Сумасшедший домик в деревне

ГЛАВА 2

Разбудил ее телефонный звонок. Она не сразу поняла, что это именно телефон — противный писк действовал на нервы, и хотелось немедленно его прекратить. Люда оставила ей свой мобильный, надавав кучу инструкций. Полина все инструкции записала в книжечку и теперь схватила ее, чтобы ничего не перепутать.

— Добрый день! — проворковала трубка мягким женским голосом. — Людмила Викторовна?

— Н-нет, — запнувшись, отозвалась Полина, которая никак не могла разлепить ресницы. Сон сегодня был такой крепкий, сладкий, волшебный, какого она давно не помнила. — Людмила Викторовна уехала на некоторое время. Я — ее сестра. Могу я вам чем-то помочь?

Она надеялась, что женщина откажется передавать что бы то ни было и решит дождаться возвращения Люды, но та продолжила без всякой заминки:

— Моя фамилия Машкова. Машкова Екатерина Ивановна. Я по поводу госпитализации.

— Да-да, — торопливо отозвалась Полина и нашла в книжке нужную страничку. — Если вы что-то хотите передать, это можно сделать через меня, — прочитала она фразу, записанную кузиной. — Меня зовут Полина Федотова.

— Тогда нам следует познакомиться лично, — заявила Екатерина Ивановна решительно. — Я передам бумаги, чтобы Людмила Викторовна по возвращении уже имела их на руках. Вы можете завтра со мной увидеться?

— Могу. Где и когда? — уточнила Полина, прикидывая, как ей добраться до города.

— Давайте встретимся утром возле входа в Манеж. В десять часов.

— Хорошо, а как я вас узнаю?

— Я буду в красном костюме, — ответила та. — А вы?

— А я… — Полина прикидывала, что может надеть «в люди», но с ходу ничего не могла придумать. Поэтому сказала:

— У меня рыжие волосы, вы не перепутаете.

Ей очень хотелось угодить своей двоюродной сестре. Люда перед отъездом была такая дерганая, нервная. «Я ужасно устала, — говорила она Полине. — Я так устала, что у меня в глазах темнеет от одной только мысли о телефонных переговорах. Уверена: мне постоянно будут трезвонить пациенты и их родственники. Поэтому я не хочу брать с собой мобильный. И отключать его тоже не хочу, потому что у меня полно обязательств, которые нельзя отложить на целых две недели. Ничего, если я оставлю все дела на тебя?»

Конечно, Полина согласилась. И вот теперь ей необходимо ехать в Москву, а она не знает, как добраться до станции или хотя бы до автобусной остановки. К Никифорову она больше ни за что не сунется — он и так сделал для нее невозможное. И бремя благодарности настоятельно просил нести в одиночестве. Тогда она отправилась к Дякиным, и Николай Леонидович немедленно вызвался ее отвезти.

— Мне как раз нужно в город за провизией, — засуетился он. — С удовольствием под вас подстроюсь, голубушка!

Дякины считали, что они у нее в неоплатном долгу, и Полина решила не отказываться от предложения. На следующее утро она встала рано и долго утюжила сарафан, который надевала и в пир, и в мир, и в добрые люди. По дороге она выяснила у Николая Леонидовича, каким способом лучше всего возвратиться назад, и все подробно записала.

Полина была уверена, что увидит возле Манежа эффектную молодую даму. Однако в красный костюм оказалась одета особа лет пятидесяти пяти, невысокая, круглолицая, миловидная, с простой прической и в туфлях на низком каблуке. Костюм был хоть и красным, но каким-то очень невыразительным.

— Екатерина Ивановна? — спросила Полина, торопливо подходя к ней.

— Да, это я. А вы, стало быть, Полина Федотова?

— Федотова. Вы хотели мне что-то передать.

— Что же, прямо так сразу к делу? — улыбнулась Машкова. — Может быть, мы с вами выпьем где-нибудь по чашечке кофе?

