Суждения и Беседы

1. Сянь спросил: «Что постыдно?» Философ ответил: «Думать только о жалованье, когда в государстве царит порядок, и думать о том же, когда в нем нет порядка, – это постыдно». «Когда тщеславие, самомнение, ропот и алчность подавлены, то можно ли это считать за гуманизм?» – снова спросил Сянь. Философ ответил: «Это можно считать за совершение трудного дела, но гуманизм ли это – я не знаю».

Гуманизм, или человеколюбие, представляет собою всю совокупность совершенств, дарованных Небом человеку, – это то целостное, что делает человека человеком, а потому и не может быть исчерпано отсутствием четырех вышеупомянутых недостатков, хотя только гуманист может подавить в себе тщеславие, самомнение, ропот и алчность. Засим ведь подавление в себе этих страстей не означает еще полного искоренения их, а предполагает, что они продолжают пребывать в человеке в скрытом состоянии.

Сянь (Юань Сянь) – один из учеников Конфуция. Уроженец княжества Лу.

2. Философ сказал: «Ученый, думающий о спокойствии и удобствах, не заслуживает этого имени».

Заботливость о комфорте постоянно сопровождается стремлением к выгодам и нарушением долга.

3. Философ сказал: «Когда в государстве царит порядок, то как речи, так и действия могут быть возвышенны и смелы; но когда в государстве царит беззаконие, то действия могут быть возвышенны, но слова – покорны».

Поведение благородного мужа не может меняться; но что касается слов, то во избежание несчастий он иногда не дерзает говорить всего.

4. Философ сказал: «Человек, одаренный добродетелями, без сомнения, обладает даром слова, но обладающий даром слова не всегда бывает одарен добродетелями; человек гуманный, конечно, обладает храбростью, но храбрость не всегда соединяется с гуманностью».

5. Нань-гун-ко спросил Конфуция: «И стрелял искусно, а Ао двигал лодку посуху, и оба они умерли неестественною смертью. Юй и Цзи лично занимались земледелием и получили Вселенную». Философ не отвечал. Когда Нань-гун-ко вышел, Философ сказал: «Благородный муж этот человек, уважающий достоинства!»

И, владетель Ю-цюни, был искусный стрелок. Умертвив сяского государя Сяна, он овладел его престолом, но министр его Хань-чжо убил его самого и сам занял его место. Ао, или Яо, его сын, отличался силою и мог посуху двигать лодку (зависит от размеров); он был убит сяским государем Шао-каном (2118–2057 гг. до н. э.). Потомок Цзи, сына императора Ди-Ку (за 2435), У-ван также получил Вселенную (Китай).

6. Философ сказал: «Что благородный муж бывает иногда не гуманен – это случается; но чтобы низкий человек был гуманным – этого не бывает».

Благородный муж иногда на один миг по рассеянности может быть нечеловеколюбивым.

7. Философ сказал: «Любящий человек разве может не поощрять к труду того, кого он любит? Преданный разве может не вразумлять своего государя?»

Без первого условия любовь будет чисто животным чувством, а без второго преданность будет преданностью женщин и евнухов, т. е., хочет сказать толкователь, небескорыстною.

8. Философ сказал: «При составлении приказов в уделе Чжэн Би-чэнь писал начерно, Ши-шу обсуждал, заведующий посольским приказом Цзы-юй исправлял, а дунлиский Цзы-чань отделывал слог».

Би Чэнь, Ши Шу, Цзы Юй – сановники княжества Чжэн, трудившиеся под руководством знаменитого своей мудростью советника Цзычаня.

9. Некто спросил Философа о Цзы-чане. Он отвечал: «Милосердный человек». Спросили его о Цзы-си. Он сказал: «А, тот-то, а, тот-то!» Спросили его о Гуань-чжуне. Он сказал: «Это тот человек, для которого у фамилии Бо был отнят город Пянь с тремя сотнями семейств; Бо, питаясь грубой пищей, до конца своих дней не произнес ни одного слова ропота против Гуань-чжуна».

