Суждения и Беседы

1. Цзы-чжан сказал: «Если ученый при виде опасности жертвует жизнию, при виде корысти думает о справедливости, при жертвоприношении думает о благоговении и при похоронах – как бы проявить свою скорбь, – то этого довольно».

2. Цзы-чжан сказал: «Безразлично существование таких людей, которые хранят только приобретенные добродетели, не заботясь о расширении их, верят в Учение, но не отличаются непоколебимостью».

3. Ученики Цзы-ся спросили у Цзы-чжана относительно сношений с людьми. Цзы-чжан сказал: «А как говорил об этом Цзы-ся?» Ученики отвечали, что он говорил так: «С годными людьми водитесь, а негодных отталкивайте». Цзы-чжан сказал: «Это отличается от того, что слышал я. Благородный муж уважает людей, выдающихся своими талантами и нравственными достоинствами, и снисходительно относится ко всем остальным; он хвалит добрых и сострадает к немощным. Допустим, что я обладаю великими талантами и достоинствами, в таком случае, чего я не снесу от других? А если я недостойный человек, то люди отвергнут меня. Но каким же образом отвергать остальных?»

Чжу-си находит, что хотя Цзы-чжанова ирония над Цзы-ся основательна, но он сам с своим широким либерализмом также неправ, потому что от вредных друзей нельзя не удаляться.

4. Цзы-ся сказал: «Всякое малое знание, конечно, заключает в себе что-нибудь заслуживающее внимания; но едва ли оно будет пригодно для отдаленных государственных целей. Поэтому благородный муж и не занимается ими».

Под именем «малого знания» разумеются все роды занятий, ремесел и художеств, например: земледеление, огородничество, врачевание, гадание и т. п.

5. Цзы-ся сказал: «О том, кто ежедневно узнает, чего он не знал, и ежемесячно вспоминает то, чему научился, можно сказать, что он любит учиться».

6. Цзы-ся сказал: «В многоучении и непреклонной воле, неотступном вопрошании и тщательном размышлении есть также и гуманность».

Так как эти четыре качества являются необходимыми агентами в выборе, усвоении и осуществлении добра, то само собой разумеется, что и гуманность как Summa summarum всякого добра заключается в них.

7. Цзы-ся сказал: «Ремесленники, чтобы изучить в совершенстве свое дело, помещаются в казенных мастерских; благородный муж учится, чтобы достигнуть высшего понимания своих принципов».

Если бы ремесленники, говорят толкователи, помещались в других местах, то могли бы обратиться к другим занятиям, обращали бы внимание на другие дела и, конечно, не могли бы достигнуть совершенства в своем ремесле. Если такое исключительное сосредоточение внимания на своем ремесле необходимо для простого ремесленника, то тем более необходимо ученому для достижения наивысшего знания сосредоточить все свое внимание на Учении.

8. Цзы-ся сказал: «Ничтожный (подлый) человек непременно прикрывает свои ошибки».

Низкий человек не боится обманывать самого себя, а боится исправить свои ошибки.

9. Цзы-ся сказал: «Благородный муж является в трех видах: когда посмотришь на него издали, он величествен; приблизишься к нему, он ласков; послушаешь его речи, он строг».

10. Цзы-ся сказал: «Государь может утруждать свой народ после того, как приобретет его доверие, а в противном случае народ будет считать служение за тиранию. Точно так же и государя можно увещевать после того, как он стал верить тебе, в противном случае он примет это за злословие».

11. Цзы-ся сказал: «Если великие обязанности не нарушаются, то в малых возможны отступления».

12. Цзы-ю сказал: «Ученики Цзы-ся в подметании пола, в ответах и движениях (манерах) годятся, но ведь это – последнее дело! Что же касается существенного, то этого у них нет (т. е. познаний нравственно-философских). Как же тут быть?» Услыхав это, Цзы-ся сказал: «Эх, Янь-ю ошибается! Разве благородный муж в системе обучения признает что-либо за главное и потому преподает его, равно как не признает чего-либо за второстепенное и потому ленится преподавать его? Подобно растениям он только сортирует своих учеников по степени их развития. В преподавании благородный муж разве может прибегать к обману? Ведь только для святого мужа возможно достижение полного высшего Знания».

Отчаянный лаконизм этого параграфа делает правильный и удобопонятный перевод его, без помощи толкований и внимания к каждой букве его, совершенно невозможным. На саркастическое замечание Цзы-ю, что знание учеников Цзы-ся ограничивается только подметанием пола, умением отвечать и знанием, как подходить, как отступать, – последний совершенно основательно замечает, что благородный муж в обучении людей не обращает внимания на то, что главное и что второстепенное, а сообразуется со степенью развития своих учеников, подобно тому, как в уходе за растениями сообразуются со степенью их роста и различием пород; что насильственное преподавание высших истин всем, не соразмеряясь со степенью их подготовленности к восприятию их, было бы обманом. Подметание же пола, умение отвечать и обращаться служат средством для обуздания природы, воспитания добра, ограждения от соблазна и укрепления природной чистоты. Ведь только один мудрец, обладающий врожденным знанием, может достигнуть высшего знания без постепенного накопления его.

13. Цзы-ся сказал: «Если от службы остается досуг, то употребляй его на учение, а если от учения остается досуг, то употребляй его на службу».

14. Цзы-ю сказал: «Траур должен ограничиваться только доведением скорби до высшей степени».

Траур заключается в искренной душевной скорби, а не во внешнем выражении ее посредством пышных похорон и других церемоний, так говорит один из китайских ученых; но, несмотря на это, у китайцев, под влиянием того же конфуцианства, в деле траура форма, или внешнее выражение скорби, получила такое полное преобладание над душевной скорбью, что китаец для того, чтобы устроить приличные похороны, не жалеет никаких расходов и входит в долги.