Кофе в центре города мог развалить ее месячный бюджет, поэтому Полина решительно отказалась, сославшись на дела.

— Тогда давайте сядем в мою машину, — предложила Екатерина Ивановна. — Я передам вам бумаги, а потом подвезу до метро. Идет?

Полина проследила взглядом за немолодым мужчиной, который прогуливался поодаль и время от времени останавливался и пристально смотрел на нее. Мужчина выглядел отталкивающе — анемичный, с белой кожей и большими вялыми руками, висящими вдоль тела. Полине стало неприятно, и она немедленно согласилась, чтобы ее подвезли.

— Вот, — сказала Екатерина Ивановна, когда они устроились в салоне ее «Жигулей», и подала Полине запечатанный конверт. Конверт был тощий, но довольно большой, и в сумочку не вмещался. — Я так благодарна вашей сестре! Она святой человек. Если речь заходит о госпитализации без направления, начинаются всякие сложности.

— Да-да, — вякнула Полина, растерянно улыбаясь.

— Вы тоже медицинский работник, Полиночка? — спросила Екатерина Ивановна и тоже улыбнулась. У нее была хорошая, добрая улыбка, от которой сразу же теплело на сердце.

— В общем, да, — промямлила та.

— И работаете с сестрой в одной больнице?

— Да.

Не рассказывать же постороннему человеку о доме престарелых и о том, что она еще не перешла, а только собирается. И что она не врач и даже не медсестра, а всего лишь регистраторша.

— Вижу, вы ей во всем помогаете, — Екатерина Ивановна резко вывернула руль, вписываясь в поворот. Сзади засигналили, но она не обратила внимания.

— Между нами полное доверие! — проникновенно сказала Полина, чтобы тетка не подумала, будто Люда ею пренебрегает, отлынивая от личной встречи. — Сестра сейчас в отъезде, но у меня все под контролем. Высадите меня, пожалуйста, возле вон того светофора.

Она решила возвращаться в поселок не на электричке, а на автобусе. Билет был довольно дорогим, но Люда оставила денег на расходы, связанные с ее поручениями, поэтому Полина со спокойной душой устроилась на высоком сиденье и стала глядеть в окно. Поездка казалась ей увлекательнейшим путешествием. Она подумала, что в последние годы так редко куда-нибудь выбиралась и совершенно отвыкла от новых впечатлений.

Шофер заранее объявлял остановки, и, когда назвал нужную, Полина суетливо поднялась и, прижимая сумочку к животу, начала пробираться к выходу. Конверт пришлось сложить и спрятать внутрь, чтобы не потерять. Вслед за ней к двери двинулся кто-то еще. Полина ухватилась за перекладину и слегка повернула голову.

И обмерла. Сердце подпрыгнуло в груди, перевернулось, шмякнулось на место и забилось в истерике. Сзади стоял тот самый анемичный мужчина с большими руками, который глазел на нее возле входа в Манеж. Как он очутился в этом автобусе?! Случайно? Не бывает таких случайностей! Неужели он положил на нее глаз и выследил? Но как ему это удалось? Ведь Екатерина Ивановна увезла ее от Манежа на машине! Он что, остановил попутку и бросился в погоню? Или ехал за ними на собственной машине, а на автовокзале бросил ее, чтобы оказаться с Полиной в одном автобусе? Что ему надо?!

Полина немедленно решила, что это маньяк. У него странная внешность и неприятный взгляд. И еще руки, которые веревками болтаются вдоль тела, словно вообще ему не принадлежат.

Автобус остановился, двери открылись, и путешественница вывалилась наружу. Бодрым шагом она прошла несколько метров, потом наклонилась, сделав вид, что поправляет ремешок на босоножке. Тем временем автобус шумно вздохнул, закрывая двери, и медленно тронулся с места. На обочине осталась только она и предполагаемый маньяк. Вместо того чтобы обогнать ее, этот тип тоже притормозил и стал равнодушно наблюдать за проносящимися мимо автомобилями.