Цзы-си – чуский царевич по имени Шэнь, который уступил престол Чжао-вану и после поражения, нанесенного чусцам усцами, привел в порядок государственное управление, но не сумел уговорить своего князя сложить предвосхищенный им титул великого князя и воспротивился приглашению на службу Конфуция. Вот почему философ отозвался с таким презрением о Цзы-си – «а, тот-то!».

10. Философ сказал: «Быть бедным и не роптать – трудно. Быть богатым и не гордиться – легко».

11. Философ сказал: «Мэн-гун-чо, сделавшись министром двора у Чжао и Вэй, был с избытком годен для этого поста, но не мог бы быть вельможей в Тэн и Сюэ».

Объясняют это многосложностью и трудностью государственных обязанностей, лежавших на вельможе в таких маленьких уделах, как Тэн и Сюэ, так как в таких больших уделах, как Чжао и Вэй, должность министра двора была почетная и не-ответственная и потому, Мэн при своей честности и бесстрастии мог свободно занимать ее, но, как человек малоспособный, он не мог занимать никакого ответственного поста.

12. На вопрос Цзы-лу о совершенном человеке Философ отвечал: «Если взять знание Цзан У-чжуна, бесстрастие Гунь-чо, мужество Чжуан-цзы, искусство Жань-цю и украсить церемониями и музыкой, то такого еще можно было бы признать совершенным». «Для современных совершенных людей, – прибавил он, – зачем непременно такая роскошь? Если ныне человек при виде корысти – думает о долге, при виде опасности – готов пожертвовать жизнью, отдает людям давно обещанное и не забывает слов, данных в жизни, то и такого можно назвать совершенным».

У-чжун, по имени Хэ, славился своим умом, и современники называли его мудрецом. Чжуан-цзы правитель города Бянь в княжестве Лу.

13. Философ спросил у Гун-мин-цзя о Гун-шу-вэнь-цзы: «Правда ли, что твой учитель не говорит, не смеется и не берет взяток?» Гун-мин-цзя отвечал: «Сказавший вам пересолил. Мой учитель говорит вовремя, и потому его речь не надоедает людям; смеется, когда весел, и его смех не надоедает людям; берет, когда справедливость допускает, и люди не тяготятся тем, что он берет. Так-то!» «Неужели это так?» – спросил Философ.

Гун-шу Вэнь-цзы – вэйский вельможа Гун-сунь-чжи. Гун-мин Цзя – также вэйский уроженец; Гун-мин – это его имя, а Цзя фамилия.

14. Философ сказал: «Цзан-у-чжун, владея местом Фан, просил луского князя о назначении ему преемника. Хотя и говорят, что он не вымогал этого у своего государя, я не верю этому!»

15. Философ сказал: «Цзиньский Вэнь-гун лукав и не прям, и циский Хуань-гун прям и не лукав».

Оба эти князя были главами сеймов удельных князей; из уважения к чжоускому дому прогоняли варваров, и хотя оба они были люди непрямые, но все-таки Ци Хуань-гун был лучше Вэнь-гуна.

16. Цзы-лу сказал: «Когда Хуань-гун умертвил княжича Цзю, то Шао-ху умертвил себя, а Гуань-чжун остался жив. Не могу ли я сказать, что он не был гуманистом?» Философ сказал: «Что Хуань-гун соединил удельных князей не силою оружия – это заслуга Гуань-чжуна. Кто был так человеколюбив, как он? Кто был так человеколюбив, как он?»

По поводу этих событий мы узнаем из «Чунь-цю» следующее: вследствие того, что циский Сян-гун был беззаконник, Бао-шу-я с княжичем Сяо-бо бежали в Цзюй, а Гуань-чжун и Шао-ху после убиения Сян-гуна бежали с другим княжичем Цзю, младшим братом Сяо-бо, в княжество Лу. Впоследствии Сяо-бо, сделавшись циским князем под именем Хуань-гуна, убил своего брата Цзю и просил выдать Гуань-чжуна и Шао-ху; последний покончил самоубийством, а Гуань-чжун, доставленный в клетке, по рекомендации Бао-шу-я сделался министром у Хуань-гуна.