15. Цзы-ю сказал: «Мой друг Чжан делает вещи трудноисполнимые, но ему недостает гуманности».

Словами «недостает гуманности» хотят сказать, что у Цзы-чжана мало искренности и сострадания к другим, но много высокоумия.

16. Цзэн-цзы сказал: «Величественный человек Чжан, но с ним трудно вместе упражняться в гуманности».

17. Цзэн-цзы сказал: «Я слышал от Учителя, что люди, которые не проявили самих себя (т. е. своей истинной природы) во всей полноте непременно проявят себя в случае смерти родителей».

Если в этом случае они не проявят своей искренности, где же они проявят ее?!

18. Цзэн-цзы сказал: «Я слышал от Учителя о сыновней непочтительности Мэн Чжуан-цзы, все другие проявления которой достижимы, но что он не переменил ни слуг отца, ни его образа управления, – вот это трудно достижимо».

Мэн Чжуан-цзы – луский вельможа по имени Су. Отец его Сянь-цзы отличался умственными и нравственными совершенствами, и сын после его смерти оставил и его чиновников и порядки.

19. Мэн-ши сделал Ян-фу уголовным чиновником, и тот обратился за советом к Цзэн-цзы, который сказал ему следующее: «Правительство утратило истинный путь, народ давно отшатнулся от него. Если ты констатируешь факт преступления, то пожалей преступника, а не восхищайся своим умом».

Ян-фу был учеником Цзэн-цзы. В толкованиях китайских ученых для нас весьма интересен взгляд их на причины, вызывающие преступления. Когда правительство, говорят ученые, перестает заботиться о пропитании и просвещении народа, то народ отшатывается от него, между ним и правительством теряется связь. При таких условиях преступления совершаются если не по нужде, то по невежеству. Поэтому к преступникам следует относиться с сожалением, а не с жестокостью. Как однако китайская криминальная практика далеко расходится с этими гуманными теоретическими началами! К каким бесчеловечным пыткам и истязаниям прибегают представители китайского правосудия для того, чтобы выудить у человека сознание иногда даже в небывалом преступлении!

20. Цзы-гун сказал: «Беззакония Чжоу не были уж такими ужасными, как о них рассказывают. Поэтому-то благородный муж не желает оказаться в грязи, чтобы ему не приписали все пороки мира.

Как в низменные места стекают все воды, так и человеку, пользующемуся дурной репутацией, приписывают всевозможные пороки, в которых он в действительности не повинен, и потому человеку следует вести жизнь нравственную и ревниво оберегать свою репутацию.

21. Цзы-гун сказал: «Ошибки благородного мужа подобны солнечному и лунному затмениям. Люди видят все его ошибки, а когда он исправит их, они взирают на него с уважением».

22. Вэйский вельможа Гун Сунь-чао спросил у Цзы-гуна: «Где и у кого учился Чжун-ни?» Цзы-гун сказал: «Учение Вэнь-вана и У-вана не погибло, а находится между людьми. Люди мудрые запомнили из него более важное (главные основания), а люди немудрые (не одаренные высокими талантами и нравственными достоинствами) – менее важное (т. е. подробности). Таким образом, учение Вэнь-вана и У-вана царило повсюду. Где же мог учиться Философ? И к чему же было ему иметь постоянного Учителя?»

23. Шу-сунь У-шу, обратившись к вельможам при дворе, сказал: «Цзы-гун даровитее и умнее Чжун-ни». Цзы-фу Цзинь-бо на это сказал: «Возьмем для примера дворцовую стену; моя стена доходит до плеч, и через нее можно видеть, что есть хорошего в комнатах (т. е. стена низкая и комнаты плохие); стена же Философа – в несколько саженей, и если не отыскать надлежащих ворот и не войти в них, то не увидишь красот храмов предков и богатства чинов империи; но отыскавших эти ворота, кажется, немного. Не таково ли должно бы быть и замечание твоего начальника?»

Шу-сунь У-шу был луским вельможей и носил имя Чжоу-чоу.

24. Шу-сунь У-шу стал порицать Чжун-ни. Цзы-гун сказал: «Не стоит делать этого. Чжун-ни нельзя порицать, ибо таланты и достоинства других людей – это холмики, чрез которые можно перешагнуть, а Чжун-ни – это Солнце и Луна недосягаемые (непереходимые), так что, хотя бы кто и захотел отрешиться от них, то какой вред он причинил бы им? Он только весьма показал бы (обнаружил) незнание своих сил».

25. Чэнь Цзы-цинь, обратившись к Цзы-гуну, сказал: «Ты только из почтения говоришь так. Возможно ли, чтобы Чжун-ни был достойнее тебя?» Цзы-гун сказал: «Благородного мужа за одно слово считают умным и за одно слово считают невежей; поэтому в словах нельзя не быть осторожным. Философ недосягаем подобно Небу, на которое нельзя подняться по ступенькам. Если бы Философ получил в управление княжество, то на нем оправдалось бы следующее изречение: „Кого он поставил бы на ноги, тот стоял бы; кого он повел бы, тот последовал бы за ним; кого приласкал бы, тот покорился бы ему; кого поощрил бы, те жили бы в согласии и мире“. При жизни он был бы славен; его смерть была бы оплакиваема. Каким же образом возможно сравняться с ним?»

Здесь Цзы-гун только иллюстрирует, так сказать, не-однократно выраженную самим его Учителем мысль о тех благодетельных и блестящих результатах, которые дало бы его управление.