Полина не знала, что делать. Чтобы добраться до дому, нужно повернуть на проселочную дорогу и лесочком пройти примерно полкилометра. Дорога, понятное дело, не слишком оживленная, и если этот тип задумал нехорошее дело, ему никто не помешает на нее напасть. Нет, уходить от шоссе ни в коем случае нельзя! Здесь он вряд ли на нее кинется.

Полина выпрямилась и медленно пошла вдоль дороги. Мужчина, как привязанный, двинулся за ней. Она остановилась. Он тоже остановился. При этом делал вид, что вовсе ею не интересуется, так что повернуться и в деревне спросить: «Что вам от меня надо?!» — было совершенно невозможно. Может быть, он ждет, пока за ним кто-нибудь приедет, и просто прогуливается туда-сюда? С другой стороны, верить в лучшее в наши дни довольно глупо.

Полина решила, что ни за что не свернет в лес, даже если ей предстоит торчать тут до темноты. А тогда что она станет делать? В крайнем случае придется останавливать попутку и упрашивать шофера подвезти ее до дому. Хотя голосовать тоже рискованно, можно нарваться на другого маньяка.

Примерно полчаса она собирала в придорожной траве одуванчики. Нарвала гигантский букет, от нечего делать сплела из него венок и водрузила себе на голову. После чего задумала провести эксперимент и бодрым шагом направилась к повороту, возле которого стоял указатель. Углубившись в лес всего на несколько десятков метров, она резко обернулась и увидела, что жуткий тип огромными шагами следует за ней. От ужаса все ее внутренности завибрировали, и она рванула назад. Промчалась мимо преследователя на огромной скорости и, думая только о нем и его страшных намерениях, вылетела на шоссе.

Раздался визг тормозов, одну машину развернуло поперек полосы, другие сгрудились сзади, образовав пробку.

— Дура! — кричали на Полину из нескольких автомобилей сразу. — Курица безмозглая! Чтоб тебе пусто было, кретинка чертова!

Никифоров как раз возвращался из строительной лавки и, еще не доехав до поворота, заметил свою рыжую соседку, когда та свернула на проселок. Он понял, что ее придется подвозить — проклятое воспитание не дает ему проехать мимо как ни в чем не бывало. Он замедлил ход, собираясь свернуть, и тут увидел, что девица несется обратно. Глаза выпучены, венок из одуванчиков висит на одном ухе, руки растопырены, как у огородного чучела, коленки в разные стороны… Не останавливаясь, она сделала последний рывок и.., вылетела прямо под колеса синей «Волги». Водитель «Волги» ударил по тормозам, ее завертело на месте, и на повороте немедленно образовалась куча-мала. Слава богу, что никто ни в кого не врезался. Тем не менее воздух раскалился от ругательств.

Виновница происшествия стояла в самом центре урагана, крепко зажмурив глаза. Классическая идиотка. На противоположной стороне шоссе Никифоров съехал на обочину, достал сигарету и закурил. Под указатель все равно не свернуть, а идти ее спасать — увольте. Наконец, машины разъехались, а рыжая дурочка, вместо того чтобы отправиться восвояси, начала скакать по обочине и махать руками. «Не хочет идти пешком? — подумал Никифоров. — Отлично. Сейчас ее кто-нибудь подберет, и я спокойно двинусь следом».

— Мне здесь недалеко, — срывающимся голосом просила Полина, наклоняясь к открытым окошкам. Она была уверена, что маньяк спрятался в ближайшем подлеске и только и ждет, когда она сдастся. — Тридцать рублей даю. Ногу подвернула, ну, пожалуйста!

Ни тридцать рублей, ни умоляющие интонации не срабатывали. Никто не желал сворачивать с шоссе и трястись по проселку. Наконец рядом с ней остановился побитый «Москвич», в котором сидели два гнусных типа.

