Наступил понедельник. Мама ушла на работу, а папу из квартиры не выпустила.
— Отпросись, — велела она ему. — Сантехников, слесарей, программистов и прочих ремонтников должен встречать мужчина. И разговаривать с ними по-мужски. Постарайся не допустить, чтоб они схалтурили.
Папа покорно взялся за телефонную трубку и принялся звонить к себе на работу. Когда он дозвонился, он сказал только:
— Можно, я сегодня не приду?
После этого он долго молчал и слушал, а потом положил трубку, вздохнул, и подвел итог разговору:
— На моей работе орденов не дают.
Федя и Александра категорически отказались идти в садик и в школу. Они должны были находиться дома, чтобы внимательно наблюдать, как будут программировать Полундру. Чтобы в случае механической поломки, зависания программ или бунта искусственного разума суметь самостоятельно привести робота в чувство.
Ремонтников ждали до обеда, потом после обеда. Самого обеда не случилось, потому что в кастрюлях и сковородках было пусто. Федя постоянно выглядывал в окно, надеясь увидеть, как по двору идут специалисты-программисты. Потом он стал выбегать в подъезд и прислушиваться к ступенькам: не поднимаются ли по ним долгожданные роботехники.
Наконец, со своей работы пришла мама. Она отпросилась на часик пораньше, потому что чуяло ее сердце, без женского пригляда и хозяйской дотошности дело может кончиться плохо.
И сразу после мамы явились техники. Их было аж четверо. Они очень спешили.
Первый из них и, видимо, главный, не снимая ботинок прошел к прислоненному к коридорной стене Полундре и удивленно спросил:
— Это у вас что?
Папа побледнел. Мама порозовела, что очень ей шло.
— Это робот. Мы его в пятницу купили, — сумел, наконец, ответить на вопрос папа.
Главный роботехник наклонился, упер руки в колени и довольно долго рассматривал Полундру. Потом осторожно потрогал пальцем его темно-серебристый корпус.
— Бывает же, — подвел он итог осмотру.
Тут решил высказать свое мнение второй специалист.
— Это робот-пианист, — уверенно сказал он. — Нам такого на курсах повышения квалификации показывали. Исполняет музыку до эпохи импрессионизма включительно.
Мама из розовой стала насыщенно красного цвета. Папа сделал шаг назад. А Александра обиделась, потому что решила, будто уверенный роботехник специально употребляет сложные слова и тем самым подвергает сомнению ее логопедические успехи и улучшения.
— Не думаю, — неуверенно заметил третий роботехник. — Кажется, это специальная модель подводного диверсанта. Нечто подобное встречалось мне в узкоспециализированном журнале «Уникальные и парадоксальные боевые роботы». Но вы, граждане, не бойтесь. Главное, не давать ему в руки гарпун. Зато роботы этой модели, как я слышал, совершенно водонепроницаемые и могут погружаться на глубину до трех километров, хотя за достоверность этих слухов не ручаюсь.
А четвертый, самый неглавный настройщик роботов нехорошим голосом засмеялся и заявил:
— Видно же, что самовар. Его шишками топят.
Таким образом, роботехники дали понять хозяевам, что активировать данного малоизвестного науке робота вряд ли удастся. Потребуется эксклюзивная работа. Федя попытался запомнить слово «эксклюзивная», но вместо этого только кашлянул, а потом икнул.
— Ах, вот как, — тоном, не обещающим ничего хорошего, сказала мама. — В таком случае забирайте вашего подводного импрессиониста и возвращайте нам деньги.
— Ага, — тут же согласился главный роботехник. — Сейчас. Только дайте-ка нам сначала товарный чек и гарантийный договор с пятью треугольными штампами и двумя круглыми печатями.
Мама перевела взгляд на папу. Папа попытался слиться с рисунком на обоях, но мама тут же отбила у него охоту к мимикрии.
— Опять! — воскликнула она. — Чем ты думал? Где были твои глаза? Тебе вообще можно что-нибудь поручить? За что я такая несчастная? Когда это кончится?
Вопросы, которые мама задавала папе, назывались «риторические». То есть такие, на которые нет ответа. Да и не требуется. Все и так ясно.
— Хозяева, что делать будем? — задал свой риторический вопрос неуверенный роботехник.
— Нам неинтересно смотреть на ваши семейные сцены, — заявил самый неглавный и самый грубый специалист, видимо, неженатый.
Тут папа чудовищным усилием воли взял себя в руки, совершенно хладнокровно улыбнулся и объявил:
— Извините. Похоже, мы вас зря побеспокоили. Вы свободны, всего доброго!
Роботехники обрадовались, стали уже двери открывать, а главный сунул папе какую-то бумажку, чтобы тот расписался. Но папа спрятал руки за спину.
— Пардон. Робота вы не активировали. Подписывать ничего не буду.
Специалисты сразу рассердились, принялись неразборчиво ругаться, постоянно повторяли, что они профессионалы и не могут работать в такой невыносимой обстановке, несколько раз выходили на лестничную площадку и снова возвращались, но папа все время держал руки за спиной, а семейную репутацию — на высоте. Наконец, главный отдал команду неуверенному:
— Давай, что ли, его того-этого!
Неуверенный деловито подошел к Полундре, распахнул его нагрудную дверцу, засунул туда руку по локоть и чем-то внутри щелкнул.
— Готово, — объявил он уверенно.
Но распоясавшемуся папе и этого было мало. Он потребовал, чтобы робот сейчас же продемонстрировал все свои запрограммированные способности. Этого специалисты вынести уже не смогли.
— Да подавись ты своей подписью, — ласково сказал грубый роботехник и первым вышел за дверь, пнув коврик для вытирания ног. За ним последовали остальные профессионалы, ворча и обещая натравить на папу активистов движения за права и свободы роботов.
Мама сияла от гордости за папу.
— Завтра потребуй на работе, чтобы тебе повысили зарплату, — предложила она. — Умеешь ведь быть настойчивым.
Полундра оторвался от стенки, к которой прислонялся три дня, подошел к двери, приоткрыл ее и крикнул вслед уходящим роботехникам:
— Эй, ребята! Передавайте привет товароведу Тамаре Иосифовне и роботу Мурзику, который рекламно играет сам с собой в шахматы на витрине третьего этажа!
С тех пор робот перестал реагировать на команды дистанционного пульта. Какую бы кнопочку не нажимали, он на это никакого внимания совершенно не обращал. Должно быть, неуверенный роботехник переключил его на режим самообучения.