Суфлёр

Глава 21. Купила мама конека…

Скандалы на главных телеканалах вспыхивали и гасли, как перед падением большого астероида на маленькую планету.

В «Останкино» творилось что-то неладное. Это можно было назвать хаосом, если бы им кто-то не управлял. Казалось, хаос и являлся приоритетной целью, после которой либо катастрофа, либо новый порядок.

Пара репортеров заперлась в кабинете, объявив голодовку и пригрозив самосожжением за незаконное увольнение и невыплату гонораров. Эту парочку вывели, применив силу. Еще один выбросился из окна женского туалета, когда узнал, что его дочь, заявившая в милицию об инцесте, на самом деле не его дочь. Что расстроило извращенца больше – заявление в милицию или запоздавшая весть о мнимом родстве – так и осталось загадкой, размазанной на асфальте. Другой, будучи геем, вследствие давней паранойи обзавелся травматическим пистолетом, зафиксировал его на проходной как реквизит и застрелил в лифте своего преследователя – им оказался впервые оказавшийся в телецентре чиновник из антимонопольного комитета. Следователям убийца объяснил, что мужчина пытался к нему приставать. Признавшись в убийстве, он настаивал на том, что он не гей. Его показания мог подтвердить любой стриптизер в «Красной шапочки» на Тверской, а не только бывшие танцоры, которых он устроил на работу.

Кризис разорил половину телезвезд. Особенно тех, кто не достроил себе дворцы и перебирал харчами, перепрыгивая с одного канала на другой. Их заменяли «мостодонты», менее привередливые, более эрудированные, не менее узнаваемые. Такие как Дибров. На радостях от возрождения в эфире Дима в очередной раз объявил, что его использовали и признал себя вечным холостяком. Затем снова женился. Но интриги не добавил, хоть и венчался, а новая супруга забеременела. Были дела поважнее, хотя что может быть важнее молодости, красоты и детей…

Глянец просел. Гламур умер. Люди устали от грязи. От пошлости. От лжи. Они могли смотреть на немногих. Многие их раздражали. Редкое слово могло до них достучаться. Редкий человек способен был его произнести… И совсем никто не способен был объяснить матерям, почему гибнут их дети, и кто в этом виноват.

Война, которой никто не объявлял, на самом деле шла, и забытые цинковые гробы сотнями, тысячами грузили на «вертушки» и транспортные самолеты. Правительство пыталось дистанцироваться, долго не позволяло втягивать страну в бойню, но теперь ему не везло. Против него работала мощная система, обладающая колоссальным финансовым и информационным ресурсом. И одолеть ее можно было только всем миром.

Самым циркулируемым слухом в «Останкино» являлась информация об исчезновении Фридмана. Его официальная супруга Дарья Доева, управляющая рекламой и производством, оставшись без связи и поддержки, впала в депрессию и умотала на дачу. Поговаривали, что ей кто-то угрожает. Когда компетентные органы задали этот вопрос Лорду, он ответил, что он вовсе не такой… На этом допрос закончился.

Авторитетная телеакадемия приказала долго жить в силу полного разброда и раздрая, аналогичного конфликту в союзе кинематографистов. Там бывший глава кинодеятелей приватизировал мираточащую луковицу и заявил, что только он один правильно крестится. Новоявленный босс приказал своим сторонникам проигнорировать Московский кинофестиваль и новый съезд, байкотировать премию «Белый орел» и суд, признавший его нелигитимным, а главное - отобрать у старого главы союза печать, счета и Оскара. Сам Оскар остался глух к распрям, но согласился рассматривать себя в виде оружия дуэли. Секундантом старого главы, который говорил, что нового главу подставили темные силы, стал агент национальной безопасности, а нового, который на самом деле был старше старого – агент 007. Агенты ФСБ, спецназ ГРУ, структуры СВР, воссозданный СОБР и другие силовики самоустранились. Они были заняты реальной войной.

А тут, как всегда, пир во время чумы… «Тэфи» подвергли унизительной обструкции в угоду новой премии, номинации которой сортировали не специалисты, а только зрительские рейтинги. Организаторы назвали приз «Дерби». Скаковая лошадь, выпрыгивающая из экрана. Статуэтку изготовили из золота, рамка экрана и грива скакуна были платиновыми. Вместо зрачков сверкали бриллианты из республики Саха.

Декораторы украсили сцену массивными металлическими звездами. Художники по свету создали иллюзию звездопада на фоне ночного небосклона. Ведущие появлялись из «чрева» Останкинской башни, напоминающей ракету с первым космонавтом.