— Ух, какая лапочка! — протянул один, поигрывая бутылкой пива. — Уж мы тебя отвезем, кисочка, забирайся к нам.

Кисочка не пожелала к ним забираться, и гнусные типы вылезли из машины. Доведенная до отчаяния, Полина поняла, что никто, никто не остановится, чтобы спасти ее. Все будут проезжать мимо, делая вид, что не происходит ничего особенного. Кто захочет связываться с бандитами? Она твердо решила, что не даст затащить себя в машину и будет биться до конца.

Никифоров, отвлекшийся на некоторое время, полез под сиденье за тряпкой и тут услышал пронзительный терзаний крик. Он вскинулся, стукнулся головой о руль, чертыхнулся и уставился в окно. На обочине стоял «Москвич», рядом с ним — два угрожающего вида мужика. Свою соседку он как раз застал в прыжке. Вероятно, это она так орала перед атакой.

Полина подпрыгнула так высоко, что он немедленно удивился — как это вообще возможно. В прыжке она выбросила вперед правую ногу, рассчитывая, вероятно, врезать одному из мужиков по носу или по горлу и вывести его из строя. Однако номер не удался. Мужик отшатнулся, избежав удара, а с выброшенной ноги слетела босоножка и, словно снаряд, пронесшись над шоссе, угодила в лобовое стекло старенькому «газику», неторопливо трясущемуся по своим делам. Водитель от неожиданности надавил на педаль, снова завизжали тормоза, и через две минуты на шоссе во второй раз образовалась запруда.

Вероятно, в кровь рыжей дурочки попала лошадиная доза адреналина. Мужики уже влезли в свой «Москвич» и задраили дверцы, а она даже не собиралась останавливаться. Стащила с себя вторую босоножку и, выдвинув вперед нижнюю челюсть, пошла с ней на таран.

— Что?! Испугались?! — кричала она, глядя горящими глазами на своих противников. — Ха-ха! Да я вам щас каблуком глаза повылавливаю! Я вам ногтями скальпы поснимаю! Я вам через уши аппендицит вытащу!

Завороженные ее ужасными обещаниями, водители остановившихся машин негромко переговаривались. Никифоров решил, что пора вмешаться. Он поспешно приоткрыл дверцу и крикнул:

— Эй, Поля!

Она подняла голову и кровожадно посмотрела на него.

— Вас подвезти? Идите сюда!

Когда рыжая дурочка поняла, кто ее зовет, выражение ее лица мгновенно изменилось. Она обрадовалась, как собака, которая потеряла в толпе хозяина, а потом неожиданно нашла.

— Андрей Андреич! — пискнула она и с босоножкой в руке бросилась к нему. Маленькие босые ступни шлепали по асфальту, и Никифоров даже зажмурился, так ему стало ее жалко.

Надо же, до чего он докатился! Женщины вызывают в нем жалость. Вот что значит скоропалительная женитьба и скандальный развод! Реакция на дам у него стала совершенно неадекватной. Эту рыжую штучку надо было гнать от себя в первую же ночь. А теперь что? Теперь, конечно, уже поздно.

— В-вы м-меня п-подвезете? — заикаясь на каждом слове, спросила Полина, подбежав к его машине.

— Для этого я вас и позвал, — пожал он плечами. — Садитесь поскорее.

Она подобрала валявшуюся тут же босоножку и с обезьяньим проворством забралась в салон. Устроила на коленях сумку, сверху — довольно потрепанный венок.

— Одуванчиковый сок не отстирывается, — предупредил Никифоров, подумав о том, что раз ей приходится копить деньги даже на пижаму, то новый сарафан удастся купить лет через десять.

Она решила, что он беспокоится о своих чехлах и, пропищав какие-то извинения, выбросила венок в окно. Пробка на повороте уже рассосалась, и Никифоров завел мотор. Не удержался и спросил как бы между прочим:

— Что это вы выскочили из леса, будто за вами черти гнались?