17. Цзы-гун сказал: «Мне кажется, что Гуань-чжун не гуманист. Когда Хуань-гун умертвил своего брата, княжича Цзю, то он не только не мог умереть вместе с ним, но еще сделался министром у убийцы его». На это Философ заметил: «Гуань-чжун, в качестве министра Хуань-гуна, поставил его во главе удельных князей, объединил и упорядочил всю Вселенную, и народ до сего времени пользуется его благодеяниями. Если бы не Гуань-чжун, мы ходили бы с распущенными волосами и запахивали левую полу (т. е. были бы дикарями). Разве можно требовать от него щепетильности простых мужиков и баб, умерщвляющих себя в канавах и рвах в полной неизвестности?»

Конфуцианская мораль оказывается весьма покладистой, признавая для Гуань-чжуна необязательным исполнение его долга по отношению к принятому им под свое покровительство младшему брату Хуань-гуна Цзю на том только основании, что он был младшим, а не старшим братом, и оправдывая этим поступление его на службу к убийце своего протеже.

18. Чиновник правителя Гун-шу вместе с самим Вэнь-цзы, министром, управляющим делами правителя, поступили на службу к сюзеренному двору. Услышав об этом, Философ сказал: «Гун шу можно назвать „Вэнь“ (т. е. образованный)».

Положение управляющего дворцом какого-либо вельможи было довольно низкое, и потому рекомендация Вэнь-цзы своего управляющего на службу к сюзеренному двору, куда он и сам поступал, была некоторым образом подвигом, показавшим знание людей, забвение себя и желание служить сюзерену хорошими людьми; почему Конфуций, узнав об этом факте после смерти Вэнь-цзы, назвал его Вэн (образованный), как бы признавая за ним право на этот посмертный титул.

19. Философ отзывался о взыском князе Лине, как о человеке беспутном. Кан-цзы на это сказал: «Если он так беспутен, то почему он не потерял трона?» Конфуций сказал: «У него Чжун Шу-юй управляет иностранными делами, Чжу-то – жертвенными, Ван Сун-цзя – военными. При таких условиях, как же он может потерять трон?»

20. Философ сказал: «Кто бесстыдно хвастается, тому трудно исполнить свое слово».

21. Когда Чэнь Чэн-цзы умертвил Цзянь-гуна, тогда Конфуций обмылся и, представившись во дворец, заявил Ай-гуну, своему государю: «Чэнь Хэн убил своего государя, прошу о наказании его». Ай-гун сказал ему: «Сообщи трем именитым мужам». Конфуций сказал самому себе: «Так как я принадлежал к вельможам, то не смел не объявить об этом государю, а он говорит: „Объяви трем именитым мужам!“ Конфуций пошел к ним, а они объявили ему, что все-таки нельзя требовать наказания. Тогда Кун-цзы и им сказал, что, как состоявший в числе вельмож, он не смел не заявить им.

Чэн-цзы – циский вельможа по имени Хэн. Цзянь-гун – циский государь по имени Жэнь. Убийство случилось в 480 г. до Р.X. Пред отправлением к своему государю Конфуций купался и даже постился ввиду важности такого ужасного преступления, как цареубийство. Ввиду того, что государственная власть находилась в руках трех фамилий Цзи, Мэн и Сунь – Ай-гун, конечно, не мог сделать никакого самостоятельного шага, а трое сильных временщиков, всегда питавших мятежные замыслы против своего государя, конечно, не могли согласиться на предложение Конфуция. Факт этот указывает на крайне смутное положение Китая в то время.

22. Цзы-лу спросил: «Как нужно служить государю?» Философ отвечал: «Не обманывай и укоряй его в лицо».

23. Философ сказал: «Благородный муж постепенно поднимается вверх по пути нравственного и умственного совершенствования, а подлый человек постепенно опускается вниз, погрязает в страстях».

24. Философ сказал: «В древности люди учились для себя, а ныне учатся для других».

Т. е. в древности учились для нравственного самоусовершенствования, а теперь – для славы.

25. Цюй-бо-юй послал человека к Конфуцию. Сидя с ним, Конфуций спросил его: «Чем занимается твой господин?» «Он желает уменьшить свои погрешности и не может», – отвечал посланный. По уходе посланного Конфуций сказал: «Вот так посланный, вот так посланный!»

