понравился раздел «7.8. Правила сейсмической безопасности». Я не знал, что раздел 7.13 еще интереснее: «Правила безопасности при падении метеорита (астероида)».

— Ребята, — сказал я, — мне что-то расхотелось здесь присутствовать.

— Да ну, — бросил через плечо Витька. — Интересно будет.

Дойдя до конца инструкции, я закрыл ее, открыл на первой странице и начал читать заново со свежим интересом. Потом наконец дочитал и расписался в журнале.

— Вот и ладненько, — проговорил Ойра-Ойра. — Помог бы своим дублям, Корнеев. Какую-то деревяшку уже полчаса вешают.

Корнеев листал книжку, на яркой суперобложке которой значилось: «Первобытная магия коренных народов Африки», и ворчал громогласно:

— Ер-ресь какая…

Книжка полетела в угол. Витька рванул на себя вечно застревающий, набитый битком ящик стола и стал копаться в груде бумаг, тетрадей и книг.

— Вот, — сказал он удовлетворенно, извлекая потрепанный томик ин-октаво почти без всяких признаков обложки. — Раньше издавали куда более толково. Я готов. — Он строго посмотрел на дублей. Те как раз выровняли щит, проверили, насколько ровно тот висит, и отошли.

Щит был изготовлен по заказу пожизненного президента небольшой африканской страны Компорен. Президент в свое время закончил Горьковский ветеринарный техникум и с тех пор относился к российским научным достижениям с большим уважением. Естественно, когда встал вопрос о охране короны (в смысле, президентского кресла, конечно) от заговоров, переворотов и прочей вполне актуальной для молодой развивающейся страны оппозиционной политической деятельности, мысли президента с надеждой обратились к России. Материальную часть охраны обеспечивали АК-47 и МИГи-21, а вот за нематериальной, которая должна была противостоять воздействию враждебно настроенных колдунов, президент обратился в НИИЧАВО.

А-Янус направил его письмо в отдел Оборонной магии, но там резонно возразили, что давно уже не занимаются проблемами персональной безопасности, а интересуются исключительно глобальными проблемами. Если вспомнить, что полгода назад в плане работ отдела я видел тему «Методы борьбы с гляциогенными цунами в условиях всемирного потепления», возражения можно было счесть резонными. Вопрос некоторое время перебрасывали из отдела в отдел, пока Витька не придумал запросить у заказчика ствол алмазного дерева. Мы полагали, что за неимением материала вопрос будет закрыт, но президенту уж очень хотелось попрезиденствовать подольше, и потребное бревно он неведомыми путями достал.

Взор Жиана Жиакомо, когда его как перед фактом, поставили перед бревном, был нецензурен, но мысли его все же нашли вполне учтивое словесное изложение. «Виктор Павлович, — молвил он, — изволили заказать, так теперь придумайте, как выкрутиться». А-Янус, чтобы подсластить пилюлю Жиану, придал в помощь Витьке меня — в качестве «информационной поддержки», как значилось в приказе. Витька взял в библиотеке сборник африканских сказок и принес ко мне. На обложке был толстыми небрежными мазками черной туши был изображен не то скачущий, не то бегущий человек с слишком длинным туловищем и слишком короткими ногами. Человек был снабжен перьями в кучерявых волосах, развевающейся травяной юбочкой, браслетами на всех четырех конечностях, копьем и веретенообразным щитом. «Вот такой щит. Чертеж нарисуй. А то я компьютерно хреново рисую», — сказал он мне. «А ручками? — спросил я. — Тушью и рейсфедером?» — «Можешь рейсфедером», — милостиво согласился Витька. Поскольку поддерживать Витьку меня обязали приказом, а чертежник из Витьки был никудышный, я посмотрел критически на картинку и отправился поискать в Интернете каких-нибудь более наглядных фотографий с африканской экзотикой. «И придумай, что будем на щите рисовать», — напутствовал меня Витька. «Что будем рисовать?» — остановился я. «Ну, думаю, зверей всяких — кто сильнее всех в небе, кто сильнее всех на земле и кто сильнее всех в море». — «В Компорене нет моря», — сообщил я. «А что есть?» — спросил Витька. «Озеро есть». — «Значит, в озере», — исправил техзадание Витька. «Только я рисовать не буду, — на всякий случай предупредил я. — Чертеж еще туда-сюда, а вот живописью в мировом масштабе я прославиться не хочу». — «Не трусь, — сказал Витька. — В Китежграде на заводе настоящие художники работают. Они и распишут».

Теперь наши коллеги критически смотрели на то, что Витька создал по моему чертежу в столярном цехе Китежградского маготехнического завода. За роспись по дереву мне и в самом деле краснеть не пришлось. Художники завода работали в палехской манере, и щит получился весьма декоративным. Другое дело, что он малость выбивался из народных компоренских традиций.

— Тематика рисунка какая-то странная, — неуверенно сказал Роман.

— Да, пожалуй, — согласился Хунта. — Против крокодила я ничего не имею, — сказал он. — Но вот вам не кажется, Александр Иванович, что в небе логичнее было бы какого-нибудь орла изобразить?

— Я, знаете ли, тоже так сначала думал, — сказал я. — А потом запросил компоренское посольство. И мне ответили.

— Юморист какой-нибудь ответил, — сказал Роман.