— За мной шел маньяк, —, мрачно пояснила Полина. — От самого Манежа. — — Как это — шел от Манежа? — опешил Никифоров. Если бы она сейчас сказала, что топала пешком из центра Москвы, он бы ей поверил.

— Я видела его возле Манежа, а потом смотрю — он в автобусе. И вышел вслед за мной. Я в лес — и он в лес!

— И там вы его прикончили, — полуутвердительно заявил Никифоров, не смея верить, что маньяк ушел от нее целым и невредимым.

— Нет, я убежала, а он куда-то подевался.

К слову сказать, она вертела головой по сторонам, рассчитывая увидеть типа, который так ее напугал. Его нигде не было. Никифоров не проникся трагичностью момента и немедленно нашел другую тему для разговора.

— Как там Дякины? Раскопали что-нибудь?

— Коробку из-под чая, полную десятирублевок. Что-то около двух тысяч. Судя по всему, их папаша был большой шутник, — предположил он.

— Две тысячи рублей — тоже деньги! — заявила Полина, и Никифоров немедленно заткнулся, прикидывая в уме, сколько коробок овсянки можно накупить на эдакую сумму.

— Из-за маньяка мне теперь будет страшно выходить за калитку, — пожаловалась она.

— Когда возвращается ваша сестра с мужем? — спросил Никифоров, вытянув губы трубочкой. Ему страстно хотелось, чтобы в соседнем доме появился, наконец, хоть какой-то мужчина и взял на себя решение ее непрекращающихся проблем.

Вероятно, бог внял его мольбам, потому что, когда они подъехали к дому, оказалось, что мужчина уже там и с нетерпением ее ждет. Лет тридцати, блондин с волнистым чубом, в шортах, навороченных шлепанцах и с солнечными очками, задвинутыми на макушку. У него были томные глаза и весьма конкурентоспособная улыбка.

— Кто это? — тотчас поинтересовался Никифоров.

— Это… Эдуард, — пробормотала Полина, потрясенная появлением здесь своего родственника. — Сын тети Муси. Я познакомилась с ним на похоронах прадедушки.

— Ясно, — крякнул тот, не желая вдаваться в подробности, чтобы не погрязнуть еще и в ее родственных связях. — Он приехал пособирать землянику?

— Понятия не имею, — пожала плечами Полина и, не глядя на Никифорова, добавила:

— Вы снова меня выручили из беды, Андрей Андреич. Я вам очень благодарна. Я у вас в неоплатном долгу. И в любой момент сделаю все, о чем вы попросите.

Она сделает все, о чем он ее попросит! Он же говорил — идиотка.

Сын тети Муси ему не понравился. Когда Никифоров вышел открыть ворота, Эдуард, вместо того чтобы вежливо поздороваться, повернулся к нему спиной.

— Привет, Пелагея! — проникновенно сказал он. — Отлично выглядишь. Загорела и все такое.

Почему-то тетя Муся и ее сын упорно называли ее Пелагеей.

Никифоров совершенно явственно фыркнул где-то сзади. Полина растерянно оглянулась на него, но он уже уселся за руль и повел машину в гараж.

— Как ты тут очутился? — удивленно спросила она у Эдуарда. И немедленно забеспокоилась:

— Что-то случилось?

— Пожалуй, случилось кое-что, — загадочно ответил тот и предложил:

— Может, пойдем в дом? Я не смог туда попасть, там все закрыто. В машине сидеть жарко. Так что я тут прогуливался и уже всем соседям глаза намозолил.

Вероятно, он мешал близнецам Дякиным искать клад, и они выглядывали из окон в надежде, что Эдуард, наконец, уберется восвояси. Полина завела его в гостиную на первом этаже и усадила на диван.

— У тебя есть что-нибудь холодненькое? — спросил тот, неторопливо знакомясь с обстановкой. — Морс или квас какой-нибудь?

