Глава 5

Ребенок стоял с кислой рожей, похоже, путешествие ему не понравилось. На сандалии он взирал теперь без особого энтузиазма. Седловой был откровенно благодарен.

— Как-то там не так, как в прошлый раз, — сказал я Седловому.

— Информационная среда изменилась, — объяснил он. — Вероятно, писатели активизировались.

Ребенок хмыкнул.

— Разумеется, активизировались, — сказал он. — Всем интересно про будущее написать, да чтоб получилось покруче, чем у америкосов…

Я глянул на часы, ахнул, велел Седловому гнать ребенка в шею и не пускать более к себе и побежал к Витьке.

Когда прибежал в лабораторию, испытания уже продолжались. Резко пахло озоном. Ойра-Ойра и Кристобаль Хунта метали в щит крохотные шаровые молнии. Витька висел над приборами. Когда я попробовал изложить ему мои ночные размышления, он отмахнулся и мигом нагрузил меня работой. Я заглянул посмотреть, что там пишет дубль-протоколист и только ахнул. Показания приборов он записывал, разумеется, правильно, но вот с датой и точным временем выходила ерунда. По его мнению, у нас сейчас был полдень и XXII век. Я отобрал у него протокол, дату поставил сегодняшнюю (от РХ, продублировав Юлианским днем), время поставил по Гринвичу, а заодно, чтобы потом сомнений не было, когда будем разбираться в помарках, проставил зодиакальные координаты светил, отметил, что Солнце находится в соединении с Алголем и что Солнце, Сатурн и Нептун образуют тау-квадрат, где Солнце попадало на ось симметрии. После этого я занялся делами, и мне было не до размышлений о дозорах, но какая-то темная точка застряла в сознании, и я морщился, отгоняя мысль, что я что-то упустил и упустил что-то важное. Ойра-Ойра после очередной серии опытов отошел помыть руки, проделал с полотенцем несколько гимнастических упражнений и от нечего делать заглянул в протокол. Заглянул — и вдруг застыл, побледнев. Горбатый нос в момент выделился на внезапно осунувшемся лице.

— Кристобаль Хозевич, Витька, — проговорил он севшим голосом. — Прекращаем испытания.

— Что случилось? — Витька недовольно отошел от мегамагометра и тоже заглянул в протокол. — Ну, Солнце в связке с Алголем. Бывает. Раз в год. И что?

— А тау-квадрат такой часто бывает?

Витька шарил маркером на рабочем столе. Как и следовало ожидать, астрологическая программа, которую я сам в свое время создавал, постигая магические азы, лежала у него в папке под названием «Мусор».

— Так, — сказал он наконец. — Венера и Марс у нас в градусах убийцы, Юпитер ретроградный — в магическом градусе, Сатурн — в градусе искушения, Нептун в градусе оккультного познания, Плутон ретроградный. Вдобавок первый лунный день.

— Альмутен у нас сейчас Венера, — проговорил Кристобаль Хунта. — Что-то не нравится мне все это.

Ойра-Ойра уже держал в руке телефонную трубку и одновременно листал годовой альманах института.

— Куда звонишь?

— В отдел предикции. Не отвечают, гады…

— Да там ни одного толкового астролога не осталось. Мерлин всех давно разогнал.

— Пусть хоть по кофейной гуще растолкуют…

Отдел предикции упорно не отвечал.

— Саша, мигом на третий, — сказал Роман. — Найди там кого-нибудь. Хоть Мерлина. Тащи сюда. Кристобаль Хозевич, вы же когда-то этим занимались — что бы это означало «Юпитер ретроградный в магическом градусе»? Это про У-Януса?

Кристобаль Хунта задумчиво морщил нос.

— Забыл все, представьте. Вот как в семнадцатом веке астрология вышла из моды, так и забросил…

— Сашка, я кому сказал, тащи предикторов!

Я в полной панике трансгресировал на третий этаж, причем не промахнулся, как обычно со мною происходит. Отдел предикции был пуст, только в одном пыльном углу копошилась древняя пифия. Судя по стоящему в помещении запаху, вместо испарений от священной расщелины, которую в наших условиях воспроизвести было несколько затруднительно, пифия скорее всего пользовалась клеем «Момент». Я попробовал было с ней заговорить, но быстро выяснил, что понимать издаваемые ею звуки может только специально обученный человек. Поэтому я оставил ее в покое и толкнулся в дверь редакции «Соловецкого оракула», где надеялся выяснить, куда делись их соседи по этажу. В редакции тоже было пусто. Комната носила на себе следы поспешного бегства. На мониторе компьютера лежал полуразложенный пасьянс. Чашка кофе, стоящая перед монитором компьютера, еще хранила в себе теплый кофе. В пепельнице дотлевала сигарета.

— Есть кто живой? — на всякий случай спросил я и заглянул в шкаф, где висели два белых халата.

Мне стало страшно.