Публика на церемонию собралась взыскательная: кумиры эстрады, мэтры телевидения, деятели искусств, известные режиссеры, актеры, роскошные теледивы и их продюсеры, поп-идолы, которых попросили занять сцену в перерывах между вручениями, журналисты и политики, словом, весь цвет.

Из Англии выписали Боя Джорджа, что прибавило скандальности, учитывая его постоянные приводы под конвоем констеблей в лондонский Скотланд-Ярд. Персона автора сингла «Ви шел ту ми фром хард» была призвана усладить вкусы как бывших зеков, так и действующих геев. Цветы вручали всевозможные мисс от « топ-файва» конкурса красоты «Мисс Россия» до «ферст фо» «Мисс Вселенной». Здесь была и моя хорошая знакомая обольстительная Вера Красова, девушка мечты, достойная уважения, моего в частности. Не за то, что гордилась своим статусом, что теперь вела шоу в парном конферансе с Иваном Ургантом. Это нормально. Именно я первым посоветовал Вере периодически «включать надменную». Но уважал я ее за то, что она, не взирая на ухаживания толстосумов, оставалась верна своей первой любви – скромному суши-повару, с которым не желала расставаться ни за какие коврижки. Правда, я не имел возможности отследить поведение красотки в момент ее алкогольного опьянения. Может, зря я идеализирую людей…

Наступил черед номинации «Лучший ведущий общественно-политической программы». На сцену поднялся рабочий завода «Красный пролетарий» и прядильщица с Ивановской мануфактуры. Им выпала честь объявить народных любимцев. Зал замер, уставившись на экран.

Прядильщица объявила трех номинантов: Соловьев, Заречная, Максимов. Недосягаемый столп профессионализма и пара относительных новичков высшего медиа-эшелона. Чье же имя в конверте? Конверт в руках у прядильщицы. Она хлопает глазами и запинается. Нелепость ее наряда уже никого не волнует. Главным условием шоу объявили народность, искренность, правду. Все приходят в своем. Никаких гримеров и визажистов. Народ устал. Народ хочет видеть реальных людей, а не постановочный фольклор.

На экране промелькнули нарезки с сюжетами о трех лучших в стране ток-шоу. «Барьер», «Детектор лжи», «Взлеты и падения»!.. Показали маникюр прядильщицы. Даже домохозяйки на кухнях возмутились. Но теперь они не завидовали телевизору. Там звали на программу простых тружениц, таких же, как они. И даже чуть страшнее… Нет, прядильщица была намного страшнее. У нее на ногтях были заусеницы. А рабочий ничего. Статный.

«Стахановец» не числился в шутниках, но вспомнил, что режиссер просил его пообщаться с ткачихой на предмет ее гардероба. Он пообещал, выслушав для примера пару дежурных реплик от сценаристов, но так и не подготовился к диалогу. Набравшись смелости, он брякнул:

- Хорошо выглядишь!

- Ты тоже. - поддержала «коллегу» ткачиха.

- Замужем? – с угрюмым видом спросил рабочий.

- Пока нет. – искренне ответила она.

- Надо что-то решать… - двусмысленно вздохнул рабочий, - Кто рвать будет?

- Кого?

- Не тебя, конверт!

Все согласились, что реплики были смешными. Рабочего инструктировали долго, как именно они обязаны поступить с конвертом. Но он, ободрившись аплодисментами, молниеносно вырвал конверт у прядильщицы и зачитал голосом Левитана, каким он его представлял, имя лауреата.

- Влад Максимов!

Я находился в зале. Сидел с краю на седьмом ряду. Все это время я словно пребывал в беспамятстве. Но свою фамилию я все-таки услышал. Рабочий, имитирующий голос диктора войны с виртуозностью фрезеровщика, играющего в гольф, меня разбудил. Я встал на ватных ногах, но они понесли мое так же облегченное эйфорией тело к сцене. Зал рукоплескал. Многие встали, выкрикивая «Браво!»

Я принял награду и, подойдя к микрофону, произнес:

- Видит Бог, я никого не подсиживал и занял освободившуюся ячейку, которую занимал до меня достойный… Этот ветер овации, который едва не ожег мое лицо, пока я бежал к сцене… Нет ничего приятнее, чем получить ожог от подобного ветра. Мне выпала честь подхватить чужое знамя. Так же до меня подхватывали его другие. Но я понял – его мало принять из чьих-то рук, его нельзя уронить. Оно должно реять на этом облагораживающем ветру, который обжигает. Теперь это и мое знамя. Оно никогда не сгорит, потому что само является огнем правды. А этот огонь выжигает только черствые сердца. Эта награда – залог моей популярности. Популярность у меня теперь есть. Но только сейчас я осознал, что мне ее мало. По-настоящему я нуждаюсь лишь в вашей любви. И я знаю, как ее заполучить. Я докажу вам, мои зрители, что я… я люблю вас!