Полина отрицательно покачала головой и заложила руки за спину.

— Ну? — спросила она, не умея скрыть тревоги. — Что такое?

— Да ничего, ничего, — поднял руки Эдуард. — Я просто приехал поговорить с Максимом.

— Но его здесь нет!

По лицу гостя промелькнула понимающая улыбка.

— Ладно, Пелагея, не виляй. Я в курсе, что Людмила отчалила отдыхать, а Максим якобы отправился на конференцию. Однако он не учел, что его станут разыскивать. Полагаю, вы прекрасно проводите вместе время, но ему следует хотя бы позвонить на службу. — Он смешно наморщил нос и, понизив голос, добавил:

— Я никому не скажу

— Возможно, я тебя сильно разочарую, — резко сказала Полина, — но Максима тут нет. Меня привезла Люда незадолго до того, как уехать в аэропорт. Максима я видела мельком перед его отъездом и больше с ним не встречалась.

— Тогда куда он делся? — спросил Эдуард удивленно. Полина молча развела руками. — Я звоню Людмиле на мобильный, она трубку не берет.

— Ее мобильный здесь, — немедленно сообщила Полина. — Она его с собой не взяла. А я уезжала и оставила телефон заряжаться. А у Максима разве нет мобильного?

— Он выключен. — Эдуард встал и нервно прошелся по комнате. Потом взъерошил волосы и сказал извиняющимся тоном:

— Когда я тебя увидел, то подумал, что вы тут вдвоем. Прости, пожалуйста.

— Ребята разрешили мне у них.., пожить, — с трудом подобрала слово Полина. — Я полагала, они тете Мусе рассказали.

— Ничего они не рассказали! А Максим со мной такую шутку сыграл, что я даже не знаю, как к этому относиться.

Максим Анохин при знакомстве показался Полине таким важным, таким положительным. Она и представить себе не могла, что он способен шутить с родственниками жены.

— Расскажи толком, — попросила она нетерпеливо. — Какую шутку? Что вообще.., происходит?

Она неожиданно почувствовала: случилось что-то плохое. Иначе Эдуард вряд ли явился бы сюда с расспросами. Он снимался для рекламы и все свободное время тратил на облагораживание собственного тела и пополнение портфолио. В тени его совершенства Полина ощущала себя серийной заготовкой, от которой еще не отсекли лишние детали. Ехать в такую жару за тридевять земель Эдуарда могло заставить только чрезвычайное происшествие.

— Мамуле позвонили из клиники и сказали, что не могут найти Максима.

— Он должен был лететь на конференцию в Париж.

— Я знаю, сам вез его в аэропорт!

— И что?

— И не довез.

— Как это? — вскинула голову Полина. — Куда же ты его дел?

— Он сам делся. — Эдуарду надоело ходить, и он снова повалился на диван, вытянув длинные ноги.

Однажды ему посчастливилось рекламировать кроссовки известной фирмы, и несколько месяцев кряду его ногами любовалась вся страна.

— А почему ты вез его в аэропорт? — Полина изо всех сил старалась не глазеть на Эдуарда.

— В последний момент Максим заметил, что в его машине подтекает масло. Ну и попросил, чтобы я посадил его в самолет, а потом встретил. Я согласился и, как договорились, заехал за ним в шестом часу вечера. У него был с собой небольшой чемоданчик, — добавил он. — По дороге мы свернули на заправочную станцию. Я вышел, заплатил за бензин и задержался на пару минут, чтобы купить кое-какую мелочь. Сигареты там, шоколадки. Возвращаюсь обратно — Максима нет. Я подумал, он пошел в туалет. Потом гляжу — чемоданчика его на заднем сиденье тоже нет. Я — к парню, который работает на заправке. Не видел, спрашиваю, моего родственника?

— Он, конечно, не видел, — встряла Полина.

— Совсем наоборот. Парень утверждает, что Максим подошел к «Жигулям», в которых сидели двое мужчин, перебросился с ними парой слов, после чего сбегал за своим чемоданом, нырнул на заднее сиденье и был таков.