Цюй-бо-юй – вэйский вельможа по имени Юань, гостеприимством которого пользовался Конфуций во время пребывания в Вэй. До глубокой старости он без устали работал над своим нравственным самоусовершенствованием и потому поступки его отличались полнейшей искренностью и слава его гремела повсюду. Ныне (в 1910 году) занимает первое место на восточной стороне во внешнем (переднем) дворе храма Конфуция, своего Учителя.

26. Конфуций сказал: «Не занимая известного места, не мешайся в дела его (не суйся не в свое дело)». Цзэн-цзы сказал: «Мысли благородного мужа не выходят из пределов его положения».

27. Цзэн-цзы сказал: «Благородный муж скромен в своих словах, но неумерен в своих действиях».

Другой перевод: «Благородный муж мало говорит, но много делает».

28. Конфуций сказал: «У благородного мужа есть три предмета, которых я не в состоянии достигнуть: человеколюбия без скорби, знания без заблуждения и храбрости без страха». Цзы-гун на это сказал: «Это Учитель сказал из скромности».

29. Цзы-гун часто сравнивал (пересуживал) людей. Философ сказал на это: «Ты сам, должно быть, добродетельный человек, а вот у меня нет досуга для этого».

30. Философ сказал: «Не беспокойся, что люди тебя не знают, а беспокойся о своей неспособности».

Мысль эта, которой Конфуций придавал чрезвычайно важное значение, встречается в афоризмах четыре раза. Проф. Васильев предполагает, что это просто четыре редакции одной и той же мысли.

31. Философ сказал: «Не предполагать обмана и не подозревать недоверия к себе со стороны, но в то же время наперед прозревать их – это ум».

Не пускаться в догадки и не подозревать – это есть выражение искренности по отношению к данному предмету, а прозрение – это ум, освещающий законы вещей.

32. Вэй-шэн My, обратившись к Конфуцию, сказал: «Цю, зачем ты здесь засел? Уж не сделался ли ты льстецом?» «Нет, – отвечал Конфуций, – я не смею заниматься лестью, но я ненавижу упрямство».

Из того, что Вэй-шэн дозволял себе называть Конфуция по имени, толкователи заключают, что это был какой-нибудь анахорет, старше Конфуция по возрасту, который, зная, что Конфуций был приглашаем на службу, подозревал его в том, что он краснобайством старался угождать людям.

33. Философ сказал: «Отличный конь славится не за силу, а за свои качества».

Под этими качествами разумеется, что он хорошо выезжен и смирен.

34. Некто сказал: «Что Вы скажете о воздаянии добром за обиду?» На это Конфуций сказал: «А чем же тогда платить за добро? Следует воздавать справедливостью (т. е. должным) за обиду и добром за добро».

Под прямотою здесь разумеется абсолютная справедливость, полнейшее беспристрастие, исключающее всякую идею о личных чувствах любви, ненависти и т. п.

35. Философ сказал: «Люди не знают меня». На это Цзы-гун сказал: «Что значит, Вас не знают?» Философ сказал: «Я не ропщу на Небо, не виню людей и, изучая низшее, достигаю понимания высшего. Если кто и знает меня, это не Небо ли?»

Под именем низшего разумеются человеческие действия, а под именем высшего – Небесные законы, присущие каждой вещи.

36. Гун-бо-ляо оклеветал Цзы-лу перед Цзи-сунем. Цзы-фу Цзин-бо донес об этом Конфуцию, говоря: «Мой господин действительно введен в заблуждение Гун-бо-ляо, но у меня еще достаточно силы, чтобы выставить его труп на площади (рынке)». На это Конфуций сказал: «Пойдет ли мое Учение или уничтожится – то зависит от судьбы. Что же может сделать с судьбою Гун-бо-ляо?»

В оправдание такого очевидного фатализма Конфуция последователи его не нашли ничего лучше, кроме утверждения, что святой человек в критические минуты руководствуется в своей деятельности одной справедливостью, не ожидая решения от судьбы, и что в данном случае им был допущен фатализм для вразумления Цзин-бо и для устрашения Бо-ляо.