Хотел образно. Получилось витиевато. Волновался. Через секунду я уже пилил себя за сумбурный спич.

Затем состоялся фуршет. Сливки общества атаковали шведский стол. Все выпивали и закусывали за здоровье лауреатов «Дерби». Звучал джаз. Солировала какая-то мулатка из новых фавориток Бутмана. Никто не говорил о войне, о кризисе, о безработице. Те, кто находился здесь, были далеки от народа.

Меня поздравляли. Без конца хвалили. Дружески похлопывали по плечу. Пожимали руку. Восхищались моим мастерством. Даже просили автограф. Я, наверное, сиял. Как электрическая лампочка в сто ватт. Мне хотелось, чтобы Инесса разделила со мной и горечь своего фиаско, и радость моего триумфа. Я не спускал с нее глаз. Она была в красном атласном платье с глубоким вырезом впереди. Я не держал на нее обиды и надеялся, что она не злиться на меня. Обижаются от бессилия, а я сейчас был силен как никогда. Я и выглядел истинным победителем. Мне так казалось.

Победители подходят первыми. Взяв с подноса два фужера с шампанским, я предложил один Инессе. Она не отказалась.

- Благодарю, - улыбнулась теледива. – А мне показалось, что тебе сейчас не до меня. Вокруг вьется столько хорошеньких манекенщиц.

- Не могу поверить. Ты же не можешь уступать во всем, особенно конкурируя с девушками.

- Кстати, я считаю справедливым, что была представлена среди мужчин. Это означает, что я все равно победила!

- Согласен.

- Ты все еще в обиде на меня за тот вечер? – она перевела разговор в интимную плоскость. – Я просто не хотела испортить то, что пока в зародыше. Дружбы.

- Так, значит… - я отпил глоток шампанского. – Это к тому, что мы навсегда останемся друзьями…

- Не сердись. Хотя бы по случаю праздника, - она чокнулась со мной и тоже пригубила шампанское.

- Скажи, а что ты думаешь по поводу новой концепции отбора претендентов на премию? – сумничал я, - Правильно ли, что все решают зрители?

- Зрители? – ошарашено переспросила она, растворив меня в своем кислотном взгляде. Я вдруг почувствовал себя полным олухом. А она добавила, кивнув в сторону Лорда, стоявшего в кругу именитых телевизионщиков: - Я почему-то уверена, что главный критерий нашей оценки имеет человеческий облик, и облик этот очень специфичен.

- Не знаю. Он ведь и твой патрон. С чего такая неприязнь. Или ты меня проверяешь? – мне не понравился ее тон. – Я заслужил свою победу честно.

- Нет.

- Не честно? Ты должна была выиграть? Завидуешь?

- Детский сад. – съязвила Инесса, - Неужели ты думаешь, что меня может расстроить твоя победа. Меня может расстроить только то, что она Пиррова. Но сейчас я не хочу спорить. А зависть мне не присуща. Хотя… Я приметила тут одно авторское платье от Юдашкина на одной модели. Синее, с ассиметричным декольте на спине. Очень сексуально.

- Я замолвлю за тебя словечко у кутюрье… - остыл я.

- Слава делает из тебя автомат для исполнения желаний?

- Пока не слава, а лишь призрачная популярность. А насчет желаний… Речь ведь идет о твоих желаниях.

- Сердцеед. Не бывает бесплатных автоматов. Какие монетки надо бросать в тебя?

- С изображением профиля суперведущей Инессы Заречной.

- Не делай ставку на мое тщеславие. Я же предупредила – это не мой пунктик. Интересно, а для тебя что важнее – жизнь или слава?

- Теоретически жить без славы можно, а слава без жизни невозможна. Без яркой жизни. Мертвецу слава не нужна, наверное. Хотя слава делает бессмертным.

- Давай без пафоса. Практически. Если б пришлось выбирать. Жизнь или слава?

- У кого какие принципы. Поверь, ты не первая, кто задается подобным вопросом. Единственное, чего не хотелось бы точно, так это отдавать жизнь за славу. А вот прославиться, защищая чужую жизнь и рискуя своей – это проверенный способ достичь желаемого.

- Правильно, отдать жизнь за жизнь, а не за славу.