— И ничего тебе не сказал?

— Ни полслова. Я некоторое время покрутился там, выждал полчаса, а потом поехал домой.

— И что ты предпринял? — напряженно спросила Полина.

— Да ничего! А что я должен был делать? — сердито нахмурился Эдуард. — Он взрослый мужик, сам за себя отвечает.

— Стоило хотя бы узнать, сел ли он в самолет до Парижа!

Эдуард сменил позу, напряженно выпрямившись на своем месте. После чего протянул руку и нежно взял Полину за запястье.

— Понимаешь, малышка, — вкрадчиво сказал он и легонько потряс ее руку, словно хотел, чтобы до Полины все побыстрее дошло. — Я подумал, что конференция — это так, прикрытие, понимаешь? Воспользовавшись отъездом жены, Максим мог позволить себе немного расслабиться.

— Но зачем, в таком случае, он просил тебя отвезти его в аэропорт?

— Не знаю. Послушай, дай мне чаю, что ли. У тебя есть чай?

Чай у нее был. Недорогой, «тот самый», со слоном. Посчитав, что Эдуард привык к более изысканным сортам, Полина не позвала его на кухню. Она быстро справилась с процедурой заваривания и теперь задавалась вопросом — прилично ли подать чай без ничего, даже без лимона.

— Тебе с сахаром? — крикнула она тонким голосом. Несмотря на непонятное исчезновение Максима и переживания по этому поводу, Эдуард напрягал ее, словно был послом какой-нибудь экзотической страны, случайно оказавшимся у нее в гостях, и она не знала, как соблюсти протокол.

— Мне просто чай, — обрадовал ее родственник. — Попробую утолить жажду как узбек — с помощью горячего питья.

Полина ничего не знала про узбеков и в настоящий момент не хотела знать. Она хотела знать, куда подевался Максим. Потому что, когда вернется Люда, будет трагедия. А ей так не хотелось трагедий! Хотелось верить в то, что ее жизнь изменилась и теперь пойдет совершенно по-другому. Она будет сидеть в регистратуре в белоснежном халатике и заполнять бисерными буковками формуляры. А по вечерам покачиваться в плетеном кресле, зубрить педагогику, грызть яблоки, которые скоро созреют в соседском саду и которыми, конечно, ее угостит Никифоров.

— А что говорит тетя Муся? — спросила она, обжигаясь кипятком и отчаянно дуя в чашку.

— Она очень взволнована, — коротко ответил Эдуард. — Кстати, кто-нибудь знает, куда отправилась Людмила?

— В Болгарию. Мне так кажется.

— И телефон не взяла. Ну, вообще!

— Что же теперь делать? — обеспокоилась Полина.

— Наверное, следует поехать к Анохиным домой, вызвать какого-нибудь домуправа или участкового и вскрыть квартиру. Вдруг с Максимом что-то случилось, а мы тут.., тюхаемея?

— Вскрывать не надо! — заявила Полина. — У меня ключи есть.

— Да-а? — Эдуард несказанно удивился. — Они не побоялись оставить тебе ключи? Квартирка-то не из бедных!

— Знаешь, я вообще-то не ворую, — обиженно отозвалась та. — Что, поедем прямо сейчас?

— Сейчас вряд ли получится, — он поглядел на часы и нахмурился. — У меня меньше чем через час съемка. Едва успею добраться до студии. Давай отложим до завтра.

— Как это — отложим? — ахнула Полина. — А если Максиму действительно плохо и он лежит там, умирает?

— Я в это не верю, — скривил губы Эдуард. — Но если тебе так не терпится, поезжай сама. Заодно цветочки польешь. Если в квартире пусто, соседей поспрашивай — авось Людмила кому-то сказала, куда конкретно едет. Может, санаторий назвала или фирму, где покупала путевку. Ну, ты понимаешь.