37. Конфуций сказал: «Люди умные и нравственные удаляются от мира, когда во Вселенной царит беззаконие; другие удаляются из государства, объятого смутой, в государство, наслаждающееся покоем; другие удаляются от небрежного обращения (при упадке вежливости); а другие удаляются из-за слов государя (оскорбительных, конечно)». Конфуций добавил: «Удалившихся таким образом было 7 человек».

38. Цзы-лу заночевал в Ши-мыне. Привратник у городских ворот спросил его: «Ты откуда?» «От Конфуция», – отвечал Цзы-лу. Тогда привратник сказал: «А, это тот, который, сознавая невозможность исправить мир, тем не менее действует?»

39. Философ, находясь в царстве Вэй, ударял в било. Человек с плетушкой за плечами, проходивший у ворот дома фамилии Кун, сказал: «С душою ударяющий в било!» Потом он прибавил: «Как отвратителен ты со своими назойливыми звуками! Не хотят знать тебя, ну и остановись! Где глубоко, там переправляются в платье, а где мелко, там поднимают его». На это Философ сказал: «Как он решителен в своем отрешении от мира! Но это нетрудно».

Этот человек с плетушкой за плечами, которого толкователи признают отшельником, оставившим мирские дела ввиду страшных смут, царивших в Китае в период уделов, своим замечанием относительно ударения Конфуцием в било хотел сказать: «Зачем ты надоедаешь людям своим Учением, они не знают тебя, ну и оставь их». Ответ Конфуция заключает в себе мысль, что бросить мир в годину смут и взаимных войн дело нетрудное, которое по плечу всякому мало-мальски честному человеку, а действовать в это время – дело нелегкое и не всякому по плечу. Только святой человек смотрит на Вселенную, как на одну семью, на государство, как на одного человека, и потому ни на одну минуту не может забыть общих интересов.

40. Цзы-чжан сказал: «В „Шу-цзине“ сказано, что Гао-цзун пребывал в трауре три года и не говорил, – что это значит?» На это Философ сказал: «Зачем непременно Гао-цзун? Так поступали все древние люди. Когда государь умирал, то все чины исполняли свои обязанности, подчиняясь решению первого министра в течение трех лет».

Так как наследник должен был провести у могилы покойного государя в шалаше три года и, конечно, не мог заниматься государственными делами, то управление ими переходило в руки первого министра.

Иньский Гаоцзун (1323–1263 гг. до Р.X.).

41. Философ сказал: «Когда правитель любит церемонии, то народом легко повелевать».

42. На вопрос Цзы-лу, что значит быть благородным человеком, Философ сказал: «С благоговением относиться к самосовершенствованию». «Это все?» – спросил Цзы-лу. Философ сказал: «Исправлять себя для доставления спокойствия народу – о трудности этого скорбели даже Яо и Шунь».

По учению конфуцианцев, благотворные плоды самоусовершенствования в крайнем своем развитии распространяются не только на людей, но и на всю природу в полном ее объеме – все будет тогда на своем месте и исполнит свое назначение.

43. Юань-жан сидел по-варварски на корточках, поджидая Конфуция. Философ сказал: «Кто в юности не отличался послушанием и братскою любовью, возмужав, не сделал ничего замечательного, состарился и не умирает, – тот разбойник (т. е. человек, вредный для общества»), – и при этом ударил его палкою по лодыжке.

Говорят, что Юань-жан был старый приятель Конфуция; у него умерла мать, и он, вероятно, пришел к нему за помощью; но его непочтительная поза вызвала со стороны Конфуция упреки в варварстве.

44. Когда мальчик из деревни Цюэ докладывал, то некто спросил Конфуция: «Преуспевает?» Философ отвечал: «Смотря на то, что он занимает место с нами, идет со старшими рядом, я думаю, что он не стремится к преуспеянию, а желает поскорее достигнуть совершенства».

Толкователи полагают, что мальчик был докладчиком у Конфуция. В его поведении хотя и усматривается нарушение правил приличия – что он держал себя со старшими, как с равными, но Конфуций, говорят, допускал это, чтобы дать мальчику возможность присматриваться к людям и изучать их образ действий и манеры.