То, что планеты создали тау-квадрат со злым Солнцем, еще ничего особенного не означало. В НИИЧАВО просто считалось, что в такие часы лучше не работать — это была народная примета, которую молодое поколение, рожденное после 1700 года, считало суеверием вроде черного кота или бабы с пустым ведром. Но, с другой стороны, и у вполне здравомыслящего человека при виде черной кошки, злорадно пересекающей дорогу, порой непроизвольно замедляются шаги. Однако в этот раз планеты подобрались в на удивление зловещую комбинацию. Злое Солнце, Сатурн, сам по себе имеющий довольно сварливый и опасный характер, и Нептун, носящий репутацию коварного обманщика (если, конечно, рассуждать на эту тему, не вдаваясь в особые тонкости, который я просто не помнил). И собрались эти планеты в самую напряженную конфигурацию — тау-квадрат. Градусы еще какие-то… Что бы все это могло значить, если весь предикторский отдел заодно с «Соловецким оракулом» предпочел бесследно исчезнуть?

Забыв о трансгресии, я по лестнице вернулся в Витьке, и одновременно с моим появлением в комнате возник Роман с солидной стопкой книг в руках.

— Предикторский отдел пуст, — доложил я.

— Хреново, — отозвался Витька и мигом распределил по рукам литературу. Мне достался Птолемей, так как его труды были единственными, напечатанными на русском языке. Себе Витька взял Региомонтана, Роману вручил Бируни, Хунте — Нострадамуса.

— Никогда не ценил этого мистика, — заметил Хунта. — Да и сынок его был не лучше.

— Полистайте, — буркнул Витька и глянул на экран компьютера. — И учтите, что альмутен у нас сейчас Солнце. В магическом градусе.

— Злое магическое Солнце… — пропел себе под нос Роман, торопливо листая свой том.

— Мы так до нового года будем искать, — сказал я, не прекращая, впрочем, своего занятия. — Вообще-то люди давно изобрели Интернет и поисковые системы.

— Ага, — сказал Витька. — Кто, интересно, полный текст «Альмагеста» осмелится выложить.

— А если и выложит, то мне придется вмешаться, — добавил Хунта. — Смысл Жизни в том и состоит, чтобы не допускать профанов к сакральным истинам.

— Шутите, да?

— Какие уж тут шуточки. Тиресий Тирский в свое время попробовал преобразовать Тирский омфал в Великий Аркан. И где теперь Тиресий, и где Тира? А заодно и минойская цивилизация где? И это при том, что Тирский омфал был не истинный омфал, а мнемокопия. С истинным омфалом у нас третьей планетой от Солнца стал бы Марс. А вы говорите, Александр Иванович…

Я ничего не говорил. Я лихорадочно листал Птолемея, на полном автомате читая все, что могло относиться к астрономии и астрологии. Витька отбросил том Региомонтана и стал прорабатывать «Матетис» Фирмика Матерна. Роман добрался до Абенрагеля. Хунта полистал Тихо Браге и Кеплера, схватился за следующий том и чертыхнулся.

— Галилея-то зачем? — возопил он. — Галилей отрицает правдивость астрологии!

— Гороскопы тем не менее составлял, — ответил Роман. — Вы работайте, Кристобаль Хозевич, работайте…

Птолемей был велик — я имею в виду объем книги.

— Между прочим, Нептун обнаружили только в девятнадцатом веке, — вспомнил я.

— Ну и что?

— Все эти астрологи не могли описывать наш тау-квадрат.

— Ну и что? — Витька был невыносим.

Хунта с треском захлопнул пухлый том и бросил его на стол.

— Хватит, — сказал он. — Мы не специалисты. Все равно не найдем того, что нужно, а если найдем, то слишком поздно. Давайте пошевелим мозгами. Что мы имеем?

— Магическая угроза, — сказал Роман.

— Угроза магам или со стороны магов?

— Думаю, и то и другое.

— Рассмотрим тау-квадрат. Злое магическое Солнце в вершине, на крыльях искушающий Сатурн и глубоко оккультный Нептун.

— Искушение с подвохом на крыльях, — сказал Витька. — От Сатурна трудно ожидать чего-то хорошего, а Нептун может обмануть.

— Магический ретроградный Юпитер связан с Нептуном секстилем, а с Сатурном трином, — сказал Роман, посмотрев на космограмму. — Атака будет на Юпитер. Юпитер сейчас в квадрате с Ураном, и в оппозиции с Меркурием. Марс в секстиле с Солнцем и квадрате с ретроградным Плутоном.

— А Марс у нас сейчас убийца. Да, скорее всего на У-Януса. У-Янус у нас контрамот — отсюда ретроградность. Естественно маг, а Уран подтверждает, что речь идет не только о руководителе, но и об ученом.

— Думаю, и на А-Януса тоже, — возразил Витька. — Меркурий тут недаром привязан. Явный намек на двойственность.

— Значит, атака на весь институт, — подвел итог Хунта. — Изнутри или извне? И почему сейчас? Обоих Янусов в институте нет..

— Переворот, — сказал Витька. — Вот вам и искушение, и подвох. Только кто переворачивать будет? Выбегалла, что ли?

— Плутон возвращается и атакует, — проговорил Роман. — Откуда возвращается и кто такой Плутон в нашем случае?

— Бог подземного царства, — сказал Витька. — Кто-нибудь за историю института высылался в подземное царство?

— Кощей в виварий, — ляпнул я.

— Виварий в подвале, — сказал Хунта и победительно распрямился. — Под землей. Браво, Александр Иванович! Бегом в подвал. Пока не поздно. Черт, и магов-то сильных кроме нас в институте сейчас…

Мы рванулись к двери, но ничего не успели. Дверь отворилась…

Загрузка...