— Подвези меня хотя бы до какой-нибудь станции метро! — потребовала Полина, засовывая в сумку мобильный телефон и ключи от чужой квартиры. — Все, я готова.

— Отлично! — хмыкнул Эдуард. — Ты прямо не женщина, а солдат. Женщины собираются в дорогу так долго, что успеваешь десять раз выйти из себя.

— А ты стал бы меня ждать? — буркнула она.

Машину он оставил в тенечке под кустами сирени, которые буйно разрослись на участке Дякиных и уже вываливались через забор.

— Что это за мужик, с которым ты приехала? — спросил братец, заводя мотор и плавно трогаясь с места.

— Математик, доктор наук.

— Да? Он не похож на математика, — резюмировал Эдуард, будто у математиков есть особые отличительные признаки, по которым их можно распознать буквально с полоборота.

Полина всю дорогу нервничала: правильно ли она поступает? Может быть, стоит подождать завтрашнего дня, чтобы не входить в квартиру одной? Впрочем, идти на попятный было уже поздно. Она не хотела верить, что Максим вместо конференции распутничает с женщинами. Но зачем, в таком случае, он пересел в другую машину?

— Метро, — коротко сообщил Эдуард и, затормозив, внимательно поглядел на свою пассажирку. — Ты не дрейфь. Как все проверишь, немедленно позвони. Мамуля сидит на телефоне и ждет вестей.

Сверяясь со своей записной книжкой, в которой путь до квартиры Анохиных был подробно описан, Полина вышла из подземного перехода и нырнула под козырек автобусной остановки. Обессиленный город погрузился в июньскую жару, точно в жидкий кисель. Все двигались еле-еле, и даже машины ехали медленно, изредка издавая ленивые гудки. Они напоминали одуревших от жары деревенских собак, которые через силу тявкают на прохожих.

Промокнув лоб платочком, Полина принялась обмахиваться им и поглядывать по сторонам, как вдруг.., увидела того самого типа, который преследовал ее с самого утра, прямо от Манежной площади. Того маньяка, что сел вместе с ней в автобус и потом сгинул где-то в лесу! Сейчас он прятался за газетным киоском и делал вид, что рассматривает обложки журналов.

Полина перепугалась до безобразия. Что делать? Снова спуститься в метро и пожаловаться милиционеру? Но станет ли он ею заниматься? В этот момент подошел автобус, и она, повинуясь внезапному порыву, нырнула в салон. Маньяк остался на месте. Только вышел из-за киоска и проводил автобус долгим задумчивым взором. «Неужели пронесло? — подумала Полина. — Наверное, этот гад понял, что в центре города меня не достать, и пошел на попятный».

Сойдя на следующей остановке, она промчалась мимо забора с нацарапанным на нем неприличным словом, влетела в подъезд, на стене которого было написано другое неприличное слово, и шагнула в лифт, украшенный затейливым ругательством. Не приходилось сомневаться, что, несмотря на всеобщую компьютеризацию, роспись стен по-прежнему оставалась самым массовым в стране способом самовыражения.

— Подождите, пожалуйста! — крикнула девушка, вошедшая в подъезд вслед за ней.

Полина подождала, и та благодарно улыбнулась, спросив:

— Мне на седьмой, а вам?

— Мне выше.

Как только двери лифта закрылись, девушка полезла в сумочку. Когда она подняла голову, лицо у нее совершенно изменилось. Вместо приветливого выражения на нем была написана такая ненависть, что Полину окатило, словно кипятком. Вместо связки ключей, как можно было ожидать, девушка достала из сумочки шприц и, сузив глаза, выплюнула:

— Ты за все получишь сполна, стерва!

Полине просто некуда было деться. Она попыталась увернуться, но девица оказалась проворнее, и шприц вонзился в плечо жертвы. Полина сделала глубокий вдох, чтобы громко закричать, но тут же обмякла и потеряла сознание.