- История пестрит разными примерами. Ахиллес искал лишь славы воина.

- Но не раз проявил благородство, его прославило оно…

- Возможно… Я раздобуду тебе это платье. – пообещал я.

- Не надо утруждаться. – отмахнулась Инесса.

- Какой у тебя размер? Не хочешь говорить, не надо. Я на глаз определю.

Вдруг я заметил, как в считанные секунды ее лицо посерело.

- Тебе плохо? – испугался я.

- Нет, все нормально. – успокоила Инесса, - Не обращай внимания.

Я все понял, когда к нам подошел Лорд. Он был не один. Его сопровождал человек в синем смокинге, которого я уже где-то видел. Ну да, на вечеринке в «Горках».

- Добрый вечер, - поприветствовал наш общий благодетель, опорожнивший к тому времени не одну рюмку «Хенесси». – Влад, хочу представить одного моего старинного друга.

- Дмитрий Вячеславович… - представился высокий седой человек, - Мы, кажется, уже знакомы.

- Да, и даже общались на тему неразделенной любви. – подтвердил я и пожал ему руку. Седой, не смотря на возраст, выглядел моложаво. Черные усики бесподобно гармонировали с бабочкой.

- Хочу присоединиться к многочисленным поздравлениям и заверить в далеком от лести восхищении вашим дарованием, - тихо произнес Дмитрий Вячеславович. – С удовольствием смотрю все ваши передачи и не перестаю удивляться, как вы владеете собой и словом. Прямой эфир – это ведь не каждому дано…

- Это его конек, - довольно вставил Лорд, искоса поглядывая на Инессу.

- Конек! Надо было назвать премию «Конек», а не «Дерби». – внезапно осенило седого.

- Большое спасибо, - вежливо произнес я, не заметив замешательства Лорда. – У меня просто нет иного выхода. Для меня сейчас главное – оправдать возлагаемые на меня надежды.

У седого засверкали глаза.

- Он далеко пойдет, - сказал Дмитрий Вячеславович, повернувшись к Лорду. - Он даже сам еще не знает, насколько далеко. Прошу прощения, не буду мешать вашей компании. – Он откланялся.

- Большой человек, - сообщил Лорд шепотом.

- Он как-то связан с телевидением? – наивно спросил я.

- Не думаю, что телевидение отважиться с ним связываться. - по секрету поведал Лорд.

- Понял. – выразил я свое абсолютное непонимание.

- Можно так сказать, это человек из шоу-бизнеса. Ставит очень крупные шоу, умудряясь оставаться в тени. Тот, кто возомнит себя его суфлером, скоро поймет, что поставил не на ту лошадку. У него свой конек – импровизация. Ты ему понравился. Он считает, что вы похожи. – пояснил Лорд и помчался догонять седого.

- Мне ли с вами тягаться? - Я лукаво прищурил бровь, но, глянув на Инессу, подавил веселый настрой: она по прежнему была не в себе. – Может отвезти тебя домой?

- Нет, не беспокойся. Я уже договорилась. На выходе ждет такси. Мне уже пора. – Она поцеловала меня в щеку, поставила на поднос недопитый фужер и быстро зашагала к выходу.

Пока я недоуменно глядел ей вслед, я вдруг заметил, что вслед ей смотрят еще как минимум двое мужчин. А может и трое… Мало ли, кто наблюдает за красивой женщиной. Мои мысли перебила неожиданная реплика шоумена, дорвавшегося до микрофона у шатра с вип-ложей.

- Дамы и господа! – прозвучало из его уст. Церемония награждения только что завершилась. Организаторы мероприятия просят вашего внимания. А также внимания аккредитованной прессы. Только что попечительским советом премии и спонсорами было принято решение о переименовании акции. Вместо «Дерби» в материалах и телесюжетах следует указывать следующее название церемонии достижений в области телевидения – премия «Конек».. У каждого свой конек, господа!

Гости и журналисты захлопали, приняв реплику за шутку. Но на завтра все, включая меня, были удивлены, когда увидели новостные сюжеты и статьи, где премию на полном серьезе именовали «Коньком»… А уже на следующий день никого не смущало, что коньком сподручнее было назвать статуэтку для конькобежцев. Народу все равно, как называется признание… И мне должно было наплевать. Но, признаться, моя победа показалась мне совсем чуточку обесцененной. Не могла она быть Пирровой! Я сжимал статуэтку, отбиваясь от нехороших мыслей. Этого «конека» мне не мама купила. Мама… Она способствовала моему образованию – производному моего успеха. А я ее даже не поблагодарил с высокой трибуны…